Текст книги "Вспаханное поле"

Автор книги: Эрнесто Л. Кастро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

–      Кто-нибудь тяжело ранен?—спросил Вильялобос.

–      Нет, я содействовал заселению Мертвого Гуанако...

и положил начало кладбищу, которое, могу поручиться,

вы не пометили на своем плане.

Вильялобос вопросительно посмотрел на него. На ли¬

це врача мелькнула слабая улыбка, но усталость и уны¬

ние тут же погасили ее.

–      Да, полковник, в нашем форте первое пополнение

и первая потеря: родился ребенок, и умерла мать.

Повседневные столкновения со смертью притупили

чувства Вильялобоса. Он безучастно спросил:

–      Кто была мать?

–      Жена сержанта Сории. Она была слишком слаба,

и поход доконал ее.

Полковник сделал неопределенный жест, но хирург с

горечью добавил:

–      Я спас бы ее, если бы у меня были необходимые

* Мате – парагвайский чай

21

лекарства и инструменты. У нас во всем недостаток, даже

в бинтах. Вполне понятно, что солдаты обращаются к

знахарке.

Вильялобос попытался ободрить его:

–      Мы оторвались от линий коммуникаций. Скоро нас

догонят интендантские повозки, и вы пополните свою ап¬

течку.

–      Все это так, но кто вернет жизнь этой женщине?

–      Ничего не поделаешь, война,—вяло ответил полков¬

ник избитой фразой.

Но врач с жаром возразил:

–      Войну ведут не только мужчины, хотя обычно ни¬

кто не принимает в расчет этих несчастных женщин, кото¬

рые приносятся ей в жертву. А если бы не они, разве вы

удержали бы своих солдат?.. По большей части эти люди

воюют из-под палки. Они убеждены, что индейцев пресле¬

дуют только для того, чтобы отобрать у них скот и зем¬

лю. Они считают правильным, что мы угоняем скот, но не

видят смысла в том, чтобы захватывать землю. Ведь ее—

непочатый край!.. И потом, по какому праву мы отнимаем

ее у индейцев?..

Полковник прикурил от дрожащего пламени свечи и с

улыбкой заметил:

–      Доктор Лескано, если я когда-нибудь буду в прави¬

тельстве, я не позволю студентам ездить в Европу. – И, за¬

бавляясь озадаченным видом врача, добавил:—Вы привез¬

ли из Франции идеи, не применимые к нашей действитель¬

ности. Там вы немного забыли, кто мы. Мы никогда не ста¬

нем нацией, если индейцы запрут нас в городах. Либо мы

раздавим дикарей, либо они нас раздавят.

–      Мы веками жили вместе с индейцами,—возразил

Лескано.

–      Наши потребности уже не те, что прежде. Мы дол¬

жны расселиться по всему краю и поднять целину.

–      Вы думаете, что мы станем от этого счастливее?

Вильялобос, пожав плечами, ответил:

–      Я человек военный и выполняю приказы. Надеюсь,

что после войны у каждого будет свой участок земли, ко¬

торый он сможет обрабатывать. Даже индейцы, те, что

покорятся, получат свою долю.

–      А если по окончании войны земля окажется в ру¬

ках горстки людей, ничего не сделавших, чтобы ее завое¬

вать?

22

Такое предположение пришлось не по душе Вильяло¬

босу.

–      Доктор, – сказал он, – если бы это было возможно,

не стоило бы и отнимать ее у индейцев. – И чтобы кон¬

чить разговор, уже становившийся ему неприятным, пред¬

ложил Лескано: – Хотите сходить со мной в палатку сер¬

жанта Сории?

Они вышли и направились к палатке, откуда доноси¬

лись рыдания. Некоторые солдаты, узнав полковника,

встали навытяжку. Покойница лежала на одеяле, постлан¬

ном прямо на земле, освещенная несколькими восковыми

свечами. В углу с опухшими от слез глазами стояла Мар-

селина с новорожденным на руках. Вильялобос с минуту

смотрел на безмятежно спокойное, точеное лицо умершей,

потом, обернувшись к Лескано, сказал шепотом:

–      Видно, она была очень красива.

Марселина, не расслышавшая его слов, всхлипывая,

проговорила:

–      Она была святая, господин полковник.

Снаружи донеслись рыдания Эльвиры, повторявшей,

словно эхо:

–      Она была святая, святая...

Многие женщины, при жизни Франсиски не скрывав¬

шие своей неприязни к ней, теперь ее оплакивали в за¬

поздалом раскаянии. Громче всех голосила Марселина:

–      Бедный кум! Он еще ничего не знает!.. Ведь он ос¬

тавил ее живой...

–      Слезами горю не поможешь,—произнес Вильяло¬

бос. – Сория – мужчина, он смирится с неизбежным. Но

что делать с ребенком?

Марселина, прижав младенца к груди, объявила тор¬

жественно, словно речь шла о королевском отпрыске:

–      Я его выращу, я вскормлю его своим молоком, как

родного сына!..

–      И он станет для тебя родным сыном, потому что бу«*

дет обязан тебе жизнью,—сказал полковник, и голос его

в первый раз обрел человеческую теплоту. Потом своим

обычным, бесстрастным тоном приказал: – Когда сер¬

жант Сория вернется, пусть придет ко мне.

И он вышел из палатки в сопровождении хирурга.

–      Простите меня, полковник, но я не пойду к вам

пить мате, – сказал Лескано. – Я очень устал и лучше ля¬

гу спать.

23

– Я понимаю, доктор, ступайте... До свиданья!

Они расстались. Но, когда Вильялобос входил в па¬

латку, врач был уже на краю лагеря.

В нескольких шагах от него тихо катила свои воды ре¬

ка, белая в лунном свете. За ней простиралась необозри¬

мая пампа, казалось, такая же мирная, как река. И все же

всякий раз, когда Лескано созерцал пустынный простор

равнины, его охватывала щемящая душу тоска. Все его

планы и мечты становились жалкими и смешными перед

лицом этой дикой беспредельности, подчеркивавшей нич¬

тожность человека в сравнении с необъятным миром. Он

чувствовал себя подавленным, и ему казалось бессмыслен¬

ным завоевывать пустующую землю, которую страна не

может заселить; нельзя одолеть эту дикую глушь и эти

расстояния, вытесняя индейцев. Однако он все же ввязал¬

ся в эту авантюру. Он попытался определить мотивы,

руководившие им, и был вынужден признать, что они

так же туманны и темны, как побуждения полковника

Вильялобоса и солдат, которые воевали, подчиняясь дис¬

циплине и слепо выполняя приказы начальства:      ради

процветания белых индейцы должны быть покорены. Это —

непреложное требование эпохи и новой цивилизации.

Впереди вырос силуэт человека. Это был солдат из сто¬

рожевого охранения. Завидев врача, он встал навытяжку.

Лескано, ответив на приветствие, вгляделся в его лицо.

Освещенные луной характерные черты часового выдавали

туземца. Он стоял неподвижно, настороженный и в лю¬

бую минуту готовый поднять тревогу, если его соплемен¬

ники нападут на лагерь. Врач повернулся и направился к

своей палатке. Он спохватился, что забыл на столе у

Вильялобоса чемоданчик с хирургическими инструментами,

но не пошел за ним: у него слипались глаза. Он, не раз¬

деваясь, растянулся на груде одеял, заменявших ему кро¬

вать, и уснул.

В эту самую минуту полковник, склонившись над пла¬

ном, начертил четырехугольник, обозначавший крепост¬

ное кладбище.

С зарею лагерь ожил, и опять закипела работа. Но

теперь уже майор, руководивший наиболее срочными ра¬

ботами, справлялся с планом, который начертил Вильяло¬

бос, просидевший над ним почти всю ночь.

Когда взошло солнце, часовые, заметив показавшееся

24

вдали облако пыли, подняли тревогу. Солдаты побросали

работу и схватились за оружие. Навстречу предполагае¬

мому противнику выехал передовой отряд из тридцати

всадников. Облако пыли было небольшое; это успокоило

тех, что остались, и они снова принялись за работу.

Проехав с лигу, отряд остановился. Офицер, который

им командовал, разглядел сквозь пыль, что приближав¬

шиеся всадники движутся развернутым строем, из чего

заключил, что это солдаты, а не индейцы.

–      Господин прапорщик, – сказал капрал, – это, дол¬

жно быть, возвращается дозор сержанта Сории, похоже,

они отбили у индейцев табун лошадей.

Он пришпорил лошадь и описал полукруг. Один из

всадников встречного отряда повторил его маневр. Опасе¬

ния рассеялись, и коннйки поскакали галопом, быстро со¬

кращая расстояние между отрядами. За табуном лошадей

показалась группа солдат, конвоировавшая четырех индей¬

цев. К ней и направился офицер со своими людьми. Вско¬

ре они увидели, что через круп одной из лошадей переки¬

нуто неподвижное тело. Навстречу им выехал всадник, и

офицер с трудом узнал в этом мертвенно-бледном чело¬

веке с горящими, как уголья, глазами сержанта Сорию.

–      Господин прапорщик, – доложил он прерывающим¬

ся от боли голосом, – мы захватили этот табун и четырех

индейцев – один, видать, главный... – Он остановился,

чтобы перевести дыхание, и мрачно продолжал: – У нас

двое раненых и один убитый. Убит... капрал Басан.

Он обернулся и посмотрел на тело, перекинутое через

круп лошади, которая как раз в эту минуту остановилась,

но вдруг, словно ему изменили силы, схватился за гриву

коня, чтобы не упасть наземь.

–      Что с вами, сержант?—крикнул прапорщик и толь¬

ко теперь заметил, что одна нога Сории безжизненно по¬

висла, а бок его лошади обагрен кровью.

–      Один из раненых – я, – проговорил Сория, еще

больше побледнев, и бросил взгляд на одного из туземцев,

даже со связанными руками сохранявшего надменный

вид. – Прежде чем Басан успел его сшибить... индеец уго¬

дил мне пониже бедра...

Не договорив, он потерял сознание и упал с лошади.

Прапорщик приказал перекинуть его через седло и подал

команду возвращаться. Не успели они подъехать к лагерю,

как их окружили женщины и солдаты. Среди женщин была

25

и Эльвира, муж которой входил в состав ночного дозора.

Она в ужасе бросилась к лошади, на которой везли уби¬

того, и истошно закричала:

–      Ремихио!

Но ее остановил знакомый голос:

–      Куда ты?.. Я здесь!..

–      Ах! —облегченно вздохнула она. Потом спросила: —

Кто погиб?

–      Капрал Басан... А сержант Сория и Бенитас ране¬

ны,– ответил Ремихио и, со злобой посмотрев на индей¬

ца, добавил:—Из-за него погиб капрал.

Эльвира даже не взглянула на пленного. Потрясенная

несчастьем Марселины, она медленно пошла к палаткам.

Вильялобос с майором слушали солдата в разорван¬

ном, запыленном платье, с исцарапанным в схватке ли¬

цом.

Он рассказывал:

–      Когда на рассвете мы выезжали из зарослей ичо, сер¬

жант подал команду остановиться и оседлать запасных

лошадей, а сам подполз на животе к краю заросли. Когда

вернулся, сказал нам, что едут индейцы, видимо, развед¬

чики,—спокойно едут, ничего не подозревают. Надо было

напасть на них врасплох, чтобы они не успели переменить

лошадей и ускакать. Сержант приказал захватить живым

одного из них, чтобы вы, господин полковник, развязали

ему язык... Стали мы поджидать индейцев. Подпустили

поближе и ударили на них. Они смешались, и мы уж ду¬

мали, что легко их возьмем. Но их главарь не сдавался и

подбадривал своих. Сержант хотел его спешить, но другой

индеец бросился ему наперерез. Сержант свалил его уда¬

ром сабли, но тут главарь кинулся на него, норовя зако¬

лоть. Сержант едва успел тыльной стороной сабли отвести

копье, и оно угодило ему в зад. Капрал Басан, увидев, что

сержанту приходится туго, бросил индейца, с которым уже

почти справился, и, метнув болеодорас *, сшиб с ног глава¬

ря. Тогда тот индеец, пользуясь тем, что капрал не обра¬

щает на него внимания, изловчился и пронзил его чу-

сой **. Когда главарь упал, остальные сдались... Капрал

умер дорогой.

* Болеодорас – род лассо, оружие индейцев и гаучо, состоя¬

щее из двух или трех шаров, соединенных веревкой.

** Чуса – род копья.

26

Солдат умолк. Вильялобос, казалось, задумался. Потом

произнес, обращаясь к майору:

–      Мы потеряли одного из лучших солдат. Он погиб

с честью... Как чувствует себя сержант?

–      Плохо. Он потерял много крови и не приходит в

сознание. Врач оказал ему первую помощь.

Полковник, возвращаясь к обязанностям командира,

распорядился:

–      Сегодня вечером мы допросим этого индейца.

–      Не думаю, чтобы это что-нибудь дало. По-моему,

он не из тех, кто станет говорить,—сказал майор.

Это замечание вызвало вспышку гнева у Вильялобоса.

Он ударил кулаком по столу и произнес одну из тех уг¬

роз, неукоснительное исполнение которых стяжало ему

страшную славу:

–      Не станет говорить?.. Посмотрим! У меня он загово¬

рит, даже если для этого придется освежевать его живьем!

Эльвира с миской жареного мяса подошла к палатке,

где женщины бодрствовали у тела Франсиски. На минуту

замешкавшись у входа, она придала своему лицу спокой¬

ное выражение и приблизилась к Марселине, сидев¬

шей с двумя детьми на руках и неотрывно глядевшей на

мигающий огонек лампады, заправленной топленым жиром.

–      Марселина,—сказала она,—я принесла тебе мяса.

Тебе надо побольше есть, чтобы вырастить здоровых де¬

тей. Если ты не станешь заботиться о себе, у тебя не будет

молока. А чем ты их тогда накормишь?

Оторвав взгляд от лампады, Марселина задала воп¬

рос, который повторяла с рассвета:

–      Сержант приехал?

Эльвира с беспокойством посмотрела на заглядывав¬

ших в палатку женщин – по их горестным и сочувствен¬

ным лицам Марселина раньше времени могла догадаться о

случившемся.

–      Приехать-то он приехал...—начала она, собираясь

сказать правду.

–      Приехал?.. Бедный кум!.. А я-то ему сказала, что

беспокоиться нечего, что я позабочусь о Франсиске! Пре¬

дупредили Сеферино, чтоб он подготовил сержанта?..

Хотя Эльвира и считалась бой-бабой, на этот раз и

она смешалась.

27

–      Сержант Сория ранен. У них была стычка с индей¬

цами,– сказала она. – А капрал Басан...

–      Что? Что с Сеферино?—в смертельной тревоге за¬

кричала женщина.

–      Не надо так, Марселияа... Подумай о детях... У те¬

бя может пропасть молоко.

Больше можно было ничего не говорить. К тому же

Марселина заметила столпившихся у входа в палатку жен¬

щин, которые перешептывались и обменивались многозна¬

чительными взглядами.

–      Возьмите у меня детей!.. Подержите их, я скоро

вернусь!—проговорила      Марселина, передавая крошек

женщинам.

–      Его ударил копьем индеец, понимаешь?.. – начала

Эльвира.

Но Марселине уже было не до разговоров. Она от¬

странила Эльвиру и направилась к палатке, служившей

лазаретом. Когда она вошла, Лескано кончал перевязы¬

вать Сорию.

–      Где капрал Басан?—глухо спросила она, кусая гу¬

бы.

Врач указал на тело, простертое на земле и покрытое

одеялом. Марселина откинула одеяло с лица мужа и долго

смотрела на него в молчании, потрясшем Лескано.

–      Надо смириться, – сказал он и добавил, хотя и со¬

мневался, что слова его утешат женщину:—Так было

угодно богу.

Марселина медленно закрыла лицо умершего. Подав¬

ленная горем, она с минуту стояла неподвижно, уронив

голову на грудь. Потом обернулась и посмотрела на Лес¬

кано блестящими от выступивших слез глазами.

–      Сто раз я ждала этого—чего же еще ждать жене

солдата? Басан был хороший человек. Он хотел уйти в от¬

ставку, больше не воевать и вместе со мной обзавестись

хозяйством...

Она уже собиралась выйти, когда взгляд ее упал на

сержанта, все еще не пришедшего в сознание.

–      Как вы думаете, он сможет проститься с покойни¬

цей?—спросила она.

–      Нет, он очень плох. Ему бы нужен хороший уход,

а у нас во всем недостаток,—уныло ответил врач.

Марселина снова посмотрела на раненого, нахмурила

28

лоб и сжала губы. Потом выпрямилась, словно вновь об¬

рела силы, подорванные смертью мужа.

– Раз он не сможет увидеть Франсиску, к чему над

ней бдеть?—сказала она решительно.—То же самое и с

моим покойником... Мертвых оплакивают и хоронят...

Я умею ухаживать за ранеными, отдайте мне сержанта, я

его выхожу.

Лескано молча посмотрел на Марселину, восхищаясь

ею.

–      Сержант очень плох, чуть жив,—предупредил он.—

С ним у тебя будет много хлопот...

Она пожала плечами, давая понять, что это ее не пу¬

гает.

–      Я привычная. И потом, ухаживать за кумом—для

меня все равно, что ухаживать за Сеферино: они ведь бы¬

ли большие друзья.

Она посмотрела на труп капрала и хриплым голосом

объявила:

–      Я похороню его вместе с Франсиской.

Она поспешила выйти, чтобы скрыть от врача свою

скорбь. И ничто в ней не выдавало подавленности, когда,

обращаясь к солдатам и женщинам, собравшимся возле

палатки, она сказала:

–      Сержанту Сории очень плохо. Покойницу можно

унести.

Она взяла детей и начала кормить их грудью. Мало-

помалу она забылась, погрузившись в воспоминания о не¬

возвратном прошлом, когда Басан был с нею.

Возле корраля, огороженного частоколом, на солнце¬

пеке сидели четыре туземца под надзором часового. Непо¬

далеку несколько солдат тащили плуг к участку, отведен¬

ному Вильялобосом под ферму . Ремихио, стоявший на ча¬

сах и злобно сверливший глазами предводителя индейцев,

перевел взгляд на товарищей. Индейцы сохраняли полное

безразличие, как будто все, что происходило вокруг, их

не касалось. Только предводитель время от времени уст¬

ремлял жадный взгляд на простор равнины, но, как толь¬

ко замечал, что за ним наблюдает часовой, опускал глаза

и снова принимал тот суровый и безучастный вид, кото¬

рый так бесил Ремихио.

Один солдат из тех, что тащили плуг, приблизился к

29

загону, держа наготове лассо. Ремихио, догадываясь, что

он собирается делать, крикнул:

–      Зааркань пегого!

Солдат сразу оценил стати породистого жеребца, выде¬

лявшегося из всех лошадей, и бросил лассо, но скакун, от¬

прянув, расстроил намерение одного и обманул ожидания

другого.

–      Эх ты, растяпа! Будто никогда лошадей не видел!—

разразился Ремихио, которого так и подмывало бросить

карабин и вырвать аркан у товарища.

Тот, задетый его словами, снова изготовился бросить

лассо. На этот раз он лучше примерился и не промахнул¬

ся. Жеребец встал на дыбы и уперся задними ногами в

землю, пытаясь потащить за собой солдата или порвать

лассо. Но у солдата были железные руки.

–      Хороший бросок!—одобрил Ремихио.

Вспомнив приказ полковника, который шутить не лю¬

бил, он вернулся на свое место и тут увидел, что главарь

индейцев пришел в возбуждение: ерзает на земле, то и

дело поглядывает на загон, где его скакун яростно ржал,

противясь натяжению лассо, которое душило его, сдавли¬

вая шею.

–      Только поднимись, я тебя огрею прикладом,—про¬

бормотал Ремихио, сжимая карабин.

В воротах корраля показался жеребец, храпевший и

прядавший ушами. Завидев раздолье пампы, он встал на

дыбы, снова пытаясь разорвать аркан из сыромятных рем¬

ней. Но солдат ждал этого и; вдавив каблуки в землю,

устоял на ногах и удержал лассо. Полузадушенный за¬

тяжной петлей, жеребец остановился. Потом, словно по-

чуя хозяина, протяжно заржал. Предводитель индейцев

вздрогнул и впился взглядом в коня, но, заметив, что ча¬

совой следит за ним, опустил глаза и придал своему лицу

безразличное выражение.

Появление скакуна вызвало у солдат шумное оживле¬

ние. Люди умелые, они мигом впрягли животное в плуг.

Ремихио, стоя на своем посту, по достоинству оценил сно¬

ровку товарищей. Впрочем, он и без того знал, что лоша¬

ди не поможет весь ее норов, раз она попала в руки этих

солдат, которые пришли в армию опытными гаучо. Вот

один из них уже взялся за рукоятки плуга, а остальные,

отбежав в сторону, начали орать:

–      Пошел!.. Но-о-о-о, дья-а-а-й'вол!.. Не ба-а-а-луй!

30

Жеребец, не привыкший к упряжке, встал на дыбы.

Солдаты, не переставая кричать, принялись нещадно хлес¬

тать его чресседельниками, недоуздками, словом, чем по¬

пало, по спине, по ногам, по голове.

Животное, осатанев от побоев, заметалось из стороны

в сторону, брыкаясь и норовя укусить. Вдруг Ремихио, с

интересом следивший за этой сценой, услышал гортанный

крик, и мимо него, сжав кулаки, промчался по направле¬

нию к плугу главарь индейцев.

–      Держите индейца!.. Держите прохвоста!..—заорал

он.

Индеец бежал с неистовым воем, будто в припадке бе¬

зумия хотел расшвырять тех, кто хлестал его скакуна. Но

не успел он добежать до плуга, как раздался выстрел. Ин¬

деец, настигнутый пулей, остановился, судорожно потряс

руками, выпрямился и, казалось, стал выше ростом, слов¬

но оттого, что жадно, всей грудью вобрал в себя воздух.

Потом обмяк и рухнул наземь. Между тем жеребец, испу¬

ганный выстрелом, рванулся вперед, таща за собой плуг.

Солдат, державший рукоятки плуга, нажал на них и вон¬

зил лемех глубоко в землю, словно нанес ей рану, обна¬

жив ее черное девственное нутро. Остальные продолжали

нещадно хлестать лошадь, чтобы она не останавливалась.

–      Дья-а-а-а-а-а-а-вол!..

И вот в этой пустыне впервые с сотворения мира про¬

легла борозда; неровная и извилистая, она протянулась

до флажка, обозначавшего противоположный край поля.

Лескано побежал на выстрел и еще издали увидел сол¬

дат, окруживших тело индейца. Ремихио доложил сержан¬

ту, начальнику караула, почему он открыл огонь. Тот про¬

ворчал:

–      Индейцем больше, индейцем меньше, это не важно.

Но угораздило же тебя уложить именно этого!.. Ну и

рассердится полковник, когда узнает!

Врач с первого взгляда понял, что в его услугах уже

нет надобности, но из профессиональной добросовестности

все же наклонился над индейцем. Тот лежал ничком, впив¬

шись в землю скрюченными пальцами Лескано перевернул

его на спину и осмотрел отверстие в груди, пробитой пу¬

лей на вылете. Земля под ним была в сгустках крови.

–      Унесите его!.. Мне здесь нечего делать... – сказал

Лескано.

31

Пока солдаты поднимали убитого, он с восхищением

смотрел на его могучее, прекрасно сложенное тело, каза¬

лось созданное для вольной и суровой жизни на пустын¬

ных просторах пампы. Подобное чувство исключало обыч¬

ные предрассудки. Как врач, он хорошо знал по опыту,

что человек с бронзовой кожей ничем не отличается от бе¬

лого: они равно чувствительны к боли, равно подверже¬

ны смерти. Он считал, что только земля вечна и что в

ожесточенной борьбе за овладение ею люди забывают

главное: все, что живет и умирает, принадлежит земле.

Он проводил взглядом солдат, уносящих индейца, и

увидел поодаль другую группу—это несли на кладбище

останки Франсиски и Басана.

«Здесь пашут, чтобы посеять семена, которые земля

обратит в плоды, – подумал он, – а там предают земле

тех, кто принес плоды прежде, чем погиб. Жизнь продол¬

жается в новых всходах...»

Но, словно вдруг отдав себе отчет в том, что он цеп¬

ляется за эту мысль, чтобы заглушить другую, более важ¬

ную, хотя и очень неприятную, Лескано прошептал, как

бы оправдываясь:

– Может быть, нам простится все, что мы творим, ес¬

ли благодаря этому мы сделаем жизнь тех, кто рождает¬

ся или родится потом, более счастливой.

Он подумал о новорожденных, которых кормила гру¬

дью Марселина, и сразу же вспомнил, что еще не распоря¬

дился перенести сержанта Сорию в ее палатку.

Пахарь вернулся и начал новую борозду, на этот раз

прямую и ровную. Солдаты перестали хлестать ж(фебца,

но не спускали с него глаз. Он шел весь в испарине, пону¬

рив голову, роняя пену с удил. Лемех взрезал землю, и,

поднятая отвалом, она ложилась жирными глыбами. Не

доходя до того места, где рухнул индеец, жеребец заржал,

как бы окликая трех товарищей убитого, которые, сидя

на земле, с языческим фатализмом ждали решения своей

судьбы, или моля хозяина помочь ему освободиться от

постыдного рабства. Ржание без ответа заглохло в бес¬

предельной степной шири. Бесчувственные солдаты снова

принялись хлестать жеребца. Окончательно покорившись,

он уперся копытами в землю, напряг свои мощные мус¬

кулы и повлек плуг.

32

Лемех прорезал большое пятно, оставшееся там, где ле¬

жал убитый индеец, а отвал смешал с землей фиолетовые

сгустки крови*

П

Мало-помалу лагерь превращался в форт. Вместо па¬

латок были построены два просторных барака, один под

казарму, второй для семей солдат, отделенные один от

другого пустырем, который по плану Вильялобоса должен

был со временем стать площадью. Вокруг этих строений и

вдоль намеченных вешками улиц раскинулся поселок. Ров,

затопленный водами реки, образовал оборонительный пояс,

местами усиленный прочной изгородью. На пригорке воз¬

вышалась сторожевая башня, с которой вел наблюдение

часовой. Расположение форта отвечало тактике Вильяло¬

боса, считавшего необходимым основывать селения с та¬

ким расчетом, чтобы они прикрывали тыл и упрочивали

завоевания войск.

На государственной ферме зеленел испанский клевер,

выделяясь среди дикой растительности. На краю пашни

саженцы ивы боролись за жизнь, с трудом привыкая к но¬

вому климату. На них уже садились тиранны и ржанки в

промежутках между неутомимыми поисками зерен, кото¬

рыми они набивали зобы. Поодаль, на выгоне, густо по¬

росшем травой, паслись лошади вместе с множеством за¬

горелых до черноты ребятишек, то и дело влезавших на

спину или на круп животных, не боясь солдат, пристав¬

ленных смотреть за табуном.

Форт казался островком в безбрежной пампе. Пусты¬

ня вела правильную осаду этой крепости в глухой, ковар¬

ной борьбе против захватчика. Она покрывала чертополо¬

хом, крапивой, репейником и ромашками едва приметную

тропку, по которой возницы определяли путь; в сообщни¬

честве с дождями расставляла капканы непролазной гря¬

зи, чтобы увязали высокие колеса повозок и выбивались

из сил запряженные в ярмо быки; обманывала ожидания

людей, когда, совершив длинный переход под палящим

солнцем, в пыли, они рыли колодец, чтобы утолить сво¬

дящую с ума жажду, и доставали со дна его горькую или

вредоносную воду. Вот почему костями, как вехами, была

обозначена дорога в Мертвый Гуанако, куда не всем дово¬

дилось добраться. Но ни враждебность природы, ни набе-

3 Э, Л. Кастро      33

ги индейцев не могли помешать подвозу провианта и сна¬

ряжения, хотя много повозок гибло. Несмотря на голод и

жажду, завоеватель упорно цеплялся за землю, вчера еще

чужую. Однако его господство, которое зиждилось на си¬

ле смертоносного оружия, простиралось лишь на район,

патрулируемый войсками.

Равнина по-прежнему оставалась огромной западней.

Неукротимая враждебность индейцев держала пришельцев

в вечной тревоге. Все, что они строили, носило отпечаток

неустойчивости и временности, словно со дня на день они

ждали сокрушительного набега и полного опустошения

селений.

Мертвый Гуанако находился под защитой войска, под¬

чинявшегося строгой дисциплине. Каждый день перед рас¬

светом тишину нарушали пронзительные звуки фанфары.

Этот повелительный сигнал обрывал сон солдат и за¬

ставлял их вскакивать, словно их подбрасывала пружина.

Хотя чаще всего это была обычная учебная тревога, все

опрометью бежали седлать лошадей и выстраивались в бое¬

вом порядке, как если бы им предстояло отразить ярост¬

ный натиск туземцев, вооруженных страшными мохарра *.

Для сержанта Сории это были самые горькие минуты. В

него так въелась дисциплина, что при звуке трубы он

вздрагивал всем телом на своей походной кровати. Не раз,

когда он метался в жару, Марселине приходилось силой

удерживать его в постели. Еще и теперь, заслышав сиг¬

нал, он нервно мял одеяло и сжимал зубы, а потом укры¬

вался с головой и лежал, не произнося ни слова. Марсе-

лина привыкла к мрачному молчанию кума, который не

раскрывал рта с той самой минуты, как она сообщила

ему о смерти Франсиски. Она сделала для сержанта все,

что могла, и радовалась, что он выжил. Больше она ниче¬

го не могла сделать. У нее и без того хватало хлопот с

детьми. Они росли здоровыми и крепкими, но сама она

стала худая, как щепка, кожа да кости: дети, как пиявки,

высосали из нее все соки, пока сна кормила их грудью.

Порой напоминая волчицу, стерегущую детенышей, она

любовалась ими, гладила их своими шершавыми руками, го¬

ворила с ними на своем грубоватом языке, вкладывая, од¬

нако, в свои слова столько нежности, что они звучали лас¬

ково. Она не делала никакого различия между детьми, и

* Мохарра – короткий широкий нож,

34

именно поэтому ей было больно вспоминать ту минуту,

когда она в первый раз показала Сории его сына.

–      Посмотрите, кум, что за красавчик... Весь в покой¬

ницу... Потому я и назвала его Франсиско.

Сория отвернулся от ребенка и хрипло сказал:

–      Еще чего не хватало—Франсиско!.. К чему это?

Чтобы напоминать мне, что из-за него умерла мать?

Этот упрек ошеломил Марселину. Она крепче прижала

ребенка к груди, как бы защищая его от злобы отца.

–      Боже мой, а чем же виноват младенец?.. Он ро¬

дился, вот и все... Я назвала его Франсиско, а своего на¬

звала Сеферино: обоих в честь покойников. Если вам

это не нравится, будем звать его Панчо, это ведь то же

самое.

Сория пожал плечами, давая понять, что ему все рав¬

но. Неприязнь отца лишь усилила ее привязанность к

приемному сыну. Но, хотя отношение кума к ребенку ка¬

залось ей несправедливым, она перестала называть его

Франсиско, рассудив, что сойдет и Панчо.

Со временем Марселина убедилась, что ласку, в кото¬

рой Сория отказывал собственному сыну, он щедро дарил

Сеферино. Обычно, когда подавали сигнал на обед, она

шла за едой, оставляя детей под присмотром раненого.

Возвращаясь, она находила Сеферино на руках сержанта,

тогда как Панчо лежал на прежнем месте. Вначале нелю-_

бовь отца к сыну раздражала ее, но потом она решила де¬

лать. вид, что ничего не замечает.

Доктор Лескано лично следил за изготовлением косты¬

лей, предназначавшихся для Сории, когда он встанет с

постели. И он же, когда сержант, вооружившись ими, сту¬

пил на пол, принялся энергично командовать:

–      Не бойся, иди!.. Ну, ну, вперед!..

Сория, налегая на костыли, неуверенно переставлял но¬

ги, как ребенок, делающий первые шаги, и наконец упал

на скамейку, отдуваясь и обливаясь потом. Отдышавшись,

он глухо спросил:

–      Скажите правду, доктор:      мне придется так ма¬

яться всю жизнь?

–      Нет, сержант,—твердо ответил Лескано.—Только

некоторое время. Сначала вы бросите один костыль, потом

другой, и будете обходиться палкой.

У Сории не разгладился нахмуренный лоб и не пере¬

стали ходить желваки на скулах: его терзала тревога, не

оставлявшая его все время, пока он был прикован к по¬

стели.

–      А смогу я ездить верхом? – спросил он опять, впи¬

вшись взглядом в Лескано, и у него дрогнули губы: от

ответа врача зависела его дальнейшая жизнь.

–      Конечно, сержант,—сказал тот.—Понятно, со вре¬

менем. Может, и не так хорошо, как прежде, но ездить

будете.

Сория почувствовал, что, отвечая так, врач из жало¬

сти хочет скрыть от него правду, о которой он догады¬

вался с того момента, как очнулся от забытья: ему уже

не быть солдатом, потому что он никогда больше не смо¬

жет ездить верхом. Дорого же ему обошлась столь желан¬

ная раньше отставка. Ничего более страшного не могло

случиться с ним в этом краю, где пеший немного стоит

или вовсе не в счет.

–      Я конченый человек, – проговорил он, уставив¬

шись в землю. – Уж лучше бы капрал Басан не помешал

индейцу убить меня. Какой теперь прок, что он меня

спас?

–      Не унывай, друг,—сказал Лескано,—полковник

Вильялобос найдет тебе дело. Как только сможешь ходить

без костылей, поговори с ним. – С необычной для него

фамильярностью он похлопал раненого по плечу и доба¬

вил:– Крепись!.. У тебя еще вся жизнь впереди и сын,