Текст книги "Никодимово озеро"

Автор книги: Евгений Титаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– А этого вы знаете, Рагозина? – спросил Сергей, пока Гена не успел среагировать на слова Алены. – Брови вот так, – он показал, – вверх-вниз, как шлагбаум. Он за главного, что ли, у вас, в Белогорске?

– Ну... – сказал Гена. – Его забота: устроить – кого где... Вот и все. Получить с нас, а дальше мы сами. – Неожиданно спросил: – Ты написал в избушке?

– Я– Вы потому сидели здесь?

– Кто его... – сказал Гена и непонимающе посмотрел из-под шляпы на Сергея, на Алену. Они сидели, освещенные бликами слабого костерка, и со стороны представляли, наверно, довольно уютную компанию. – Что-то было, я ухватывал, не так... Ваньша не мог меня бросить... И не хотелось уходить втихаря, как в прорубь... Чтобы только один Кирпатый был в курсе... – Гена заметил, что слишком разоткровенничался, и опять глянул на Сергея, на Алену: как они это воспринимают? – Сам не знаю! Сидел, думал... Опять я, как зверюга, в лесу. Почему ты сказала – не ходить к лабазу?

Алена растерянно посмотрела на Сергея.

– Они ее тоже хотели убить. – Сергей показал на Алену. – Сейчас.

Она подвернула рукав, чтобы Гена увидел окровавленный платок.

– Н-да!!! – обронил тот, медленно выпрямляясь. И, глядя в лицо Алене, зачем-то протянул руку, потрогал ее повязку.

– Уже не больно, – сказала Алена.

Гена вопросительно посмотрел на Сергея.

– Я не знаю, – сказал Сергей. – Зачем они зазывают вас к лабазу... – И сам поежился от своей догадки: противник был гораздо изощреннее, чем он думал! – Может, потому, что вы много знаете... – Он запнулся, невольно оглядывая кедровник по сторонам.– Там ведь, у лабаза, глухое место: урман рядом, топь... А потом списали бы на вас и ее, и Ваньшу...

Тиская в корявых ладонях ружье, Гена беззвучно шевелил губами и, опустившийся, небритый, был страшен в эти минуты. Алена, как ни странно, смотрела на него с жалостью. Это было уже ни к чему. Сергей жалости к собеседнику не испытывал. Показал ему ружье.

– Не друга вашего?

– Нет... – Гена помотал головой. – Не знаю, чье... Су-ки... – выругался опять и посмотрел на Алену.

– А патроны у вас такие? – спросил Сергей, переламывая ружье, чтобы показать гильзы.

– Патроны у всех стандарт... – сказал Гена. И кивнул на Алену. – Ее за что?

– За то, что тоже много знает, – ответил Сергей. – Как и я.

– Выдашь? – спросил Гена.

Сергей помедлил.

– Там не только Ваньша остался... Старуха, которая никому плохого не делала. Теперь еще вот она. —

Он показал на Алену.

Смяв поля, Гена обхватил голову, руками. Потом удивленно хмыкнул.

– Такого у меня еще не было.... Вроде сам себя продаю... – Он помолчал. – Пойду к урману, примочу гада... и заблужу в тайге...

– Как зверь? – повторила Алена его выражение.

– А там, думаешь, как люди живут, за колючкой? – вопросом на вопрос ответил Гена. Алена смутилась.

– Я не знаю!..

– Откуда у тебя пушка? – спросил Гена.

– Выбил...

Гена, протянув руку, взял у него ружье, открыл. Вытащил стреляный патрон, посмотрел, выбросил. Закрыл ружье и, вынув из кармана два целых патрона, протянул их вместе с ружьем Сергею.

– Возьми. Может, еще пригодятся...

Сергей взял.

– А теперь идите, – сказал Гена. – Я подумаю...

Сергей встал, Алена тоже.

– Я знаю, кто убил Ивана, – сказал Сергей. – Это не Кирпатый, не его руками...

Задрав лицо к небу, Гена тоскливо посмотрел на звезды. Спросил:

– Когда?

– Что? – не понял Сергей.

– Когда мести начнут, знаешь?

– Зачем вам это?.. – растерялся Сергей.

– Хочется успеть кое-что...

– Зря, – сказал Сергей. – Им же на руку, они приготовились...

– В избушку идти? – Гена усмехнулся.– Уху сварить?..

– В избушку не надо, – возразил Сергей. – Переночевать на автовокзале можно...

Гена с тайной тоской смотрел теперь на Алену. «Приворожила-таки», – с досадой подумал Сергей. И на прощанье сказал Гене:

– Сегодня вы ничего не добьетесь. А завтра приходите к больнице, на Космонавтов... Часам к девяти. Если хотите, конечно.

* *

*

Ночь опять вплотную понадвинулась на них, когда они отошли от лужайки, где остался думать свою запоздалую думу Гена. В кедровнике Сергей осторожно открыл ружье и загнал в пустой ствол свежий патрон. У крайних изб предупредил Алену:

– Иди тихонько, вдоль заборов... Я сзади. На поворотах не спеши.

Они вошли в Никодимовку, и дремотная тишина окружила обоих. В одном из дворов нехотя гавкнула собака! Поворчала сквозь сон, и опять все умолкло. Сергей остановил Алену.

Здесь они были как дома. Широкая никодимовская улица с одинокими, раскидистыми тополями на ней вселяла уверенность. Но Сергей не верил обманчивости покоя, тишины.

– Давай, Алена, я тебя к Федоровне провожу, а?..

– С какой стати, Сережка?! – упрекнула Алена. – От мамы ушла, а пойду к Федоровне...

– Ну, к Мишане, Алена... Я прошу.

– А ты?..

Сергей посмотрел мимо нее, на улицу.

– Я – домой... Мне там глянуть кое-что надо...

Над кедровником просвечивал узенький, располовиненный ржавой наволочью серпик луны.

– Я с тобой, Сережка. И не гони меня! – зло сказала Алена.

Сергей досадливо поморщился.

– Ладно... Идем. Здесь где-то Мишанина хибара...

Они опять двинулись вдоль заборов: Алена впереди, Сергей – следом. Над верхушками тополей поплыл вместе с ними хилый серпик молодого месяца. Здесь было прохладней, чем в лесу. Пахло камышами от озера.

– А зачем тебе Мишаня?.. – вдруг спохватилась Алена.

Сергей посмотрел на ее сведенные брови.

– Затем, Алена, что хромать и я сумею, если захочу... А вот ездить на милицейской машине – не каждому... – Это загадочное объяснение, как ни странно, удовлетворило Алену.

Возле Мишаниной калитки огляделись.

– Неудобно... – заметила Алена. Сергей отмахнулся.

Калитка была, как и следовало ожидать, на запоре. В любой никодимовский двор можно легко махнуть через забор, но калитки, ворота запираются на ночь. Сергей тихонько постучал уголком пальца. Постучал сильней. Потом дважды погремел щеколдой. В ночи этот стук раздавался, наверно, по всей Никодимовке.

Сергей надеялся в душе, что первым проснется Мишаня. Но, прогремя запорами в сенях, на крыльцо вышла толстая, в одной нижней рубашке и шали на плечах женщина – Мишанина мать, конечно.

– И ктой-то там? – боязливо спросила она.

Сергей извинился, стараясь говорить вполголоса.

– Мне на минутку Мишаня нужен...

Мать всплеснула полными, белыми в темноте руками.

– Да разве ж это возможно такое! И где ж это слыхано?! Люди сны смотрют, а им – свидания!..

Неизвестно, сколько бы она говорила еще – на крыльцо в просторных трусах, босиком выскочил Мишаня.

– Чего это? Меня, ма?.. – Увидел через калитку Сергея и затолкал мать в сени. – Иди, мам, я сейчас!..

Громыхнув засовом, открыл калитку.

– Ты чего? – Протирая заспанные глаза, разглядел двустволку в руках Сергея, потом Алену у забора. Алена отвлекла его внимание от ружья. – Я малость не в форме...

– Ничего, – утешила Алена. – По-спортивному.

Сергей прервал этот обмен любезностями:

– Ты помнишь, говорил мне, когда возвращался в Никодимовну из Сосновска – машину вы встретили, дождичек, говоришь, был?..

– Ну... ливнул дождь, – недоуменно подтвердил Мишаня.

– А у вас фары вовсю, да?.. (Мишаня ждал продолжения.) Могла быть та машина, с которой вы встретились, не красной, а вишневой, темно-вишневой?

– Ты сначала скажи, какая вишня бывает... – проворчал Мишаня.

– Ну, как перезрелая брусника, – подсказала Алена.

– Это другое дело! – обрадовался Мишаня. – Вполне могла. Мы на нее не любовались.

Сергей невольно засмеялся.

– Тогда все! Извини, что подняли рановато...

Мишаня опешил.

– Ты что, чокнутый?

– Да нет, – возразил Сергей. – Я хотел Алену к тебе на ночевку определить, а она боится.

Мишаня подозрительно оглядел его, поморгал заспанными глазами на Алену.

– Если что – давай, я не укушу. Мать тоже не кусачая.

– Он шутит, – сказала Алена.

– Вы оба чокнутые! – решил Мишаня.

Сергей снова приглушенно засмеялся.

– Я сегодня с твоим крестным толковал, который тебя в Южном прихватывал. Немножко не врезал ему плюху! Здорово хотелось. .

– Что я, сам лыком шитый? – проворчал Мишаня.

– А я так и сказал ему, что дал бы, но ты обидишься! – успокоил его Сергей.

Они двинулись вдоль заборов дальше, а Мишаня, почесывая лопатку, с минуту еще оставался у калитки.

* *

*

К дому подошли через кедровник, со стороны двора. Шагах в двадцати от забора Сергей остановился. Показал Алене на кедр, за которым уже начинались огороды.

– Подожди здесь. Если что – уходи... – Но не успел сделать и трех шагов, как Алена последовала за ним. – Я сказал?!

Алена подумала и отошла назад, под кедр.

Осторожно ступая между картофельными рядками, Сергей вплотную подошел к забору, еще раз оглянулся на Алену под кедром, повесил ружье, как автомат, на грудь, ухватился руками за забор, одним движением перемахнул внутрь, сдернул ружье и замер, тихонько щелкнув курками. Почти тут же прыгнула через забор и остановилась рядом Алена, словно так они и договорились. Минуту, другую вглядывались в темные стены и крыши построек, потом тропинкой между цветочными клумбами – Сергей на этот раз впереди – подошли к флигелю. Замок был на месте, окно закрыто изнутри. Сергей попробовал ногой дерн между рябиной и флигелем. Приметнее тайника для своего золотого запаса он, конечно, не мог найти.

Тишина во дворе, замкнутом постройками, казалась гуще, плотнее, чем снаружи. У стены курятника черным диском вырисовывалось тележное колесо. Сколько помнил себя Сергей, это колесо без обода неизвестно для какой надобности из года в год маячило во дворе.

Осторожно, по самому краю ступеней поднялись на крыльцо дома. Сергей пошарил замок, пробой. Ключ прятала Алена.

– Посмотри, так он лежал?

Алейа достала из-за притолоки ключ, шепнула:

– Не помню! Сунула – и всё.

Сергей хотел отдать ей ружье, поставил курками от себя к двери. Медленно, чтобы не звякнуть, открыл и вынул из пробоя замок. Передал его Алене и, отодвинув ее к ступеням, взял ружье. Одним движением распахнул дверь, вскочил и прижался к стене, налево от входа. Алена вошла следом.

– Дверь!.. – шепотом сказал Сергей. Алена тихонько прикрыла ее, он щелкнул выключателем над головой.

Сени заполняла обязательная деревенская амуниция: ведра, кадки, тазы. Со стропил свисали на шпагатах какие-то узлы, мешочки, туеса. Дверь в кладовку запиралась наружным шпингалетом, дверь из сеней в теплый коридор снаружи не закрывалась... Были еще лестница и темный проем на чердак – они пока не интересовали Сергея. С теми же предосторожностями, как и в сени, он проник во внутренний коридор, зажег там свет. Когда вошла за ним Алена – вернулся, убрал чердачную лестницу, выключил свет в сенях, запер на засовы наружную дверь, потом – на два крюка – внутреннюю. Теперь они были почти дома.

Но в Лешкину комнату входили с той же предусмотрительностью. Белые занавески на окне были задернуты. Вызывала неприятные ощущения верхняя, темная половина окна. Не зажигая лампочки, показал Алене на кровать.

– Давай покрывало...

Когда завесил окно и проверил остальные комнаты, выключил свет в коридоре – закрылись и зажгли свет в Лешкиной комнате.

От яркости, от прочных стен оба успели отвыкнуть. Алена смотрела растерянно и выжидающе: что дальше? Сергей поставил ружье в угол, достал из аптечки на этажерке бинт.

– Давай руку.

Алена открыла одеколон, хотя в той же аптечке был йод. Пока он дезинфицировал и заново бинтовал рану, Алена молчала, дергаясь и поводя на него глазами, когда было больно. Но Сергей работал, не отвлекаясь, деловито и хладнокровно. Потом опустил ей рукав.

– До свадьбы заживет...

Алена покосилась на него, трогая забинтованную руку, показала плечом в сторону окна.

– Если налетят здесь, пикнуть не успеешь...

Сергей критически оглядел задрапированную комнату, подошел, попробовал крюк на двери.

– Весело, конечно. Как в мышеловке! – И осмотрел ружье. – Сюда не сунутся, Алена.

– А если дом подожгут?

Он рассеянно еще раз оглядел комнату.

– Если подожгут – выскочим запросто... А какой им смысл? Весь народ собрать? – Взгляд его задержался на Лешкином столе, у которого сидела Алена. – Куда ты положила дневник?

Алена выдвинула верхний ящик, заглянула в него, потом, шаря для верности руками, испуганно оглянулась на Сергея.

– Я прятала сюда, где брала!..

Сергей тоже заглянул в ящик, выдвинул один за другим нижние. Дневника не было.

– Мне казалось, что я оставлял замок скважиной к двери...

– Ты знаешь... – растерянно сообщила Алена. – Тут была еще шкатулочка...

– Какая шкатулочка?..

– Маленькая, палехская, как у мамы для пуговиц... – виновато объяснила Алена, словно была обязана рассказать об этой шкатулке раньше. – Два перстенька там, запонки, зажим для галстука с камушками, брошь какая-то, часы... – Она снова пошарила в ящике и выскребла из-под стопки поздравительных телеграмм золотое колечко. – Вот!

Кольцо было обручальным. Сергей рассмотрел с внутренней стороны девяносто вторую пробу. Если учесть, что руки у них одинаковые, – размер был примерно Лешкин.

– Следы заметают... Тем лучше для него. – Он вернул кольцо Алене. – Зря это оставили.

Алена задержала кольцо в руке. К ее белой коже пошла бы какая-нибудь сверкающая ерундовина.

– Выкинуть? – спросила Алена. Сергей раздраженно покусал губы.

– Они все равно скажут, что платили ему... – И зло добавил: – Выкинь! Так и так он по лопоушеству все...

Хотел отойти от стола, Алена протянула ему колечко. Взял, сунул его в карман, к золотинке.

– Чего ты опять? – спросил Алену, потому что она прислушалась.

– Показалось... – вполголоса ответила Алена.

– Не бойся, – успокоил ее Сергей. – Им уже не до нас. Теперь ищут свидетелей, что всю ночь дома были! – Он пренебрежительно хмыкнул, хотя у самого такой уверенности не было.

Алена долго, тревожно смотрела на него, и в глазах ее тускло мерцали зеленые огоньки.

– А если бы они тебя, Сережка, здесь поджидали?..

Сергей не ответил, отведя глаза в сторону. Из рюкзака у кровати торчало подводное ружье. Он вытащил его. С откровенным сожалением вспомнил:

– Хотел одного призрака подстрелить... – И, поскольку шутки не вышло, сунул ружье назад. Распорядился: – Давай спать, Алена!

Они огляделись. Кровать в комнате была одна.

Сергей недолго думая поставил в ряд стулья.

– Тебе, Алена, трех этих штук многовато. – Взял с кровати подушку.

Алена вытащила из-под матраца толстую домотканую дерюжку и байковое одеяло... С таким обилием постельных принадлежностей не имело смысла тесниться на узких стульях. Сергей убрал их в угол, расстелил дерюжку прямо на полу, бросил в изголовье одеяло, розовую подушку и сел на свою постель.

Глядя на него, Алена тоже присела на угол кровати.

– Чего не раздеваешься? – спросил Сергей.

Алена покосилась на завешенное окно и покраснела.

– Я отвернусь... – буркнул Сергей, поворачиваясь на дерюжке лицом к стене. Но Алена долго еще сидела, машинально поглаживая забинтованную руку и глядя на него из-под сведенных к переносью бровей.

– Почему ты Гены не побоялся? Может, это он встречал нас в лесу?..

– Ему бы ты не скрутила руку, Алена. И я бы так легко не отделался. Там были другие. Хотя он тоже... дрянь порядочная.

Алена шевельнула бровями, разглядывая его со спины.

– Он пока ничего плохого не сделал нам...

– А что он хорошего сотворил? – ответил ей вопросом Сергей. – Бабка Татьяна против них ангел...– Говорил он уверенно, а сам думал между тем, сколько поспешных, рискованных шагов делал... За весь день он, пожалуй, только с Николаем, как ученик «профессора Смирнова», разобрался до конца и безошибочно... – Ты разделась?

– Раздеваюсь. – Алена встала с кровати и распустила замок тужурки, под которую надевала только белую без рукавов кофточку.

– Может; человека запутали?..

– Теперь они все запутанные... – Сергей куснул губы. Привычка эта появилась у него уже здесь, раньше он никогда не замечал ее за собой. – А пока вертели дела – только бы ухватить побольше...

Оглядываясь через плечо, Алена достала из чемодана ночную рубашку, протерла одеколоном лицо, руки, грудь, сбросила костюм и в рубашке до пят нырнула под одеяло.

Сергей обернулся, когда, отзвенев, умолкли пружины. Алена глядела в потолок над собой. С одного боку она прибрала волосы, и они закрывали ту половину подушки, что к стене.

– Скажи, Сережка, может так получиться, чтобы человек был совсем-совсем хороший, а потом вдруг – совсем плохой?

– Не знаю...

Она повернулась к нему лицом.

– Ты все понимаешь по-своему!

– Как могу! – ответил Сергей и кулаком ожесточенно взбил подушку. – Не прощу только себе, что на тебя навел этих гадов...

Алена отвернулась.

– Ведь не хотел тебя впутывать... – запоздало покаялся Сергей, один за другим стаскивая кеды. Шевельнул пальцами босых ног. Критически оглядывая их, подумал, что дома не удалось бы лечь с такими ногами. Встал, перенес трофейную двустволку ближе к своему изголовью. – Гасить? – спросил, положив руку на выключатель.

Алена посмотрела грустными, какими-то жалобными глазами.

Сергей щелкнул выключателем. И когда вытянулся на полу, под потолком тяжело, грузно заворошилась чернота. И зыбкая тишина сразу стала густой, вязкой. Направо едва белели у противоположной стены Аленины простыни, ее саму не было видно.

– Жалко, что он меня по руке чиркнул... ― сказала Алена.

– Не болтай... – предупредил Сергей.

Она будто не слышала его:

– Мне бы сейчас лежать при смерти, когда уже все можно...

Сергей напряженно вслушался.

– Это я виноват, Алена: я чуть не убил тебя, а не они! Помнишь, я говорил тебе, что они успокоились? И сегодня дразнил их. Как мог, дразнил! Я знал, что они пойдут на это. Но я, Алена, провоцировал их на себя...

– Зачем, Сережка? – Она повернулась в постели.

– Сначала хотел доказать Лешке, какие у него друзья... – ответил он после паузы. – Потом просто доказать, что это они – не другой кто... А потом... Потом и это стало не нужно.

Алена с минуту не двигалась. Ждала или думала?

– А если бы им удалось... тебя?..

– Мне это было как-то все равно, Алена! – резко проговорил Сергей. И в напряженном молчании понял, что сказал не то. – Просто бы я им не дался... – раздраженно добавил он и, злой оттого, что творит лишнее, закончил: – Кто-то же должен был взять все это на себя?!

Алена медленно повернулась на спину.

– Ну вот... И хорошо, что взяла я... – тихо сказала она.

Сергей больно куснул губы. Что-то в их разговоре было неправильным, что-то не так, как нужно. И когда замолчали оба, осталась недосказанность.

– Ты спутала им все карты, Алена... И мне. Я ждал их здесь. Ждал того, кто побывал в усадьбе. Тебя бы они, может, не тронули... Но ты в таком же костюме, как я...

Она молчала. И разговор повис опять в какой-то незавершенности, которую он не мог объяснить, но чувствовал.

– Алена... – позвал Сергей.

– Что?.. – помедлив, тихо спросила она.

– Ты какая-то странная: вчера, сегодня... Что тебе приходит в голову?.. Раз ты что-то хотела сказать мне?

Она даже не уточнила, в который раз. Значит, она помнила.

– Никто мне теперь не поверит... – ответила она, произнеся конец фразы едва слышно, так что Сергей не решился ни о чем больше спрашивать и молчал в ответ, глядя, как кружится мрак над головой. Молчал, пока не уловил в тягостной тишине непривычные, сдавленные звуки.

– Ты плачешь, Алена?..

– Лежи, Сережка! Не вставай! – прикрикнула она. И повторила еще раз: – Не вставай, слышишь?! – Конечно, плакала... А он и не пытался встать. Лежал, глядя в быстро и все быстрей кружащуюся темноту, думая, что все всегда получается немножко не так, как хочешь. И наверное, никогда не выходит в жизни, чтобы все было совсем как надо.

* *

*

Утром Алена поднялась первой и внешне выглядела, как обычно. Но так мог бы подумать лишь тот, кто знал ее мало, потому что встала она замкнутой и неулыбчивой больше, чем всегда. Отправила Сергея во флигель переодеваться. Ему пришлось, хоть и с опозданием, вымыть около бочки во дворе ноги, надеть свежие носки, босоножки, праздничные брюки, белую рубаху, жилет, – словом, приобрести вид, который свидетельствовал бы, что он не имеет ничего общего с Гнилым хутором, так презираемым Лешкиной матерью.

Когда он вернулся, Алена ждала его в черном, с широким кожаным поясом платье. Волосы она опять заколола справа, и эта вызывающая асимметрия и загнутые к вискам брови делали ее взгляд холодным, почти отрешенным.

Сергей принес тщательно отмытый от следов грязи фанерный сундучок, взял «болонью» и (аккуратно – для тех, кто знает, как это делается, небрежно – для всех остальных) обмотал ее вокруг руки с чемоданчиком.

Алена наблюдала со стороны, пока он занимался этой нехитрой операцией, словно ждала объяснений. И так как он молчал, спросила:

– Что это?

– Хочу узнать у вашего с Надькой кавалера... где он балык берет! – ответил Сергей.

Она сдержала дрогнувшие брови и сказала ровным, без тени шутки голосом:

– Не надо, Сережка. Хорошо? Больше об этом никогда не надо.

Ответить ему было нечего. Любая перемена в Алене – это всякий раз необходимость как-то по-новому держать себя с ней. И ему не часто удавалось разгадать направление этих перемен.

Вышли рано, чтобы, если не подвернется машина, пройтись до Южного пешком. Но в каком-нибудь километре от Никодимовки их догнал грузовик с крытым возле кабины кузовом. В дороге Алена была такой же замкнутой. Глядела на убегающий по бокам дороги лес, молчала, прямая, невозмутимая, как сфинкс.

День предстоял жаркий, и солнце катилось в чистой, без единого облачка синеве.

Завихряясь под козырьком крыши, ветер трепал длинные волосы Алены, перепутывал их, но за все время она не подняла руки, чтобы удержать или поправить прическу. Она выглядела на несколько лет старше себя той, что была недавно. А может, и Сергей стал тоже старше за последние дни, этого он видеть не мог.

Их ждали. Сегодня, как и накануне, многое можно было предугадать заранее. Сергей еще от кедровника разглядел вишневую «Волгу» против дома тетки Натальи, двух мужчин рядом с нею, Анастасию Владимировну у ворот, скользнул взглядом по затихшим дворам Николая и Кости с растерзанно открытыми калитками обоих. Не было только признаков Гены и Владислава. Но Гена должен был появиться чуть позже, Владислав – если это заблагорассудится ему.

А от больницы навстречу им уже спешила тетка Валентина Макаровна. Вынужденная колготиться эти дни, она, понятно, забыла, что беготня и спешка при ее статности не к лицу.

Тетка Валентина Макаровна спешила к Алене, но была рада обоим. Взволнованная, Окончательно разбитая за последние сутки, она все же заметила и, должно быть, оценила их праздничный вид.

– Оленька! (Из всей ее речи самым понятным было это многократное «Оленька».) Я вчера... Ты поймешь меня, не серчай, Оленька! (Всех Алена должна была понимать, черт возьми.) Я не знаю, что творится со мной!.. Он хочет видеть тебя, Оленька!.. Там сейчас эта... – Она осторожно убрала с плеча Алены заблудшую жесткую прядь. – Он сказал... Он мне сказал: не нужна она ему!.. – И тетка Валентина Макаровна заглянула в глаза Алены, словно бы та должна сразу просиять или запрыгать на одной ножке от радости. – Пойди к нему, родная! Он все утро тебя спрашивал...

Алена слушала ее, не прибавляя шагу, и была так же невозмутима, как утром.

Сундучок вместе с «болоньей» оставили в комнате сестры-хозяйки.

Лешка опять лежал под одеялом. Постель, тумбочка, бинты на его голове были на этот раз в порядке. Но Лешка тоже стал совсем не похож на себя. Он казался надломленным и безвольным, как после изнурительной, многомесячной болезни.

И Галина, сидевшая на его постели, тоже стала другой. Смотреть на нее было просто неприятно. Если большим, солидным людям не к лицу мельтешить, суетиться – таким вот миниатюрным, как она, точеным и аккуратненько отшлифованным, нельзя ни на минуту забывать о своей рисованности, тем более злиться... Сразу не замечаешь цвета волос, кожи, а видишь искаженное лицо, неряшливо сбитую прическу, мятый подол. Будто лопнула изящная упаковка и наружу выскочил гаденький, неопрятный зверек...

– Оля! – Она вскочила с Лешкиной кровати. – Мы ждем тебя, Оля! – Шагнула навстречу им, но натолкнулась на холодный Аленин взгляд и остановилась.

– Выйди... – сказала ей Алена. – Нам нужно поговорить с Лешкой.

– Нет, вы должны при мне! Вы не можете, Оля!.. – торопливо заговорила Галина, встряхивая головой и нервно ломая руки. – Вы не должны!.. – Хотя что «не должны» и что «не можете», было не совсем ясно. – Подумайте, Оля!.. Сережа! Подумайте обо всех нас!

Лешка, до подбородка натянув одеяло, переводил настороженный взгляд с Галины на Алену, с Алены на Сергея, который опять облокотился на кровать у входа и смотрел в обрамленное белоснежными простынями одеяло перед собой. Чего ждал Лешка?

– Скажи, Оля, что ты не сделаешь ничего плохого! Скажи, что ты будешь благоразумна! – торопилась Галина. – Сережа, я умоляю вас!..

Алена сделала шаг мимо нее к Лешке:

– Почему ты молчишь?

Он стиснул в побелевших пальцах кромку одеяла.

– Выйди, Галка... – Нелегко дались ему эти два слова, ибо они означали, что он вверяет свою судьбу бывшим друзьям, теперешние уже не могли ему помочь.

– Нет! – тряхнула головой Галина. И повторила громче: – Не-ет! (Сергей побоялся, что она закричит во весь голос.) Если ты виноват перед ними—ты перед всеми виноват! А я чиста перед ними! Чиста! И я буду умолять их! Оля! Сережа! Она долго бы продолжала в том же духе. Но Алена оставалась равнодушной к ее призывам. А Сергей глядел в одеяло перед собой и как бы вовсе отсутствовал.

– Иди... – хрипло повторил Лешка, его опять начало лихорадить.

Надо отдать должное Галине: прежде чем выйти за дверь, она пригладила волосы, обтянула на себе халат и глянула на Лешку с откровенным презрением. Может, она хотела разжалобить их своим прежним видом?.. Но с гладкими перышками она, что бы там ни было, вызывала определенную симпатию, растерзанная – нет.

Алена отошла и остановилась у окна. После истерических выкриков Галины нетягостным казалось установившееся молчание. Все ждали чего-то друг от друга.

– Ты сказал своим приятелям, где ключ лежит? – спросил Сергей.

Лешка тревожно пошевелился.

– Они должны были взять двевник и там... больше ничего! Я же мог записать, чего и не было никогда! Я иногда злился на Галку.

– Ты и сегодня был не очень с ней вежлив... – заметила. Алена.

Лешка не понял ее.

– Зачем было так выгонять? – спросила Алена.

– Но ты... сама сказала... – Лешка растерялся.

– Если тебе человек был дорог, надо не забывать этого... – сказала Алена.

Лешка приподнялся на подушках. Вся его прежняя порывистость свелась теперь к этим нескольким движениям: привстать на подушках, лечь, опуститься, подняться выше, повернуть голову вправо, влево, переместить одеяло. И его лихорадило опять – он уже не скрывал этого.

– Она предательница... Она мне не нужна больше...

Алена посмотрела вприщур мимо кроватей, мимо Сергея, куда-то в стену у двери.

– Там ты лучше писал, Лешка, красивее... Там тебе нельзя было не верить... И завидно было, ты знаешь... – Голос ее за все утро единственный раз дрогнул при этом. Но закончила она равнодушно: – Там ты казался лучше, Лешка.

Он подвинулся, неуверенно показал рукой на постель.

– Сядь, Алена...

Она какое-то время еще стояла, прислонясь к подоконнику, потом оторвалась от него, подошла и села напротив Лешки, спиной к Сергею.

– Почему ты не поинтересуешься, что у меня с рукой?

– Что?.. помедлив, испуганно спросил Лешка. Догадался? Или решил, что она сама себя полоснула по запястью?

– Меня хотели зарезать сегодня. Ночью, – добавила она. – Как цыплят режут.

Лешка долго пытался уловить в ее глазах, что она шутит. Ему хотелось, чтобы это оказалось шуткой. А может, Сергей придумал для него такое желание. Может, ничего он, Лешка, не хотел...

– Ты врешь... – наконец сказал он.

– Я не вру, Лешка, – спокойно возразила Алена. – Ты знал, что они захотят сделать это?.. Только честно.

– Нет, Алена, нет! – Лешка весь приподнялся на локтях. – Серега! Клянусь вам!

Алена сидела спиной к Сергею, и он не видел ее лица. Она спросила:

– А если бы им удалось это – ведь ты бы смолчал, Лешка?

Тот не нашел слов. А трясло его все сильней.

– Алена!

– Смолчал бы... – сказала Алена. – Если бы все у них удалось как надо, ты бы мог сделать вид, что ничего не подозреваешь...

– Алена!.. – страстно повторил Лешка. – Алена, я не знаю ничего, но я бы их – своими руками!.. Серега, почему ты молчишь?!

Сергей не глядел на них. Ему почему-то было немножко противно ото всего этого.

– Что ты вчера говорил мне, Лешка, – говорил по дурости... Будем считать, что все это забыто, – сказал Сергей. Алена обернулась и, пока он говорил, смотрела на него в упор. – Мы сейчас пойдем – сначала я дам одному гаду по морде, а потом – хочешь, я, хочешь, Алена – пойдем и скажем, что ты решил... Ведь когда человек сам признается, это учитывают...

Лешка не выдержал.

Подожди, Серега!.. Дай мне прийти в себя! Дайте мне один день, Алена! Один денек! Собраться, мать подготовить! Пожалуйста!

Алена тронула забинтованную руку. И тогда вдруг Лешка заплакал. Нехорошо смотреть, когда плачет парень. Очень противоестественно это. И когда не омерзительно, то страшно.

Алена продолжала за Сергея:

– Сережка пойдет и скажет, что ты еще вчера все рассказал нам. Что ты просто сам еще не все знал, но рассказал нам про золото, про остальных... Сережка все скажет за тебя.

Сергей смотрел в кровать перед собой. Неприметное с первого взгляда пятно на одеяле, – возможно, чья-то отстиранная кровь – вырисовывалось перед ним все отчетливее и теперь стало похожим на летучий, слегка кренящийся на волне парусник. И длинный вымпел хлестал косицами пенный барашек. Парусник мчался один, без людей – стоек, хоть и неуправляем.

Лешка устыдился наконец. Обмахнул глаза, на минуту прикрыв их ладонями. Утратив загар, он казался таким же белым, как простыни, как наволочка, как бинты. И тяжело дышал.

– Прости, Алена... Но мне... невмоготу... Я теперь один... – Он подчеркнул: – Совсем..: Ты не уйдешь от меня? Побудешь рядом, а?

Сергей выпрямился, глядя в обтянутую черным платьем спину Алены. Волосы прикрывали ее ниже лопаток. Густые и, конечно, жесткие. Сергей не знал, что значит затянувшаяся пауза.

– Я побуду, – сказала Алена. – Но я не стану защищать тебя. Пока могу – побуду, – добавила она.

– А потом... – спросил Лешка. – Потом, Алена, ты не забудешь меня?

Сергей стоял, и Алена оглянулась. Что-то безумное мелькнуло в ее стеклянном взгляде. Может, она ждала от него поддержки? Но ему было нечего сказать ей.

– Я не забываю друзей, – сказала она Лешке. Тот взял ее руку.

– Какая ты... Алена! Если бы можно забыть все это!..

Сергей облокотился на кровать, но, должно быть, очень уж резко, – она затрещала под его тяжестью. И напряженная Аленина спина вздрогнула от этого звука. Алена обернулась.