Текст книги "Суета сует"

Автор книги: Эрнст Бутин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Испытание прошлым

Телефонный звонок прозвучал в тишине кабинета так резко и неожиданно, что Роман Прямков даже вздрогнул. Он только что внес данные в таблицу «Температурные границы метаморфических фаций средних давлений» и, с удовольствием потянувшись, любовался на диаграмму температуры. Роман неприязненно посмотрел на белый телефон, полузаваленный схемами и чертежами, – звони, звони, мол, шефа нет, а я черта с два подойду, – и принялся переносить для сравнения данные по Винклеру.

А телефон надрывался. Роман, не выдержав, хотел было уже снять трубку, но тут в кабинет вошел шеф. Как обычно, в хорошем настроении, как обычно, улыбался, как обычно, сверкая очками, потирал ладони.

– Роман Данилович, этак вы абонента до инфаркта доведете, – благодушно пожурил он.

– Вы же сами не велели отвечать, Олег Евгеньевич, – поднял на него глаза Роман. – Да и что я скажу? Что вас нет? Сам догадается.

– Ну-ну, логично. – Олег Евгеньевич снял трубку: – Слушаю. – И, улыбнувшись, протянул ее Роману: – Вас.

– Меня? – Роман растерялся.

Звонила Марина. Оказывается, она должна задержаться, так как завтра нужно срочно сдавать шлифы по Вигорской партии, а она еще не успела закончить петрографическое описание, и поэтому он, Роман, должен взять из садика Дениску и Аленку, потом зайти за ней, а по дороге купить хлеб, и кажется, у них совсем нет сахара, так что надо заодно купить и сахар.

– Хорошо, хорошо, понял, – Роман старался поплотней прижать трубку к уху, чтобы Олег Евгеньевич не слышал, о чем говорит Марина.

Шеф делал вид, что не обращает внимания на Романа. Упершись руками в стол, он рассматривал таблицы.

– Ладно, Ну, понял я, – сказал Роман и торопливо положил трубку, потому что Марина снова начала объяснять, что пусть он не вздумает покупать детям мороженое, так как они вечером не будут есть, и что…

– Интересная получается картинка, а, Роман Данилович? – Олег Евгеньевич ткнул чистеньким ногтем в график. – Не находите? Надо бы для сравнения дать данные по Винклеру… Жена звонила?

– Жена, – Роман смутился. Он был уже семь лет женат и все равно смущался, когда говорил о Марине «жена». – В садик просит зайти. А по Винклеру я начал уже. Вот здесь. Вырисовывается какая-то закономерность.

– Действительно любопытно, – Олег Евгеньевич быстро взглянул на Романа и опять наклонился над таблицей. – Когда закрывается садик?

– Сейчас надо бы. Реветь будут, – словно извиняясь за детей, сказал Роман.

– Идите тогда, идите. В понедельник закончите. – Олег Евгеньевич, не отрывая взгляда от таблицы, обошел стол, сел на место Романа. – А я еще немного поработаю.

Роман торопливо схватил портфель, обшарпанный, разбухший, сунул в него папки, справочники.

– Да, минуточку, Роман Данилович, – окликнул его шеф.

Роман, уже в дверях, оглянулся. Олег Евгеньевич, подперев лоб ладонью, смотрел в бумаги.

– В понедельник вы должны рассказать первокурсникам о предстоящей практике. Придите, пожалуйста, в галстуке.

– Обязательно? – растерялся Роман.

– Обязательно, – неохотно подтвердил Олег Евгеньевич. – И вообще. Последите за внешним видом. Ведь вы без пяти минут научный работник.

Роман торопливо оглядел себя, увидел давно не глаженные брюки, носки рыжих пыльных полуботинок, представил ворот рубашки, почему-то всегда скомканный; не глядя на шефа, вспомнил его серый костюм, словно обливший крепенькую, кругленькую фигуру, ослепительно белую рубашку – и молча кивнул.

– И еще, – Олег Евгеньевич шевельнул страницу справочника, – не забудьте. Через месяц – ученый совет. Ваша диссертация.

– Мы же договорились перенести защиту, – со страхом, осипнув вдруг, сказал Роман.

– Мы не договаривались. Я считаю – она готова. За месяц дошлифуете.

– Как готова? Ничего не готова! – выкрикнул Роман. – А аномалия Верхнебуйского тектонического нарушения? Она же не объяснена!

Олег Евгеньевич наконец-то посмотрел на него, и взгляд этот был насмешливым. Незло, по-доброму насмешливым.

– Гипотеза, которую вы предлагаете в диссертации, меня вполне удовлетворяет, – он засмеялся. – Идите, идите, дети ждут.

Роман попрощался и вышел.

И все время, пока он бежал в садик, пока извинялся перед недовольной воспитательницей за то, что задержался, пока успокаивал хнычущую Аленку, пока покупал хлеб и сахар, пока брел с подпрыгивающими и болтающими детьми в геологоуправление и, позвонив из вестибюля, ждал Марину, лицо его оставалось расстроенным. «Скорей бы уж в поле!» – подумалось вдруг без всякой видимой связи. Роман представил, как бредет с тяжеленным рюкзаком через болтливую мелкую речушку. Вода холодит сквозь сапоги ноги, из распадка, фиолетового от сгущающейся темноты, наплывает волнами вечерняя сырость, пропитанная запахами черемушника, смородины и еле уловимым дымком костра, веселый огонек которого, точно капля, оторвавшаяся от оранжевой полосы заката, светится впереди. Только когда теперь выберешься туда, в поле?..

– Ну, чего скис? – Марина сбежала по лестнице, надевая на ходу плащ. Мельком взглянув на мужа, привычно подхватила на руки Аленку, чмокнула в щеку; поправила вязаную шапку Дениски. Зажала ему платком нос, приказала: – Быстро сморкайся!

Дениска, зажмурившись, трубно дунул в платок.

– В магазин не зашел? – поинтересовалась Марина.

– С чего ты взяла? – Роман качнул в руке разбухший портфель. – Все купил.

– Подержи-ка, – Марина сунула ему сумку, запрыгала на одной ноге, поправляя туфлю. – В чем тогда дело? С шефом поссорился?

– Через месяц ученый совет, – уныло сообщил Роман.

– Наконец-то! – Марина поглядела снизу вверх на мужа с радостным недоверием. Выпрямилась, отшвырнула ладонью прядку волос, мешавшую смотреть. – Чего же надулся? Слава богу, кончилось наше аспирантство.

Роман пожал плечами, отвернулся.

– Подожди, подожди, – Марина взяла мужа за подбородок, повернула его лицо к себе. – Опять, что ли, будешь просить, чтобы отложили? Не дури! – Роман увидел ее сердитые, потемневшие глаза, сдвинутые в прямую полоску брови. – Не дури, Ромка, – повторила она, – хватит этих бессонных ночей, этой нервотрепки. Диссертация у тебя готова, понял! Го-то-ва!

– А Верхнебуйский сместитель? Я и в аспирантуру-то пошел, чтобы разобраться с этой чертовщиной в Усть-Няргинском месторождении…

– И разобрался ведь, разобрался, – Марина снова заглянула мужу в лицо. – А Верхнебуйский – он один и далеко в стороне, через рудное поле не проходит… Я умоляю, не откладывай. Дай слово. У тебя есть еще месяц, разберешься с этим чертовым Верхнебуйским…

– Чего месяц, – Роман нагнулся, подхватил на руки Дениску. – Мне надо еще Олегу диаграмму зависимости от давления составить.

– Опять Олегу? То-то я звоню, а мне говорят, что в кабинет к Насонову перебрался. Слушай, – она хлопнула себя по бедру. – Откуда в тебе это подобострастие? А?

– Какое подобострастие?! – рявкнул Роман и покосился на вахтершу. Та поверх очков посмотрела на них, покачала головой. – Какое подобострастие? – свистящим шепотом повторил он и уставился на жену круглыми злыми глазами. – Думай, что говоришь! Мне самому интересно, и ты прекрасно знаешь, что это непосредственно связано с моей темой. – Роман снова покосился на вахтершу. – Идем, сколько можно об одном и том же…

– Идем, идем, – Марина обиженно поджала губы, пошла к выходу. – Твой Олег сделает докторскую, а ты свою кандидатскую – шиш! – И, чтобы не дать мужу возразить, деловито добавила: – Надо в хозяйственный зайти, у нас стирального нет.

Роман вспомнил, что завтра суббота, а значит, предстоит стирка, и незаметно вздохнул.

Они молча дошли до хозяйственного магазина, купили порошок, молча сели в автобус. Дети притихли, не шумели, не донимали вопросами, рассказами о садике, только Аленка, когда проезжали мимо серой бетонной громады стадиона, привычно спросила:

– Пап, а это что? Замок Карабаса?

И Роман, думая о своем, так же привычно ответил.

– Нет, это стадион. Здесь дяди в мячик играют.

Он уже ждал обычного продолжения: «Как мы с Дениской?» – чтобы ответить: «Да, только хуже», но сегодня Аленка промолчала, и Роману стало не по себе, оттого что умудрился даже детям испортить настроение. Он повернулся к Марине, боднул ее головой в плечо.

– Не сердись, – шепнул в ухо, сквозь вкусно пахнущие волосы жены.

– Я не сержусь. С чего ты взял? – Марина медленно повернула к нему спокойное лицо. – Я думаю, надо покрасить кухню. Может быть, на той неделе и сделаем, пока я в поле не уехала.

– Сделаем, – подавив вздох, мрачно согласился Роман.

Они медленно поднимались по лестнице своего дома и уже прошли площадку четвертого этажа, когда шедшая впереди Марина, ойкнув, вдруг остановилась и даже чуть отшатнулась назад. Роман выглянул из-за ее спины, и настроение у него испортилось окончательно.

Около двери их квартиры сидел на корточках Михаил. В нахлобученной по самые глаза кепке, в новенькой, блестящей болоньевой куртке. Увидев, что его заметили, он пошарил за спиной руками и тяжело поднялся.

– Здорово, начальник, – Михаил улыбнулся, и сквозь черную, жесткую даже на вид бороду блеснули белой полоской зубы.

– Здравствуй, – буркнул Роман и взял Дениску на руки.

Мальчик, насупившись, с испугом смотрел на огромного лохматого дяденьку, задышал часто и шумно – готовился зареветь. Марина тоже подняла Аленку, прижала к себе.

– Здравствуйте, Марина. – Михаил старался приглушить свой бас, но он, прокуренный, простуженный, хрипло гудел на лестничной площадке.

Марина не ответила. Не улыбнулась. Как всегда, когда была недовольна, отшвырнула от лица ладонью прядку волос.

Михаил подошел к ней и, стараясь придать лицу самое веселое выражение, наклонился к насупившейся Аленке.

– Не узнала, Алена? – умильно, а от этого сипло и фальшиво спросил он. – Не боись. Я же дядя Миша, – и вывернул из-за спины руку.

На огромной черной ладони сидела большая голубоглазая кукла, прижимая к кружевному невесомому платью пакет с конфетами.

– А это тоже Алена. На, – Михаил протянул куклу девочке.

Аленка быстро и вопросительно глянула на мать, неуверенно взяла куклу, но лицом не потеплела, не оттаяла.

– Хоть бы бороду-то сбрил, – поджала губы Марина. – Сюсюкать не пришлось бы.

– Сбрею. На тот год, помереть мне, сбрею. – Михаил повернулся к Дениске, опять медленно вывел руку из-за спины, и мальчик замер. Перед ним был самосвал – красный, большой, с настоящими маленькими покрышками на колесах и даже с веселым шофером в кабине. А в кузове – гора конфет под прозрачной пленкой.

Дениска с испуганным, счастливым и недоверчивым видом принял самосвал и чуть-чуть улыбнулся.

– Что сказать-то надо? – насмешливо спросил Роман.

– Спасибо, – тихо выдохнул Дениска, и Аленка, как эхо, повторила: – Спасибо.

– Ну вот, – Михаил перевел дух. – Приняли. Самое трудное осилили…

– Не надо было тратиться, – вежливо перебила Марина. – Деньги ведь.

– A-а, деньги, – поморщился Михаил. – Куда их? Солить, что ли? Я корешу одному эти игрушки заказывал, он к морю ездил. В Москве купил.

Марина открывала дверь, а Михаил топтался за ее спиной, дышал табачно в затылок женщине, посмеивался:

– Говорю ему: «Ну, вражина, если не привезешь что-нибудь путевое, считай – пропал!» Привез. Говорит, в немецком магазине «Лейпциг» купил…

Они вошли в прихожую – тесную, маленькую, с зимней, еще не убранной одеждой на вешалке, с разбросанными детскими ботиками, сапожками. Марина торопливо отшвырнула их ногой в угол, сдернула с Дениски шапочку, стала расстегивать на нем куртку и прикрикнула:

– Да поставь ты свой самосвал!

Но мальчик только крепче прижал машину к себе. Михаил довольно засмеялся. Скинул, не расшнуровывая, башмаки, нацепил, боком как-то, на гвоздь свою легкомысленную курточку, сверху кепку и прошел в комнату, волоча по полу рюкзак. Дениска увидел это, завизжал от восторга, затопал, и Аленка, поглядев на брата, тоже завизжала и затопала. Марина шлепнула Дениску по затылку.

– Вот, явился «бич божий», – быстрым шепотом под шуршание рюкзака прошипела она и зыркнула на мужа злыми глазами.

Тот развел руками – я, дескать, при чем? Снял с Аленки пальтишко, и она, схватив куклу, с которой не сводила глаз, убежала вприпрыжку в спальню. Марина высыпала конфеты из кузова на столик: «Получите после ужина!» – и Дениска, надув щеки, урча и гудя, умчался за сестрой.

– Миш, есть будешь? – громко спросил Роман.

– Ага, – отозвался Михаил. – Только ничего не готовьте. Так, пожевать чего-нибудь.

– Я сперва Дениску с Аленкой покормлю. Ладно? – веселым голосом крикнула Марина, а сама сердито буравила мужа взглядом.

– Валяйте. Нам особо-то ничего и не надо. Мы с начальником на балконе посидим. Сойдет легкая закусь…

Марина показала кулак Роману, муж беззвучно оскалился, сделал страшные глаза – не вмешивайся! – и вошел в комнату. Михаил стоял посредине, и его широконосое черное, словно закопченное, лицо было довольным.

– Ничо не изменилось. Портрет вот только, гляжу, повесил, – он мотнул головой в сторону большой фотографии на стене, где Роман – бородатый, в энцефалитке, с геологическим молотком в руке – прислонился к огромной сосне. – Тогда снимался, начальник?

– Нет, это на следующий год, – Роман недовольно посмотрел на снимок. – Марина повесила.

– Орел, – удовлетворенно протянул Михаил, прищурился, – сокол-сапсан! В тот-то раз ты тоже такой был. Бой-парень… Гражданин начальник, разреши-подвинься.

– Кончай ты, – поморщился Роман, – какой я тебе начальник.

Он подошел к Михаилу, встал рядом, осматриваясь. Они были чем-то похожи: оба высокие, крепкие, темнолицые, только один с дремучей бородой, сухощавый и слегка сутулый, точно сохатый, а второй с сизой щетиной на усталом лице, с растрепанными редеющими волосами, начавший уже полнеть полнотой спортсмена-тяжеловеса, ушедшего на покой.

Михаил повернулся к книжному шкафу, внимательно осмотрел разложенные за стеклом кристаллы горного хрусталя, турмалины в породе, полировки яшм, гранитов, кубы пирита. Осторожно тронул пальцем клавиш пишущей машинки и отдернул руку, когда каретка сделала скачок. Оглянулся на Романа.

– Годится, – и засмеялся беззвучно.

– Спать будешь на диване, – решительно заявил Роман, как он всегда заявлял, когда Михаил приезжал к ним. И, как всегда, Михаил решительно замотал головой:

– Не-не. – Он отвернулся, поднял одну за другой со стола книги, с уважением медленно прочитал: – «Петрография»… «Минералогия»… Я к брату поеду. И не проси.

– Хоть бы познакомил когда-нибудь с братом, – незаинтересованно, думая о другом, попросила Марина. Она вышла из кухни, в фартуке, с волосами, собранными по-домашнему в пучок на затылке.

– А чего с ним знакомиться, – Михаил сосредоточенно шевелил губами – читал названия книг: – «Геоморфология», «Палеонтология»… Вахлак он. Ни бе ни ме. Божья коровка.

Марина, не слушая, открыла дверь в спальню. Михаил торопливо положил книги, подправил их ладонью и заглянул через плечо женщины.

Дениска и Аленка лежали животами на вытоптанной дорожке среди кубиков и потрепанных книжек, катали в самосвале белокурую красавицу куклу, говорили за нее писклявыми голосами, а потом пытались гудеть басом, изображая рев машины.

– Умываться и ужинать! – приказала Марина.

Малыши надулись, но молча встали и направились в ванную.

– Слушай, – Роман, уже взявшись за журнальный столик, повернулся к гостю, – может, в комнате сегодня посидим, а?

– Не-не, – зажмурился, замотал головой Михаил. – Не ломай заведенное. Дверь мы прикроем, чтоб детям не дуло. Не, начальник, давай на балкон.

Он поспешно распахнул балконную дверь, помог Роману установить столик. Притащил два стула, поставил, полюбовался:

– Во, законно. Все путем. – Сел, положил на стол кулаки.

Солнце было уже низко, и в вертикальных полосах окон белого высокого, с голубыми лоджиями дома напротив переливающимся багрянцем дробился, растекался закатный отсвет. Ровным шумом морской волны гудел внизу двор, изредка взрываясь криками пацанов, которые гоняли мяч.

Михаил прикрыл глаза, вслушиваясь в этот гул городского двора.

– Спишь, что ли?

Роман, прижимая к груди салатницу, иронически смотрел на гостя.

– Не-а, – Михаил повел плечами, словно и впрямь отгонял сон. – Хорошо. Все как у людей… Подожди-ка, – остановил он Романа.

Торопливо, на цыпочках, пробежал в комнату к рюкзаку, наклонился над ним, развязал шнурки, позвал:

– Мари-ин! Нате-ка вот, – достал искрящиеся каждой шерсточкой унты, украшенные веселым бисером, протянул женщине.

– Опять ты за свое. Просила ведь, не надо, – Марина с укоризной смотрела на него, а в глазах уже прорезалась, уже нарастала радость.

– Ладно, чего там, – буркнул Михаил. Опять нагнулся над рюкзаком, вынул пеструю коробку с черным силуэтом Наполеона, потом сверток. Прижал их к груди и так же, на цыпочках, торопливо, вернулся на балкон.

– Во, начальник, прими-ка, – он пошоркал бородой по коробке с изображением французского императора. – Тоже кореш из Москвы привез. Из Елизаровского магазина.

– Из Елисеевского, – машинально уточнил Роман. Взял коробку, вынул коньяк «Наполеон». Ахнул: – Обалдел? Ты знаешь, сколько это стоит?

– Откуда я знаю, – Михаил отмахнулся. – Нашел о чем говорить, начальник.

Сел, откинулся к перилам, вытянул ноги и, прищурив левый глаз, изучающе, насмешливо и одновременно как-то грустно засмотрелся на Романа. Тот налил в три стаканчика, позвал жестом жену.

Марина махала за стеклом рукой, не пойду, мол, но сама уже шла с недовольным лицом – знала по опыту, что отказаться не удастся. Взяла стаканчик, на донышке которого плескался золотисто-коричневый коньяк. Понюхала, повернула бутылку этикеткой к себе, хмыкнула:

– Ты прямо как нефтяной шейх, Михаил… За тебя.

Тот жмурился, улыбался. Поднял стаканчик.

– Вы не ругайтесь, Марина. Я за начальника сперва выпью. И за пацанят, – мотнул головой в сторону комнаты. – А за вас – вторым заходом. Годится? Без обиды?

Марина передернула плечами – пожалуйста, дескать. Выпила, прижала к губам ломтик сыра, выдохнула. И ушла.

Михаил подождал, пока она прикроет двери, тяжело развернулся, строго посмотрел в глаза Роману.

– Ну, будь здоров. Долго живи, понял!

Выпил, – пожевал губами, прислушался к себе.

– Ничо. Только аптекой отдает… А ты чего не пьешь?

Роман крутил в руках стаканчик, смотрел в стол.

– Только ты, Миша, – он не поднял головы, – следи за собой. Не перебери. Маленькие ведь у меня.

– Вот, едрена копоть, – Михаил швырнул на стол огрызок сыра. – Опять двадцать пять. Я к тебе который год езжу? – он нагнулся к Роману. – Четвертый? Четвертый! Позволил хоть раз? Скажи… Нет, ты скажи?

Роман виновато взглянул на него. Михаил откачнулся.

– То-то, – выдохнул он удовлетворенно. – Договорились ведь, а ты за старое. – Он достал сигарету, прикурил, ссутулившись, прикрыв, как от ветра, всем телом огонек, хотя воздух был недвижим. – Дурак ты, начальник. – Выпустил через плечо плотную, тугую струю дыма. – Знаешь ведь, что я этого вечера целый год жду. А потом его, как кино, прокручиваю. Вспоминаю. Понял?

– Будь здоров, Михаил, – Роман поднял стаканчик. – За тебя.

Выпил, принялся с хорошей жадностью проголодавшегося человека за салат. Михаил, подперев щеку кулаком, смотрел на Романа, делал иногда неглубокие затяжки, косил глазом на дым, который ленивыми клочьями выползал из усов, и благодушно улыбался. Ему было хорошо, покойно от этого не по-майски, а по-летнему теплого вечера, оттого, что тихо догорает заря, гомонит внизу улица, а напротив сидит Роман Прямков – начальник геологической партии, в которой тогда, пять лет назад, он, Михаил, работал. Под взглядом гостя Роман поднял лицо от тарелки.

– А ты чего не ешь?.. Не хочешь? – И насторожился. – А улыбаешься чему? Ну, не обедал я сегодня, оттого и накинулся на еду.

– Нет, нет, я не поэтому… – Михаил быстро-быстро отмахнулся ладонью, – ты рубай, не смотри на меня. – Опустил глаза, но, чувствуя, что Роман не ест, что взгляд бывшего начальника становится требовательным, колючим, помялся. – Просто подумал: неужто и сейчас ты побежал бы за мной и на нож попер? Не струхнул бы?

– Ну-у, завел, – Роман бросил на стол вилку. – Что ты, в самом деле, все об одном и том же!

– Молчу, молчу, – Михаил поймал его ладонь, слегка сжал ее.

Роман выдернул руку, и по его злому лицу Михаил понял, что бывший начальник вспомнил тот день. А он, Михаил, никогда и не забывал его. Не глядя друг другу в глаза, они окаменели, подобрались – оба увидели одно и то же…

Роман – себя. Вот он, с иссохшим до шершавости, до режущей боли горлом, с разноцветными кругами в глазах, выбежал из-за густых зарослей ивняка и увидел вдруг мокрого и нахохлившегося Михаила, который сидел на желтой глине отмели. И Михаил увидел себя – вспомнил, как тупо смотрел на реку, где в черной беснующейся круговерти исчезла его резиновая лодка, пропоровшая борт о корягу. Услышал за спиной топот, хрип, повернул голову – уперся взглядом в выбегающего из-за кустарника Романа в тренировочном костюме. Под горло подкатила комом злоба – вот бежит к нему, приближается человек, который заманил сюда, не дал уехать домой и сейчас наверняка не отпустит к Клавдии, – и все острое, больное и обидное, что копилось в Михаиле со вчерашнего дня, после того, как получил письмо от Клавдии, вылилось в ненависть к начальнику.

– Ты что же это, гад! – Роман на бегу врезался в медленно распрямлявшегося Михаила.

Тот пошатнулся, оттолкнул начальника, но Роман с каким-то нелепым, затяжным поворотом всего тела размахнулся – и Михаил спиной шлепнулся в реку. Уже в воде, ослепленный бешенством, он выдернул нож, встал на колени, выпрямился, медленно пошел на начальника.

– Ух ты, – удивился Роман, переводя взгляд с лезвия на лицо Михаила, – с ножом еще… Ух ты, – повторил он и снова замедленно, как показалось Михаилу, стал разворачиваться, и снова… взбрыкнулся перед глазами лес, и через секунду Михаил опять переворачивался на отмели со спины на живот.

– Давай, давай, – хрипло просил Роман. Грудь у него поднималась часто и высоко, он со свистом глотал воздух, а глаза были белые и неподвижные, – ползи, ползи.

И Михаил полз, а потом шел на Романа и опять летел в воду, но в этот раз он успел зацепить ножом, и когда, встав на четвереньки, увидел лицо начальника – удивленно-растерянное, а потом руку, прижатую к боку, сквозь пальцы которой струйками выползало красное, он возликовал, но тут же ему стало все безразлично. Михаил почувствовал страшную усталость и сел в воду… Удивление на лице начальника сменилось брезгливостью.

– Пойдем! – приказал он.

И Михаил побрел за ним. И добросовестно отработал – притихший и виноватый – весь сезон, но смотреть в лицо Роману не мог, все время чудилось это выражение брезгливости в глазах начальника…

– Хорошо ты мне тогда врезал, – сказал Михаил, вздохнув. – Крепко.

Роман быстро и внимательно взглянул на него. Опустил голову.

– Наделал ты тогда хлопот. И себе, и мне, – он хмыкнул. – До сих пор твои фокусы у меня вот где, – с силой похлопал себя по затылку.

Михаил сказал глухо:

– Я ведь потом, после тайги, ходил к начальнику экспедиции. Глаза ему открыть хотел, чтобы тебя не виноватил, а начальник меня турнул…

– И правильно сделал. Я тебе тысячу раз объяснял – за все отвечает начальник партии, то есть я. Понял? – Роман начал злиться. – Чего ты от меня хочешь?

Михаил шмыгнул взглядом в его сторону. Насупился, заворочался.

– Только не бесись… – неуверенно попросил он. – Не заводись, ладно? – Помолчал и решился: – Может, тебе деньги нужны, а? Возьми, будь человеком, у меня их навалом, а я ведь вроде должник твой.

– С чего бы? – Роман удивленно поднял брови. – Лодку мы списали, о продуктах и говорить не стоит.

– Ну-у, – помялся Михаил, – за карабин хотя бы…

– Ха! – изумленно выдохнул Роман. – Да ты что?! Разве его деньгами оценишь?

– Знаю, знаю, но все же…

– Слушай, Михаил, – тихо, но твердо попросил Роман, – хватит одно и то же мусолить. Давай раз и навсегда договоримся: к этой теме больше не возвращаться. Мне тот карабин чуть свободы не стоил. По следователям затаскали, а ты – деньги!

Михаил, опустив голову, чертил пальцем по столу узоры.

– Хорошо, что только карабин утопил, а карта осталась, – сказал Роман и зябко поежился. – Если б еще и карта, тогда бы мне точно не открутиться.

– Сказал бы на меня. Чего покрыл? – Михаил вздохнул.

– Ду-урак, – протянул Роман. – Чтоб ты во второй раз сел? Врать не буду. Хотел я все как было доложить, да… Словом, сделал так, как считал нужным. И все! Баста!

– Ладно, начальник, замнем для ясности, – Михаил ткнул вилкой в салат. – Давай вспомним нашу первую встречу.

Они оба увидели тот далекий день.

…Михаил сидел около столовой, развалившись на штабеле старых теплых бревен, вытянув по привычке ноги, и со смешанным чувством радости и отчаяния обдумывал положение. Радости – от того, что в кармане лежала справка об освобождении и впереди, дома, ждала Клавдия, а отчаяния… Кроме справки и паспорта, в кармане не было ничего – и деньги, и билет укатили, скорей всего, с Сенькой Волдырем, который теперь, посмеиваясь, попивает пивко в вагоне-ресторане.

В это время Роман шел, насвистывая, по пыльной горячей улице, довольный, что удалось выбить вертолет, а значит, завтра можно будет вылетать в тайгу, и увидел на штабеле бревен около столовой угрюмого, заросшего щетиной мужика, уставившегося в одну точку. Роман избежал на крылечко, дернул ручку двери – закрыто. Постоял, подумал. Подошел к мужику, присел рядом.

– Давно сидишь?

Тот усмехнулся, медленно повернул голову. Посмотрел насмешливо и тяжело.

– Отсиделся.

– Я не об этом. Закрыто почему? – Роман кивнул на столовую.

– Шут ее знает. Товар какой-то принимает… Дай закурить.

– Не курю. – Роман посмотрел, прищурившись, на солнце. – Бичуешь?

– Двести шесть, часть два.

– Была или будет? – невинно полюбопытствовал Роман.

Мужик долго молчал, опустив голову, и вдруг протянул медленно и до бесконечности усталым голосом:

– Слушай, парень, отвали, а.

– Все ясно. – Роман положил на колени сумку, достал бумаги, развернул ведомость вещевого довольствия.

– Иди, – ткнул его в бок мужик. – Открыла.

Дверь столовой распахнулась, и толстая женщина в когда-то белой куртке пригласила сонным голосом:

– Заходите.

– Пойдем, – Роман собрал бумаги, уперся в колени, резко встал, точно подброшенный пружиной.

– Шагай, – мужик отвел глаза. – Я сыт. По горло.

Роман поднялся по ступенькам, но около двери посмотрел через плечо и успел перехватить такой тоскливый и голодный взгляд, что запнулся. Поразмышлял и вернулся. Ткнул мужика в плечо:

– Пойдем пообедаем.

– Отстань, – тот зло глянул исподлобья.

– Ладно, кончай, – примирительно попросил Роман. – Не воровать же тебе… Жить-то надо. Пойдем, подумаем. Честное слово, я есть хочу зверски, составь компанию.

Михаил и сейчас помнит, как ненавидел в ту минуту этого крепкого веселого парня, хотя уже тогда догадывался, что довольный собой парень ни при чем, что он, Михаил, ненавидит конечно же Сеньку Волдыря и прежде всего себя – за то, что ему, как последнему побирушке, предлагают копеечный обед, и он, Мишка, пойдет – поломается, но пойдет.

– Пошли, – Михаил решительно встал, нагло ощерился. – Только учти, жрать я здоров. Придется тебе два обеда для меня заказывать.

– Ничего, – засмеялся Роман. – Я сам голодный как волк.

…За окном, в комнате, мелькнули лица Дениски и Аленки, потом они приблизились к стеклу, расплющив носы в белые лепешки, и две пары больших глаз с любопытством уставились на Михаила. Он хотел скорчить рожу, но вспомнил про свою бороду, лохмы и, чтобы не напугать, высунул язык. Дети с визгом отскочили.

– Мама, мама, а дядя Миша язык показал. Нехорошо ведь язык показывать, да?

– Марина! – крикнул Роман. – Укладывай их спать.

– Сейчас, – отозвалась невидимая Марина.

– Хорошие пацанята, – одобрил Михаил.

– У тебя-то все еще нет?

– А-а, – протянул Михаил с таким презрением, что Роману стало неловко. – Нетель яловая… – он пристукнул кулаком по столу. – Не повезло мне с бабой. У тебя Марина – она и есть Марина, а моя…

В комнате включили телевизор, и приглушенный, мягкий, голубоватый отсвет отраженно упал на балкон, вылепил рельефно щеку гостя, нос, глубокую складку, нырнувшую в ус.

– Зря ты меня тогда догнал, – с тоской сказал Михаил. – Зря, начальник. Уплыл бы я к Клавке, может, чего и сварил бы.

– Ты что, с ума сошел? – Роман резко вскинул голову. Впервые за четыре года Михаил заговорил вот так. – Ты вспомни, какой был! Я уж не говорю о том, что…

– Все понимаю. Твоя правда, – оборвал Михаил. Потер с силой лоб, провел ладонью по лицу. Зажал в кулаке бороду. – Твоя, но не моя… Потому как с этой росомахой мне тоже не жизнь. Я ведь после того-то… ну, как с тобой схлестнулись, решил по новой все начать. Вот и построил семью с первой, которая на глаза попалась, – он усмехнулся, точно оскалился. – А на глаза что лезет? То, что наверху плавает… Усек?

– Ми-ша, – удивленно протянул Роман. – Этого я от тебя не ожидал. Захныкал?

– Чего захныкал, чего? – Михаил в упор посмотрел на Романа, в полутьме блеснули белки глаз. – Может, мне Клавка на роду была написана. Зря ты меня, начальник, догнал! – твердо закончил он. – Зря!

– Та-ак, – Роман нагнулся к нему, и Михаил увидел знакомое по тайге властное и жесткое выражение лица. – Четыре года, значит, молчал, а теперь выложил… Мало тебе, что я чуть под суд не попал, – хочешь на меня ответственность за свою жизнь взвалить? Шалишь! – погрозил пальцем, откинулся. Не мигая следил за лицом гостя. – Ты не Дениска, я тебе под носом вытирать не буду. Случись то же самое, снова вернул бы в отряд.

Встал, громыхнул стулом.

– Пойду, спать их пора укладывать. Посмотрю. – Взялся за дверь, повернул голову: – Что же ты после сезона не поехал к Клавдии, а куролесить начал? Да так, что тайга шаталась.

– Ну-ну, начальник, забудем, – Михаил заерзал. – Это я так, к слову… Было, прошло, травой поросло.

– Давай забудем, – согласился Роман.

Он ушел в комнату, а Михаил закурил. Долго следил, как догорает спичка, извиваясь и чернея в бело-желтом язычке пламени.

…В тот раз, в столовой, они просидели долго. Роман предложил Михаилу поступить на сезон в партию – заработает рублей пятьсот, все не с пустыми руками домой приедет. Написал записку начальнику экспедиции. Михаил не сказал ни да, ни нет, но записку взял – пригодится. Через час пошел к конторе экспедиции. Начальник долго крутил в руках записку, расспрашивал о житье-бытье, но на работу принял. Аванса, конечно, не дал. Но Михаил уже смирился – один черт где работать, с геологами все же лучше, чем на лесоповале. Написал вечером Клавдии письмо: так, мол, и так, приеду осенью, устроился у геологов, жди – не грусти. И улетел на следующий день вертолетом в глухомань.