Текст книги "Вспаханное поле"

Автор книги: Эрнесто Л. Кастро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

бенок? – спросил он тоскливо.

–      Да. Зарежь его до восхода солнца. Потом поезжай

куда-нибудь за яйцами. Только яйца и жир могут их выле¬

чить,– произнесла она не допускающим возражений тоном.

Юноша посмотрел на отца и на Марселину. Не столько

на отца, сколько на Марселину. Он увидел ее осунувшееся

и пылающее лицо и почувствовал веяние смерти, неизбеж¬

ной, если не пожертвовать любимцем. Еще колеблясь, он

потрогал нож, висевший у него на поясе. Потом опять

* Гуаличо – злой дух у гаучо.

5 Э. Л. Кастро      31

посмотрел на лицо Марселины и вышел. Жеребенок зар¬

жал и, подбежав к Панчо, понюхал его руки в надежде по¬

лучить, как обычно, кусочек хлеба. При свете луны была

отчетливо видна белая звездочка у него на лбу. Но Панчо

видел перед собой лишь измученное лицо крестной. Он от-

бел жеребенка в сторону от корраля и, сжав в одной руке

нож, другой провел по его шее, нащупывая вену. Клокота¬

ние хлынувшей крови заглушило предсмертный хрип рух¬

нувшего животного. Нож выпал из окровавленных рук

Панчо. От яростного ржания саврасой кобылы у него во¬

лосы встали дыбом. Он ошеломленно посмотрел на собак,

сбежавшихся лакать кровь, к, вскипев, расшвырял их пин¬

ками. Это дало выход его нервному напряжению. Тем не

менее у него не хватило сил довести дело до конца, и он

вернулся в ранчо.

На столе, угасая, мигала свеча. Слабый свет углей,

тлевших в очаге, едва освещал закутанную в мантилью

голову знахарки.

–      Ну, что?.. Зарезал?

–      Да, только я не стал его пока свежевать, в такую

темень ничего не видно,– ответил он и тяжело опустился

на скамейку.

–      Как только начнет светать, принеси мне жир, я его

растоплю.

–      Ладно.

У      него слипались глаза, и через минуту он задремал.

Внезапно вздрогнув, Панчо проснулся и встретил устрем¬

ленный на него пронизывающий взгляд знахарки.

–      Я как раз собиралась тебя будить, пора идти за

жиром,– напомнила она.

В щели двери пробивались солнечные лучи. Панчо

сразу вскочил и, охваченный тревогой, побежал к туше жи¬

вотного, которую рвали собаки. Хотя они уже досыта на¬

жрались, Панчо все же успел спасти от них кусок жиру, ради

которого пожертвовал жеребенком. Как только он отдал

жир знахарке, та раздула огонь в очаге и поставила на

него горшок.

–      Теперь достань мне яиц,– сказала она и, чтобы

подстегнуть его, добавила, указывая на Марселину:– Это

для нее, понимаешь? Чтобы оспа вышла наружу. Не то

она умрет.

Панчо тут же вскочил на лошадь и поскакал. Он ехал

наугад, сам не зная куда. Потом подумал: «Не податься

82

ли мне на ферму дона Томаса: у него есть куры. Навер¬

ное, он в поле». Но в поле он фермера не нашел и поехал

по тропке, которая вела к его дому. Единственная на фер¬

ме собака, возвестив лаем о приезде Панно, заметалась по

двору и вспугнула кур. Куры были всякие – белые, пест¬

рые, черные.

Из дому вышла девушка – младшая дочь фермера.

–      Что вы хотите?.. Кого вам надо?..– резко спросила

она.

–      Дома хозяин?—не спешиваясь, осведомился Пан¬

но, обескураженный таким приемом.

–      А зачем он вам?

Несмотря на неприветливый тон девушки, Панно объяс¬

нил:

–      Я хотел спросить, не сможет ли он дать мне яиц

черной курицы: они нужны знахарихе для лечения.

Девушка усмехнулась и дерзко поправила его:

–      Не знахарихе, а знахарке.

–      Все одно! – раздраженно отозвался он.

–      Не все одно, а все равно.

–      Ну, мне сейчас не до этих выкрутасов!—вспылил

Панно, едва удержавшись от крепкого словечка, и тронул

лошадь, собираясь уехать, но тут же натянул поводья, сму¬

щенный появлением второй сестры. Та, слегка покраснев,

любезно улыбнулась ему.

–      Добрый день... Вам что-нибудь нужно?

–      Да... – запнувшись, проговорил Панно. – Я хотел...

Мне нужно... видеть хозяина. Он дома?

–      Дома. Слезьте с коня, я сейчас схожу за ним.

И она побежала к навесу, крича:

–      Папа! К тебе приехали!

Панно спешился, но не отошел от лошади. Послышался

голос дона Томаса:

–      Иду, Элена.

Это имя врезалось ему в память. Быть может, не будь

здесь младшей сестры, следившей за ним, его суровое ли¬

цо осветила бы улыбка. Вытирая руки о штаны, пришел

дон Томас.

–      А, это ты!.. Чем могу служить? – воскликнул он,

улыбаясь.

Ободренный его дружелюбным тоном, Панно повторил

свою просьбу. Озадаченный дон Томас спросил:

–      Обязательно от черных кур? Есть у меня и черные,

S3

6*

только не понимаю, почему тебе нужны яйца именно от

них.

–      Они помогают от оспы, понимаете?.. Так говорит

знахари... знахарка.

Он поправился, чтобы избежать насмешки со стороны

младшей сестры, но тут же пожалел об этом и сказал:

–      Они нужны знахарихе!

Слова Панчо произвели на дона Томаса слишком силь¬

ное впечатление, чтобы он обратил внимание на заминку.

–      От оспы? У тебя кто-нибудь болен оспой?

–      Ага, крестная и отец,– подтвердил Панчо.

–      И их, значит, лечит знахарка... Не знаю, зачем ей

понадобились яйца, но бери их, раз нужно.

И он приказал Элене:

–      Дай ему яйца. Я постараюсь как можно скорее осво¬

бодиться и съезжу посмотреть, что там делается у них на

ранчо.

Заметив, с каким интересом младшая дочь слушает их

разговор, дон Томас сурово бросил:

–      А ты, Эстер, ступай к матери, тебе здесь нечего

делать.

Через несколько минут Панчо вскочил на лошадь, дер¬

жа в руке шляпу, полную яиц. Хотя ему нужно было то¬

ропиться, он обернулся, чтобы попрощаться с Эленой, и

тут увидел показавшуюся на пороге дома женщину, оче¬

видно, мать девушек, которой что-то говорила Эстер. Он

помчался вскачь, окрыленный верой, что в его руках —

надежное средство от оспы, которое излечит крестную и

отца. Теперь ему было все нипочем, даже палящий зной.

К тому же вдали, у самого горизонта, впервые за много

дней на небе показалась туча, быть может, вожак воздуш¬

ного каравана.

Фермерша смотрела вслед всаднику, пока он не скрыл¬

ся из виду. Потом раздраженно окликнула мужа:

–      Томас! Томас!

Тот снова вышел из-под навеса, куда вернулся, когда

Панчо уехал.

–      Что тебе надо? К чему эти крики?

–      Ты сказал, что /поедешь к этим людям?

Дон Томас пристально посмотрел на Эстер. Она опусти¬

ла голову.

–      Да, я обещал приехать к ним, как только освобо¬

жусь,– подтвердил он.

84

–      Ты же знаешь, что там оспа... Или ты хочешь при¬

везти заразу домой? – накинулась на него жена.

Фермер с улыбкой напомнил ей:

–      Нам ведь прививали оспу, не бойся.

–      Боже мой, ну что за наказание! Неужели ты забыл,

что у девочек оспа не привилась?

Лицо дона Томаса омрачилось тревогой. Но, глядя не

на жену, а на Элену, слушавшую их разговор, он медленно,

как человек, который взвешивает каждое слово, сказал:

–      Все мы в руке божьей. Опасно это или нет, я поеду!

Они тоже люди!

И он вернулся под навес кончать работу.

Когда Панчо вошел в дом, его вера в исцеление отца

и крестной пошатнулась. Сория, казалось, лишился рас¬

судка, Марселина кричала в бреду. Знахарка была по-

прежнему невозмутима и глуха к воплям больных. Взяв

яйца и положив их на горячие угли, она снова принялась

наливать в горшочки растопленный жир. Такое равноду¬

шие вывело Панчо из себя.

–      Тетя Хуана, долго им еще мучиться? —спросил он.

Не отвечая на вопрос, старуха сказала, кивнув в сто¬

рону дона Ахенора:

–      Помоги мне вынести его на солнце и натаскай по¬

больше хвороста.

Панчо хотел было ослабить веревку, которой отец был

привязан к кровати, но знахарка закричала:

–      Не развязывай его!.. Оставь, как есть, и помоги

мне.

Они вдвоем подняли кровать с больным и вынесли ее

во двор. Пока Панчо собирал сухой чертополох, знахарка

сорвала с Сории белье и стала мазать его тело жиром же¬

ребенка. Дон Ахенор, словно его помутившееся сознание

внезапно прояснилось, в ужасе закричал, пытаясь разорвать

веревки.

–      Отвяжите меня!.. Дайте мне умереть спокойно!.. Пу¬

стите меня!..

Кончив мазать Сорию жиром, старуха разложила черто¬

полох вокруг кровати, потом принесла из кухни головню

и подожгла его со всех сторон. Дон Ахенор лежал непод¬

вижно, будто не видел пламени и не чувствовал жара.

Старуха подкладывала в костер прутья и раздувала огонь,

пока больной не начал биться. Тогда она бросилась на не¬

85

го и стала таскать за волосы с таким остервенением, что

в руках у нее остались целые пряди. Сория взвыл от му¬

чительной боли. Жир у него на теле растопился от солнца

и огня. Он весь покрылся испариной. Наконец знахарка

прекратила пытку. Убедившись, что силы окончательно

оставили Сорию и он потерял сознание, она обернулась

к Панчо, который едва держался на ногах и был не в со¬

стоянии поднять голову, и сказала:

–      Теперь черед тетушки Марселины.

При одной мысли о том, что крестной предстоит пре¬

терпеть такие же муки, юноша содрогнулся.

–      Вы будете делать с ней то же самое? – спросил он.

–      Нет, не то же самое,– важно ответила старуха.—

У нее оспа не вышла наружу... а это плохо.

Они вошли в ранчо. Знахарка перевернула яйца на уг¬

лях и зашамкала заклинания. Панчо подошел к крестной

и осторожно погладил ее по лицу. Больная открыла помут¬

невшие глаза и проговорила в бреду:

–      Франсиска... береги сына.

Подошла знахарка с горячим яйцом. Когда Марселине

обожгло рот, она закричала.

–      Не надо, тетя Хуана, не надо,– взмолился Панчо,

схватив за руку старуху.

Она бросила на него холодный и властный взгляд и

отрезала:

–      Или оспа выйдет у нее наружу, или она умрет.

Обезоруженный этой суровой альтернативой, Панчо вы¬

бежал из дома и заткнул уши, чтобы не слышать стонов.

Однако он все же услышал бешеный лай собак, напустив¬

шихся на тарантас дона Томаса. Едва фермер соскочил на

землю, как натолкнулся на привязанного к кровати и об¬

мазанного жиром дона Ахенора.

–      Что это значит?

–      Знахариха выгоняет из него хворь,– объяснил

Панчо.

Ошеломленный этим объяснением, дон Томас догадался,

в чем дело, и пришел в негодование:

–      Какая хворь, какая знахарка! Его же убивают!..

Чтобы лечить людей, в селении есть врачи! Как ты до¬

пускаешь такую ересь?

Тут он услышал вопль, раздавшийся в ранчо, и, не ко¬

леблясь, вошел туда в тот момент, когда старуха прикла¬

дывала ко рту больной еще одно горячее яйцо.

86

–      Оставь ее, ведьма!.. Вон отсюда!—крикнул дон

Томас и оттолкнул старуху.

Знахарка взвилась, как змея, и, как змея, прошипела:

–      Проклятый гринго!

Пропустив оскорбление мимо ушей, дон Томас, решив¬

ший взять дело в свои руки, обратился к Панчо:

–      Отвези их сейчас же в селение, и пусть их осмотрят

врачи.

Но Панчо, которого вмешательство фермера поставило

в неловкое положение, пренебрег этим советом. А старуха,

задыхаясь от ярости, презрительно фыркнула.

–      Подумаешь, доктора!.. Да, они грамотеи, только

проку нет от ихней учености. Что ж, отвези к ним боль¬

ных, посмотришь, что они сделают... Дона Ахенора я выле¬

чила, а тетушке Марселине и я не помогу, и никто другой

не поможет.

Потрясенный этим беспощадным приговором, Панчо, за¬

пинаясь, сказал:

–      Вы думаете... думаете, что... крестная...

–      Умрет – ее одолела оспа,– уверенно изрекла стару¬

ха.– Никому ее не вылечить, а уж докторам и подавно.

Они выходят дона Ахенора, потому что я выгнала из него

хворь, но Марселину – ни за что.

Горе юноши тронуло дона Томаса.

–      Давай-ка положим их в мою повозку и отвезем в.

селение,– снова предложил он.

Теперь, когда знахарка признала Марселину безнадеж¬

ной, Панчо послушался его совета, и они перенесли боль¬

ных в тарантас. Тем временем старуха собрала свои горш¬

ки и снадобья и, не глядя на мужчин, стала седлать пони.

Вдруг она подняла голову и внимательно посмотрела на

тучу, сгущавшуюся над равниной. Панчо уже поставил но¬

гу в стремя, но, спохватившись, подбежал к знахарке —

помог ей затянуть подпругу и, желая задобрить старуху,

которая, видимо, рассердилась, сказал почтительно и сми¬

ренно:

–      Тетя Хуана, если вы думаете, что сможете выле¬

чить крестную, я ее оставлю.

–      Я тебе сказала, что ее одолела оспа и никто ее не

вылечит. Что ж, потешь этого гринго, который верит в

докторов. Многого они стоят! Чем ученее, тем никчемнее.

С помощью юноши она взобралась на пони и выехала

на дорогу, сопровождаемая собаками. Фермер тронул ло¬

87

шадей, и тарантас, возле которого верхом ехал Панчо, ско¬

ро нагнал старуху и оставил ее позади, окутанную обла¬

ком пыли.

Она даже не взглянула на них. Напротив, Панчо, преис¬

полненный суеверного почтения к знахарке, то и дело огля¬

дывался на нее. Фигура старухи на бескрайном просторе

сливающейся с небом земли с каждой минутой уменьша¬

лась, превращаясь в крохотную точку, и наконец пропала

совсем, скрывшись в пыли и в тени, которую отбрасывала

на выжженную равнину все более сгущавшаяся туча.

Как только они приехали в селение, дон Томас справил¬

ся у встречного крестьянина, где находится лазарет. Тот,

отвечая на вопрос, увидел, что в повозке больные, и в стра¬

хе поспешил уйти. Такой же страх выказывали все, кто с

ними сталкивался. Наконец они добрались до оспенного

барака. Фермер отправился за санитарами, а Панчо спе¬

шился и подошел к больным, которые лежали без дви¬

жения, как мертвые. Подавленный, он не мог отвести взгля¬

да от Марселины, пока его внимания не привлекла женщи¬

на, которая вышла из барака и направилась к нему. Это

была Клотильда. Не заметив больных, она взволнованно

спросила:

–      О Сеферино ничего не слышно?

Панчо разозлил этот неуместный вопрос. Но тут Кло¬

тильда увидела, кто лежит в тарантасе, и воскликнула:

–      Мать Сеферино!.. Что у нее, оспа?..

–      Ага,– мрачно подтвердил Панчо.

Подошел дон Томас.

–      Говорят, чтобы мы сами внесли больных,– сказал

он Панчо.– Здесь все и так сбились с ног.

Они подняли Марселину и отнесли ее в переполненный

барак, где с трудом нашли свободную койку. Клотильда

осталась возле больной, а они пошли за доном Ахенором,

которого положили на матрас, разостланный прямо на полу.

–      Так ,– сказал фермер,– врачи их осмотрят, как

только освободятся. А нам велели как можно скорее ухо¬

дить отсюда.

–      Не могу же я их оставить одних, без присмотра! —

запротестовал Панчо.

–      Ничего, ступай, я за ними присмотрю,– участливо

сказала Клотильда. – Я каждый день сюда прихожу к

хозяину. Если что-нибудь понадобится, я дам тебе

знать.

88

Немного успокоенный этим обещанием, Панчо вышел.

Он привязал свою лошадь к задку тарантаса и сел на коз¬

лы возле дона Томаса.

Они долго ехали молча. Селение осталось позади, во¬

круг опять расстилалось открытое поле. Солнце, столько

дней ослепительно сверкавшее над равниной, померкло —

небо заволакивали тучи.

–      Ну, сегодня будет дождь,– сказал дон Томас.

–      Ага,– проронил Панчо, поглощенный своими ду¬

мами.

–      Чего доброго, вымокнем, пока доедем,– продолжал

фермер, желая расшевелить парня.

–      Ага.

Дон Томас искоса посмотрел на него и умолк.

На горизонте, среди черных туч, зазмеилась молния.

Стало совсем сумрачно, как всегда бывает перед грозой.

Лицо фермера засияло радостью.

–      Скоро дождь покончит с засухой и с оспой! – вос¬

кликнул он.

–      Может быть...

–      Кстати, что ты думаешь теперь делать?.. Ведь ты

пока будешь один.

Панчо удивленно поднял глаза на него.

–      Я?.. Буду ходить за лошадьми! Что же мне еще де¬

лать?

–      То, что делаю я. Пахать и сеять... В этой стране

каждый, кто живет трудом, должен обрабатывать землю.

Особенно теперь, после дождя.

–      Ага,– нехотя отозвался Панчо, впадая в прежнюю

апатию.

Подул свежий ветер, поднимая вихри пыли. На темном

небе вспыхивали сполохи, запахло влажной землей. Дон

Томас подстегнул лошадей. Вдруг со страшным грохотом

ударила молния, на мгновение озарив все вокруг ослепи¬

тельно-ярким светом. Лошади рванулись и понесли. Фер¬

мер, стоя на козлах, обеими руками изо всех сил натяги¬

вал вожжи, стараясь их сдержать.

Мимо Панчо пронеслась его лошадь, и он даже не успел

ей свистнуть. Правда, он видел, что она помчалась к поч¬

товой станции, но ему было досадно, что домой придется

добираться пешком. Хлынул проливной дождь. Упряжка

сбавила ход, и, наконец совладав с нею, дон Томас повер¬

нул к ферме.

89

–      Остановите! Я здесь слезу! – крикнул Панчо, при¬

готовившись соскочить.

–      Что ты? В такой дождь? Ни в коем случае! Ты по¬

едешь ко мне,– объявил дон Томас.

Скоро он остановил тарантас во дворе фермы. Они

слезли и зашли под навес. На лице Панчо была написана

досада, лицо фермера, напротив, светилось веселой улыб¬

кой. Но и дон Томас слегка помрачнел, встретив хмурый

взгляд жены, вышедшей на крыльцо.

–      Эй, Энкарнасьон,– сказал он.– Дождь привел к нам

гостя. Приготовь-ка ужин!..

Женщина вошла в дом. Дон Томас провел Панчо в ком¬

наты. Тот сразу заметил Элену. При его появлении она

подняла голову от учебника, который просматривала вме¬

сте с Эстер.

–      Садись и будь как дома,– сказал фермер и, усадив

Панчо, тоже сел, снял сапоги и надел домашние туфли, ко¬

торые подала ему Элена.

Донья Энкарнасьон, не оборачиваясь, возилась с ка¬

стрюлями. Панчо интуитивно чувствовал, что угрюмость хо¬

зяйки вызвана его присутствием, и, несмотря на радушие

дона Томаса, ему было не по себе. Он охотно ушел

бы, хотя дождь лил все сильнее. Фермер поставил себе

на колени ящичек с табаком и, сворачивая сигарету,

сказал:

–      Я посоветовал тебе дорогой обрабатывать землю,

потому что не раз видел, как ты внимательно следишь за

мной, когда я работаю в поле. Мне кажется, тебе нравится

земледелие. Если это так, тебе нужно попрактиковаться,

чтобы изучить это дело.

Панчо заметил, что Элена и Эстер оторвались от заня¬

тий и смотрят на него. Ему было неприятно, что он ока¬

зался в центре внимания девушек.

–      Может быть...– сказал он уклончиво.

–      И если я тебя спросил, чем ты собираешься зани¬

маться, пока будешь один, то потому, что хотел предложить

тебе поработать некоторое время со мной.

Его прервал грохот упавшей на пол кастрюли.

–      В чем дело, Энкарнасьон?

Женщина, будто не слышала слов мужа, проворчала,

обращаясь к Элене:

–      Ты, кажется, могла бы накрыть на стол. Чего ты

ждешь?

SQ

Девушка отложила книгу и вместе с сестрой расставила

приборы.

Фермер продолжал:

–      Обдумай хорошенько мое предложение, а там как

знаешь... Видишь, дождь идет? Это – благодать для земли!

Свет лампы, струясь через открытую дверь, отражался

в воде, подобно прозрачному занавесу, падавшей с крыши.

Предгрозовую мглу сменила ночная тьма. Порою зарево

пожара, зажженного в небе молниями, освещало исхлестан¬

ное ливнем поле и затопленную пашню.

Донья Энкарнасьон принесла блюдо с едой и буркнула:

–      Прошу к столу!

Фермер указал гостю место подле себя. Все сели и при¬

нялись за ужин. Хотя у Панчо во рту давно не было ни

крошки, он чувствовал такую робость в этой обстановке,

столь отличной от той, к которой он привык, что едва при¬

касался к еде. Он только и думал о том, как бы поскорее

уйти. Но поминутно гремели раскаты грома, и дождь не

утихал.

–      Ну, разыгралась непогода, не скоро уляжется,– за¬

метил дон Томас.– Придется тебе заночевать у нас.

–      Только этого не хватало! – заупрямился Панчо.—

Я уже и так доставил вам беспокойство. Да и долго ли

доскакать до ранчо?

–      А лошадь-то где?—с улыбкой спросил фермер.—

И потом, тут нет никакого беспокойства: под навесом у нас

стоит кровать, на ней и ляжешь.

Быть может, предложение мужа и не понравилось донье

Энкарнасьон, но она промолчала. Впрочем, во время ужи¬

на она вообще не проронила ни слова. Но морщины у нее

на лбу залегли еще глубже. Явно раздосадованный ее не¬

приветливостью, дон Томас настоял на своем:

–      Нечего больше толковать: переночуешь у нас.

Панчо попал в неловкое положение и, видя, что девушки

начали убирать со стола, сказал:

–      Сегодня у меня был тяжелый день. Если позволите,

я пойду спать!

–      Правильно,– отозвался фермер,– я тоже устал.—

И, обращаясь к Элене, приказал: – Принеси одеяло...

Он запнулся, пытаясь вспомнить имя гостя, потом улыб¬

нулся и сказал:

–      Вот ведь забавно: подумай только, я не знаю, как

тебя зовут.

91

–      Панчо, папа,– вырвалось у Элены, но, заметив, что

мать и Эстер смотрят на нее, весьма удивленные такой ос¬

ведомленностью, она почувствовала, что краснеет, и убежа¬

ла за одеялом. Панчо, смущенный не менее ее, уставился

в пол. Минуту спустя он едва слышно попрощался и вышел

вслед за фермером, который со свечой и одеялом в руках

проводил его под навес, где стояла кровать, и сказал:

–      До завтра, спокойной ночи.

Прежде чем снова пересечь двор, дон Томас поднял

глаза на затянутое тучами небо, а потом с беспокойством

взглянул на окно, в котором вырисовывался силуэт доньи

Энкарнасьон. За ужином она тоже смотрела тучей, а это

предвещало семейную сцену. Дон Томас немного помешкал,

чтобы дочери легли, прежде чем он вернется, потом про¬

бежал под дождем через двор и вошел в дом, решив дать

отпор жене.

Как он и опасался, донья Энкарнасьон, оставшись с ним

наедине, не стала больше сдерживать гнев:

–      Послушай, Томас, ты что, с ума сошел? Зачем ты

привез этого чумного?

Возмущенный этим упреком и неуважением к гостю, он

ответил:

–      Взвешивай свои слова. Почему ты так называешь

парня? Я сделал то, что должен был сделать как честный

человек.

–      Случившегося уже не поправишь,– сказала она.—

Но позволь и мне в свою очередь сделать то, что нужно

для нашего общего блага.

Дон Томас испытующе посмотрел на жену. Он слиш¬

ком хорошо знал, что означают ее поджатые губы, что¬

бы не понять, что она забрала себе в голову какую-то

блажь и собирается настаивать на ней со слепым упрям¬

ством.

–      Что ж ты хочешь сделать? – спросил он, не ожидая

ничего хорошего.

Донья Энкарнасьон, не колеблясь, ответила:

–      Отправить отсюда девочек: отослать их в Буэнос-

Айрес к моей сестре.

–      Ты опять за свое! – вспылил муж.– До каких пор

это будет продолжаться?

–      Я забочусь о своих дочерях. Я не хочу, чтобы они

заболели и умерли. Если они останутся здесь, я буду так

волноваться, что моя жизнь превратится в ад.

92

При упоминании о смерти дон Томас содрогнулся. Он

понимал, что жена хочет возложить на него тяжкую ответ¬

ственность за возможное несчастье и что при такой поста¬

новке вопроса он будет обезоружен.

–      Не говори глупостей, пойдем-ка лучше спать,– про¬

ворчал он.– Все уладится.

Он разделся и лег, чтобы кончить этот неприятный раз¬

говор. Жена тоже заняла свое место на супружеской кро¬

вати. Теперь она переменила тактику: уже не говорила,

а плакала. Этот непрекращающийся монотонный плач дей¬

ствовал на нервы дону Томасу.

–      Перестань, ради бога! – взмолился он, чувствуя, что

слезы скорее, чем жалобы, сломят его сопротивление.– Ес¬

ли ты настаиваешь на том, чтобы они уехали, пусть уез¬

жают! Только замолчи, пожалуйста, замолчи! Они поедут

к твоей сестре, раз ты так этого хочешь!

Она сразу успокоилась и скоро уснула. Дон Томас, на¬

против, не мог сомкнуть глаз, жалея, что согласился на

отъезд дочерей. Он сознавал, что ему, крестьянину, не

следовало жениться на дочери богатея. Это была ошибка,

и он расплачивался за нее с тех пор, как его свояченица

уговорила их приехать в Буэнос-Айрес, где, по ее словам,

они могли нажить состояние. Он, землепашец, стал тор¬

говцем в незнакомом городе. У Энкарнасьон появились но¬

вые привычки и новые потребности. Наконец ему опосты¬

лели прилавок и товары, и он предоставил жене выбирать:

либо они обоснуются на ферме, либо вернутся в Испанию.

Быть может, он немного поздно проявил характер. Ему

лишь наполовину удалось одержать победу. Энкарнасьон

была упряма. Она, правда, последовала за ним, но отнюдь

не отказалась от мысли устроить дочерей в городе; этого

требовало ее честолюбие, которое передалось Эстер. И вот

она добилась своего, вырвав наконец у него согласие на

отъезд дочерей. Он любил обеих, но особенно больно ему

было расставаться с Эленой. Она пошла в него, тогда как

Эстер была вылитая мать.

В этих невеселых думах дон Томас провел всю ночь.

Когда сквозь пелену дождя в комнату проник дневной

свет, он встал, оделся и разжег огонь в очаге, чтобы при¬

готовить завтрак. Потом покормил кур – эту обязанность

Элены в тот день он взял на себя, потому что все еще шел

дождь и во дворе было грязно. Вдруг он вспомнил о го¬

сте и направился к навесу поболтать с ним, чтобы немного

93

рассеяться. Но Панчо там уже не было, а на постели лежа¬

ло аккуратно сложенное одеяло.

«Парень тайком удрал домой», – догадался дон Томас,

и его осунувшееся от бессонной ночи лицо осветилось мяг¬

кой, понимающей улыбкой.

V

За какой-нибудь месяц на равнине не осталось и следов

засухи. Развеянные ветром семена погибших трав и еще

живые корни зачахших пустили новые ростки, и степь опять

зазеленела. Река снова стала широкой и полноводной. Ске¬

леты, как вехи, обозначавшие путь издыхавшего от бескор¬

мицы и жажды скота, который перегоняли в другие края,

скрылись под буйно разросшимся бурьяном. Все живое

плодилось под ласковым солнцем, и в небе опять проноси¬

лись птицы, нарушая своим пением мрачное безмолвие.

Тарантас трясся по изрытой колдобинами дороге. Дон

Томас, снедаемый тревогой, почти не обращал внимания

на зверье и на покрывавшую поле густую раститель¬

ность. Подъезжая к бывшей почтовой станции, он еще из¬

дали заметил, что табун выпущен из корраля и нестрено-

женные лошади разбрелись во все стороны. Он тряхнул

вожжами и повернул к ранчо. Ему навстречу выбежали

собаки. Он соскочил с козел и несколько раз хлопнул в

ладоши. Никто не отозвался. Удивленный дон Томас сде¬

лал несколько шагов по двору и увидел Панчо, сидевшего

в тени за домом, уставившись в чашку с мате, которую

он держал в руках. «Не может быть, чтобы он не слышал

лая собак и хлопков», – подумал дон Томас. С той ночи,

когда разыгралась непогода, они не встречались, хотя фер¬

мер не раз то под вечер, то рано утром видел Панчо, про¬

езжавшего мимо и явно старавшегося держаться подальше

от фермы.

–      Добрый день,– поздоровался дон Томас.

Панчо грустно посмотрел на него.

–      Ты, приятель, совсем запропастился, вот я и решил

тебя проведать,– пояснил дон Томас и вдруг, словно до¬

гадавшись, почему так грустен Панчо, с тревогой спро¬

сил:– Как твои?

Панчо опустил глаза и тихо сказал:

–      Тетя Хуана была права.

–      Тетя Хуана?.. Какая тетя Хуана?

94

–      Зн ахариха. Как она сказала, так и вышло: доктора

не смогли вылечить крестную.

Огорченный дон Томас всмотрелся в лицо Панчо, но не

прочел на нем ни укора, ни обиды: лишь печаль, непод¬

дельная и суровая печаль, омрачала его, как тучи омрача¬

ют ясность дня. Фермер понял, что юноша мужественно

скрывает свою глубокую скорбь, и, заметив, что у него су¬

дорожно подергиваются губы, отвел взгляд и смущенно,

как человек, нечаянно ставший свидетелем интимной сце¬

ны, отошел на несколько шагов, будто бы для того, чтобы

принести скамейку. Потом, сев возле Панчо, спросил:

–      А как отец?

–      Ему лучше. Примерно через месяц он выйдет из

больницы.

Фермер задумался. У него тоже были свои заботы и не¬

приятности. Он долго не прерывал воцарившегося молча¬

ния, но наконец заговорил.

–      Что ты здесь делаешь один? Того, что случилось, не

поправишь, а одиночество—плохой советчик. Тебе надо чем-

то заняться... Помнишь, что я предлагал тебе месяц назад?..

–      Ага...– подтвердил Панчо.

Ободренный этим ответом, который по крайней мере'

доказывал, что Панчо его слушает, дон Томас продолжал:

–      По-моему, тебе стоит поработать со мной. Я вот то¬

же остался один, а не падаю духом. Правда, не совсем

один, жена со мной, но дочки уехали.

–      Ага,– отозвался Панчо таким тоном, будто уже'

знал об этом.

–      Пришлось отпустить их в Буэнос-Айрес,– продол¬

жал дон Томас.– Уж если женщине что-нибудь втемяшит¬

ся в голову, она своего добьется!.. Они уехали всего на

три месяца, но у меня сердце кровью обливалось, когда я

расставался с ними.

И, словно постигнув всю глубину своей тоски, он вдруг

замолчал и, подобно Панчо, погрузился в созерцание од¬

нообразной равнины, расстилавшейся во все стороны и сли¬

вавшейся с бесконечностью. Они оба как бы вбирали в себя

взглядом простор пампы и какую-то неуловимую грусть,

которая исходит от пустынной земли. Дон Томас первый

очнулся от гипноза беспредельного пространства и, пре¬

одолевая ощущение собственного бессилия и ничтожества,

которое вызывало у него это созерцание, спросил:

–      Ну как, могу я рассчитывать на тебя?

95

Панчо, опрокинув чашку, выбросил завар мате, встал

и проговорил:

–      Я подумаю.

Этот ответ разочаровал фермера, хорошо знавшего, че¬

го стоят неопределенные обещания в этом краю, где люди

не умеют ценить время.

Понурив голову, он влез в тарантас и попрощался:

–      До свиданья, буду рад тебя видеть, если надумаешь.

Дон Томас выехал на дорогу. Его не радовала даже гу¬

стая и сочная трава, вновь покрывшая поле после продол¬

жительной засухи.

Едва забрезжил рассвет, дон Томас спрыгнул с кро¬

вати, оделся и, как обычно, разжег огонь в очаге. Потом

вышел, выпустил кур и направился к навесу за упряжью

для волов. Настроение у него было подавленное. Отсутст¬

вие дочерей так угнетало его, что он даже начал задумы¬

ваться, под силу ли ему завоевать плугом эту девственную

землю. Он изведал теперь муки одиночества. Он знал, что

борется один, поскольку жена помогала ему скрепя сердце,

и если еще не отказался от этой тяжелой борьбы, то только

потому, что ему было бы еще тяжелее вернуться побеж¬

денным в город. Стоя под навесом, он смотрел на краешек

засеянной в начае засухи пашни, где теперь, после дож¬

дей, дружно поднимались зеленя маиса. Правда, ранние

всходы на других полосках погибли, но те, что уцелели,

без сомнения, говорили о плодородии земли. Прежде по¬

добное зрелище зажгло бы радостью глаза дона Томаса,

теперь же ему было лишь еще горше вспоминать непрестан¬

ные просьбы жены бросить все и уехать. Он вдруг почувство¬

вал бремя лет. Слишком велика была ферма для человека его

возраста, лишенного к тому же всякой поддержки. Он не

пал бы духом, если бы с ним была Элена, вселявшая в не¬

го силы своим спокойным одобрением, которого он не

встречал у жены. Или по крайней мере если бы он мог

кого-нибудь нанять себе в помощь – понятно, земляка:

дон Томас не возлагал никаких надежд на местных жите¬

лей, закоренелых кочевников, упорно не желавших браться

за плуг. Как его тянуло к земле, так их влекли убегающие

вдаль дороги и бескрайные просторы. Это было у них в

крови – и он, и они повиновались врожденному ин¬

стинкту, определявшему их судьбу. Для него, например,