Текст книги "Всё началось со скандала"

Автор книги: Эшли Макнамара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

София с отвращением посмотрела на остатки перепелки, плавающие в густом соусе.

– Прошу прощения, но мне действительно необходимо прилечь.

– Чепуха! В мое время у юных леди воспитание и манеры были куда лучше.

Мать, сидевшая слева от Софии, раздулась от негодования, но не успела ничего ответить, вмешался Хайгейт.

– Довольно.

Он произнес это очень спокойно, но так властно, что София застыла на месте, а по спине поползла странная дрожь. Хайгейт повернулся к ней и снова пригвоздил к месту своим бездонным взглядом.

– Если это необходимо, идите. Не позволяйте моей сестре управлять вами.

София ступала по лестнице почти бесшумно она поднималась в библиотеку. Звуки натянутой беседы в столовой становились все тише. Вне всякого сомнения, она предоставила им новую тему для разговора – или новый повод для матери и леди Уэксфорд к возобновлению пререканий.

София глубоко вдохнула. Даже воздух, лишенный тошнотворно-сладких ароматов слишком жирного соуса, казался свежее вдали от пристальных взглядов ее семейства.

Ручка с легкостью повернулась, дверь скрипнула, и этот скрип эхом отразился в пустой комнате. Когда-то отцовская коллекция знаний занимала три стены, уставленных книжными полками.

Кожа и пергамент придавали помещению особый запах. Позолоченные названия украшали труды Платона, Фомы Аквинского, Шекспира – здесь было собрано все, что как-то имело отношение к образованию и культуре. Сомнительно, что отец хоть раз раскрыл какую-нибудь книгу. В любом случае сейчас полки практически опустели, ведь издания продавались, чтобы возместить расходы на бальные платья, необходимые несколько сезонов подряд.

София прошла мимо пустых полок, ощутив укол сожаления от утраты «Видов растений» Линнея. Впрочем, укол мимолетный. Сегодня ей просто нужно сбежать от действительности, отстраниться от родителей и забыть о том, что Уильям Ладлоу никогда на нее не посмотрит.

Дойдя до четвертой стены, София вытащила нужный томик – «Чувство и чувствительность». Картонная обложка была сильно потрепанной. Даже в стесненных обстоятельствах сестры Дашвуд умудрялись найти счастье. Если бы у Софии была хоть какая-нибудь надежда на будущее!

Из горла вырвалось рыдание.

За спиной застонали петли. София резко повернулась. Хайгейт. Зачем он нарушает уединение? Неужели у нее не может быть ни минуты покоя, чтобы оплакать Ладлоу?

– Что вы тут делаете? – голос ее дрогнул, но она упорно продолжила: – Вы же сами сказали, еще двух дней не прошло – нам нужно быть осторожнее, чтобы не оказаться в положении, из которого не будет пути назад!

Хайгейт вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Резко щелкнул замок, стало намного темнее.

София ахнула. До чего это безрассудно и опрометчиво! Она в ловушке. Если поднять шум, сюда прибегут все, включая Ладлоу. И тогда они с Хайгейтом попадутся окончательно.

– Нам нужно поговорить. – Хайгейт подходил все ближе, стуча каблуками. София не видела, где он сейчас находится. И почему ей не пришло в голову захватить с собой свечу? Закрыв дверь, он полностью погрузил библиотеку во мрак. Единственным источником света являлся лунный луч, пробившийся через окно.

– Мы уже разговаривали перед обедом.

– Нужно поговорить еще. – Справа исходил жар. Если вдохнуть поглубже, она, несомненно, почувствует аромат сандалового масла. София едва подавила желание съежиться и отшатнуться.

– Вам давно пора преодолеть свои чувства к Ладлоу.

Она вонзила ногти в ладони.

– А вот это, милорд, совершенно не ваше дело.

– Я решил сделать это своим делом. – В голосе его звучала спокойная властность.

София снова задрожала.

– Зачем? Какое эго имеет значение? Недели через две я разорву нашу помолвку, и мы больше никогда не увидимся. С какой стати вас заботят мои чувства к другому мужчине?

– Этот мужчина не заслуживает вашей любви.

София попыталась разглядеть его лицо в темноте.

– Да что вы вообще можете об этом знать?

– Я знаю о Ладлоу многое, и по большей части все это отвратительно. – Хайгейт помолчал, затем вздохнул. – Подумайте только, что он сотворил с вами. Ладлоу мог бы помочь нам выбраться из сложившейся ситуации, но разве он сделал хоть что-нибудь?

– Он... он сказал мне, что сделает все, что в его силах. Сказал, что я могу на него рассчитывать.

– Хм-м-м. – Снова молчание. Софии показалось, что Хайгейт кивает. – И что, Ладлоу выполнил обещание?

– Я же не могу этого знать, верно?

– Удобно, правда? Я мог бы кое-что вам рассказать, но вижу, вы не настроены слушать и, скорее всего, не поверите мне.

Хайгейт произносил каждое слово с твердой решимостью, от которой у Софии перехватывало дыхание и дрожало сердце. Где-то в глубине живота поселилось холодное предчувствие надвигающейся опасности. Слава богу, она почти не притронулась к ужину! Он знает о Ладлоу что-то ужасное. Нет. София отбросила эту мысль. Она не готова признать, что потратила последние пять лет жизни на сладкие фантазии.

София прижала книгу к груди.

– Я предпочту не слышать этого прямо сейчас, если вы не против, – проговорила она дрожащим голосом.

– Значит, готовы поверить на слово? – мягко произнес Хайгейт. София живо представила картину: холодный вечер, теплый, потрескивающий в камине огонь, она лежит на кушетке, голова покоится на мужском бедре, и этот голос читает ей стихи... София буквально ощутила его пальцы, запутывающиеся в ее локонах.

Нет! Она не должна воображать все это, в особенности когда подобные фантазии вполне способны осуществиться. Всего-то нужно не разрывать помолвку. Но ведь она же ничего не знает об этом мужчине! Неужели последние пять лет не доказали ей несостоятельность жизни в мире иллюзий?

Покачав головой, София крепче прижала к себе книгу.

– Что у вас там? – он каким-то образом уловил это движение в темноте.

София молча показала ему свой щит.

Он подошел к окну, и в бледном лунном свете очертания его фигуры стали более отчетливыми. Его тень обрела признаки человека: плоть и кости.

– Что это? Я не вижу название.

София сглотнула.

– «Чувство и чувствительность».

– Вам следовало бы больше ценить разум, чем чувства.

– Да что вы об этом знаете?

– Возможно, намного больше, чем вы предполагаете.

Слова прозвучали не особенно убедительно, но голос был исполнен значимости, словно намекал на эмоциональные хитросплетения в прошлом.

– Значит, это и есть ваш ответ? Полагаться исключительно на разум и холодную логику? И пусть они управляют всей вашей жизнью?

– Разве не так поступала Элинор Дэшвуд? А если хорошенько подумать, то Ладлоу напоминает мне Люси Стил, правда, он гоняется не за состоянием, а исключительно за респектабельностью.

София внимательно смотрела на его профиль: лунный свет смягчил резкие черты, даже шрам стал почти незаметен.

– Вы читаете романы?

– Я считаю, что нужно лично проверить вещь, прежде чем утверждать, что это всего лишь женское легкомыслие.

– А еще что-нибудь подобное вы читали? Мне очень понравился роман «Гордость и предубеждение».

– Боюсь, не имел удовольствия.

София вернулась обратно к полкам, где когда-то, как солдаты в строю, стояли книги в кожаных переплетах. Даже в темноте она легко нашла нужный потрепанный томик.

– Думаю, вам следует попытаться. Возможно, в леди Кэтрин вы узнаете свою сестру. – Передавая ему книгу, София вдруг засомневалась. – Если, конечно, вы не пришли к заключению, что подобное занятие и впрямь слишком легкомысленно.

Уголки его губ дернулись.

– Никто не смеет утверждать, что я уклоняюсь от брошенного вызова. – Хайгейт взял книгу, и пальцы их на мгновение соприкоснулись. – Может быть, когда я прочитаю, мы ее обсудим.

София резко отдернула руку.

– Если вы не сочтете ее слишком легкомысленной.

– Мисс Сент-Клер, я никогда не говорил, что «Чувство и чувствительность» – легкомысленная книга. Если вам так показалось, вы ошиблись. А теперь, если мы хотим избежать дополнительных затруднений, нам пора вернуться к остальным, каким бы мучительным вам это ни казалось. Я пойду первым, а вы подождите несколько минут и только потом следуйте за мной.

Коротко поклонившись, Хайгейт повернулся и вышел из библиотеки, оставив Софию наедине со своими мыслями. И в третий раз по ее телу прошла дрожь. Как, скажите на милость, ей удалось бросить вызов этому человеку?

– Мисс Джулия, позвольте перемолвиться с вами парой слов.

Джулия резко повернулась, но взгляд, брошенный в сторону гостиной, ее успокоил – мать и леди Уэксфорд уже уселись, демонстративно игнорируя друг друга. Слава богу. Ни одна не слышала шепота Ладлоу.

Тишина, доносящаяся из гостиной, была настолько оглушающей, что перспектива приватной беседы с Ладлоу показалась Джулии почти манящей. Но только почти.

Она снова повернулась к нему.

– Вы что, не собираетесь пить портвейн со всеми джентльменами?

Ладлоу усмехнулся.

– Хайгейт уже куда-то ушел, а ваш приятель Ревелсток не особенно жалует мое общество.

Джулия язвительно посмотрела на него. Если Ладлоу уловил враждебность Бенедикта, почему не замечает полное отсутствие энтузиазма у нее? И если уж на то пошло, Ладлоу давным-давно должен был обратить внимание на чувства Софии.

– Хотите присоединиться к нам в гостиной?

– Я весьма надеялся поговорить с вами наедине.

Вспомнив о затруднительном положении сестры, Джулия прищурилась. София упоминала, что тем вечером Ладлоу оказался рядом. Если он намерен заполучить ее, скомпрометировав, то пусть придумывает новый план.

– Мы едва знакомы, сэр. Что же такого вы собираетесь мне сказат ь, чего нельзя произнести при моей матери и леди Уэксфорд?

Ладлоу потянулся и положил ладонь ей на руку.

– Это займет всего минуту.

Вздернув бровь, Джулия резко убрала руку.

– В таком случае вы вполне можете сказать мне все прямо здесь.

– Прошу вас. Я понимаю, что это в высшей степени необычно, но дело весьма срочное.

– Срочное? – Джулия отмахнулась, что граничило с откровенной грубостью. Но это ее не волновало, главное, чтобы до него, наконец, дошла мысль – его внимание ее не интересует. – До бала у Послтуэйтов вы за всю жизнь мне и двух слов не сказали. Не могу представить, что изменилось с тех нор, ведь вы то и дело возникаете у меня на пути.

– Если мне будет позволено выразиться напрямик изменилось мое положение.

– Ах да, графство. Вы уже получили известие от лорда-канцлера?

Ладлоу покачал головой.

– Еще слишком рано. Как с излишней готовностью сообщил мне на днях ваш друг Ревелсток, остается вопрос вдовы.

Джулия внимательно посмотрела на собеседника. На лице ничего не дрогнуло, зато голос его при упоминании Бенедикта чуть не сорвался.

– И все же я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне,

– Моя дорогая, самое прямое. Став Кливденом, я буду обязан обеспечить будущее по своей линии. Мне нужна графиня.

Хотя Джулия и ожидала данного разговора, в желудке у нее закрутило. Вторая порция силлабаба[3] грозила выплеснуться прямо на безупречный фрак и вышитый жилет Ладлоу. Пожалуй, это будет слишком грубо.

Ее мало волновал сам Ладлоу, но Джулия пожалела его лакея, поэтому просто сглотнула.

– Безусловно, немало юных леди этого сезона отвечают вашим требованиям. Да хотя бы моя собственная сестра...

– Она помолвлена. И в любом случае, я уже принял решение.

– А сама леди? – Джулия не могла не поглумиться. – Ей даже высказаться не позволено?

– Именно это мне и хотелось бы решить.

Джулия прижала руку к горлу.

– Вы не можете...

Ладлоу склонил голову набок.

– Почему не могу? Вы из хорошей семьи.

– Не настолько хорошей, – перебила Джулия.

Ладлоу кашлянул.

– Достаточно хорошей. У вас незапятнанная репутация. Да бросьте вы, это же блестящая партия.

Для нее – да, и еще нужно учитывать семейные финансы.

Если мать продолжит толкать ее в сторону Ладлоу, он может добиться своего при помощи титула. Но почему именно ей нужно отвечать за карточные долги отца? Это не она каждый вечер просиживает за карточным столом, играя на деньги, которых у нее нет.

Да еще откровенная убежденность Ладлоу в том, что просто обязана броситься в его объятия.

Ладлоу засмеялся, и Джулия снова посмотрела в сторону гостиной. Последнее, что ей сейчас необходимо, – вмешательство матери. К счастью для самой Джулии (и, вероятно, к несчастью для ее матери), разговор между двумя дамами возобновился. Судя по всему, они вернулись к теме, которую уже обсуждали за обедом. Леди Уэксфорд с раскрасневшимся лицом подалась вперед, доказывая свою точку зрения, она резко тыкала пальцем в воздух.

– Вас, мисс Джулия? – Голос Ладлоу вернул ее к происходящему. – Вас волнуют чувства?

– Я всегда надеялась выйти замуж по любви, – солгала она.

Глаза его заблестели, бровь скептически приподнялась.

– По любви? У вас, без сомнения, имелось множество возможностей выйти замуж по любви. К примеру, тот баронет, что делал вам предложение два года назад. Как егозвали?

– Броклхерст, – машинально ответила Джулия.

– Да, точно, Броклхерст. Он был просто без ума от вас.

Да, именно поэтому она ему и отказала.

– Я понятия не имела, что вы так пристально следите за моей личной жизнью.

– О, не регулярно, конечно, но уши-то у меня на месте, и кое-что я все-таки слышу.

Джулия убрала руку от горла и спрятала ее в складках юбки, чтобы скрыть дрожь. Говорить ровным голосом становилось все труднее.

– И что же вы слышите?

– Только то, что некоторые женщины оберегают свое сердце и не открывают его каждому встречному. А вы, моя дорогая, в этом превзошли их всех.

– Удивительно, но почему-то мужчины называют сплетницами женщин, – произнесла Джулия. – Полагаю, вы считаете себя тем мужчиной, которому достанется пресловутый трофей?

Ладлоу снова захохотал.

– Ваше сердце нисколько не интересует меня.

Джулия отпрянула. Его слова вызвали отвращение даже большее, чем прикосновение.

– Можете не сомневаться, что вы в полной безопасности: мое сердце никаких чувств к вам питать не будет. – Джулия выпрямилась и шагнула в сторону гостиной.

Его рука метнулась вперед и схватила ее за запястье.

– Разве вы не понимаете? Именно поэтому вы и являетесь идеальной невестой для мужчины вроде меня!

Джулия гневно сверкнула глазами.

– Отпустите меня, сэр. И ваши прикосновения, и ваше предложение одинаково для меня неприятны.

– Но...

– Вы слышали леди. Уберите от нее свою руку.

Джулия с силой выдохнула. Бенедикт, расправив плечи, встал между ними, говоря официальным голосом, который отточил в кавалерии.

Ладлоу мгновенно уловил намек.

– Надеюсь, вы хорошо обдумаете мои сегодняшние слова.

Джулия чуть наклонила голову.

– Можете не сомневаться, я уже тщательно все обдумала. А теперь прошу меня извинить, я очень скверно себя чувствую.

Джулия отступила в сторону. Ладлоу дернулся было к ней, но немедленно отшатнулся назад, потому что на него надвинулся Бенедикт. Джулия направилась к лестнице, полная решимости, что этого вечера с нее достаточно.

На нолпути наверх она услышала из фойе голос Ладлоу, сварливо требуюшего у лакея позвать карету.

– Мисс Джулия, подождите.

Услышав голос Бенедикта, она повернулась. Он с непроницаемым лицом стоял у подножия лестницы, положив руку на балясину перил.

– Конечно, – выдохнула Джулия. – Я не хотела вести себя так грубо, но Ладлоу просто невыносим. Я должна тебя поблагодарить.

– Чепуха. – Бенедикт даже мускулом не шевельнул, просто продолжал удерживать ее взгляд, но Джулии показалось, что он безмолвно приказывает ей. Приказывает спуститься к нему.

Вцепившись в перила, она желала только одного – укрыться в спальне и забыть все до единого мерзкие слова, произнесенные Ладлоу. Казалось бы, он всего лишь предложил ей то, чего она сама всегда хотела, но от выражений, которые использовал Ладлоу, в животе все переворачивалось.

А Бенедикт заставляет ее остаться.

Мгновение поколебавшись, он поднялся на две ступеньки вверх. Джулия украдкой посмотрела в сторону гостиной.

Если мать увидит...

– Ну, что такое? – негромко спросила Джулия.

Бенедикт поднялся еще на несколько ступенек, и их лица оказались на одном уровне.

– Я слышал часть того, что Ладлоу говорил.

Джулия так вцепилась в перила, что руке стало больно.

– Я не хочу об этом.

Бенедикт поднялся еще выше и встал на ее ступеньку, вынудив Джулию смотреть на него снизу вверх.

– Я хочу знать все.

Бенедикт никогда не обращался к ней таким тоном, тем самым, каким только что заставил Ладлоу сбежать: тоном, исполненным властности.

Джулия сглотнула – в горле внезапно пересохло.

– Я не могу повторить. Это было настолько мерзко, что с меня достаточно одного раза.

Бенедикт потянулся к ней, его рука на мгновение застыла в воздухе, затем накрыла ее ладонь.

– Именно поэтому я и хочу узнать, что говорил Ладлоу. Если он оскорбил тебя, я вызову его на дуэль.

– О, пожалуйста, не надо.

Бенедикт открыл рот, чтобы ответить, но ему помешали пронзительные голоса, донесшиеся из гостиной.

– Я испытаю огромное облегчение, когда вся эта неразбериха закончится! – Зычный голос леди Уэксфорд заполнил холл, а тяжелые шаги предвещали ее неминуемое появление.

Миссис Сент-Клер выпалила что-то в ответ, но Джулия не расслышала. Бенедикт выбрал именно этот момент, чтобы сжать ее руку и бесшумно увлечь Джулию за собой вверх по лестнице. Добравшись до верхнего коридора, он втолкнул ее в первую же дверь налево.

Кабинет отца тонул в темноте. Бенедикт закрыл дверь, и теперь внутрь пробивался лишь тоненький лучик света из коридора.

– Что ты делаешь? – прошептала Джулия.

– Принимаю меры, чтобы никто не помешал нашему разговору. – Судя по голосу, он подошел к ней почти вплотную. Толстый аксминстерский ковер заглушал шаги. Джулия ничего не видела, но остро ощущала присутствие и осязаемую мощь Бенедикта.

– Ты хочешь, чтобы нас тут застали?

– Маловероятно. С твоим отцом я уже попрощался, подумал, будет благоразумнее не входить в гостиную.

Но Джулия могла думать только о положении, в каком оказалась сестра. Мать не одобряет Бенедикта и устроит все так, чтобы толкнуть ее в объятия Ладлоу.

– Что сделает моя мать, если застанет нас тут?

– Могу только надеяться на это.

Джулия застыла. Слова сорвались с его губ совсем беззаботно, но за годы их дружбы она научилась различать малейшие нюансы его интонаций. Сейчас ей сразу вспомнился тот вальс, когда она обвинила его во флирте. Интересно, он действительно просто тренируется на ней или все это всерьез?

– Да ладно тебе, – добавил Бенедикт, не дождавшись ответа. – Со мной ты будешь куда счастливее, чем с Ладлоу.

– Мама найдет способ снять тебя с крючка. Она предпочитает Ладлоу.

– Черта с два!

Джулия даже не вздрогнула, услышав ругательство, годы знакомства приучили ее к этому. В подобных случаях она всегда завидовала свободе, с которой Бенедикт позволял себе выражаться.

– Видишь ли, Ладлоу станет графом.

– А я всего лишь второй сын со скудными средствами. – Горечь в его голосе потрясла Джулию сильнее, чем богохульство. Никогда раньше она не слышала, чтобы Бенедикт с такой желчью говорил о том, что родился вторым.

– Совсем ни к чему жертвовать собой ради меня. Я вполне способна отказывать Ладлоу до тех пор, пока он не сдастся. Напрактиковалась, знаешь ли. Хотя... – Джулия прикусила губу. – Возможно, не будь у меня столько практики...

Бенедикт со свистом втянул в себя воздух.

– Это ты о чем?

– Да, в общем-то, ни о чем. Просто вспомнила одно замечание Ладлоу.

Вот это она сказала напрасно. Сильные пальцы стиснули ее локоть.

– Какое еще замечание?

Судя по голосу, Бенедикт не потерпит возражений. Будь оно все проклято. Джулия хочет забыть то, что наговорил ей Ладлоу, а не сообщать это Бенедикту.

– Похоже, я успела заработать определенную репутацию...

Пальцы сжались сильнее.

– Как он смеет сомневаться в твоей респектабельной репутации?

– О да, только вот ты затащил меня в темную комнату для разговора наедине.

Бенедикт опустил руку и отошел – на нее повеяло холодом. Судя по шагам, он направился в дальний конец комнаты.

– Это совсем другое. Клянусь богом, я его вызову.

– Ничего подобного ты не сделаешь. Мне плевать на Лалдоу, все это не настолько важно, чтобы ты рисковал своей жизнью.

Глухие шаги направились обратно. Бенедикт снова навис над ней.

– Что именно он тебе сказал?

– Всего лишь заметил, что я отказала каждому, кто делал мне предложение. Ты не можешь вызвать его за это на дуэль.

– В таком случае из-за чего же ты так расстроилась?

– Похоже, я отказала столь многим, что теперь меня считают холодной рыбой.

– Ладлоу тебе такое сказал? – Зашуршала ткань. Джулия представила себе, как натянулся его фрак, когда Бенедикт запустил пальцы в волосы. Нет, опять шаги. Он идет к двери. – Я должен связаться с Аппертоном. Он будет моим секундантом.

В голове вспыхнуло воспоминание: ей девять лет, она поскользнулась на камне. Мгновенное ошушение невесомости, затем громкий всплеск. Бенедикт с побелевшим лицом колеблется всего секунду, затем прыгает за ней. Его голова дважды исчезает под грязной водой, прежде чем она вытаскивает его наружу. Как мало он изменился, по-прежнему впадает в панику из-за пустяков.

– Бенедикт!

Услышав свое имя, он резко остановился. Видимо, она тоже обладает властным голосом.

– Ладлоу мне такого не говорил, во всяком случае, не этими словами. Хотя смысл я отлично поняла. Кажется, он решил, что это делает меня идеальной для него невестой.

– Идеальной невестой? – В его голосе прозвучало отвращение. – Да кому нужен такой брак?

Джулия глубоко вздохнула. Она никогда не думала, что ей придется признаваться в подобном мужчине, пусть даже они знакомы почти всю жизнь.

– Мне.

Секунда-другая полной тишины.

– Это ты не всерьез.

– Еще как всерьез. Я несколько лет наблюдала за тем, как моя сестра изнывает от чувств, которые якобы должны делать человека счастливым. Ей они не принесли ничего, кроме боли и страданий. Так зачем же мне открывать свое сердце для чего-то подобного?

В голове всплыла картина, от которой Джулия так давно пыталась избавиться. Ее передернуло. Она зажмурилась и прогнала воспоминание прочь. Ни к чему вспоминать тот день, даже если он имеет более непосредственное отношение к ее отказу от любви, чем все, что совершила София.

– И ты совсем не веришь в то, что все-таки стоит рискнуть? – Бенедикт незаметно подошел к ней ближе, и голос его пророкотал в нескольких дюймах от ее уха. Властные интонации исчезли полностью, сменившись чем-то низким, бархатным, искушающим, от чего внутри у нее все превратилось в жидкий огонь. – Если на твои чувства ответят...

– Не на что отвечать, у меня их нет. – Джулия испустила смешок.

Несколько мгновений только его дыхание, поверхностное, жесткое, возбужденное, нарушало тишину в комнате.

– У тебя нет чувств? Ни за что не поверю. Я помню, как ты забиралась на деревья, чтобы положить птенцов обратно в гнездо.

Вот тут ей следовало бы рассмеяться, но вместо этого по спине пробежала дрожь, так убежденно звучал его голос.

– Верь во что хочешь. Только я-то знаю всю правду о себе.

– А вот в этом я не уверен. – Дрожащие пальцы прикоснулись к ее шее. Пульс Джулии мгновенно ускорился, она со свистом втянула в себя воздух, и в темноте это прозвучало особенно громко. – Просто невозможно, чтобы ты и сейчас утверждала, будто ничего не чувствуешь.

О, она чувствует, чувствует слишком сильно, и ощущения эти невероятно соблазнительны.

– Ты не убедишь меня в том, что хочешь выйти замуж, не испытывая вообще никаких нежных чувств.

Джулия потянулась в надежде успокоить его, но тут же спохватилась и сжала пальцы в кулак. Лучше не прикасаться к нему сейчас, когда он в таком странном настроении.

– Я буду далеко не первая. – К примеру, мама выходила замуж именно по такой договоренности. – И не последняя.

– Значит, ты упустишь то лучшее, что может предложить нам жизнь.

– Зато уберегу себя от боли и страданий, когда все это рухнет.

– Ради некоторых вещей можно вытерпеть даже боль. И уж точно стоит ради них рискнуть.

В темноте Джулия не заметила его движения, но накал эмоций обострил все остальные ее чувства. Единственное предупреждение – шелест ткани. Но прежде чем мозг успел сообразить, что означает этот звук, Бенедикт грубо схватил ее за плечи и впился губами в рот.

Г лава 9

Едва их губы соприкоснулись, Джулия словно оцепенела, и Бенедикт приготовился к пощечине или к удару коленом в пах. Он заслуживал и того и другого за то, что так накинулся на нее.

Но ничего не произошло.

Вместо этого Джулия едва слышно застонала, и этот жалобный звук подействовал на него сильнее, чем любой удар. Бенедикт начал целовать нежнее, надеясь, что сумеет успокоить ее. Он хотел, чтобы она откликнулась на поцелуй.

Да что уж там, ему это было необходимо.

Тело кричало, требуя, чтобы Джулия сдалась, так же как легкие кричали, требуя воздуха. Бенедикт снова и снова прижимался к ее губам, дразня, упрашивая, пока она не выдохнула. Он воспользовался тем, что роскошные мягкие губы приоткрылись, и провел по ним языком.

– Ах!

От столь изумленного шепота пах пронзило жаром. Бенедикт обхватил ее затылок ладонью, чтобы удержать Джулию на месте. Он снова прильнул к ее губам и почувствовал робкий отклик. Ее руки поползли к его плечам, пальцы зарылись в тонкую шерсть фрака, вцепившись в него.

Другой рукой Бенедикт обнял ее за талию, наслаждаясь прижавшимся к нему телом: прелестные груди, податливые бедра, длинные ноги. Джулия чуть покачнулась в его объятиях, и он впился в ее губы сильнее и крепче.

А когда их языки сплелись, Бенедикта охватило ликование, и в горле зародился стон. Ее неопытные отклики, подогреваемые зарождающейся страстью, возбуждали его сильнее, чем умелые ласки куртизанок.

Потому что это была Джулия, его Джулия, и больше он не мог отрицать своих чувств к ней. Бенедикт прижал ее к себе ближе, побуждая откликаться сильнее, ему требовалось больше. Ее вкус и жасминовые духи окутывали их обоих, ее пальцы запутались в его волосах, ее губы жадно отвечали на поцелуй.

И вдруг без предупреждения Джулия оторвалась от него, уперлась ладонями ему в грудь и сильно толкнула. Бенедикт застыл, и несколько долгих секунд в комнате раздавалось только их прерывистое дыхание.

– Это больше не должно повториться. – Ее слова прозвучали с такой решимостью, что она словно выкрикнула их.

На мгновение шок стиснул его ледяной хваткой. Затем Бенедикт шагнул вперед с намерением снова обнять ее, опровергнуть ложь. Поцеловав ее, он теперь не мог даже вообразить, что это никогда не повторится. Зато прекрасно понимал, что после Джулии он не прикоснется больше ни к одной женщине – она уничтожила их всех.

В темноте она с легкостью ускользнула от его объятий, поэтому пришлось ограничиться словами:

– Почему? Ты не заставишь меня поверить, будто тебе не понравилось.

– Такого больше не должно произойти. Никогда. – Ее голос странно дрогнул на последнем слове. Казалось, что она сейчас расплачется, и Бенедикт хотел только одного – притянуть ее к себе и утешить.

– Если сначала я сделал тебе больно, прости.

– Ты не сделал мне больно, не в начале и не так, как ты думаешь.

Бенедикт с трудом сдержал ругательство. В комнате так темно, что если бы он только мог увидеть ее лицо, он бы лучше понимал, как ей ответить.

– Но я действительно сделал тебе больно.

– Скорее, ты меня предал. – Что-то заглушало ее слова. Он представил, что Джулия стоит, опустив голову, и прикрывает рот ладонью.

– Предал? Тебе не кажется, что это чересчур?

– Вовсе нет! Считается, что ты мой друг. – С каждым произнесенным слогом голос ее крепчал, в нем появлялся холодок обвинения. – Считается, что ты тот единственный мужчина, на которого я могу положиться. Ты можешь пригласить меня на танец, и я буду точно знать, что ты не сделаешь ничего предосудительного. Я всегда могла на это рассчитывать, а теперь ты все испортил.

Джулия повернулась и зашагала к двери, ее туфли глухо застучали по ковру.

В груди вспыхнул гнев, и Бенедикт стиснул зубы, словно мог таким образом сдержать неминуемый взрыв.

– Я всего лишь разрушил твои иллюзии.

Джулия замерла на пороге, ее неподвижный силуэт вырисовывался в слабом свете, идущем из коридора.

Бенедикт подскочил к ней в два больших шага.

– Ты предпочитаешь притворяться, что не имеешь никаких чувств, что тебе нечего предложить мужчине. А теперь, когда я доказал, что это не так, ты не можешь посмотреть правде в глаза.

– Я никогда не видела, чтобы подобные чувства приводили к счастью. Спокойной ночи, лорд Ревелсток.

Он толкнул дверь, и та захлопнулась с громким стуком.

– Что ты наделал? – Джулия сильно понизила голос, но дрожь в нем скрыть не смогла. Она тщетно подергала дверь. – Хочешь, чтобы нас поймали?

– Да, к черту все, пусть ловят. Я хочу услышать твои объяснения. – Бенедикт всем своим весом навалился на дубовую панель. – Никто из нас не выйдет из этой комнаты, пока я их не услышу.

– Что ты хочешь знать? – Слова прозвучали сдавленно, словно она говорила сквозь стиснутые зубы.

– Эго очень просто. Я хочу понять, почему ты выбрала для себя такое... такое стерильное замужество.

– Я предпочитаю называть его рациональным. – Закрыв дверь, Бенедикт погрузил комнату в кромешную тьму, и выражение лица Джулии вновь оказалось во мраке, но он отчетливо представлял, как она вздернула подбородок. Джулия всегда была непокорной, даже в детстве, например, в тот день на пруду, когда гувернантка бранила ее за испачканное платье. Тогда вопросы благоразумия волновали ее гораздо меньше.

– В таком случае почему ты говоришь, что никогда не видела, чтобы любовь приносила счастье?

– Ты когда-нибудь смотрел на окружающие нас семейные пары? – Джулия презрительно фыркнула. – Да хоть на мою сестру, к примеру. Чувства вынуждают ее страдать.

Бенедикт скрестил на груди руки.

– Это ты уже говорила. Но я не верю, что других вариантов не существует.

– Не забудь про мою мать. Она собиралась выйти замуж за графа Челтенхема, да только он ее бросил, и ей пришлось выйти за моего отца. Хотя сомневаюсь, что другой брак принес бы ей больше счастья. Челтенхем женился, у него родилась дочь, а потом он сразу умер, и графство перешло к другой ветви семейства.

Бенедикт коротко рассмеялся.

– Разве брак твоих родителей не является аргументом против подобного благоразумного соглашения?

– Но мама всегда утверждала, что любила отца. – Эти слова вырвались у нее с ноткой отчаяния. Если миссис Сент-Клер и любила что-нибудь в своем графе, так это его титул.

Уголок рта Бенедикта изогнулся вверх. В темноте ему хотя бы не приходится следить за выражением лица.

– Предположим, я в это поверил. В страданиях твоей сестры и матери повинны неразделенные чувства. В то время как ты...

Бенедикт осекся. В нем бушевали эмоции, перепутавшиеся со словами, но он еще не готов произнести все это вслух, да и она не готова выслушать.

– Бенедикт, я... пожалуйста, не надо больше ни о чем спрашивать.