Текст книги "Всё началось со скандала"
Автор книги: Эшли Макнамара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Значит, есть что-то еще, помимо Софии и твоей матери, так?
В комнате повисла тишина, нарушаемая только едва слышным дыханием Джулии. Бенедикт ждал ответа, но тишина с каждой секундой ощущалась сильнее и наконец заглушила все звуки дома.
В конце концов, не в силах больше выносить это, он попытался в темноте нащупать Джулию, руки их соприкоснулись, пальцы переплелись, и она не стала сопротивляться.
– Скажи, кто тебя так обидел?
– Никто меня не обижал. Во всяком случае, не в том смысле, который ты вкладываешь. – Она помолчала и сжала его ладонь. – Ты помнишь нашу гувернантку?
Бенедикт смутно припоминал комичную фигуру, ту, над которой они любили подшучивать и которую дурачили.
– Мисс Мизери[4]?
– Мисс Мэллори, – поправила его Джулия со странной горячностью.
– И какое она имеет ко всему этому отношение?
– Она позволила себе влюбиться. – Голос Джулии внезапно сделался глухим. – Мы с Софией не должны были об этом знать, но все равно узнали. Мисс Мэллори всегда краснела и начинала суетиться, когда рядом оказывался Смидерз.
– Смидерз?
– Один из наших лакеев, – пояснила Джулия. – София видела, как они целовались.
– И что, ее за это уволили?
– Нет. – Джулия вздохнула. – Мы ничего не рассказали маме. Даже тогда мы знали, что она не поймет. Мисс Мэллори была из хорошей семьи, а лакей стоял гораздо ниже ее.
– Уж, наверное, она не вышла за него замуж?
Джулия покачала головой, он этого не видел, но почувствовал.
– Думаю, что чувства Смидерза были не сильны. Тем летом он ушел от нас и женился на какой-то деревенской девушке, а мисс Мэллори... мисс Мэллори... она...
– Что она?
– Выпила слишком много настойки опия.
Бенедикт положил руку ей на плечо, скользнул ладонью к затылку и прижал голову Джулии к своей груди.
Слава богу, на этот раз она его не оттолкнула. Худшее было еще впереди – он это чувствовал. Бенедикт прижался губами к ее макушке и вдохнул аромат жасмина.
– Ты была еще совсем юной. Как ты узнала?
– Это я ее нашла, когда пошла к ней в комнату. Сейчас даже не помню зачем. Сначала мне показалось, что она спит, только она не... – Джулия содрогнулась в его объятиях, – ... не шевелилась.
У него защемило сердце. Такая малышка, а он, наверное, уже уехал в школу, радовался жизни и ничего не знал. Вряд ли Бенедикт вообще заметил, что у них новая гувернантка, когда вернулся на каникулы. Если бы он знал, то обязательно утешил бы Джулию, так же как она одним своим присутствием облегчала его сердце после смерти родителей. Понимала ли она вообще, что такое смерть, до того как столкнулась с ней?
Бенедикт переступил с ноги на ногу и крепче прижал ее к себе.
– А София знала... знает?
– Мама запретила ей рассказывать.
Странно, что Джулия послушалась в те времена, когда повиновение было вовсе не в ее характере. Должно быть, даже ребенком Джулия понимала, что София куда более ранима, когда речь идет о делах сердечных. Да только это означало, что свою ношу ей пришлось нести совсем одной.
Джулия ни с кем не могла поделиться своим новым знанием – влюбленный человек может дойти до такой крайности, что боль становится невыносимой и вынуждает расставаться с жизнью.
– Ты хоть кому-нибудь рассказывала об этом?
– Мама запретила говорить на эту тему даже с ней. Нельзя было допустить, чтобы просочились слухи о том, что она наняла для присмотра за дочерьми такую неуравновешенную особу. Разве такое воспитание помогло бы нам поймать подходящих мужей?
– Да к дьяволу подходящих мужей! Тебе необходимо было поделиться с кем-нибудь, а не держать это в себе. – Бенедикт провел кончиками пальцев от ее уха к подбородку. – Никто не должен нести такое бремя в одиночку.
– Но ты же видишь, к чему привели чувства мисс Мэллори к Смидерзу?
– Неразделенные чувства, – настойчиво повторил Бенедикт. – Это совсем другое.
Джулия вырвалась из объятий и отпрянула от него.
– Не проси меня о большем, что я могу дать, Я никогда не видела, чтобы любовь приносила людям счастье. Так называемые светские браки по любви с годами пропитывались холодом. Ты и сам это видел. Вот, к примеру, наш принц-регент, вынужденный жениться на женщине, которую терпеть не может, хотя все знают, что он любил миссис Фицхерберт? Но даже такая страсть была недолгой.
– Значит, он любил ее не по-настоящему.
– Я не могу ответить на подобные чувства, во мне этого нет, – настойчиво повторила Джулия, – Ты услышал объяснение, теперь позволь уйти.
– Еще ничего не закончено, – прорычал Бенедикт.
– Боюсь, что закончено. – Джулия взялась за дверную ручку и потянула. – Спокойной ночи, милорд.
Она вышла, закрыв за собой дверь. Щелчок замка громким эхом отозвался у него в ушах, возвещая об уходе Джулии, а каждое холодное, официальное слово превратилось в гвоздь, забитый в сердце.
Джулия держала себя в руках до тех пор, пока не вошла в спальню, которую делила с сестрой. Оказавшись в знакомой, безопасной обстановке, она позволила себе обмякнуть, прижалась спиной к стене и медленно соскользнула на толстый ковер. Джулия потрогала губы – все еше припухшие, и легкое покалывание не прошло. Она по-прежнему ощущает кольцо его рук вокруг себя, его твердую грудь, прижавшуюся к ее грудям...
Джулия ледяными руками схватилась за щеки. Что же теперь делать? Одно прикосновение губ Бенедикта, и весь мир сошел со своей оси. Его губы были такими чувственными и неотразимыми. А гладкое скольжение его языка...
Панельная дверь дрогнула и отворилась. Джулия с трудом поднялась на ноги. Слишком поздно.
– Боже мой, что за представление в гостиной! – В спальню вплыла София. – Я думала, у мамы и леди Уэксфорд дело дойдет до драки.
– Кажется, ты жаловалась на головную боль.
– Хайгейт убедил меня, что будет благоразумнее появиться там. – София взглянула на сестру. – Но тебя в гостиной не было. Что ты делаешь на полу? Да еще не сняв обеденное платье?
– Ничего.
– В таком случае почему ты такая бледная? Что-то случилось?
Джулия внимательно разглядывала сестру. На ее щеках цвели розы, очень подозрительные розы.
– Могу задать тебе тот же вопрос. Куда ты исчезла после обеда?
– Всего лишь в библиотеку. Вряд ли это чем-нибудь тебя заинтересует. – Кончики ее ушей, едва заметные сквозь массу золотистых кудряшек, сделались того же цвета, что и щеки.
Джулия изогнула бровь.
– В библиотеку, вот как? И что такого имеется в библиотеке, что заставило тебя покраснеть?
– Ну... – София чинно сложила руки перед собой и потупилась. – Возможно, Хайгейт меня там выследил.
Конечно, выследил, а потом убедил присоединиться к остальному обществу.
– Неужели бал у Послтуэйтов тебя ничему не научил?
Можно подумать, у нее есть право критиковать сестру после того, что только что произошло в кабинете отца.
– А что еще могло случиться? Мы уже помолвлены.
– Если ты не будешь исключительно осторожна, помолвку разорвать не сможешь.
София подняла руку и привычным жестом начала теребить подвеску на шее. Из-за легкой дрожи в пальцах казалось, что рука ее трепещет, как птичье крыло.
– Вроде бы нас никто не заметил. – Рука резко остановилась. – Как я выгляжу?
– Взбудораженной. Я не видела тебя такой с тех пор, как... – Джулия умолкла. Она едва не выпалила имя Ладлоу, а Софии вряд ли требовалось лишнее напоминание о нем.
София прошла в гардеробную и потянулась к волосам. На пол посыпались шпильки.
– С чего мне быть возбужденной? Мы просто поговорили, и я дала ему почитать один из моих романов.
– Хайгейт читает романы?
– Он сказал, что ему понравился роман «Чувство и чувствительность». Я нашла неожиданным и приятным то, что Хайгейт не стал презрительно фыркать и насмехаться над женской глупостью.
– О, и в самом деле.
София резко повернулась, прищурившись.
– Не думай, будто я не понимаю, что ты делаешь.
– А что я делаю?
– Уходишь от вопроса, отвлекая меня.
– Да? Что за вопрос?
– Что ты делала на полу, когда я вошла?
Джулия перевела взгляд на миниатюру, стоявшую на прикроватном столике розового дерева. Из декоративной золотой рамки безмятежно смотрели на мир две девочки: одна – золотистая блондинка, вторая – чуть темнее. Ей вспомнилось, как приходилось сидеть неподвижно, пока художник делал наброски в своем блокноте. Они с Софией сидели так часами – трудная задача для одиннадцатилетней девочки, предпочитавшей этому занятию веселые прогулки с Бенедиктом по лесу. Но это было еще до того, как она лишилась наивности и простодушия.
Джулия с трудом сдержала дрожь, вспомнив руку мисс Мэллори, неестественно холодную и твердую. Осознание медленно наступало, но ведь ей тогда было всего одиннадцать. Потом Джулия снова и снова мыла свою руку, пытаясь избавиться от ощущения той безжизненной кожи.
– Думала.
– Да брось. – София подошла к ней и уверенно начала вынимать шпильки из волос Джулии. – Ты все еще уходишь от вопроса.
Младшая сестра вздохнула.
– Ты когда-нибудь позволяла джентльмену целовать себя?
Рука Софии дернулась, и шпилька ткнулась в голову Джулии.
– Естественно, нет. Я бы тебе рассказала, и ты прекрасно знаешь, что подобную вольность я могу позволить только одному мужчине.
В наступившей тишине Джулия сжала губы. То, о чем сестра промолчала – что Ладлоу вряд ли когда-нибудь захочет ее поцеловать, – громко звенело в голове.
– Джулия, – произнесла София так, словно ответ ей заранее не нравился, – кто тебя сегодня поцеловал?
– Бенедикт; – прошептала она.
– О, Джулия, он тебя любит!
Она повернулась и увидела, что София широко улыбается.
– Лучше бы не любил.
– Почему? Вы знаете друг друга целую вечность и отлично ладите. О, ты должна мне рассказат ь, как это было?
– Неожиданно. – Порочно, тревожаще и странным образом восхитительно. Не то чтобы это произойдет снова. Вряд ли Бенедикт попытается поцеловать после ее холодной отставки. Но конечно же, Джулия не могла повести себя иначе. Разумеется, молодые леди из хороших семей не требуют большего. Да она и не хотела ничего большего.
София игриво шлепнула ее по руке.
– Фу, какая ты скучная. Раз уж ты теперь опытная женщина, могла бы и рассказать мне, чего ожидать.
Джулия опустилась на кровать.
– Я не знаю, как это можно описать. Почему бы тебе не попросить Хайгейта поцеловать тебя? Тогда ты будеть знать.
София замотала головой.
– Я никогда не предам Уильяма.
Джулию распирало желание высказать все, что она думает по этому поводу. Ужасные, жестокие слова, вроде «Как ты можешь его предать, если он толком ни разу не посмотрел в твою сторону?». Коротко говоря, правдивые слова.
Но Софии не нужна правда. Она никогда не хотела ее слышать.
Широко распахнув глаза, София смотрела на сестру, ожидая поддержки своих фантазий, но сегодня Джулия не могла найти ни единого слова поощрения. Только не после Ладлоу и его мерзкого предложения. Однако рассказывать об этом сестре невозможно.
– Конечно, ты не можешь предать Уильяма, – монотонным голосом произнесла Джулия, как школьница, отвечающая зазубренный урок.
– А что, если он сделает предложение?
Джулию как будто сильно ударили в живот. Она резко перевела взгляд на Софию.
– Кто?
– Как кто? Бенедикт, разумеется, глупая ты гусыня! Не думаешь же ты, что я про Уильяма, правда?
– Пожалуйста, прекрати.
София вскинула брови.
– Что такое?
– Я не могу выйти за Бенедикта, и ты это знаешь.
София отмахнулась.
– Мама переживет, что у него нет титула.
Отсутствие у Бенедикта титула было наименьшей из забот Джулии, но она предпочла не обсуждать эти вопросы с сестрой. Они задевали за живое, были частью прошлого. И пусть оно там и остается, надежно погребенное.
– Я не уверена, что переживет.
– Насколько ей известно, я заполучила себе графа. Да она на седьмом небе от счастья и, может быть, закроет глаза на Бенедикта.
– Кстати, как долго ты собираешься ждать, прежде чем разорвешь помолвку? – Джулия сглотнула. – Впрочем, какая разница. Он не делал предложения.
С Божьей помощью и не сделает.
* * *
Насыщенная янтарная жидкость кружилась в бокале, ее движение завораживало, но в конце концов прекратилось. Бенедикт опрокинул бренди в рот. Оно прожгло дорожку в желудок, и на мгновение гул окружающих разговоров заглох. Отлично. Он нарочно выбрал этот уголок клуба, потому что хотел избежать обычных вялых замечаний о погоде и бесконечных политических споров. После целого дня бесплодных поисков хороших лошадей одного бокала явно недостаточно. И это если не вспоминать о поцелуе с Джулией. Три дня прошло, а он до сих пор не может стереть из памяти ее аромат. Подняв палец, Бенедикт позвал лакея. Ему необходима целая бутылка, чтобы забыть тот поцелуй.
Потому что после первоначального колебания Джулия отвечала ему несколько секунд. Конечно, маловато, но вполне достаточно, чтобы распалить его фантазии. Достаточно, чтобы он вообразил себе ее податливое тело, откликающееся на куда более интимные прикосновения, чем поцелуй.
Бенедикт побарабанил пальцами по столу. Да где этот лакей?
– Знаешь, в последние дни ты сделался каким-то слишком жалостливым к себе.
Пальцы застыли над столом. Рядом стоял Аппертон в беспечно сбитом набок галстуке, с взъерошенными волосами, словно явившийся в клуб прямо из постели любовницы.
– Мне кажется, – продолжил Аппертон, – этот клочок муслина забрался тебе прямо под кожу.
Бенедикт ударил ладонью по столу.
– Я тебя не спрашивал! И как ты смеешь называть ее «клочком муслина»?
Аппертон подтянул стул и уселся, скрестив на груди руки и вытянув перед собой длинные ноги.
– Если бы ты сообщил мне ее имя, то, возможно, я не осмелился бы.
– Я только начал выпивать. Чтобы назвать тебе ее имя, мне придется хорошенько надраться.
Появился лакей с бутылкой бренди и вторым бокалом, который Аппертон тут же присвоил себе.
– Сыграем? – Он налил в каждый бокал на два пальца. – Я называю имя молодой леди. Если неправильно, пью я, а если угадываю, пьешь ты. Кто первый наберется как следует, тот и выиграл.
– И что за выигрыш? Если не что-нибудь полезное вроде породистой кобылы, то мне неинтересно. Я отлично напьюсь безо всяких игр.
Аппертон постучал пальцем по своему нетронутому бокалу.
– Ты понимаешь, что завтра проснешься с раскалывающейся головой, а на завтрак пожелаешь какую-нибудь гадость вроде почек или копченой селедки?
– По крайней мере, высплюсь.
Выгнув бровь, Аппертон отпил из бокала.
– Что, все так паршиво? Ну хорошо, давай заключим пари. Одна догадка и пять сотен фунтов, если я прав.
Бенедикт с грохотом стукнул бокалом о стол.
– Пари? Да к чертям собачьим твои пари! Именно из– за них я попал в эту неразбериху!
Аппертон изучал свои ногти.
– Действительно. А мисс Джулии ты о своих чувствах сказал?
Бенедикт заморгал и уставился на друга.
– Ой, только не надо смотреть так потрясенно. – Аппертон подался вперед. – Ты что, и правда надеялся скрыть это, с вашими-то супружескими шутками?
– Какими еще шутками?
– На музыкальном вечере, когда я дразнил вас и предлагал стать парой. Ну не такой же ты болван, чтобы забыть об этом! Еще мои сестры, которым медведь на ухо наступил, жестоко обращавшиеся с герром Моцартом и другими композиторами?
Раздражение пробилось даже сквозь изрядный туман, которым окутывало его бренди.
– Да, помню. И что из этого?
– Ну конечно, ты не заметил. Наверное, был слишком занят, изучая обои. Да на лице мисс Джулии можно было яичницу жарить – так она раскраснелась.
Бенедикт потряс бутылку.
– Да ты у нас поэт, с такими образными выражениями. Можешь дать лорду Байрону несколько уроков. Покажешь ему, как это делается.
– А, сарказм – последнее прибежище отчаявшихся. Смотрю, ты не рвешься отрицать, а это уже шаг в нужном направлении.
– Высказывай свою мысль, Аппертон, пока я не опрокинул тебе на голову эту бутылку.
– Ты не посмеешь совершить подобного святотатства по отношению к столь превосходному бренди.
Бенедикт сжал горлышко бутылки.
– Мы всегда можем заказать другую.
– Это верно, – поспешно согласился Аппертон. – Ладно, слушай. Как бы выразиться поделикатнее...
Бенедикт громко фыркнул.
– Когда твои сестры начнут попадать в ноты, тогда ты сможешь выразиться деликатно, но не раньше.
– Признаю свое поражение. – Аппертон отсалютовал бокалом. – В таком случае буду говорить, как есть. Не одного тебя смущали мои подколки. Мисс Джулии тоже было не по себе. И если тебя интересует мое мнение, она вполне могла бы принять твое предложение.
Бенедикт подался вперед.
– На что спорим?
– Вот черт.
– Что такое?
– Если ты так уверен, я понимаю, что уже проиграл. Что-то случилось?
Бенедикт посмотрел на друга. Конечно, они провели в согласии немало часов (одному богу известно, как сильно потом у них болели головы), обсуждая женщин, но он никогда не позволял себе говорить об этой конкретной леди. Бенедикт не мог поставить ее в один ряд с оперными танцовщицами, актрисами и прочими подобными красотками, которых частенько навешал Аппертон. По его мнению, Джулия выделялась даже среди более аристократичных светских дочерей. Она всегда будет выделяться. Да только после их поцелуя природа этого отличия изменилась. И обсуждать ее с Аппертоном, словно она какая-нибудь оперная певичка, было немыслимо.
И все же бренди согрело кровь и развязало язык.
– Я ее поцеловал.
Аппертон удивленно вскинул брови.
– Правда? И?
– Она отреагировала не так, как я надеялся.
Аппертон хохотал столь громко, что джентльмен, сидевший через два столика от них, сердито посмотрел на него.
– Пощечину влепила?
– Нет. – Если бы. Бенедикт подозревал, что гнев он пережил бы легче.
Ее ледяное поведение, вполне объяснимое, да еще открывшийся секрет – вот что заставило Бенедикта обратиться к своей первоначальной цели – просто купить породистую кобылу и уехать отсюда. В памяти было слишком много воспоминаний из прошлого, когда они вместе смеялись. Он хотел вернуть прежнюю Джулию.
– А что? – поторопил его Аппертон.
– Она ответила на поцелуй.
– И это ввергло тебя в такую печаль?
Бенедикт насупился.
– Какая еще печаль? Нет никакой печали.
– Конечно, нет.
– Да пропади оно все пропадом! Потом она опомнилась.
Аппертон допил остатки бренди.
– В таком случае есть очень простое решение.
Бенедикт сердито посмотрел на друга, заранее зная, что совет ему не понравится.
– Какое?
– Сделай так, чтобы в следующий раз Джулия снова перестала соображать.
Бенедикт некоторое время рассматривал свой бокал, затем поднес к губам.
– Следующего раза не будет. Она ясно дала это понять.
– Где твоя отвага, старина? – Аппертон хлопнул ладонью по столу, чем вновь привлек взгляды с соседних столиков. – Девушка тебе нравится. Нужно связать ее и сбить с ног. Не оставляй ей времени остановиться и подумать! Пусть она будет все время так занята тобой, что не поймет, чем ее ударили, пока однажды утром не очнется у тебя в постели. А к тому времени ты доставишь ей такое наслаждение, что все остальное перестанет иметь значение.
Бенедикт стукнул бокалом по столу.
– Ты закончил? Просто не верится, что ты только что предложил мне соблазнить хорошо воспитанную леди из приличной семьи.
Аппертон искоса посмотрел на друга.
– Можно подумать, такое случится впервые.
– Ты исходишь из того, что леди сговорчива. Так вот могу тебя заверить, что нет.
Аппертон взял бутылку и снова наполнил бокалы.
– По крайней мере, такое положение дел не обещает Ладлоу ничего хорошего.
Бенедикт разом осушил содержимое бокала.
– Он уже сделал предложение.
Аппертон побагровел и закашлялся, брызгая слюной.
– Боже праведный, – просипел он, отдышавшись. – Почему ты сразу не сказал? И более того, как ты собираешься это остановить?
Бенедикт не ответил. Краем глаза он заметил какое-то движение и повернулся в сторону него. Поникнув плечами, мистер Сент-Клер спускался по лестнице из верхних комнат, и отблески свечей мерцали на его лысой макушке. Бенедикт прищурился.
– Как по-твоему, что он тут делает?
Проследив за взглядом Бенедикта, Аппертон оживился.
– О, легок на помине!
– Мы не говорили о Сент-Клере.
– Нет, зато про Ладлоу вспоминали.
Аппертон указал на фигуру, торопливо шагавшую вслед за Сент-Клером: высокий, безупречно одетый человек, ударявший тростью по каждой ступеньке. С ними шел еще один, самый обычный и ростом, и внешностью, но выделявшийся своим впечатляющим носом.
Прежде чем Бенедикт успел хоть что-то сказать, Аппертон вскочил и направился к элегантно изогнутой лестнице. Бенедикт застонал. Пусть Аппертон выпил не так много, чтобы опьянеть, но все же он влил в себя достаточно бренди, чтобы утратить осторожность и быть опасным.
Бенедикт с трудом встал, пол под ногами сотрясался, он словно плыл по Английскому каналу на уходящем от преследования корабле. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за спинку кресла.
Он выпил больше, чем планировал, и теперь проход к дверям через лабиринт столов и кресел превратился в нечеловеческий подвиг.
И это если не говорить о лестнице, ведущей на нижний этаж.
– Куда это ты собрался, Ревелсток?
Слишком поздно. Аппертон уже вернулся и теперь смотрел на него с коварным блеском в глазах. Рядом стоял Ладлоу со своим спутником.
Впервые точно такой же блеск Бенедикт увидел в глазах друга, когда они еще учились на первом курсе в Итоне. Заработав в результате порку, Бенедикт решил всячески избегать этого блеска и держаться от него подальше, но ему редко удавалось следовать собственным решениям.
– Не обращайте внимания на Ревелстока, – продолжал между тем Аппертон, подталкивая Ладлоу к креслу. – Он получил дурные известия, и его нужно развеселить.
– Я знаю, чем его подбодрить. – Спутник Ладлоу вытащил из сюртука колоду карт и начал эффектно перемешивать их, чем нисколько не избавил Бенедикта от беспокойства. Человек со столь ловкими пальцами способен подтасовать карты так, что никто и не заметит. – Во что предпочитаете играть? Пикет? Двадцать одно?
Бенедикт выпил недостаточно, чтобы соблазниться. Он поднял свой бокал.
– Спасибо, но у меня есть все, что нужно.
Ладлоу смерил взглядом бутылку и ухмыльнулся.
– Может, отпразднуете вместе со мной?
Бенедикт плюхнулся обратно в кресло. Он разрывался между двумя желаниями: допить остатки бренди в надежде на забытье или разбить бутылку о череп Ладлоу. В любом случае превосходный бренди будет растрачен впустую, но он был слишком пьян, чтобы волноваться по этому поводу.
– О? – Аппертон вскинул брови. – И что мы сегодня празднуем?
Ладлоу улыбнулся еще шире. Схватив бокал Бенедикта, он плеснул туда добрую порцию и поднял его.
– Тост, друзья мои!
Аппертон чокнулся с Ладлоу бокалами.
– Ваше здоровье! Так за что пьем?
– За успешное ухаживание.
Бенедикт в ужасе смотрел, как Ладлоу выпивает содержимое из его бокала. Сам он больше не мог сделать ни глотка. Кроме того, выпитое ранее угрожало извергнуться наружу.
– А. – Аппертон сделал глоток. – Умоляю, назовите имя этой счастливицы!
– Нет. – Ладлоу поставил бокал и погрозил Аппертону пальцем. Судя по всему, он тоже успел выпить больше, чем следовало. – Нет-нет-нет. Если вы еще не знаете, я вам не скажу.
– Тогда, может быть, сразу к делу – она приняла ваши ухаживания?
– Аппертон! – прорычал Бенедикт. Он в самом деле не хотел слушать все это. – Думаю, мне лучше уйти.
Но друг пригвоздил его к месту взглядом, не сулившим ничего хорошего, и хлопнул по руке.
Ладлоу опрокинул в рот еще порцию бренди.
– Нет, еще не приняла, но это лишь вопрос времени. Сегодня я получил письмо от лорда-канцлера. Моя петиция удовлетворена.
Аппертон подчеркнуто вежливо поклонился.
– Милорд. Позвольте принести мои соболезнования по поводу кончины вашей холостяцкой жизни. Если в ближайшее время все юные мисс и их мамаши не начнут вас преследовать, я съем свою шдяпу.
– Ха! Судьба ужаснее смерти, – поддакнул дружок Ладлоу.
Кливден (теперь Бенедикт должен называть его так) налил себе бренди и снова выпил.
– Именно поэтому я и предпринимаю поспешные шаги по самоликвидации с брачного рынка. Вскоре я сумею вернуться к мирному существованию, которым наслаждался до того, как все это обрушилось мне на голову.
Бенедикт стиснул бутылку, пальцы сжали стекло так, словно он представлял себе, как сперва раздавит ее, а потом впечатает кулак в зубы Кливдена, ведь у того их явный избыток.
Бенедикт посмотрел на Аппертона. Судя по его липу, тот искренне наслаждался происходящим. Зачем вообще он притащил сюда Кливдена? Просто чтобы устроить потасовку или имеются реальные причины'? Друг Кливдена, молчаливый и настороженный, продолжал перебирать карты.
Не важно, Бенедикт больше не потерпит всей этой чуши. Он попытался встать.
– Прошу меня извинить, джентльмены.
Аппертон протянул руку и настойчиво надавил ему на плечо.
– Ты же не уйдешь так рано, правда? Здесь как раз становится интересно.
Бенедикт довольно смутно представлял себе, который час, но, безусловно, уже где-то к полуночи.
– Я исчерпал весь свой интерес. Еще немного, и я за себя не отвечаю.
– Сделай мне одолжение, ладно? – Аппертон снова повернулся к своей жертве. – Вижу, вы не позволите такому пустяку, как женитьба, менять что-либо в своей жизни.
– А с какой стати? – вопросил безымянный друг.
Кливден расхохотался.
– Я что-то не замечал, чтобы это хоть как-то меняло жизнь большинства джентльменов общества. Дело-то пустяковое – ложиться в постель с женой до тех пор, пока она не подарит тебе наследника и еще одного ребенка на всякий случай, но потом? – Он осушил свой бокал и встал. – Я твердо намерен наслаждаться жизнью так, как раньше.
Когда Кливден с приятелем ушли, естественно в поисках очередного простака, Аппертон усмехнулся.
– Вот это, я понимаю, дружба. Слухи утверждают, что Кливден распутничает с нареченной своего приятеля на регулярной основе.
– Что?
– Китон. Кливден познал невесту этого парня в библейском смысле слова.
Бенедикт гневно посмотрел на друга.
– Зачем ты заставил меня выслушивать весь этот бред? Еще чуть-чуть, и я бы этому идиоту башку оторвал!
Аппертон ухмыльнулся.
– Просто надежнее укрепляю свое пари.
Г лава 10
– То, что я слышала, – правда? – Прищурив вечно слезящиеся глаза, леди Апперли внимательно рассматривала Джулию в лорнет.
Да будь оно все проклято. Ее поймали в коридоре, ведущем в дамскую комнату. Надо же было наступить на подол! Теперь срочно требовалось его зашить, а это шифоновое платье подшивалось так часто, что запасного материала практически не осталось.
Джулия постучала пальцами по вееру. Принимая во внимание лорда Чадли, который опять ей надоедал, и этих жаждущих сплетен драконих, лучше бы она и вовсе не ездила на бал к Пендлтонам. Однако именно сегодня выбора ей не оставили.
– Это зависит от того, что именно вы слышали, миледи.
Вдова нахмурилась еще сильнее.
– Не болтай вздор. Ты должна знать. Вчера вечером в опере все только об этом и говорили.
– Боюсь, вчера мы не ездили в оперу. Слишком много семейных дел.
– Хм. – Челюсти леди Апперли ходили в одном ритме с перьями в ее прическе.
Джулия лихорадочно искала какую-нибудь подходящую тему для сплетен.
– Это как-то связано с грядущими свадебными торжествами принцессы Шарлотты?
– Разумеется, нет. Всем серьезным людям давно наскучило обсуждение списка приглашенных и намерений ее королевского высочества одеться в золотое.
– В таком случае боюсь, что не могу ответить на ваш вопрос.
Джулия с надеждой сделала шаг в сторону дамской комнаты.
– Не притворяйся дурочкой. Еще как ответишь.
Неужели старуха-дракониха твердо намерена вывести ее из себя?
– Может быть, вы уточните?
Вдова подалась к ней, павлиньи перья на ее веере защекотали нос Джулии.
– Разве мы с тобой не разговаривали у Послтуэйтов?
Будучи в полном замешательстве, Джулия с трудом подавила желание закричать.
– Да, немного поговорили. Мне кажется, вам лучше побеседовать с моей сестрой.
– С твоей сестрой, конечно. Осмелюсь заметить...
– О, Джулия! А я тебя везде ищу. – София с пылающим липом шла к ней по коридору так быстро, как только позволял туго зашнурованный корсет. – Мама просила передать, что ты должна быстро вернуться в бальный зал. Тебя ждут.
– Кто? – Только не Бенедикт. Пожалуйста, только не Бенедикт. Хотя с их опрометчивого поцелуя прошло уже несколько дней, она все еще не готова встретиться с ним лицом к лицу. Может, и никогда не будет готова. От одной мысли о нем ладони начинали потеть.
– Мама с папой, Хайгейт и, конечно, его сестра. Они готовы сделать объявление.
Щелк! Старая вдова выхватила лорнет.
– Хайгейт, вот как? Как раз с тобой я и хотела поговорить.
– Миледи?
Джулия не могла винить Софию за легкую встревоженность в голосе. Судя по интонациям вдовы, та неслась к своей цели со всей утонченностью взбешенного быка.
– Ты что же это, взяла и обручилась с таким, как он? Обручилась?
София побледнела и отступила на пару шагов.
– Да, – пискнула она.
– Насколько мне известно, у тебя и выбора-то не было – только принять его предложение, – продолжала леди Апперли. – В мое время юные леди подходили к вопросу о замужестве куда осмотрительнее.
София безумными глазами смотрела на вдову.
– Прошу прощения, – вмешалась Джулия, – но нас ждуг родители.
Как фигура на носу боевого корабля, леди Апперли надвинулась на свою жертву.
– Я еще не закончила! Ишь, девчонки. Вам определенно требуется более приличное воспитание. Резвятся, отказывают приличным джентльменам, а потом бросаются на таких, как Хайгейт.
Джулия искоса посмотрела на сестру: нижняя губа Софии задрожала и она прикусила ее.
– А что не так с Хайгейтом? – спросила Джулия, заранее страшась ответа.
– Прошу, не надо, – прошептала София.
Джулия пригвозлила сестру строгим взглядом. Зачем прекращать этот разговор? София утверждала, что собирается разорвать помолвку, а сплетни леди Апперли вполне могли бы предоставить ей необходимый повод. Разве только... разве только София уже что-то знает.
– Не надо что? Что ты слышала о Хайгейте?
Леди Апперли опустила лорнет и придвинулась ближе.
– Кое-что, сказанное мистером Ладлоу. – София смотрела на вдову. – Пожалуйста, не заставляйте меня повторять это.
– Мистером Ладлоу? – Леди Апперли нахмурилась. – Я слышала, теперь его положено называть Кливденом. В любом случае я бы не доверяла его словам о Хайгейге. – Она шагнула еще ближе, в глазах сверкало откровенное ехидство. – Видите ли, у них есть общее прошлое.
София моргнула, а затем еще раз.
– У них?
– Да, моя дорогая. Не стоит доверять тому, что они говорят друг о друге. – Леди Апперли внезапно захлопнула веер и поплыла прочь. Джулия на минуту лишилась дара речи.
– Что все это значит?
София повернула голову и посмотрела вслед вдове, направляющейся в бальный зал.
– Не знаю.
В ее интонации слышалось странное сочетание облегчения и возбуждения.
– Но ты догадываешься.
– Помимо того факта, что у нее началось старческое слабоумие?
Слабоумие, однако, явно относилось к наименьшим из недостатков леди Апперли. Скорее всего, она нарочно провоцировала Софию.
