Текст книги "Вспаханное поле"

Автор книги: Эрнесто Л. Кастро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

за столом, а вокруг очага, кто на чем. Марселина принесла

бутылку с остатками вина и подала ее Сории. Он вытер

рот тыльной стороной ладони и выпил. Потом, обращаясь

к Сеферино, сказал:

–      Говорят, тебе припала охота работать на железной

дороге?

Ошарашенный Сеферино проглотил кусок и ответил:

–      Нет, мне просто хотелось посмотреть, что это такое.

–      Ну, это другое дело. Я уж думал, ты собираешься

спутаться с гринго!

Сеферино, набравшись храбрости, сказал:

–      Уж если я чего и хочу, так это быть военным.

Дон Ахенор задумчиво посмотрел на него и прогово¬

рил с горечью:

–      Тебе придется долго ждать. Война с индейцами

кончилась, и солдат теперь больше чем достаточно.

Марселина сердито вмешалась:

51      4*

–      А зачем ему идти в солдаты? И здесь дел хватает...

Смотрите, сержант, я вам подрежу крылья.

Сория и Сеферино обменялись понимающими взгляда¬

ми. Осмелев, Сеферино попросил:

–      Крестный, я хочу сесть на дикую... Дай мне объ¬

ездить ее!

–      Посмотрим... Дело не к спеху, еще объездишь.

–      Когда?.. Ты всегда так говоришь...

–      Что ж, может, и нынче вечером.

У Сеферино загорелись глаза. Но дон Ахенор не стал

его больше слушать, поднялся и сказал:

–      Пойду вздремну часок.

Прихрамывая сильнее обычного, как всегда после еды,

он пошел под навес и лег на раскладную койку. Проснулся

он уже под вечер. Сеферино, который только этого и ждал,

принес ему мате и начал вертеться вокруг него. Сория

лукаво поглядывал на крестника, догадываясь, что у того

на уме. Как только он напился, Сеферино, не теряя вре¬

мени, спросил:

–      Ну как, крестный, можно мне сесть на дикую?

–      Ладно, все равно от тебя не отвяжешься,– ответил

тот с улыбкой.

Сеферино убежал, крича во все горло:

–      Панчо!.. Принеси лассо!.. Помоги мне! Я буду объ¬

езжать дикую!

Он подошел к корралю и впился взглядом в животное,

о котором шла речь. Это была не дикая – она уже ходи¬

ла в упряжи – но горячая и норовистая лошадь, с которой

нелегко было бы совладать любому всаднику. Не дождав¬

шись Панчо, он взял недоуздок, открыл калитку загона

и направился к лошади. Она подпустила его к себе, не

проявляя никакого беспокойства, но, когда он протянул ру¬

ку, чтобы схватить ее за гриву, встала на дыбы и понес¬

лась, всполошив весь табун. Сория, следивший за крест¬

ником, хотел было запереть калитку, но не успел: весь та¬

бун следом за необъезженной лошадью вырвался из заго¬

на и помчался в открытую степь, подгоняемый лаем своры

собак.

– Эх, ты, растяпа! – крикнул Сория.– Не умеешь

обращаться с лошадьми!

В коррале остался только конь индейца, безучастный

к переполоху. Пристыженный Сеферино подбежал к же¬

ребцу, собираясь вскочить на него и погнаться за табуном.

52

Но лошади уже сдержали бег, заслышав пронзительный

свист. Это на особый лад свистел Панно, появившийся с

лассо в руке. Животные с минуту помедлили, как бы ко¬

леблясь, повиноваться ли его зову или снова пуститься

вскачь. Потом одна лошадь заржала и, отделившись от

табуна, повернула назад, за ней последовали остальные.

Сория, не спускал глаз с сына, который, не переставая

свистеть, вошел в корраль, где через минуту был и табун.

Когда калитку заперли, Панно и Сеферино уже ничего

не стоило заарканить строптивую лошадь, привязать ее к

частоколу и оседлать.

Дон Ахенор продолжал наблюдать за сыном, который,

не замечая этого, затягивал подпругу. Как только Сефе¬

рино вскочил на лошадь, Сория сказал ему:

–      Держись покрепче в седле, да гони ее, вот и все. Не

жалей плетки!

–      Не бойся, крестный, я знаю ее норов,– храбро от¬

ветил Сеферино и крикнул Панно: – Пускай!

Тот отвязал кобылу, и Сеферино хлестнул ее плетью.

Лошадь встала на дыбы. Сория вытянул ее хлыстом по

крупу. Животное взбрыкнуло, и Сеферино пришлось изо

всех сил сжать ноги, чтобы удержаться в седле.

–      Плеткой ее! – крикнул дон Ахенор.

Сеферино гикнул, как индеец, и принялся немилосерд¬

но хлестать скакуна. Лошадь взъярилась и понеслась во

всю прыть, не слушая поводьев. Марселина, услышав кри¬

ки и лай собак, вышла из ранчо как раз в ту минуту, ко¬

гда лошадь опять встала на дыбы, пытаясь сбросить Сефе¬

рино.

–      Он убьется! – закричала она. – Как же вы, кум,

позволили ему сесть на дикую лошадь?

–      Дикую? – проворчал дон Ахенор.– Какая же она

дикая?.. Свистни – и прибежит, как собачонка.

Он искоса посмотрел на Панчо и сел. Марселина, то¬

же разбиравшаяся во всем, что касается лошадей, убедив¬

шись, что сын крепко держится в седле и кобылице его

не сбросить, успокоилась и снова принялась хлопотать по

хозяйству. Панчо следил взглядом за исхлестанной и бе¬

шено мчавшейся лошадью, пока она не скрылась вдали.

Смеркалось. Туманная дымка уже застилала горизонт.

Низко-низко, над самой землей, пролетела стайка птиц,

выбирая место для ночлега. Панчо пригнал табун с водо¬

поя. Марселина уже несколько раз выглядывала в дверь,

53

тревожась за Сеферино, который что-то долго не возвра¬

щался. Дон Ахенор, сидевший под навесом, свернул уже

вторую сигарету. Время от времени он поднимал голову

и всматривался вдаль. Сумерки сгущались. Наконец он

сказал сыну:

–      Съезди посмотри, где запропастился Сеферино.

Панчо уже направился к корралю, когда со сторонь|

селения показалась почтовая карета. «Кто бы это мог

быть?» – подумала Марселина. Как только повозка оста¬

новилась, возница соскочил с козел и, отогнав собак, по¬

дошел к Сории.

–      Я привез инженеров, они хотят взглянуть на вашу

станцию, – сказал он, – это минутное дело.

Из повозки вылезли двое мужчин в городском платье.

Один из них держал в руках план местности. Они говори¬

ли между собой на каком-то непонятном языке, не обра¬

щая внимания на обитателей ранчо. Сделав пометки в пла¬

не, они с непроницаемыми лицами сели в почтовую карету

и уехали.

–      Должно быть, гринго. Даже не поздоровались,—

мрачно проворчал Сория, едва они тронулись.

Еще не улеглась пыль, поднятая повозкой, как появил¬

ся Сеферино на загнанной лошади. Почуя корраль, она

заржала. Дон Ахенор сделал несколько шагов навстречу

всаднику и остановился. Лицо Сеферино сияло гордостью.

–      Вот и я, крестный. Она артачилась почти до самого

селения, но, когда примчалась к фермам и попала на

пашню, покорилась.

–      На пашню?

–      Ага. Гринго вспахали поле, а по пахоте ей было

трудно скакать, и она сдалась.

–      С каких это пор объездчики ищут пашню? – пре¬

зрительно сказал Сория.– Видно, ты из тех ездоков, что

сидят в седле, как собака на заборе.

Он повернулся спиной к Сеферино и ушел в ранчо.

Сеферино, минуту назад так гордившийся своим подвигом,

сник. Он расседлал лошадь, отер с нее пот и пустил в та¬

бун. Но по натуре он был не из тех, кто долго страдает

от упреков. Он подошел к Панчо, который тихо сидел,

глядя в поле, объятое сумраком, и стал рассказывать:

– Я не давал ей спуску, не моя вина, что ее потянуло

на пашню. Чего она только не выкидывала, но так и не

смогла меня сбросить... А уж как ей хотелось!

54

Не обращая внимания на молчание Панчо, по-прежне¬

му задумчиво смотревшего в степь, он с жаром продол¬

жал:

–      Знаешь, когда я вырасту, я стану объездчиком.

Панчо все молчал.

–      От тебя слова не добьешься,– с досадой сказал

Сеферино.

–      А что мне говорить?

–      Да хоть что-нибудь... Например, что ты будешь

делать, когда вырастешь?

Не отрывая глаз от степи, Панчо коротко ответил:

–      Что делаю, то и буду делать. Здесь останусь.

Сеферино стало скучно. Он охотно растолкал бы Панчо

или, затеяв драку, хватил бы его плашмя мачете, чтобы

вывести из этого созерцательного состояния. Однако он

решил оставить его в покое и ушел в ранчо. Войдя, он сра¬

зу понял по лицу крестного, что его дурное настроение

уже прошло, и хотел было объяснить, что попал на паш¬

ню нечаянно, но мать, взглянув на него, спросила:

–      Где Панчо?

–      На дворе.

Марселина вышла. Хотя все вокруг тонуло в полутьме,

она тотчас нашла взглядом Панчо и сразу заметила, как

сосредоточенно он смотрит в мглистую даль. Выражение

его лица пробудило у нее воспоминания о далеком про¬

шлом.

–      Весь в мать,– прошептала она. Потом, повысив

голос, сказала: – Пойдем, сынок... Зачем ты сидишь один

в темноте? Что это у тебя за привычка?..

Панчо встал, но взор его, как бы вобравший в себя

сумеречную мглу, не прояснился и лицо сохраняло строгое,

почти суровое выражение, которое так беспокоило Мар-

селину.

–      Нехорошо оставаться на дворе, когда уже темно,—

мягко добавила она.– В это время бродят души грешни¬

ков, поэтому я и зову тебя домой.

Она вошла в дом. Следом за ней вошел и Панчо.

Они поужинали и, как обычно, сразу пошли спать. Ре¬

бята легли в комнате, смежной с кухней. Сеферино соби¬

рался описать Панчо во всех подробностях, как он объ¬

езжал лошадь, но, так как тот продолжал упорно молчать,

у него пропала всякая охота рассказывать. Скоро на поч¬

товой станции воцарилась тишина. Лишь изредка слы-

55

шалея крик совы или отрывистый лай собаки. Поздней

ночью Сеферино спрыгнул с кровати, подбежал к двери,

прислушался и, вернувшись назад, стал трясти Панно:

–      Вставай!.. Вставай!..

Тот встрепенулся и вскочил.

–      Что такое?.. Что случилось?..

–      Ты слышишь?.. Слышишь?.. Гурт!—дрожащим от

волнения голосом крикнул Сеферино и, снова подбежав к

двери, стал жадно прислушиваться.

Издалека доносился топот тысяч копыт и лай, на ко¬

торый откликнулись собаки с почтовой станции. Потом

проснулась асьенда – замычали коровы, послышались

крики и свистки.

Во всех этих приглушенных расстоянием звуках,

раздававшихся в ночной тишине, было что-то невыразимо

печальное.

–      И из-за этого ты меня разбудил? – недовольно про¬

бурчал Панно, снова ложась в кровать.

Сеферино не слушал его. Он все еще стоял на пороге,

всматриваясь вдаль, словно надеялся различить во мраке

гурт и погонщиков верхом на лошадях. И, только когда

топот совсем затих, он покинул свой наблюдательный пост

и лег, а минуту спустя сказал с искренней грустью:

–      Эх, жаль, что я еще молод!.. До чего мне хочется

поскорее вырасти и стать погонщиком!..

Еще не заснувший Панно проворчал:

–      А ну тебя! Ты сам не знаешь, какая работа тебе

нравится: то возчиком хочешь быть, то объездчиком, то

погонщиком...

Из угла, где спал Сеферино, донесся вздох, за кото¬

рым последовало пояснение:

–      Кем работать – дело десятое... Мне бы только ез¬

дить с места на место и все время видеть новое. Невтер¬

пеж мне сидеть здесь, на станции.

Они перестали разговаривать и тут же заснули.

Когда Сория узнал, что на поезде, прибытием которо¬

го откроется железнодорожное сообщение с Мертвым Гуа¬

нако, приедет его бывший командир Вильялобос, он по¬

требовал свою лучшую одежду и приготовил пегого. Он

жалел, что у него уже нет военной формы, в которой он

мог мы предстать перед полковником, и в утешение себе

56

тщательно вычистил скакуна и надел на него лучшую

сбрую. Наконец он крупным шагом поехал в селение. Хо¬

тя пегий был уже стар, он еще сохранял бодрый вид.

У Сории никогда не было такого верного коня. Поэтому,

несмотря на свою парализованную ногу, он ездил на нем

без малейших опасений. Он не сдерживал жеребца, когда

тот играл,– ему было приятно, что животное кажется

строптивым. Для того, кто умел в свое время обуздывать

диких лошадей, было бы унизительно ехать на какой-ни¬

будь старой кляче. К тому же, хоть Сория и не владел но¬

гой, руки его еще крепко держали поводья.

У въезда в селение он увидел флаги, поднятые по слу¬

чаю торжественного события, и толпу народа, ожидавшую

прибытия поезда. Возле рельсов несколько крестьян от не¬

чего делать играли в бабки. Другие набились в трактир.

Так как время шло, а поезд не прибывал, появились ре¬

бятишки и женщины, продававшие пирожки с мясом и ку¬

курузную кашу. Сория разъезжал взад и вперед и, не спе¬

шиваясь, здоровался со знакомыми. Потом он подъехал

к путям послушать людей, утверждавших, что они уже

ездили по железной дороге. Слушал он их с интересом,

но иронически улыбался, желая показать, что не верит

всем этим басням. И все же он не мог оторвать взгляда

от рельсов, тянувшихся по равнине, сливаясь вдали. Эти

железные полосы его озадачивали и раздражали.

–      Как поживаете, сержант?

Удивленный этим обращением, напоминавшим о его

прошлом, Сория обернулся и увидел улыбающегося кресть¬

янина.

–      Ремихио! Что ты тут делаешь?

–      Я вышел в отставку и поселился здесь с Эльвирой

и двумя детишками.

Сория с жаром пожал ему руку, как бы приветствуя

в его лице всех своих боевых товарищей, и спешился,

как всегда, неуклюже из-за больной ноги.

–      Все еще дает себя знать тот удар копьем?

–      Да... Этот индеец искалечил меня на всю

жизнь.

Узнав коня, на котором приехал Сория, Ремихио холод¬

но заметил:

–      Вижу, вы так и не расстались с этим жеребцом...

И не охолостили его, как собирались.

–      Зачем?.. Он оказался добрым конем.

57

Чтобы жеребец не двигался, Сория не разнуздал его.

Он хотел было засунуть хлыст между седлом и чепраком,

но передумал, так как не собирался задерживаться. Сло¬

воохотливый Ремихио опять заговорил:

–      Слышали, сержант: в Буэнос-Айрес приезжает про¬

пасть гринго, и всех их посылают сюда. Можете мне по¬

верить, только для них и построили железную дорогу.

Если рельсы и сами по себе раздражали Сорию, то сло¬

ва Ремихио, подтверждавшие то, что говорил возница,

окончательно вывели его из себя.

–      Неужто ты думаешь, что эта колымага приедет в

Мертвый Гуанако?—проговорил он с едкой иронией.—

Уж сколько времени мы ее ждем, и хоть бы дымок пока¬

зался! Наверняка ее в пути разорвало, как пушку, в кото¬

рой застрял снаряд.

Не успел он это сказать, как поднялся страшный шум.

Жители селения толпой бросились к рельсам, показы¬

вая пальцами на появившееся вдали облачко дыма. По¬

спешно подошли представители власти.

Оторопевший дон Ахенор вместе с Ремихио оказался в

первом ряду.

–      Поезд! Поезд идет!– в возбуждении кричали люди.

Облако дыма быстро росло, и между ним и рельсами

показалась черная точка. Через минуту можно было раз¬

личить локомотив и два вагона. Взвились ракеты. Треск

петард и крики людей слились в оглушительный шум.

Всадники с трудом сдерживали испуганных лошадей. Ко¬

гда поезд приблизился, раздался паровозный свисток. При

этом пронзительном звуке, которого никогда не слышали

в здешних местах, многие закричали еще громче, другие

задрожали от иопуга, а некоторые начали креститься,

словно им явилась нечистая сила.

Сория, в изумлении глазевший на железную махину,

вдруг увидел, как мимо него, закусив удила, пронесся его

жеребец прямо навстречу поезду. Несколько всадников

погнались за ним. Но тут опять раздался паровозный сви¬

сток, и пегий, слыша позади погоню, а впереди свистки

паровоза, выпускавшего из клапанов пар, попытался пе¬

ребежать через пути. Прежде чем машинист успел нажать

на тормоза, паровоз сшиб жеребца и отбросил его в сто¬

рону от рельсов. К всеобщему удивлению, поезд даже не

остановился, по-видимому не получив никаких повреж¬

дений. Изменившийся в лице дон Ахенор не спускал глаз

58

с неподвижно лежавшего жеребца. Вернувшиеся всадники

подтвердили, что конь издох. Несмотря на многоголосый

крик, вызванный прибытием поезда, Сория ясно расслы¬

шал злобное замечание Ремихио:

–      Так ему и надо. Получил по заслугам.

Точно эти слова были для него личным оскорблением,

Сория замахнулся хлыстом на Ремихио, но вовремя сдер¬

жался и лишь хрипло бросил ему в лицо:

–      А по мне, он стоил многих людей, которые сове¬

сти не знают и не умеют себя вести...

Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, он заковылял

к тому месту, где упала лошадь. И, пока он шел, ему вспо¬

миналось все то в его жизни, что было связано с этим же¬

ребцом. Мало того, что у него была покалечена нога, те¬

перь на него обрушилось новое несчастье, не менее страш¬

ное, чем потеря обеих ног. У него разрывалось сердце от

отчаяния: он снова и теперь уже навсегда стал ничтожным

и беспомощным в бескрайном просторе пампы. Идти ему

было недалеко, но горестным был для него этот путь. Со¬

рия долго в глубокой скорби стоял над мертвым живот¬

ным. Он не выражал своей печали ни словами, ни жеста¬

ми, разве только глаза выдавали ее. Наконец он снял с

коня сбрую и, прежде чем пойти назад, наклонился и в по¬

следний раз похлопал его по холке. Возвращаться с сед¬

лом на плечах было для него настоящей пыткой.

Сория обходил стороной людей, толпившихся вокруг

пассажиров. Но Ремихио вышел ему навстречу и беззлоб¬

но предложил:

–      Сержант, давайте я отнесу вам седло. Я не знал, что

вы так любите эту лошадь... Простите!

В его словах звучало искреннее сочувствие. Ремихио

знал, что значит потерять любимого коня.

–      Спасибо,– ответил Сория, отказываясь от помо¬

щи. – Для меня праздник кончился, а нести седло мне не

тяжело.

Он положил сбрую на землю и отер пот со лба тыль¬

ной стороной ладони. Раненая нога ныла, и он сел на

седло.

В сопровождении свиты к ним приближался человек, ко¬

торого невозможно было спутать ни с кем другим,—Виль¬

ялобос. Сория поднялся и невольно встал навытяжку,

словно все еще носил военную форму. Ремихио сделал то

же самое. И то ли потому, что их лица показались ему

59

знакомыми, то ли потому, что по их выправке он узнал в

них бывших военных, Вильялобос подошел к ним.

–      Здравия желаю, господин полковник! – приветст¬

вовал его Сория. Но, взглянув на эполеты Вильялобоса,

поправился: – Здравия желаю, господин генерал!

–      Где я тебя видел? – спросил тот.

–      Я служил в чине сержанта под вашим командова¬

нием.

Отделившись от свиты, выступил вперед человек в

штатском и сказал:

–      Разве вы не помните сержанта Сорию, генерал?..

Он был ранен в ногу, и я лечил его как раз здесь, в Мерт¬

вом Гуанако.

И доктор Лескано, улыбаясь, протянул руку дону

Ахенору.

–      Сержант Сория...– роясь в памяти, проговорил

Вильялобос. Быть может, он так и не вспомнил бы его,

если бы не помогло другое, более определенное воспоми¬

нание.

–      Ах, да!.. Муж той женщины, что умерла в родах.

Один из членов комиссии, выделенный для встречи го¬

стей, шепнул несколько слов генералу, и тот спросил у

Сории:

–      Это твою лошадь сшиб поезд?... Отчего же она у

тебя понесла?

–      Должно быть, испугалась ракет... или паровозного

свистка,– сдавленным голосом объяснил Сория.

Утратив интерес к этому происшествию, Вильялобос

задал другой вопрос:

–      А чем ты теперь занимаешься?

Обескураженный забывчивостью своего бывшего ко¬

мандира, Сория ответил:

–      По-прежнему держу почтовую станцию, которую

вы разрешили мне поставить. На это и живу.

Лескано, вмешавшись в разговор, сказал уже без

улыбки:

–      Не успели проложить железную дорогу, как погиб¬

ла его лошадь. Видите?.. Начинаются несчастья. За этой

бедой последуют другие. Обагренная кровью земля мстит

за себя – над нами тяготеет проклятье.

–      Все это предрассудки, доктор, лошадь погибла слу¬

чайно,– с досадой отозвался Вильялобос.

–      Нет, вы не правы, генерал. Вспомните стих из свя-

60

щенного писания: «Горе грабящему, ибо он будет ограб¬

лен!»

–      При чем тут священное писание! Отвоевать землю

у неверных не значит совершить грабеж,– сухо ответил

Вильялобос.

Не желая продолжать этот неприятный спор, он сунул

руку в карман и, вынув деньги, протянул их Сории.

–      Возьми, сержант, на память о моем приезде,– ска¬

зал он и двинулся дальше в сопровождении свиты.

Дои Ахенор в замешательстве смотрел на бумажку.

–      Что это значит?.. Зачем он мне ее дал?

–      Может, хотел заплатить за жеребца...– неуверенно

проговорил Ремихио.

Ахенор взвалил на плечо сбрую, но, прежде чем отпра¬

виться на поиски почтовой кареты, которая отвезла бы его

домой, еще раз посмотрел на бумажку. Потом обернулся

к Ремихио и сказал:

–      Возьми эти деньги. Пропей их, коли хочешь. Если

генерал дал мне их за коня, я не желаю их брать.

Он протянул Ремихио бумажку и заковылял прочь,

сгибаясь под тяжестью сбруи, с ненужным больше хлы¬

стом в бессильно повисшей руке, одинокий и подавлен¬

ный.

IV

Железная дорога ускорила прогресс Мертвого Гуанако.

Как только поезда стали ходить регулярно, а дожди пре¬

вратили дороги в сплошное месиво грязи, движение пово¬

зок пошло на убыль. Вскоре были проложены новые до¬

роги, параллельные железнодорожным путям, и началась

медленная агония почтовой станции. Дон Ахенор вбил се¬

бе в голову, что с гибелью пегого все пошло прахом и что

тут уж ничего не поделаешь, и, по мере того как по¬

чтовая станция приходила в упадок, у него все больше

портился характер. Он по возможности избегал ездить в

селение, часами крошил листья табака и курил толстые

самокрутки, то и дело поглядывая на дорогу, по которой

теперь чаще ездили Сеферино и новые поселенцы, чем поч¬

товые кареты. Лишь изредка у ранчо останавливалась те¬

лега, груженная кожей или сельскохозяйственными про¬

дуктами. После того как открылось железнодорожное со¬

общение с Мертвым Гуанако, снова появились те два ин-

61

Женера, что приезжали с планом местности! теперь они

вводили иммигрантов во владение наделами. Почтовая

станция уже не была островком в пустыне: теперь ее окру¬

жали фермы. У Сории росла злоба против чужестранцев,

взрезавших плугом девственную землю, словно у него похи¬

щали его добро или рвали на куски его тело. Он глубоко

страдал от сознания, что не в силах помешать этому.

Однажды вечером на почтовую станцию приехал ми¬

ровой судья в сопровождении солдата. Сория еще издали

узнал его, но, вместо того чтобы выйти ему навстречу,

принялся с притворным интересом наблюдать за работой

Сеферино, который острым ножом резал на полосы кожу.

Из ранчо выглянула Марселина, услышавшая лай собак.

Когда Панчо унял их, чиновник спешился и, поздоровав¬

шись кивком, подошел к Сории.

–      Ко мне поступили жалобы от владельца этих зе¬

мель,– сказал он.– Ты занял чужой участок, и тебе при¬

дется уехать.

Дон Ахенор спокойно посмотрел на него и ответил:

–      Кто это вам сказал, что я на чужом участке? Я

всегда жил на своем.

–      Это еще надо доказать... Есть у тебя документы,

подтверждающие твои права?

–      Документы? А на что они?.. Спросите у людей и

узнаете, что сержант Сория честно заслужил право на эту

землю, воюя с индейцами.

Судья сделал нетерпеливый жест и раздраженно ска¬

зал:

–      Я, кажется, ясно говорю. Если у тебя нет докумен¬

тов, подтверждающих твои права на этот участок, ты дол¬

жен убраться отсюда, и как можно скорее.

Сеферино перестал работать и насторожился, сжимая в

руке нож. Панчо, ни слова не говоря, встал за спиной отца.

–      Убраться?.. Легко сказать,– хрипло проговорил

Сория. – Пришлите своих инженеров, пусть они меня от¬

сюда выбросят!

Он выпрямился во весь рост и шагнул к чиновнику.

Тот, стиснув рукоять плетки, искоса посмотрел на Сефе¬

рино и Панчо. Солдат тронул лошадь и, подъехав к судье,

прикрыл его сзади. Тогда вмешалась раздосадованная

Марселина:

–      Покажите документ, сержант, и все будет ясно!

К чему лезть на рожон!

62

Она скрылась в ранчо и через минуту вышла с бума¬

гой, которую вручила судье.

–      Вот, смотрите!

Тот прочел документ и сразу стал вежливее.

–      Так, – сказал он. – Это разрешение генерала Виль¬

ялобоса, военного министра...

–      Да ну? – флегматично произнес Сория.

Глаза его лукаво заблестели: от него не скрылось, что

судья сразу сбавил тон. Тот уловил издевку в голосе Со¬

рии и сказал с раздражением:

–      Что ж, этими землями распоряжается генерал. Не

знаю, почему он дал тебе разрешение, но ему виднее.

Он сел на лошадь и уехал вместе с солдатом. Сория,

проводив его взглядом, усмехнулся:

–      Не на того напал. Военный министр – это тебе не

фунт изюму!.. Руки коротки отнять у меня участок... Так-

то, мы не гринго!

Потом он, сев на прежнее место, погрузился в обычную)

апатию.

Сеферино оседлал лошадь, которую считал своей на

том основании, что объезжал ее. Определив время по

солнцу, которое уже клонилось к закату, он прицепил к по¬

ясу нож и уже приготовился вдеть ногу в стремя, когда

Марселина крикнула ему:

–      Что, опять собрался в селение?

–      Ага,– подтвердил Сеферино и широко улыбнулся,

обнажив крепкие белые зубы.

Он рассчитывал своей лучезарной улыбкой задобрить

рассерженную мать, но, видно, ему это не удалось, потому

что Марселина раздраженно добавила:

–      Для тебя каждый день воскресенье!.. Мне уже рас¬

сказывали, как ты обхаживаешь красоток.

Продолжая улыбаться, Сеферино вскочил на лошадь

и подобрал поводья. Потом помахал рукой дону Ахенору

и дал шпоры. Лошадь с места пошла вскачь, но он еще

успел услышать, как мать заворчала ему вслед:

–      Еще молоко на губах не обсохло, а уже...

Сеферино расхохотался, заглушив конец фразы, и ос¬

лабил поводья. Как только ранчо скрылось из виду, он

сдержал лошадь, чтобы она не притомилась до селения.

Спешить ему было некуда, хотя уже темнело. Для дел,

которые его ждали в Мертвом Гуанако, было чем темнее,

63

тем лучше. Проехав часть дороги, он различил впереди

силуэт всадника и преградил ему путь.

–      Поедем со мной в селение, Панчо!

–      Нет.

–      Тем хуже для тебя!.. Ты много теряешь!

Панчо только махнул рукой и хотел ехать дальше, ко¬

гда Сеферино лукаво сказал:

–      Что, едешь околачиваться вокруг фермы испанца?

Этот намек разозлил Панчо.

–      Перестань болтать чепуху!—крикнул он.

Забавляясь его смущением, Сеферино продолжал под¬

шучивать:

–      Уж не выпустишь ли ты из меня кишки за то, что

я правду говорю?.. Всякому видно, что тебе нравятся его

дочки! Та, что постарше, еще ничего, но младшая – гордяч¬

ка. Зааркань лучше старшую...

Увидев, что взбешенный Панчо поднял плетку, он дал

шенкеля и, отъехав подальше, со смехом крикнул:

–      Если ищешь красотку, поезжай со мной!

Панчо погнался за ним, но не догнал и натянул по¬

водья.

–      О-го-го! – заорал на прощание Сеферино и ускакал.

Задетый за живое его насмешками, Панчо повернул

назад. Он знал в лицо дона Томаса, нового поселенца, и

его дочерей. Девушек он увидел в первый раз, когда они

ехали в тарантасе к одному фермеру, который в Испании

был учителем и теперь между делом обучал грамоте детей

своих соотечественников. Старшая поклонилась ему, но

младшая не удостоила его даже взглядом. Несколько дней

спустя, завидев их издали, он хотел проехать мимо, не

обратив на них внимания, но старшая опять любезно улыб¬

нулась ему. Только и всего. Сеферино, как всегда, преуве¬

личивал. Правда, однажды он видел, как Панчо внима¬

тельно наблюдал за работой дона Томаса, который пахал

на волах, ожесточенно воюя с корнями альпатако, до того

длинными и крепкими, что плуг то и дело застревал. Но

что из того? Просто Панчо редко случалось видеть, как

пашут, а как пашут на волах, он вообще никогда не видел.

Вот и все.

Показалась почтовая станция – крошечная бородавка

на широкой груди равнины. Увидев, что к ней быстро

приближается повозка, Панчо пришпорил коня, чтобы ее

опередить: он должен был переменить лошадей проез¬

64

жим – ведь Сеферино не было дома. Он спешился, но по¬

возка проехала мимо. Марселина, стоявшая на пороге, с

горечью проговорила:

–      Ни одна собака сюда не заворачивает... Если и

дальше так пойдет, не знаю, до чего мы докатимся!

Впервые на памяти Панчо она выражала тревогу за

будущее. И в этом не было ничего удивительного. Про¬

дукты, которыми они запаслись в лучшие времена, подхо¬

дили к концу. Табун поредел. Сория не замечал нищеты,

пока ему хватало табаку, мате и чурраско. Сеферино тоже

ни о чем не беспокоился. Его вполне устраивало, что почто¬

вая станция бездействует, и если он не пропадал в селении,

то спал, чистил свою лошадь или бренчал на гитаре, ко¬

торую раздобыл неизвестно где. Иногда он возвращался

ночью из селения с бутылкой можжевеловой водки и ут¬

ром с беспечной улыбкой предлагал дону Ахенору:

–      Что, крестный, промочим глотку?

Они смеялись, а Марселина хмуро поджидала Панчо,

бродившего с собаками по степи и по берегу реки в по¬

исках дичи. Как всем женщинам, с колыбели подчиненным

воле мужчины, Марселине было несвойственно роптать.

Она не ждала многого от своих мужчин – они были

не лучше и не хуже других. Вот Панчо был не такой: он не

походил ни на апатичного отца, ни на ветреного Сеферино.

«Он мало говорит, но много думает», – повторяла про

себя Марселина, когда видела, как он в сумерки тихо си¬

дит возле ранчо, устремив взгляд в мглистую даль.

В тот вечер, несмотря на отсутствие Сеферино, ужин

был скудным. Марселина выложила в тарелки дона Ахе-

нора и Панчо все, что было в кастрюле. Сория сразу при¬

нялся с жадностью есть, но Панчо, заметив, что кастрюля

пуста, сказал:

–      Крестная, куда мне столько, отбавьте.

–      Ешь, – настаивала она, – ты ведь растешь.

Но Панчо не успокаивался.

–      А себе вы положили?

–      Я кое-что перехватила, пока стряпала.

Панчо поел немного и отодвинул тарелку.

Отец голодными глазами уставился на остатки еды.

–      Больше не хочешь? – спросил он.

–      Нет, – ответил юноша, обеспокоенный его взглядом.

Дон Ахенор мигом доел его порцию. Панчо встал и

пошел спать.

5 Э« Л. Кастро

65

Поздней ночью всполошились собаки, но тут же смолк¬

ли, узнав Сеферино, который спешился и вошел в ранчо.

Разбуженному лаем Панчо показалось странным, что он не

расседлал лошадь. И еще больше его удивило, что Сефе¬

рино принялся рыться в сундуке с одеждой.

–      Что ты там ищешь?

Сеферино с улыбкой ответил:

–      Я уезжаю с гуртом скота, который скоро пройдет.

Вернусь через месяц, так что не стоит будить стариков.

Я возьму кое-что из барахла...

Он связал вещи в узел и лег на кровать. Потом, словно

размышляя вслух, сказал дрогнувшим голосом:

–      Не говори Клотильде, что я уехал... Бедняжка!..

Она меня полюбила... Ну да ладно, в мужчинах у нее не¬

достатка не будет.

Сеферино замолчал и скоро уснул. Панчо не придал зна¬

чения его словам. Он, правда, кое-что знал насчет его шаш¬

ней с Клотильдой, но слишком хотел спать, чтобы думать

о чужих делах. Он проснулся оттого, что его сильно встрях¬

нули, и сразу услышал отдаленное мычание: гнали скот.

–      Вечно ты дуришь!—пробормотал он сердито.—

Отстань от меня со своими гуртами!

В ответ прозвучал веселый голос Сеферино:

–      До свиданья, Панчо!

В дверях мелькнула его фигура, и через минуту послы¬

шался удалявшийся стук копыт. Скоро он слился с глу¬

хим топотом гурта и протяжными, размеренными крика¬

ми погонщиков.

–      Сеферино!.. Сеферино!.. – позвал Панчо, внезапно

охваченный тревогой.

Ответа не было. Мычание скотины затихло вдали.

В степи опять воцарилась тишина. Панчо долго ворочался