Текст книги "Галактический Консул (сборник)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 95 страниц)

5

Гигантский рост, могучее телосложение, длинные светлые волосы Одинаково звероватое выражение лиц со странным апельсиновым цветом кожи, а быть может – загаром. Каменно сомкнутые тяжелые челюсти. Тонкие линии почти безгубых ртов. И желтые кошачьи глаза, в которых тлел огонек безумия.

Носов с любопытством наблюдал за лицом Кратова.

– Пет, Коноантин, – сказал он негромко. – Эго не магмы.

– Люди-2? – спросил тот одними губами.

– Мы рассматривали эту возможность. Но лишь как запасной вариант. Это люди, как вы и я немного грима, немного реструктуризации обмена веществ, и очень много серьезной подготовки. – Носов обернулся к резидентам и кивнул, приглашая к участию в разговоре. – Доктор Рихард Алеш, – отрекомендовал он. – Первое образование – социология, социометрия и виртуальная история.

– А второе? – спросил Кратов.

– Теория и практика активной разведки, – сказал Алеш противным голосом, напоминающим скрежет металла, разрезаемого очень тупыми ножницами. – Я слышал о вас, доктор Кратов. И с любопытством слежу за вашими потугами спроецировать человеческий опыт на галактические процессы.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду ваши неуклюжие экзерсисы с Эхлидхом.

– Это звучит как афористический каламбур.

– Энфоризм, – смешливо ввернул Понтефракт.

– Я всю жизнь только тем и занимаюсь, – сказал Кратов, – что пытаюсь понять нелюдей своим людским умишком. Могу с гордостью заявить, что в девяноста случаях из ста такой подход себя оправдал.

– Но здесь как раз те десять случаев, что не укладываются в вашу замечательную статистику, – продолжал Алеш. – Я читал ваши труды по методике «наведения мостов».

– Простите?

– Так в научном просторечии называют вашу знаменитую методику трансактивного взаимодействия при спонтанных преконтактных связях… Забавно и не без выдумки. Но в нашем случае не годится! Вы никогда не сможете смоделировать менталитет среднего эхайна, используя человеческий материал в качестве исходного. Не спорю, это неплохо срабатывает на всех известных нам гуманоидных расах. Это недурно годится для рептилоидов и даже арахноморфов. Но к эхайнам не применимо категорически.

– Я так не считаю, – мягко возразил Кратов.

– Это ваше дело, – отрубил Алеш. – Точнее – ваше заблуждение. Как всякая свободная личность, вы имеете полное право на заблуждения. Но лишь в тех пределах, в которых вы не нанесете ущерб безопасности Федерации и Галактического Братства!

– Вы уверены, что знаете эти пределы?

– Уверен. Это моя работа. Это дело моей чести. Моей и этих люден. Сегодня вы могли выйти за эти пределы. И если бы не профессионалы, что оказались рядом в нужную минуту, ущерб мог бы быть гораздо ощутимее. К счастью, все обошлось лишь небольшой встряской для ваших мозгов… которая, надеюсь, пойдет им на пользу.

Носов жестом остановил Алеша.

– Доктор Цви Магдол, – сказал он, обращаясь ко второму резиденту.

– Эконометрика, глобальное моделирование и сложные социальные структуры, – объявил тот. Голос его был такой же душераздирающий, как и у Алеша. Кратов тотчас же вспомнил: как и у графа Лихлэбра. – Это первое образование. Второе у нас всех, здесь присутствующих, одно и то же. Возможно, доктор Алеш был излишне строг в своих оценках… ничем и никогда повредить нашим операциям никакое стороннее вмешательство не в состоянии. Грош нам была бы цена… Но в основном он прав. Вы неверно истолковали свою миссию на Эльдорадо, господин Кратов. Исходя из личного субъективного опыта, вы решили, будто вас подпустят к эхайнам вплотную. И что-де от этого делу галактической безопасности будет польза. Это не так. Вы не профессионал, не специалист в этой области. Вы пострадаете сами, и в большей степени, чем это произошло сегодня. Вы подставите под удар тех профессионалов, кто вынужден будет спешить к вам на выручку. Да это и неважно… В определенном смысле сегодняшний инцидент был проверкой на разумность, и вы ее не прошли. Впредь никто не позволит вам даже приблизиться к эхайнам. Оставьте это нам. Мы специально подготовлены. И мы выполним эту задачу лучше вас. – Магдол с силой сомкнул огромные ладони, и мышцы под тонким свитером откликнулись на это движение, вздувшись чудовищными буграми. – Вы просто не представляете, что за мощь нам противостоит. Я имел счастье изучить вашу биографию…

– Такая честь, – сказал Кратов без тени улыбки. – И что же вы узнали обо мне?

– Вы любите все делать сами, во все влезать по собственные уши. И, напротив, не любите кому-либо уступать право на поступок. Поймите, господии Кратов, сейчас настал именно тот момент, когда вам придется его уступить. Вы специалист по контактам – прекрасно! Мы выслушаем ваши советы и примем их к неукоснительному исполнению. Одна только загвоздка: время контактов еще не пришло.

– Что же это, если не контакт? – нахмурился Кратов.

– Вооруженное противостояние, – лязгнул Магдол.

– Доктор Томас Арнерич, – сказал Носов, передавая эстафету следующему.

– Психология, психология и еще раз психология, – сказал третий. – Как видите, мы не дилетанты. Разумеется, никто из нас не специалист в области психологии эхайнов. Равно как и в социологии эхайнов, и в экономике эхайнов. Что бы ни говорил доктор Алеш, все мы вынуждены до определенного предела руководствоваться земным опытом. А затем черпать из бездонных колодцев галактической мудрости. Мы слишком мало знаем об эхайнах. Наша задача – узнать о них все. Мы не хотим, чтобы в ход пошло оружие. Это самый последний аргумент. Не секрет, что он наготове. Но вначале мы попытаемся обойтись без него. Мы внедримся в их социум. Мы исследуем его изнутри, сделаем анализы и срезы. Мы найдем его нервные узлы и научимся на них воздействовать. Быть может, в какой-то миг мы вдруг поймем, что же послужило причиной этой непопятной враждебности, и сможем ее устранить. Ведь об этом вы мечтаете, господин Кратов?

– Об этом, – сказал тот.

– И я тоже, – вставил Понтефракт.

– Что же до меня, то ни о чем я так не мечтаю, как сбросить с себя этот камуфляж, – Арнерич повел дюжими плечами, – обрести нормальный человеческий облик и вернуться к любимым занятиям. На Земле, на родной, доброй, ласковой планете. И забыть злобный, истеричный, смертельно опасный Эхайнор… Надеюсь, вас не ввела в заблуждение наша внешность?

– Меня предупредили…

– Среднестатистический эхайн мужского пола обладает ростом два метра двадцать сантиметров и весом сто шестьдесят килограммов. Если принять во внимание, что всю свою жизнь он проводит в совершенствовании боевых искусств, то в пике формы это – двуногая машина для убийства, постоянно пребывающая в готовности номер один. Основная психологическая компонента личности – агрессия. Вы должны были это понять из нашего поведения и способа выражения мыслей. В естественной обстановке мы уже ведем себя, как эхайны. Мы грубы и агрессивны, даже между собой. Мы постоянно сдерживаем себя, чтобы здесь, среди людей, выглядеть людьми. Это дается нам не без труда. Примерно так же чувствует себя т'гард Лихлэбр на улицах Тритон… Когда мы вернемся, нам придется выдержать длительную психологическую реабилитацию. Мы сами себе отвратительны. Но это неизбежная цена за новое знание, которое, быть может, позволит избежать большой беды. Поймите это и простите нам неподобающую резкость высказываний.

– Поймите и то, что на вашем шутовском ринге, в болотах Пангелоса и в кувырканиях над Гадской Плешью вы никогда не станете эхайном, – сказал Алеш. – В эхайнов нельзя играть! Нельзя погрузиться в мир насилия, как в теплый бассейн, чтобы затем выйти и насухо вытереться. Вы же так и поступаете. Всякий раз вы покидаете ринг и становитесь доктором ксенологии Кратовым, добрым, уравновешенным, мирным человеком, который любит маму, женщин и пиво. Ни разу не было, чтобы Зверь-Казак доковылял хотя бы до проспекта Буканеров. Он существует лишь в четырехугольной вселенной ринга и умирает с последним ударом гонга… Поэтому вы никогда не узнаете, как и о чем думает эхайн, а значит – вы останетесь некомпетентны. Оставьте это нам, вынужденным сидеть в этой клетке взаперти до того момента, пока нам не разрешат ступить на землю Эхайнора… Вам ясно?! – вдруг рявкнул Алеш с металлическим подвизгом и подался вперед всей тушей.

– Это мне ясно, – промолвил Кратов спокойно. – А вот как вы думаете, эхайны подозревают о том, что вы существуете?

– Вне всякого сомнения, – ответил Магдол.

– И что же они, по-вашему, станут делать со своими подозрениями?

– Хха! – скрежещуще выдохнул Магдол, не то засмеялся, не то пригрозил. – Это вопрос… Не знаю, как первый геобкихф Гтэрнегх… это хам и солдафон, а вот второй геобкихф Эограпп и геакетт Кэкбур, и даже т'гард Лихлэбр, безусловно, не дураки… Одно я знаю точно: у них ничего не выйдет.

– Ну-ну, – сказал Кратов. – Впечатляющая демонстрация. Пока что я понял одно: общаться с эхайнами – удовольствие ниже среднего.

– Так оно и есть, поверьте, – промолвил Арнерич.

– И все же меня не оставляет ощущение, что мы здесь играем в какую– то игру, – продолжал Кратов. – Точнее, играете-то вы, но желали бы, чтобы и я принял ваши правила. А они мне не нравятся. Как попытка расставить шахматные фигуры на доске для го… Вы уже нацелились на Эхайнор, как на цитадель мрака. Вы рассуждаете о нежелании пускать в ход оружие. Но чудится мне за вашими словами, что дредноуты уже разводят пары, и пушки по обоим бортам расчехлены, а пушкарям уже выдали по чарке водки… Что скажете, Эрик? – повернулся он к Носову.

– Очень образно, – засмеялся тот.

– Я так и знал, что не услышу прямого ответа… Вы не устаете повторять, что не хотите войны. А по-моему, так вы очень ее хотите. Вам не терпится повоевать, господа… – Кратов с удивлением обнаружил, что в его голосе прорезался металл, сообщавший ему неожиданные эхайнские интонации. – Я слушал вас и ждал, когда же прозвучит: вы, штатские, ни хрена не смыслите в настоящей заварушке. Другое дело мы, военная косточка…

– А что же, – заявил Алей! – И впрямь не смыслите. Давайте уж назовем вещи своими именами.

– Руки чешутся? – спросил Кратов, глядя прямо в желтые глаза резидента, но обращаясь по-прежнему к Носову. – Истосковались по прикладу?

– Хха! Чего ж им тосковать?! – с вызовом усмехнулся Алеш. – Часу не прошло, как отстрелялись!

– Секреты, конспирация, дезинформация… – сказал Кратов. – На войне как на войне… Не будет вам войны, братцы. Мы что-нибудь придумаем, чтобы ее не было. Хватит, навоевались за тысячи лет. Пора научиться договариваться.

– Думайте, – сказал Алеш. – Только глядите не опоздайте. Когда т'гард Лихлэбр прогуляется по набережной Тойфельфиш… или Монмартру… или Александрийской аллее… он может решить, что ему нравятся наши планеты.

– Это уже предмет для переговоров, – промолвил Кратов. – Я знаю несколько пустующих замков в Шотландии…

– Но он может и решить, что они ему не нравятся, – заметил Магдол.

– Тогда он рискует остаться без недвижимости на Земле.

– Доктор Гвидо Терранова, – повернулся Носов к последнему из четверки, скромно державшемуся в тени.

– Ксенология, – коротко сказал тот. – Академия ксенологии, Сан– Марино. Институт проблем ксенологии, Ватикан. У нас есть общие знакомые, например – профессор Аксютин… Вот что, доктор Кратов. Ваша попытка контакта с Лихлэбром была обречена, но вы этого не знали! Как не знали и мы, хотя и вовсю строим из себя провидцев… Я рад, что вы здесь. Я восхищаюсь вами. И я надеюсь, что вы найдете какое-то неожиданное решение. Там, где никто его не ждет, даже вы сами. – Тень улыбки промелькнула по его лицу, похожему на маску, совершенно неприспособленную для простых человеческих выражений. – Мы действительно не хотим воевать, что бы здесь ни звучало. Мы говорим «гордо и богохульно» – но это не мы. Это Эхайнор говорит нашими голосами…

– Гвидо! – взревел Алеш. – Хча! Что ты несешь?!

– Доктор Алеш! – обернулся к нему Терранова с неожиданным для своей массы проворством. Рука его скользнула к поясу… за которым ничего не было.

– Брек! – воскликнул Носов.

Резиденты, оказавшиеся на ногах и в опасной близости друг от друга, застыли. Напрягшиеся мышцы обмякли, желтое полыхание в злобно сощуренных глазах угасло.

– Благодарю всех, господа, – сказал Носов.

6

– Что скажете? – спросил Понтефракт. В присутствии резидентов он вел себя непривычно тихо и лишь энергично дымил сигарой.

– «Если бы человек, властитель мира, умнейшее из дыхательных существ, происходил от глупой и невежественной обезьяны, – с удовольствием продекламировал Кратов, – то у него был бы хвост и дикий голос» [ Откровение св. Иоанна Богослова, глава 13].

Понтефракт хохотнул.

– Отличный ответ, – сказал он. – Эрик, я как-то имел неосторожность обронить, что эхайны гораздо ближе к обезьянам, чем мы…

– В Эхайноре нет обезьян, – возразил Носов с нарастающим раздражением.

– Что так? – подивился Кратов. – От кого же они произошли? От медведей?!

– И верно, – заметил Понтефракт. – Надеюсь, ваши мальчики прояснят эту поразительную лакуну.

– Голос у них противный, не спорю, – сказал Носов несколько уязвленно. – А какой он может быть, когда на Эхайнуоле даже дети скрежещут, как несмазанные двери?

– Да бог с ним, с голосом, – отмахнулся Кратов. – Я даже рад, что вы так много знаете об эхайнах, что подготовили очень похожих резидентов. Я только не слишком радуюсь тому, что сам не владею и половиной ваших познаний.

– Поверьте, это скучные познания, – сказал Носов. – К чему вам знать фасон нижнего белья рядовых чинов штурмовой группы войск Светлого крыла? Или любимый напиток его светлости т'литта, сиречь маркиза, Гтэрнегха, он же первый гсобкихф, сиречь супер-директор, Департамента внешней разведки? Или сто тридцать два способа обольщения замужних дам, изложенных в классическом анонимном романе чрезмерно фривольного содержания «Пятый локоть»? [ Л. П. Чехов Письмо к ученому соседу.]

– Это не скучно, – запротестовал Понтефракт. – Это даже мне интересно…

– А вы не боитесь, что ваши эхайны окажутся больше похожими на эхайнов, чем сами эхайны? – спросил Кратов.

– Что за странная мысль! – поморщился Носов.

– Просто я все еще ощущаю себя участником какой-то игры, – пояснил Кратов.

– Да, да, мы все уже слышали, – досадливо сказал Носов.

– Вы играете в войну, и с вами все ясно. А эхайны… они тоже играют. Только вот во что? – Кратов помолчал, лаская гулю на затылке (после массажа, заданного ему странным типом в плаще с капюшоном, боль ему ни в одном органе не досаждала). – В бармалеев? Сами же не устаете повторять, что граф Лихлэбр не дурак…

– И что же из этого следует?

Кратов пощелкал пальцами, подыскивая наилучшее оформление своим мыслям, а затем с удовольствием продекламировал:

 
Год за годом как то так.
Обезьяна толпу потешает
В маске обезьяны.
 

Басе (1644-1741). Перевод с японского Веры Марковой.

Бросьте, Константин, – буркнул Носов, хотя вид у него был озадаченный. – Про обезьян мы тоже слышали. Дались вам нынче обезьяны! Ерунда какая…

– Ага, я, кажется, понял эту аллегорию, – сказал Понтефракт. – Вы тоже пораскиньте мозгами, Эрик. Вам полезно, клянусь кошкой…

– Мы тоже не дураки, – сказал тот. – Ну скажите, похож я на дурака?

– На дурака в этом цирке больше всех, по всей вероятности, похож я, – хмыкнул Кратов.

– Отчего же? – полюбопытствовал Понтефракт.

– Идиотское у меня положение. Вокруг все знают то, чего не знаю я. Эрик знает, какое исподнее носят рядовые эхайны. Вы, Бруно, знаете, что Блаженная Икота превратилась в полигон для подготовки десанта в Эхайнор.

– Мне положено это знать, как члену Магистрата!

– Даже Блукхооп знает что-то про нас и эхайнов и тоже молчит, как… рыба в пироге.

– Он и есть рыба, – сказал Понтефракт. – Только в кляре.

– И это ерунда, – заявил Носов с неожиданным энтузиазмом. – Так вот, доктор Кратов. Я знаю, чем вас утешить. Что бы ни толковали вам мои люди, вы ведь не отступитесь и не оставите попыток разобраться с Кодексом Силы.

– Не оставлю, – подтвердил тот.

– Я хочу подарить вам знание, которого нет ни у кого из нас. – Носов мечтательно улыбнулся. – Вам нужно пройти курс боевой подготовки по методике «журавлиных наездников».

– Что еще за методика?!

– Она создана на планете Тшарилх. Это система Охиуфсоар, о которой вы, как я подозреваю, даже слыхом не слыхивали.

– И видом не видывал такое название ни в одном справочнике…

– Ничего удивительного: они себя не афишируют, но охотно и плодотворно сотрудничают с Галактическим Братством на правах ассоциированного членства. Это ортогуманоиды, чьи физические характеристики весьма сходны с нашими. Хотя физиология, разумеется, совершенно иная.

– Вы тоже изучали эту премудрость?

– Увы мне… Так, вершки. К корешкам меня не подпустили. Я не вышел ростом, и мой вес по эгиохским нормам никуда не годится. Меня бы не взяли даже в подростковую группу.

– Ну, ваши резиденты наверняка его освоили в совершенстве!

– Не угадали! – Носов сделал отметающий жест. – Они, наоборот, слишком тяжелы и громоздки. Вы же в своей нынешней форме обладаете всеми необходимыми для этой методики физико-динамическими характеристиками. Ну, что? По рукам?

– Во-первых, безусловно, по рукам – я любопытен и всегда рад возможности узнать что-нибудь новенькое. Если это не займет много времени и не вступит в противоречие с моим мировоззрением…

– Ни то, ни другое! Это не религия, не культ, а обычная система общефизической подготовки.

– А во-вторых, зачем мне это?

– Вы серьезно изучаете Эхлидх, – сказал Носов терпеливо. – Но эхайнский культ силы направлен прежде всего на самоутверждение через подавление окружающих. Вам будет любопытно обнаружить, что существуют боевые искусства, выстроенные вне всяких культов, но столь же разрушительные, как и гуманистические.

– «Журавлиные наездники»… Удивительное название. На Тшарилхе есть журавли?

– Конечно же, нет. Это всего лишь образный перевод с эгиохского на русский. Там в горах живут большие белые птицы, которые в брачный сезон очень красиво танцуют на воде. И столь же красиво сражаются за право обладать своей суженой.

– И что же, у нас на Земле нет ничего похожего? – спросил Кратов недоверчиво. – К примеру, ниндзюцу, ушу, русский рапид?

– Нет, и не было, – сказал Носов со вздохом. – Ничего даже близко похожего на Земле никогда че было. Методике «журавлиных наездников» – три тысячи лет. Будь у нас что-то такое же и так же долго, мы бы с вами сейчас ломали голову над тем, что означает идиома «обидеть слабого».

– Хорошая мысль, – кивнул Кратов. – И когда же начнем?

– А прямо сейчас! – Носов обернулся – человек в плаще с капюшоном неприметно и молчаливо маячил в дальнем углу комнаты. Коротко поклонившись, Носов промолвил: – Учитель Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин, это ваш новый ученик.

Странный тип быстрым кивком отбросил с лица глухой капюшон. У него было вытянутое, со вдавленными скулами, костистое нечеловеческое лицо. По обе стороны хрящевидного выступа, что делил это лицо пополам от корней волос до безгубого рта, тускло поблескивали черные диски глаз с контрастно-белыми точками зрачков. Обладателю такой внешности нашлось бы лучшее место среди горгулий собора Парижской богоматери.

– Я готов, мастер-командор, – негромко сказал Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин на прекрасном русском языке, с тем же неуловимым акцентом.

– Учитель, – сказал Носов с укоризной. – Я же просил не выносить звания за пределы Тшарилха…

– Хорошо, мастер-командор, – кротко и, как показалось Кратову, язвительно согласился Рмтакр.

– Подождите, – сказал Кратов, растерявшись. – Но у меня были планы на вечер!..

– А знаете, куда мы пошлем ваши планы? – с наслаждением спросил Носов.

Интерлюдия. Земля

– … Мне было страшно, так страшно, как никогда в жизни не было ни до, ни после, это только ты, здоровый лоб, с ног до головы закованный в латы самодостаточности, ничего не боялся, и тебе все равно было, что делать и куда идти, что в экзометрию. что в самое пекло, да ты и пошел после того, как я не вернулся, а я был перепуган и хорохорился для того лишь, чтобы никто не видел моего жуткого, леденящего сердце, разум и душу страха, это было стыдно, это было физиологически отвратительно, больше всего я боялся, что ты со своим нечеловеческим уже тогда чутьем на эмоции учуешь запах моего страха, и она тоже учует, и мастер, все мы умели это, всех нас этому учили, но ты уже тогда был лучше всех, и я боялся собственного страха, и стыдился его, стыдился перед тобой, но это было, было, было, и ничего нельзя было поделать, только ты остался, тебя еще ждал твой ад, а я ушел в свой персональный ад сейчас, это было необъяснимо и страшно, я все время говорю – «страшно», потому что это единственное слово, которое подходит для экзометрии, все остальные неточны и маловыразительны, это было, наверное, как моментальная смерть, когда угасают все чувства, и мне осталось лишь биение моего живого сердца, и я все ждал, когда же стихнет и оно, а вокруг не было ничего, я не ощущал собственного веса, я не осязал одежды, что была на мне, я не видел даже приборов на внутренней поверхности шлема «га-лахада», кажется – я закричал и не услышал голоса, но тут из другого измерения меня на короткое время взяли за руку, это ты дернул фал, беспокоясь, и я, чтобы вернуть себе ощущение реальности, ответил, и понемногу начал оживать, пальцы ощутили зажатый в них фал, откуда-то из ничего всплыли светящиеся панели приборов, между лопаток зачесалось, во рту образовался противно-соленый привкус, это я губу закусил и не чувствовал до того момента, как ты меня позвал, смешно, столько лет прошло, а я все помню до мелочей, и есть такие мелочи, о каких я даже тебе не скажу, и я солгал тебе тогда ответным подергиванием фала, что у меня все в порядке, между тем как ничего в порядке не было ни до, ни па протяжении, ни уж, разумеется, после, потому что я снова ощутил самого себя, но ощутил висящим в абсолютной пустоте, свободной даже от вакуума, ощутил себя вмороженным в ничто, потому что по ту сторону прозрачной скорлупки шлема была экзометрия, она глядела на меня, а я не видел ее и не знал, как подобает вести себя с этой дамой, и я, трясясь от примитивного, первобытного, никакими известными мне словами не передаваемого страха, трясясь каждой клеточкой своего тела, двинулся вперед, хотя и не знал уже, верно ли ориентируюсь, но в какой-то миг мне почудилось, будто пятки ударились о что-то твердое, и я решил, что это корпус «гиппогрифа», а значит, я могу выполнить задание и прослыть смельчаком, смогу добраться до гравигенной секции, а, там уже я буду снова внутри корабля, где мне черт не враг, там-то я уж разберусь, и вот когда я так осмелел и обрел надежду, все и случилось, потому что на самом деле я двигался неверно, и воспринимал все неверно, и приборы гнали сплошную бредятину, и если я что– то и впрямь тогда нащупал, то уж никак не старину «гиппогрифа», это были они, они были рядом все это время, они никуда не делись после того, как ударили нас, и когитр врал, что все уже закончилось, потому что все еще продолжалось, хотя никакой нужды не было наносить нам повторный удар, мы уже были покойники, н они просто были рядом, чтобы проследить за нашей агонией, а может быть, насладиться ею, и вот на них-то я и натолкнулся, бестолково суча ногами, ты не поверишь, но я увидел это, я увидел это своими глазами, я увидел то, что никто никогда не видел до меня, да и не увидит больше, потому что нам нельзя быть рядом, мы разные, мы настолько разные, как это только возможно, нам нельзя встречаться, мы не можем сесть н обо всем договориться, как это делаешь ты с самыми чужими чужаками из субсвета, и делали до тебя другие, мы никогда не поймем друг друга, и то, что мы, существа из субсвета, сунулись в экзометрию, было чудовищной, ошибкой, и огромное счастье, что им никогда не пришло в головы сунуться в субсвет, ты сейчас начнешь мне рассказывать про своего биотехна, но это другое, твой биотехн не оттуда, он по эту сторону, он лишь ничтожная попытка воспроизвести с чужих слов мимолетное впечатление о чьих-то неверных представлениях, он даже приблизительно не похож, хотя отдадим ему должное, кое-что он несомненно умеет так же, как они, но только не верь тому, кто скажет, будто понимает экзометрию, будто может вообразить и поведать тебе о том, что в ней происходит и будто там есть жизнь, будь это даже тектон из расы тектонов, ведь на самом деле ничего там нет, вернее, ничего нет, что можно было бы выразить в нашей системе понятий и как-то поименовать и обозначить, как-то одушевить и заземлить, ни хрена там нет, черт вас всех побери, а есть то, чего мы не знали, не знаем и не узнаем до смертного часа, и одно лишь могу тебе сказать, что они не такие, вот и все, а ведь я их увидел, я висел в экзометрии, как дохлая муха в янтаре, и рассматривал их, и в этот миг я сознавал, что схожу с ума, что уже сошел, да нет, что я говорю, я ничего не сознавал, я просто таращился на них, как месячный младенец, только что пузыри не пускал, а может, и пускал, дело прошлое, и сейчас я тоже схожу с ума от недостатка слов, воображения и фантазии, от того, что не могу передать тебе даже мимолетной тени представления о том, какие они, хотя знаю, как это для тебя важно, да и для тех, кто стоит за тобой, до них-то мне большого дела нет, как не было им до меня, но я очень хочу помочь тебе, я всего-то хочу, что просто поделиться с тобой этим знанием, выплеснуть из себя хотя бы чуточку, все это переполняет меня столько лет, и я не могу избавиться от этого, ни с кем не могу разделить, мой мозг ежечасно лопается и взрывается, тебе должно быть знакомо такое ощущение, хотя ты, наверное, уже забыл, это быстро забывается, как всякая боль, как зажившая рана, хочу только, чтобы ты понял, что они другие, они чужие нам, они не могут быть там, где есть мы, а мы ошибочно полагаем, что экзометрня пригодна для наших нужд, они огромны, они фантастически огромны, но они не бесконечны, они сияют, но мы не знаем этих цветов, они неразумны, но мы просто не знаем, что такое разум, они не живые, но, быть может, это то, куда отлетают и чем становятся души после того, как покидают тело, они чужие нам, я уже говорил это и буду повторять, пока ты не поймешь, что здесь ты, даже ты, потерпел фиаско, здесь твое искусство и твоя энергия ничего не значат, и тебе остается лишь одно, опустить руки и отойти, а время шло, но я не ведал ни времени, ни пространства, я висел и смотрел на них, а вы ждали от меня помощи и не дождались, потому что помощи ждать было не от кого, но есть и еще кое-что, о чем тебе нужно услышать, о чем я никому еще не говорил, даже ей, даже самому себе, это то, что я увидел, когда вернулся на корабль, я ведь не рассказывал тебе, как я сумел вернуться, я что-то плел тебе про то, что вдруг ощутил, будто поправился на миллион тонн, да, был такой момент перед самым возвращением, а еще я говорил, что меня оторвало от корабля, как былинку, и это чистой воды ложь, потому что я ни секунды не ощущал себя связанным с кораблем, едва только погрузился в экзометрию полностью, если пренебречь этим клоунским фацом, и глаза я не закрывал, я не мог этого сделать, потому что смотрел на них, и о вас вспомнил, только когда шел по мертвому, вымороженному, вскрытому, будто консервная банка кораблю в направлении темного центрального поста, я солгал самую малость и скрыл всю правду, а правда заключена в том, что я видел, вернувшись на корабль, что я видел, пока шел по заледенелому коридору на центральный пост, и что я увидел, когда наконец пришел уда…

* * *

 Кратов потянулся и выключил видеал.

– Но он хотел рассказать что-то еще! – запротестовал Торрент.

– Он и рассказал.

– Но мы хотели бы это услышать!

– Там… личное. Вряд ли это может представлять для вас какой-то интерес.

Торрент зашипел, как рассерженный кот, но промолчал.

– Бедный Стасик, – проронила Рашида. – Почему он не поговорил со мной, когда я была рядом? Почему он держал это в себе?

– Я не знаю, – откликнулся Кратов. – Мы этого никогда не поймем. Мы– то не побывали по ту сторону. Можно сказать, на том свете… Я только знаю, что на самом деле его сдерживало то, что он увидел, вернувшись на «гиппогриф».

– Я и говорю: мы должны это услышать! – вскинулся Торрент.

– Для Стаса это было потрясением, – продолжал Кратов, словно не слыша. – Что вы хотите от двадцатилетнего сопляка?.. Добавлю, что потрясений было несколько. Никакая психика не выдержит.

– Даже твоя? – усмехнулась Рашида.

– Даже моя. Я тоже был двадцатилетним сопляком… Но мне повезло. Я избежал слишком тяжких испытаний. Наверное, кому-то должно было перепасть меньше всех, чтобы он когда-нибудь во всем разобрался.

– Можно подумать, что вы разобрались, – саркастически фыркнул Торрент.

– Я не Шерлок Холмс. Я простой ксенолог в затяжном отпуске, у которого дымятся мозги от перегрева. Меня не понимают дети и женщины. Меня недавно укусила ядовитая банановая змея… И все же, мне кажется, я очень близко подошел к разгадке.

– Дьявол, – произнес Торрент в некоторой растерянности. – Тогда зачем здесь я? Это же я, по своему внутригрупповому статусу в этой безумной компании, универсальный решатель проблем и профессиональный отгадчик кроссвордов… То есть, разумеется, мне нужно быть здесь, мне хочется быть здесь, но вы-то всегда стремились от меня отделаться, а теперь вдруг снизошли и позволили участвовать в этом узком, почти семейном совете…

– А уж я и вовсе лишний, – подал голос из своего угла необычайно смирный Мануэль Спирин. Вне своей экологической ниши в Тауматеке он ощущал себя немного потерянным.

– И этого я тоже не знаю, – честно признался Кратов. – Вообще-то я хотел бы пригласить сюда еще пару-тройку людей, но под рукой оказались только вы. А вдруг кто-нибудь из вас да и подаст дельную мысль? Три головы все же лучше одной…

– Спасибо, – вставила Рашида. – Это мою голову ты не принимаешь в расчет?

– Скорее, свою, – улыбнулся Кратов.

– Где сейчас Ертаулов? – осведомился Торрент.

– В клинике «Зеленый Луч», что на Суматре. Под присмотром доктора Дананджайя.

– А, знаю! – обрадовался Торрент. – Это очень хороший ментолог, очень хороший! Он уже поставил диагноз?

– Угу, – кивнул Кратов. – Выплеснул на нас целую охапку заумных терминов. Похоже, половину из них он употребил только– из-за их впечатляющего звучания…

– Вы с ним чем-то схожи, Уго, – сказала Рашида.

– Надо думать, это комплимент? – вскинул бровки Торрент.

– Я запомнил только некоторые, – сказал Кратов. – Например, «серое затмение».

– И это я знаю! – снова возликовал Торрент.

– И я, – печально отозвался Спирин.

– Ошеломляюще, – сказала Рашида. – Все, кроме меня!

– И ты знаешь, – успокоил ее Кратов. – Просто не подозреваешь об этом.