Текст книги "Суета сует"
Автор книги: Эрнст Бутин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Твой Лешка похож на крепенького мужичка. Очень уж важный.
– Важный? – Андрей засмеялся. – Да он просто не знал, как себя вести… Тебя стеснялся, впечатление хотел произвести. Вот и пыжился…
– Ну и бог с ним! Хватит об этом Самарине, – в сердцах оборвала Наташа. Выдернула из прически шпильки, заколки, тряхнула головой, и волосы тяжело, волнисто растеклись по плечам. – Прости, что я при тебе волосы раскрепостила, – стрельнула взглядом на Шахова. – Голова устала носить такую копну… А почему у Бахтина твоей девушки не было?
Андрей на нее не смотрел, глядел равнодушно себе под ноги.
– Потому, что у меня ее нет! – ответил резко.
– Бедненький, несчастненький, – голос у Наташи стал насмешливым.
– …а та, которую я хотел бы пригласить, – не слушая ее, продолжал Шахов, – ходить со мной в гости не может. У нее ребенок.
– От тебя? – беззаботно спросила девушка. – Что ж ты не женишься?
– Слушай, Наталья, – Андрей взял ее за руку, развернул лицом к себе. – Давай не будем об этом. Если можно было бы жениться, то я давно бы сделал это. Ясно? А если тебе нужны подробности, спроси любую рудничную бабу. Даже просить не надо, только намекни – и получишь такие сведения, что знай я их – давно бы застрелился.
– Ах, ах, какие страсти! – Наташа презрительно выпятила губы, поцокала языком. Выдернула руку, быстро пошла вперед.
Андрей догнал ее, зашагал рядом.
– Холодно, – девушка поежилась. – Дай мне пиджак! – потребовала.
Шахов удивился, снял пиджак, набросил ей на плечи.
– Совсем как в плохом фильме, – натянуто засмеялась Наташа. – Вечер. Он, Она. Она прижалась к нему и смотрит доверчиво в глаза.
– Прижмись, – усмехнулся Андрей. – И посмотри доверчиво, раз так надо.
Наташа хихикнула, взяла его под руку, но тут же оттолкнулась, потерла с силой щеки, покрутила возмущенно головой.
– Фу, какая ерунда, какая пошлость! – выдохнула сквозь зубы. – Извини и забудь об этой глупости… Идем скорей, поздно уже.
Сдернула пиджак, сунула в руки Шахова и быстро пошла от Андрея.
Около двухэтажного «итээровского» дома она остановилась, прижалась спиной к огромной корявой березе, на толстой ветке которой когда-то – Шахов вспомнил это – он и Наташа, давно, в детстве, укрепили качели.
– Ну вот я и пришла, – девушка смотрела на освещенные окна второго этажа. – Меня, наверно, заждались… Спасибо, что проводил.
– В этом месте герой плохого фильма целует героиню, – Андрей задержал в руке ее ладонь. Медленно наклонился к лицу девушки.
– И получает пощечину, – добавила она, пристально глядя в глаза.
– Герой догадывается, что такое может случиться, но не уверен, поэтому… – Андрей осторожно прикоснулся губами к полураскрытому рту Наташи, почувствовал помадную гладкость ее губ. «Зачем я это делаю?» – мелькнула мысль.
Наташа отшатнулась и с размаху, сильно и звонко, ударила его по щеке. И сразу же испугалась, прижала ладонь к губам.
– Больно? – спросила виновато, и в глазах ее отразилось прямо-таки отчаяние, будто это ее ударили.
– М-да, ощутимо, – Андрей потер щеку. – Но вовремя.
– Извини, – Наташа сострадательно заглянула ему в глаза. – Я нечаянно, автоматически. Рефлекс.
– Отличный рефлекс, – Андрей натянуто улыбнулся и, чтобы скрыть смущение, бодро спросил: – Ну и как там дальше по сценарию?
– Дальше? – Наташа замерла, задержала дыхание. – А дальше героиня делает вот так! – Схватила Андрея за уши, притянула его голову к себе и крепко, надолго прижалась губами к губам… Отскочила. – И убегает! – крикнула весело. Помахала рукой, пошла, не оглядываясь, к подъезду.
Андрей задумчиво посмотрел вслед, потом, так же задумчиво, на часы.
Наташа, захлопнув дверь подъезда, прижалась лбом к стене, постояла недолго и медленно поднялась до площадки второго этажа. Глянула сквозь окно на улицу – под березой никого не было. Девушка желчно поморщилась, прошла к двери своей квартиры. Нажала на кнопку.
Дверь тут же распахнулась, и Елена Владимировна, красивая, полная, с осуждением посмотрела на дочь.
– Явилась? – спросила язвительно.
– Явилась, – подтвердила Наташа. Проскользнула боком в коридор. Сбросила туфли, нащупала ногами шлепанцы, прошла в кухню.
– Может, объяснишь, где ты была? – Елена Владимировна с достоинством следовала за дочерью; голос был холодный.
– Какая разница, мама, – Наташа заглянула в холодильник, достала бутылку молока. – Ну, у своей школьной подруги. Устраивает? – Отпила из горлышка, отерла рот. – Устраивает ответ?
– Что за манеры? – возмутилась Елена Владимировна. Вырвала у дочери бутылку. – Возьми чашку или стакан… Я знаю твою подругу?
– Нет, наверно. В школе она была неприметной… Не все ли тебе равно? – Наташа пошла было из кухни, но мать заступила дорогу.
– Как это все равно? – удивилась она. – Всего второй день дома и уже являешься ночью!
– Ну, мама, я ведь уже давно не ребенок, – Наташа обняла мать, ласково потерлась щекой об ее щеку.
– От тебя вином пахнет! – Елена Владимировна ахнула и закричала на всю квартиру: – Отец! Василий! Иди скорей сюда!
Наташа скривилась, отодвинула мать, прошла в комнату.
Василий Ефимович, в бежевой домашней куртке со шпурами, приподнялся с кресла, посмотрел поверх очков на дочь.
– Что там у вас опять? – спросил недовольно.
– Ты посмотри на часы и посмотри на дочь! – выкрикнула, появившись в дверях, Елена Владимировна. – От нее вином пахнет! Представляешь?!
– Где ты была? – голос Василия Ефимовича стал требовательным.
Наташа, заложив руки за спину, прислонилась к стене. Смотрела безучастно на экран телевизора, по которому мелькали футболисты.
– Я спрашиваю, где ты была? – повторил, но уже громче и властней, Василий Ефимович. Сложил газету, развернулся вместе с креслом.
– Боже мой, начинается, – простонала Наташа. И, закрыв глаза, принялась втолковывать размеренным голосом: – Я была у подруги. У нее родился сын. Она это рождение отмечала. Преступление?
– Хороши подруги, – обомлела Елена Владимировна. – Детей рожают!
– Не пугайся, она замужем. Так что ребенок – не дитя греха, – явно пародируя, усмехнулась дочь и покосилась на мать. – Брак зарегистрирован. Муж – Бахтин Николай Матвеевич. Еще вопросы есть?
– Бахтин, Бахтин, – Елена Владимировна задумалась. – Был у вас в школе хулиган с такой фамилией.
– Это что, бригадир с первой шахты? – поинтересовался отец.
– Он, он, – раздраженно подтвердила Наташа. – И хулиган, и бригадир.
– Откуда у тебя такие знакомства? – прижав руки к груди, Елена Владимировна со страхом округлила глаза.
– О господи, – Наташа сложила перед лицом ладони и начала, слегка покачиваясь, объяснять: – Бахтин пригласил меня и Шахова. Мы зашли, поздравили и ушли. Что в этом плохого?
– С Шаховым? – мать насторожилась. – Так это ты для него вырядилась, как на первый бал Наташи? – улыбнулась на миг, чтобы оценили каламбур.
– Глупости! – возмутилась дочь и покраснела. – Не могу же я к незнакомым людям в гости идти одетая как архаровка.
– Ты с Шаховым поосторожней, дочка, – предупредила Елена Владимировна и погрозила бело-розовым пальцем. – Поосторожней!
– Что значит поосторожней? – вспылила девушка. – О чем ты?
– Полно тебе выдумывать! – недовольно прикрикнул Василий Ефимович на жену. Снял очки, протер их платком. – Шахов отличный парень и замечательный геолог…
– Не знаю, какой он геолог, и знать не хочу! – оборвала жена. – Но…
– Кстати, – перебила ее Наташа, насмешливо глядя на отца, – он о тебе как о геологе не такого высокого мнения.
– Вот как? – очень удивился Василий Ефимович и даже очки до носа не донес. – Почему же?
– Потому, что ты маринуешь отзыв на его диплом – это раз. Во-вторых, он знает, что ты относишься к его работе с недоверием, мягко говоря.
– Он что же, в жилетку тебе плакался? – Василий Ефимович надел очки, засунул руки в карманы куртки. Качнулся с пяток на носки. – Твой Шахов не прав. Рецензия на его диплом давно готова.
– Почему же ты ему ее не отдал? – недоуменно подняла плечи Наташа.
– Ты что, его адвокат? – Василий Ефимович с интересом смотрел на нее.
– Оставь этот тон, – потребовала Наташа и нахмурилась. – Можно мне прочитать, что ты написал в рецензии?
– Пожалуйста, – Василий Ефимович ушел в свою комнату. Пробыл там недолго. Вернулся с тоненькой пачечкой бумаги. – Это второй экземпляр, читай с карандашом. Потом скажешь свое мнение. Твои замечания могут быть любопытными. Свежий глаз молодого геолога, не погрязшего еще в специализации, так сказать. – Он почесал кончик носа. – Жаль, у меня нет работы Шахова. Впрочем, ты ведь ее просматривала?
– Да, я помню диплом Андрея, – Наташа, перелистывая отзыв, пошла к себе в комнату.
– Андрея? – переспросила Елена Владимировна. Она семенила за дочерью, неодобрительно поглядывая на листки в ее руках. – Ты что, накоротке с ним знакома?
– Ты удивительный человек, мама, – дочь обескураженно покачала головой. – Что же мне, школьного друга Андреем Михайловичем называть?
– Да, да, я понимаю, – торопливо согласилась Елена Владимировна. Она вошла вслед за Наташей в ее комнату. – Надеюсь, у него нет к тебе никаких чувств личного, как говорится, плана? – и улыбнулась лукаво.
– Никаких, – Наташа положила рецензию на стол. Расстегнула платье. – В этом я уверена и тебе гарантирую, – подошла к шкафу, выбрала халат.
– Как ты можешь быть уверена, – Елена Владимировна с удовольствием, оценивающе оглядела дочь. – Ты не дурнушка. И не дурочка.
– Я ему неинтересна, успокойся, – Наташа надела халат, туго затянула пояс. С силой захлопнула дверцу шкафа. – У Шахова есть какая-то женщина, и она ему, по-моему, дорога, – объяснила спокойным тоном.
– Вот об этом я и хотела предупредить тебя. Эту связь я и имела ввиду, – Елена Владимировна оживилась. – Пассия Шахова – жена Дмитрия Твердышева, сына Ивана Дмитриевича. Ты знаешь ее?
Наташа села к столу, пододвинула к себе отзыв отца.
– Не знаю и знать не хочу. Ни ее, ни этой истории.
– Все равно расскажут, на руднике об этом каждому известно, – Елена Владимировна уперлась ладонями в стол, склонилась над дочерью. – Она, женщина эта, учительница. Какая уж там – бог знает. Говорят, хорошая, – Елена Владимировна недоверчиво фыркнула. – Но не о том речь… Дмитрий женился на ней лет пять назад, она еще совсем девчонкой была. Ох уж эти студенческие браки! Привез он ее сюда, два года жили…
– Мама, прекрати! – Наташа умоляюще поглядела на нее.
– Ничего, ничего, ты уже взрослая и должна знать все о своем так называемом школьном друге, – красивое лицо Елены Владимировны стало решительным, и даже казалось, что круглые щеки ее отвердели. – Итак, два года они хорошо жили. Но Дмитрий – ты помнишь его? – беспутный, легкомысленный, горячий. Что-то не поделил с отцом. Самоизолировался от него, отделился. С Иваном Дмитриевичем – никаких контактов…
Наташа зажала ладонями уши, но Елена Владимировна увлеклась:
– А потом Дмитрий уехал в город. Что-то там рисует, он ведь художественное закончил. Кто-то, где-то, когда-то похвалил какие-то его работы на выставке, вот он и возомнил… Говорят, женился – не женился, сошелся, словом, с какой-то женщиной, пьет, опустился…
Наташа застонала, с ненавистью посмотрела исподлобья на мать.
– …а Шахов стал к жене Дмитрия ходить. Открыто. Никого и ничего не стесняется. Один старик Твердышев не знает об этом.
– Замолчи, перестань сейчас же! – закричала Наташа, застучала кулаками по столу. – Мне неинтересно и противно слушать!
– Ты что? Что с тобой?! – перепугалась Елена Владимировна. Хотела приласкать, погладить дочь, но та вскочила.
– Мне противна эта грязь, эти сплетни! – Наташа с отчаянием замотала головой, отчего волосы взметнулись, запутались, залепили лицо. – Все это мерзко! Отвратительно! Постыдно!.. Грязно и мерзко! Сплетни всё!
– Какие сплетни? Об этом все знают, – мать попыталась обнять дочь, но та вырвалась, отскочила к кровати.
– Потому и сплетни, что все знают! – закричала она. – Тебе-то какая охота рыться в чужом белье?
– Ну нет, разврата мы не потерпим! – Елена Владимировна вскинула голову и даже ладонь перед собой выставила, словно отгораживаясь.
– Какой разврат? Кто это мы? Какое ваше дело? – выкрикивала сорвавшимся, задыхающимся голосом Наташа. – Они же взрослые люди! И он ведь не с каждой встречной-поперечной спит, а к ней одной – к ней одной! – ходит.
– Наталья! – Елена Владимировна ошеломленно уставилась на нее. – Что ты говоришь? Что у тебя за понятия, что за выражения?
Наташа упала на кровать, истерически захохотала.
– Что с тобой? – мать гордо выпрямилась, смотрела на дочь свысока.
– Андрей сказал, – девушка дергалась от смеха, – спроси у любой бабы, она такие детали наплетет. У любой бабы!.. И вот ты… сплетница.
Елена Владимировна охнула, в ужасе зажала ладонью рот.
– Отец! Василий! – закричала, придя в себя. – Послушай свою дочь!
– Ну что вас мир не берет! – недовольно забрюзжал вдали Василий Ефимович. Вошел хмурый, раздраженный. – Что еще у вас случилось?
– У нее истерика, – Елена Владимировна возмущенно показала пальцем на дочь. – Она меня бабой, сплетницей назвала!
– Это еще что за фокусы? – Василий Ефимович строго глянул на Наташу.
Та, всхлипывая, мучительно, судорожно улыбалась, а в глазах, жалобных и жалких, уже скапливались, набухали слезы.
– Выйди! – требовательно попросил Сокольский жену, и когда она, хмыкнув, скрылась за дверью, присел на кровать, погладил дочь по голове.
– Ну, успокойся. Хочешь, воды принесу?
– Не надо, – Наташа закрыла руками лицо, подержала их так секунду-другую и резко убрала. – Ох, как тяжело, если б ты знал… Дура я!
Андрей Шахов подошел к дому Твердышевых. Остановился, посмотрел на освещенные окна дома в половине старика, на черные стекла квартиры Анны. Нагнулся через калитку, отыскал щеколду. С другой стороны заборчика метнулась к нему собака. Встала на задние лапы, ударила передними в грудь Шахова. Завзвизгивала, заныла, пытаясь лизнуть.
– Не балуй, Гранит, – Андрей, посмеиваясь, оттолкнул пса. – У-у, шпана лохматая. Что, от одиночества изнываешь? Или от любви? – Нащупал щеколду и уже открыл ее, но, не разгибаясь, еще раз внимательно поглядел на темные окна левой половины дома и медленно выпрямился.
– Ну, хватит, хватит, хулиган, – потрепал задумчиво по загривку овчарку. – Чего разнежничался? Ну-ну, заплачь еще от радости, – он щелкнул собаку в нос и неторопливо, задумавшись, ушел.
И не видел Андрей, что в тени дома, около крыльца, стояла Анна, наблюдала за ним, залитым светом из окон Ивана Дмитриевича. Когда Шахов скрылся, женщина подняла к небу лицо, всмотрелась в бледные редкие звезды и расслабленно, вяло улыбнулась.
Подскочила собака, ткнулась мордой в живот Анне, заскулила, выклянчивая ласку, млея от любви и преданности.
– Прогнали тебя, дурачка? – Анна присела на корточки, схватила пса за уши, потерлась носом о его мокрый и холодный нос. – Идем спать, шпана лохматая, идем спать, хулиган. Плакать мы не будем ни от радости, ни от одиночества. Верно?
Гранит, взвизгнув, лизнул ее. Анна засмеялась, выпрямилась, вытерла ладонью щеку и поднялась по крыльцу к двери Ивана Дмитриевича.
7
Как только заверещал будильник, Андрей, еще не проснувшись, прихлопнул его. Полежал немного с закрытыми глазами, нежась в полудреме, потом резко сбросил одеяло, поднялся рывком. Огляделся.
Алексей еще не пришел с работы – он всегда оставался поджидать утреннюю смену: то надо было выколачивать из кого-нибудь членские взносы, то заметки в стенгазету собирать, то что-нибудь с парткомом, профкомом утрясать, согласовывать, уточнять.
Максим, уткнувшись лицом в подушку, обхватив ее, сладко посапывал.
– Эй, балагур, – окликнул Андрей, – не проспи первый рабочий день.
Максим заворочался, сонно приоткрыл один глаз.
– Который час? – поинтересовался, сладко и звучно зевнув.
– Пора, пора, – Шахов вскочил с постели. – Поздно пришел?
– Поздно, – Максим сел на кровати, помотал взлохмаченной головой, уставясь в пол. – Ты уже храпел, как тридцать три богатыря, – почесал грудь, посмотрел с тоской в окно. – Пожрать бы…
– Посмотри в шкафу, – Андрей, прихватив полотенце, вышел.
Максим, пошатываясь, побрел к шкафу, открыл дверцу, увидел бутылку кефира. Покрутил ее в руке, отколупнул пробку, выпил, не отрываясь, все до донышка. Еще раз заглянул в шкаф, еще одну бутылку кефира вынул. Выпил и ее. Удовлетворенно крякнул, погладил себя по животу и, пританцовывая, просеменил к кровати, начал заправлять постель.
– Я-то поздно пришел, а вот ты когда? – растягивая эспандер, поигрывая мускулами, спросил он, когда Андрей вернулся. – Тоже под утро?
– Я? – Шахов, укладывавший полотенце в портфель, повернулся удивленный. – С чего ты взял?
– Не темни, – заулыбался Максим. Подмигнул. – Может, это я провожал Сокольскую, а не ты?
– A-а, вот ты о чем… – Андрей надел рубашку. Принялся деловито застегивать верхнюю пуговицу. – Мы с Наташей друзья, только и всего.
– Конспиратор, – Максим пыхтел с эспандером, говорил отрывисто, точно вскрикивал. – Заливай… Люблю заливное… «Нет уз святее товарищества»… так, что ли?
Шахов краем глаза увидел его недоверчивую ухмылку.
– Иди-ка сюда, – поманил пальцем и, когда Максим подошел, рявкнул ему в ухо: – Не твое дело, понял?!
– Обалдел?! Шизик! – Максим отскочил, присел, сжал кулаки.
– Это чтобы ты крепче запомнил, – спокойно пояснил Андрей. – Помоги лучше, запонку вставь, – протянул руку.
Максим нехотя распрямился, нагнулся над рукавом.
– Мое дело десятое, – посапывая, проворчал он. – Но твоя подруга замучила меня расспросами: «Ах, Шахов – какой он?.. Ах, расскажите!»
– А вот теперь ты заливаешь, – засмеялся Андрей. – Наташа обо мне все знает и меня знает лучше, чем я сам себя. – Шлепнул его по плечу. – Спасибо. Свободен.
Максим заулыбался, опять подмигнул, на этот раз дружески, свойски, и, припевая, вышел, но за дверью лицо его стало серьезным. Деловито прошел в умывальную комнату и, фыркая, поеживаясь, вымылся по пояс. Обтираясь, с удовольствием и интересом оглядел себя в зеркале и в фас, и в профиль, пригладил маленькие бакенбарды. Полюбовался мышцами груди, бицепсами, напружинив их, и, довольный, замурлыкал: «Меня не любишь, но люблю я, так берегись любви моей…»
Так с песней – веселый и добродушный – и вошел в комнату.
Шахов, уже одетый, с портфелем в руках, поджидал его.
– Я вижу, ты смолотил и вторую бутылку кефира, – сказал он. – Это Лешкина. Извинись перед ним, объяснись… Словом, чтобы он знал. Лешка парень хороший, но любит порядок. Это первое. Второе – что тебе привезти из города?
– Традиция? – Максим перед зеркалом проводил аккуратный пробор.
– Традиция, – подтвердил Шахов.
– Секундочку, – Максим задумался. – Аленький цветочек можешь? Нет? Понятно. А рыбу – золото перо? Тоже нет? Странно… Тогда, тогда…
– Хорошо, я сам выберу, – Андрей взял чемодан, тубус для чертежей. – Напомни Лешке, чтобы сдал мои книги. Пока… – И уже от двери, повернувшись, сказал, скучающе глядя в окно: – И еще одна просьба. Не вздумай проверять свои чары на Наташе. Это мой совет. Запомни… – и вышел.
Максим, прищурившись, посмотрел на дверь, покусал в раздумье губу. Усмехнулся и не спеша начал одеваться.
В рудоуправлении Шахов, как и предчувствовал, главного геолога не застал – тот уехал на Южную шахту. Андрей взял в геологоразведочном отделе папку с отзывом и, хотя его подмывало тут же посмотреть рецензию, удержался. Прошел на автобусную остановку, купил билет, терпеливо дождался автобуса, и только когда сел в удобное кресло «Икаруса», когда угомонились пассажиры, когда машина плавно тронулась, развязал неторопливо тесемки папки…
Наташа проснулась поздно. Посмотрела без интереса в окно – светло уже, перевела взгляд на часы: без четверти десять. Вспомнила свою вчерашнюю истерику, зажмурилась от стыда, почувствовала, какими горячими стали щеки. Заворочалась, натянула до самых глаз одеяло.
Заглянула в дверь Елена Владимировна – испуганная, настороженная, готовая и приласкать дочь и, если надо, одернуть.
– Ты извини меня, мама, за вчерашний срыв, – Наташа виновато взглянула на нее. Отвернулась. – Нервы. Год был трудный, сама знаешь.
– Тебе надо отдохнуть, доченька, – мать с просветленным лицом радостно присела на кровать, прижала голову дочери к груди. – А за вчерашнее – это ты меня прости… Может, съездишь куда-нибудь отдохнуть? Я поговорю с папой, он все уладит на работе.
– Нет, – Наташа осторожно, но настойчиво разжала ее руки, села на постели. – Пойду сегодня в отдел кадров. Хватит тянуть. Надо оформляться и начинать жить. – Закрыла глаза, покачалась всем телом. Потом решительно соскользнула с кровати. – Все! Глупости кончились!
Всунула ноги в тапки, прошлепала в ванную комнату.
– Я тебе завтрак сюда принесу, – крикнула вслед Елена Владимировна.
Когда Наташа вернулась, на столе дымился кофе, громоздились в тарелке гренки аппетитной золотисто-коричневой кучкой.
Наташа села к столу, отпила из чашки. Нехотя пододвинула к себе отзыв отца на дипломную работу Шахова. Рассеянно, накручивая на палец локон, начала читать. Потянулась за гренком, но руку не донесла. Замерла. Торопливо перевернула страницу и, отодвинув чашку, зажала голову в ладони, уперлась локтями в стол – сосредоточилась, увлеклась.
Осторожно, на цыпочках вошла Елена Владимировна. Огорчилась:
– Ты ничего не попробовала? Может, яичницу сделать? Или омлет?
– Где отец? – Наташа подняла на нее глаза.
– Как где? – удивилась мать. – На работе, разумеется… Да, вспомнила, позвони ему, как прочтешь. Он просил.
– Мне с ним надо как можно скорей поговорить. Обязательно. – Наташа опять склонилась над рецензией, и с каждой страницей лицо девушки становилось все более и более встревоженным. Когда закончила читать, поглядела на мать такими глазами, что Елене Владимировне стало страшно.
– Это конец, – сказала Наташа, и плечи ее безвольно опустились. – Это разгром. Это полный разгром Андрея.
Шахов дочитал последнюю страницу, положил лист в папку. Старательно завязал тесемки. Поднял окаменевшее лицо – жесткое, злое, с резко выступившими скулами, с плотно сжатыми губами.
– Крышка, – процедил сквозь зубы. – Нокаут! Наповал.
– Что вы? – повернулся к нему сморщенный старичок в соломенной шляпе – сосед по сиденью. Приложил к волосатому уху ладонь: – Повторите, пожалуйста, я плохо слышу.
– Это не вам! – крикнул Андрей. – Это мысли вслух. Зарезали меня!
– А, понимаю, понимаю, – обрадовался старичок. – Да, да, подъезжаем.
Андрей заставил себя улыбнуться, кивнул и повернулся к окну.
Мимо проносились огромные, с кроной, затерявшейся в поднебесье, сосны, но постепенно их плотная золотисто-желтая колоннада становилась все реже и реже, между деревьями стали видны серые многоэтажные дома нового микрорайона, и вскоре лес отступил, остался позади, дома приблизились, окружили автобус, и он запетлял по улицам большого города.
