Текст книги "Всё началось со скандала"

Автор книги: Эшли Макнамара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Бенедикт еще мог изменить ситуацию, но честь защищают лишь раз.

При виде Ревелстока выражение лица Кливдена стало напоминать гранит. Возможно, он прищурился, но его глаза сильно распухли после драки.

Бенедикта внезапно пробрала дрожь. Он уже видел подобную мрачную решимость на лицах наполеоновских солдат – выражение мужчин, готовых убивать, если не убьют их. Мужчин, которым нечего терять.

Аппертон ткнул друга локтем.

– Ты точно уверен?

– Теперь уже ничего нельзя остановить.

Когда они приблизились, Кливден посмотрел на Аппертона так, словно перед ним нищий оборванец, пожаловавший с визитом к принцу-регенту.

– Что здесь происходит? И где Сент-Клер?

– Мистер Сент-Клер чувствует себя недостаточно хорошо, чтобы драться на дуэли, поэтому я вместо него. Аппертон будет моим секундантом. И давайте покончим с этим.

Но даже время было против Бенедикта. Казалось, утренний туман сгустился в осязаемую силу, замедляющую все движения. Ревелсток стоял в стороне, пока Аппертон медленно, как улитка, шел навстречу секунданту Кливдена. Он почти не слушал, пока эти двое обсуждали условия и оружие, толком не заметил, как зарядили четыре пистолета – дополнительная пара оставалась у секундантов.

Мерзавца удовлетворит только кровь.

Спустя вечность Бенедикт встал спиной к Кливдену с заряженным пистолетом в руке. Оружие ощущалось как якорь или груз, который будет становиться все тяжелее с каждым шагом из положенных двадцати.

– Один.

По команде Аппертона он сделал первый шаг, затем второй, третий. На десятом невольно напрягся, ожидая ощутить, как пуля впивается ему в спину на одном из следующих шагов к судьбе.

– Девятнадцать, двадцать.

Он повернулся лицом к противнику. Даже на таком расстоянии Бенедикт видел блеск глаз Кливдена, его напрягшуюся челюсть и его решимость. Он всегда представлял себе смерть в виде черепа, призрака или еще чего-нибудь столь же ужасного. В крайнем случае думал, что увидит лик смерти на роже французского солдата. А когда война закончилась и он продал патент, Бенедикт даже не предполагал, что когда-нибудь снова столкнется со смертью, и уж точно не в двадцати шагах от старого школьного врага.

Да пошли они все к черту, эти ваши благородные намерения. Если у него и есть хоть один шанс выйти из этой передряги живым, то нужно стрелять на поражение. Глубоко вздохнув, Бенедикт поднял пистолет.

Г лава 20

Джулия затаила дыхание, когда коляска Хайгейта остановилась в дальнем конце Гайд-парка. Пальцы Софии крепче сжали ее руку. Хвала Господу за то, что у нее есть сестра. Без Софии у нее задрожали бы руки, а вслед за ними и ноги. И Джулия ни за что бы уже не смогла выйти из кареты.

– Ты что-нибудь видишь? – спросила младшая из сестер, будучи сама не в силах смотреть.

– Нет, слишком туманно.

– Самая подходящая погода для того, чтобы пройти незаметно. – Отозвался Хайгейт, сидевший напротив с выражением мрачного неодобрения на лице. Разумеется, он настоял на поездке с ними.

– Нам нужно выйти из кареты, – сказала София.

– Ничего подобного вы не сделаете. Леди не должны быть свидетелями подобных событий. Не понимаю, почему я вообще позволил вам зайти так далеко...

Суровый взгляд Софии оборвал его речь и добавил тревоги уже растрепанным нервам Джулии. Она предпочитала не думать о том, что именно сестра могла пообещать ему в обмен на помощь. С таким лицом в глубоких морщинах он вполне мог быть самим дьяволом.

Дьявол обратил свой взор на Джулию.

– Он будет недоволен, что вы здесь. Не захочет, чтобы вы это видели.

– Тем не менее я чувствую, что должна быть свидетелем. – Сила собственного голоса удивила Джулию. Как она может говорить так уверенно, если внутри все кипит? – Если бы не я, ничего бы этого не случилось.

– О, Джулия, не говори таких вещей, – взмолилась София. – Обвиняй Кливдена, если уж тебе необходимы виноватые, но только не себя.

Хайгейт встал, нагнувшись, чтобы не удариться о потолок кареты.

– Я взгляну сам. А вы обе сидите здесь и не высовывайтесь.

От мысли, что отец снаружи и его ждет ранение или смерть, сердце Джулии бешено заколотилось. Она не может просто сидеть в карете. Они приехали сюда и стоят друг перед другом с заряженными пистолетами по ее вине. Если повезет, она все еще может остановить дуэль. Сестры переглянулись, и Джулия встала.

Едва она вышла на улицу, как увидела их. Примерно в ста ярдах от нее стоял Кливден лицом к другому мужчине, находившемуся на расстоянии ярдов в сорок. А где, черт побери, папа? Ведь мужчина напротив Кливдена намного моложе, выше и шире в плечах. Ветер бросил ему на лицо прядь черных волос.

Не Бенедикт. Только не Бенедикт.

Земля под ногами резко дернулась и куда-то поплыла.

– Нет!

Она рванулась вперед, но Руфус схватил ее за плечо, сжав на удивление крепко.

– Последнее, что ему сейчас требуется, это отвлечься на вас, – проскрипел он. – Не можете вести себя послушно, так последуйте моему совету хотя бы в этом.

Сердце колотилось буквально в горле. Оба мужчины подняли руки, смертельные стволы направлены друг на друга и целятся, чтобы убить.

– Стойте!

Джулия выкрикнула это слишком поздно. В последнее мгновение рука Бенедикта дернулась вверх. Из пистолета вырвались дым и пламя, выстрел эхом пронесся в рассветной тишине.

Пальцы Хайгейга стиснули плечо еще сильнее.

Никто из мужчин даже не посмотрел в их сторону. Кливден по-прежнему стоял напротив Бенедикта с пистолетом в руке, и Джулии показалось, что он целится прямо в сердце. Мерзавец держал заряженное смертельное оружие, и было очевидно, что он твердо намерен продолжать дуэль, хотя противник промахнулся.

Неистово дернувшись, Джулия вырвалась из железной хватки Хайгейта и помчалась к Бенедикту. Руфус закричал и понесся следом, громко стуча сапогами, но она не обратила на это внимания. Нужно добежать до Бенедикта – все ее внимание сосредоточено только на нем.

Если Кливден и заметил их. он даже виду не подал. Лицо его исказилось, и он нажал на спусковой крючок. Пистолет взревел, и Бенедикт рухнул на землю на глазах у возлюбленной.

– Нет!

Вопль Джулии разорвал холодную утреннюю тишину и эхом заметался между деревьями. Топот сапог присоединился к шлепанью туфель по заиндевевшей траве – все устремились к упавшему.

Слезы застелили глаза, вокруг все расплывалось. Слева, словно из ниоткуда, выросла чья-то фигура, загораживающая путь – Кливден – этот кровавый убийца!

С силой, о наличии которой Джулия лаже не догадывалась, и с неистовой яростью она резко оттолкнула его плечом и бросилась на землю к Бенедикту. Рядом с его обмякшей рукой, еще теплой после выстрела, валялся разряженный пистолет. Густая красная кровь струилась из рваной дыры в жилете, заливая одежду и расплываясь огромным темным пятном. Так много крови... В ридикюле лежал носовой платок, но пытаться заткнуть рану этим крохотным клочком ткани – все равно что останавливать весеннее половодье единственной веточкой.

Сражаясь с воспоминаниями и наползающим ужасом вновь ощутить под пальцами мертвую плоть, Джулия прикоснулась к его лицу – холодное, липкое. Его обычный, здоровый цвет кожи сделался мертвенно-серым.

– Нет, нет! – Джулия сильно зажмурилась, но образ Бенедикта, лежащего на земле с бледным как смерть лицом, словно отпечатался в сознании.

Перед ней возникло еще одно лицо, а затем и весь тучный человек с седеющими волосами и глубокими морщинами под глазами.

– Мисс, отойдите в сторону. Я должен его осмотреть.

На плечо легла чья-то рука. Джулия резко отбросила ее. Все еще сидя на корточках, она обернулась. Кливден стоял и наблюдал за происходящим с непроницаемым лицом. Собственно, единственным признаком хоть каких-то чувств было его чересчур быстрое дыхание, вырывавшееся из ноздрей белыми облачками.

Внутри взорвалась ярость. Джулия вскочила на ноги.

– Вы! Не смейте прикасаться ко мне! Ни сейчас, никогда! Все это только ваша вина!

– Мисс Джулия, я... – он успокаивающим жестом протянул к ней руку.

– Вы ее слышали. Не прикасайтесь к ней.

Джулия потрясенно посмотрела вверх. Эти слова, произнесенные властным, уверенным тоном, принадлежали ее сестре. Сестре, которая как-то сумела завладеть одним из запасных пистолетов и сейчас целилась в голову мерзавца.

Джулия поморгала, но сцена не изменилась. Доктор хлопотал над Бенедиктом. Аппертон стоял с белым как мел лицом, и только его взгляд метался между Софией и Кливденом. Чуть дальше от него замер самый гнусный человек на земле. Руфус стоял немного в стороне, напрягшись всем телом и сжав зубы.

На лице сестры застыло жестокое выражение, какого Джулия никогда раньше не видела. Голубые глаза сверкали решимостью, а вытянутая рука не дрожала. Ствол пистолета смотрел точно вперед. София безошибочно прицелилась между подбитыми глазами Кливдена. Костяшки ее пальцев побелели, но она по-прежнему стояла, не шевелясь.

Кливден медленно поднял руки вверх.

– Ну... ну же, мисс Сент-Клер.

– Буду благодарна, если вы закроете рот. – В голосе сестры послышались стальные нотки.

– Не могли бы... вы не могли бы опустить пистолет?

– Нет.

– Что такое? – насмешливо протянул Руфус. – Боитесь, что он заряжен?

– Я знаю, что он заряжен. – Краем глаза Джулия заметила, что руки мерзавца трясутся. – Мы привезли каждый по два пистолета на случай, если одного выстрела будет недостаточно.

– Что? – завизжала Джулия.

– Меня бы не удовлетворила дуэль без крови. – Слова прозвучали тускло и невыразительно, словно он все еще пытался осознать случившееся. – Наши секунданты согласились. Никто не ожидал, что это будет Ревелсток. Я не думал, что он промахнется.

– Может, он решил, что вы даже свинца не достойны, – протянул Руфус тоном, больше подходящим для гостиной, чем для уединенного уголка Гайд-парка на заре.

Кливден задрожал еще сильнее.

– Вам не кажется, что следует велеть вашей невесте прекратить это?

Руфус скрестил на груди руки.

– С какой стати? Меня все это весьма забавляет. Кроме того, в чем-то она права. Возможно, честь еще не удовлетворена.

Кливден бросил на своего секунданта выразительный взгляд.

– Как пострадавшая сторона я заявляю, что полностью удовлетворен.

– Пострадавшая сторона? – вскричала Джулия. – Да как вы смеете? Вы все это затеяли. И если моя сестра требует удовлетворения, я ее поддерживаю.

– Женщина? Стреляться на дуэли? – Казалось, еще мгновение, и Кливден упадет на колени. – Хайгейт, вы не можете терпеть подобного. Или вы тоже собрались отомстить мне за прошлые обиды?

– Мог бы, считай я, что это хоть что-то изменит, – ответил Руфус. – Невозможно удовлетворить честь человека, у которого ее нет. Причины, по которым общество готово мириться с подобным поведением только из-за наличия титула, лежат за пределами моего понимания. Будь прокляты ваши линии родословных. Вы, сэр, позорите саму концепцию аристократизма.

Кливден вздрогнул, голова отдернулась назад, как от настоящего удара. Сейчас он имел полное право вызвать Хайгейта на дуэль за подобные оскорбления. Какая-то часть души Джулии надеялась, что он так и сделает, но другая часть кричала, что для одного дня пролитой крови достаточно.

Боже, Бенедикт. Она прижала ледяные пальцы к губам и повернулась к его безвольному телу. Доктор задрал вверх жилет и рубашку, обнажив рваную дыру, из которой струилась кровь. Джулия стиснула зубы, наклонилась над телом и положила руки ему на плечи. Самое малое, что она может сделать для Бенедикта сейчас, – держать его и молиться.

Деревянная рукоятка пистолета в руках Софии неожиданно оказалась теплой. Она думала, что орудие убийства должно быть холодным и неумолимым. Зато оно было тяжелым – таким же тяжелым, как ответственность за жизнь человека. Очень скоро ее рука задрожала от непривычного груза. София крепче сжала пистолет, дожидаясь ответа Кливдена на оскорбление Хайгейта.

– Что, чувствуете себя в безопасности, раз ваша невеста держит меня на мушке?

– Я чувствую себя в безопасности, зная, что правда на моей стороне. – Со своего места она не видела Хайгейта, но отчетливо представляла, как его губы изогнулись в усмешке. – Я с легкостью могу забыть о прошлом и говорить только о ваших нынешних поступках. Что можно сказатьо человеке, который сознательно подталкивает другого к вынужденной продаже собственной дочери?

Джулия, сидевшая рядом с Бенедиктом, подняла голову.

– И что еще можно сказать о том, кто, пользуясь ситуацией, заключает на женщину пари?

Тут Аппертон. все время стоявший молча, неожиданно вышел вперед., показывая рукой на Кливдена.

– Кстати, еще: что можно сказать об отношениях этого человека с нареченной невестой другого?

Мерзавец резко повернул голову в сторону говорящего.

– На что это вы намекаете?

– Только на то, что я слышал из многих источников. Кажется, вы слишком сдружились с невестой своего секунданта. Но, возможно, удача снова повернется лицом к Китону, учитывая, что ваше личико теперь не такое смазливое.

– Сплетни, – отмахнулся Кливден. – Вы ничего не сможете доказать.

– Я вас видела, – отозвалась София. – На балу у Послтуэйтов. Вы вместе улизнули куда-то.

– Что? – Китон подошел к Кливдену и схватил бывшего друга за лацканы.

София опустила пистолет. Теперь на нее никто не смотрел. На плечо опустилась рука, знакомая и обнадеживающая, – Хайгейт.

– Ты что, готов поверить их слову против моего? – кричал Кливден.

– Думаю, да. – Китон хорошенько его тряхнул. – У меня уже имелись подозрения, а они всего лишь их подтвердили. Ищи себе другого партнера по картам. Посмотрим, удастся ли тебе так же часто выигрывать.

Аппертон быстро встал между ними.

– Следует ли нам принять это за признание?

– Не было никакою признания! – Кливден переводил взгляд с одного на другого, лицо его принимало все более интересный лиловато-багровый оттенок. София даже представить не могла, что человек с такой светлой кожей способен столь густо покраснеть. Синяки на изменившемся фоне стали совершенно незаметными, но в остальном этот цвет ему не шел. – Ни в чем!

– Возможно, и нет, – как всегда, хладнокровно произнес Аппертон, – но если мы станем расспрашивать других джентльменов, недавно проигравшихся вам двоим, подозреваю, может обнаружиться закономерность невероятного везения.

Хайгейт чуть сжал плечо Софии и поддержал Аппертона.

– Разумеется, если вы простите мистеру Сент-Клеру его долг, мы можем и не разглашать всплывшую информацию.

Тут Кливден испустил безрадостный смешок.

– Да кто вас будет слушать? Вы уже навлекли на себя такой скандал, что хозяйки высшего общества не потерпят вашего в нем присутствия.

Взгляд Софии на мгновение метнулся к сестре.

– Ты знаешь, меня это как-то не сильно волнует. А тебя?

– Нет, – прохрипела Джулия.

– Может, и так, – произнес Хайгейт, – но моя сестра обладает в обществе определенным влиянием. Так что слух в любом случае просочится.

Кливден оттолкнул Аппертона и зашагал к своей карете.

– Вы мне надоели, хватит с меня.

– Ждите, я пришлю вам вашу расписку на пять тысяч фунтов, – крикнул вслед уходящему Аппертон.

– Операционная не место для женщины. – Прядки седых волос доктора Камбелла прилипли к его покрасневшей голове, – И уж тем более для молодой незамужней мисс.

Джулия переглянулась с мрачным Аппертоном и решительно осталась рядом с кроватью Бенедикта. Будь она проклята, если уступит.

– Я не знала, что это операционная. – Она жестом обвела мужскую обстановку – тяжелую мебель из темного дерева, темно-бордовые обои. В этом помещении не было ничего легкомысленного, никаких украшений.

– Еще того хуже! – сердито воскликнул доктор. – Вам нечего делать в спальне джентльмена!

Джулия едва не выпалила, что об этом уже поздно заикаться, но вовремя прикусила язык. Кроме того, в присутствии Аппертона, а также ожидающих внизу Хайгейта и Софии ее добродетель вряд ли подвергалась риску.

– Не время спорить.

Она сжала руки в кулаки, чтобы они не тряслись.

Лицо Бенедикта по цвету сравнялось с простынями. Доктор остановил кровотечение еще в парке, но пуля по-прежнему оставалась в груди. Боже, она все еще может его потерять...

Доктор Камбелл взглянул на пациента и поджал губы в тонкую линию.

– Тут вы правы. И уйдете прямо сейчас.

Джулия стиснула руку Бенедикта, такую холодную, лежащую мертвым весом в ее ладони – в точности как тогда у мисс Мэллори. Нет. Он не может умереть. Она этого не допустит.

– Я остаюсь. – Поразительно, что голос по-прежнему звучит уверенно, хотя сердце трепещет прямо в горле. – Скажите, чем я могу помочь.

– Не путайтесь под ногами. А если лишитесь чувств, пусть вам помогает Бог, потому что я не буду.

Джулия выше вздернула подбородок.

– Я не лишусь чувств.

Впрочем, она была близка к этому. Не в силах отвести взгляд, Джулия стояла чуть в стороне и смотрела, как доктор Камбелл полностью срезает с Бенедикта рубашку. Свежая кровь залила грудь и испачкала пальцы доктора, когда он приступил к поискам пули, и колени Джулии превратились в кисель. Застонав, Бенедикт перекатил на подушке голову. По кивку доктора Аппертон надавил на плечи друга, и Джулия с трудом сдержала сочувственный вскрик. Только бы он не очнулся. Не сейчас, не когда боль невыносима. Но Боже, не дай ему умереть, пожалуйста. Мысль о жизни без Бенедикта на все оставшиеся годы куском льда рухнула куда-то в живот и осталась там грузом.

Глубоко сосредоточившись, доктор Камбелл бормотал себе иод нос ругательства. Он вынул из саквояжа хирургические щипцы и погрузил их в грудь пациента. Затем, зажав ими что-то маленькое и твердое, вытащил это и бросил на пол.

Джулия сглотнула и отпустила юбку, которую все это время стискивала в кулаке.

– Это пуля?

Доктор ретзо поднял голову, словно забыл, что она тут. На обветренном лбу поблескивали капельки пота.

– Да, но я еще не закончил. В подобных ранах остается много всего прочего: кусочки ткани, осколки кости.

Джулия содрогнулась.

– Если я пе вычищу рану должным образом, она непременно воспалится.

Он снова погрузил в грудь щипцы. Джулия закрыла глаза, но не могла избавиться от вида той жуткой дыры в теле Бенедикта. Мало того, что из нее лилась кровь, пуля разорвала еще приличный кусок мышцы прямо над сердцем.

Его сердце. Так близко.

Пусть за все это Кливден отправится прямо к дьяволу! Он едва не отнял у нее Бенедикта. И у него еще может получиться.

Услышав стон боли, Джулия решилась снова взглянуть.

Глаза Бенедикта были по-прежнему закрыты, но он вырывался из рук Аппертона и коротко, прерывисто дышал.

– Вам придется добавить свой вес, мисс, – быстро приказал доктор. – Если он не будет лежать спокойно, я не смогу прочистить рану.

Сильно выпрямив спину, Джулия подошла вплотную к кровати. На таком близком расстоянии в воздухе чувствовался запах крови. Она буквально ощущала на языке медный привкус.

– Положите руки ему на плечи и заставьте его лечь.

Аппертон перешел к дальней стороне кровати, а Джулия положила ладони на мышечный узел правой руки и сильно надавила. Слава богу, кожа под ее пальцами все еще была теплой и живой. А под кожей стальные мышцы, привыкшие удерживать сотни фунтов лошадиного веса, сопротивлялись ее нажиму.

– Еще чуть-чуть осталось, – пробормотала она, не зная точно, кого пытается убедить. – Ты должен лежать спокойно, чтобы доктор мог закончить.

Доктор Камбелл то и дело задевал ее, извлекая из раны крохотные кусочки свинца, но Джулия не обращала на это внимания. Ей было все равно, лишь бы Бенедикт выжил. Доктор ткнул щипцами еще раз, и пациент так рванулся, что едва не отбросил ее в сторону.

Джулия удерживала его с такой силой, что даже руки заболели.

– Держись. Держись ради меня. Держись ради нашего будущего. – Она подавилась рыданием и наклонилась так низко, что оказалась нос к носу с Бенедиктом. – Держись, потому что я не представляю жизни без тебя.

– Вы понимаете, что тот пистолет был заряжен, правда? – Услышав бархатный голос Руфуса, София ощутила трепет наслаждения.

Она отодвинула в сторону нетронутую чашку с чаем. Серое утро перешло в унылый день, а они все ждали в гостиной. Доктор с Аппертоном спустились вниз несколько часов назад, но Джулия все еще оставалась наверху, рядом с Бенедиктом.

Сидевшая на кушетке София повернулась и увидела глаза Руфуса, полные восхищения. Восхищения! Она не могла вспомнить, чтобы раньше мужчина когда-нибудьсмотрел на нее с восхищением, тем более с таким – полным и безоглядным. Он восхищался не только ее лицом и телом, он восхищался ею целиком, как личностью. И от пламени его глаз в ней расцвело тепло.

– Ну да, Кливден сам это сказал, – негромко произнесла она. – Но вообще-то когда я его хватала, то об этом даже не думала. Да и в любом случае я понятия не имею, как из него стрелять. – Сцена в парке никак не выходила у нее из головы. – Господи! Хоть бы с Бенедиктом все было хорошо.

На ее плечи легла теплая рука Руфуса, и София прислонилась к нему.

– Все зависит от глубины раны. – Голос прозвучал бесстрастно, но, покосившись на него, она увидела, что Руфус сильно напряг подбородок.

– Бенедикт не может умереть, только не из-за такой глупости! Просто не может. – На последнем слове голос дрогнул, а горло мучительно сжалось.

Не обращая внимания на слуг, которые могут появиться в коридоре, Руфус крепко прижал Софию к груди, и она положила голову ему на плечо.

– Если Бенедикт умрет, я пожалею, что не застрелила этого жалкого человечишку.

Его губы прикоснулись к ее лбу.

– Нет, не пожалеете. Не нужно вам такого на совести. Утешайтесь мыслью о наличии у вас чувства стыда и не позволяйте корысти управлять своими поступками.

София подняла голову.

–Но я должна. Потому что последние пять лет...

– Ш-ш-ш. – Он заглушил ее возражения коротким поцелуем. Затем посмотрел ей в глаза. – Есть поступки, совершенные из-за эгоизма, и поступки, совершенные по меркантильным соображениям.

Глядя на него, София внезапно почувствовала облегчение, словно с плеч только что сняли тяжелый груз.

– Разве не в ваших интересах было бы выйти за одного из поклонников?

– Не могу сказать точно. Я никогда не относилась к ним так, как они этого заслуживали, и толком о них и не думала, Я полагаю, можно было бы научиться счастливо жить с одним из них.

Хайгейт вытянул перед собой ноги и откинулся на жесткую спинку кушетки, наблюдая за Софией краем глаза,

– Но разве этого было бы достаточно для женщины вроде вас?

Она повернула голову и внимательно посмотрела на него.

– Что значит «женщины вроде меня»?

Хайгейт подтянул ноги и повернулся к ней. Он протянул руку и сомкнул пальцы у нее на предплечье.

– Такой восхитительной и отважной.

Отважной? Никто никогда не называл ее отважной. Поклонники всегда из кожи вон лезли, превознося ее красоту, но ни один даже не заикнулся о чем-нибудь столь материальном, как отвага. Но в этом-то и проблема. София никогда не была ничем материальным, только не для мужчин. Она была украшением витрины, чем-то хорошеньким, чем можно любоваться за завтраком, чем-то презентабельным, что можно демонстрировать на балах, чем-то прелестным, чтобы украшать их постель. Но ни один из них даже не попытался заглянуть под внешнюю оболочку и понять Софию, узнать ее вкусы или пристрастия, поинтересоваться ее мнением.

– Такой, – прошептал Хайгейт, – у которой в сердце скопилось столько любви, что она может одарить ею какого-нибудь счастливчика.

У нее перехватило дыхание, такая тоска, такое сильное желание прозвучало в его голосе. Это он хочет стать тем счастливчиком, Руфус Фредерик Шелберн, граф Хайгейт. Он, человек с измученным, разбитым сердцем, тоже скопивший море любви и чувств, которые безрассудно тратил на свою недостойную жену. Он заслуживает женщины, которая ответит на его чувства.

Больше не в силах выдерживать напряженный взгляд, София уставилась на его галстук.

– Только я понапрасну потратила пять лет жизни на человека, который этого совсем не заслуживши Теперь я точно это знаю.

Руфус взял ее за подбородок и приподнял его, заставляя признать правду.

– В свете этого знания вы можете утверждать, что любили его?

– Я не могла любить этого человека, ведь я его совсем не знала.

Она считала его образцом совершенства, основываясь исключительно на внешности и обаянии.

Совершая признание, София ожидала ощутить привычную боль, но ничего не произошло. Природа этой боли изменилась: вместо резкой и острой она сделалась тупой и ноющей, приправленной долей стыда за столь долгое увлечение недостойным человеком. Он больше не пленял ее. Она смотрела на Хайгейта и понимала, что он затмевает всех.

Руфус привлек ее к себе.

– Я понимаю. Поверьте, я понимаю. Я находился на вашем месте и тоже заставил себя посмотреть правде в глаза. Хоть мы и были женаты несколько месяцев, я сомневаюсь, что сумел узнать свою жену лучше, чем вы знаете Кливдена. Она не подпускала меня к своей душе. Мы были чужаками, обитающими в одном доме.

София закрыла глаза, прислонилась к Хайгейту и слушлна, как слова рокочут у него в груди. Она вдыхала их, впитывала в себя, делая частью собственного тела. Низкий тон и ровный ритм успокаивали ее, как и его рука, гладящая по спине.

– И после всех этих лет, – продолжил Руфус, – думаю, я начал кое-что понимать. Любовь не всегда велика и драматична. Она велика, она глубока, но еще она спокойна и умиротворенна.

Спокойная, умиротворенная, в точности как они оба сейчас. София чуть откинулась назад, ей нужно было посмотреть ему в глаза и увидеть, что в них написано.

– Я думаю, очень легко вообразить себе сильные чувства, – глухо произнесла она, – но в конце концов понимаешь, что они пусты, потому что выстроены на чем-то, не имеющем никаких реальных ценностей.

Руфус кивнул.

– Именно так.

– Это как Бенедикт с Джулией. Они любили друг друга долгие годы, но только сейчас начали это осознавать.

Руфус провел пальцем по ее щеке.

– А как насчет вас, кто видит всех остальных так ясно? Что осознаете вы? Сможете ли вы когда-нибудь впустить меня в свое сердце?

Такие откровенные чувства! У Софии сжалось горло. Даже сейчас в выражении его лица проглядывала настороженность. Какая-то часть души Руфуса боялась услышать ее ответ. Он так долго страдал! Он заслуживает трепетного отношения и свою долю счастья. Не в силах произносить слова вслух, София кивнула.

Он положил руку ей на затылок и приблизил лицо так, что их губы почти соприкоснулись.

– Окажете ли вы мне великую честь стать моей женой?

Бенедикт со стоном очнулся. Грудь горела так, словно кто-то воткнул между ребер раскаленную кочергу, а все вокруг пульсировало в такт сердцебиению.

– Бенедикт?

Ножки стула скрежетнули по деревянному полу, когда кто-то взволнованно произнес его имя. Он открыл глаза и увидел знакомый потолок над кроватью. Его кроватью. Но как он оказался в городском доме? Последним воспоминанием Бенедикта был Гайд-парк и огонь, вспыхнувший рядом с сердцем.

Мгновением позже в поле зрения вплыло изнуренное лицо возлюбленной. Джулия. Слава богу.

– Что случилось? – прохрипел он.

– Ты дал себя подстрелить, тупой чертов идиот, вот что случилось. – От ее груди вверх пополз румянец и быстро залил все, включая щеки.

– А. – Пересохшие губы слегка растянулись в усмешке. Если она бранится, как базарная торговка, значит, ранение не такое серьезное.

Грудь Джулии высоко поднялась, и она возмущенно запыхтела.

– И это все, что ты можешь сказать? Выдумал, как заменить отца, изобразил из себя мишень, и все, что ты можешь сказать, – это «а»?

– Пожалуй, еще – дай мне, пожалуйста, воды.

Джулия негодующе тряхнула головой и отвернулась, а мгновение спустя появилась со стаканом в руке. Села рядом с ним, и матрас слегка прогнулся. С удивительной нежностью (учитывая ее настроение), она обняла Бенедикта за плечи и приподняла. Рану мгновенно пронзило болью, и он стиснул зубы.

Прислонившись к мягкому боку Джулии, Бенедикт вдохнул аромат жасмина. Ее духи успокаивали так же, как прохладная вода, смочившая губы. Он накрыл ее руку своей, помогая держать стакан, – просто ради прикосновения к ней.

– Ты вообще понимаешь, как тебе повезло, что ты жив? – прозвучал вопрос, пока Бенедикт пил. – Он же целился, чтобы убить.

– Знаю, я видел это в его глазах. – Незачем рассказывать ей остальное: про второй комплект заряженных пистолетов на случай, если первые выстрелы не принесут удовлетворения.

– И все-таки выстрелил в воздух?

– Я думал, Кливден промахнется. – Он ни за что не расскажет, что именно из-за ее крика в последнюю секунду у него дернулась рука.

Джулия снова запыхтела, и ее безупречные груди заколыхались.

– Он и промахнулся, если уж тебе хочется так думать. Пуля попала в ребро. Полдюйма в сторону, и ты бы погиб.

На последнем слове она будто подавилась, опустила голову и прижала кулак ко рту. Оборка рукава была в крови.

– Что это ты сделала? – Стиснув зубы, он взял ее за руку. – Это что, моя кровь?

– Доктору требовалась помощь, чтобы извлечь пулю, – сдавленно ответила Джулия. – Я помогала тебя держать.

Бенедикт криво усмехнулся.

– Могла бы заставить меня очнуться ради такого.

Ее взгляд стал суровым.

– Я рада, что ты не очнулся.

Джулия отвернулась, и Бенедикт решил не настаивать. Ее тон красноречивее всего говорил, что он был на волосок от смерти. Сердце словно разбухло от сочувствия к Джулии. Он внутренне боролся со слабостью и болью, мешавшими крепко ее обнять.

– Джулия...

– Это была моя вина, – выпалила она. – Ты же понимаешь, правда?

– Джулия, нет.

– Да! – Она рубанула рукой воздух. – Это я придумала, что ты должен меня скомпрометировать. Я закричала в самый неподходящий момент. Я втянула тебя во все это, а ты и слова против не сказал. – Из уголка ее глаза выкатилась слезинка и поползла по шеке, оставляя соленый след.

Бенедикт сглотнул.

– Я считал, Кливден вызовет на дуэль меня. Ждал этого с самого начала. И раз уж он поступил иначе, то я устроил все так, как оно и было.

– Почему ты ничего не сказал, когда просил меня подумать о последствиях?

«я *

Стиснув зубы, чтобы не закричать от боли в груди, Бенедикт раскрыл ей объятия. Джулия прильнула, и он запустил пальцы ей в волосы.

– Если бы я упомянул о дуэли, ты бы согласилась пройти через все? Поехала бы со мной в Кент?

Она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Слезинка дрожала у нее на щеке.

– Рискнула бы я твоей жизнью? Конечно, нет.

– В таком случае я рад, что промолчал.

– Но если бы мы не поехали в Кент, я бы никогда не увидела...

Бенедикт провел рукой по ее волосам, пропуская прядки между пальцами.

– А что ты увидела?

– Только не смейся.

Вот уж чего-чего, а смеяться ему точно не хотелось.

– Не буду.

– Я увидела нашего ребенка. Увидела наше будущее.

– Оно у нас будет.

Джулия хлюпнула носом, совсем не аристократично, но совершенно очаровательно.

– Я заставила тебя пройти через ад, правда?

– А еще я побывал с тобой в раю. И, как уже говорил тогда утром, на свете нет ничего важнее тех минут. Все, что им предшествовало, забыто.