Текст книги "Галактический Консул (сборник)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 95 страниц)

Перед ними на постаменте из розового мрамора располагался и функционировал экспонат, известный как «Титанийская Модель», он же «Объект ТМ». В Тауматске он находился уже лет сто, и все это время непрерывно действовал. В каковом состоянии, по всей вероятности, пребывал и на протяжении долгих веков до того, как был обнаружен среди руин исчезнувшей цивилизации Титанума. Энергию для своего функционирования он черпал неизвестно откуда, неудобств от трения бесчисленных деталей и воздействия атмосферы не испытывал. То есть являлся практически вечным двигателем во плоти. Разобрать его и не пытались из понятного опасения невозможности повторного запуска. Скопировать же, напротив, пытались многократно и с равным неуспехом. Объект ТМ, несомненно, был уменьшенной моделью чего-то еще более невообразимого и удивительного, о чем строились самые фантастические догадки. Согласно одной из гипотез, означенная модель воспроизводила в миниатюре скрытые, до сей поры неизученные и трудно поддающиеся осмыслению внутренние механизмы планеты-артефакта Фипрволинауэркаф. Отсюда следовало, что-либо прежние обитатели Титанума и являлись строителями оной планеты, либо основательно ее устройство исследовали и ухитрились, в отличие от людей, как понять, так и смоделировать. Дру1ая гипотеза утверждала, что взорам первопроходцев Титанума явлена была действующая модель мироздания во всем его многообразии и красе, со всеми значительными галактическими объектами и инфостранственно-временными взаимодействиями. Вывод: сгинувшие прототитаниды были цивилизацией поистине вселенского масштаба, знали мироздание как свои предположительно шесть пальцев и потребляли Объект ТМ и ею не сохранившиеся до возрождения Титанума аналоги в качестве глобусов. Или же в строительстве указанного мироздания принимали живейшее участие, сохранив на память некоторые рабочие наброски. В последнее Кратову, например, верилось с трудом, но у этой гипотезы находились и более благодарные последователи…

– Почему она не накрыта колпаком? – требовательно спросила Рашида. – А если я захочу потрогать?

– Да на здоровье! – хмыкнул Кратов. – Эта вещица несколько тысяч лет провалялась в рухнувшем подвале так называемого Дома Эшеров под грудой истлевшего хлама. Потом се «потрогали» ковшом тяжелого скрепера, да и гусеницей тоже. Несколько десятков лет тому назад один из ее первых исследователей изнемог рассудком в тщетных потугах понять и охватить. И во временном умопомрачении прикоснулся к ней кувалдой. Как видишь, ей это не повредило.

– Тогда, конечно, я ее трогать не стану, – сказала женщина. – Что за интерес это делать, если не будет ответной реакции?

– Прототитанидам нет дела до мелкого копошения муравьев на их могилах. размышлял Крдтов – Даже их механизмы игнорируют наше присутствие. Нас для них попросту не существует. Наши временные пласты не пересекаются. Может быть, потому Модель и неуязвима, что мы видим лишь ее nространственно-временную тень, проекцию на нашу вселенную.

– Ты сам все эго придумал?

– Угу. Прямо сейчас.

Рашида молча смотрела на мельтешащие деталюшки и вспыхивающие между ними огоньки.

– Это как вызов нашему самолюбию. – наконец сказала она. – Чтобы мы не мнили о себе слишком много. Это как усмешка мертвеца.

– Ты чересчур впечатлительна, – заметил Кратов. – На самом деле прототитаниды вряд ли задумывались о нас. Как мы не забиваем себе голову заботами о тех, что придет после нас. И куда, кстати, придет. Потому что это будет уже не наш мир. Не наша вселенная И мы даже не в сипах придумать ей имя. Не говоря уже о том, чтобы представить себе ее устройство. Наверное, даже тектоны пасуют перед такой задачкой Да у них и без того полно хлопот…

– Плохая мысль собрать все это в одном месте А вдруг это фрагменты мозаики, которую нельзя складывать? Вдруг ее нарочно разрушили и раскидали по углам и закоулкам Галактики до нас те, кто знал, к чему это приведет? И однажды, когда все квадратики и кружочки лягут на свои места, все и произойдет?

– Что – все?

– Ну, совсем все. – Нет, я не смог бы с тобой прожить всю жизнь, усмехнулся Кратов – Эти зловещие пророчества… Это мрачное созерцание теней, отбрасываемых даже самыми светлыми предметами… С тобой кто угодно станет мизантропом. А я по натуре безудержный оптимист.

– Как давно ты гляделся в зеркало? – удивилась Рашида. – Оптимистов с такой каменной физиономией не бывает.

– Ты никогда прежде не встречала живого оптимиста Вокруг тебя всегда вращались унылые личности. Унылые от собственного несовершенства Отчаявшиеся завоевать твое тело и душу личности. Только в таком окружении ты могла сиять и ослеплять.

– Встречала, – возразила Рашида. – Его звали Стае Ертаулов.

– Пока он был оптимистом, он хватался за все юбки в пределах досягаемости. Тебе будет неприятно это слышать, но ты была лишь одной из них. А уж потом… как я понимаю… он мог быть либо один, либо с тобой. И ни с кем больше.

– Кратов, – сказала Рашида. – Зачем ты хочешь сделать мне больно, Кратов?

– Вовсе не хочу. Я только пытаюсь превратить тебя в оптимиста. Этот мир не так враждебен, как притворяется. Скорее, он равнодушен, что уже неплохо. И не нужно выеживать все свои иголки, чтобы никому и ничему не взбрело на ум причинить тебе вред. Правильнее будет дружески похлопать вселенную по плечу, рассказать ей анекдот, и она охотно посмеется вместе с тобой.

– Бог знает что ты несешь, Кратов! – возмутилась Рашида. – Ты похлопаешь вселенную по плечу, а она возьмет и отъест твою панибратскую руку! Вместе с твоей глупой башкой, забитой анекдотами…

– Хочешь еще одну гипотезу о Титанийской Модели? – весело спросил он. Никакая это не модель. Детская игрушка, вот что это такое! Головоломка для развития пространственного воображения. Если соберешь ее как нужно, она оживет и замигает красивыми огоньками. Давным-давно лялька собрала ее и, как это бывает с ляльками, утратила к ней всякий интерес. Забросила под кроватку в ящик с другими игрушками и забыла. А головоломка до сих пор старается, работает и мигает. Выказывает одобрение сообразительной ляльке…

– Ну тебя к черту, Кратов!

Они миновали стену, с точностью до царапин и сколов воспроизводившую фрески из подземных лабиринтов Финрволинауэркаф. Кратов давно видел указатели и хотел бы избежать свидания с этим местом в обширной экспозиции Тауматеки, но не удалось… Сцепив зубы, он с трудом отвел глаза от зеленокожей трехглазой русалки, что сквозь года, сквозь бездну тринадцати лет, посылала ему свою неуловимую, зазывную и безумную улыбку. Он и не знал, что с тех пор кто-то отважился повторить его маршрут. Не только повторить, но и доставить в Тауматеку живые свидетельства того, что не все виденное им в недрах планеты-машины было болезненным бредом…

Перед фресками стояли пятеро в открытых, сильно облегающих нарядах, напоминающих акробатическое трико или комбинезоны для подводного плавания. О чем-то негромко переговаривались – долетавшие обрывки фраз были непонятны и в то же время удивительно знакомы. Рашида с тревогой сжала Кратову локоть, заглянула ему в лицо: «Что с тобой, Костик?» Он не ответил, напряженно ожидая, когда кто-нибудь из странных незнакомцев обернется. Словно уловив его мысли, один обернулся – движение было нечеловеческим… иная пластика, иначе прилаженные мышцы… хотя все остальное казалось неотличимым. Обычное лицо… едва заметная сглаженность черт, неуловимо несхожий разрез глаз…

Иовуаарп.

– Вам нравится? – осведомился он, приветливо улыбаясь.

Кратову потребовалось значительное усилие, чтобы сбросить оцепенение.

– Не очень, – сказал он извиняющимся тоном, постаравшись придать своему голосу естественную окраску. – Я не поклонник авангардизма.

– Авангардом это назвать трудно, – промолвил иовуаарп. – Этой картине, точнее – оригиналу картины, что хранится в недоступном для посетителей месте, почти пятьсот лет. Она старше, чем «Явление Христа народу», не говоря уже о «Черном квадрате» Малевича или «Над городом» Шагала… Здесь написано «Пещерная русалка». Это неправильное название.

– А как правильно?

– Картина называется «Сон угасшего чувства». И автор тоже известен.

– Наверное, это нетрудно будет исправить, – предположил Кратов.

– Разумеется. Это как раз тот случай, когда все можно исправить.

Иовуаарп коротко кивнул – движение выглядело немного птичьим. – и присоединился к созерцающим фрески товарищам.

– Самое время рассказать про Уэркаф. – проговорила наконец Рашида, до сей поры озадаченно безмолвствовавшая. – Между прочим, и Торрент этого желает.

– Его интересует моя третья миссия, – горестно усмехнулся Кратов. – Первые две общеизвестны.

– Вот и расскажи про третью миссию.

– Не хочу. Это было… фиаско

– Но никто не может все время побеждать!

– Если бы я побеждал хотя бы один раз из двух! Если бы…

– И что это был за странный разговор с этими эльдорадцамн? Так и мерещатся подводные течения, второй и третий смыслы, какие-то туманные намеки па известные лишь вам двоим обстоятельства…

– Во-первых, это не эльдорадцы, – сказал Кратов. – На Эльдорадо, хорошая моя, живут такие же люди, как и мы с тобой. А это вообще не люди. Это иовуаарп. и живут они у черта на рогах, в звездной системе Эаириэавуунс. И даже не пытайся повторить это название с первого раза, у меня тоже не получалось…

– Я и не пытаюсь, – пренебрежительно дернула плечом Рашида.

– Во-вторых же, никакого подспудного смысла в этом диалоге не было. Как я полагаю… Этот иовуаарп видел меня в первый и последний раз. Он ни о чем не мог знать или даже подозревать.

– А было?

– Что – было?

– О чем знать и подозревать?

– Видишь ли… Есть обстоятельства, связывающие между собой планету Финрволинауэркаф, бесконечно далекую от нее цивилизацию Иовуаарп и, э-э… меня. В узких ксенологических кругах они хорошо известны По негласному соглашению сторон широкой огласке не предаются, хотя никакой тайны не составляют. И обстоятельства эти – болезненны Так, по крайней мере, было до недавнего времени. Но диалог, коего безмолвным свидетелем ты стала, дает мне право заключить, что в наших отношениях завершается некий этап.

– Это хорошо или плохо?

– Эго естественно. «Тот случай, когда все можно исправить»… Картины обретут свои настоящие названия и авторов. Искусствоведы будут счастливы Популяризаторы ксенологии вздохнут с облегчением: им не нужно будет больше изобретать фигуры умолчания. Иовуаарп смогут открыто гулять по планете Уэркаф. И… все, пожалуй.

 
Ах, если б вновь
с пряжей клубок тот
минувшего нам намотать!
Если б ушедшее
вновь нынешним стало!
 

Остальное, увы, остается непоправимым. Рашида тихонько погладила его по руке.

– Пойдем домой, Кратов, – попросила она. – Чем дольше мы бродим в этой кунсткамере, тем мрачнее ты становишься. Скоро ты превзойдешь даже меня. Слишком большой кусок твоего прошлого связан со всем этим…

– Я думал, что стану здесь перебирать яркие праздничные графин, со всякими там лыжными курортами, тропическими пляжами и альпинистскими лагерями, извиняющимся тоном сказал Кратов. – А получилось что-то вроде копания в затхлой гробнице. Где из каждого угла на тебя таращатся столетние пауки. Да пыльные мумии так и норовят свалиться в твои объятия.

– Ты умеешь очень красиво говорить некрасивые вещи, – заметила Рашида.

– Лучше я буду говорить тебе красивые комплименты.

– Начинай прямо сейчас.

Кратов призадумался. Кажется, он переоценил свои силы.

– Это непросто, – сообщил он. – Слова блекнут перед реальностью. И давай-ка лучше выберемся па свет, а то мы, похоже, заблудились. Куда бы мы не пошли, я всюду вижу перед собой этот левиафаний хребет.

– Так и должно быть, – заверила его Рашида. – Эта была очень большая тварь. Она способна заполнить собой всю Тауматеку. Поэтому ее уложили колечками, как рольмопс. – Она безразлично поглядела на какую-то звериную морду, нарочито неряшливо высеченную из бурого песчаника. – Это что?

– Не знаю, – пожал плечами Кратов. – Откуда мне знать? Все же, кое-что в этой Галактике происходит без моего участия…

* * *

Они снова брели по араукариевой аллее, с трудом раздвигая тугие струи горячего воздуха. День перевалил за половину. Скоро жара должна была немного спасть. И где-то в черной бразильской ночи их ждали неутомимые и неизбежные жернова беспрерывного карнавала. С песнями и плясками. С самыми расстроенными гитарами и самыми легкомысленными нарядами. С непременными вином и любовью.

Боязно было даже подумать об этом сейчас.

– Я хочу есть, – объявила Рашида лениво.

– Отними мышку у вон той спальной кошки, – так же размеренно ответил Кратов. Рашида посмотрела.

– Это не мышка, – сообщила она. – И не крыска, если сделать поправку на масштаб… Это пирожок. Надкушенный.

– Пойдем лучше на пляж, – предложил Кратов. – Я буду спать, уткнувшись носом в песок. Ты будешь купаться и флиртовать с мулатами. Это для меня ты всего лишь экзотическая южная красотка. А для них ты – белая славянская женщина, загадочная душа и запретный плод. – Он помолчал, с некоторым напряжением собирая воедино плавящиеся и растекающиеся мысли. – Там и поедим.

Истомившийся метарасист лежал у ног своего чудища, накрыв лицо шляпой. В бессильно откинутой руке была зажата большая бутылка пепси.

– Я все же открою ему глубину его заблуждений, – мрачно сказал Кратов.

– Не смей, – устало обронила Рашида.

Она попыталась задержать Кратова, уцепившись за руку, но промахнулась и в изнеможении села на травку.

Волочь ноги, Кратов приблизился к демонстранту. Откашлялся – реакции не последовало.

– У тоссфенхов нет чешуи, – произнес он как бы между прочим.

Шляпа чуть сдвинулась, открывая печальный мутный глаз.

– Господи, еще один, – сказал метдрасист сиплым голосом.

– Кто – еще один? – не понял Кратов.

– Радетель за истину. – пояснил тот, прилагая усилия, чтобы сесть. – Что вы все ко мне пристали? Не видите, человек хочет спокойно изжариться… буквально полчаса назад явился один странный тип, отрекомендовался доктором наук и потребовал убрать с моего прекрасно изготовленного фантома чешую. С какой это стати я буду лишать его чешуи? Мне она двух бессонных ночей стоила! Я же его собственными руками, как дитя любимое, холил и пестовал, генерировал и отлаживал. В конце концов, я имею право на вымысел! Отнеситесь к этому как к шаржу, как к метафоре, а не как к точной копии! Копиям место в Тауматеке… А теперь еще и вы! – Он пригляделся. На его потном лице вдруг проступило выражение гордой неприступности. – Впрочем, вам извинительно. Вы же оттуда, он ткнул пальцем в добела раскаленные небеса. – Или оттуда, – палец устремился в сторону циклопических стен Тауматеки, – что, в общем, одно и то же. Чужелюб…

Кратов, кряхтя, опустился рядом с ним на землю.

– С чего вы взяли? – спросил он устало.

– В следующий раз, – мстительно произнес мета-расист, отодвигаясь, – когда захотите слиться с толпой, позаботьтесь о гриме. Чтобы закамуфлировать свой зеленый загар. И не забывайте потеть… как все нормальные люди.

– Что значит «наметанный глаз»! – сказала издали Рашида.

– Вы женщина этого человека? – спросил метарасист.

– Правильнее сказать: он мой мужчина.

– Глупо и опрометчиво.

– Это почему же?

– Потому что у вас не будет детей… – Мегарасист обратился к Кратову. Вам уже не так мало лет, любезный. Может быть, у вас есть дети?

– Нет, – покачал головой Кратов несколько обескураженно.

– И не будет. Вы слишком долго были вне Земли, чтобы думать о таких простых вещах, как семья. Вы слишком долго общались с мужиками. Инобытие отбило у вас охоту к продолжению рода, подавило самые естественные ваши инстинкты.

– Ну почему же… – Кратов начинал злиться, потому что понимал: он упустил инициативу в этом идиотском диспуте.

Рашида вдруг залилась обидным смехом.

– Спроси-ка, есть ли у него самого дети! – подначила она.

– Какое это имеет значение? – отмахнулся метарасист.

– Еще и как имеет! Будь у вас дети, вы не валялись бы здесь, как экспонат Тауматеки, не втиснувшийся в экспозицию. Вы бы занимались их воспитанием.

– Благополучие расы важнее…

– Да вы просто болван! – воскликнула Рашида. – Разве можно с вами серьезно спорить? Анастасьсв вас не похвалит… А вот у нас будут дети, – объявила она. – Столько детей, сколько я захочу от этого мужчины. С которым вы никогда и ни в чем не сравнитесь… жалкий импотент.

– Рашуля, – сказал Кратов с укором. – Ты излишне раскована в своей аргументации…

– Но он же глаз не может оторвать от моих ног! – продолжала буйствовать женщина. – От его взглядов у меня останутся синяки на бедрах! Он просто завидует тебе, и таким, как ты. Потому что ты большой и сильный. Потому что ты повидал столько, сколько ему и не снилось, с его убогим воображением неудачника! Потому что тебя любят самые красивые женщины Галактики!

Метарасист вдруг просветлел.

– Но вы тоже не потеете, мадам! – сообщил он торжествующе.

– Зато вас можно выкручивать, как тряпку, – фыркнула Рашида. – Только это вам не поможет. Зорче глядите, сударь. Не то, не ровен час, проглядите, что еще кто-нибудь вероломно не потеет втайне от вас… И, если уж на то пошло, не мадам, а мадемуазель! Идем, Кратов. Мне не стало весело. А я говорила, что люблю только радостные аттракционы.

– Хорошо, – сказал Кратов, вставая. Метарасист проводил их тусклым взглядом.

– Мы победим, – выдавил он наконец, вскинул два растопыренных пальца и снова лег, накрывшись шляпой.

– Что ты так набросилась на беднягу? – спросил Кратов, когда они отошли. В конце концов, у него есть право на нелюбовь к инопланетянам, ко мне… даже к тебе!

– Да, это его право! Но как можно призывать к нелюбви других?! Я еще поняла бы, увещевай он меня любить кого-то или что-то… но не наоборот! И потом, – фыркнула она, – ты, профессионал, специалист по уговорам, выглядел не слишком-то убедительно…

– Ты оказалась права, – вынужден был признать Кратов. – Я редко имел дело с фанатиками. И, как правило, дело завершалось потасовкой. Потому и фанатик, что не поддается уговорам… Но сегодня у меня нет настроения для рукопашной.

– Еще бы! Ты просто прихлопнул бы этого сморчка!

– Ты несправедлива. Ты совершенно его не знаешь. Быть может, это добрый и душевный человек.

– Эго импотент! – запротестовала Рашида – Все фанатики – импотенты!

– Один мой знакомый называет себя фашистом. Хотя он, конечно же, никакой не фашист, а овощ с того же огорода. Просто ему отчего-то приглянулось это мерзкое слово… Это добрый и душевный человек, если его не задевать за больное.

– Вот-вот!

– И к тому же, у него куча детей от разных женщин.

– Ни за что не поверю!

– Ну так я вас познакомлю!

– И он сразу же начнет на меня пялиться бараньим взглядом и тайком от тебя хватать за разные места… Все бесполезно, такова природа фанатизма. Никто от хорошей жизни не станет делиться своей ненавистью с посторонними. Когда человек живет плохо, он становится фанатиком. Когда народ живет плохо, возникает фундаментализм. Но сейчас-то почти все живут хорошо!

– И какой же вывод?

– А такой, что у этого типа что-то неладно со здоровьем. И скорее всего с эндокринной системой. Вот он и злится на всех. Па тех голых девиц – что они могут себе позволить красиво лежать на травке голышом, но не захотят, чтобы он прилег рядышком. На меня – что я одинаково хороша что нагая, что в одежде. Кратов промычал нечто утвердительное, – но иду мимо него с тобой, а не мимо тебя с ним. На тебя – что ты не потеешь и плевать на него хотел… Но попробуй он публично ненавидеть окружающих, ему ненавязчиво предложат отдохнуть и полечиться. И уж никакого интереса к своей убогой персоне он не вызовет Вот он и взъелся на инопланетян.

– Ну, инопланетянам и дела нет до его антипатий…

– Зато нам есть дело… То есть, конечно, нам с тобой как раз дела-то и нет. Но вдруг кто-нибудь да и обратит на него неравнодушное внимание…

– Поверхностно, – сказал Кратов. – Неосновательно. Ничего ты не понимаешь в хар-р-рошем, обстоятельном, замшелом фанатизме.

– Ты много понимаешь!

– Немного, – согласился он. – На эту тему недурно было бы побеседовать с покойным Олегом Ивановичем Пазуром. Эго был настоящий фанатик, не чета нынешним…

– Он всех нас хотел похоронить тогда, – сказала Рашида с непонятной интонацией.

– И все же ты пришла с ним проститься.

– И я его простила… Смотри-ка! – Рашида вдруг едко захихикала.

– Что, снова Торрент? – спросил Кратов, оборачиваясь.

Возле метарасиста сгрудились блистательные иовуаарп и, деликатно жестикулируя, что-то ему объясняли. Судя по всему, они пытались втолковать ему отличия между его призрачным гадом и реально существующими тоссфенхами. Метарасист стоял на четвереньках и затравленно озирался.

– Скажи мне, Кратов, – промолвила Рашида. – Вот мы с тобой бродим по этому ужасному, знойному Рио. А перед этим рыскали по самой дикой сибирской тайге. Завтра отправимся куда-нибудь еще…

– Завтра, после карнавала, мы проспим до обеда, – возразил Кратов, – а потом двинем в музей Сантос-Дюмона, как ты и хотела.

– Не перебивай… Ты нашел меня, когда я хотела быть одна. Ты поманил пальцем, и я прилетела, как девчонка на первое свидание. Ты потребовал, чтобы я показала тебе последний известный мне приют Стаса…

– Насчет того, кто и кого нашел и поманил, вопрос спорный, – попытался спорить Кратов без большой надежды на успех.

– … А потом взял подмышку, как куклу, и тащишь за собой по белу свету… И я покорно исполняю нее твои прихоти и фантазии.

– Ты преувеличиваешь. Прихоти и фантазии в основном исходят от тебя…

– Но почему это? Почему ты нашел меня спустя столько лет, когда почти все забылось? И почему я позволила тебе вить из себя веревки – я, о скверном норове которой ходят легенды?!

– Во-первых, тебе это нравится. Тебе всегда этого хотелось. И сейчас ты получаешь то, о чем мечтала эти двадцать лет. Разве не так?

– Вздор!

– А во-вторых…

– Ну, договаривай!

– Во-вторых – я не знаю.

– Я убью тебя, Кратов!

– Нет, в самом деле… – Он остановился, положил ей руки на плечи, притянул к себе. – Я боюсь.

– Ты? Боишься? Разве такое возможно?! И чего же ты боишься, человек-танк?

– Я не понимаю того, что происходит. Я лишь могу предполагать. Какие-то смутные догадки, какие-то гени… Я хватаюсь за любую соломинку. Я даже на Торрента готов положиться Хотя, наверное, уж лучше бы я сел на кактус… Я надеялся, что мне поможет Спирин. Кто знает, быть может, он и помог, только я еще этого не понял… Я думал, что мне поможет встреча с тобой и со Стасом. Потому что… загадка таится в том, что случилось с нами тогда, в экзомстрии.

– Загадка?! Но ведь все закончилось, все было ясно, все было ясно эти двадцать лет!

– Это не было ясно ни единой минуты. И… я неточно выразился. Тогда, на борту «гиппогрифа», действительно все закончилось. А мы трое… нет, четверо… покинули гибнущий корабль и унесли загадку с собой. Она в нас. И мы можем разгадать ее, если соберемся вместе. Жаль только, что четверть ее невозвратимо утрачена, унесена Пазуром в могилу.

– Ты так говоришь, и я тоже начинаю бояться, Костя…

– Может быть, я просто спятил, – принужденно засмеялся Кратов. – Может быть, спятили все тектоны, что низвергли меня с небес на Землю-матушку. Может быть, и нет ничего. Но… ты же все слышала сейчас, у Спирина. Нкианхи что-то скрывают. А это значит: тектоны что-то скрывают. Или о чем-то не знают… если такое возможно. И пытаются укрыться от своего незнания за ложью и дезинформацией. И нас хотят уберечь от удара, который мы испытаем, когда вдруг обнаружим, что есть кое-что, чего не знают даже тектоны! Представляешь, что с нами будет, когда внезапно выяснится, что тектоны чего-то не знают?! – Он зажмурился, на лбу проступили неконтролируемые капельки пота. – Я чувствую, что скоро найду ответ. Найду его с вашей помощью. И до той поры, а уж тем более – когда это случится, – лучше нам всем держаться вместе…

– Значит, Стас тебе нужен не потому, что ты хочешь ему помочь, а как один из фрагментов рассыпавшейся мозаики?

– Опять про мозаику, – усмехнулся Кратов. – Которую раскидали по белу свету от греха подальше… Да.

Стас мне нужен для этого. А заодно – и чтобы ему помочь.

– И меня ты просто держишь при себе, как собачку или кошку?

– Да.

– Чтобы я, однажды объявившись, никуда не пропала? И была под рукой в нужный момент, когда придет пора собирать мозаику?

– Да.

– И поэтому ты развлекаешь меня днем, и спишь со мной ночью?

– Нет! Вот это – нет и нет!

– Костя… – всхлипнула Рашида. – Ты меня сейчас раздавишь… ты делаешь мне больно… я нос расплющу о твою грудь!

– Э… гм… – послышалось неподалеку. Междометия звучали как бы смущенно, хотя на самом деле это была фальшь от начала до конца.

Рашида резко отстранилась, и даже отступила на несколько шагов, нервно поправляя сбившуюся прическу.

– Опять эти зрители, – проворчала она.

– Если вы обо мне, – заметил доктор социологии Торрент, как всегда, похожий одновременно и на Дуремара, и на Паганеля, и на всех чертей сразу, то я подошел только что. В отличие от полутора десятков посторонних и совершенно случайных наблюдателей в окрестностях. И если я понимаю, что это всего лишь специфическая ваша манера сглаживать эмоциональный дискомфорт в общении со своим сексуальным партнером, то они-то уж наверняка вообразят невесть что…

– Что случилось? – спросил Кратов грубовато.

– Вот вы злитесь, – промолвил Торрент укоризненно. – А я вам Ертаулова нашел.

– Стаса? – ахнул Кратов. – Где он?!

– Скажите, господин Кратов, – уклончиво осведомился Торрент. – вы читали бессмертный роман классика английской литературы Герберта Джорджа Уэллса «Остров доктора Моро»? Или вы даже о таком и не слыхали?

– Слыхал. – ответил Кратов нетерпеливо. – Не читал. И кино не смотрел. А зачем мне это?

– А вот зачем, – сказал Торрент.