Текст книги "Вспаханное поле"

Автор книги: Эрнесто Л. Кастро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

От издательства

Имя талантливого аргентинского писателя и драма¬

турга Эрнесто Л. Кастро известно не только на родине

писателя, но и во всей Латинской Америке. Его книги

неоднократно удостаивались литературных премий, его

пьесы идут на сценах многих театров Латинской Амери¬

ки, а роман «Островитяне» был экранизирован.

Одно из первых произведений Кастро – роман «Сре¬

ди теней» – появилось в 1928 г. и сразу привлекло вни¬

мание читателей к тогда еще молодому автору. Большой

популярностью пользовались также его романы «Остро¬

витяне» (1944 г.), «Из глубин земли» (1948 г.) и пьеса

«Изгнанники».

Роман «Вспаханное поле» вышел в свет в 1953 г.

Действие этого романа охватывает более полстолетия:

с конца XIX в. до наших дней. Честный и правдивый

художник, Кастро создал реалистическое произведение из

жизни аргентинских крестьян – гаучо. Нисколько не

приукрашивая этих трудолюбивых и мужественных лю¬

дей, автор рассказывает о той жестокой и несправедли¬

вой борьбе, в которую они были вовлечены властями с

целью завоевания земель у индейцев – коренных жителей

Америки. Но и получив эту землю, они не оказались ее

хозяевами. Через несколько лет, когда бескрайние просто¬

ры пампы были вспаханы и засеяны, гаучо были изгнаны

с этих земель новыми владельцами – помещиками.

Роман Кастро – правдивое и яркое повествование,

знакомящее читателя с недавним прошлым Аргентины.

I

Насколько видит глаз, от края до края расстилается

поле – целина в рубище скудной и чахлой растительности.

Мертвая тишина и плоское небо усиливают неприветли¬

вость этого пустынного пейзажа. Солнце палит, а на всем

обозримом пространстве не сыщешь дерева, в тени кото¬

рого можно было бы укрыться. Дорог нет, и от этого

равнина представляется еще более широкой и голой. Ка¬

жется, будто эта объятая могильным покоем земля зате¬

ряна на краю света, где лишь восход и заход солнца вы¬

дают течение времени.

Тишину нарушает стая чиманго *, которые, слетев¬

шись со всех сторон, с криком кружат вокруг незри¬

мой оси. Потом они садятся и умолкают. Снова все за¬

мерло. Однако к тому месту, где сели птицы, через зарос¬

ли ичо ** сторожко пробирается зверье:      вискачи ***,

* Чиманго – хищные птицы, питающиеся падалью. – Все при¬

мечания переводчика.

** Ичо – дикорастущее злаковое растение Южной Америки*

*** Вискача – вид американского зайца.

7

броненосцы, вонючки и прочие твари, привлеченные смра¬

дом, который разносит ветер. Чиманго, обозленные этим

вторжением, яростно обороняют труп павшего гуана¬

ко *. Но не в силах сдержать нахлынувших отовсюду

голодных животных они оставляют свою враждебность и

присоединяются к общему пиршеству. Броненосцы, за¬

бравшись в брюхо гуанако, пожирают его внутренности.

Белеют дочиста обглоданные кости. Сухую землю окра¬

шивает густая, темная кровь. Слетаются другие хищные

птицы, сменяя насытившихся и осовелых от обжорства.

Мелкие зверьки разбегаются. Каркая, улетают чиманго.

Взмахи крыльев да быстрые тени животных, исчезающие

в буйных травах,– единственные признаки жизни в этой

глуши.

На горизонте поднимается легкое облачко пыли; оно

быстро приближается и по мере приближения становится

гуще. Пробегает и скрывается вдали стая нанду**. Вслед

за ними проносятся лани, лисы, зайцы, гонимые общим

страхом. Над равниной прокатывается отдаленный гро¬

хот, хотя на небе ни облачка и по-прежнему ярко светит

солнце. То не гром, а топот копыт. Закусив удила, рас¬

пустив по ветру гривы, роняя пену с крупов и оскален¬

ных морд, мчатся разномастные полудикие лошади, рас¬

паляемые свирепыми криками всадников. Это оголтело

скачет орда индейцев. Время от времени всадники испус¬

кают хриплые крики, грозя копьями невидимому врагу.

Скорбно и трагично звучат их голоса. Полуголые индей¬

цы подставляют ветру и пыли раны, полученные в бою.

Разбитые наголову, они ищут спасения в просторах пус¬

тыни, и в их воплях слышатся ненависть и ярость. Орда

проносится устрашающей лавиной и скрывается, окутан¬

ная густым облаком пыли и серой пеленой сумерек.

Наступает ночь. Во мраке, покинув свои логовища, бес¬

шумно крадутся свирепые и коварные звери. Низко кру¬

жат ночные птицы. Иногда одна из них, выпустив когти,

камнем падает наземь, и тотчас раздается предсмертный

крик застигнутой врасплох жертвы. Потом снова воца¬

ряется тишина, еще более глубокая, чем прежде. Если

дуновение ветра всколыхнет травы, кажется, будто рав¬

нину бросает в холодную дрожь. Перед рассветом роса

* Гуанако – вид ламы.

** Нанду – американские страусы.

8

увлажняет и оживляет неприхотливую растительность.

Всходит солнце, разгоняя мглу, и вновь озаряет просторы

пампы, как озаряло их с сотворения мира.

При дневном свете показывается еще одно облако

пыли. И, когда солнце поднимается выше, становятся

различимы очертания кавалерийской колонны. Она яв¬

ляет странное и плачевное зрелище. Большинство солдат

одеты кое-как: на них обтрепанные форменные куртки и

бомбача * или чирипа **. Одни обуты в мокасины из

жеребячьей кожи, другие – в альпаргаты *** и лишь не¬

многие – в сапоги. Но на всех одежда в пестрых запла¬

тах и в лохмотьях и у всех небритые лица и спутанные

запыленные волосы. Люди всякого обличья составляют

это необычное войско. Белолицые и голубоглазые выход¬

цы из Европы перемешаны с метисами, которых выдают

темная кожа и редкие щетинистые усы. Они едут на ло¬

шадях в крестьянской сбруе. Время от времени они при¬

поднимаются в стременах, чтобы окинуть взглядом ширь

пампы, не доверяя ее обманчивому спокойствию.

За колонной едут женщины и дети. Их лошади нагру¬

жены военным снаряжением и всякого рода домашней

утварью. По обе стороны обоза движется разделенный на

косяки резервный табун лошадей, который погоняют не¬

сколько солдат. Иногда какая-нибудь лошадь вдруг пу¬

гается и сбивает строй. Ребятишки поднимают несусвет¬

ный крик, желая помочь погонщикам, но лишь усиливают

суматоху. Женщины осыпают проклятьями вьючных ло¬

шадей, которые взбрыкивают и встают на дыбы, грозя

сбросить с трудом увязанную поклажу. Котлы, кувшины,

жаровни, прикрученные к сбруе, со звоном ударяются

друг о друга. Погонщики с помощью подростков и жен¬

щин, у которых нет детей, стараются восстановить поря¬

док. Колонна меж тем, будто ничего не случилось, продол¬

жает свой путь. Всадники настороженно оглядывают эту

враждебную землю, где повсюду может таиться опас¬

ность.

Дозор, высланный на разведку, удаляется галопом.

Ядро колонны по-прежнему лига**** за лигой движется

* Бомбача – шаровары на пуговицах, с разрезами на бедрах.

** Чирипа – индейский плащ, задний край которого пропус¬

кается между ног и закрепляется спереди.

*** АЛьпаргаты – обувь из пеньки.

**** Лига – мера длины, равная 5572 м.

9

по бескрайней пампе, преследуя индейцев. Несколько ча¬

сов спустя отряд разведчиков возвращается на рысях. Сер¬

жант, который им командует, подъезжает к начальнику.

–      Господин полковник, индейцев не видно,– докла¬

дывает он.– В этом направлении всего в лиге отсюда

река.

–      Хорошо,– отвечает командир.

В самом деле, вскоре показывается немноговодная

река, которая лениво течет, то сужаясь, то расширяясь,

там и сям окаймленная зарослями тростника. Командир,

обернувшись к адъютанту, приказывает:

–      Здесь разбить лагерь.

Раздается команда сделать привал. Лошади, истом¬

ленные большим переходом, нетерпеливо ржут и, не слу¬

шаясь поводьев, рвутся к вожделенной влаге. Погонщики

пытаются сдержать резервные табуны, разбегающиеся во

все стороны. На берегу толпятся люди, мечутся живот¬

ные, раздаются крики и ржанье. Наконец лошади про¬

рывают кольцо погонщиков и входят в реку. Тогда и

всадники, спешившись, утоляют жажду – их не смущает,

что лошади, меся копытами ил, замутили воду. Над ста¬

ном тучей носятся всполошившиеся лысухи.

Полковник вместе с другим офицером переходит

вброд реку и, перебравшись на противоположный берег,

изучает местность. Он обнаруживает высушенный солн¬

цем скелет гуанако, белеющий на равнине зловещей при¬

метой. Потом внимательно осматривает луга и, вернув¬

шись к реке, говорит сопровождающему его офицеру:

–      Здесь мы построим форт и назовем его Мертвый

Гуанако... Выставьте сторожевые посты. Как только люди

поедят, начнем оборонительные работы.

Горнист дает сигнал к обеду. Несколько солдат отво¬

дят в сторону и закалывают лошадей, отобранных на

мясо. Женщины тем временем достают жаровни и раз¬

жигают костры. Вскоре солдаты присоединяются к своим

подругам. Те, у кого их нет, примыкают к какой-нибудь

группе или вместе с ребятишками теснятся вокруг мяс¬

ников. Как только туши разделаны, еще теплые и соча¬

щиеся кровью куски мяса кладут на жаровни. Чад оку¬

тывает лагерь. Суеты уже меньше, зато шума больше:

отовсюду доносятся громкие голоса и визгливые крики

женщин, которые по всякому поводу разражаются бранью

или принимаются ворчать. Они непрестанно воюют с го¬

10

лодными ребятишками, шныряющими между жаровнями,

а при случае напускаются и на взрослых, не разбирая

чинов и званий и не скупясь на самые крепкие и забори¬

стые словечки. Солдаты, расположившиеся поодаль, то

ли потому, что привыкли к таким сценам, то ли потому,

что устали, сохраняют безразличие. Однако их лица утра¬

чивают суровость и настороженность, которые были на¬

писаны на них, когда эти люди ехали в боевом строю по

неизведанной земле. Но находятся и такие, что отвечают

на ругательства женщин еще более хлесткой бранью, вы¬

зывая дружный хохот товарищей.

Один сержант Сория во всем лагере, охваченном

шумным оживлением, оставался молчаливым и замкну¬

тым. Его лоб, пересеченный глубоким шрамом от удара

топором, казался еще более нахмуренным, чем обычно.

Он озабоченно смотрел на женщину, которая сидела

на вьючном седле, едва удерживаясь от стонов, и уте¬

шал ее:

–      Сейчас полегчает. Тебя малость растрясло – толь¬

ко и всего. Так тебе ж это не впервой. Правда, ты еще

никогда не была в таком положении...

Он имел в виду ее беременность, о которой уже не¬

трудно было догадаться. Заметив страдальческую грима¬

су, от которой она не смогла удержаться, Сория пред¬

ложил:

–      Послушай, Франсиска, если хочешь, я позову

доктора.

Женщина отрицательно покачала головой.

–      Тогда акушерку?..

–      Не надо, сейчас пройдет. Иди поешь.

Сория с минуту поколебался, но, понимая, что его

присутствие не облегчает страданий женщины, медленно

направился к костру, у которого несколько солдат обгла¬

дывали ребра лошади. Дородная женщина со смуглым ли¬

цом медного оттенка, которая, засучив рукава, готовила

какой-то настой, сказала ему:

–      Что ж вы не едите чурраско? * Я вам почки при¬

готовила – пальчики оближете!

Сержант, поглощенный тревожными мыслями, ничего

не ответил.

* Чурраско – мясо, поджаренное на угольях.

11

–      Что? – допытывалась женщина.– Франсиске все

неможется?

–      Да.

–      Не беспокойтесь, кум. Я для нее заварила тимьян-

ный чай. Вот сейчас отнесу, и увидите, ей сразу полег¬

чает... Сеферино!– крикнула она капралу, поддевавше¬

му ножом кусок требухи.– Посмотри за почками, кото¬

рые я приготовила для кума; как бы их не слопал кто-

нибудь из этих обжор.

Солдаты засмеялись. Один из них шутливо успокоил

ее:

–      Не бойся, мамаша Марселина. Раз эти почки остав¬

лены для сержанта Сории, ей-богу, к ним никто не при¬

тронется.

–      Да, да... На бога надейся, а сам не плошай,– про¬

ворчала Марселина, не убежденная этим доводом. —

Пойду отнесу куме тимьян,– сказала она Сории, взяла

ковшик с настоем и направилась к беременной женщине,

которая сидела на седле, едва сдерживая стоны.

Капрал, перевернув острием ножа почки на жаровне,

обратился к Сории:

–      Готово, можете есть.

–      Спасибо, что-то расхотелось... – ответил тот и, как

бы поясняя, почему у него пропал аппетит, добавил:—

Я говорил Франсиске, чтобы она осталась в поселке еще

на несколько дней: нельзя ей было в таком положении

скакать за войсками. Но она ни в какую: боится индей¬

цев!.. Ничего не мог с ней поделать, и вот что получи¬

лось. А все оттого, что меня не послушала.

–      Ешьте и не волнуйтесь. Скоро кума будет здоро¬

вехонька. Посмотрите на мою Марселину:      всего ме¬

сяц как родила сына, а ходит как ни в чем не бывало.

Сория, хотя и без обычного аппетита, принялся за

свое любимое кушанье. Несмотря на то что он огрубел

за долгие годы службы в армии, на этот раз он испытывал

иное чувство, чем то, какое внушали ему женщины, с

которыми он был близок в продолжении своей солдатской

жизни. Они приходили и уходили, неразличимые в смут¬

ных воспоминаниях. Одни, индианки, захваченные вой¬

сками в окруженных становищах, отдавались лишь телом,

да от них и не требовалось большего. Другие, навербо¬

ванные полицейскими для публичных домов в селениях,

где производились реквизиции, покупались на одну ночь.

12

С Франсиской было иначе. Ее освободили ив плена при

нападении на одно из индейских племен. Она говорила,

что не помнит ни своих родителей, ни своей деревни, ни

жизни в плену, но ее ужасала мысль, что она может ли¬

шиться защиты солдат: еще и теперь ее непрестанно терзал

страх перед набегом индейцев. Мало-помалу она приле¬

пилась, приросла к Сории, как лиана к дереву, сблизи¬

лась с ним и зачала ребенка, который уже давал знать о

себе.

Горнист заиграл сбор. Капрал Басан заметил, выти¬

рая о чепрак жирное лезвие ножа:

–      Полковник Вильялобос времени не теряет: не дает

нам даже переварить требуху.

–      Торопится возвести укрепления, – сказал Сория.

Они уже направлялись к солдатам, когда вернулась

Марселина с пустым кувшином.

–      Все в порядке, кум,– сказала она,– от тимьянно-

го чая ей стало лучше.

Ободренный этим известием, Сория пошел к майору

получить приказания. Полк был разбит на команды. Одни

рыли ров, который должен был окружить форт, другие

разравнивали площадку для выделки кирпичей на по¬

стройку жилищ и конюшен. Несмотря на то что были

выставлены дозоры, солдаты работали, держа под рукой

оружие, готовые отразить внезапное нападение врага. Тем

временем женщины, почистив котлы, разбивали палатки.

Марселина не отставала от других, хотя время от време¬

ни и отрывалась от дела, чтобы взглянуть на спящего

ребенка или проведать Франсиску, тоже погрузившуюся

в спокойный сон. Она быстро поставила палатку: у нее

были сильные руки, а главное, сноровка, приобретенная

за долгие годы скитаний. Живя среди солдат, нередко,

завербованных в тюрьмах или мобилизованных в пред¬

местьях, населенных беднотой, она усвоила их колорит¬

ный язык и сыпала острыми, как жало, словечками. Но

с Франсиской она говорила по-другому – мягко и сочув¬

ственно.

–      Кума,—позвала Марселина,—ложись-ка в палатке.

Тебе нужен покой, а то, чего доброго, раньше времени на¬

чнутся схватки.

Франсиска, превозмогая сонливость, встала и с помо¬

щью подруги добралась до палатки. Там она со стоном

упала на груду одеял.

13

–      По-моему, сегодня ночью в лагере станет одним

мальчуганом больше,—лукаво      заметила Марселина.—•

А может, и девчонкой, верно?

Заплакал ребенок. Марселина выбежала из палатки,

взяла его на руки и уняла, заткнув ему рот соском, но не

села, чтобы покормить малютку, прильнувшего к ее пыш*

ной груди, а направилась к женщинам, которые болтали,

разбирая скудные пожитки.

–      Похоже, кума сегодня ночью родит,– сообщила она.

Женщины лишь на минуту подняли головы и, ни сло¬

ва не говоря, опять принялись за дело. В этом молчании

Марселина увидела новое доказательство их враждебно¬

сти к Франсиске и, вспыльчивая по натуре, пришла в бе¬

шенство:

–      А ну, говорите, чем вам насолила кума?

Одна из женщин, Эльвира, задорно ответила:

–      Подумаешь! Твоей куме не первой рожать. Многие

в лагере, да и я тоже, родили без такого шуму и крику.

Этот ответ вывел из себя Марселину, и она презритель¬

но бросила:

–      Верно говорится: если бы зависть была чесоткой,

многие чесались бы обеими руками.

–      Зависть?.. – разразилась Эльвира противным визг¬

ливым смехом. – Есть кому завидовать! Поди узнай, со

сколькими индейцами она спала!

Это оскорбление покоробило даже женщин, недолюб¬

ливавших Франсиску. Оно напомнило им о ее пленении —

трагедии, при мысли о которой они не могли не содрог¬

нуться. Превратности жизни, которую они вели, постоян¬

но угрожали им таким же несчастьем, и упоминать о нем

значило накликать беду. Поэтому в глубине души они

одобрили возмущение Марселины.

–      Вверх не плюй, себя побереги. Вот ты, пожалуй,

была бы рада, если бы тебя схватили индейцы, потому что

для тебя все одно, что белый, что темнокожий.

Эльвира задохнулась от ярости и уже готова была раз¬

разиться бранью, но кто-то крикнул:

–      Полковник идет!..

В самом деле, внимательно осматривая местность, к

ним приближались Вильялобос с майором. Женщины, то¬

же подчинявшиеся железной военной дисциплине, замол¬

чали, не подавая и виду, что ссорились. Полковник,

14

поглощенный осмотром местности, не слышал их пере¬

бранки.

–      Здесь мы построим сторожевую вышку, – сказал

майор.

Марселина вдруг встревожилась и побежала к палат¬

ке. При виде Франсиски, лежавшей с закрытыми глазами,

она успокоилась, но, чтобы убедиться, что та действитель¬

но спит, шепотом позвала ее:

–      Кума... кума...

Франсиска открыла глаза, подернутые печалью, и по¬

смотрела на нее с глубокой нежностью, которая при первой

их встрече так тронула Марселину и заставила ее отно¬

ситься к подруге, как ни к одной другой женщине.

–      Ты не спала?—с беспокойством спросила она.

–      Нет, и все слышала... Не обращай на них внима¬

ния,—проговорила Франсиска. Потом посмотрела на ре¬

бенка, которого Марселина прижала к груди, и попроси¬

ла:—Оставь мне его. Раз уж я не могу подняться и рабо¬

тать, я хоть подержу его, чтобы он не плакал.

Марселина передала сына Франсиске, протянувшей к

нему дрожащие руки, вышла из палатки и, метнув испе¬

пеляющий взгляд на Эльвиру, разбиравшую свой скарб,

пробормотала:

–      Сука!.. Гадючий язык!.. Ты мне за это заплатишь!

Но так как Вильялобос все еще оставался неподалеку,

намечая участок, где будет возведена дозорная башня, она,

чтобы дать выход своему гневу, принялась яростно выко¬

лачивать одеяла. Для нее не была тайной неприязнь, ко¬

торую вызывала у женщин упорная замкнутость ее кумы.

Если бы не склонность, которую питал к Франсиске сер¬

жант Сория, давний друг мужа Марселины, быть может,

и она тоже невзлюбила бы ее, как и все остальные, Толь¬

ко тот, кто сблизился с ней, как Марселина, мог догадать¬

ся, что она перенесла среди неверных или христиан какое-

то тяжелое испытание. Но, если подруга не хотела рас¬

крывать свои тайны, Марселина не собиралась их выпы¬

тывать. Ведь Франсиска была не единственной женщиной

в лагере, умалчивавшей о своем прошлом. У многих за

плечами была какая-нибудь темная история, которую они

старались похоронить, как собаки и кошки хоронят, забра¬

сывая землей, свои испражнения. «Это их дело,—думала

Марселина,—но пусть они не трогают Франсиску. У каж¬

дого свой нрав – каким ты уродился, таким и останешься».

15

– Само собой, этим образинам не по нутру, что на ку¬

му заглядываются мужчины. Вот они и клюют ее, как бе¬

лую ворону,—с досадой проворчала она, собрала грязные

пеленки и, обойдя стороной женщин, направилась к реч¬

ке стирать.

Стемнело. Солдаты сложили инструменты и взялись

за другие дела. Лошадей согнали в табуны, и каждый при¬

нялся чистить своего коня скребницей и щеткой, внима¬

тельно осматривать копыта и смазывать потертости. В пус¬

тыне лошадь решает исход боя. От нее зависит судьба

всадника. Й индейцы, и солдаты больше надеются на сво¬

их лошадей, чем на оружие. К тому же у тех и у других

любовь к лошадям в крови. Для жителей пампы, где без¬

брежные просторы раскинувшейся скатертью земли дела¬

ют человека ничтожным, круп лошади – это вершина, с

высоты которой они всматриваются вдаль и торжествуют

над равниной, гнетущей пешего, уподобляя его жалкому

червю.

Костры бивака слабым светом озаряли палатки. По¬

кончив с осмотром лошадей, солдаты тщательно почисти¬

ли оружие. Потом было выделено ночное охранение—часо¬

вые и дозоры. Первым с запасными лошадьми на поводу

ушел передовой дозор под командой сержанта Сории. Со¬

рия был озабочен. За несколько минут до того, как он сел

на коня и тронулся в путь, к нему подошла Марселина и

сказала:

–      По-моему, нынче ночью она разрешится: уже нача¬

лись схватки, вот-вот родится ребенок.

–      Тогда надо позвать доктора,—с тревогой прогово¬

рил он.

–      Не беспокойся, кум, это—женское дело. Положись

на меня.

Дозор рысил за сержантом. Капрал Басан, видя, что

его друг поглощен своими мыслями, хранил молчание. По

мере того как они удалялись от лагеря, свет костров сла¬

бел и наконец исчез, слившись с мерцанием светля¬

ков. Солдаты ехали понуро и, сонные от усталости, пока¬

чивались в седле. Сория встряхнулся: следовало быть

начеку. Впрочем, он не принял особых мер предосторож¬

ности, хотя равнина тонула в непроницаемой тьме. Ему

трудно было бы объяснить, почему он действует с такой

16

уверенностью во вражеской зоне и почему в других слу¬

чаях продвигается с опаской, готовый в любую минуту от¬

разить нападение или обойти засаду. Индейцам никогда

не удавалось застичь его врасплох. Он не мог бы сказать

определенно, по каким признакам он догадывался о гро¬

зящей опасности. Быть может, он чуял ее в воздухе, слы¬

шал в шорохах травы или в тревожной тишине пампы.

Быть может, он угадывал ее в полете птиц, в крике куро¬

патки или в примятом кустарнике. Он инстинктивно под¬

мечал эти признаки и инстинктивно настораживался. Его

способность предчувствовать опасность, как собаки пред¬

чувствуют смерть человека, не раз поражала его самого.

Если эта способность и не была врожденной, то он при¬

обрел ее еще ребенком и развил за годы военной службы

в разведках и дозорах.

Сорию еще мальчишкой забрали в солдаты при очеред¬

ном наборе к югу от Санта-Фе. Он едва успел повидать¬

ся с безутешно плачущей матерью, когда его, как скотину,

гнали вместе с другими новобранцами. В батальоне не

жалели колодок и палок, чтобы выбить из головы у таких,

как он, мысль о побеге. Но если он и смирился со своим

новым положением, причиной тому был не столько страх

перед наказанием, сколько сама служба. Тяготы солдат¬

ской жизни мало чем отличались от того, что он уже из¬

ведал: ему были не вновь голод, холод и побои. Правда,

он страдал от сознания, что уже не волен скакать куда

вздумается. С опасностями боя он свыкся еще до того,

как стал солдатом. Имению, где его отец ходил за скотом,

постоянно грозили набеги индейцев. И не раз, когда он

вместе со взрослыми перегонял скот, хотя и был еще маль¬

чишкой, ему приходилось браться за оружие, чтобы спас¬

ти свою жизнь или избежать плена. Теперь он сражался

лишь по долгу службы, без ненависти к врагу. Примесь

туземной крови, унаследованной от бабушки, делала его

снисходительным к зверствам, которые приписывались

индейцам. Быть может, и он поступал бы так же, как они,

если бы родился не по эту, а по ту сторону границы. Вой¬

на всегда жестока, кто бы ни воевал. На набеги армия от¬

вечала набегами. Если индейцы сжигали поселки, угоняли

скот и пленных, то войска предавали огню индейские ста¬

новища и забирали индейский скот как бездомный. Ин¬

дейцев, захваченных в плен, ссылали на государственные

фермы или отправляли на корабли военного флота, а для

2 3 Л» Кастро      '17

туземцев это было не менее ужасно, чем для белых по¬

пасть в плен к индейцам.

Сория осадил коня в высоких зарослях ичо, с головой

укрывших всадников. Тотчас же стали и остальные ло¬

шади. Осоловевшие солдаты встряхнулись. Сержант

склонил голову набок и напряг слух, словно прислушиваясь

к биению сердца пустыни. Потом скомандовал;

–      Спешиться!

А когда все спешились, сказал:

–      Можно покурить, пока темно.

Солдаты растянулись на земле, не выпуская из рук по¬

водьев. Некоторые тут же задремали. Сория закурил, при¬

крывая ладонью огонек сигареты. Над ним тоже прости¬

ралась равнина, только усыпанная звездами, – безмятеж¬

но спокойное небо. Когда лошади переставали щипать тра¬

ву, становилось так тихо, словно во всей степи не было ни

единого живого существа. В такие минуты Сория даже сре¬

ди товарищей испытывал тоскливое чувство одиночества и

его с новой силой одолевали давние помыслы. Солдатская

жизнь не убила в нем желания вернуться в родные места,

где прошло его детство. Он услышал, как в нескольких

шагах от него капрал Басан повернулся во сне на другой

бок, и вспомнил, как год назад, уже сойдясь с Фран-

сиской, он задумал дезертировать вместе с ним. Они зна¬

ли, что, если их поймают, им не миновать расстрела, и

все же решили бежать, как только их пошлют в дозор. Они

ничего не сказали женам, лишь, уезжая, простились с ни¬

ми долгим взглядом. И вот они отъехали от форта. Их

взоры были прикованы к ясному и бескрайнему горизон¬

ту. Проехав несколько лиг, они достигли зарослей ичо,

где приказали солдатам залечь и ждать их возвращения

из разведки, в которую они отправлялись вдвоем, и, тронув

лошадей, рысью поскакали по равнине. Когда заросли ичо

остались далеко позади, они повернули на север. Они

предвидели, что дозор, прождав их некоторое время, по¬

едет вслед за ними, а не найдя их, решит, что они погибли,

попав в засаду, или захвачены в плен.

Больше часа друзья мерной рысью ехали по степи, не

торопя лошадей и не произнося ни слова. Молчание начи¬

нало томить Сорию, потому что отдавало его на милость

собственных мыслей. Впрочем, если бы Басан заговорил,

он снова начал бы тешить себя перспективой возвращения

18

в родные места. Но Басан упорно молчал, сжав губы, и

выражение лица у него было угрюмое.

–      Ну, что скажешь, друг?—спросил Сория, прерывая

невыносимое молчание.

Басан сдержал коня и, кинув мрачный взгляд назад,

хрипло ответил:

–      Думаешь, мне ничего не стоит бросить Марсели-

ну?.. Черт возьми!.. Тянет к ней – мочи нет!.. Просто

сердце разрывается!

Сория, отвечая на откровенность друга откровенно¬

стью, честно признался:

–      Вот и я то же думаю. Кажется, легко разорвать узе¬

лок, а, выходит, не так-то просто.

Они посмотрели друг на друга и опять уставились

на горизонт, который уже не казался им таким лучезар¬

ным.

–      Прости, друг, что я иду на попятный,—проговорил

Басан.—Желаю тебе удачи, а я возвращаюсь.

И он, всегда бросавшийся без оглядки в самую гущу

боя, потупился, как человек, который стыдится собствен¬

ной трусости.

–      Послушай, Басан, – сказал Сория, – я тоже дальше

не поеду. Вместе мы уехали, вместе и вернемся. Не хочу,

чтобы Франсиска сказала, что я поступил, как подлец.

Ему нечего было добавить. Они поехали назад той же

дорогой и встретились с дозором, который их уже разыс¬

кивал.

Вспоминая об этом, Сория, тоже прилегший в ожида¬

нии рассвета, сознавал, что если раньше он не смог де¬

зертировать из-за Франсиски, то теперь, когда вот-вот

родится ребенок, и подавно не сможет. Он сам сплел из

своих чувств узы, привязавшие его к судьбе, от которой

он хотел уйти. Он знал, что будет солдатом, пока не со¬

старится и его не уволят в отставку за ненадобностью, ес¬

ли только раньше не убьют индейцы. Однако мысль о

смерти не мешала ему спать спокойно. Никто не умрет, по¬

ка смертный час не придет. Но ему становилось грустно,

когда он вспоминал о родных полях близ Санта-Фе, где

прошло его детство.

У него затекли члены, и, упершись руками в землю, он

переменил позу: лег навзничь, лицом к беспредельному

небу, и вытянул ноги. Подобрав комок земли, он раскро¬

шил его и растер в мягкую пыль.

19

2

«Ладно,—подумал Сория, вспоминая родные места,—¦

там поле и здесь поле. И везде травы, какие бог сотворил.

Что там жить, что здесь—все одно».

Он представил себе, как его уволят в отставку и они

с Франсиской займут участок земли, обзаведутся лошадь¬

ми, овцами, коровами и станут хозяйничать. Вспомнив о

жене, рожавшей в лагере, он мысленно вернулся к тому

времени, когда она еще называла его сержантом Сорией.

Уже тогда его влек ее нежный и грустный взгляд. Они

сблизились, и Франсиска забила о его нашивках – он стал

для нее просто Сорией. Наконец, когда обнаружилось, что

Франсиска беременна, она начала звать Сорию Ахено-

ром. Так его никто не называл с тех пор, как он расстался

с матерью. Быть может, в эти минуты, когда он думал о

ней, родился ребенок. Сория опять потрогал землю и

вздохнул. Надо было дождаться рассвета—только тогда

можно было вернуться в лагерь и узнать, родила ли Фран¬

сиска. Никогда еще время не тянулось так долго, никогда

еще так не медлило взойти солнце.

Внезапно Сория вскочил и напряг слух. Его насторо¬

жил необычный посвист птицы. Как это неизменно случа¬

лось с ним, тайными путями инстинкта к нему пришло

предчувствие опасности. Он, не мешкая, приказал солда¬

там:

– По коням... Придержать сабли и погасить сигареты!

Первым повиновался Басан, слишком хорошо знавший

Сорию, чтобы усомниться в том, что это не ложная тре¬

вога. Все бесшумно сели на лошадей и последовали за

сержантом. Животные двигались так же осторожно, как и

люди.

Небо побледнело: начинало светать. Дозорные, как

тени, пробирались через заросли ичо.

Сория, вытянув шею, жадно прислушивался к каждо¬

му шороху. Все, от капрала Басана до последнего солдата,

были готовы выполнить любое приказание сержанта, и

каждый держал руку на эфесе сабли.

Сидя в своей палатке за наспех сколоченным столом,

слабо освещенным сальной свечой, полковник Вильялобос

чертил план будущего форта. Лагерь был погружен в тем¬

ноту, только кое-где из палаток пробивались полоски све¬

та. Вильялобос отложил карандаш и потер воспаленные

20

глаза Потом встал, чтобы размять ноги, подошел к вхо¬

ду в палатку и позвал:

–      Сенон!.. Сенон!..

Не дождавшись ответа, полковник вышел и, увидев

своего ординарца, спавшего возле костра, в котором под

слоем золы тлели угли, тронул его за плечо и снова

окликнул:

–      Сенон!

Солдат вскочил.

–      Завари-ка мне мате *, – приказал Вильялобос.

Он хотел было опять сесть за работу, когда заметил

проходившего мимо человека.

–      Что поделываете, доктор?

Человек остановился, потом подошел.

–      То же, что вы, полковник: работаю.

–      Выпьете со мной чашку чаю?

–      С удовольствием! Сейчас свежо, и мате меня со¬

греет.

Они вошли в палатку, а солдат принялся раздувать

огонь. Полковник пододвинул к себе пустой ящик и сел

на него. Врач бросил на стол чемоданчик с хирургически¬

ми инструментами. Это был молодой человек, но уста¬

лость и тусклое освещение придавали суровость его чер¬

там, и он выглядел старше своих лет.