Текст книги "Вспаханное поле"

Автор книги: Эрнесто Л. Кастро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Тут он вздрогнул и проснулся.

–      Что?.. Пора вставать?.. Дай мне портфель!

Элена не удержалась от смеха. Эмилио, придя в себя,

улыбнулся и пояснил:

–      Я думал, меня зовет Лаура. Привык, понимаешь

ли... Когда двадцать лет изо дня в день в один и тот

же час ходишь на службу, становишься каким-то

автоматом.

Он взял у нее из рук чашку и принялся пить мате, с

грустью поглядывая на поле.

–      Теперь, когда я состарился, – заговорил он, как

бы размышляя вслух, – я сомневаюсь в том, что посту¬

пил правильно, когда по настоянию Эстер похоронил себя

в канцелярии. Меня тянуло к земле, но по слабости ха¬

рактера я не смог поставить на своем и уступил ей.

Элена ощутила всю горечь этого неожиданного при¬

знания. С первой минуты их встречи ее поразила пере¬

мена, происшедшая с Эмилио, но только теперь она по¬

няла, что его гложет неотступная мысль о том, что он за¬

губил свою жизнь. Она нежно, как сестра, попыталась

ободрить его:

–      К чему вспоминать об этом? Мы с тобой уже люди

немолодые, и того, что было, нам не переделать. Что толку

жаловаться? Теперь уже поздно, Эмилио!

–      Да, теперь уже поздно и жалобы бесполезны, —

согласился он, и в голосе его прозвучала печальная по¬

корность судьбе. – У Панчо никогда не будет таких

сомнений, как у меня: он знал, чего хочет, и добивался

своего. Правда, он проявил не столько твердость, сколько

упрямство. Разве можно так цепляться за эту землю!

При этих словах Эмилио Элену с новой силой охвати¬

ли не оставлявшие ее тревоги и опасения, и, побледнев,

она спросила:

–      Ты привез плохие новости? Что случилось?

216

Настало время объясниться, и он без обиняков сказал:

–      Судебная палата удовлетворила иск наследников

Вильялобоса. Они признают, что генерал мог иметь на¬

мерение передать в собственность сержанту Сории и его

семье участок земли, но юридически документ, который

я представил от имени Панчо, законной силы не имеет.

Если бы Панчо поехал в Буэнос-Айрес, он смог бы прийти

к полюбовному соглашению с истцами... Конечно, еще не

все потеряно: наш адвокат подал апелляцию, и какой-то

шанс остается...

Элена похолодела и силилась совладать со своим от¬

чаянием. Искренне опечаленный Эмилио отвернулся, до¬

жидаясь, пока она придет в себя.

–      Боже мой, что станет делать Панчо, когда узнает

это? – простонала она. – Что теперь будет?

–      По правде сказать, – признался Эмилио, – я про¬

сто не знаю, как с ним говорить! Что ему сказать?

Он испуганно вздрогнул, заметив Панчо, который шел

через огород, и шепнул:

–      Вот он!

–      Не говори ему ничего, – тихо ответила Элена.—

Я сама поговорю с ним в нужный момент и, надеюсь, су¬

мею сказать правду так, чтобы он не принял это как

смертельный удар.

Она взяла пустую чашку, которую Эмилио все еще

держал в руке, и быстро ушла на кухню, чтобы оправить¬

ся от потрясения, пока ее не увидел муж.

Никому другому на ферме приезд Эмилио и Лауры не

принес так много радости, как Хулии. Повседневные встре¬

чи и разговоры укрепили взаимную привязанность деву¬

шек. Веселая и неугомонная Лаура втягивала Хулию в

свои проделки и шалости. Элена с удовольствием замеча¬

ла, как меняется дочь под влиянием двоюродной сестры.

Панчо тоже благожелательно смотрел на эту дружбу и

даже поощрял проказы племянницы, в которых иногда

принимали участие Клотильда и Пабло. Один только Ма-

ноло оставался равнодушным к этим забавам и держался

в стороне. Он не выказывал неприязни к Лауре, но и не

проявлял к ней симпатии. В часы сьесты, когда девушки

играли и веселились, бегая по всей ферме, он сидел у себя

в комнате и читал книги, которые привез Эмилио, выходя

только в том случае, если его звали или слышался свист

217

отца. Никогда прежде этот свист не раздавался так часто!

Панно яростно свистел всякий раз, когда замечал исчез¬

новение сына и догадывался, чем он занят. Всегда, даже

во время сьесты, он находил для него работу.

Для неугомонной Лауры тоже не существовало сьесты.

Они с Хулией бегали под палящим солнцем, и то на ого¬

роде, то в курятнике слышался их приглушенный смех.

Как-то раз, притомившись, они зашли посидеть в сарай.

Не прошло и десяти минут, как Лаура встала и напра¬

вилась к ручной мельнице повертеть рукоятку. Но тут ее

внимание привлек старый сундук.

–      Что в нем? – с интересом спросила она.

–      Ненужные инструменты и всякое старье, – отве¬

тила Хулия.

Лаура с трудом подняла крышку, скрипнувшую за¬

ржавелыми петлями, и на свет появились старые, уже не¬

нужные вещи, в том числе аспидная доска, стоптанные

башмаки и многое другое. Девушка принялась с любо¬

пытством рыться в этом хламе, и вдруг что-то привлекло

ее внимание. Она показала Хулии запыленную игрушку.

Это была старая кукла с деревянными руками и металли¬

ческими тарелками, которой Маноло играл в детстве. От

времени и безжалостного обращения она пришла в полную

негодность. Тем не менее, когда Лаура нажала ей на жи¬

вот, паяц, хотя и с трудом, свел руки.

–      Твоя игрушка?—спросила Лаура.

–      Нет, Маноло. Правда, потом и я с ней играла, пока

не запрятала ее так, что сама не могла найти.

Хулия умолкла и, прислушавшись, с тревогой шеп¬

нула:

–      Папа идет! Как бы он не увидел, что мы рылись в

инструментах.

–      Давай спрячемся! – предложила Лаура.

Они бросились к сложенным в бунт мешкам с зер¬

ном, и не успели укрыться за ними, как в сарай вошел

Маноло. Он направился в противоположный угол и взял

там несколько досок, которые, улучая минуты, когда отца

не было дома, он обстругал и отшлифовал, чтобы сма¬

стерить из них этажерку для книг. Лаура, сдерживая

смех, переглянулась с Хулией и, подойдя на цыпочках к

столярному станку, около которого стоял Маноло, нада¬

вила на живот паяца. Тарелки не зазвенели, но раздался

скрип, и этого было достаточно, чтобы Маноло вздрогнул

218

и обернулся. Едва взглянув на кузину, он уставился на

старую куклу в истрепанном и вылинявшем платье, кото¬

рая, несмотря на усилия Лауры, лишь неуклюже шевелила

трухлявыми полусгнившими руками. Лицо его исказилось

яростью, и, не спуская глаз с куклы, он замахнулся, буд¬

то хотел выбить ее из рук Лауры, но сдержался, повер¬

нулся спиной к девушке и вышел из сарая, не взяв досок.

Его неожиданное и странное поведение ошеломило и Лау¬

ру, и Хулию. Пораженные, они посмотрели друг на друга.

Потом Хулия пролепетала:

–      С чего это он?.. Что с ним случилось?..

–      Сама не понимаю. Я думала сделать ему приятный

сюрприз, а видишь, что вышло!.. Какой твой брат стран¬

ный!

Это происшествие испортило им настроение. Они мол¬

ча вернулись домой, и долго потом не было слышно их

смеха. Только в сумерки, когда Пабло поил лошадей, де¬

вушки подошли к нему поболтать.

Под навесом, глядя на поле, погружавшееся в темноту,

беседовали Эмилио и Панчо. Фермер, хотя и держался уже

не так натянуто, горячо спорил со свояком, отстаивая

свою точку зрения.

–      Вам, городским, все кажется легким. Надо сперва

побыть в нашей шкуре, а уж потом говорить.

Эмилио не менее горячо защищал свои взгляды.

–      Пойми меня, Панчо!.. Времена меняются, наступил

век механизации: один трактор с успехом заменяет десять

лошадей.

–      Это в книгах так говорится, да? До чего хорошо

для лодырей и белоручек! Только скажи на милость,

откуда у трактора возьмется навоз на удобрение, который

дают мне лошади?

Эмилио, раздраженный его насмешливым тоном, сухо

ответил:

–      Есть много способов удобрять поле.

–      Да, конечно! Но, уж во всяком случае, его не

удобришь бензином и дымом, – отпарировал фермер и

снисходительно засмеялся.

–      Уверяю тебя, Панчо, – начал задетый Эмилио,—

что с такими взглядами ты далеко не уйдешь. В конце

концов...

Он оборвал фразу, чтобы не сказать в запальчивости

того, о чем Элена просила молчать.

219

Панчо с беспечным видом пожал плечами. Потом, уст¬

ремив взгляд на прямые ряды всходов, терявшиеся в

сумраке, он снова заговорил, и слова его прозвучали так

проникновенно, что тронули Эмилио до глубины души:

–      Говоришь, далеко не уйду? Посмотрим... Тебя не

было здесь много лет, и ты сам видишь, что фермы не

узнать. Городским следовало бы время от времени рабо¬

тать в поле, чтобы понять, чего стоит хлеб, который они

едят. Здесь были только чертополох да бурьян, и мне

пришлось расчищать весь участок* Это делалось не в один

день и не само собой, – я не лежал вверх брюхом и не

почитывал книжки, а, сжав зубы, работал до седьмого

пота, себя не жалел, гнул горб и в вёдро и в непогоду.

В полутьме не видно было морщин, избороздивших

лицо Панчо, и он выглядел помолодевшим. Во всяком

случае, Эмилио он казался таким же, как много лет на¬

зад, когда он приезжал в город за Эленой. В нем чувство¬

вались та же фанатичная целеустремленность и та же

внутренняя сила, которые тогда произвели на Эмилио

такое глубокое впечатление. И он, отдавший долгие годы

чиновничьей карьере и страдавший теперь от сознания,

что бесплодно прожил жизнь, потратив ее на канцеляр¬

скую волокиту, испытывал чувство восхищения к свояку

и слушал его с величайшим уважением.

–      Поле не остается неблагодарным к тому, кто уха¬

живает за ним с любовью, – произнес фермер и замолчал,

увидев подходившую к ним Элену.

–      Ужин на столе, – сказала она. – Ступайте, а я по¬

зову девочек.

Панчо и Эмилио направились к кухне. Вскоре за ними

последовали Хулия, Лаура и Элена, а Пабло пошел по¬

звать Маноло, который читал у себя в комнате.

–      Пойдем ужинать.

Когда они вышли, Пабло с любопытством спросил:

–      Что у тебя вышло с Лаурой?

Маноло досадливо поморщился.

–      Так, глупости... Она решила подшутить надо мной

и показала мне одну вещь, о которой я забыл, и эта вещь

напомнила мне один неприятный случай.

Он потрогал старый шрам на лбу.

–      Она говорит, что даже испугалась, когда увидела,

как ты разозлился, – сказал Пабло.

–      Ах, так? Моя двоюродная сестрица – очень впе-

220

чатлительная особа, – съязвил Маноло. – Ей стоит уви¬

деть стаю птиц, как она начинает восторгаться. Послушать

ее, в поле все красиво и прелестно. – И, словно распа¬

ляясь от собственных слов, он продолжал с возрастаю¬

щим озлоблением: – Сразу видно, что она здесь гостья.

А вот пожила бы она тут подольше, да не гуляла бы, а

работала, как мы, походила бы за плугом и бороной, вот

тогда бы я ее спросил, по-прежнему ли ей все кажется

красивым да прелестным. Но она скоро уедет и небось

будет рассказывать знакомым, что в деревне очень мило,

что нам, фермерам, живется просто великолепно и что, не

будь мы лодырями, мы бы давно разбогатели.

Они остановились. Пабло смущенно смотрел на Ма¬

ноло, озадаченный его вспышкой, которую он сам нечаян¬

но вызвал. Вдруг из кухни раздался нетерпеливый свист

Панчо. Маноло вздрогнул, словно это свистнул хлыст,

которым его ударили по лицу.

–      Слышишь?.. Вот он, хозяин!.. Он так всегда со

мной: свистит, будто я лошадь или собака.

Он умолк и взял себя в руки, увидев мать, которая,

выйдя из дому, подошла к ним.

–      Пойдемте!.. Что вы здесь делаете?.. Ужин сты¬

нет, – сказала Элена.

Хотя темнота мешала ей всмотреться в лицо сына,

она заподозрила что-то неладное.

–      Что с тобой, Маноло?

–      Ничего, мама, я просто говорил с Пабло.

И, чтобы успокоить ее, он направился к дому и во¬

шел в кухню.

Панчо никогда не был особенно разговорчив за сто¬

лом. Но в этот вечер он охотно слушал болтовню Лауры

и даже смеялся от души ее остротам. Все веселились и

чувствовали себя непринужденно. Элена, казалось, забы¬

ла о дурных известиях, которые привез Эмилио. Правда,

время от времени она с беспокойством посматривала на

сына, но, так как Маноло тоже с интересом слушал Лауру

и, по-видимому, ничто его не тревожило, ее опасения

рассеялись.

–      Вы себе не представляете, дядя, как я рада, что

побывала у вас и узнала, что такое поле.

–      Лучше поздно, чем никогда, – смеясь, ответил

фермер, – Вы, столичные жители, совсем забыли о поле,

221

да и многие из здешних отворачиваются от него и уходят

в город, будто оно проклято. Горожане уже и не помнят,

что город – это тоже поле.

–      Что ты хочешь сказать?.. Не понимаю!—перебил

его Эмилио, удивленный этим утверждением. – Город —

это город! По крайней мере я так думаю.

–      Ну и ну! – засмеялся Панчо. – Трудно поверить,

но людям и в голову не приходит, что под асфальтом

земля, хоть ее и не видно. Дайте мне плуг и семена, раз¬

воротите асфальт, и я вам докажу, что эта земля тоже

поле, даром, что ее называют городом.

–      Вы правы, дядя, – согласилась Лаура. – Но для

меня настоящее поле здесь, и мне жаль, что послезавтра

мы должны возвращаться домой.

–      Ну, что ж, дочка, ты можешь приехать к нам

опять, когда вздумаешь, и гостить сколько захочешь, —

ласково ответил Панчо. – Ты всегда будешь здесь же¬

ланной гостьей.

–      Если бы это зависело от меня, – сказала она за¬

думчиво, – я бы через месяц приехала. Но разве папу

заставишь бросить дела?

Фермер повернулся к свояку и, улыбаясь, попросил:

–      Уж ты отпусти дочку. Да и тебе не мешает взять

отпуск и проветриться.

Но, прежде чем Эмилио ответил, Лаура тем проникно¬

венным тоном, который уже был ему хорошо знаком и ко¬

торый его всегда настораживал, сказала, обращаясь к

дяде:

–      Если я вас о чем-то попрошу, вы сделаете это?

–      Конечно, дочка! – благодушно ответил Панчо. —

Проси о чем хочешь!

Эмилио подозрительно взглянул на дочь, готовый

услышать какую-нибудь сумасбродную просьбу. Хулия

беспокбйно заерзала на стуле. Маноло, которого разбирало

любопытство и в то же время чрезвычайно удивляло, что

отец с такой необычной готовностью соглашался испол¬

нить каприз племянницы, смотрел то на нее, то на

него.

–      Дядя, – сказала Лаура, – позвольте Хулии по¬

ехать с нами на несколько дней в Буэнос-Айрес.

Фермер больше не улыбался.

–      Конечно, отпусти Хулию в Буэнос-Айрес, – горячо

поддержал дочь Эмилио.

222

Нахмуренные брови и плотно сжатые губы делали лицо

Панно еще более суровым. Он быстрым взглядом обвел

лица домашних. Хулия была взволнована, Элена всем

своим видом выражала согласие, а у Пабло было такое

лицо, точно он заранее знал о том, что произойдет.

Мануэль, судя по всему, выжидал, и Панно, попав¬

шему в ловушку Лауры, показалось, что он злорад¬

ствует. Ему стоило больших усилий не потерять самообла¬

дания.

–      Скоро уборка, – сказал он, – будет много работы...

Свояк, отметая этот довод, которым Панно хотел обо¬

сновать свой отказ, возразил:

–      Как раз сейчас самое время. К уборке Хулия вер¬

нется.

Ободренная поддержкой отца, Лаура сказала:

–      Я очень прошу вас, дядя, отпустите ее, пусть Ху¬

лия познакомится с Буэнос-Айресом.

Фермер посмотрел на дочь, но та, избегая его взгляда,

опустила глаза в тарелку. Маноло барабанил пальцами

по столу, и это действовало Панно на нервы. Ему не хоте¬

лось в присутствии сына нарушить обещание, которое он

неосмотрительно дал племяннице, но не хотелось и от¬

пускать Хулию. И не только потому, что ему было больно

расстаться с нею, но и по другой причине: он предчувст¬

вовал, что ее пребывание в Буэнос-Айресе не принесет

ничего хорошего. Это были смутные предчувствия, подоб¬

ные тем, которые терзали его много лет назад, когда Эле¬

на уехала учиться в институт.

–      Не у меня одного надо спрашивать разрешения,—

произнес он глухо. – Послушаем, что скажет мать.

Элена, к которой обратились все взоры, ласково улыб¬

нулась дочери, с волнением ждавшей ее слова. Она наме¬

ренно не повернулась к мужу, зная, что его властный

взгляд заставил бы ее отказать дочери. Раз Панчо пре¬

доставил ей решать, она это сделает, но по своему разу¬

мению. Не обращая внимания на выразительный взгляд

Маноло, который тоже пытался оказать на нее давление,

она ласково сказала Хулии:

–      Ты никогда не бывала нигде, кроме фермы, и, по-

моему, тебе неплохо было бы посмотреть Буэнос-Айрес.

Сейчас у нас работы немного, и несколько дней мы с Кло¬

тильдой обойдемся без тебя.

Лаура расцеловала тетку. Хулия наконец перевела

223

дух и улыбнулась Пабло. Эмилио, все еще не уверенный

в том, что вопрос решен, спросил свояка:

–      Значит, ты отпускаешь ее с нами?

Панчо, положив на тарелку вилку и нож, хриплым го¬

лосом произнес:

–      Мать разрешила – значит мне нечего сказать.

Он встал и, отодвинув стул, хмуро бросил:

–      Приятного аппетита.

Слегка прихрамывая, он направился к двери, не обер¬

нувшись, вышел во двор и скрылся в темноте,

X

Элена заметила, что после полдника Панчо против

обыкновения не лег отдохнуть, а оседлал лошадь. Уже

второй день он почти не разговаривал и под любым пред¬

логом уходил или уезжал из дому. Элена слишком хорошо

его знала, чтобы не догадываться о причине такого пове¬

дения. Но, как это уже бывало прежде, она ждала, что

он откажется от своей неуступчивости и согласится с тем,

чему противился теперь. За долгие годы супружеской

жизни она научилась терпеливо ждать, пока муж все взве¬

сит и успокоится.

Видя, что Панчо садится на лошадь, Элена, чтобы вы¬

яснить, как он настроен, спросила:

–      Ты поедешь на станцию проводить их?

–      Мне некогда. Пусть поедет Маноло, – сухо отве¬

тил он.

Она поняла, что муж все еще сердится, и, хотя он был

явно не расположен разговаривать, снова обратилась к

нему:

–      Ты знаешь, что они уезжают в пять часов? На¬

деюсь, ты вернешься к этому времени.

–      Угу, – неопределенно промычал он и, выпрямив¬

шись в седле, тронул лошадь и рысью выехал со двора.

Элена, озадаченная его поведением, с минуту смотрела ему

вслед. Эмилио, стоявший неподалеку и слышавший их

разговор, подойдя к ней, сказал:

–      Я не думал, что ему будет так не по нраву поездка

Хулии.

–      Ничего, он отойдет,– ответила она. – Я его хорошо

знаю, и для меня не новость, что он не любит, когда дети

уезжают с фермы.

224

Эмилио удивленно воскликнул:

–      Но ведь они уже не маленькие и имеют право по¬

видать другие места!

–      Я тоже так думаю, – грустно согласилась Элена,—

и хочу, чтобы Хулия поехала с вами. Панчо надо свык¬

нуться с мыслью, что дети могут когда-нибудь покинуть

ферму.

–      И он не должен препятствовать им, захотят ли они

обзавестись семьей или заняться делом, которое им боль¬

ше по сердцу, – с жаром заявил Эмилио. – Иначе он

эгоист!

Это обвинение показалось Элене несправедливым.

–      Панчо не эгоист, – возразила она. – Я знаю его

как саму себя. Нет, он не эгоист. Но он упрям, это прав¬

да. Именно упрям. Не будь он таким, это поле тоже не

было бы таким, каким ты его видишь. Из упрямства он не

захотел остаться на ферме моего отца, хотя документы

на нее были в полном порядке.

–      Да, да, совершенно верно!.. Этого я никогда не мог

понять. Почему он отказался от великодушного предло¬

жения твоей матери и Эстер и допустил, чтобы ферму

продали с аукциона? Если бы он согласился, то не попал

бы впросак, как теперь, и не было бы у него никаких не¬

приятностей.

Элена улыбнулась так нежно, что Эмилио удивленно

посмотрел на нее.

–      Он отказался от фермы из упрямства, – пояснила

она. – Чтобы никто не мог сказать, что Панчо Сория

женился на ферме, а не на дочери фермера.

–      Он сумасшедший, вот и все, – пробормотал Эми¬

лио, но нежность Элены была для него понятна. – Наде¬

юсь, Мануэль умнее. – Лицо Элены омрачилось тревогой,

и Эмилио, заметив это, спросил: —Что?.. Неужели он по¬

шел в отца?

–      Да, у него такой же характер, и именно поэтому

они не ладят.

–      Но почему? Что они не поделили?

–      Ничего не могу тебе сказать. Мне не раз казалось,

что Панчо ревнует меня к Маноло, потому что я люблю

их обоих.

Лицо Эмилио выразило сомнение.

–      Ну, что ты! Это нелепо!.. Разве можно ревновать

к сыну? Тогда он ревновал бы и к дочери.

15 э. л. Кастро      225

–      Дочь – другое дело. Хулия – женщина, и в ней

он видит меня.. Но, как ты сказал, это нелепая мысль,

и, хотя она долго мучила меня, я все же отбросила ее и

предпочитаю думать, что Панчо ведет себя так просто

потому, что хочет передать детям свою любовь к ферме.

Из дома послышался голос Лауры.

–      Тетя! Пойдите сюда! Мы не можем без вас закрыть

чемоданы!

–      Иду! – ответила Элена и, покинув зятя, вошла в

дом. Эмилио задумчиво направился навесу, намеренно

обходя Мануэля и Клотильду, которые на пороге кухни

укладывали в корзину провизию на дорогу.

Солнце клонилось к закату.

Тарантас был давно заложен, и вещи уже вынесли в

сени. Мануэль, оседлав свою лбшадь, подвел ее к дому.

Элена вышла на крыльцо и взволнованно спросила:

–      Отца все нет?

–      Нет.

Она вернулась в дом еще более встревоженная. При¬

унывшая Хулия встретила ее вопрошающим взглядом.

–      Пока не видно ни отца, ни Пабло, – сказала Эле¬

на, улыбнувшись, чтобы успокоить ее. – Но они скоро

приедут.

Однако Хулия понимала, что отец задерживается не¬

спроста.

–      Папа сердится на меня за то, что я уезжаю, и не

приедет проститься, – сказала она.

–      Чего доброго, мы из-за него опоздаем на поезд, —

проворчал Эмилио.

Ожидание становилось все более тягостным. Никто не

разговаривал. Со двора донесся крик Мануэля:

–      Пабло едет один!

Все вышли в сени, торопясь услышать, что скажет

Пабло. Но достаточно было посмотреть на его лицо, что¬

бы сразу догадаться, что он вернулся с дурной вестью.

–      Я доехал до участка Арречеа, но не нашел его, —

сказал Пабло.

Лица всех присутствующих выразили растерянность,

только Элена не поддалась общему замешательству и ре¬

шительно распорядилась:

–      Поезжайте, а то пропустите поезд. Ребята, несите

чемоданы!

226

Она вошла в дом в сопровождении Хулии, Лауры и

Эмилио, а Пабло и Мануэль стали укладывать вещи в

тарантас.

–      Пабло, проводи их, пожалуйста, на станцию, —

попросил Маноло.

Хотя эта неожиданная просьба была для Пабло очень

приятной, он заколебался.

–      Разве ты не хочешь поехать?

–      Хочу, но мне нужно остаться, чтобы поговорить с

матерью.

Пабло посмотрел ему в глаза и молча потупился с

таким видом, что Мануэль подумал, что он подозревает

или даже знает о разговоре, происшедшем в это утро

между ним и Панчо.

–      Я поругался с отцом, – сказал он. – Вчера Сефе-

рино сообщил мне, что в селении ходят слухи, будто он

проиграл тяжбу. Черт меня дернул передать это старику.

Зачем я это сделал?.. Он взбеленился и заорал, что,

вместо того чтобы заниматься хозяйством, я разношу

сплетни. Представляешь?.. Можешь мне поверить, я не на¬

мерен это больше терпеть – сыт по горло!

Пабло ничего не ответил. Оглянувшись, он увидел де¬

вушек, которые снова появились, уже готовые к отъезду.

За ними показались Элена и Эмилио. Из кухни вышла

Клотильда.

–      Мне очень жаль, что, навестив вас в кои-то веки, я

не мог сообщить вам более приятных новостей, – сказал

Эмилио. – Как только приеду в Буэнос-Айрес, справ¬

люсь о результатах апелляции. Не надо отчаиваться, у

нас очень хороший адвокат.

Элена заставила себя улыбнуться, чтобы не омрачать

минуты расставания.

–      Как бы там ни было, спасибо за все. Жаль, что мы

не смогли принять вас лучше.

–      Лаура просто чудесно провела время. Что до меня,

то я будто снова пережил молодость – самые счастливые

годы моей жизни.

Эмилио задумчивым взглядом окинул окрестность.

Ему вспомнилась равнина, какой она была в те далекие

дни, когда он со своим начальником разъезжал по ней,

измеряя земельные участки, – гладкая как скатерть, по¬

росшая бурьяном, без изгородей и межевых знаков. То

был огромный простор почти нетронутой и неразведанной

227

15*

земли, где кишмя кишели дикие твари. Он сравнивал с

этим простором то, что видел теперь, – возделанное поле,

на котором колыхался маис, а на горизонте – купы деревь¬

ев и мельницы. Это превращение было делом рук таких

людей, как его тесть и Панчо, их труд дал осязаемые

плоды. Он сопоставлял этот труд со своим трудом, и ему

было горько сознавать, что большую часть жизни он про¬

вел, визируя и подписывая бумаги, которые даже не он

составлял, и что, когда он умрет, он не оставит после се„бя

никакого следа – только бланки, одни только бланки,

заполненные цифрами, и гору формуляров, которые будут

съедены крысами или сожжены.

–      Ну, что ж, Элена, – сказал он, со слабой улыбкой

протянув ей руку, – поеду опять корпеть над бумагами,

опять изо дня в день отсиживать в канцелярии положен¬

ные часы.

–      Прощай, Эмилио! – взволнованно ответила она и

обняла его.

Растроганный и смущенный, он попрощался с Кло¬

тильдой и подошел к Пабло пожать ему руку, но тот ска¬

зал:

–      Я поеду с вами – провожу вас на станцию.

–      Разве Маноло не поедет?

Мануэль, уже попрощавшийся с сестрой и кузиной,

выступил вперед и объявил:

–      Я остаюсь!.. Счастливо вам доехать! До скорой

встречи!

Он пожал руку дяде и подошел к матери. Пабло вско¬

чил на лошадь, а Хулия, взяв в руки вожжи, еще раз по¬

прощалась:

–      До свиданья, мама! До свиданья, Маноло!.. Пере¬

дайте привет папе!

Тарантас тронулся и в сопровождении Пабло выехал

за ограду. Опять послышались прощальные приветствия

Хулии, Лауры и Эмилио. Элена, Маноло и Клотильда

ответили им. Скоро голоса смолкли, но еще белели плат¬

ки, которыми махали девушки. Мануэль смотрел на мать,

вставшую на цыпочки, чтобы подольше их видеть. Она с

волнением вспоминала, как много лет назад она вот так

же уезжала с Эстер, покидая Панчо. Тарантас уже скрыл¬

ся из виду. Клотильда уголком фартука вытерла глаза и

ушла в кухню, оставив мать и сына одних. Маноло, видя,

что мать взволнована, решил не говорить с ней о своем

228

деле, чтобы не огорчать ее еще больше. Но Элена, обер¬

нувшись к нему, неожиданно спросила:

–      Почему ты не поехал их проводить, как наказал

отец?

Упоминание об отце вывело его из равновесия, и, за¬

быв о намерении пока не посвящать мать в свои планы,

он сказал:

–      Я остался, чтобы поговорить с тобой.

Элена посмотрела на сына, и ее сердце сжалось в

мрачном предчувствии, когда она увидела его нахмурен¬

ный лоб и желваки, ходившие на щеках, совсем как у

Панчо.

–      Поговорить со мной? О чем?

Он заколебался, снова подумав о том, какую боль при¬

чинят матери его слова.

–      Говори, сынок! В чем дело?

Опустив глаза, он глухо проговорил:

–      Я хочу уйти с фермы.

–      Уйти с фермы? – прошептала она, подавленная

тем, что ее догадки подтвердились. – Почему? Чего тебе

здесь не хватает?

–      Как тебе сказать? Всего хватает, а дышать нечем.

Я ненавижу работу на ферме и... не лажу с папой. Я знаю,

что должен его уважать, но чувствую, что когда-ни¬

будь взорвусь, и не хочу, чтобы до этого дошло. Пони¬

маешь?

Он твердо посмотрел ей в лицо, Элена больше не сом¬

невалась, что его решение непоколебимо.

–      Понимаю, – ответила она.

Элена сказала это так, словно предвидела то, о чем ей

говорил сын, хотя и не скрывала своего горя. Увидев, что

мать задрожала, вся похолодев, точно кровь застыла у

нее в жилах, и понимая, как она страдает, Маноло с го¬

речью воскликнул:

–      Зачем ты научила меня читать и мечтать?.. Если

бы ты вырастила меня таким же, как дети других ферме¬

ров, я был бы доволен своей судьбой и не думал бы ни

о чем другом.

Элена улыбнулась и с бесконечной нежностью про¬

говорила:

–      Нет, сынок. Можно научить человека читать книги,

но нельзя научить его мечтать. У каждого свои мечты. Ты

мечтаешь об одном, я о другом.

229

Мануэль растроганно посмотрел на нее. Но, прежде

чем он успел что-нибудь сказать, она попросила:

–      Разреши мне поговорить с отцом.

–      Он не захочет ничего слушать, – безнадежно вздох¬

нул Маноло.

–      Подожди, вот увидишь, все уладится. Да и не мо¬

жешь же ты вдруг уйти куда глаза глядят.

–      Я разговаривал с Эрнандесом. Он возьмет меня на

работу в механическую мастерскую, а жить я буду в селе¬

нии, с дядей Сеферино.

Элена огорчилась, узнав, что сын уже действует само¬

стоятельно, но все же настойчиво повторила:

–      Во всяком случае, Маноло, дай мне поговорить с

отцом. Все будет хорошо.

Ничуть не веря в успех ее посредничества, он тем не

менее кивнул в знак согласия и, засунув руки в карманы,

направился к кухне.

Сгущались сумерки, и, по мере того как угасал день,

в поле все затихало. Птицы слетались к деревьям, где

свили себе гнезда. Стадо медленно брело на водопой.

Панчо шагом возвращался на ферму. Он выехал из дому,

сурово хмурясь и твердо держась в седле, а теперь ехал,

расслабив мышцы и опустив голову. Но время от времени

он выпрямлялся и, грозно сверкнув глазами, сжимал ру¬

коять плетки. Лошадь, почуяв шенкеля и повод, прибав¬

ляла ходу, но потом опять переходила на шаг, как бы со¬

образуясь с неторопливыми мыслями всадника. Панчо

вспоминал сцену, разыгравшуюся в местном суде. Он по¬

ехал туда, чтобы наконец выяснить вопрос о своих правах

на ферму и положить конец болтовне. Судья, приняв его,

объявил, что собирался сообщить ему о судебном реше¬

нии и что его приезд упрощает дело, а затем прочел это

решение таким резким и повелительным голосом, что Пан¬

чо вскипел:

–      По-вашему, выходит, поле не мое, и я должен его

освободить?.. Как бы не так!.. Хотел бы я посмотреть

на того, кто у меня его отнимет!

Лицо Панчо исказилось гневом, а глаза мрачно сверк¬

нули, и судья сразу сбавил тон. Тем не менее он предло¬

жил Панчо подписать бумагу, предупредив его, что в про¬

тивном случае его поведение будет рассматриваться как

неповиновение властям.

230

–      Вот что, приятель, запомните:      я живу на своей

земле, и никто меня оттуда не выгонит, – ответил Панно

и вышел, оставив судью с бумажкой в руке.

Он уже не успевал вернуться на ферму, чтобы про¬

ститься с Эмилио, Лаурой и Хулией. Да и не до того ему

было.

Панно привстал в стременах, чтобы получше усесться

в седле, которое теперь, когда он разволновался, казалось

ему неудобным. Лошадь было помчалась галопом, но он,

рассвирепев, осадил ее, изо всей силы рванув поводья:

его привела в ярость мысль о тех, кто хотел отнять у него

ферму. «Опять эти стервятники зарятся на мое поле!..

У них прямо слюнки текут!.. Конечно, им не терпится со¬

рвать куш, но, после того как я нынче осадил этого крюч¬

ка, у них надолго пропадет охота ко мне приставать».

Он знал, как обращаться с этими людьми, и ему было

не занимать твердости и упорства. Слишком много лет

он боролся за эту землю, и жена могла подтвердить, что

ему ничто не досталось даром. Лошадь, почувствовав, как

ослабли удила и обмякли ноги всадника, сбавила шаг.

Ехать, покачиваясь, точно в люльке, стало приятно, а

седло опять показалось ему широким и удобным.

Да, никто лучше Элены не знал, чего ему стоило под¬

нять хозяйство, потому что она с первых дней делила с

ним труды и лишения. Но Панчо выводили из себя не