Текст книги "Галактический Консул (сборник)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 95 страниц)

7

…! – вырвалось у Носова.

Он быстро переводил взгляд то на зловещие черные агрегаты эхайнов, нацеленные на людей, то на скалистые склоны, где наверняка таились его сотоварищи с такими же опасными игрушками.

Член Магистрата Лагранж пискнул что-то неразборчивое, схватил свою замечательную шляпу, сорвал с головы и, прижимая ее к груди, бросился бежать. Учитель Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин молча выдвинулся на его место, в его бесформенной фигуре читалось громадное напряжение.

Лихлэбр грузно возился в грязи, мотая головой со слипшимися в сосульки волосами. Ему с трудом удалось принять сидячее положение и укрепиться так, не заваливаясь на бок. Неверным движением он вскинул над головой ладонь (эхайны немедленно опустили оружие), а затем плавно и бережно поднес ее к затылку.

– Драд-шхирси, – раздельно выругался он.

– Иофс уэгхр кх элпешт, – ответил Кратов. – Долг любит возвращаться.

До графа, наконец, дошло, что с ним ведут диалог на его родном языке.

– Драд-шхирси эршхирси драд, – пробормотал он изумленно. – Ты боец. Это твоя работа. Я видел. Но ты говоришь… как эхайн!

Кратов быстро переглянулся с Носовым. По бледному лицу того мелькнула тень торжествующей ухмылки. Благодаря медиатранслятору Конрад мог знать содержание разговоров в «клубе любителей эхайнов». Он мог знать имена участников и проскользнувшие в беседах титулы. Но он не знал, кто есть кто на самом деле. И он честно сообщил своим нанимателям, что один из завсегдатаев интеллектуальных посиделок профессиональный гладиатор. Чем доставил им, наверное, немало пищи для размышлений на тему «на кой бес высокоученому собранию этот здоровенный и по скудоумию немногословный малый».

Между тем, Лихлэбр не глядя нащупал тросточку и, опираясь на нее всем своим немалым весом (тросточка гнулась, но держала), наконец выпрямился.

– Кто ты? – спросил он Кратова.

– Я тот, кто хочет договариваться.

– Ты не хочешь воевать?!

– Не хочу. И никто не хочет.

– Но мы хотим! – проскрежетал эхайн.

– Это ошибка. И я могу доказать.

– Доказать? Есть что-то, чего мы не знаем?

– Да.

– Но мы знаем все!

– Никто не знает всего… Отпусти всех заложников. Возьми меня. Узнаешь то, что знаю я.

Лихлэбр стер – а скорее, размазал – подолом безрукавки грязь с лица. Его кошачьи глаза горели огнем безумия.

– Идем, – сказал он наконец и, повернувшись, побрел на неверных ногах к кораблю.

Изумленный неожиданным развитием событий, Носов наконец обрел голос.

– Константин, – сказал он предостерегающе, на всякий случай перейдя с континентального эльдорадского на русский. – Даже не мечтайте. Это ловушка. Вы имеете дело с эхайнами…

– Вы тоже не знаете всего, Эрик, – возразил Кратов.

– Может быть, и не знаю, – проворчал тот. – Но не собираюсь рисковать чужой жизнью. Мне нужно выцарапать оттуда Озму, а не подать им на тарелочке еще и вашу голову!

– Успокойтесь, Эрик. Все будет хорошо. Я обещаю.

– Что вы можете обещать? Что?! Я не жду от вас ничего, кроме новых осложнений! Надо же додуматься: заехать по фыркалам аристократу, графу, поковнику разведки!

– Я пошел, – прервал его Кратов и почти бегом пустился догонять Лихлэбра.

Носов дернулся вперед, чтобы ухватить его за рукав, но промахнулся.

– Сумасшедший! – выкрикнул он. – Самоубийца!

Кратов не обернулся.

Он приблизился к эхайнскому кораблю – вблизи тот оказался несколько просторнее, чем издали, при искажающем перспективу лунном свете. Миновал вооруженную стражу, по трапу поднялся в шлюзовую камеру. Могучая спина т'гарда маячила впереди. Кратов озирался, не имея сил сдержать любопытство. Не так часто доводилось ему побывать на чужом космическом транспорте. А тем паче на эхайнском… Стены шлюза и открывшегося за ним трубообразного коридора были сделаны из темно-красного материала, напоминавшего земной керамит. Возможно, это и был керамит, полученный неправедными путями в мимолетную эпоху ассоциированного членства… Коридор круто заворачивался, следуя блюдцеобразным контурам корабля. Кратов отвлекся, засмотревшись на развешанные под самым потолком металлические блюда с чеканкой, носившие явно декоративный характер. Смысл изображенных на них переплетающихся аллегорических фигур он уловить не успел. Эхайн, шедший позади, грубо пихнул его между лопаток чем-то твердым, должно быть – прикладом своего варварского оружия. Кратов и не ожидал, что с ним станут церемониться. Он был готов к самому неучтивому обхождению. После тритойского ринга ничто не могло его испугать…

Он увидел порхание легких пылинок в едва заметном луче в опасной близости от лица и, не успев отпрянуть, закончил начатый шаг. Этого делать не следовало, но уже ничего нельзя было вернуть. Коридор перед глазами неожиданно загнулся кверху, а не как полагалось бы… Чеканные блюда сорвались со своих подвесок и повели вокруг него хороводы. Красноватый свет, исходивший от керамитовых стен, и без того весьма неяркий, сделался совсем тускл и вязок… словно ягодный кисель…

Его подхватили под руки прежде, чем он обмяк и осел где стоял. Дотащили до глубокого кресла в тесной кабинке, развернули лицом к большому овальному экрану. Что-то сказали – слова были знакомы, но в осмысленные фразы никак не складывались. «Волновой шок… – со скрипом ворочались под черепной коробкой бессвязные, невесть к кому обращенные мысли. – Паралич воли… тупая кукла с идиотской улыбкой… развесив слюни…» На экране было видно, как один из эхайнов, все в тех же облепивших тело идиотских шортах и маечке, вывел наружу четверых людей, казавшихся рядом с ним подростками. Что происходило там, за пеленой дождя, Кратов понимал очень слабо. Люди стояли перед кораблем, никуда не двигаясь, будто чего-то ждали. Потом один упал, как подкошенный… трое продолжали стоять. Упал второй… двое дернулись, но остались стоять на месте, как прикованные. Еще один упал… и лишь тогда изображение зарябило и сгинуло, черная волна тошнотного беспамятства прокатилась от самых пяток до самых корней волос, пол под ногами качнулся, стены выгнулись по-кошачьи, очертания всех предметов, и до того смутные, смазались совершенно – как и всегда бывало при уходе от планеты на ЭМ-тяге в режиме форсажа…

Кратов замотал чугунной – не в шутливом, лолитином смысле, а буквально неподъемной – головой, чтобы стряхнуть наваждение. Мысли по-прежнему своевольничали, путались и разбегались, создавая ощущение бреда наяву.

Маленькая взъерошенная женщина (после эхайнов все люди казались маленькими) в соседнем кресле, в толстом белом свитере и белом, довольно запачканном, джинсовом комбинезоне, сказала, обратив к нему некрасивое скуластое лицо, расписанное грязными потеками высохших слез:

– Спасибо вам.

– За что спасибо?.. – едва различимо спросил пересохшими губами Кратов.

– Вы хотя бы дали этой поганой бестиа по ее поганой роже, – со мстительным наслаждением промолвила Озма.

Интерлюдия. Земля

– И сразу застегнись, – сказал Сидящий Бык, набрасывая ему на плечи просторную мохнатую шубу с капюшоном. – Тридцать пять ниже нуля – это не шутка для монголоида.

– Я русский, – проворчал Кратов, но подчинился.

Ему казалось, что высеченные космически холодным ветром слезы замерзают на щеках, сопровождая хрустом его слова.

Сам же человек-2 был одет в легкомысленную кожаную курточку с меховым воротником, поношенные джинсы и вязаную шапочку с помпоном. На сей раз он обзавелся обычным европейским лицом с немного стертыми, незапоминающимися чертами. Глядя на него, уже не возникало ощущения, будто стоишь перед зеркалом.

– Как ты думаешь, он захочет со мной разговаривать? – спросил Кратов.

– Он очень любознательный человек, – уклончиво ответил Сидящий Бык.

– Чем же я могу быть для него интересен?

– Хотя бы тем, что ты – один из немногих ныне живущих, кто испытал на себе его прибор. Испытал и…

– И что?

– И не захотел еще.

– Это было нетрудно, – сказал Кратов. – Мне не понравилось быть машиной.

– Были такие, кому понравилось.

– И что же с ними стало?

– Почти все они умерли неестественной смертью. Еще полсотни шагов спустя Сидящий Бык вне всякой связи с предыдущим сказал:

– Тебе привет от Бубба.

– Бубб передает мне привет? – изумившись, переспросил Кратов.

– Буквально, разумеется, нет, – поправился человек-2. – Но он вспоминал о тебе часто и с большим пиететом. Поскольку моя специализация – ксенология, то какое-то время местом моей работы был Церус I с его урсиноидами. Как представляется, в конце концов Бубб проникся ко мне доверием. Он даже посвятил мне прелестный стишок:

 
Лишь тебя увижу —
Взять хочу здоровый дрын,
С силой врезать меж рогов.
Только не достать мне дрын,
И подняться лень…
 

– Как ты думаешь, он понял, что ты – это не я?

– В каком смысле? – сдержанно удивился Сидящий Бык. Потом кивнул: – А, ты имеешь в виду – понял ли он, что я не человек…

– Значит, ты работал с урсиноидами уже не под моей личиной?

– Ну, разумеется. Ординарному ксенологу маскироваться под мэтра некорректно.

– Это я – то мэтр?!

– А то кто же? – фыркнул Сидящий Бык. – Я работал в одном из своих стандартных обличий. Примерно в таком, как сейчас.

– Стало быть, у тебя несколько лиц. Отчего же ты – Сидящий Бык, а не Янус?

– Янус был всего лишь двулик. Здесь я его превосхожу.

– Ты помнишь хотя бы то лицо, которое увидел в зеркале сразу после рождения?

– Естественно. Я увидел то же лицо, что ты видишь сейчас. Для меня оно стало чем-то вроде белого фрака, надеваемого по особо торжественным случаям. Например, по случаю встречи старинного друга.

– Такая честь! – ввернул Кратов.

– В повседневной жизни я ношу другое лицо. Скажем так: более соответствующее стереотипам человеческого восприятия, возникающим при звуках моего имени.

– Смуглая кожа, мощные скулы, – сказал Кратов. – Крупный нос, понятное дело – орлиный. Жесткие черные пряди до плеч. Иногда увязанные в косичку.

– Как видно, ты имел дело с индейцами, – пробурчал Сидящий Бык.

– Среди моих друзей есть и подлинные индейцы.

– Я отличаюсь от подлинных тем, что не увязываю волосы в косичку, а заплетаю. И не в одну, а в несколько. Все, как на старинных картинках. – Похоже, человек-2 снова шутил. Но полной уверенности в том не было. – Возвращаясь же к Буббу… Нет, он ничего не заподозрил. Его звериное чутье здесь спасовало. Если он и впрямь хотел огреть меня дрыном, то лишь затем, чтобы я не вязался к нему с глупыми вопросами в минуты размышлений о вечности.

– Браво! – сказал Кратов. – Наконец-то у Бубба появилось время для медитации!

– Урсиноиды довольно неплохо живут. После того, как по Церусу прокатился огненный вал по имени «Кратов», они стали господствующим видом на всей. Хаффии. – Не видя реакции, Сидящий Бык счел необходимым пояснить: – Хаф-фия – это такой континент.

– В честь– первооткрывателей с Хаффы, – задумчиво поддакнул Кратов.

– Вот именно… Бубб не выделял меня среди прочих ксенологов. Его доверительный диапазон применительно к людской расе оказался шире, чем это бывает у самих людей. Те выделяют нас быстро и практически безошибочно.

– Ну, среди людей тоже встречаются странные экземпляры, – хохотнул Кратов. – К примеру, доктор Артур Клер-монт, начальник миссии на планете Пирош-Ас, принципиально удаляет всякую растительность с головы и лица, никогда не улыбается и строит фразы в соответствии с правилами «демосфенова канона».

– Что такое «демосфенов канон»?

– Не знаю. По-моему, он сам это и выдумал. Удручающая картина…

– Этот ваш доктор Клермонт – просто выпендрюжник, – заявил Сидящий Бык.

– Где ты подцепил это слово?! – ахнул Кратов.

– У тебя, разумеется, – спокойно ответил человек-2. – При первой встрече ты произвел на меня убийственное впечатление… хотя и извинился. В ходе второй встречи ты на моих глазах выпил почти ведро «Карлсберга» и существенно обогатил мой запас русских идиом.

– На то был повод, – Кратов смущенно засмеялся.

– В отличие от человека, который выпендривается, то есть – эпатирует окружающих своим нарочитым, неестественным поведением, мы изначально и ненатужно ведем себя иначе. Мы другие, поэтому для нас то, что вы называете емким словом «выпендреж», вполне органично.

– Да, я заметил: курточка, штанишки – все по погоде… Почему мы идем пешком?

– Потому что здесь нельзя летать. А точнее – снижаться до десяти километров; следовательно, гравитры, с их нормальным пятикилометровым потолком, отпадают. Сразу за стоянкой начинается запретная зона. Есть, конечно, оленьи упряжки, но…

– Олени простудились? – сочувственно предположил Кратов.

– Просто я решил, что тебе захочется прогуляться по снежку.

– Ну, разумеется…

– Видишь эти корпуса? Это лаборатории ментального программирования. Не те цеха и поточные линии, которые ты можешь увидеть на любой ферме по производству биотехнов. Здесь ведутся уникальные разработки. Здесь делают человеческий мозг. Двенадцать лет назад здесь построили мой мозг.

– Тебе двенадцать лет?! – поразился Кратов.

– А ты полагал, что я окажусь твоим ровесником? – пожал плечами Сидящий Бык. – По вашим меркам я подросток-несмышленыш. Но я никогда не был ни младенцем, ни подростком. Я помню себя практически с момента рождения. – Он коротко улыбнулся. – Да и рождения как такового не было.

– Могу я задать совершенно бестактный вопрос?

– А у тебя получится?

– Забавно, – сказал Кратов. – Недавно в том же самом сомневался один чрезвычайно развитый подросток лет четырнадцати. Дело было на детском острове под названием Ферма. Там разводят животных…

– Знаю, – кивнул Сидящий Бык. – Ну, и какой же бестактный вопрос ты хотел задать чрезвычайно крупному подростку лет двенадцати?

– Как долго ты рассчитываешь прожить?

– Это не бестактный вопрос, – заметил Сидящий Бык. – Скорее риторический. Мы не умираем. В нашей функциональной программе смерть не предусмотрена. Речь идет, разумеется, о биологической смерти.

– Но это тело не сделано из вечных материалов! К тому же, ты не слишком бережно с ним обращаешься…

– Должно быть, я не слишком корректно выразился. В этих корпусах создали не мой мозг, а мою личность. А уж потом подыскали ей временный носитель в виде мозга и временное тело. Моя личность бессмертна. Если мозг и тело выйдут из строя, их можно будет заменить.

– Заменить… понятно.

– Не печалься, – сказал Сидящий Бык. – Твоя личность тоже бессмертна. Личность как информационное наполнение мозговых клеток. Просто для тебя еще не создана технология замены мозга и тела. Но над этим работают. Это главная задача. Собственно, мы появились лишь как побочный продукт при решении главной задачи.

– Надеюсь, у тебя нет на этот счет комплексов?

– У меня вообще нет комплексов.

Они стояли перед белой двухстворчатой дверью без ручек и надписей. Сидящий Бык стянул с руки перчатку, подышал на ладонь и прижал к промороженному металлу. Створки бесшумно разошлись, оттуда выкатился клуб плотного пара, который показался Кратову горячим.

– Мы пришли, – сказал человек-2. – Отнесись к нему с уважением. Что бы ты ни думал о его рациогене – сейчас он работает над твоим бессмертием.

– Рациоген тоже был побочным продуктом? – не удержался от шпильки Кратов.

– Полагаю, да, – без тени смущения ответил Сидящий Бык. – Кому нужен всемогущий разум, который умрет?

* * *

 – Антропоид, кавказская раса, мужской пол, гипертрофированная мускулатура… Не думаю, что вы мне интересны, – сварливо сказал Морлок.

– Вы удивитесь, но это взаимно, – поклонился Кратов.

– За каким же чертом вы явились?!

– Если наш разговор пойдет в том же ключе – то считайте, что лишь затем, чтобы вы это знали.

Морлок нахмурился и с полминуты старательно жевал губами, что-то для себя решая. Потом сказал:

– У меня для вас десять минут. Считайте это данью любезности. Не выпроваживать же человека, который тащился через весь мир, сам не зная зачем!.. Надеюсь, вам достанет рассудка использовать их с пользой:.

Доктор Теренс Морлок стоял вполоборота, глядя куда-то мимо всего и всех, утолкав руки в карманы крахмально-белого комбинезона. Его пушистая, как у цыпленка, нежно-розовая макушка находилась примерно на уровне кратовского плеча. Кабы не брюзгливые интонации да пренебрежительное выражение лица, он бы вполне мог сойти за Сайта-Клауса. Тем более что лютовавший за стенами лаборатории мороз к тому располагал. Однако рождественских подарков явно не ожидалось.

– Тогда сразу к делу, – сказал Кратов. – Я хочу найти и вернуть рациоген.

Седые брови совершили сложное волнообразное движение, а складки в уголках рта сделались еще горше.

– Рациоген, – наконец промолвил Морлок. Он внезапно развернулся на пятках и двинулся куда-то вглубь лаборатории, между тонкостенных резервуаров в форме шаров из зеркального металла с хрустальными иллюминаторами. Кратову ничего не оставалось, как следовать за ним. – Хм… Который именно?

– Тот, что в свое время не попал на базу «Антарес».

– Я не знаю ни про какую базу «Антарес», – отчеканил Морлок.

Сидевшая возле приборов крупная, коротко стриженая Девушка молча встала – ее лицо с обыкновенными, слегка стертыми чертами ничего не выражало, только взгляд больших серых глаз зацепил Кратова вскользь, – и быстро ушла. Морлок рассеянно посмотрел ей вслед, как будто проводил глазами пляшущую на свету пылинку.

– Возможно, – сказал Кратов. – Возможно, и не знаете. Это тот рациоген, который в 125 году был отправлен со Старой Базы, но по назначению доставлен не был.

Морлок снова хмыкнул.

– Дело давнее, – сказал Кратов. – Никто уже не потащит вас на правеж в комиссию Академии Человека. Никто не отлучит от любимого дела. Все давно закончилось и почти забыто. А я – всего лишь частное лицо кавказской расы…

– Я слишком стар, чтобы бояться этих курьезных комиссий. Когда-то они посчитали, будто мы в чем-то виновны. Они наивно полагали, что нас можно убедить. Как можно в чем-то переубедить человека с убеждениями?! Разумеется, мы не приняли их доводов. Тогда они просто закрыли тему… Прошло столько лет, а я все еще уверен в своей правоте.

«На Пазура он похож, вот на кого! – неожиданно понял Кратов. – Кто бы мог подумать!.. Должно быть, отбор в ряды „Уязвленных“, как обозначал их Дитрих Гросс, шел по признакам кислой физиономии и общей ядовитости речей!»

– Вы думаете, мне нужен этот рациоген? – продолжая Морлок. – Эта древняя, морально устаревшая конструкция с архаичными, вероятно – наполовину распавшимися нейронными– связями и программами? Этот биоэлектронный монстр?! Мы никогда не называли его «рациоген» – этот термин придумали в Академии Человека. Мы называли его просто Прибор… Если бы у меня были силы, были живы Тун Лу и Строппиана, была бы жива наша школа… какой бы Прибор мы сейчас могли отковать! Галактика бы содрогнулась! Я не имею в виду, что представляемое вами химерическое сообщество вдруг затряслось бы в ужасе – мне нет до него никакого дела. Пошатнулись бы основы мироздания. Потому что впервые интеллектуальная мощь стала бы материальной силой. Впервые и на наших глазах возникли бы новые объективные законы природы, с которыми пришлось бы считаться прежним законам.

– Я не собираюсь предлагать вам этот рациоген.

– Тогда чего же вы от меня ждете?

– Я лишь хочу знать, способен ли он выполнить ту работу, для которой я намерен вытащить его из небытия.

– Прибор, юноша, способен выполнить любую работу, – высокомерно произнес Морлок. – Если ему потребуется материальное взаимодействие с окружающей средой – он подыщет себе эффекторы. Как вариант, это могут быть антропоиды кавказской расы… Полагаю, вы не пожелаете солить в нем капусту или понудить его решать транспортные задачи – что с позиций заключенного в нем потенциала одно и то же?

– Три человека, находясь в том самом рейсе, против своей воли стали носителями «длинного сообщения». Четвертым был навигатор Пазур, ваш единомышленник – если вам о чем-то говорит это имя.

– Не говорит.

– Он умер несколько лет назад, и та часть «длинного сообщения», что досталась ему, навеки утрачена. Так что речь идет лишь о троих, чье мозговое вещество перегружено чуждой и недоступной для обработки и анализа информацией. Очевидно, сообщение распределилось неравномерно. Что выразилось для его носителей в последствиях разной тяжести, от психического расстройства до почти полного отсутствия неприятных отклонений.

– Вещие сны? – отрывисто спросил Морлок. – Материализация образов из подсознания? Проскопия?

– Да, да…

– Вы – один из троих?

– Тот, кому досталось меньше всех.

– Так вы – тот самый молодой человек, которому выпало счастье общаться с Прибором. С моим Прибором…

Кратов едва удержался, чтобы не добавить: «И не только с вашим».

– Разве вам не нравится предвидеть ход событий? – с иронией полюбопытствовал Морлок.

– Иногда это меня забавляет! – оскалился Кратов.

– Должно быть, в тот момент вы были счастливы. Вы испытали реальное всемогущество, почти божественную власть над самим собой и окружающим миром. Не так ли?

– Я всего лишь ощущал себя машиной…

– Неправда, это не могло быть так!

– …и как машина я был счастлив.

– Но потом связь разорвалась, и ваш человеческий менталитет продиктовал вам негативные оценки пережитых ощущений.

– Да, мне не полюбилось быть машиной.

– Медиатор… тот, кто подключил вас к Прибору, допустил ошибку. Впрочем, скорее всего, он был недостачно компетентен. Монстр… Ему не следовало разрывать эту связь. Вы могли бы навсегда сохранить свою интеллектуальную мощь. Медиатор запустил не ту программу.

– Программу запускал я, а он лишь отдавал распоряжения.

– Там была сенсорная панель. Центральный сенсор, красный с белой точкой, инициация связи «Прибор-мозг». Вам следовало бы перед этим набрать код главной программы, ввести ключевое слово…

– Прошу вас, доктор Морлок!

– Вы все еще боитесь соблазнов, юноша, – захихикал тот. – И правильно боитесь. Потому что однажды вам может показаться, что лишь Прибор способен помочь в безвыходной ситуации. Хорошо, я промолчу. Это ключевое слово знали только двое! Тун Лу уже умер. А я – буду молчать. Хотя – я уже употреблял это слово в нашей беседе по меньшей мере дважды.

– Не дождетесь, я не стану лихорадочно просеивать все сказанное сквозь сито, чтобы выловить вашу наживку…

«Да нет, – прибавил Кратов мысленно, – конечно же, стану!»

– Ладно, что вы хотите от Прибора? – спросил Морлок. – Чтобы он разгрузил ваши бедные мозги от «длинного сообщения»? Он на это способен. Что бы ни внушали вам господа из Академии Человека, ничто не справится с ментальным программированием лучше Прибора. В конце концов, то, что до неконтролируемой дефекации перепугало этих фарисействующих чистоплюев, – искусственная инициация нейронных программ или, пользуясь общепринятой малограмотной терминологией, «наведенная разумность» – лишь одна из его функций. Признаю – любопытная, но не доминирующая, вскрывшаяся спонтанно, как побочный продукт… – Казалось, Морлок оправдывался перед кем-то, кто, наверное, о нем и думать позабыл и, быть может, давно исчез. Как видно, он и сам поймал себя на этом, потому что остановился па полуслове, часто заморгал и зачем-то вытер рот рукавом комбинезона. После короткой паузы он продолжал вещать, вкладывая в каждое слово огромный заряд сарказма: – Для Прибора кора больших полушарий – всего лишь расчерченный лист бумаги – даже не слишком просторный! – в каждой клеточке которого можно что-то написать, что-то стереть, а что-то и прибрать к рукам… Методика прежняя: вы подключаетесь к Прибору и лично сканируете собственный мозг в поисках латентной информации. Можете просто избавиться от нее. Можете выгрузить в память Прибора, преобразовать к любому из традиционных способов хранения данных – для тех, что возникли за четыре последних десятилетия, потребуется конвертирование, – и подвергнуть анализу. Вы можете все, что только придет вам в голову. Вы снова почувствуете себя всесильным…

– Подите к черту, доктор Морлок! Тот желчно захихикал.

– Вы доставите Прибор на Землю? – спросил он, резко оборвав смешок.

– Нет. Скорее всего – на одну из труднодоступных и малонаселенных планет, из числа недавно открытых. Или на один из законсервированных космических стационаров. Подальше от соблазнов.

– Вы не позволите мне его увидеть? Кратов отрицательно покачал головой.

– Это все равно, что не позволять Шекспиру ставить в «Глобусе» собственные пьесы, – кривя губы, заметил Морлок, – запретить Леонардо любоваться «Джокондой»…

– Согласитесь, что рациоген – не «Джоконда».

– Видите этот уродливый агрегат? Скоро мы научимся переносить в его память человеческую личность со всем ее уникальным опытом, с воспоминаниями и амбициями… а затем помещать в новое тело, созданное по технологии управляемого антропогенеза… и тогда человек наконец станет биологически бессмертным. А бессмертному рано или поздно понадобится другой мозг. Более дружественный к собственному хозяину, со всеми его незадействованными резервами. Как бы вы ни трепыхались, что бы ни выдумывали – вам никуда не деться от всемогущества…

Кратов уже уходил.

– Если у вас что-то не заладится, если вам нужен будет совет, если вы в чем-то засомневаетесь! – крикнул ему вслед Морлок. – Найдите меня, я буду ждать, я помогу. За одну лишь возможность снова его увидеть… Только увидеть – я старый, я могу умереть, и тогда вам никто уже не поможет!

* * *

Сидящий Бык ждал его на стоянке, сидя подле гравитра прямо па снегу в позе лотоса с прикрытыми глазами. Инфернальный ветер хлестал его по лицу, не в силах ничего поделать с этим айсбергом самодостаточности.

Кратов тронул его за плечо, втайне опасаясь, что тот повалится набок, как промороженная чурка. Но все обошлось. Сидящий Бык разлепил смороженные ресницы.

– Как протекала встреча? – спросил он.

– Прекрасно. – буркнул Кратов. – Ты не хочешь говорить об этом?

– Морлок сам тебе все расскажет, если сочтет необходимым.

– Уверяю тебя, он сочтет.

– Я и не сомневаюсь… – Кратов поежился и вдруг сказал с ожесточением: – Как я посмотрю, все, чем вы озаботили Галактику – сплошные побочные продукты. Не хочу даже думать, как нам всем станет весело, когда на свет явится ваш «опус магна»!

– Ну, ты, по крайней мере, будешь доволен, – мягко возразил Сидящий Бык.

– Ха! Я уже дрожу – не то от сладостных предчувствий, не то от этой чертовой вечной мерзлоты!

– Баффинова Земля – не место для слабаков. Поэтому нам редко докучают праздными визитами. И еще мы сильно экономим на криогенных установках… Речь шла о рациогене?

– Ты не менее своего творца любознателен, брат мой…

– Хочу вернуть тебе то, что ты забыл в нашу первую встречу. Твой маленький амулет.

Сидящий Бык разжал ладонь. Брелок, черный деревянный дракончик с планеты Финрволинауэркаф.

– Ты уверен, что тебе больше не понадобится удача? – спросил Кратов.

– А ты? – усмехнулся человек-2.