Текст книги "Бегство от одиночества"

Автор книги: Евгений Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)

Разводы и измены

Речь шла пока что скорее о материальной стороне дела – о тех внешних обстоятельствах, которые вынуждают самца и самку, вознамерившихся оставить потомство, объединить свои усилия для этой общей цели. А как обстоит дело с «идеальной» стороной отношений между супругами? Можем ли мы говорить о личной привязанности и преданности их друг другу, уподобляя моногамию у птиц супружескому союзу в человеческом обществе? Ответ на эти вопросы стало возможным получить в последние десятилетия благодаря кольцеванию птиц, которое позволяет из года в год узнавать пернатых «в лицо» и оставаться в курсе всех событии и перипетий их личной и семейной жизни. В результате орнитологам удалось узнать много забавного и неожиданного.

Прежде всего оказалось, что у птиц самец и самка нередко разделяют свои супружеские обязанности на протяжении многих лет. Например, у серебристой чайки из 57 пар, в которых оба партнера были окольцованы немецким орнитологом Р. Дростом и его коллегами, 49 пар гнездились в том же составе еще три года подряд, 3 пары – 7 лет и одна – 8 лет. У буллерова буревестника совместное гнездование одних и тех же партнеров на протяжении 8 лет – явление вполне обычное; у этих птиц одна из пар была встречена на гнездовье через 19 лет после кольцевания, а самец и самка в другой паре могли в принципе дотянуть и до серебряной свадьбы – орнитологи в последний раз видели этих двух птиц вместе спустя 23 года после того, как наблюдали их впервые.

До сих пор я сознательно избегал таких выражений, как «многолетняя семейная жизнь» и «длительное совместное существование». Дело в том, что и у серебристой чайки, и у буллерова буревестника самец и самка сочетаются браком лишь на время размножения, а когда их потомство переходит к самостоятельной жизни, предоставляют друг другу полную свободу. Таким образом, возвращаясь каждый год из дальних странствий к месту своего предыдущего гнездования, чайки и буревестники, как и другие перелетные птицы, каждый раз заключают брачный союз заново. Можно было бы думать, что прошлогодние супруги стремятся возобновить свои прежние связи. Но гораздо более вероятным представляется предположение, что каждого из них больше интересует возможность занять то место, где в прошлом году располагалось их гнездо, нежели перспектива свидания со своим прошлогодним партнером. И если тот или иной из членов прошлогодней пары по возвращении в район гнездования сменит по какой-либо причине место своего пребывания, ему скорее всего не суждено будет восстановить свои прошлогодние супружеские связи.

Вот, в частности, что удалось узнать австралийским орнитологам П. Рейли и П. Белмфорду относительно возобновления брачных пар у малого пингвина. Эти пернатые по внешнему виду и по образу жизни резко отличаются от известных уже нам императорских пингвинов. Малые пингвины – сравнительно небольшие птицы размером со средней величины утку, обитающие в зоне субтропиков, на островах у южных берегов Австралии и архипелага Новая Зеландия. Гнездятся эти пингвины колониями в неглубоких норах, которые они выкапывают в пологих песчаных склонах острова в нескольких километрах от воды. За 4 года наблюдений за жизнью малых пингвинов Рейли и Белмфорд окольцевали обоих супругов в 71 паре. В дальнейшем 5 пар гнездились в том же составе 3 года подряд, 6 пар – 2 года, а 21 пара – только на следующий год после кольцевания. В общей сложности возобновление пар в том же составе орнитологи наблюдали 46 раз, а в 54 случаях прошлогодние пары распались.

Самое интересное для нас состоит сейчас в том, что оба члена 23 таких распавшихся пар в момент наблюдений присутствовали в колонии, так что причинами разъединения бывших супругов не могла быть гибель или исчезновение кого-либо из них. Из 46 оказавшихся «разведенными» пингвинов только 6 самцов и 2 самки гнездились в своих прошлогодних норах, но уже с новыми партнерами. Остальные 38 птиц переместились в другие участки колонии. В то же время среди 46 пар, гнездившихся в том же составе, что и в предыдущем году, 20 отложили яйца в своих прошлогодних норах, а 26 заняли новые норы в радиусе не более 15 м от прошлогодних. По мнению новозеландского натуралиста Л. Дениса, у пингвинов возобновление прошлогодних пар возможно лишь в том случае, если оба супруга прибывают к месту гнездования более или менее одновременно. Место опоздавшего легко может быть занято другим претендентом, например, из числа ранее не гнездившихся молодых птиц, так что недостаточно пунктуальный индивид должен вернуть принадлежавшее ему силой либо будет вынужден свататься к еще не нашедшим своей половины жениху или невесте.

У перелетных певчих птиц самцы появляются весной в местах гнездования заметно раньше самок. В предгорные полупустыни Средней Азии самцы каменок, щеголяющие контрастным черно-белым нарядом, возвращаются со своих зимовок в марте и сразу же занимают индивидуальные участки, где еще неделю-другую будут поджидать прибытия скромно окрашенных серо-бурых самочек. Инициатива помолвки принадлежит самке, которая имеет возможность осмотреть «земельные участки» нескольких самцов, прежде чем окончательно остановит свой выбор на том или ином из них. Что касается самца, то он готов принять любую самку, так что его супругой станет та из них, которая первой изъявила желание остаться на данной территории.

И вот представьте себе, что спустя несколько дней объявляется еще одна самка, которая владела этим самым участком в прошлом году. Запоздавшая законная владелица негодует, обнаружив непрошеную гостью, которая, естественно, отвечает пришелице тем же. Дальнейшее зависит от настойчивости вновь прибывшей, от упорства нынешней супруги самца и от той позиции, которую займет он сам.

Изучая жизнь каменок, я дважды становился свидетелем такого рода коллизий, причем ход событий и исход конфликта оказались неодинаковыми. В одной такой ситуации самец с самого начала занял позицию нейтралитета. Самки гонялись друг за другом, время от времени вступая в жестокие драки, на протяжении нескольких часов. В конце концов обе настолько обессилили, что едва могли летать. В итоге вновь прибывшая самка вынуждена была отказаться от своих притязаний и покинула место конфликта, В другом эпизоде, свидетелем которого я оказался, самка, занявшая территорию первой, попыталась было дать отпор пришелице, но тут вмешался самец. Каждый раз, когда его нынешняя супруга пыталась заявить свои права на территорию, самец свирепо набрасывался на нее, так что она вынуждена была стремглав прятаться в ближайшую расселину скалы или под нависающий камень. У этой самки уже было выстроено гнездо, так что вновь прибывшая не смогла вытеснить ее с участка. Но и новая претендентка не уступила, заняв в итоге большую часть территории самца-хозяина, куда первая самка отныне не имела доступа. В результате самец оказался мужем одновременно двух самок.

Если у перелетных птиц разводы оказываются вынужденными из-за невозможности индивида вовремя воссоединиться со своим прошлогодним партнером, то у оседлых пернатых нередки случаи разъединения супругов по инициативе одного из них. Как удалось выяснить нидерландской исследовательнице Г. Бейенс, у нашей обыкновенной сороки, которая в умеренном климате Европы не покидает мест своего гнездования на зиму и пребывает здесь круглый год, такого рода разводы – явление более чем обычное.

Сороки живут моногамными парами, каждая из которых постоянно держится на собственной однажды избранной территории площадью около 5 га. Поскольку эти птицы строят свои гнезда в густых кронах деревьев, при выборе территории пара отдает предпочтение участкам с богатой древесной растительностью. При нехватке таких угодий часть пар занимают территории в не столь привлекательных для сорок местностях, например, там, где есть лишь разреженные рощицы или одиночно стоящие деревья.

Как удалось выяснить Г. Бейенс, брачные пары, оказавшиеся в силу обстоятельств обладателями этих второразрядных территорий, находятся под постоянной угрозой развода. Как только кто-либо из обитателей первосортной лесистой территории по той или иной причине оказывается вдовой либо вдовцом, место утраченного супруга сразу же занимает сорока с второсортной территории, без колебаний покидающая свое прежнее место жительства, а вместе с ним – и прежнего партнера. На этой почве в изученном Бейенс поселении сорок ежегодно около одной трети всех супружеских пар оказывались разведенными. При этом дезертиры, вступившие в новый брак с владельцами качественных территорий, в дальнейшем оставляли в среднем большее число потомков по сравнению с сороками, продолжавшими гнездиться на территориях второго сорта. Так что в данном случае меркантильные интересы явно преобладают над бескорыстной привязанностью супругов друг к другу.

Не лучше, как выясняется, обстоит дело и в тех случаях, когда внешние приличия соблюдены, так что супругам по первому впечатлению не приходится предъявлять претензий в их нелояльности или в неверности друг другу. Между тем, когда орнитологи научились устанавливать отцовство птенцов в потомстве моногамных пар, применяя новейшие методы генетической экспертизы из арсенала криминалистов, неожиданно выяснилось, что сидящие в гнезде птенцы одного выводка подчас никак не могут быть детьми самца, которому принадлежит данное гнездо. А это значит, что самка, оставаясь связанной обязательствами моногамного брака, не хочет или не может не уступить домогательствам случайных кавалеров, с которыми судьба может свести ее на перепутьях жизни. Группа американских исследователей – зоологов и генетиков – задалась целью установить, как и при каких обстоятельствах изменяют своим мужьям самки пурпурной ласточки, в некоторых гнездах которой большинство птенцов оказываются потомками внебрачных свиданий. И вот что удалось выяснить ученым.

Пурпурная ласточка в Северной Америке – столь же постоянный сосед человека, как, скажем, деревенская ласточка-касатка в России. Гнездятся пурпурные ласточки в скворечниках, и если таких домиков вывешено много, несколько пар селятся по соседству друг с другом, образуя своего рода колонию. Весной первыми появляются здесь бывалые самцы, уже гнездившиеся в прошлые годы, а вслед за ними подоспевают и их ровесницы-самки. И лишь спустя месяц, когда в гнездах у первых поселенцев уже отложены яйца и самки приступают к насиживанию, в колонию начинают прибывать неопытные самцы и самки прошлого года рождения. Поскольку у пурпурных ласточек насиживают яйца только самки, их супруги в это время могут предаваться полному безделью.

Таким образом, самцы старших возрастов к моменту прилета молодежи оказываются совершенно праздными и пользуются этим обстоятельством, обращая все свои усилия на совращение с пути истинного молодых самочек, которые в это время только приступают к постройке гнезд. Самцы-обольстители не мудрствуют лукаво: они попросту поджидают неопытных самочек в тех местах, куда те летают собирать сухую траву для постройки гнезд. Завидев сидящую на земле самку, дежурящий здесь самец тихо подходит к ней сзади, а затем быстро взлетает самке на спину, пытаясь силой овладеть ею. Все происходит столь внезапно, что самец-супруг, если он сопровождает свою возлюбленную при ее экскурсиях за строительным материалом, не успевает, как правило, дать отпор насильнику. Хотя самке подчас удается вырваться и спастись бегством, чаще самцы-обольстители преуспевают в своих противозаконных действиях. В результате почти три четверти от общего числа птенцов в гнездах годовалых, неопытных самок оказываются потомками от внебрачных зачатий.

Неверному супругу платят тем же…

Сейчас орнитологам известно свыше 100 видов моногамных птиц, у которых самки в силу тех или иных причин зачастую оказываются неспособными сохранить верность своим супругам. Большинство из этого обширного перечня составляют виды, которым свойственно колониальное гнездование. И это понятно, поскольку, чем ближе расположены друг к другу гнезда отдельных пар, тем выше вероятность всевозможных контактов между членами разных семей, в том числе и таких взаимодействий, которые угрожают сохранению супружеской верности.

Вот, например, что происходит в густонаселенных колониях египетской цапли – птицы величиной с небольшую куропатку, одетой в снежно-белую пелерину, которая изящно оттеняет рыжеватую грудку и голову, резко контрастируя с ярко-красным, желтеющим к концу клювом. Свои гнезда египетские цапли располагают на ветвях невысоких деревьев, на расстоянии от полуметра до четырех метров одно от другого. Наблюдая в течение 10 дней за жизнью этих птиц в одном из участков крупной колонии, включавшей в себя около 2 тысяч гнезд, австралийский орнитолог Н. Мак-Киллиган насчитал 86 случаев интимной близости между членами супружеских пар и почти столько же – 78 – между птицами, принадлежавшими к разным парам. Как только самец-хозяин какого-либо гнезда решается отлучиться из колонии, оставив свою самку сидящей на яйцах, тут же самец с ближайшей территории оставляет свою подругу и пытается силой склонить к любви супругу соседа. Иногда насильника пытается опередить другой страждущий кавалер, привлекая тем самым внимание еще одного-двух самцов, которые устремляются сюда же.

Самка подчас противодействует притязаниям пришельцев, и нередко ей в этом помогает возвратившийся в колонию супруг. Однако примерно в половине случаев самка остается пассивной или даже проявляет признаки благосклонности к постороннему ухажеру, так что их краткое свидание заканчивается оплодотворением неверной супруги. Содеяв желаемое, пришлый самец, не медля ни секунды, возвращается к своей самке. Та же, как правило, остается совершенно безучастной к измене своего партнера, обычно даже не давая себе труда повернуть голову, чтобы лицезреть происходящее.

Казалось бы, ничего похожего не должно быть у тех пернатых, у которых самец охраняет более или менее обширную территорию вокруг гнезда, немедленно пресекая все попытки чужаков проникнуть в его владения. Именно так ведут себя самцы у разных видов гусей, где отношения между брачными партнерами принято рассматривать как эталон супружеской верности: пары этих птиц не распадаются по окончании гнездования, так что семья в полном составе вместе с возмужавшими гусятами отправляется в места зимовок, с тем чтобы опять же вместе вернуться весной на свою прошлогоднюю территорию. В результате постоянство пар у гусей намного выше, чем, скажем, у пингвинов или чаек. Например, у одного из самых крупных гусей – канадской казарки – на протяжении 7 лет сохранилось 68 пар из 73, члены которых были окольцованы первоначально. И тем не менее, как выяснилось недавно, даже семейная жизнь гусей не гарантирована от мимолетной неверности самок своим супругам. По наблюдениям американских орнитологов Д. Велша и Дж. Сединджера на Аляске, у черной казарки, у которой территории отдельных пар сгруппированы в своего рода разреженную колонию, внебрачные связи самок отнюдь не являются редкостью.

Брак по расчету

Отношения, складывающиеся в брачных парах у большинства пернатых, с которыми мы только что познакомились, правильнее всего было бы назвать территориальной моногамией.Если здесь уместно провести параллель с семейными связями человека, территориальную моногамию следовало бы уподобить взаимоотношениям супругов, не питающих друг к другу особой привязанности, но вынужденных делить общую крышу над головой, хотя бы потому, что не так просто найти вакантное жилище, где тебя встретят с распростертыми объятиями. Эта аналогия в наибольшей степени применима к оседлым птицам, таким, например, как сороки. У них и самец, и самка, проведя весну и лето в совместных хлопотах по выращиванию потомства, затем остаются коротать осень и зиму на общей территории, которую каждый из них рассматривает, судя по всему, как свое собственное владение. И в самом деле, сейчас обе птицы – свободные в своих действиях индивиды, не связанные какими-либо взаимными обязательствами до начала сезона размножения.

А как обстоит дело у млекопитающих? Коль скоро среди них находятся наши ближайшие предки, да и сами мы принадлежим к млекопитающим, было бы естественно ожидать у них более теплых семейных отношений, основанных не только на чисто меркантильных соображениях, но и на взаимной персональной привязанности супругов. Увы, в большинстве случаев эти наши ожидания едва ли оправданны. Как я уже не раз упоминал, подавляющему большинству млекопитающих вообще чуждо какое-либо постоянство в их интимной жизни, чем они, с точки зрения моралиста, должны невыгодно отличаться от моногамных птиц. Что же касается тех видов млекопитающих, которых зоологи склонны считать моногамными, то у них отношения между супругами сплошь и рядом зиждятся на тех же чисто утилитарных мотивах, что и территориальная моногамия у птиц. Иными словами, главное, что определяет здесь сосуществование самца и самки – это их приверженность к одному и тому же участку местности.

Возьмем, к примеру, японского серау – существо, соединяющее в своем облике черты антилоп и козлов. Серау более всего напоминает плотного сложения домашнюю козу – мохнатую, рыже-бурую, с белым пятном на груди и с короткими прямыми рожками. Эти животные в отличие от большинства своих родичей привержены скорее одиночному, чем коллективному, образу жизни. Каждый индивид, будь то самец или самка, с наступлением половозрелости занимает собственный участок площадью около 20 га, куда в дальнейшем не допускает по возможности других особей того же пола. Исключение делается только для своих собственных отпрысков, пока те не достигли зрелого возраста. По наблюдениям японского зоолога Р. Кишимото, индивидуальные участки взрослых самок располагаются внутри более крупных территорий самцов-производителей.

В том случае если в пределах участка самца живет только одна половозрелая самка, создается впечатление, что перед нами моногамная пара, хотя оба участника событий приобрели свои земельные наделы в разное время и по собственному почину, никак не ориентируясь друг на друга. Тем не менее, оказавшись силою обстоятельств обитателями одних и тех же обширных лесных угодий, именно эти двое скорее всего разыщут друг друга в дремучей горной тайге, когда настанет пора любви. Проведя в брачных забавах день-другой, самец и самка сразу же вновь вернутся к независимому существованию, встречаясь лишь от случая к случаю во время скитаний по своим пространным владениям. Папаша ничуть не интересуется судьбой своего будущего отпрыска., благо тот в состоянии следовать за матерью уже через несколько дней после рождения, а она может на время оставить его затаившимся где-нибудь в укромном местечке, чтобы вдоволь полакомиться сочной травой в отдаленном, редко посещаемом ею уголке своих владений.

Поскольку у серау территория самки обычно лишь немногим уступает по своим размерам территории самца, владения индивидов того и другого пола обычно в той или иной степени совпадают в своих границах. За счет этого и возникает иллюзия, что обитатели данной местности связаны моногамными отношениями, хотя в действительности сколько-нибудь тесные связи между живущими «совместно» самцом и самкой полностью отсутствуют. Именно в силу последнего обстоятельства территориальная моногамия может легко уступать место многоженству. И в самом деле, большинство самцов серау, находившихся под наблюдением Р. Кишимото, – от 8 до 13 в разные годы – имели в границах своих территорий по одной-единственной взрослой самке. В то же время владения 3–4 других самцов охватывали по два участка самок, просто потому, что эти участки имели сравнительно небольшие размеры и могли уместиться внутри достаточно обширных территорий самцов-«многоженцев».

Дела семейные у наших родичей-приматов

Легкая взаимозаменяемость территориальной моногамии и многоженства, или полигинии,у животных одного вида – явление вполне обычное в тех случаях, когда самке под силу без чьей-либо помощи поставить на ноги потомство, так что самец оказывается освобожденным от утомительной роли заботливого отца. Именно так и обстоит дело у многих так называемых моногамных млекопитающих из числа мелких, величиной с зайца, африканских антилоп-дукеров, грызунов (таких, в частности, как полевки), летучих мышей и низших приматов, именуемых полуобезьянами.

Интимная жизнь наших прародителей приматов – это, вне всякого сомнения, весьма увлекательная тема для каждого, кто когда-либо задумывался о биологических корнях поведения людей. Ранее мы уже успели познакомиться с вопиющим непостоянством сердечных привязанностей у шимпанзе – этих самых близких нам братьев по крови. Но сие не означает, что свободная любовь всецело господствует среди приматов, объединяющих в своем составе около 200 видов, в высшей степени разнообразных по внешнему облику и по особенностям социальных и семейных отношений.

В частности, своего рода вынужденное единобрачие, диктуемое совместным проживанием самца и самки в пределах приглянувшегося каждому из них клочка местности, характерно для некоторых наиболее примитивных приматов, которые и внешне-то не слишком похожи на обезьян. Я имею в виду тупайю, обитающую в тропических лесах Юго-Восточной Азии. Слово «тупайя» у коренных жителей этих мест означает не что иное, как «белка». Тупайи, которых насчитывается около полутора десятка видов, и в самом деле похожи на белок, отличаясь от них более темной окраской и сильно вытянутой мордочкой с лишенной шерсти верхней «губой» (рис. 9.5).

Рис. 9.5 Тупайя обыкновенная.

Как удалось установить японскому зоологу Т. Кавамиши, который посвятил много времени изучению образа жизни обыкновенной тупайи в джунглях Сингапура, этим зверькам величиной с крупную крысу свойственна типичная территориальная моногамия. Иными словами, взаимоотношения самцов и самок здесь мало чем отличаются от того, что мы видели у японского серау. Тупайи – животные весьма агрессивные: каждый взрослый зверек абсолютно нетерпим к присутствию других половозрелых индивидов того же пола внутри своего участка, который хозяин метит к тому же тут и там – в назидание непрошеным гостям – мочой и пахучими выделениями особых желез, расположенных под меховой шубкой на горле, груди и брюшке. Хотя территории самца и самки зачастую почти полностью совпадают в своих границах, каждый из них охраняет район совместного проживания только от чужаков своего же пола. Особенно беспокойной жизнь самца становится в тот момент, когда у самки начинается течка: теперь ухажеры с близлежащих участков то и дело порываются нарушить пограничные рубежи, чтобы воспользоваться временной податливостью самки и мимоходом сорвать запретный плод.

Прежде чем вступить в кратковременную любовную связь, оба живущих в данной местности зверька прогоняют прочь своих прошлогодних отпрысков, которые теперь вынуждены решать свои жилищные и сердечные дела самостоятельно. Примерно через 40 дней после свадьбы самка разрешается от бремени, принося в надежном укрытии двух-трех слепых и голых детенышей весом не более 15 г каждый. Как и у серау, самец не принимает участия в выкармливании и воспитании отпрысков, благо что уже дней через 25 детеныши могут без труда покидать дупло и следовать за мамашей.

Наряду с территориальной моногамией, примеры которой дают нам тупайи и некоторые другие полуобезьяны, такие, как лемуры, у приматов можно найти также проявления истинного единобрачия, во многом напоминающего устойчивые супружеские отношения в человеческом обществе. И хотя мы в отдельных случаях обнаруживаем эту форму супружества у человекообразных обезьян, свойственна она, как это ни парадоксально, лишь тем из них, что стоят довольно далеко от человека на эволюционной лестнице. Речь идет о гиббонах, гораздо более отдаленных родичах людей, чем орангутаны и гориллы, не говоря уж о шимпанзе. Гориллы, подобно шимпанзе, живут группами, внутри которых половые отношения между взрослыми животными не подчиняются каким-либо строгим ограничениям. Орангутаны привержены одиночному существованию. Взрослый самец, повстречавший во время своих скитаний готовую к продолжению рода самку, деликатно сопровождает ее до тех пор, пока та не почувствует себя созревшей для любовного экстаза, тогда как зеленый юнец, сравнительно недавно порвавший все связи с матерью, обычно пытается взять оказавшуюся на его пути незнакомку силой. И лишь гиббоны придерживаются, как правило, строжайшей моногамии, причем это относится ко всем их 9 видам, дожившим до наших дней.

Гиббоны – самые миниатюрные из человекообразных обезьян (рис. 9.6). Масса этих четвероруких не превышает обычно 10 кг, и лишь некоторые матерые особи сиаманга – этого самого крупного из гиббонов – достигают веса 13 кг. Но даже они более чем в 4 раза уступают по массе тела среднему по величине шимпанзе, в 6–8 – орангутану и в 18 раз – крупному самцу гориллы. Дело в том, что в отличие от всех этих человекообразных обезьян гиббоны – обитатели верхних ярусов тропического леса. И когда на высоте 40 м над землей такой верхолаз, раскачиваясь на длиннющих руках и умело используя инерцию тела вместе с пружинящей силой ветвей, раз за разом совершает прыжки над бездной длиной до 10–15 м, становится очевидным, что липший вес здесь был бы нежелателен. Непринужденность, с какой эти четверорукие проделывают свои головоломные полеты между кронами опутанных лианами деревьев-гигантов, поистине поразительна: говорят, что, находясь в воздухе, – прежде чем ухватиться на мгновение одной или обеими руками за очередную опору, – гиббон может словно бы невзначай сорвать подвернувшийся по дороге плод пальцами ноги.

Рис. 9.6 Черный гиббон.

Гиббоны живут семьями, не допуская на свою обширную территорию, занимающую площадь до 40 гектаров, посторонних представителей своего вида. Чтобы избежать лишних неприятностей, связанных с проникновением чужаков на этот участок, его хозяева с необыкновенной пунктуальностью – ежедневно на утренней заре – извещают джунгли о своем праве на владение территорией. Этой цели служат особые вокальные дуэты самца и самки, поражающие воображение натуралиста разнообразием и силой звуков, равно как и песенной мелодичностью некоторых нот (рис. 9.7). У сиамангов мощь звучания этих утренних гимнов усиливается благодаря тому, что и у самца, и у самки развит особый горловой мешок, наполняющийся воздухом во время крика и играющий, таким образом, роль резонатора (рис. 9.8).

Рис. 9.7. «Песня» белорукого гиббона в нотной записи.

Рис. 9.8. Сиаманг с раздутым кожным мешком-резонатором.

Издавая свои вопли с широко раскрытым ртом, сиаманг иногда вдобавок быстро машет рукой поперек выдыхаемой струи воздуха, так что крик ритмично меняет силу звучания, превращаясь в так называемый индейский военный клич. У меня возникает подозрение, что именно сиаманг мог послужить прототипом хорошо известного Тарзана, который, как вы помните, подобно гиббону стремительно проносится в кроне леса, раскачиваясь на руках и одновременно испуская свои леденящие кровь рулады. Именно так ведут себя два самца гиббона во время встречи на общей границе своих территорий под ободряющими взглядами самок и молодежи из обеих расположившихся неподалеку семей. Оба противника раз за разом перелетают с ветки на ветку, горланя и ухая, чтобы произвести на оппонента максимальное впечатление своей ловкостью и вокальными способностями. К счастью для солистов и зрителей, этой буффонадой все обычно и ограничивается, так что до драки и кровопролития дело не доходит почти никогда.

Зачастую случается так, что при встрече двух семей на границе не только самцы проявляют взаимную неприязнь, но и самки негативно реагируют друг на друга. Это обстоятельство наводит некоторых зоологов на мысль, что единство пары у гиббонов в какой-то степени обусловлено агрессивностью каждого из супругов, главным образом в отношении посторонних индивидов своего пола, как это происходит у видов с территориальной моногамией, таких как серау, тупайя или наша обыкновенная лисица. Но гиббонов явно отличает от всех этих животных приверженность истинному единобрачию: самец и самка никогда не разлучаются надолго и остаются верными однажды заключенному союзу годами, вероятно, да самой смерти одного из них. Место погибшего супруга вскоре бывает занято пришельцем со стороны. Впрочем, известен случай, когда умершего отца заменил его подросший к тому времени сын, который принял на себя роль мужа своей матери и отчима более юных ее детенышей – своих кровных братьев и сестер.

После заключения брака самочка регулярно, с промежутками в два-три года, рождает голого беспомощного детеныша. Крошечные ручки этого эфемерного создания обладают, однако, поистине мертвой хваткой: с первых дней младенчества несмышленыш столь цепко держится за шерсть на брюхе матери, что та не страшится потерять его даже во время своих головоломных прыжков с дерева на дерево. Достигнув годовалого возраста, малыш все чаше ненадолго покидает мамашу, упражняясь подле нее в лазании по ветвям. У сиамангов в этот период немало внимания отпрыску уделяет и отец семейства. Взаимная привязанность папаши и детеныша день ото дня становится крепче, и, наконец, приходит час, когда постоянной приятной обязанностью самца становится транспортировка несмышленыша во время ежедневных скитаний семьи в поисках пропитания.

В сплоченной семейной группе гиббонов, которая в пору своего благополучия ни при каких условиях не примет в свой состав чужака со стороны, редко бывает больше трех отпрысков разного возраста. Дело в том, что к моменту рождения третьего детеныша первенцу исполняется обычно 6 или 7 лет.

В это Бремя он стоит уже на пороге половозрелости, которая наступает у гиббонов в 8 лет. Мужающему юнцу предстоит уже подумать о том, как устраивать свою дальнейшую жизнь самостоятельно, тем более что родители – главным образом отец – все чаще недвусмысленно напоминают ему об этом. На него то и дело посматривают неодобрительно, а то и с явной угрозой, когда все семейство собирается вместе, чтобы на досуге предаться своему любимому занятию – чистке и расчесыванию шерсти своих ближних, А во время экскурсий отец вообще не допускает своего повзрослевшего отпрыска на то дерево, где в данный момент лакомятся фруктами и другими дарами леса все прочие члены семьи.

Старший детеныш превращается в гонимого парию, все настойчивее вытесняемого отцом и матерью из семейной группы. Дальнейшая судьба его предрешена: первое время он будет жить в одиночестве где-нибудь на периферии владений своих родителей. Осваивая постепенно дотоле не посещавшиеся им уголки джунглей, юный гиббон рано или поздно встретит другого страждущего одиночку, которому сможет открыть свое сердце. Так зарождается новая семья.