Текст книги "Вспаханное поле"

Автор книги: Эрнесто Л. Кастро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

дружно закричали. Вместе с ними закричал и засмеялся

Маноло. Но тут из ранчо донесся плач ребенка.

156

–      Пойди покачай сестричку, – сказала сыну Элена.

Но Маноло был не в силах оторваться от куклы и не

послушался матери. Элена, умиленная его бурной радостью,

не стала настаивать и пошла сама успокоить дочку. С ее

уходом ребята получили полную свободу. Каждому хоте¬

лось нажать живот паяцу, и* когда кому-нибудь удавалось

заставить его бить в тарелки, все остальные, в том числе

и Маноло, смеялись, вне себя от восторга, словно на их

глазах совершалось какое-то чудо. Они забыли о стайке

тиранн, об оседланных лошадях, о темных тучах, завола¬

кивавших небо. Шум голосов, беспорядочный, как гомон

птиц, с каждой минутой усиливался, но, как гомон птиц,

почуявших опасность, вдруг оборвался. Внезапно воцарив¬

шуюся тишину нарушал лишь металлический звон таре¬

лок; один Маноло, державший в это время паяца, не за¬

метил приближавшегося всадника, окутанного пылью,

поднимавшейся из-под копыт лошади и вздымаемой

ветром.

–      Госпожа учительница, едет дон Панчо!

Маноло оставил игрушку, перестал смеяться и с беспо¬

койством посмотрел на всадника. Элена вышла из дому с

ребенком на руках – девочкой двух лет, у которой сонно

слипались глаза. На лице Элены, когда она увидела зна¬

комую фигуру мужа, как и на лице Маноло, отразилось

волнение, хотя и без оттенка боязни. Она заметила, что ее

ученики присмирели, и не столько из опасения, что нач¬

нется гроза, сколько для того, чтобы без помехи поговорить

с Панчо, объявила:

–      На сегодня занятия окончены. Приезжайте после¬

завтра, если не будет дождя.

Ребята побежали к частоколу, вскочили на лошадей и

поскакали рысью, однако на этот раз они против обыкно¬

вения ехали кучкой, не обгоняя друг друга, и без залихват¬

ского улюлюканья. Поравнявшись с всадником, они по¬

чтительно поздоровались с ним:

–      Добрый вечер, дон Панчо.

–      Добрый вечер, – отвечал он, нахмурив брови.

Лишь отъехав подальше, они пришпорили лошадей и,

как обычно, помчались наперегонки.

Маноло смирно стоял рядом с Эленой, в одной руке

держа игрушку, а другой уцепившись за юбку матери, и,

так же как она, внимательно следил за неторопливо при¬

ближавшимся всадником. Когда Панчо въехал во двор и

157

спешился у частокола, Элена с девочкой на руках вышла

ему навстречу. Маноло ни на шаг не отставал от нее.

–      Я думала, тебя застигнет дождь, – сказала она.

–      Дождь?—проговорил он, нехотя улыбнувшись.—

Вот увидишь, и на этот раз гроза пройдет стороной.

Он обвел взглядом пашню, клубы пыли, вихрем кру¬

жившиеся в воздухе, аспидно-черные тучи, затянувшие

небосклон, и стиснул зубы так, что на скулах заходили

желваки. Лицо его, и без того невеселое, приняло еще бо¬

лее угрюмое выражение, а глаза, устремленные на жажду¬

щую землю, казалось, подернулись темной, как ночь, пеле¬

ной.

–      Я бы все отдал за то, чтобы пошел дождь. Только

нет, уж слишком это было бы хорошо!

В его словах слышались горечь и боль. Горечь при мыс¬

ли о том, что столько дней тяжелого труда пропали даром,

и боль за поле, которое страдает от засухи в то время, как

над равниной низко нависли тучи, полные животворной

влаги. Он слишком привык к капризам погоды, не раз об¬

манывавшей его надежды, чтобы строить себе иллюзии.

–      Эти тучи пройдут мимо, а задождят над морем ли¬

бо над горами, где одни камни, – проворчал он, глядя

вверх.

Наконец он обратил внимание на дочку. Девочка по¬

смотрела на него и улыбнулась, и Панчо весь просветлел,

словно в эту минуту сквозь свинцовую завесу туч брызнул

вожделенный дождь. У него разгладились морщины на

лбу и перестали ходить желваки на скулах. Своей шерша¬

вой, мозолистой рукой он легонько погладил щечку девоч¬

ки. Глаза его лучились нежностью. У Элены стало легче

на сердце. Она поднесла дочку поближе к Панчо, чтобы

он ее поцеловал. От прикосновения усов отца девочке ста¬

ло щекотно, и она засмеялась.

Тогда Маноло, должно быть завидуя сестренке, кото¬

рую приласкал отец, бросил куклу и, став на цыпочки, по¬

тянулся к нему, чтобы он и его поцеловал. Но Панчо, сра¬

зу перестав улыбаться, сказал:

–      Ты уже большой и мужчина... а мужчины не це¬

луются.

В глазах ребенка погас веселый огонек. Он смущенно

потупился и, отступив назад, опять уцепился за юбку ма¬

тери. Пока Панчо отвязывал сверток, привезенный из се¬

ления, Элена, желая утешить сына, гладила его по голов¬

158

ке. Но если у Маноло и не брызнули навернувшиеся было

слезы, лицо его еще долго сохраняло обиженное выраже¬

ние.

Панчо осторожно развернул сверток, в котором ока¬

залось оправленное в раму четырехугольное зеркало.

–      Зачем ты это купила – удивленно воскликнула Эле¬

на. – У нас же есть зеркало, и мы не должны тратиться

без нужды.

В ней говорила не столько бережливость, сколько тре¬

вога за будущее.

–      То, которое у нас есть, маленькое, и угол у него

отбит. А это я уже давно заказал, когда еще дела шли хо¬

рошо. Кто ж мог угадать, что будет засуха... Ты ведь зна¬

ешь, что я хочу дать тебе все, что у тебя было до того, как

ты пришла ко мне. – Глубоко тронутая, Элена промолча¬

ла. Ей было известно, что Панчо одержим желанием во

что бы то ни стало окружить ее комфортом, чтобы она за¬

была о городе и о тягостном впечатлении, которое произ¬

вело на нее убогое и запущенное ранчо в ту ночь, когда

после венчания она впервые попала на почтовую станцию.

Они направились к дому. Маноло, как ни интересовало

его новое зеркало, которое нес отец, не отпускал юбки ма¬

тери, позабыв о паяце, валявшемся во дворе со сложен¬

ными руками. Время от времени он боязливо посматривал

на отца. Увидев под навесом скамейки, на которых во вре¬

мя занятий сидели ребята, Панчо нахмурился и провор¬

чал:

–      Не понимаю, зачем ты возишься с чужими детьми.

Охота тебе попусту время терять.

Элена, которой было больно это слышать, как всегда,

мягко ответила:

–      Зачем ты так говоришь? Учить их вовсе не значит

попусту терять время.

–      Да на что им это?.. Чем они грамотнее будут, тем

бессовестнее! – с ожесточением отрезал Панчо.

Он был в самом отвратительном настроении, и, несом¬

ненно, причиной тому была не только засуха. Его поведе¬

ние вновь пробудило тревожные мысли, не оставлявшие

Элену, пока она ждала возвращения мужа из Мертвого

Гуанако. Она хорошо знала характер Панчо и догадыва¬

лась, что случилось что-то неладное. Ей хотелось тут же

расспросить его, но она решила сперва отослать ребенка.

159

–      Пойди-ка, Маноло, покачай Хулиту, чтобы она за'

снула, – сказала Элена и увела мальчика в дом.

Панчо, стоя под навесом, снова погрузился в созерца¬

ние засеянного поля и черных, как сажа, туч. Но ни гро¬

зовое небо, ни вихри пыли, взметаемой ветром, не каза¬

лись ему добрым знаком, и лицо его оставалось по-преж¬

нему печальным и мрачным. Он был научен горьким опы¬

том не обольщаться видимостью и, кроме того, не мог за¬

быть о засухе, которая вызвала эпидемию оспы и была

для них таким ужасным бедствием. Он вспоминал то вре¬

мя, и былое горе сливалось с нынешним. Да, ничто легко

не дается, – думал он. – Жизнь трудна. Посвятить себя

земле значит обречь себя на страдания. Но мужчина не

должен сдаваться, как бы он ни страдал. Не сдавался, по¬

ка у него билось сердце, его покойный тесть, не сдастся и

он, Панчо, – ни теперь, ни когда бы то ни было. Будь он

один, он, пожалуй, мог бы круто изменить свою жизнь и,

подобно Сеферино, пойти по тому пути, который ведет в

неоглядные дали, навстречу приключениям. Но у него есть

жена, двое детей и ферма, которые так же неотделимы от

него, как мясо от костей. Жена, дети и земля – в этом вся

его жизнь. От дождя зависит, будет ли она для него раем

или адом.

А облака, полные влаги облака, плыли, не разражаясь

дождем.

Панчо тряхнул головой в бешенстве от своего бессилия.

Если бы он мог проткнуть их ножом! Располосовать

снизу доверху!

Он заметил валявшуюся на земле мотыгу. Заподозрив,

что ребята, которых бесплатно учила Элена, вопреки его

категорическому запрещению играют инструментами, он,

ворча, поднял ее, отнес к сараю и прислонил к стене

скребком вверх. Подошла Элена. Из дома донеслось по¬

скрипывание люльки, которую качал Маноло.

–      Панчо, что тебе сказали в селении?—с тревогой

спросила Элена.

–      Все то же! – недовольно ответил он. – На то они и

грамотеи! Говорят, читают бумаги, а толку чуть. Вот пла¬

тить меня заставили. То налоги, то гербовые марки... Пи¬

шут, пишут да толкуют про закон, а о документе ни слова.

Похоже, что генерал оставил после себя запутанные дела,

сам черт ногу сломит.

160

–      Придется поступить, как сказал Эмилио: платить,

чтобы не потерять права на землю, и ждать,– заметила

Элена.

Эти слова подлили масла в огонь.

–      Какие еще права? – вспылил Панчо. – Поле при¬

надлежало моему отцу, а теперь оно мое. Кажется, ясно?.,

–      Полагается, чтобы все было по закону, – примири¬

тельно проговорила она.

–      Просто эта шайка грамотеев нарочно запутывает

дело, чтобы вытягивать у нас деньги. Они скорее пойдут

на любое преступление, чем станут гнуть спину на пашне...

Он внезапно остановился и с волнением посмотрел на

небо. Быстро темнело. Сильнее подул ветер, и пыль повис¬

ла в воздухе, все застлав, как густой туман. Между туча¬

ми зазмеилась молния. Панчо повернулся к жене и несме¬

ло, сдержанно, не позволяя надежде окрылить себя, прого¬

ворил:

–      Похоже, пойдет дождь, а?

– Да, – подтвердила она, просияв, – вот-вот польет.

Пойду загнать кур.

Она побежала к курятнику. Панчо, оставшись под на*

весом, с напряженным вниманием смотрел на сухую землю,

пока не увидел в пыли следов первых капель дождя.

Тогда он вышел из-под навеса на середину двора. Тяже¬

лые, крупные капли упали ему на лицо. Он вытянул руки,

подставив ладони живительной влаге, которую жаждал

ощутить всем телом, и глубоко вдохнул запах мокрой

земли. Подобно тому как под дождем размягчалась и на¬

бухала пересохшая почва, лицо его мало-помалу утрачива¬

ло напряженно-суровое выражение и наконец совершенно

преобразилось.

Никакая музыка в мире не показалась бы ему такой

сладкой, как шум этого благодатного дождя, звучавший

не только в его ушах, но и в самом сердце. Он с наслаж¬

дением чувствовал, как струйки воды, освежая голову и

успокаивая взвинченные нервы, стекают по его лицу.

Умолкли птицы. Волы повернулись задом к яростно

дувшему ветру. Элена загнала кур. Панчо вышел из бла¬

женного оцепенения и, взяв попону, накрыл ею нерассед-

ланную лошадь. Дождь пошел сильнее. Панчо увидел, как

жена зашла под навес, и уже хотел последовать ее при¬

меру, когда заметил Маноло, который, выскочив из дому,

побежал под дождем по двору. Панчо свистнул ему, но

Э Л. Кастро      161

малыш, вероятно, подумал, что отец свистит лошади и

продолжал бежать.

–      Куда ты?.. Ступай домой!—крикнул ему Панно.

Маноло остановился, посмотрел на валявшуюся на

земле куклу, которую поливал дождь, и замешкался, не

зная, послушаться ли отца или спасти игрушку.

–      Ну ты, щенок!.. Смотри у меня!. Иди домой, пока

я не надавал тебе оплеух! – разозлился отец.

Ребенок, словно громом пораженный, на мгновение за¬

мер от страха, потом повернулся и бросился к дому. Про¬

бегая мимо сарая, он задел мотыгу, и она упала, ударив

его по голове. Мальчик рухнул как подкошенный. Элена

услышала громкий крик сына, подбежала, взяла его на

руки и, с ужасом увидев, что из раны на лбу хлынула

кровь, в отчаянии закричала:

–      Маноло!.. Сыночек!.. Что с тобой?

Ей казалось, что она обнимает мертвое тело.

–      Панчо!.. Панчо!..

Встревоженный этим душераздирающим воплем, Панчо

подбежал, увидел упавшую мотыгу и рассеченный лоб сы¬

на, но, хотя и понял всю серьезность случившегося, не по¬

терял самообладания. Лишь слегка дрогнувшие губы вы¬

дали его волнение. Сняв шейный платок, он отер им окро¬

вавленное лицо мальчика. Рана была большая и глубокая,

но еще больше его обеспокоила мертвенная бледность

сына.

–      Он умрет, Панчо, – простонала ошеломленная Эле¬

на.

Панчо стремительно обернулся, словно его стегнули би¬

чом, и твердо, словно бросая кому-то вызов, ответил:

–      Нет!

Он принес кувшин воды и смочил голову ребенка.

Видя, что Маноло по-прежнему не шевелится, Элена, охва¬

ченная мрачным предчувствием, крикнула:

–      Что делать, Панчо?.. Кровь не останавливается...

Надо везти его к врачу.

Они посмотрели друг на друга. В ее широко раскрытых

глазах читалось Отчаяние. Его взгляд, напротив, оставал¬

ся непроницаемым: Панчо старался не показать, что по¬

давлен состоянием сына. В его голосе прозвучала металли¬

ческая нотка, когда он отрывисто бросил Элене:

–      Принеси мне пончо!

Он взял у нее Маноло, и теплое, мягкое тельце сына,

162

истекавшего кровью, которая все еще струилась из темной

раны, показалось ему почти невесомым. Как только Эле¬

на отошла, Панчо впился взглядом в ребенка. Маноло даже

не стонал, и это еще больше, чем непрекращавшееся кро¬

вотечение, волновало Панчо. У него опять дрогнули губы,

но он взял себя в руки, вопреки всему не поддаваясь уны¬

нию.

–      Нет, он не умрет! – сказал он.

Элена, кроме пончо, принесла большой платок и быст¬

ро перевязала голову мальчика. Едва она покончила с

этим, Панчо побежал за лошадью. Подбегая к частоколу,

он заметил вымокшего и запачканного грязью паяца и под¬

нял его. Потом вскочил в седло, подъехал к навесу и взял

у жены ребенка, закутанного в пончо.

–      Дай бог, чтобы ты сразу нашел врача,– проговори¬

ла Элена.

Прежде чем поудобнее усадить сына в седло, Панчо'

протянул ей куклу.

–      Спрячь ее, Маноло еще поиграет, когда вернется,—

сказал он, и в голосе его прозвучала такая уверенность,

что Элена воспряла духом. И, подобно тому, как он при¬

жимал к себе сына, она, глядя полными слез глазами вслед

лошади, удалявшейся вскачь, прижала к себе куклу.

По свинцовому небу неслись рваные тучи. Дождь лил

как из ведра. Без передышки погоняя лошадь, Панчо ска¬

кал против ветра, пригнувшись к луке и низко наклонив

голову. Сквозь шум ливня он пытался уловить хотя бы

стон или вздох сына. Он почувствовал, как обмякло под

плащом его тело, и впервые с содроганием подумал, как бы

это пончо не стало для сына саваном. В ужасе от этой

мысли, он натянул поводья, раскрыл лицо Маноло и с му¬

чительным беспокойством вгляделся в него. На белой по¬

вязке проступило красное пятно. Он снова пришпорил ло¬

шадь и, повинуясь могучему и неодолимому желанию спас¬

ти жизнь сына, свернул с дороги и бешеным аллюром

помчался вдоль берега реки, начавшей вздуваться от

дождя. В низине, местами уже затопленной, лошадь замед¬

лила бег. Сквозь пелену ливня проглянули очертания по¬

луразрушенного строения, похожего скорее на берлогу, чем

на ранчо. Не выбегая под дождь, залаяло несколько то¬

щих собак, но никто не вышел. Панчо слез с лошади и с

ребенком на руках вошел в лачугу. В первую минуту он

163      П*

Ничего не различал в темноте и уже подумал было, что в

доме нет ни души, но тут раздался унылый, надтреснутый

голос:

–      Зачем приехал?.. Чего тебе надо?..

Тогда, уже не в силах больше сдерживаться, он крик¬

нул:

–      Тетя Хуана!.. Мой сын сильно поранился!.. Я при¬

вез его к вам, спасите его!

На куче шкур зашевелилось какое-то жалкое существо.

Знахарка, сгорбленная от старости, встала и, узнав его,

проговорила:

–      А, это ты, сын дона Ахенора.– Волоча ноги, она

подошла к двери.– Ну-ка, поднеси его к свету, я по¬

смотрю.

Костлявыми пальцами, обтянутыми высохшей, как у

мумии, кожей, она приподняла край пончо и пристально

поглядела в лицо ребенка. Потом развязала платок и осмо¬

трела рану.

–      Сильный удар!.. – пробормотала она.– Положи-ка

его вон туда, пока я приготовлю лекарства.

Панчо положил сына на груду шкур. В полутьме лицо

Маноло казалось еще более бледным, почти прозрачным,

а глаза словно ввалились еще глубже. Знахарка завози¬

лась с горшками. Дождь пошел тише. Собаки сторожко

жались в углу лачуги. Для Панчо, изнывавшего от мучи¬

тельной тревоги, время тянулось невыносимо медленно.

Только из уважения к старухе он сдерживал нетерпение;

переминаясь с ноги на ногу, он лишь взглядом осмеливал¬

ся торопить ее. Старуха между тем не спеша готовила сна¬

добья, потом зажгла свечу и наконец подошла к ребенку.

–      Посвети мне,– приказала она.

Панчо повиновался. Пока она промывала рану отваром

трав, он следил за сыном, который застонал и заметался,

словно в рану попала щелочь. Панчо так волновался, что

даже не чувствовал, что горячий жир с оплывавшей свечи

капает ему на пальцы.

–      Ему уже лучше, – пробормотала старуха.

В самом деле, кровотечение прекратилось.

–      Ои очень ослаб, но от этого не умирают,– добави¬

ла «на.– Только вот метка у него останется на всю жизнь.

Она снова перевязала мальчика. Потом, присев на кор¬

точки возле Маноло, впилась в него блестящими цепкими

глазами. Панчо решил, что она выполняет какой-то дико¬

164

винный обряд, и, чтобы не ослаблять своим присутствием

его целительного действия, отошел в сторону.

–      Поставь свечу на скамейку да смотри, чтобы не по¬

гасла,– сказала старуха.

Панчо с трепетом исполнил приказание. Свеча осветила

лицо знахарки – острые черты, глубокие, словно высе¬

ченные топором, морщины, горящие, как уголья, глаза.

Беззубым ртом она шамкала какие-то непонятные слова.

Маноло открыл глаза, удивленно посмотрел по сторонам

и пролепетал:

–      Чиче... мокнет...

–      Не беспокойся, мама его убрала,– хриплым и сдав¬

ленным от волнения голосом ответил отец.

Ребенок, вздрогнув, посмотрел на него, словно вспом¬

нил, что произошло.

–      Теперь надо подождать, пока к нему вернутся

силы,– сказала старуха.

Панчо подошел к двери лачуги подышать свежим воз¬

духом. Дождь прошел. Свод облаков раздался, и в трещи¬

ну, отражаясь в лужах, проглянуло голубое небо. Теперь,

когда тревога, терзавшая Панчо, утихла, в нем с новой си¬

лой пробудилась всепоглощающая любовь к земле. Он с

облегчением вздохнул и окинул взволнованным взглядом,

примыкавшую к ранчо пустошь, ямы, залитые водой, раз¬

лившуюся реку и прыгавших там и сям лягушек. Но он не

видел ни пустоши, ни лягушек, перед его глазами стояла

ферма, затопленные борозды и черная влажная земля,,

питающая брошенные в нее семена.

Панчо благодарно посмотрел на тучи, которые, удаля¬

ясь, неторопливо кропили равнину, и, глубоко вздохнув,

проговорил:

–      Для поля этот дождь – прямо спасение!

Земля сторицей воздала за семена. После уборки уро¬

жая поле отдыхало и скотина паслась на жнивье. В про¬

сторном шалаше были сложены мешки с зерном. Панчо

грузил эти мешки на подводу. Под навесом, на груде одеял

сидела Хулита, играя с куклой – облинявшим и потрепан¬

ным паяцем с тарелочками в руках. В нескольких шагах

от нее Маноло листал учебник. Шрам, пересекавший его

лоб, казался морщиной, которую оставили преждевремен¬

ные заботы. Девочка захныкала. Маноло оторвался от кни¬

ги, подошел к сестренке, и, чтобы успокоить ее, нажал н$

165

живот паяца; паяц ударил тарелками. Хулита весело за¬

смеялась, но Маноло сохранял серьезный и равнодушный

вид человека, выполняющего обязанность, которая не

доставляет ему никакого удовольствия. Он уже хотел было

снова взяться за книгу, но тут что-то привлекло его вни¬

мание, и минуту спустя он крикнул:

–      Мама, к нам едут!

Как только Элена вышла из дому, он уцепился за ее

юбку, продолжая, однако, исподлобья с интересом следить

за приближавшимся всадником.

–      Да это никак Сеферино! – удивленно воскликнула

мать.

Гаучо молодцевато гарцевал на прекрасной лошади, и

широкая улыбка играла на его загорелом, обветренном

лице. Подъехав к шалашу, он рванул поводья, вздернув

лошадь на дыбы.

–      Здорово, Панчо! – усмехнувшись, бросил Сеферино.

–      Здорово! – сухо ответил Панчо, продолжая рабо¬

тать, словно Сеферино, который лишь изредка наведывал¬

ся на ферму, бывал здесь чуть не каждый день или они

виделись совсем недавно.

–      Что это ты такой надутый? – засмеялся Сеферино.

Он уже готов был отпустить какую-то шуточку, но уви¬

дел Элену и, сняв сомбреро, церемонно поклонился.

–      Добрый день, сеньора.

–      Где это вы пропадали?—приветливо спросила она.

Его лицо стало серьезнее, и, повернув голову, Сефери¬

но указал глазами куда-то вдаль.

–      Далеко —там, где еще нет изгородей и скот не знает

ярма.

Маноло, зачарованный блеском серебряной сбруи, шаг¬

нул вперед, не отпуская юбки матери.

–      Поздоровайся с дядей,– сказала Элена.

Мужчина и ребенок смущенно посмотрели друг на дру¬

га, но смущение их было вызвано разными причинами.

–      А что ж,– со смехом согласился Сеферино,– я ему

и вправду дядя: ведь мы с Панчо молочные братья.

Казалось, мысль о том, что этот малыш доводится ему

племянником, умилила Сеферино. Он спешился, положил

свою мозолистую руку на голову Маноло и сказал:

–      Мы с тобой подружимся, верно, сынок?

Элену удивило, что Маноло не уклонился от ласки и не

стал прятаться за ее юбкой, дичась постороннего человека,

166

как это бывало с ним обычно. Он даже позволил Сефери-

но взять себя на руки. Тот сразу заметил, с каким внима¬

нием мальчик смотрит на его коня.

–      Тебе нравится мой жеребец? – спросил он.– Конь

что надо, верно?.. И смирный, когда его попросишь.

Он что-то ласково сказал коню, потрепал его по холке

и посадил Маноло в седло.

–      Держись покрепче, дружок, я тебя немножко пока¬

таю,– сказал он и, заметив беспокойство Элены, доба¬

вил: – Не бойтесь, ничего не случится.

Он медленно пошел вперед, а за ним, словно поняв,

чего от него хотят, послушно, как собака, пошел конь. Ма¬

ноло со смешанным чувством страха и радости вцепился

в луку и не сводил глаз с Сеферино, который, время от

времени оборачиваясь, ободряюще улыбался ему. Сделав

несколько кругов, Сеферино остановился и сказал:

–      На сегодня хватит. Погоди, я научу тебя обращать¬

ся с лошадьми, и ты тоже станешь объездчиком.

Снимая Маноло с лошади, он заметил, что малыш не¬

доволен тем, что прогулка окончилась, и, обращаясь к Эле¬

не, сказал полушутя:

–      Отдайте мне его на воспитание. Я увезу его с собой,

и, когда он вернется, вы его не узнаете. Я научу его

петь и смеяться, чтобы он не вырос унылым, как все

пахари.

Удивленная этим неожиданным предложением, Элена

ответила также шуткой:

–      Здесь тоже можно смеяться и петь, и, кроме того,

научиться читать и писать.

Сеферино сделал гримасу, выражавшую сомнение.

–      Читать и писать он еще, может, и научится, но

смеяться и петь – навряд ли. Глядя на Панчо, не больно

развеселишься. Он вечно хмурый: то дождя нет, то льет

как из ведра, когда не надо, то урожай плохой и маис на

вес золота, то мешков не хватает для зерна, а отдавать

его приходится за бесценок. Когда здесь была пустыня и

приходилось воевать с индейцами, у поля не было хозяина,

а теперь, когда кругом фермы, появились хозяева, хотя они

никогда здесь не бывали и знать не знают, что такое

пашня. В конце концов дело дойдет до того, что даже

ранчо, которое гы сам построил, окажется на чужой зем¬

ле, а коли так, то уж лучше бродить на воле и делать что

тебе нравится.

167

Элена перестала улыбаться и с явным неодобрением по*»

смотрела на гостя.

–      Нет, Сеферино,– сказала она.– Когда у человека

есть семья и дети, он не может так поступать, и, кроме

того, не вечно мы будем молодыми, а в старости тяжело

остаться без своего угла.

Но это не произвело впечатления на беспечного объезд¬

чика.

–      Птицы тоже старятся, но не перестают поэтому ле¬

тать и петь, – возразил он. – И что бы там ни было, я хоть

теперь поживу в свое удовольствие, уже это мне никто не

запретит.

Слова Сеферино поставили ее в тупик, ведь она совсем

по-иному смотрела на жизнь. Ей хотелось, чтобы Панчо

вмешался в разговор, но он грузил мешки с зерном на под¬

воду, не обращая внимания на Сеферино. Вынужденная

своими силами выходить из положения, она осуждающе за¬

метила:

–      Вы думаете только о себе и забываете о Клотильде.

Глаза Сеферино лукаво заблестели, он выпятил грудь,

расправил плечи и закрасовался, как петух.

–      О, она умеет обходиться без меня, и ей нравится

меня ждать. Что ж будешь делать, если ей это по вку¬

су? – И с искренним смехом он признался: – Я и приехал

поговорить о Клотильде. Поскольку она уже работала у

вас, а я опять уезжаю на юг, она хочет снова вернуться к

вам, если вы не против.

–      Что ж, скажите ей, чтобы приходила,– ответила

Элена.– Здесь она всегда нужна.

Благожелательный ответ Элены снял тяжесть с души

Сеферино. Укоры совести больше не беспокоили его, и он

собрался прощаться: ему не терпелось двинуться в путь.

И все же Сеферино заметил, что Маноло не сводит с него

восхищенного взгляда. Он подошел к мальчику, ласково

положил руку ему на плечо и сказал:

–      Вот что, дружище, я уезжаю на юг, а когда вернусь,

привезу тебе индейские болеадорас, чтобы ты учился охо¬

титься на... – он запнулся, не зная, как закончить фразу,

посмотрел по сторонам и, засмеявшись, проговорил: – Ну,

ладно, если страусов уже не осталось, будешь охотиться на

кур.

Присев на корточки, Сеферино поцеловал Хулиту, по¬

том попрощался с Эленой и, подобрав поводья, поставил

168

ногу в стремя. Но, обернувшись, он опять встретил востор¬

женный взгляд Маноло и остановился, словно ему было

тяжело уехать просто так, ничего не подарив малышу. Он

в замешательстве посмотрел на свою плеть, на наборную

уздечку, потрогал пояс, и у него заблестели глаза, когда

он в конце концов нащупал маленькую серебряную монету.

Он вытащил ее и вложил в руку Маноло.

–      Возьми-ка, приятель, на память о дяде Сеферино,—

сказал он и, прежде чем Элена успела возразить, вскочил

на лошадь.

–      До свиданья!

Сеферино не мог не блеснуть своей ловкостью. Он за¬

кружился на месте, под самым носом Панчо поднял ло¬

шадь на дыбы и, крикнув «прощай», умчался галопом.

Элена, Панчо и Маноло не отрываясь смотрели вслед

Сеферино. Но только в сердце ребенка глубоко запечат¬

лелся его мимолетный образ.

Элена заметила, как оживился Маноло. Ее радовало,

что он смеется, и она с улыбкой наблюдала, как весело он

бегает по двору и иногда останавливается, чтобы полюбо¬

ваться зажатой в руке серебряной монеткой. Но вскоре ее

внимание отвлек Панчо; нагрузив подводу, он подошел к

ней и сухо спросил:

–      Чего ему надо было?

–      Он приезжал сказать, что отправляется на юг, а

Клотильда хочет вернуться к нам.

Панчо презрительно сжал губы.

–      Так-так, значит, пусть Клотильда работает, а он бу¬

дет гулять.

Как всегда, поведение Сеферино взорвало его.

–      Ясное дело, те, что гнут спину на пашне, дураки...

или гринго. Куда лучше валяться вверх брюхом, гарцевать

на скакуне да напиваться в трактирах и на постоялых дво¬

рах.

Предупреждая возражение жены, Панчо торопился

излить свое возмущение: он был не в силах больше сдер¬

живать себя.

–      Из-за таких, как он, нас, коренных жителей, считают

лодырями. Чего ж тут удивляться, что правительство

привозит к нам гринго, чтобы они засевали землю.

Озлобление, прозвучавшее в словах мужа, неприятно по¬

разило Элену, и она попыталась успокоить Панчо;

169

–      Никто не может назвать лодырем ни тебя, ни даже

Сеферино. Он занимается тем, что ему по нраву. Разве

быть объездчиком или погонщиком скота не значит рабо¬

тать?

Панчо, не слушая ее, высказал то, что давно накипело

у него на сердце:

–      Правительство считает нас лодырями, поэтому оно

хочет отнять у нас землю и отдать ее гринго. Но только я

не позволю, чтобы со мной так поступили!

И, словно давая понять, что он сказал все и больше на

эту тему говорить не желает, Панчо попросил:

–      Дай мне поесть, я поеду в селение отвезти зерно.

Он вошел в ранчо, сел за стол и позавтракал, не про¬

износя ни слова. Потом встал, прицепил к поясу нож и

молча вышел. Маноло, следивший за каждым движением

отца, подбежал к матери и что-то умоляюще зашептал ей

на ухо. Она нерешительно посмотрела на сына. Глаза ре¬

бенка все еще светились весельем, вызванным приездом

Сеферино, и ей было бы очень больно, если бы ей самой

пришлось погасить его, отказав мальчику в просьбе. Она

взяла Маноло за руку, подвела к телеге и сказала мужу:

–      Панчо, почему бы тебе не взять с собой Маноло?

Ну, что тебе стоит? Доставь ему удовольствие!

Панчо, уже сидевший на козлах, посмотрел на сына и,

поняв, как ему хочется, чтобы он согласился, ответил:

–      Ладно, пусть влезает.

Он помог ему взобраться на мешки с зерном и тронул

лошадей.

С высоты груженой телеги перед Маноло открылась

необычная панорама. Он увидел, что дорожная колея

тянется без конца, и вдруг понял, как огромна равнина.

Даже лошади, запряженные в телегу, теперь, когда он

смотрел на них сверху, казались не такими, как раньше,

словно превратились в каких-то других животных с под¬

вижными удлиненными телами и острыми спинами. Пора¬

женный своим открытием, он сидел тихо, не раскрывая рта.

Отец тоже не нарушал молчания, и лицо его хранило серь¬

езное, озабоченное выражение. Они медленно ехали, время

от времени минуя изгороди, загоны для скота и виднев¬

шиеся вдали редкие хуторки. Мальчик все подмечал, не

упуская ни одной подробности, словно перед ним развер¬

тывалось какое-то удивительное зрелище. Следил он и за

отцом, правившим упряжкой: когда надо, отец дергал вож¬

170

жи, чтобы объехать впадину, когда надо, взмахивал кну¬

том. Его так и подмывало щелкнуть языком или крикнуть,

чтобы подогнать лошадей, но он не отваживался на это,

видя, как серьезен отец. Панчо, не оборачиваясь, сидел на

облучке, его взгляд был устремлен на дорогу, терявшуюся

вдали. Маноло даже не решался задать ему хоть один

из тех вопросов, с которыми он постоянно приставал к

матери.

Однообразный пейзаж и молчание отца уже начали

утомлять Маноло, как вдруг он оживился, увидев всадни¬

ка, ехавшего им навстречу.

–      Добрый день, дон Панчо!—поздоровался тот, порав¬

нявшись с ними, и, придержав лошадь, спросил, чтобы за¬

вязать разговор: – Везете зерно на продажу?

–      Ага.

–      Хороший у вас нынче урожай?

–      Урожай неплохой, – неохотно ответил Панчо, – да

только платят мало, еле вернешь то, что потратил.

Всадник мрачно покачал головой.

–      Вечная история... Не стоит и сеять. К чему?..

Этот вывод возмутил Панчо.

–      Как к чему? Все равно надо работать! Хуже будет,

если все опять зарастет бурьяном.

Гаучо, не убежденный возражением Панчо, пожал пле¬

чами и поехал дальше, вскоре скрывшись из виду.

Подъезжая к селению, Панчо сразу заметил, что про¬

исходит что-то необычное. Можно было подумать, что он

привез зерно не в будний день, а в воскресенье. Женщины