Текст книги "Всё началось со скандала"

Автор книги: Эшли Макнамара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Пожалуйста...

Бенедикт поднял голову, посмотрел потемневшими, настойчивыми глазами, но уголок его рта дернулся в подобии улыбки. Такой порочный взгляд! Такой расчетливый, полный планов. Такое обещание наслаждения.

– Чего ты хочешь, Джулия?

Она не могла выразить словами, гдe жаждет его прикосновений. На ее щеках жаром вспыхнул румянец и пополз вниз.

– Я... я...

Его рука скользнула на дюйм ниже.

– Скажи мне.

– Не могу.

– Можешь. Пусть между нами не будет секретов.

Джулия отвела взгляд, и Бенедикт наклонил голову и снова посмотрел ей в глаза.

– Между нами нет ничего запретного. – Его пальцы поползли дальше, задели завитки между ногами. – Совсем ничего.

Она в безмолвной мольбе приподняла ему навстречу бедра и раздвинула ноги. Его рука двинулась дальше, пальцы погладили влажные складочки. Джулия уткнулась лицом ему в грудь и глухо застонала.

И тогда его пальцы словно очнулись, раздвигая ее, погружаясь внутрь, изучая, исследуя. Короткие взрывы острого наслаждения пронзали ее в одном ритме с движениями пальцев. А пальцы все ласкали, исследовали и наконец отыскали самую суть ее желания.

Джулия выгнула спину и вскрикнула. Ногти ее вонзились ему в плечи, когда наслаждение пронзило ее насквозь, восхитительное и все же разочаровывающее, потому что острая потребность неизвестно чего все усиливалась, сжимаясь в тугую пружину.

Джулия выдыхала резко, коротко, а пальцы все дразнили в безжалостном ритме, вели куда-то дальше, выше, и она уже не могла больше это терпеть, а ее тело все еще подчинялось его мелодии, бедра подавались навстречу при каждом движении этих неумолимых пальцев.

Бенедикт не отводил от нее глаз, но Джулии было все равно. Тяжесть его взгляда словно придавливала, и дыхание его ускорялось вместе с ее.

Голова Джулии металась по подушке, а наслаждение все нарастало. Бенедикт опустил голову, втянул в рот сосок, начал обводить его языком в одном ритме с движениями пальцев. Темп увеличивался, и тело ее словно готовилось к чему-то.

– Давай же, Джулия.

И словно откликнувшись на эту страстную мольбу, все ее существо содрогнулось, и по телу начали расходиться волны невероятного наслаждения.

Наконец Джулия рухнула на подушки, все еще содрогаясь от наслаждения. Его прикосновения сделались почти невесомыми, но не прекратились совсем. Бенедикт нежно касался губами ее лба. Подняв руку, Джулия провела пальцем по его лицу. Щетина немного царапалась, как песок, но тут он поймал ее палец губами.

Затем притянул ее к себе в обжигающем поцелуе, крепко обнял и перевернулся на спину. Усадил Джулию верхом на себя, провел руками по спине, обхватил ягодицы.

Она невольно напряглась, ощутив пульсацию его восставшего естества, как откровенное приглашение.

– Я не знаю, что делать.

Улыбнувшись, Бенедикт взял ее руку и положил себе на грудь.

– Трогай, целуй, делай все, что пожелает твое сердце. Вряд ли ты сможешь сделать то, что мне не понравится.

Джулия наблюдала за его лицом, рисуя что-то пальцем у него на груди, и вдруг среди жестких волос палец наткнулся на твердую полосу. У нее сжалось сердце. Побелевший шрам углом тянулся от груди к животу.

– Откуда это у тебя?

Бенедикт пожал плечами.

– Небольшая стычка в Бельгии.

– Но твои письма... ты никогда... – Редкие послания, полученные от него во время службы в армии, содержали веселые истории о подчиненных и начальниках.

– Не видел смысла кого-то тревожить. Рана была неглубокой и быстро зажила.

– И все же я бы предпочла об этом знать. – А что, если бы ранение оказалось серьезным? Она могла потерять его, но даже не догадывалась об этом! – Это гораздо важнее, чем рассказ о полковнике, угрожавшем, что урежет коню рацион, если тот не начнет его слушаться.

Бенедикт улыбнулся.

– Ты помнишь об этом?

Она помнит его письма все до единого, внезапно сообразила Джулия.

– Конечно,

– Все это в прошлом. Давай не будем сейчас об этом.

Ее ладонь все еще лежала у него на груди. Он положил сверху свою руку, возвращая ее в настоящее. Джулия погладила его грудь, и плоть под рукой затвердела. Его глаза закрылись, дыхание участилось, и она улыбнулась.

Нагнувшись, Джулия прильнула губами к его шее. Его пальцы запутались у нее в волосах, затем скользнули на спину. Она лизнула его, ощутив солоноватость кожи. Бенедикт застонал и задрожал под ней. Расхрабрившись окончательно, Джулия занялась исследованием, выясняя, где нужно прикоснуться, чтобы вызвать дрожь, сжатие пальцев, стон удовольствия.

Она лизнула плоский сосок, и Бенедикт дернулся, задышал резко и хрипло, провел руками по ее бедрам, вниз и вверх, снова вниз и вверх, заставляя ее открыться.

– Прости, любовь моя, но я не могу больше ждать. – Бенедикт сжал бедра Джулии и приподнял ее вверх, устроился у входа и снова приподнял бедра.

Нежная плоть растянулась, когда он начал заполнять ее.

– Теперь осторожнее, легче. – Но в голосе его звучало напряжение, а на шее канатами надулись мускулы от усилия сдержаться.

Бенедикт вышел и снова вошел, надавив чуть сильнее. Она громко вскрикнула.

– О боже. Если тебе больно, я перестану.

Судя по голосу, остановка его убьет. Джулия стиснула зубы, уперлась ладонями в его плечи и резко опустилась.

– Джулия! – воскликнул Бенедикт, не то предостерегая, не то умоляя.

– Ты сказал, я не могу сделать ничего такого, что тебе не понравится, – выдохнула она.

Он сжал ее бедра еще крепче.

– При чем тут не понравится? Я хотел тебя поберечь.

Джулия осторожно шевельнула бедрами. Резкая боль от его первого толчка прошла, теперь внутри лишь немного саднило.

Бенедикт сдавленно вскрикнул.

– Боже праведный, только не двигайся!

Джулия застыла.

– Я делаю тебе больно?

Он засмеялся, и оттого места, где они соединились, по ее телу пошли легкие содрогания. Джулия задрожала – внутренняя потребность снова проснулась, подавив все неприятные ощущения.

– Боже, нет. – Бенедикт закрыл глаза и вдохнул, войдя чуть глубже. – Просто ты такая тугая, влажная и жаркая внутри. Это настоящее блаженство!

О, какой голос – низкий, страстный, неотразимый... Он словно затягивает Джулию в себя, в свой мир, где можно поверить в него, и в его любовь, и в то, что он никогда не причинит ей вреда.

С ним ей не придется охранять свое сердце.

Бенедикт содрогнулся, и она ощутила это внутри. Он приподнялся на локтях, поцеловал ее в губы – раз, другой, третий – и с каждым его движением ее напряжение ослабевало. Бенедикт не велел ей двигаться, но боже, как она этого хотела!

Он поцеловал ее в шею у самого основания, и Джулия всхлипнула.

– Я бы дал тебе больше времени привыкнуть, – хрипло произнес Бенедикт, – но не могу больше сдерживаться.

Он снова лег, крепко сжал ее бедра и начал выходить, дюйм за дюймом, медленно и мучительно. Джулия обмякла на нем, разрываясь между облегчением и внезапным ощущением пустоты.

Бенедикт непрерывно смотрел на нее, его голубые глаза от желания почти почернели, а взгляд буквально ввинчивался в нее, удерживал, покорял. Затем толчок, резко дернувшиеся вверх бедра, и он заполнил Джулию целиком, задев какую-то точку внутри, отчего по ней словно разлилось жидкое пламя.

Она закрыла глаза, впиваясь пальцами ему в плечи, а он вонзался в нее снова и снова, и внутри нее нарастало наслаждение. Джулия тяжело, хрипло дышала, а Бенедикт вонзался, все ускоряя темп, и наслаждение стремилось к своему пику. Оно обрушилось на нее так же внезапно, как и в прошлый раз, только еще сильнее, потому что теперь он двигался вместе с ней.

Бенедикт отпустил ее бедра, и Джулия рухнула на него. Он чуть подтянул ее вверх и втянул в рот сосок.

Наслаждение усилилось.

Скоро она достигнет своего пика и воспарит. Да, да и да.

– Да поможет мне бог, – с трудом, хрипло и низко выдавил Бенедикт.

Темп еще возрос, каждый толчок его бедер был глубже, сильнее, мощнее, чем предыдущий. И вдруг Бенедикт дернулся, с последним толчком испустил сдавленный вопль и рухнул на подушки.

Он крепко обнял Джулию, подтянул ее к себе и впился в ее губы неистовым поцелуем, выскользнув из нее.

Пульс Джулии по-прежнему бился лихорадочно, кровь шумела в ушах, но она постепенно расслаблялась в его объятиях, положив голову ему на грудь и слушая, как, успокаиваясь, все медленнее бьется его сердце. Ее наполняло спокойствием, разливавшимся вокруг.

Она потерлась щекой о теплую грудь Бенедикта. Казалось, что он не может не прикасаться к ней – то к изгибу брови, то к мочке уха, то к жилке на шее – и делает это с благоговением. Джулия уютно прижалась к нему.

– Ты так и не рассказал мне о своем любимом воспоминании.

– Больше оно не имеет значения. – Бенедикт погладил ее по голове. – Нет ничего важнее этих минут. Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но я люблю тебя. И всегда любил, даже в четырнадцать лет, когда у меня не было занятия интереснее, чем сбежать от учителя и скакать верхом на коне, слишком строптивом для меня.

Джулия приподняла голову.

– Ты любил меня тогда?

Бенедикт посмотрел ей в глаза и кивнул.

– Пожалуй, именно в тот день я это и осознал.

В груди набухало какое-то чувство, оно добралось до глаз, и их защипало. Как ей хотелось ответить ему тем же, причем искренне!

– О, Бенедикт...

Снаружи что-то загремело. Послышался крик, затем еще голос. В дверь коттеджа забарабанили кулаками, и она с грохотом отворилась.

Через главную комнату кто-то с топотом пробежал.

Бенедикт приподнялся на локтях.

– Что за чертовщина?

Он едва успел натянуть на них с Джулией простыню, как дверь спальни распахнулась. На пороге, растрепанный, с раскрасневшимся лицом и сбившимся набок галстуком (он никогда не появлялся в таком виде в обществе), стоял Кливден.

Г лава 17

Позабыв о своей наготе, Бенедикт выскочил из постели.

– Да как вы смеете? Какого дьявола вы тут делаете?

Кливден окинул взглядом происходящее, и глаза у него расширились. Он кинулся на Бенедикта.

– Я могу спросить о том же! – взревел новоиспеченный граф и замахнулся.

Бенедикт увернулся от летящего в него кулака и впечатал Кливдена в стену. Прежде чем тот успел перевести дух, нанес ему такой апперкот, что голова идиота оказалась в штукатурке.

Не обращая внимания на разбитые костяшки, Бенедикт снова занес руку для удара.

– Бенедикт! Прекрати!

Крик Джулии заставил его заколебаться, но всего на пару секунд, а затем в голове всплыли все причины, по которым Кливден оказался здесь: пари, погубленная репутация любимой, Амхерст с его вечно кровоточащим носом и синяками под глазом. Нет, это невозможно прекратить. Только не сейчас. Снова и снова его кулак врезался в слишком смазливое, хотя и небритое, лицо Кливдена.

Пара сильных рук помешала очередному удару, оттащив Бенедикта в сторону.

– Хватит, старик. – Голос Аппертона прорвался сквозь рев крови и гнева, поглотивший сознание. – Не убивай его. Ты же не хочешь иметь такой грех на своей совести.

– Откуда, черт возьми, ты здесь взялся? – Бенедикт разжал кулак и тряхнул рукой. Костяшки болели от неоднократного столкновения с лицом Кливдена, но он счел это достаточной платой за свое бездействие в отношении хулиганов, обижавших Амхерста. – И кстати, откуда, черт его побери, здесь взялся он?

Бенедикт махнул рукой в сторону Кливдена. Гаденыш привалился к стене, прикрывая остекленевшие глаза, а из носа лилась кровь. Кость и хрящи поддались кулакам Бенедикта с приятным хрустом.

– Кажется, ты просил меня приехать, – хмуро отозвался Алпертон. – Не могу сказать, что ты оказал мне радушный прием.

Бенедикт слишком поздно вспомнил, что на нем ни клочка одежды. Да и на Джулии тоже. Боже, что за спектакль. Но, мельком посмотрев на нее, он увидел, что Джулия умудрилась вытащить из простыней свою сорочку. Одной рукой она сжимала одеяло, натянутое на плечи, а другой стискивала его рубашку – должно быть, вытащила из комода, пока он лупил Кливдена.

– Держи. – Джулия, щеки которой побагровели, а глаза заметно округлились, бросила Бенедикту красную парчовую тряпку.

Он кивнул, накинул на себя рубашку и снова повернулся к Аппертону.

– Ты все еще не объяснил мне, как этот дьявол нас нашел.

– Должно быть, они следили за мной. Прости, друг. Мне казалось, я был очень осторожен.

– Они? – вскричала Джулия. – Кто там еще с вами?

Аппертон украдкой посмотрел в ее угол, но постарался не задерживать взгляда. Вот и молодец. Хоть она и прикрылась, меньше всего Бенедикту хотелось сейчас лупить друга, пялившегося на его невесту.

– С Кливденом приехал ваш отец. Я уговорил его подождать снаружи, но не знаю, насколько ему хватит терпения.

Джулия что-то пискнула, но Бенедикт не обратил на это внимания. Кливден зашевелился, тряхнул белокурой головой и потрогал быстро раздувающуюся шишку на челюсти. Увидев покрасневшие кончики пальцев, он нахмурился и, прищурившись, злобно посмотрел на Бенедикта.

Кливден с трудом поднялся на ноги, и Бенедикт тут же метнулся к нему со сжатыми кулаками, готовый снова ударить, но Аппертон встал между ними, раскинув руки.

– Отзови свою дрессированную собачку, – выплюнул Кливден, запачкав кровью когда-то белоснежный галстук. – Я не собираюсь улаживать это сейчас.

– Ты всегда боялся столкнуться с тем, у кого есть кулаки, правда? – проскрипел Бенедикт. – Куда проще издеваться над слабым.

– За это я вызову тебя па дуэль. Не хочется, чтобы сплетники все перекрутили и заставили нас сражаться из-за потаскушки.

Ах! мерзавец! Бенедикт кинулся вперед, но наткнулся на непреодолимый барьер в виде плеча Аппертона.

– Потаскушка? – возмущенно выкрикнула Джулия. – Это вы с моим отцом хотели превратить меня в потаскушку!

Бенедикт не успел на это отреагировать. Поверх плеча Аппертона он увидел расквашенное лицо Кливдена. Эта скотина попыталась самодовольно ухмыльнуться, но на распухшем лице получилась только злобная гримаса. И тут его окровавленный рот потрясенно округлился.

Неожиданно появившаяся еще одна пара рук ухватила его за лацканы и впечатала в стену.

– Как ты назвал мою дочь?

– Папа!

Каким-то образом Сент-Клер сумел втиснуться в переполненную спальню.

– Как есть, так и назвал. – Самодовольная усмешка все же появилась на разбитом лице Кливдена, такая же высокомерная, как в школе, когда он издевался над слабыми. – Потаскушка. Шлюха.

Сент-Клер раздулся, лицо его покрылось красными пятнами.

– Следите за выражениями в присутствии леди!

Кливден выпрямился и стряхнул с себя руки старика.

– Я не вижу здесь ни одной леди. Только жалкую потаскушку. Но она может усовершенствоваться, если начнет обслуживать мужчин в темных закоулках.

Нет, он не мог такое сказать. Ублюдок этого не говорил. Чувствуя, как в ушах стучит пульс, Бенедикт снова кинулся на Кливдена, но Аппертон снова помешал ему.

– Клянусь богом, я убью его прямо сейчас, – прорычал Бенедикт.

Аппертон крепче стиснул друга.

– Предоставь это мне.

Из-под очков Сент-Клера соскользнула струйка пота.

– Моя дочь правильно сделала, что сбежала от вас, если вы позволяете себе проявлять такое неуважение.

– Увидимся во Флитской тюрьме.

– Нет, поступим лучше. – Сент-Клер расправил плечи и, палец за пальцем стянув с руки перчатку, ударил ею по лицу негодяя. – За оскорбление моей дочери встретимся на заре.

Кливден несколько секунд потрясенно смотрел на него, а затем безумное подобие улыбки исказило его окровавленное лицо.

– И кто будет вашим секундантом? Кто-нибудь из кредиторов?

– Я. – Бенедикт отшвырнул руки Аппертона. – И если мистер Сент-Клер не справится сам, моим величайшим удовольствием будет отправить вас прямиком в преисподнюю.

Глаза Кливдена подозрительно заблестели.

– Мой секундант свяжется с вами. Пистолеты, я полагаю?

– Естественно, – ответил Сент-Клер.

Новоиспеченный граф кивнул, не отводя взгляда от Бенедикта. Если вообще возможно вместить всю ненависть в один-единственный взгляд, то Кливден в этом преуспел. Через секунду-другую он вышел из коттеджа.

– Папа! – Крик Джулии прервал поток мысленных ругательств и проклятий Бенедикта.

Бенедикт обернулся и увидел, что ее щеки пылали жаром куда сильнее, чем можно было объяснить их недавними занятиями. Но Бенедикт заметил предательский румянец на плечах и шее.

Джулия сердито смотрела на отца, одновременно закусив губу, и на лице ее отражалась странная смесь раздражения и смущения. Не очень похоже на портрет женщины, наслаждающейся приятными воспоминаниями. Будь проклят чертов идиот Кливден, испортивший самый лучший момент его жизни.

– Папа, ты не можешь драться на дуэли из-за этого. Я такого не допущу!

– Еще как могу, – последовал ответ. – Я не намерен мириться с человеком, сказавшим о тебе такое. В особенности потому, что ты имеешь полное право возложить всю вину на меня.

Лицо Джулии исказилось, она шагнула к отцу, но на пути оказалась кровать.

– Я не хотела таких последствий.

– Одевайтесь. Оба. – Голос Сент-Клера стал суровее, когда он обратился к Бенедикту. – Все разговоры подождут до возвращения в город.

Сент-Клер вышел из спальни, Аппертон последовал за ним. Джулия дождалась, когда закроется дверь, и только тогда заговорила.

– Ты должен что-нибудь сделать, нужно это остановить.

Бенедикт подошел к комоду и потянулся за своей одеждой.

– Нравится тебе это или нет, а дуэль будет неизбежным окончанием произошедшего. Я думал, он вызовет меня.

Джулия всхлипнула, но тут же замолчала.

– Ты же не ожидала, что Кливден просто постоит в стороне и пожелает нам всего наилучшего? Только не когда... – Он резко замолчал. Проклятие, едва не проговорился! В надежде загладить неловкий момент Бенедикт начал натягивать брюки.

– Только не когда что?

Заправляя за пояс рубашку, он продолжал молчать.

– Не важно. Я хочу знать, почему ты это ему сказала.

Джулия перестала встряхивать несколько ярдов бледно-голубого муслина и замерла.

– Сказала что?

– Когда Кливден назвал тебя... – От ярости сковало горло. Боже, он даже повторить этого не может! – Когда Кливден назвал тебя шлюхой. Я бы задушил его только за это, а ты с ним согласилась и обвинила отца?

– Папа продал меня, чтобы не платить долг. Похоже, моя цена – пять тысяч фунтов.

– Пять тысяч? – Точная сумма пари. Мысли в голове бешено закрутились. Может, Кливден подозревал, что Сент-Клер не сможет вернуть ему деньги, и решил возместить потерю при помощи пари в клубе «Уайтс»? Такая самонадеянность, убежденность, и уверенность! – Пять тысяч?

– Я знаю, что это смехотворно.

– Пять тысяч. – Бенедикт просто не мог этого постичь. – Столько же, сколько... – Черт возьми, он снова оговорился. Будь проклят он сам и его поганый язык.

– Столько же, сколько?..

– Это ерунда.

– Нет, не ерунда. – Она резко взмахнула рукой. – Это не может быть ерундой. Я хочу знать, почему из всех подходящих для замужества леди он выбрал меня. Ты что-то знаешь, и скрывать это нечестно.

– Разве Кливден сам не ответил на твой вопрос, когда делал тебе предложение?

Бенедикт упорно смотрел на нее, мысленно умоляя не заставлять его повторять то гадкое предложение. В любом случае оно задержалось в ее памяти, ведь она была частью происходящего.

– Тут явно скрывается что-то еще. Почему Кливден вел себя так непреклонно? Он же мог получить любую девушку без малейших усилий. Ради всего святого, хоть бы и мою сестру!

Бенедикт неуклюже пытался завязать галстук. Чертова штука. Никогда не понимал, как это делается, обязательно нужна помощь.

– Думаю, Кливден позиционировал тебя как вызов. Как ты заметила, он мог бы получить любую девушку, но это же могут и все остальные светские джентльмены. Мне кажется, Кливден хотел доказать, что может жениться на той единственной, которую всем прочим заполучить не удалось.

– Упрямые болваны, вот вы кто! – Джулия поджала губы и шагнула в очередные оборочки Генриетты Аппертон. Затем молча повернулась к нему спиной, придерживая волосы на макушке.

После недолгого замешательства Бенедикт понял, что должен помочь с пуговицами. Пальцы его дрожали, когда он стягивал лиф и застегивал одну крохотную пуговку за другой. Костяшки задевали кожу, тепло от которой проникало сквозь гонкую ткань сорочки. От воспоминаний о нежности этой кожи по нему пробегали мурашки.

Бенедикт стиснул зубы и отогнал все эти мысли прочь. Больше всего на свете ему хотелось сорвать с нее это платье и снова оказаться в постели, но не сейчас – за дверью ждут ее отец и его лучший друг.

– Знаешь, – проговорила Джулия, когда он проталкивал последнюю пуговку в крохотную петлю, – мне кажется, ты так и не рассказал мне, откуда ты вообще узнал, что этот идиот намеревается преследовать меня.

Бенедикт отошел назад.

– Я уверен, что рассказал. – Наглая ложь. Он совсем не хочет, чтобы она узнала о пари в клубе «Уайтс».

– Нет, не рассказывал. – Джулия повернулась к нему. – Я отчетливо помню, как ты говорил, что Кливден положил на меня глаз, но не сказал ни слова о том, откуда у тебя такие сведения.

В комнате повисло гнетущее молчание. Бенедикт моргнул, Джулия тоже моргнула и скрестила на груди руки. Что-то буркнув, он провел рукой по волосам. «Думай, болван». Но в голову не приходило ни единого приемлемого объяснения.

Ну ладно же.

– Кливден заключил на тебя пари. На пять тысяч фунтов.

– Что?!

Бенедикт кивнул.

– Пять тысяч фунтов на то, что ты станешь следующей графиней Кливден. Я окончательно понял, в чем дело, только когда он сказал, что титул достанется ему.

Джулия так сжала губы, что они полностью исчезли, – угрожающий признак.

– Я очень-очень надеюсь, что тебе хватило приличий не подписываться под этим пари.

– Конечно, я не подписывался. За кого ты меня принимаешь?

– За человека, который везде болтается с типами вроде Джорджа Аппертона.

Шею сзади обдало жаром, и Бенедикт с трудом удержался, чтобы не подергать галстук. Слава богу, он так и не сумел его завязать.

– Аппертон... гм... пожалуй, мог бы подписаться под этим пари.

Джулия зажала рот ладонью. Затем глубоко вздохнула, и оборочки на лифе опасно затрещали.

Бенедикт выставил перед собой руку в надежде, что сумеет остановить надвигающийся взрыв или хотя бы помешает ей выскочить в соседнюю комнату и наброситься на Аппертона.

– Я сказал «пожалуй, мог бы». Но подтверждения этому собственными глазами не видел, а просто предположил, исходя из некоторых его слов.

– Мне кажется, подобные подозрения требуют обязательного подтверждения, – ледяным тоном проговорила Джулия.

– Правильно. Можем сделать это прямо сейчас.

Взгляд Джулии не дрогнул, она только скрестила на груди руки. Но судя по ее гневному виду, Бенедикту крупно повезет, если ему будет позволено снова прикоснуться к ней в ближайшие десять лет.

Да и Аппертону самое время начать волноваться о своем будущем потомстве. Ему повезло, что он сейчас находится в соседней комнате.

Бенедикт тяжело вздохнул.

– Ну что ж, собирай свои вещи, а потом постараемся разобраться со всем этим.

Бенедикт ошибся: разобраться им не удалось ни в коттедже, ни потом, по дороге домой. Не удалось, потому что в карете воцарилось молчание, настолько тяжелое, что приглушило топот конских копыт и грохот колес.

– Чертов тупой идиот, – пробурчал Бенедикт.

Аппертон вскинул брови.

– Я не собираюсь величать его титулом. Тот, которым я его наградил, нравится мне куда больше. – Он попытался поймать взгляд Джулии, но она упорно не смотрела ему в глаза. Пусть попробует выманить у нее улыбку. Она не собирается поддерживать эти игры. Пусть подергается хорошенько.

– О, согласен. – Аппертон минуту смотрел в окно. – Слушай, ты меня извини.

– В смысле?

– Думаю, это я виноват, что он вас так быстро нашел. Мне-то казалось, я уехал незаметно из города.

– Наверное, я напрасно надеялся, что Кливден потратит немало времени, проверяя сначала дороги в Шотландию, – отозвался Бенедикт.

На подушках рядом с Джулией неподвижно сидел отец, его присутствие ощущалось более существенно, чем когда-либо в жизни. Раньше он преимущественно игнорировал дочерей, предпочитая компанию приятелей, всегда готовых с ним выпить и заключить пари. Приятелей, бесстыдно обиравших его до тех пор, пока он не оказался вынужден продать собственных детей из-за необходимости расчета с долгами.

– Вы думали, мы не догадаемся, за кем нужно следить? – В напряженной тишине возмущенный возглас Сент-Клер прозвучал неестественно громко. – Да вас же водой не разольешь! И не думайте, что мы с вами в расчете, молодой человек. То, что вы согласились принять участие в грядущей дуэли, вовсе не означает, что между нами нет дельца, которое необходимо уладить.

При упоминании дуэли Джулия побарабанила пальцами по ридикюлю, но язык все равно прикусила. Она не произнесет ни единого слова, потому что ни с кем из них не намерена разговаривать. Глупые мужчины, регулирующие свои разногласия если не кулаками, то с расстояния в двадцать шагов. Не успеешь и глазом моргнуть, как папа вызовет на дуэль Бенедикта.

– Кто больше достоин порицания, сэр: человек, предвкушающий свою брачную ночь, или человек, продающий собственную дочь за пять тысяч? – Бенедикт произносил каждый слог с тщательной, обрывистой точностью, словно докладывал воинскому начальнику.

Сент-Клер покрутил в коротких пальцах перчатку, ту самую, которую так и не надел на руку после удара по лицу Кливдена.

– Брачную ночь?

Бенедикт густо покраснел.

– Несмотря на то как все выглядело сегодня утром, намерения у меня самые честные.

Отец издал какой-то нечленораздельный звук, то ли буркнул, толи просто хмыкнул.

– Я могу доказать. – Бенедикт ткнул локтем Аппертона. – Ведь могу?

Друг оторвал взгляд от проплывающих мимо пейзажей.

– Что?

– Она у тебя?

– Прямо тут. – Аппертон похлопал себя по груди. – Даже не предполагал, что архиепископ может сделать все так быстро.

– Что у него? – Проклятие. Слова вырвались сами, прежде чем Джулия успела прикусить язык. Бессмысленные слова, потому что она отлично знала, что Бенедикт мог получить у архиепископа.

– У меня не было времени до того, как нам пришлось покинуть город, – произнес Бенедикт, – поэтому я попросил Аппертона получить для меня специальную лицензию.

Джулия начала изучать свои ногти.

– Похоже, эта поездка оказалась полным фиаско. Может быть, мне все-таки стоит выйти за Кливдена.

Аппертон отчаянно закашлялся, а Бенедикт пригвоздил ее к месту гневным, устрашающим взглядом. Возможно, именно таким взглядом он запугивал младших офицеров.

– Не смей даже шутить на эту тему! – Он говорил негромко, но жестко, заглушая кашель Аппертона, и по спине Джулии пробежал холодок. – Только не после...

Кашель Аппертона резко оборвался, и Бенедикт осекся, не договорив. Снова воцарилась напряженная тишина. Бенедикт поймал взгляд Джулии, его голубые глаза пылали яростью и смущением. И ей показалось, что они зеркально отражают ее взгляд, исключая цвет глаз, конечно.

– Из этого замужества тебе не выпутаться, – заявил Сент-Клер. – Ты предопределила его сама, своими поступками!

Вот тут Джулии в свою защиту сказать нечего. Слухи разлетятся быстро. Если не ко времени их возвращения в город, то уж дуэль точно вызовет настоящую бурю споетен.

Дуэль. Почему отец решил вызвать Кливдена, ведь тот сказал правду? Только из-за устаревшего чувства чести? Каким бы ни был исход этой дуэли, ничего хорошего не последует. Отец может остаток жизни провести с чужой кровью на руках, и это в лучшем случае. А в худшем погибнет сам.

Словно разгадав ее мысли, Сент-Клер подался вперед, зажав ладони между колен, и пустился в обсуждение деталей: оружие, место, идеальные условия. Джулия поджала губы и уставилась в окно. Вдоль дороги росли тополя – интересные деревья. Во всяком случае, достаточно интересные, чтобы отвлечь ее от желания разразиться скандальной речью о мужском идиотизме.

Но под конец сдержаться не получилось.

– Папа, ты когда-нибудь стрелял из пистолета?

Сент-Клер откинулся на спинку сиденья и поправил очки.

– Конечно, стрелял.

– Когда?

– Я сражался на дуэли с Челтенхемом из-за твоей мамы.

Джулия заморгала и уставилась на отца так, словно видела его впервые. Она рассматривала морщины в уголках его глаз и на лбу, мысленно стирая эти отметины времени. Воображала менее мясистое лицо и голову, поросшую волосами, а не лысину, обрамленную тонкой каемкой волос. Представляла не подобие монаха, слишком любящего выпивку и еду, а молодого мужчину, все еще полного надежд на светлое будущее. Никогда раньше ей даже в голову не приходило вообразить отца молодым, но ведь когда-то он таким был.

– Ты и Челтенхем.

– Довольно скандальный случай, да. Я не выношу некоторых слов.

Его тон не оставил у Джулии никаких сомнений в том, что это были за слова.

– Он назвал маму?.. – Она не смогла заставить себя произнести подобное вслух.

– Да, когда бросил ее. Кто-то же должен был защитить ее честь. – Отец произнес это с особой твердостью, словно короткой фразы достаточно для объяснения того, что в свое время вызвало грандиозный скандал. Он с силой выдохнул, и из него будто выпустили весь воздух. – Я не мог предложить ей то, чего она хотела больше всего на свете. На это был способен только Челтенхем. Поэтому я попытался возместить потерю, предоставив ей все остальное.

Все остальное – дом в Мейфэре, бальные платья, светские приемы, сезон за сезоном для дочерей, титулованные зятья.

– По крайней мере, я буду знать, что ты устроена, – продолжил Сент-Клер, словно обращался к самому себе. – Эта дьявольская сделка с Кливденом была последним, отчаянным усилием, а теперь все пропало. Я все потерял. Но что бы ни случилось со мной, не забывай заботиться о маме.

Г лава 18

– И куда это ты собрался в такое время?

Услышав зычный голос сестры, Руфус отпустил медную дверную ручку и повернулся.

Проклятие. А ведь почти удалось сбежать от нее.

– Меня ждут у Сент-Клеров. Я должен сопроводить мисс Софию в театр.

Мария надвигалась на него, ее каблуки глухо стучали по мраморному полу холла.

– Чепуха! Ничего подобного ты не сделаешь.

Он вскинул бровь. Какой смысл в титуле, если позволять сестре себя запугивать? Одному богу известно, как часто он позволял подобное Марии еще в детстве. Она всегда считала, что по старшинству имеет право решать, как ему жить и что делать, даже если речь шла о расстановке оловянных солдатиков.

– Будь добра, скажи, что ты имеешь против театра?

– Совершенно ничего. Да только, кроме меня, у нее нет компаньонки, а я решительно возражаю против твоих отношений с этим семейством.

– В самом деле? И с каких пор? Насколько мне помнится, ты вовсе не возражала против моего предложения мисс Сент-Клер.

Седеющие локоны Марии взметнулись у ее обвисших щек.

– Знай я, какой случится скандал, с самого начала категорически выступала бы против. А уж при теперешнем положении вещей ты замараешь свой титул, если женишься на девице из этой семьи. Руфус похлопал перчатками по ладони.

– При теперешнем положении вещей? А что изменилось?