Текст книги "Галактический Консул (сборник)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 95 страниц)

5

Услышав шаги в пустом коридоре, Григорий Матвеевич оторвал тяжелую с недосыпу голову от жесткого валика дивана. Это был Лерман, и вид его тоже оставлял желать много лучшего. Никто на кораблях миссии не мог спокойно спать и нормально питаться в последние дни, и тут не помогали ни уговоры, ни приказы, ни даже угрозы в двадцать четыре часа списать к дьяволу из Галактики на Землю.

– Вернулись два гравитра, – сказал Лерман тусклым голосом. – Из тех, что ушли в концентрический поиск. То же самое…

– Что биотехн?

– Торчит на месте. Никаких признаков жизни.

– Земляные Люди?

– Тайм-аут. Сидящий Бык донимал расспросами Большую Дубину десять часов кряду, пока тот не повалился на бок и не отключился. Ему-то что, ни заботы ни труда… Сидящий Бык вынужден был возвратиться – началась пурга. Ничего нового вызнать ему не удалось. Кратов с тремя охотниками ушел к Каменным Людям… и растворился в воздухе.

– В самом деле, откуда Большой Дубине знать, чем закончилось это путешествие? Занятно, не правда ли: вождь Сидящий Бык интервьюирует вождя Большую Дубину! – Энграф заворочался в своем мохнатом плаще, который он употребил в качестве пледа, и сел. – В Парадизе встали все дела, – сообщил он печально. – У Кости был непростой и отнюдь не легкий характер, но теперь обнаружилось, что именно этой ложки горчицы нам и не хватало в нашей повседневной амброзии… Гунганг с Рошаром теребят меня о ходе поисков каждые два малых сфазиаиских интервала. Бурцев грозится прилететь сюда на подмогу…

– Это хорошо, пусть прилетит, – ввернул Лерман.

– …или потребовать технического содействия чуть ли не у тектонов. Собачья чета демонстративно отказывается принимать пищу – будто чуют что-то, паршивцы! Я здесь валяюсь, как бревно… – Григорий Матвеевич прищурил один глаз. – А давненько вы, коллега, не услаждали мой слух новостями от Полищука, как вы находите?

(Ксенолог Полищук, бывший звездный разведчик, во главе группы профессиональных следопытов ушел по охотничьему маршруту Земляных Людей к каменным домам загадочных рептилоидов – второй разумной расы.)

– Ну, до цели они еще не добрались, – пробормотал Лерман. – О результатах судить преждевременно…

– Нашли что-то? – цепко спросил Энграф.

– Нашли, – неохотно сознался Лерман. – В лесу на охотников, как видно, напали. Кто именно – или что, – пока не установлено. Кратова среди останков нет.

– Среди останков! – взъярился Григорий Матвеевич. – Почему я должен вытягивать из вас каждое слово?

– В пятистах метрах от побоища Полищук обнаружил брошенную сумку с лингваром и видеобраслет. Приборы в жалком состоянии… не приборы даже, а горстка разрозненных деталей. В общем, Кратов по каким-то причинам остался без связи. Один, на чужой планете. И ему нужно было как-нибудь пережить ночь.

– Пять ночей, – обронил Энграф.

– Кратов – опытный звездоход, – торопливо сказал Лерман. – У него большой опыт работы в самых сложных условиях.

– Вы забыли напомнить мне, что он шесть лет отзвонил в плоддерах. Такое ощущение, будто вы меня утешаете… Не стоит, я прекрасно понимаю, что значит пять ночей голышом на чужой планете. Тоже, знаете, сиживал… Пожалуй, Полищуку нет смысла придерживаться охотничьего маршрута. Кратов не дошел до Каменных Людей. Он должен был постараться вернуться к биотехну.

– Полищук продолжает поиски в окрестностях леса.

– Пусть продолжает. Какие-то следы обязаны остаться… – Григорий Матвеевич потряс взлохмаченной головой. – Если мы не разыщем Костю Кратова, будет очень плохо.

Лерман стоял перед ним чуть ли не навытяжку и не знал, что сказать. Ему и самому было тяжело. На огромной завьюженной планете потерялся человек. Все эти поисковые группы – что снежинки в гуляющей над материком уже вторые сутки буранной круговерти. Что они могут? Что может он, Виктор Лерман? Только сжимать кулаки да клясть себя за бессилие, в котором он ни капельки не повинен!

– Наша гипотеза подтверждается, – произнес Энграф, зябко кутаясь в плащ. За пределами весьма узкого региона Земляные Люди признаков рассудочной деятельности не проявляют. Вспышка массового интеллекта отчего-то ограничена областью радиусом примерно в пятьсот километров. Загадочный ксенологический феномен… Возможно, мы проглядели какой-то неучтенный природный фактор, и все эти первые, вторые и энные разумные расы суть тривиальные мутанты. У нас на Земле в очагах радиации еще и не то бывало. Чернобыльские крысы, североморские кальмары… Я далек от намерения распространять наш горький земной опыт на иные миры, но аналогия достаточно прозрачна. Как тут у вас холодно, коллега…

– Радиационный фон не превышает среднепланетарного уровня, – сказал Лерман. – И мне кажется, здесь нечем дышать от жары.

– Вам и вправду кажется, вы еще мальчик против меня, вас кровь греет… А радиация может оказаться и ни при чем, это я в качестве иллюстрации к своим досужим домыслам.

Лерман вздохнул и отошел к пульту кондиционирования. Терморегулятор был вывернут почти до предела.

– Хотите выпить, Григорий Матвеевич? Дня разгона крови? У меня припасена бутылочка «Камю» – специально к визиту Галактического Консула.

– Когда Консул прибудет, мы с вами живо ее уговорим. Прямо из горла…

Лерман вздохнул еще раз, потянулся, чтобы врубить терморегулятор на максимум, и в этот миг его кольнуло в запястье. Экстренный вызов… Не подавая виду, он спокойно завершил движение и так же спокойно повернулся к замотавшемуся в свои меха Энграфу.

– Пусть так и будет, Григорий Матвеевич. Отдыхайте. Пойду-ка я на центральный пост, вдруг да что прояснится.

– Идите, коллега, – покивал тот. – Только убедительно прошу: не делайте из меня китайского болванчи-ка, не держите ничего за скобками.

Лермап проворно отвернулся, чтобы дотошный старец не углядел признаков смущения на его лице, вышел в коридор и лишь тогда поднес видеобраслет к губам:

– Здесь Лерман.

– Здесь Шебранд. Биотехн только что поднялся в воздух.

– Проснулся-таки, бестия!.. Не выпускайте его из виду, но и не мозольте ему видеорецепторы, или что там у него. Как он себя ведет?

– Довольно уверенно. Такое ощущение, что он знает, куда лететь…

6

«Я иду за тобой».

Кратов открыл глаза.

В серой мгле берлоги бесшумно двигались плоские, будто вырезанные из бумаги силуэты Племя Длинных Зубов жило обычной ночной жизнью. Самки кормили детенышей. Охотники без большого рвения собирались на промысел. У входа дремал страж с заостренным дрекольем. В центре этой маленькой затхлой вселенной восседал Бубб и вершил таинство общения с предками. Взрыкивая и угрожающе скалясь, требовал от них содействия в наказании врагов и добыче пропитания. Те, кто был свободен, почтительно внимали.

«Яуже близко».

Кратов узнал этот негромкий, родной голос, услышанный его внутренним слухом, словно родившийся в его сознании, но ему не принадлежащий.

Чудо-Юдо искал своего хозяина.

– Бубб!

Огромный мохнатый зверь развернулся к нему массивной тушей и свирепо зыркнул налитыми кровью зенками.

– Никто не может вякать, когда я говорю с духами! – проревел он.

– Заткнись, – сказал Кратов по-русски (это было короче, нежели идиома «засунь свою шелудивую лапу себе в рот и подавись ею»).

Бубб не понял его слов, но прекрасно сориентировался в интонации.

– Ты же видишь, я занят, – пробурчал он. – Мы почти договорились. Старина Ггах уже обещал было запугать леших, чтобы они среди ночи высыпали из своих нор как оглашенные. Тут-то мы их и прихватили бы…

– Прекрасно. Я ненадолго оторву тебя от приятных бесед с покойниками. Мне нужно уходить.

– Ххарргх! – Бубб снялся-таки с обычного своего места и вразвалочку приблизился. – Я хочу это видеть! Я давно не веселился! На чем же ты собрался ходить? У тебя только две руки, а ног, считай, нету. Ты умеешь ходить на руках? Или ты поскачешь на… – и он объяснил, на чем именно.

Охотники оживленно заухали, заколотили просторными ладонями по стылой земле.

– Он поскачет! Как безлапый болотник! Бубб повеселится, и мы тоже!..

– Нет, – сказал Кратов терпеливо. – Я не пойду на руках. Я не поскачу. Ни на руках, ни на зубах, ни на том, о чем ты никогда не забываешь. Меня понесешь ты. А еще четверо этих остолопов пойдут сзади, как охрана… За мной летит мой друг.

– Как это – «летит»? – спросил Бубб непонимающе. – Что это такое?

– Он очень быстро бежит по воздуху. Как туча, только намного быстрее. И сам он похож на маленькую темную тучу…

– У тебя такие друзья? – нахмурился Бубб.

– Так ты понесешь меня?

Бубб молчал, постукивая чудовищным волосатым кулаком по колену.

«Я уже рядом».

– Ты уйдешь, – сказал наконец Бубб. – И тебя не станет. Как будто это был хороший сон о том, чего никогда не происходит. Есть этот поганый, загаженный, голодный мир. И есть другой, где никто не гадит под себя, когда лень подняться. Где незачем жрать друг дружку, когда больше нечего жрать. Где любой детеныш знает столько слов, сколько не знаем все мы вместе. И где самки покрыты мягкой и чистой шерстью, задницы у них в течение ста ударов сердца подрагивают от шлепка, а в сиськах булькает столько молока, что можно накормить здоровенного охотника.

 
Хотел я согреться у костра твоего,
А он оказался болотным огнем.
Хотел я спросить, не покажешь ли путь,
A голоc твой обернулся порывом ветра.
Да и сам я – лишь тень самого себя…
 

А теперь мне пора проснуться и выкинуть это из башки, чтобы она не болела о том, чего не бывает.

– Но я вернусь, – проговорил Кратов. – Есть в твоем мире что-то, чем я могу поклясться, что не лгу?

Похожая па узловатое полено лапа коснулась его головы Когти с лязгом сомкнулись и дернули. Кратов зажмурился от боли и зашипел.

– Скорее подставляй сухую ветку, – пробормотал он. – У меня искры сыплются из глаз.

Бубб поднес к губам пучок его волос и дунул.

– Теперь ты вернешься, – промолвил он убежденно, – Стало быть, твой друг похож на тучу и носится по воздуху, как эта шерсть? Я хочу это видеть.

7

Сердце у Лермана ухнуло в самые пятки.

– Шебранд! – шепотом закричал он – Только не потеряй мне его, не то я тебя сожру заживо! Связь через центральный пост.

– Ясно Сильный боковой ветер со снегом, и смеркается, гравитр болтает, как елочную игрушку.

– Меня это не интересует, Шебранд! Меня интересует исключительно биотехн.

Он едва удержался, чтобы не сорваться на бег, и вместо этого на цыпочках двинулся в сторону центрального поста Перед его носом с лязгом растворилась дверь Розовощекий молокосос в нашивках ксенолога четвертого класса радостно заорал:

– Командор Шебранд сообщает…

Лерман запечатал ему рот широкой ладонью и впихнул обратно в пост. Затем тщательно закрыл за собой дверь и негромко, но внятно сказал, обведя всех ледяным взглядом:

– Если кто-нибудь еще хочет поорать, пусть поднимет щупальце, и я по-доброму, чтобы не портить биографию, спишу его из миссии к сатане, не в двадцать четыре – в два часа. Пусть летит на Землю, в пустыню Сахару, и дерет там глотку в свое удовольствие. Вы превратили миссию в конкурс вокалистов, в детстве изнасилованных медведями. Разговаривать нормальными голосами, без мелодраматических подвизгов. Энграф не должен ничего слышать, ему и без того плохо Что ты хотел мне доложить, мальчик, повернулся он к смущенному, с пламенеющими ушами, ксенологу.

– Шебранд только что сообщил, что биотехн пошел на снижение, – промямлил тот. – Пока вы читали нотацию, командор, он, должно быть, уже сел.

– Если он действительно сел, буду просить у тебя прощения, – обещал Лерман. – И разрешу орать сколько вздумается. Связь с Шебрандом, живо!

Ксенологи молча расступились, пропуская его к видеалу.

– Почему нет изображения?

– Темно, и буран…

– Говорит Шебранд. Биотехн плюхнулся на пузо на опушке леса. Мы зависли над ним на высоте пятидесяти метров. Так что вполне возможно, что он нас видит. Но иначе мы не увидим его…

– Шебранд, не отвлекаться на лирику! Что происходит на опушке?

– Ничего не разобрать, сильная поземка. Различаю лишь верхнюю часть корпуса биотехна. Прошу разрешения включить прожекторы!

– Разрешаю! Можешь даже снизиться еще, но не молчи!

– Прожекторы помогают неважно. Похоже, что биотехн открыл люк. В боку у него дыра, оттуда бьет свет, и если это не люк, тогда я не знаю что и сказать… Возле деревьев кто-то копошится. Снижаюсь, чтобы разглядеть.

– Шебранд, разрешаю посадку!

– Сесть не могу, боюсь расколотить гравитр. К биотехну движутся две фигуры, совершенно бесформенные. На Кратова ни одна не похожа. А вот на медведей сильно смахивает. Откуда здесь могут взяться медведи? Нет, это не медведи… Кажется, один медведь тащит другого.

– Как реагирует биотехн?

– Спокойно. Продолжает держать люк настежь.

– Кратов! – сказал Лерман убежденно. – Будь он похож хоть на черта, но это Кратов!

– На черта похоже очень мало, на медведей – больше. Первый проник в кабину биотехна, второй остался снаружи, лететь не собирается, отступает под прикрытие деревьев. По-моему, там их целый медвежий выводок… Биотехн погасил свет – а может быть, закрыл люк, не видно. Вик… директор Лерман! Биотехн забрал Кратова и взлетел! Не мог же он, в самом деле, забрать медведя!

– Шебранд, ты мне сейчас дороже сына! Следуй впереди биотехна, указывай ему дорогу, сигналь во всех диапазонах, веди его к нам!

– А он поймет?

– Если не поймет биотехн, поймет Консул!

Лерман обернулся. Первым, что бросилось ему в глаза, было сияющее от удовольствия лицо юнца-ксенолога.

– Командор, вы обещали…

– Как тебя зовут, малек?

– Ксенолог четвертого класса Всеслав Жайворонок!

– Да, да, я прошу у тебя прощения, ты просто не мог не заорать в ту минуту… Отныне ты обладаешь исключительным правом драть глотку в любое время суток на кораблях ксенологических миссий, приписанных к моему стационару.

– Ура-а! – завопил молокосос.

– Ну достаточно, заткнись. – Лерман снова склонился над микрофоном: – Всем кораблям миссии, всем фавитрам на поверхности планеты! Включить прожекторы и позиционные огни, во всех диапазонах передавать позывные. «Здесь корабль Галактического Братства». Обеспечить безопасную посадку гравитру Шебранда и биотехну Кратова. Группе Полищука – прекратить поиск и возвращаться. Конец связи. Конец операции. Все.

Темный экран видеала прорезали пылающие лучи прожекторов и скрестились на посадочной площадке В потоках света бешено плясал буран. Крутясь в снежной заверти подобно мотыльку в урагане, снижался гравитр а следом за ним черной тучей солидно, устойчиво план провал Чудо-Юдо-Рыба-Кит.

В этот миг Лерману померещилось, будто намерно прокатывающимися волнами снега мелькнула призрачная фигура в развевающемся плаще

– Кто-нибудь выходил наружу? – спросил он с тревогой.

– Наши все на борту.

– Вот сумасшедший старик, – проронил Лерман, – Его же сдует!

– Разрешите подстраховать? – снова встрял настырный малец.

– Брысь отсюда – рявкнул Лерман. Мгновение спустя он понял, что ему нужно сделать.

– Всем кораблям миссии, всем гравитрам, – объявил он – По моей команде включить изолирующее поле и накрыть посадочную площадку. Внимание, ПОЛЕ!

Корабль вздрогнул, словно его походя задел прошагавший мимо великан. Бесчинствовавшая снаружи метель вдруг оборвалась, как отрезанная. Плеснул кверху последний порыв заблудившегося на освещенном пятачке ветра, взметнулся рой снежинок и лениво, умиротворенно осел на вросшие в сугробы приземистые корабли.

И стало видно, как Григорий Матвеевич Энграф и раддер-командор Шебранд ведут под руки, бережно поддерживая с двух сторон, закутанного в смерзшиеся звериные шкуры Галактического Консула Кратова.

8

– Я не могу ждать ни минуты, – сказал Кратов упрямо. – Если вам лично недосуг, так и признайтесь, я сам все сделаю.

Он сидел в глубоком кресле, по самые уши закутанный в плед, и с недовольным видом смотрел па заснеженную равнину за окном.

– Экий вы торопыга, Костя, – усмехнулся Энграф и чихнул. – Вам лишь бы действовать, безразлично чем – руками, ногами ли… Я пробыл на планете десять минут и подхватил настоящий, без дураков, насморк, а вы составляли ей счастье своим присутствием в течение недели без малого. Так что лежите, набирайтесь сил.

– Да не могу я лежать, когда они каждую минуту поедом едят друг друга! – В такт своим словам Кратов пристукивал кулаком по подлокотнику. Григорий Матвеевич раньше не знал за ним такой привычки и теперь с любопытством следил, не заденет ли он при этом сенсорную панель. Тогда кресло могло бы пуститься по комнате вкруговую, а то и вовсе вытряхнуть седока на пол. Наверное, вышло бы забавно. – Это же бедствие планетарного масштаба, я с таким еще в жизни не сталкивался!

– И это говорит человек, побывавший на Финрволинауэркаф.

– И на Сарагонде, кстати, тоже – в самый разгар генетической чумы.

– Все же, не надо драматизировать, Костя. Вот взгляните сюда, – Энграф включил в идеал.

– Что это? – встрепенулся Кратов, лихо разворачивая кресло.

– Карта материка, на котором все мы имеем сомнительное удовольствие пребывать. Да, совсем небольшой клочок суши, не ожидали, наверное? Вам удалось высадиться почти в его геометрический центр. Белой звездочкой отмечено, где мы находимся. А зелеными кружочками разрозненные поселения так называемых Земляных Людей, сиречь двоякодышащих вертикальных семигуманоидов «Амфипнеймус сапиенс эректус церусианус кратови».

– Уж и название придумали, – буркнул Кратов.

– Это они мигом, хлебом не корми – дай систематизировать… Вообразите, Костя, ксенологи Лермана за считанные часы предприняли массированные усилия по наведению контактов во всех этих поселениях! Красными галочками обозначены успешные исходы этой акции… Тут я умолкаю и с интересом жду вашей реакции.

– Здесь какая-то ошибка, – пробормотал Кратов, багровея. – Что же, выходит… Нет, это невозможно! Только три десятка успешных контактов?

– Да, Костя, всего три десятка, и даже чуть меньше. И все – в радиусе пятистах километров от места вашей посадки. Далее: чтобы всемерно ускорить отработку версии о локальном очаге разумности, я рекомендовал игнорировать все прочие расы. Но разве же эти сорванцы преминут нарушить приказ?.. Одна из групп схулиганила и попыталась завязать контакт со второй предположительно разумной расой, что условно именуется Каменными Людьми и окрещена нашими прыткими систематиками «Литохтонус сапиенс церусианус» и, естественно, «крагови». Вот здесь, за пределами очага… Что вам подсказывает ваше ксенологическое чутье, каков был результат?

– Мне подсказывает не мое чутье, а ваша интонация..

– Правильно. Контакта не было. И никаких украшений из самоцветных камней тоже. Все эти Земляные, Каменные, Водяные и прочие – за границами очага они неразумны. Какой отсюда воспоследует вывод?

– Ведь я подозревал это…

– Мы имеем дело не с эволюционно обусловленной разумностью, а с наведенной. Вспышка интеллекта на Церусе I – не ксенологический феномен, а всего лишь редкая мутация, спровоцированная неким естественным фактором, в эпицентр которого вы столь удачно вляпались. Фактор этот идентифицировать мы не смогли. Пока – не смогли. Далее: все эти виды, «вразумившиеся» в силу печального для них стечения обстоятельств, в природных условиях образуют, как очевидно, жестко замкнутую экосистему. И потому, как вы фигурально выразились, едят друг друга поедом. Но если повсеместно в этом можно усмотреть лишь наглядную демонстрацию принципов естественного отбора в дарвиновском смысле, то в нашем пресловутом эпицентре сей прискорбный факт обретает трагическую окраску.

– Я вынужден согласиться с вами, Григорий Матвеевич. Почти во всем… Кроме одного.

– Что же это за «одно»?

– Мы столкнулись не с природным фактором.

– Вот как?

Кресло подкатило к окну, заложило вираж и вернулось на центр комнаты.

– Вам должна быть известна концепция рациогена.

– Рациогена? – переспросил Энграф и несколько раз обстоятельно чихнул. Рациогена, гм… Известна – не самое подходящее слово. То, что вы скромно величаете концепцией, сорок лет назад обрело очертания реальности и серьезно обсуждалось в научных кругах Земли. Некий доселе непризнанный талант по имени Тун Лу объявил, что в ближайшее время экспериментально докажет возможность искусственного возбуждения разума в любой материальной субстанции естественного происхождения. Пока велись дискуссии, хорошо это или плохо, он сконструировал установку для наведения разума и успешно испытал ее на верных страдалицах во имя науки – морских свинках. Эта установка занимала два этажа Института экспериментальной антропологии и после первых экспериментов пришла в негодность. Поговаривали, что не без помощи оппонентов Тун Лу… Ну, оппонентов-то у него было предостаточно, хотя и союзники сыскались. Разве не заманчиво почувствовать себя этаким демиургом, человекотворцем? Так вот, Тун Лу назвал свой аппарат «рациоген», сиречь «порождающий разум». Но на Земле эксперименты Тун Лу были осуждены, рациоген демонтирован, а сам ученый вскоре увлекся биотехнологией и там сильно преуспел. А знаете, почему противникам рациогена легко удалось одержать верх над приверженцами?

– Откуда же мне знать?!

– Потому что, закончив эксперименты, Тун Лу уничтожил разумных морских свинок, которые к тому времени уже сформировали свою вторую сигнальную систему.

– А вы уверены, Григорий Матвеевич, что Тун Лу втайне не продолжал свои опыты? – спросил Кратов с непроницаемым лицом.

– Абсолютно. Были приняты надлежащие меры, и дальше Земли эта адская игра не ушла. Правда, время от времени в разных уголках Галактики вспыхивали аналогичные споры о праве на дарение разума. Но, как вы помните, привилегия дарить, а значит – и отнимать разум издревле принадлежала богам. А мы все здесь далеко не боги – хотя бы потому, что богам было наплевать на людей, а мы жалеем даже морских свинок.

– Получается, кто-то в нашей Галактике независимо от нас пришел к мысли о рациогене и воплотил ее в реальность.

– Костя, вы увлеклись. Ну зачем вы придумали себе этот рациоген на Церусе? Что нам, других забот не хватает?

– Я не придумал его. Мне десятка шагов не достало, чтобы потрогать его руками.

– Вы переутомились, устали. А если принять во внимание ваше буйное воображение…

– Жаль, что вы не беседовали с вожаком племени Длинных Зубов, пятой разумной расы на этой планете. Когда уляжется пурга, я вас непременно познакомлю. Его зовут Бубб, и он от скуки, а иногда – от страха, сочиняет пятистишия, вроде древнеяпонских тапка. Он был свидетелем водворения рациогсна на Церус I. Произошло это примерно сорок лет назад…

– Сорок лет назад?!

– Да, как раз в то время, когда вы вели дискуссии о божественных привилегиях, идущих в руки грешному человечеству. До этого дня Земляные Люди или, как их называют сородичи Бубба, болотники действительно были неразумны. Как, вероятно, и Каменные Люди, и Те, Кто Прячется в Стволах. А затем вдруг все, разом, мгновенно – поумнели!.. Я даже знаю, где находится этот рациоген и как охраняется. О защите его от местных обитателей хорошо позаботились: мощное эпергоразрядное поле, металлоразрушающая плазма – на случай, если кто-то додумается до громоотвода… В нашем эпицентре бедствия есть точно установленный гипоцентр – его сердце. Холодное, но отменно здоровое, и уже пятый десяток бьющееся без намека на аритмию!

– Из ваших слов, Костя, следует, будто на Церусе и до рациогена существовал разум?

– Да, эти самые млекопитающие, что неторопливо, но уверенно, своим путем шли к цивилизации. Может быть, стихов в ту пору они не слагали, но язык уже создали. Хороший язык, содержательный. Я изучил его без всяких лингваров за сутки. Не поленитесь, слетайте за пределы эпицентра на побережье, там живет племя Пескоедов, такие же неглупые ребята, что и Длинные Зубы, и Тупые Топоры… А теперь вся эта раса деградирует, потому что добыть болотника стало непросто. Да и лешие, как они называют Тех, Кто Прячется в Стволах, загнали их в вонючие берлоги и не дают уйти с заклятого места. И поэтому нужно остановить этот рациоген, чтобы прекратить наконец нескончаемую бойню…

– Заменив ее на большую охоту Длинных Зубов? Вспомните Тун Лу. Он ощутил себя богом, бесстрастным вершителем судеб, и потому убил разумных морских свинок.

– Никого я не хочу убивать. Но разум нужно заслужить, выстрадать, завоевать! А не получать запросто, как новогодний подарок, тем более, когда не знаешь, как им распорядиться…

– Вам, Костя, явно симпатичен этот стихотворец Бубб. И потому вы готовы защищать его монополию на разум. Другие-то чем перед вами провинились? В ксенологии нельзя руководствоваться эмоциями, особенно субъективными. Боги тоже имели любимчиков, холили, осыпали благодеяниями. И безжалостно преследовали всех прочих… Сейчас мы не можем остановить рациоген – ибо тем самым мы одним махом уничтожим и несколько разумных рас. А это геноцид, Костя… И откуда в вас уверенность, что история, поведанная Буббом, не выдумана им скуки ради? Как у него с фантазией?

– Нормально. Я встречал людей, у которых дело обстояло хуже…

– Вот видите! Я склонен предполагать, что в «дорацигеновские» времена на Церусе вообще не было разума. Наши ксенологи летали на побережье, и никаких Пескоедов им не повстречалось…

– Побережье большое, – упрямо возразил Кратов.

– Так или иначе, вопрос о ситуации на Церусе I я выношу на обсуждение в Галактическом Братстве.

– Тогда уж заодно исследуйте и возможную связь между рациогеном Тун Лу и рациогеном Церуса I. Григорий Матвеевич помолчал.

– Вы предполагаете, что… – начал он осторожно.

– Угу, предполагаю. Допустим, что некая высокоразвитая цивилизация, вероятнее всего – не входящая в Галактическое Братство, решила испытать концепцию рациогепа сразу в двух контрольных точках. Точка первая – Церус I, где рациогеп был применен по прямому назначению, как генератор наведенной разумности. Точка вторая – Земля, опыт в среде окрепшего, давно сформировавшегося разума. Насколько я знаю, Тун Лу додумался до практической реализации рациогена внезапно, на голом месте. Эта идея возникла у него и только у него, потому что фундаментальные научные предпосылки просто отсутствовали. Как будто он заглянул кому-то… постороннему через плечо, или ему подсказали… Этот второй эксперимент сорвался, так как Тун Лу не знал, что рациоген может служить и усилителем интеллекта. А эффект был бы потрясающий! – Кратов не глядя пробежался пальцами по сенсорам, и кресло резво крутнулось на месте. – Нечто сродни тектоновскому «многовекторному мышлению». Должно быть, каким-то образом инициируются дополнительные нейронные связи в мозгу… Кому-то было занятно увидеть, что получится, когда человечество внезапно и стремительно, ломая и круша законы эволюции, обратится в расу, интеллектуально превосходящую все, что было до сих пор в Галактике. В расу супертектонов.

– Смиренно склоняюсь перед вашей фантазией, Костя, хотя порой она принимает весьма причудливые формы. Думаю все же, что Тун Лу пришел к созданию рациогена самостоятельно – хотя здесь я, конечно же, руководствуюсь исключительно аптропоцентристскими, настроениями. Но вы не правы: идея эта носилась в воздухе, и совпадение наверняка случайно. Тем более, что я не разделяю вашего мнения об интеллектуальном первородстве Длинных Зубов и иже с ними. Но проверить следует… А сейчас я покидаю вас, Костя. Вам нужно воздать должное сну. Как ваши ноженьки?

– Ходят, болезные. – Кратов привстал, опираясь на руки. Его лицо задергалось от напряжения. – Правда, это пока… неприятно. Но уж во всяком случае, сидеть на печи, дожидаючи калик перехожих, подобно Илье Муромцу, я не намерен.

– Понятно… Кстати, вы помните, что командор Лерман обегдал вам трое суток домашнего ареста? Так вот, он свое обещание готов исполнить, А сутки на Церусе, как вам уже ведомо, гораздо более продолжительные, нежели на Земле или, скажем, в Парадизе.

– Он и убить меня как-то обещал, – хмыкнул Кратов.

– Дабы вы неукоснительно блюли постельный режим хотя бы некоторое время, он поместил вас в одну каюту с надежным и несговорчивым стражем, который будет предупреждать ваши желания и… гм… поползновения.

– А вот это, судари мои, уже посягательство на свободу передвижения!

– Отнюдь. Всего лишь рекомендации медиков.

– Подождите, Григорий Матвеевич. Я подозреваю, сейчас вы собираетесь неторопливо, обстоятельно обсудить церусианский прецедент на Совете ксенологов и принять какое-то осторожное решение…

– Именно так, Костя, я и хочу поступить.

– Но, независимо от исхода обсуждения, можно же начать работы по разъединению рас! Сселить Длинных Зубов и родственные им племена из эпицентра бедствия – иначе это и не назовешь. Допустим, на побережье… Хотя нет, это узенькая полоска суши, там им будет тесновато, начнутся междоусобицы с Пескоедами. А на другие материки?

– Боюсь, Костя, что не смогу вам это обещать. Есть маленькая, но весьма неприятная планетографическая подробность. Материк, который мы удостоились попирать ногами – кстати, в честь первооткрывателей звездной системы его предложено назвать Хаффия… так вот, он единственный здесь. Избытка альтернатив Церус I нам не предоставил. Есть еще какие-то утлые архипелаги, разрозненные островки. Да что-то крупное на южном полюсе.

– Но почему бы не туда?

– Среднесуточная температура минус восемьдесят Цельсия, снежные смерчи, полное отсутствие растительности. Все остальное – ледяной океан… Церус I оказался чересчур холодной планетой, Костя, чтобы было где разгуляться эволюции.

– Выходит, я неосознанно повторил маршрут создателей рациогена… – Кратов хлопнул себя по лбу – Ну конечно же! В условиях неопределенности Чудо-Юдо всегда выбирает для посадки геометрически и центр наибольшего по площади участка суши. Такая в нем заложена программа. И у тех – тоже…

– Ну что ж, Костя, я констатирую тот факт, что вы были просто обречены открыть этот рациоген. Буде он, разумеется, существует в реальности. С чем вас и поздравляю. Хотя не с чем особенно поздравлять…

– Он существует. Пока…

– Вы что-то сказали, друг мой?

– Нет, ничего.

В дверях Григорий Матвеевич задержался.

– Костя, – произнес он. – Простите мне старческое любопытство, а кто ваши родители?

– Родители? – Кратов с трудом оторвался от размышлений. – Как кто? Мама и папа… Мама – биолог, селекционер. Ольга Потоцкая, «банановый звездо-цвет» ее рук творение, не слыхали?

– О! – сказал Энграф вежливо, хотя понятия не имел ни о каких «звезд о цветах».

– Впрочем, сейчас она скорее теоретик, педагог. А отец… Кем он только не перебыл! Как говорят, «искатель себя». Да я его почти не знаю. А зачем вам?

– Да так, безделица…

Энграф вышел в коридор, продолжая испытывать мучительное ощущение того, что этот юнец знает о рациогене гораздо больше, чем кто-либо на всем Церусе и вообще в радиусе ста парсеков вокруг.