Текст книги "Вспаханное поле"

Автор книги: Эрнесто Л. Кастро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

96

не следовать своему призванию значило загубить жизнь.

Однако пора было приниматься за работу. Он уже хотел

было взять упряжь, но его остановил громкий лай собаки.

Выглянув из-под навеса, он различил в неверном свете

занимавшейся зари фигуру всадника и раньше, чем узнал

его, обрадовался своему предчувствию. Он вышел ему на¬

встречу и, как только заметил притороченный к его седлу

узелок с вещами, взволнованно спросил:

–      Ну как, Панчо, останешься?

–      Ага... На время, ладно?.. Пока не вернется отец.

–      Ну и хорошо. Ты завтракал?

–      Ага,– ответил Панчо, спешиваясь.

Он положил на кровать, стоявшую под навесом, узе¬

лок с пожитками и внимательно выслушал указания

фермера. Потом они вдвоем запрягли в ярмо волов и вы¬

шли в поле, чтобы перепахать полосы, пострадавшие от

засухи.

Дон Томас сразу заметил, с какой сноровкой Панчо уп¬

равляет упряжкой волов: ему не раз приходилось иметь

дело с быками, запряженными в повозки, которые оста¬

навливались на почтовой станции. Решив, что парень бу¬

дет работать еще лучше, когда животные привыкнут к его

голосу, фермер оставил его одного. Стоя возле корраля,

он долго следил взглядом за Панчо, любуясь прямой бо¬

роздой, тянувшейся за плугом. Теперь к нему вернулись

вера в собственные силы и оптимизм. Ферма, в минуты

уныния подавлявшая его своими размерами, уже не каза¬

лась ему такой огромной. Он почувствовал потребность по¬

делиться с кем-нибудь своей радостью и побежал домой.

Веселый, казалось, даже помолодевший, он толкнул дверь

и, задыхаясь от волнения, крикнул жене, взбивавшей тю¬

фяк, набитый кукурузными листьями:

–      Панчо приехал!.. Посмотри, как он пашет!.. Вон он!

Та, не отрываясь от своего занятия, ответила с делан¬

ным равнодушием:

–      Я уже видела. Да разве он долго здесь пробудет!..

На этих людей нельзя полагаться. Ты скоро в нем разоча¬

руешься. Попомни мое слово!

Даже если она и заронила зерно сомнения в душу мужа,

он этого не показал. Напротив, обернувшись к двери, он

снова устремил взгляд на видневшуюся вдалеке фигуру

Панчо, шагавшего за плугом, и тихо проговорил:

–      Крепкий парень. Будто из целого куска вытесан.

7 Э. Л. Кастро      97

В дальнейшем донья Энкарнасьон сохраняла выжида¬

тельную позицию. Она не испытывала к Панчо ни злобы,

ни особой симпатии – просто смотрела на него как на слу¬

чайного в доме человека. Сдержанность юноши облегчала

им неизбежное общение. Для нее он был лишь нахлебник,

который рта не раскрывал, разве только проронит «доб¬

рый день» да «спокойной ночи». Правда, она знала, что

с мужем он куда разговорчивее, потому что нередко видела

из окна, как они оживленно беседуют где-нибудь на паш¬

не или под навесом – наверное, о работе. Всякий раз, ког¬

да Панчо отлучался проведать отца, она была твердо уве¬

рена, что он не вернется на ферму. Но пока ее предполо¬

жения не оправдывались – к вечеру он всегда приезжал.

И, хотя донья Энкарнасьон все еще была убеждена, что

ее предсказание сбудется, она просила Панчо, когда он от¬

правлялся в селение, заходить в лавку ее земляка и заби¬

рать почту. Однажды Панчо привез ей письмо, взглянув

на которое женщина сразу узнала руку дочери.

–      От Элены! – воскликнула она и ушла к себе, чтобы

поскорее прочесть письмо.

Панчо расседлал лошадь, обротал ее и привязал на ве¬

ревку к врытому в землю столбу возле корраля так, чтобы

она паслась, не доставая до посевов. Тут он увидел дона

Томаса, распрягавшего волов.

–      Как себя чувствует твой отец? – спросил фермер.

–      Почти что поправился... Я съездил и на ранчо – по¬

смотреть, как там табун.

Этот ответ обеспокоил дона Томаса. Хотя они уже за¬

вершали сев, ему не хотелось терять Панчо.

–      Пойдем домой, должно быть, ужин готов,– сказал

он, кончив распрягать волов.

Войдя в дом, дон Томас сразу обратил внимание на ли¬

кующий вид жены и вопросительно посмотрел на нее. Она

немедленно объявила:

–      Я получила хорошие известия от девочек. Сестра

устроила их в педагогический институт.

Эта новость ошеломила дона Томаса. Он заподозрил

сговор между женой и свояченицей и, возмущенный тем,

что они предприняли такой таг, даже не посоветовавшись

с ним, сердито сказал:

–      Вот вы к чему клонили!.. Хотите, чтобы они учи¬

лись и не жили на ферме. Сговорились у меня за спиной!..

Интересно знать, откуда вы возьмете на это деньги?

98

– Успокойся, тетка будет платить за З'чение, ты ведь

знаешь, как она их любит,– сказала донья Энкарнасьон,

встревоженная резким тоном мужа, и, чтобы выиграть вре¬

мя, смиренно добавила: —Давай-ка ужинать, Томас, а по¬

том я тебе прочту письмо и мы поговорим. Если ты против

того, чтобы девочки учились, они вернутся на ферму.

Ей удалось прервать объяснение, грозившее кончиться

бурной сценой, и отсрочить неизбежный спор.

Поужинали в молчании. Как только встали из-за стола,

Панчо, оставив супругов, вышел во двор с тягостным чув¬

ством какой-то вины. Когда ему вручили письмо, он не до¬

гадался, хотя и взглянул на конверт, что оно от Элены.

Ему было невдомек, что за непонятными для него караку¬

лями кроются столь неприятные известия. Спать не хоте¬

лось, и он решил пройтись. Залитая ярким светом луны,

стояла густая и высокая кукуруза. Дальше простиралось

недавно засеянное поле – в разрыхленной, мягкой земле

набирались соков, чтобы пустить ростки, семена поздних

хлебов. Послышалось ржание. Привязанная к столбу ло¬

шадь дергала веревку и нервно фыркала. Панчо успокоил

ее, потрепав по холке. Он понимал нетерпение животного,

привыкшего пастись на свободе. Любые путы обремени¬

тельны для того, кому никогда не приходилось их терпеть.

Он сам страдал от пут, которые добровольно наложил на

себя. В иные ночи, томясь бессонницей, он слезал с кро¬

вати и ложился на воле, устроив себе постель из чепраков,

потников и подседельников. Только тогда, вдыхая запах

трав и конского пота, Панчо засыпал. Он тосковал по свое¬

му ранчо. Порою на рассвете его подмывало удрать, как в

тот день, когда бушевала непогода. Но что-то удерживало

его, быть может, привязанность дона Томаса, быть может,

желание увидеть, как прорастут семена, которые он сам

посеял.

Панчо ласково похлопал лошадь по крупу и пошел на¬

зад. Возле навеса он остановился. Здесь вчера донья Эн¬

карнасьон протянула от столба к столбу веревку и разве¬

сила просушить на солнце кое-что из одежды, в том числе

и платье Элены. Ветер шевелил вещи, и на мгновение Пан¬

чо почудилось, что перед ним не платье Элены, а она сама.

Из дома донеслись голоса споривших супругов. Панчо

вошел под навес и растянулся на кровати. Он долго думал

и наконец признал, что его связывают с фермой незри¬

мые, но прочные узы. Однако он не сомневался, что их

99

7*

сплело лишь его желание увидеть, как семена дадут всхо¬

ды и превратятся в растения. После этого, казалось Панчо,

он снова станет свободным, как прежде, когда жил на поч¬

товой станции.

Проклюнувшиеся зеленя преобразили еще недавно зем¬

листо-серую пашню. Дон Томас подошел к Панчо, который

в тени навеса оттачивал лемех плуга. С минуту фермер

смотрел, как он работает, потом, чтобы завязать разговор

или, вернее, излить душу, в чем он все чаще нуждался,

сказал:

–      Я получил хорошие вести от Элены: они с Эстер

приедут на каникулы. Представляешь себе, как я рад.

Панчо, казалось поглощенный своим делом, промолчал.

Однако движения его стали медлительнее.

–      Хочу потолковать с ними,– продолжал дон Томас.—

Если они желают учиться, пусть учатся, я их неволить

не буду, хоть мне и туго придется без помощи Элены. Ты

и вообразить не можешь, на что она способна! Такой рабо¬

тящей девушки не сыскать!.. Кстати, она тебе кланяется.

Мать написала ей, что ты работаешь со мной.

Панчо, остановившись, смущенно сказал:

–      Как раз насчет этого я хотел поговорить. Завтра

я с вами распрощаюсь. Мне надо ехать в селение за от¬

цом – он уже поправился.

Не то чтобы эта новость не произвела особого впечат¬

ления на дона Томаса, хотя в ней и не было для него ни¬

чего неожиданного,– просто он слишком хорошо понимал

Панчо, чтобы пытаться удержать его.

–      Ты поступаешь, как хороший сын,– тепло сказал

он.– Мне бы хотелось, чтобы ты остался на ферме. Во вся¬

ком случае, помни, что в этом доме тебе всегда будут ра¬

ды. Возьми тарантас – ведь твоему отцу еще не под силу

ехать верхом.

–      Спасибо, – ответил растроганный Панчо.

На следующий день, в первом часу, Панчо заложил та¬

рантас, попрощался с доном Томасом и тронулся в путь.

Отъезжая, он полюбовался пашней, где зеленели новые

всходы маиса, потом подстегнул лошадей. Приехав домой,

он выгрузил продукты, которыми снабдил его фермер, за¬

гнал в корраль табун, привел в порядок ранчо и наконец

отправился в селение.

100

Дорогой Панчо вспомнил, как вез в лазарет отца и

Марселину. Лицо его помрачнело, и губы сложились в

горькую и презрительную гримасу при мысли о врачах,

не сумевших вылечить крестную.

–      Больно ученые и образованные, да толку чуть. Тетя

Хуана в книгах не смыслит, а как она сказала, так и

вышло.

Панчо пересек селение и выехал к лазарету. Он не пре¬

дупредил отца, что приедет за ним, и удивился, увидев,

что тот стоит в дверях барака и оживленно беседует с ка¬

кой-то женщиной и гаучо. Женщина, счастливая и взвол¬

нованная, побежала ему навстречу, и он узнал в ней Кло¬

тильду.

–      Панчо! Сеферино приехал! – крикнула она.

В самом деле, франтоватый гаучо с блестящей цепочкой

и украшенным монетами поясом был Сеферино. Хотя но¬

венькое, с иголочки платье изменило его внешность, нель¬

зя было не узнать его веселый, порой насмешливый взгляд.

–      Где это ты выкопал такую колымагу? – спросил он

насмешливо.– Ты что, заделался фермером или в кучеры

метишь?

Это балагурство не вязалось с серьезностью Панчо, еще

взволнованного воспоминанием о Марселине. Поведение

Сеферино, который, потеряв мать, держался так, будто

ничего не случилось, задело его за живое, как тяжкое

оскорбление. Он пропустил шутку мимо ушей и сказал, об¬

ращаясь к отцу:

–      Можно ехать, если хотите.

–      Едем, – ответил дон Ахенор, и, не желая отпускать

от себя Сеферино, предложил ему:—Поедем в ранчо. Что

тебе делать в селении?..

–      Ладно, поеду,– отозвался тот.

Сиявшие счастьем глаза Клотильды затуманились тре¬

вогой.

–      Как, ты уже покидаешь меня?

Сеферино беззаботно и весело рассмеялся и игриво ска¬

зал:

–      Что ты, моя милая... Я больше тебя не покину. Сту¬

пай спокойно домой и жди меня к вечеру. Мне столько

нужно тебе рассказать, что ты у меня всю ночь глаз не

сомкнешь.

Смущенная выходкой Сеферино, Клотильда потупилась,

но, украдкой взглянув на дона Ахенора, заметила его лу¬

101

кавую улыбку и ответила на нее нервным смешком. Потом,

уже отойдя, крикнула:

–      До скорого свиданья!.. Помни, я тебя жду!

С помощью Панчо и Сеферино дон Ахенор, еще слабый

после болезни, влез в тарантас. Панчо подобрал вожжи и,

пока Сеферино ходил за своей лошадью, выехал из селе¬

ния и поехал по направлению к ранчо. Вскоре их догнал

Сеферино на той же лошади, на которой когда-то ночью он

отправился сопровождать гурт. Но теперь на ней была но¬

вая богатая сбруя, под стать обновкам, в которых щеголял

сам Сеферино. Он придержал скакуна и поехал рядом с

тарантасом, весело болтая с доном Ахенором. Время от вре¬

мени он устремлял взгляд вперед или озирался по сторо¬

нам и говорил:

–      Ничего не изменилось. Все как было, так и оста¬

лось.

–      Конечно,– отвечал старик.– Да и к чему меняться

нашим местам?.. Лучше все равно не будет...

Панчо говорил только тогда, когда его о чем-нибудь

спрашивали. Болтовня отца и Сеферино не мешала ему

думать о своем. Наконец приехали. В молчании огляделись

вокруг. Даже Сеферино перестал балагурить. Он спешился

и медленно вошел в ранчо. И, казалось, только здесь по¬

няв, что ему уже никогда больше не суждено увидеть мать,

тихо проговорил:

–      Бедная старуха.

–      Хорошая была женщина,– отозвался крестный, во¬

шедший следом за ним.

–      Что поделаешь,– вздохнул Сеферино,– все там бу¬

дем.

Они с минуту постояли молча, серьезные и сосредото¬

ченные, потом вышли; перед ними расстилалось освещен¬

ное солнцем поле. Яркий свет и вид зеленого выгона рас¬

сеяли печаль, затуманившую их глаза. Интерес к живому

вытеснял воспоминание об умершей. Дон Ахенор, поддав¬

шись старому пристрастию, подошел к корралю посмотреть

на табун. Сеферино, расседлав лошадь и пустив ее пастись,

присоединился к нему. Они принялись с увлечением обсуж¬

дать состояние и стати животных и забыли обо всем на

свете.

Панчо меж тем стряпал обед из продуктов, которыми

снабдил его дон Томас. Как только все было готово, он

позвал отца и Сеферино. Они с аппетитом поели, не пре¬

102

рывая оживленного разговора, потом отыскали местечко в

тени и, позевывая, стали наблюдать оттуда за Панчо, кото¬

рый, позвав свистом свою лошадь, оседлал ее, привязал

к упряжке и поехал отвозить тарантас.

Когда он приехал на ферму, дон Томас вскапывал ого¬

род. Завидев его, фермер, тяжело дышавший от устало¬

сти и жары, оторвался от работы.

–      Я думал, вы отдыхаете после обеда,– сказал Панчо.

–      Много спать – добра не видать,– изрек дон Томас,

отирая пот с лица, и весело добавил:—Ты вот тоже не

лег вздремнуть, хоть и знал, что тарантас мне не к спеху.

Панчо сравнил поведение фермера с поведением отца

и Сеферино. Они по-разному смотрели на жизнь, а потому

по-разному поступали.

–      Послушай,– сказал дон Томас,– хочешь я дам тебе

семян латука? Посадишь у себя...

–      Зачем? Наши только посмеются надо мной, а есть

его не станут. Для них это – такая же трава, как и вся¬

кая другая.

Он замолчал, вспомнив, как донья Энкарнасьон подала

однажды на завтрак полную салатницу латука. Тогда он

впервые попробовал его, чтобы хозяйка не сочла его не¬

вежей. По своим привычкам и нравам, по самому укладу

жизни обитатели почтовой станции и фермы принадлежали

к двум разным мирам. Поступки дона Томаса внушали

Панчо уважение, и он не мог согласиться с мнением, ко¬

торое высказывал о нем отец. Но вместе с тем он призна¬

вал, что на почтовой станции жизнь была все же проще

и вольнее. Она и осталась бы такой, как была, если бы

железная дорога не переворошила все в этих местах, где

столько лет царил ненарушимый покой.

Вернув тарантас, Панчо поехал домой. Лошадь, не чуя

поводьев, шла шагом. Пашня осталась позади, и кругом

опять раскинулось нетронутое поле, поросшее бурьяном.

Когда он приехал в ранчо, отец и Сеферино спали крепким

сном. Панчо решил поохотиться и, взяв карабин, скрылся

в зарослях ичо. Вернулся он в сумерки Сеферино и отец

пили мате. Панчо присоединился к ним. Сеферино отыскал

гитару, которую Марселина спрятала после его отъезда, и

время от времени, отложив бомбилью, пощипывал струны.

Это раздражало Панчо. Но когда бренчание вылилось в ме¬

лодию, он был поражен. Музыка была исполнена затаен¬

ной грусти. В ее размеренных меланхолических звуках слы-

103

шалея плач – по-мужски сдержанный плач без слез, раз¬

ливавший печаль в медленно надвигавшихся сумерках, слы¬

шались дыхание дикой равнины, и шепот ветра в зарослях

ичо, и глубокая тоска по бескрайным просторам. Казалось,

это поют не струны, а голоса каких-то бесплотных существ,

изливающих свою скорбь. Дон Ахенор слушал игру Сефе-

рино с тем же напряженным вниманием, с каким когда-то

в дозорах ловил невнятные шорохи, этот загадочный язык

пустыни.

В воздухе еще звучал последний аккорд, когда старый

солдат воскликнул, не в силах больше сдержать волнение:

–      Кто тебя научил так играть?

Сеферино с минуту сидел молча, с отсутствующим

взглядом, потом, словно очнувшись от забытья, тихо от¬

ветил:

–      Дороги, крестный... И одиночество.

Спустя некоторое время Сеферино, видя, что дом при¬

шел в запустение, а Панчо вынужден возиться со стряп¬

ней, сказал:

–      Нам нужна женщина.

–      Это верно,– согласился дон Ахенор.

Так как Панчо промолчал, Сеферино предложил, обра¬

щаясь к крестному:

–      А если я поговорю с Клотильдой, чтобы она пе¬

ребралась к нам? Что вы на это скажете, старина?

–      Что ж, поговори, – разрешил тот.

После одной из своих обычных отлучек Сеферино вер¬

нулся с Клотильдой. Дон Ахенор поставил свою кровать

возле койки сына и уступил им комнату. В несколько дней

женщина привела все в порядок, и мужчинам зажилось

лучше. Она была такая же покладистая, как Марселина.

И так же, как Марселина, ворчала, когда под вечер Сефе¬

рино седлал лошадь.

–      Ну, чего тебя нелегкая несет в селение?

–      Уж и нелегкая!.. Просто хочу прокатиться – глаза

потешить да ветра хлебнуть! – отвечал он, посмеиваясь.

Возвращался он за полночь и иногда привозил, как

прежде, бутылочку можжевеловой водки для старика.

Обычно после таких поездок у него на поясе оказывалось

серебряной монетой меньше. Но особенно заметно монет

поубавилось в тот день, когда Сеферино пригнал в ранчо

отару овец.

104

–      Чта ж пустовать выгону, крестный,– сказал он.—

Уж никто и не помнит, что здесь была почтовая станция.

Это приобретение обрадовало Клотильду и несколько

рассеяло ее подозрения. Сеферино перестал отлучаться,

занявшись присмотром за отарой и табуном. Зато теперь

Панчо частенько седлал лошадь и пропадал до вечера. Ему

не сиделось дома – томило безделье. Но он не носился по

степи и не ездил в селение, а не спеша ехал по берегу реки

и по полю, пока не подъезжал к ферме. Посеянные им се¬

мена кукурузы дали богатые всходы. Глядя на эти сильные,

крепкие растения, он испытывал глубокую радость, словно

видел осуществление какого-то смутного желания, владев¬

шего всем его существом. Однажды его окликнули.

–      Панчо! Панчо!

Из высокой кукурузы вышел дон Томас и с юношеской

живостью бросился к нему.

–      Вот теперь полюбуйся! Ну, не добрая ли это зем¬

ля? Посмотри, какая кукуруза!.. Только бы не подвела по¬

года, увидишь, какой знатный урожай соберем!

–      Похоже на то,– степенно согласился Панчо.

Фермер, как бы вспомнив о чем-то уже решенном, до¬

бавил:

–      Так я рассчитываю на тебя, когда начнется уборка.

Быть может, он и не сомневался в согласии Панчо, но

тот, как и в первый раз, ответил уклончиво:

–      Посмотрим... Я подумаю.

–      Думай сколько хочешь... И приезжай!—с веселым

смехом ответил дон Томас.

–      А как ваши дочери? – вдруг спросил Панчо, но тут

же спохватился и замолчал, раскаиваясь в своей смелости.

Фермер, не заметив его смущения, сказал с добродуш¬

ной улыбкой:

–      Скоро приедут. Как раз вовремя!.. Увидишь, как ра¬

ботает Элена. Моя кровь. У нас в роду – все крестьяне.

Вот Эстер совсем другая. Дети всегда либо в отца, либо в

мать.

Это бесхитростное рассуждение дона Томаса произвело

впечатление на Панчо, и, когда, простившись с ним, юноша

возвращался домой, у него не выходили из головы послед¬

ние слова фермера. Раз он не похож на отца, значит,

пошел в мать. Он почти ничего не знал о ней. По словам

Марселины, Франсиска была дочерью фермеров-гринго

и, по-видимому, попала в плен к индейцам во время набегд

105

на ферму. Но, понимая, что он никогда не узнает правды,

Панчо оставил эти бесполезные размышления. Он еще раз

обдумал предложение дона Томаса и, вспомнив о предстоя¬

щем возвращении его дочерей, решил не работать на

ферме.

Несколько дней спустя Сеферино с какой-то вялой

улыбкой и без своих обычных шуточек сообщил Панчо о

приезде дочерей фермера. Панчо удивило, что Сеферино

против обыкновения так серьезен и неразговорчив. Кло¬

тильда тоже заметила, что он захандрил, и с беспокойством

спросила:

–      Что с тобой, Сеферино?.. Ты что-то не в себе...

–      Ничего, так, малость неможется, – ответил тот.

Он перестал смотреть за овцами и табуном и опять на¬

чал ездить в селение. На его поясе, где раньше поблескива¬

ло серебро, не осталось ни одной монеты. Однако за своей

лошадЬю он ухаживал по-прежнему – часами чистил ее

скребницей и расчесывал ей гриву. Но, покончив с этим, он

слонялся без дела, унылый и скучный. Иногда он просил

дона Ахенора рассказать о кампаниях, в которых тот уча¬

ствовал, и оживлялся, захваченный воспоминаниями сер¬

жанта о его скитаниях по степи.

–      Да, вот эго жизнь! —с жаром воскликнул он как-то

раз после такого рассказа.– Нынче здесь, завтра там, ни

тебе стен, ни изгородей...

Старик внимательно посмотрел на него, потом спросил

с отеческим участием:

–      Что?.. Тесно тебе здесь?

–      Сам не знаю, что со мной делается. Подчас меня

прямо какой-то зуд разбирает – так и хочется сесть на ло¬

шадь и уехать куда глаза глядят, да...

Он умолк и раздраженно тряхнул головой, досадуя на

самого себя.

–      Говори, говори, легче станет! – подбодрил его дон

Ахенор.– Этой болезнью я тоже болел в молодости и вот

уж стар стал, а так и не вылечился.

–      Да о чем тут толковать,– уныло заговорил Сефери¬

но.– Что проку бродить, как дикая лошадь? Чего искать?

Можно день-деньской скакать по степи и ничего, кроме

дрока да песков, не увидеть – ни водопоя, ни ранчо

ни хоть какой-нибудь хибарки... Конечно, каждый делает

что ему нравится и с голоду никто не умирает, только где

ж тебе будет лучше, чем в родном краю? Само собой, че-

106

довеку вольготнее, когда никто ему не указ и он может на¬

править коня куда вздумает. Что хорошо, то хорошо!.. Но

в конце концов... к чему тыкаться из стороны в сторону,

как заблудившийся теленок? Верно я говорю?

Дон Ахенор лукаво улыбнулся и сказал:

–      А все ж зуд разбирает?

–      Да, прямо как чесотка. Так и подмывает выехать в

поле, пришпорить лошадь и скакать до самой ночи. А с

рассветом, – опять на коня и гони себе в хвост и в гриву.

Хоть бы знать, что тебе хочется найти. Везде вроде одно

и то же, а вот поди ж ты – тянет невесть куда.

–      Тебе бы птицей родиться, сынок,– сказал старик.

–      Может, и так,– задумчиво проговорил Сеферино.

–      Я вот тоже родился с крыльями, а мне их переби¬

ли,– закончил разговор крестный, с грустью посмотрев на

свою парализованную ногу.

Панчо утратил покой. Каждый вечер какая-то сила за¬

ставляла его седлать лошадь и ехать к ферме дона Томаса.

На кукурузном поле желтели спелые початки. Растения, за¬

вершая положенный круг, отцветали, чтобы возродиться в

новых семенах. Побеги превратились в высокие, крепкие

стебли с сухими, жесткими листьями и длинными кистями.

Сквозь кукурузные стебли Панчо смутно различал фигуры

женщин с фермы и, едва заподозрив, что его увидели, по¬

ворачивал коня и пускался вскачь. Но однажды, несмотря

на всю свою осторожность, он столкнулся на дороге с Эле¬

ной, ехавшей в тарантасе. Неожиданная встреча привела

его в замешательство. Девушка, по-видимому, тоже сму¬

тилась, однако остановила упряжку и поздоровалась.

–      Панчо! Как давно я вас не видела! Что же вы пере¬

стали приезжать на ферму?

Панчо еще больше смешался, когда Элена протянула

ему руку. Он пожал ее, но и после этого не оправился от

смущения. Уже одно то, что Элена была в городском пла¬

тье, мешало ему держаться непринужденно.

–      Некогда, дел по горло,– пробормотал он.

–      Приезжайте завтра навестить нас: папа будет очень

рад.

–      Э-э... видно будет.

–      Обещайте мне, что приедете завтра... А то я сейчас

же вернусь вместе с вами на ферму, хотя мне и нужно к

дону Бенито.

107

Панчо нахмурился и поспешно ответил:

–      Зачем?.. Не стоит: я приеду завтра.

И, подняв руку в знак прощания, он пришпорил лошадь

и умчался вскачь.

Панчо обещал приехать в гости на следующий день

только потому, что не хотел появляться на ферме в обще¬

стве Элены, но, хотя он и жалел об этом обещании, все же

сдержал слово. Его тронула шумная радость дона Томаса

и не задела неприветливость доньи Энкарнасьон, но воз¬

мутила кривая улыбка Эстер. Однако от его досады не

осталось и следа, едва он увидел Элену. Теперь на ней было

простое будничное платье, и он почувствовал, что вновь на¬

шел ту девушку, какой она была до отъезда в город. Охва¬

ченный сладостным волнением, он почти не обратил внима¬

ния на вопрос фермера:

–      Ну как, Панчо, можем мы на тебя рассчитывать на

время уборки?

–      Пожалуй...– ответил он машинально.

–      Я был уверен в тебе,– сказал дон Томас, искрен¬

не обрадовавшись.

Донья Энкарнасьон недовольно поджала губы. Эстер

усмехнулась, украдкой глядя на Элену, которой, по-види¬

мому, передалась радость дона Томаса.

Нелегко было Панчо сообщить отцу о своем решении.

Он несколько дней обдумывал, как это сделать, и нако¬

нец однажды утром, когда дон Ахенор сел пить мате,

решительно начал:

–      Послушайте, отец, я пойду на уборку урожая.

–      Что?..– воскликнул ошеломленный дон Ахенор.

–      У нас во всем недостаток, и будет неплохо, если я

подработаю на стороне.

–      Кажется, мы пока не голодаем,– возразил отец.

–      Да, но кто знает, как будет дальше, и чем дожи¬

даться, пока мы дойдем до последнего, лучше воспользо¬

ваться случаем.

–      Работать на гринго? Только этого не хватало!—

пробормотал дон Ахенор.

Сеферино отчужденно спросил:

– На ферму испанца пойдешь?

Панчо пропустил вопрос мимо ушей, но Клотильда

резко ответила вместо него:

–      Чья бы ни была ферма, маис надо убирать! Для

того бог его и дает, чтоб бедняки работали и кормились.

108

На это мужчины не нашлись что ответить. Дон Ахе-

нор был уверен, что сын не отступится от своего реше¬

ния, и не стал спорить, но затаил в душе горечь и гнев.

Он испытывал глубокое отчаяние, видя, как меняется

пустыня, а вместе с нею и нравы. И, по мере того как

Панчо становился для него все более чужим, росла его

привязанность к Сеферино, с которым он и поделился

своим разочарованием:

–      Ив кого он только пошел?.. Нет, ты подумай, на

уборку его потянуло!

–      По-моему, дело тут не в маисе, а в юбках,– рассме¬

ялся Сеферино.– Вот увидите, скоро вернется и забудет

думать про пашню.

Панчо предпочел не пускаться в объяснения по этому

поводу, а вместо того занялся делом: замазал трещины в

стенах, сложенных из необожженного кирпича, сменил со¬

лому на крыше. Говорил он мало – лишь с Клотильдой

нет-нет перекинется словом. Только они двое и работа¬

ли. Дон Ахенор и Сеферино по-прежнему вели себя, как

гости, и равнодушно наблюдали, как Клотильда собирала

тыквы, посаженные возле ранчо, или толкла в ступке

кукурузу, чтобы приготовить масаморру * или локро **.

Все было в точности так же, как при жизни Марселины.

К концу лета на дорогах появились первые поденщи¬

ки. Некоторые, заблудившись, заходили в ранчо спро¬

сить, где находится та или иная ферма. Для Панчо настал

решительный момент. Он связал пожитки в узел и по¬

ложил его возле кровати. Ложась отдохнуть после обеда,

дон Ахенор заметил узел и понял, что сын собрался

в дорогу. Вечером, когда они укладывались спать, Панчо

сказал:

–      Утром я уезжаю на ферму дона Томаса. Если я

вам зачем-нибудь понадоблюсь, пришлите за мной.

–      Ладно, – проворчал отец.

Когда рассвело, дон Ахенор, услышал, как сын встал

и ходит по комнате, но притворился, что спит. Однако

Панчо слишком хорошо знал, какой тонкий слух у отца,

чтобы в это поверить.

–      До свиданья,– сказал он и, не дождавшись отве¬

та, грустно улыбнулся и пошел Седлать лошадь.

* Масаморра – каша из кукурузной муки.

** Локро – блюдо из пшеницы или кукурузы с мясом.

109

К нему подошла Клотильда с чашкой мате.

–      Выпей, Панчо, чтобы не ехать с пустым желудком.

Он взял чашку и стал пить.

– Почему Сеферино не такой, как ты? – печально

сказала Клотильда.

Панчо хорошо понимал истинную причину ее грусти.

–      У каждого свой характер,– обронил он, лишь бы

что-нибудь сказать.

–      Сеферино как дым,– продолжала Клотильда.—

Тебе кажется, что ты его поймала и держишь в руке, а

он ускользает, и в руке ничего не остается.

Послышался смешок. Они разом обернулись и увиде¬

ли Сеферино, стоявшего в дверях ранчо.

–      Смотрите, какое сравнение,– сказал он насмешли¬

во.– Ладно... Как дым, говоришь?.. Что ж, может, ты и

попала в точку: дым-то тянется к небу. А вот некоторые

другие, что колода, в землю врастают, покрываются ко¬

ростой и гниют. Смотри, Панчо, как бы тебя не засосала

пашня,– пропадешь.

Одним движением вскочив на лошадь, Панчо прито¬

рочил узел к седлу, холодно посмотрел на Сеферино и,

не оборачиваясь, уехал. Даже в том, как он держался в

седле, чувствовались решительность и железная воля.

Сеферино с нескрываемым уважением проговорил:

–      Он всегда был такой – как сухое дерево: внутри

горит, а дыму не видно.

На ферме началась горячая пора. Никто не сидел без

дела. Даже Эстер скрепя сердце отложила учебники и

стала работать вместе со всеми. Панчо мало-помалу сжи¬

вался с нанятыми на время уборки батраками. Все они,

за исключением одного, некоего Антенора, родом с севера

Санта-Фе, мастера по части постройки кошей, были

земляки фермера. Вначале, правда, Панчо коробила несдер¬

жанность этих людей: они болтали и смеялись по всяко¬

му поводу и охотно раскрывали перед всеми свою лич¬

ную жизнь, как игроки раскрывают карты. Поденщики

и посыльные из Буэнос-Айреса, они приезжали порабо¬

тать в поле во время уборки, чтобы сколотить немного

денег и послать их семье, оставшейся в Европе, или вы¬

звать ее к себе. В их разговорах проступала тоска по ро¬

дине, как на повязке проступает кровь из незаживающей

раны. И все же их потрясали сказочная ширь незаселен-

110

ных земель и необычайная плодородность почвы. Неко¬

торые из них проявляли интерес к местным обычаям и

стремились их усвоить. Хотя тут было много поденщи¬

ков, не раз побывавших на уборке, неоспоримым автори¬

тетом во всех вопросах среди новичков считался Анте-

нор. Неистощимый в озорстве, он забавлялся тем, что

морочил их всякими выдумками и россказнями. Стоило

Панчо услышать его разглагольствования, как он спешил

уйти, чтобы не забивать себе голову всяким вздором.

Это завоевало ему уважение у пеонов. Только Антенор не

принимал его всерьез, как не принимал всерьез ничего

на свете. Забияка и весельчак, он вечно что-нибудь при¬

думывал. Были у него две слабости – лошади и оружие.

Он не расставался с ножом, даже когда спал, и частенько

в самый разгар работы вынимал его из ножен и играл

им с поразительной ловкостью. Однажды ему удалось,

подтрунивая над иностранцами, не любившими носить

оружие, уговорить самого молодого из поденщиков по¬

учиться владеть ножом. На первых порах Антенор пре¬

доставил ему преимущество:      фехтовал не ножом, а

палочкой, едва защищаясь и подбадривая противника.

Потом, все еще не переходя в наступление, он с кошачь¬

им проворством уклонялся от ударов, и его ученик, сде¬

лав выпад, неизменно встречал пустоту и слышал на¬

смешливый возглас: