Текст книги "Звездный страж (Авторский сборник)"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

– Ясно, отказывался идти. Пришлось поколотить его, чтобы подчинился.

– Его игра закончена?

– Да. Этот идиот совместил пять якорей с пятью звездами. Как только он осознал, что наделал, он попытался убить своего противника. – Тюремщик покачал головой с грустным укором. – Такое поведение не приносит пользы. Таких доставляют к столбу избитыми. А если стражники разозлятся на них, то просят палача крутить помедленнее.

– Брр! – Тейлору было неприятно и думать об этом. – Удивительно, что никто не последовал моему примеру. Сейчас каждый должен знать об этой игре.

– Им не позволяют, – сказал тюремщик. – Теперь появился закон, что можно выбирать только известные гомбарианские игры.

Тюремщик неторопливо ушел. Тейлор растянулся на скамье в надежде на тихую спокойную ночь. Какая сегодня дата по земному календарю? Как долго он находится здесь? Сколько ему еще здесь оставаться? Скоро ли он утратит контроль на собой и сойдет с ума? Что с ним сделают, когда он станет слишком безумным, чтобы играть?

Частенько перед тем, как заснуть, Тейлор обдумывал план бегства. Возможно, он смог бы выбраться из тюрьмы, несмотря на решетки, бронированные двери, замки, запоры, засовы и вооруженную охрану. Следовало лишь дожидаться редкой счастливой случайности и ухватиться за нее обеими руками. Но, предположим, он выберется. Что тогда? В любом месте на этой планете он будет столь же заметен, как кенгуру на тротуарах Нью-Йорка. Если бы он смог сделаться хотя бы слегка похожим на гомбарианина, у него появился бы какой-то шанс. Но это невозможно. Ему ничего не оставалось делать, кроме как выигрывать время.

Так он и поступал. Играл и играл, с перерывами только на еду и сон. К трехсотому дню он вынужден был признать себе, что чувствует себя дряхлым стариком. К четырехсотому ему стало казаться, что он играет по крайней мере пять лет и обречен играть вечно. Четыреста двадцатый день не отличался от всех других, если не считать одного: Тейлор не подозревал, что этот день – последний.

* * *

На рассвете четыреста двадцать первого дня никто не пришел за ним, чтобы отвести на игру. Тейлор прождал пару часов, но никто так и не появился. Может быть, его решили сломать, поиграв с ним в кошки-мышки? Вызывая на игру, когда он не ждет, или не вызывая вовсе. Нечто вроде психологической пытки. Когда по коридору проходил тюремщик, Тейлор подошел к решетке и заговорил с ним. Тот тоже ничего не знал и был удивлен.

В полдень принесли еду. Тейлор только успел покончить с ней, как появился отряд стражников во главе с офицером. Они вошли в камеру и сняли с него оковы. Тейлор блаженно раскинул руки и забросал вопросами офицера и его свиту. На него не обращали внимания и вели себя так, словно он украл зеленый глаз маленького желтого бога. Потом его вывели из камеры, провели по коридорам, миновав комнату игр.

Через большую дверь они вышли на открытый двор. Посреди двора стояло шесть коротких стальных столбов. У каждого из которых было отверстие у вершины и подстилка у подножия. Стража флегматично шествовала прямо к столбам. Желудок Тейлора сжался. Отряд протоптал мимо столбов к воротам. Желудок Тейлора благодарно расслабился и встал на место.

За воротами они сели в бронетранспортер, который рванул с места. Транспортер промчался по окраинам города и выехал к космопорту. Все вылезли и промаршировали мимо башни управления на бетонное поле. Тут они остановились.

На посадочном поле Тейлор увидел земной космический корабль. Он был слишком маленьким для боевого корабля, слишком коротким и толстым для разведчика. С недоверчивым восторгом Тейлор узнал в нем спасательную шлюпку линкора. Ему захотелось броситься к ней со всех ног, но вокруг стояли охранники. Они бы не допустили подобных эксцессов.

Тейлор и его «свита» ждали четыре долгих утомительных часа, не сходя с места. И вот на поле с ревом опустилась еще одна спасательная шлюпка и села рядом с первой. Из нее вышла группа существ, большей частью гомбариан. Стражники толкнули Тейлора вперед.

Тот смутно осознавал, что на линии, означавшей полпути, происходит какая-то церемония обмена. Мимо него в противоположном направлении прошла цепочка угрюмых гомбариан. Многие из них были украшены большим количеством латунных медалей и имели гневный вид генералов, только что пониженных в звании до полковников. Он узнал среди них и одного гражданского, Боркора, и, проходя мимо него, с удовольствием пошевелил ушами.

Потом руки друзей помогли Тейлору залезть в люк, и он обнаружил себя сидящим в каюте взлетающего корабля. Юный и старательный лейтенант что-то рассказывал, но Тейлор понимал лишь половину речей лейтенанта.

– …приземлились, захватили двадцать гомбариан и смылись с ними в пространство. Допросили их на языке знаков… были слегка удивлены, когда узнали, что вы еще живы… освободили одного с предложением обменяться пленниками. Девятнадцать бездельников-гомбариан на одного землянина – это честная сделка, верно?

– Да, – пробормотал Тейлор, оглядываясь.

– Скоро мы доставим вас на борт «ГРОМОВЕРЖЦА»… «МАКЛИН» не мог, его отвлекали неприятности возле Лебедя… мы шли сюда со всей возможной скоростью… – лейтенант с симпатией посматривал на него. – Через несколько часов вы отправитесь домой. Голодны?

– Нет, вовсе нет. Вот уж чего они не хотели, так это уморить меня голодом.

– Хотите выпить?

– Спасибо, не пью.

Лейтенант засмущался, засуетился и спросил:

– А как насчет партии в шахматы?

Тейлор провел пальцем по внутренней стороне воротничка и ответил:

– Извините, я не умею играть и не хочу учиться. У меня аллергия к играм.

– Попробуйте, вам понравится.

– Если бы я попробовал сыграть в шахматы, меня бы повесили, – ответил Тейлор.

РАННЯЯ ПТАШКА

1

Корабль куда-то стремительно мчался, но без обычного для ракетных двигателей шума, и ни один звук не нарушал тишину. Царило безмолвие, словно бы сотворение мира еще не свершилось.

Снаружи корабля не было ничего, кроме пугающей темноты, так что казалось, будто никакого «снаружи» вовсе не существует. Есть только «внутри» – место, где сияет свет и теплится жизнь, замкнутый хрупкий мирок, одинокая обитель в заполненном чернотой пространстве.

Человек здесь мог вообразить себя полубогом, ожидающим рождения мириадов звезд-светлячков; как в кошмарном сне, ему могло казаться, что он уже умер; либо он мог представить себя лежащим в кровати и смотрящим сны. В некотором смысле именно сон лучше всего соответствовал действительности.

Там, на Земле, можно было уединиться, закрыть глаза и представить себя безмятежно гуляющим по Мелисанде – планете системы Альфа Центавра. Но – только в воображении, бестелесно. Расстояние – четыре с половиной световых года. Время – примерно двести миллисекунд. По сравнению с неимоверной скоростью человеческой мысли скорость света выглядит просто мизерной.

Излюбленный предмет споров земных философов и метафизиков – вопрос: является ли скорость человеческой мысли предельной? Никто не мог точно сказать «да» или «нет». Где-то в беспредельном пространстве вполне могла жить раса с большей скоростью мышления. Раз сверхбыструю мысль можно представить, следовательно, она возможна – так говорили некоторые.

Как бы то ни было, после долгих лет размышлений, теорий и открытий, человека поместили в корабль, в котором он сейчас и находился: маленький бог в металлической планетке, одиноко висящей в мрачной тишине.

Его звали Картер, Грегори Картер; никто никогда не называл его просто Грег. Он был из тех людей, которые добиваются своего там, где более нетерпеливые терпят неудачу. Имел твердый, немного упрямый взгляд, жесткие волосы, острый нос и чуть выступающие скулы. Картер был сиротой, но не простым, а тем единственным, кого после долгих поисков выбрали среди всех сирот Земли.

В детстве к нему относились с добротой, но без любви; когда он вырос, его стали уважать, но не дружили. Дефицит этих чувств специально воспитали, а принципы разработали еще в глубокой древности. То, к чему стремились наставники, блестяще удалось – вырос грамотный инженер плюс разведчик без семейных уз и какой бы то ни было ностальгии по Земле, обученный выполнять поставленные задачи до последнего вздоха. Человек, способный в одиночку пойти на смерть, эдакий космический камикадзе.

Риск был немалый. Больше века назад первый, еще несовершенный и потому управляемый роботами корабль, основанный не на ракетном принципе, нырнул в небытие и через пять минут собственного времени появился вновь; по земному же времени он отсутствовал десять дней. После этого запустили еще девять кораблей, тоже без экипажей.

Семь из них вернулись, два исчезли навсегда, и никто не знал почему. Высказывали разные догадки: то ли незначительная ошибка в расчетах точки возврата; то ли слабое землетрясение где-то в Тихом океане…

На первом пилотируемом гипервременном корабле отправился Дольман. Он совершил обратный скачок в обычное пространство и обнаружил себя в гравитационных объятиях Юпитера. К счастью, он успел прыгнуть назад в гиперпространство и оттуда к Земле, прежде чем эти объятия смогли его уничтожить.

Полное время его полета составило двадцать две минуты. Из этой попытки эксперты извлекли много ценной информации, нашли способы, как преодолеть большее расстояние за меньшее время; но более надежного способа управлять точкой выхода из гиперпространства по-прежнему не было.

Позже Дольман предпринял новую попытку: он удалился за орбиту Плутона и возвратился обратно через сорок четыре минуты. Из третьего путешествия он не вернулся. Пять путешествий предпринял Йетс, шестое оказалось безвозвратным. После была череда новых попыток, удачных, добровольных, но неизбежно роковых, если испытатели слишком долго испытывали судьбу. Самым большим неудачником оказался Армитедж – он совершил путешествие в никуда с первой же попытки. Рекорд установил Мейсон: он вернулся из двадцати одного путешествия; после этого в верхах решили, что столь ценный опыт нельзя терять.

Теперь в список добавилось имя Картера. Актив: специальная подготовка и лучший на сегодняшний день корабль. Пассив: значительно больше шансов после выхода из гиперпространства оказаться в чреве чужого солнца, что означает мгновенную гибель; кроме того, если ему удастся уцелеть, то несколько дней его отсутствия обернутся на Земле сорока веками.

Четыре тысячи лет. Грегори Картер размышлял о таком исходе без эмоций и сожаления. Он навсегда расстался с привычным образом жизни и людьми, с которыми стал близок. Но о возвращении он еще успеет подумать, сначала надо справиться с заданием и уцелеть. Четыре тысячи лет – срок внушительный, его вполне достаточно, чтобы перевернулась вся человеческая история, славные имена канули в небытие, а великие цели забылись.

За столь долгий срок цивилизации переживают и расцветы, и спады. Картеру не хотелось бы появиться на Земле во время ее упадка и обнаружить, что о завоевании космоса люди успели забыть, а на его появление с неба смотрят как на чудо.

Единственный вопрос, который он задал, единственное замечание, которое он сделал, – о непомерности срока:

– Почему так долго?

– Это относится только к нам, а не к вам.

– Но для чего? – настаивал он.

– Вы ведь знаете, на ракетах мы добрались до Луны, Венеры и Марса, обследовали пояс астероидов. Это все, чего мы достигли или достигнем с реактивной тягой.

– И что?

– Гипервременные корабли снимают эти ограничения. Сейчас у нас есть средства проникнуть в пространство так далеко, что мы и сами не знаем пределов. Первая волна эмиграции возникла еще до вашего рождения, и на трех ближайших звездных системах человечество уже обосновалось.

– Мне это хорошо известно.

– Тогда вы должны понимать, что нелогично лезть в космос наудачу. Это значит – распылить силы и ослабить себя, когда может понадобиться вся наша мощь. Куда лучше продвигаться от звезды к звезде по маршруту, на котором подходящие звездные системы встречаются чаще и расположены кучнее.

– И такой маршрут уже найден? – спросил Картер.

– Да. Астрономы подобрали оптимальный. Он проходит вдоль нашего рукава Млечного Пути. Чем ближе подберемся мы к его сердцевине, тем на лучший урожай сможем рассчитывать. Сейчас ускоренно решаются проблемы сверхбыстрой переброски больших групп людей и материалов. Когда-нибудь мы справимся со всеми техническими трудностями, даже найдем безопасный способ перехода в обычное пространство. Серьезная проблема – в другом.

– В чем?

– Все, что можем сделать мы, могут и другие. Может быть, они только начинают, а может, уже обогнали нас. Если направление их экспансии окажется встречным…

– Война?

– Необязательно. Будем надеяться, этого не случится, хотя все возможно. Кто предупрежден, тот вооружен. Если мы узнаем о них раньше, чем они о нас, то будем иметь важное преимущество. Мы должны знать, к чему готовиться, и иметь выигрыш во времени – конечно, если «они» уже стоят или скоро встанут на нашем пути.

– Понятно, – сказал Картер.

– Вот поэтому вы и полетите в сердцевину нашего звездного рукава, где звезды расположены очень кучно и шансы обнаружить разумную жизнь максимальны. Доставить вас туда и вернуть обратно быстрее, чем за четыре тысячи земных лет, невозможно. У нас нет выбора.

– Противник, в свою очередь, не сможет оттуда добраться до нас за меньшее время. Угроза относится к слишком далекому будущему, – сказал он.

– Мы обязаны думать о будущем, которое приближается с той же скоростью, с какой мы расширяемся в космос, – ответили ему. – А расширяемся мы потому, что люди не могут жить только сегодняшним днем. Они обязаны смотреть в завтра, даже если это завтра наступит через сорок веков. – Томительная пауза, затем: – И все, что знаем мы, могут знать и те, другие.

Это имело смысл. Без шпионов не обходились с начала истории и наверняка не смогут обойтись до ее конца. Пока выживание какой-либо группы зависит от информации, судьба отдельных ее членов – рисковать своими жизнями, добывая эти сведения.

Вот почему Грегори Картер и сидел здесь, находясь неизвестно где, но куда-то направляясь; поглощенный мыслями о предстоящих опасностях, он парил во тьме гиперпространства, недосягаемого для любой формы жизни.

Тем временем черный волосок прибора медленно двигался к тонкой красной линии. Когда они совпадут, произойдет скачок, который перебросит Картера назад в материальный мир или в небытие. В безбрежной черноте таких размеров ни теоретически, ни экспериментально невозможно определить точное положение материальных тел. Воссоединясь с космосом, он либо выпрыгнет в свободное пространство, либо два тела одновременно заполнят один и тот же объем.

Черный волосок подвинулся на два деления. Два сдвига меньше чем на миллиметр, тик-так, а где-то за этот миг целое поколение прошло путь от рождения до зрелости. Картер решил больше не смотреть на прибор. Он повернулся к иллюминатору, вгляделся в жутковатую тьму и стал ждать появления звездной россыпи или большого взрыва.

2

При выходе из гиперпространства он не почувствовал ничего – только тихий щелчок и легкую дрожь корабельного корпуса. В иллюминаторе вспыхнули звезды, образуя искрящуюся панораму.

От этого пейзажа у Грегори Картера выступила легкая испарина, но любоваться на открывшееся зрелище он не стал. Повернулся к пульту и с натренированной скоростью принялся изучать показания приборов. Ясно было, что корабль движется, что движение это ускоренное и что причиной является гравитационное поле большой массы темной материи, от которой его отделяло восемь ее диаметров.

Выправить положение труда не составило. Быстрая подстройка на пульте, щелчок перехода в гиперпространство, мгновенное исчезновение звездной панорамы, и снова вокруг зажглись звезды. Но опасность была уже далеко.

Корабль начал дрейфовать в новом направлении. Скорость дрейфа была невелика, и какое-то время ее можно было игнорировать.

На борту имелись чувствительнейшие приборы, способные обнаружить и оценить напряженности ближайших гравитационных полей, определить, какие источники одиночные, какие – нет, классифицировать звезду и установить число ее планет.

Поэтому Картеру не было нужды стоять у иллюминатора и глядеть в телескоп, подобно покорителю Анд, наблюдавшему с перевала далекий Тихий океан, не нужно было подолгу всматриваться в мерцающие экраны. Все было гораздо проще.

Первым ожил прибор номер один. На его цветовом указателе зажглась голубая точка и цифра семь. Это означало, что в том направлении находилось голубое солнце с семью планетами. Расстояние до него выводилось на шкалу в единицах времени перехода через гиперпространство и равнялось сейчас четырем минутам. Всего на борту имелось восемьдесят приборов, которые определяли параметры ближайших звезд вокруг корабля.

От Картера требовалось только рассмотреть объекты и выбрать один из них. Он остановился на звезде, похожей на Солнце, рассуждая, что сходная звезда с большей вероятностью взрастит то, чего он и желал, и боялся, – разум.

На планетах других типов звезд – и в иных условиях – тоже могла возникнуть жизнь, и даже разумная, но то, что разум могла породить звезда типа Солнца, – факт общеизвестный и очевидный. Его подтверждали восемь миллиардов мыслящих двуногих.

Выбранная Картером звезда оказалась единственной среди восьми десятков соседних светил этого класса. Он на несколько минут нырнул в гиперпространство и вернулся в мир как раз за орбитой внешней планеты.

Одинокое небесное тело было обращено к нему неосвещенной стороной и лишено атмосферного гало. Приборы точно указали, где оно находится: требовался лишь прыжок поближе к звезде и короткий перелет вдоль орбиты.

Он выполнил переход, перебросив корабль на орбиту позади планеты и так, чтобы попасть в поле ее притяжения. Старинный ракетный корабль наверняка бы разрушился, но этот выдержал. Включилась автоматика; в считанные мгновения приборы измерили магнитное поле планеты и подключили стационарную аппаратуру для ее исследования.

Теперь, повиснув над планетой на устойчивой орбите, Грегори Картер стал «лунным жителем».

С этой позиции он принялся тщательно наблюдать планету. Он вовсе не рассчитывал обнаружить города или какие-нибудь другие признаки цивилизации в столь холодном и безжизненном мире. Но разведка была необходима. Считалось, что если на внутренних планетах есть цивилизация хотя бы земного уровня, то внешние миры должны иметь как минимум один космический порт – спрятанный в скалах либо раскинувшийся под пластиковым куполом.

Здесь не было ничего. Планета, сильно изрезанная и пустынная, производила неприятное впечатление – стерильная глыба материи, по которой никогда не ступала ни нога, ни лапа и не проползала какая-либо тварь. Сам не зная почему, Картер почувствовал разочарование. Будь здесь следы, он, наверное, почувствовал бы тревогу. Такова уж психика шпиона дальнего поиска: стресс от опасности или огорчение из-за ее отсутствия.

Он перескочил к следующей планете, для чего ему пришлось проделать пол-оборота вокруг солнца. Вторая планета тоже оказалась мертвой. Прыжок, еще один, другой; тусклая металлическая сфера крошечной луной раз за разом возникала из звездной дымки, пока наконец не была обследована каждая из девяти планет.

Итак, время он потратил впустую, что Картер воспринял философски, ибо такого результата и ожидал. Единственное утешение, что день, неделя или месяц, проведенные здесь, соответствуют дню, неделе или месяцу там, на Земле, а не тысячелетию, когда он бездельничает в гиперпространстве.

Много сил тратилось вхолостую. Он искал гипотетическую иголку в непомерно большом стогу сена. Было бы неслыханной удачей найти ее с первой или даже с пятнадцатой попытки. В тот момент ему пришло в голову, что шансы остаться незамеченным значительно уменьшатся, если те, кого он искал, станут одновременно искать его. Здравый смысл подсказывал, что за шпионом не охотятся, если не подозревают о его существовании.

Но, даже решая простые задачи, одним здравым смыслом не обойтись. Он снова сверился с пультом. Показания изменились – корабль успел значительно переместиться в пространстве. Из восьмидесяти систем, которые сейчас анализировали приборы, осталось около тридцати: они все еще находились среди ближайших. Остальные пятьдесят были новыми. Из них две звезды напоминали Солнце, одна с двумя планетами, другая с двенадцатью.

Корабль пронесся сквозь тьму гиперпространства сначала к одному светилу, потом к другому. Шансы возросли – одиннадцать пустынных планет, зато три с растительной жизнью. Одна из них была даже населена насекомыми и пресмыкающимися, но не имела ничего, что могло бы сойти за врага, реального или потенциального.

Пульт зафиксировал следующие восемьдесят систем, среди них не было звезд типа Солнца, и большинство не имело планет. Это не обескуражило Картера. Взглянув в иллюминатор, он отметил светящееся облако там, где звезды сгущались. Преодолеть придется немалое расстояние, но, впрочем, это сущий пустяк по сравнению с тем путешествием, которое он уже проделал. Корабль уменьшал космос точно так же, как поезда и реактивные самолеты уменьшили однажды родную планету.

Корабль исчез и вновь возник почти в самом центре звездного скопления. Когда в иллюминаторы хлынул поток света, Грегори Картера прошибла легкая испарина, но думать о риске, которому он подвергался, времени не было. Корабль куда-то падал, и пришлось дважды уходить в гиперпространство, причем быстро, – сперва, чтобы спастись от мощной звезды, а потом – чтобы подняться над почти неразличимым поясом астероидов.

На этот раз приборы сообщили о семи звездах, похожих на Солнце, шесть обладали планетами. Картер выбрал звезду с семейством из одиннадцати планет, она находилась недалеко от другой того же типа. Он выскочил из гиперпространства как раз за орбитой внешней планеты и приготовился к маневрам, чтобы стать ее спутником, – и в этот момент прогремел сигнал тревоги.

В первое мгновение он не поверил своим ушам. Продолжая держать руки на пульте, Картер, открыв рот, глядел на звонок, а его мозг с трудом воспринимал то, что слышали уши. Но среагировал так, как учили, – быстро и не раздумывая. Корабль нырнул во мрак гиперпространства, где миллионы лет, не замечая друг друга, могли находиться тысячи звездолетов.

Спрятаться нужно лишь на несколько секунд; в опасной зоне эти секунды обернутся таким сроком, что терпение лопнет и у святого. Затем он вернулся обратно и совершил новый прыжок, чтобы двигаться вместе с системой, а потом еще один, чтобы подобраться поближе к внешней планете.

Он выжидающе посмотрел на звонок. Ничего. Корабль начал вращение вокруг планеты. По-прежнему тихо. Он взглянул на планету, увидел скалистую поверхность, иссеченную гигантскими ущельями. Одного взгляда было достаточно. В девяноста девяти случаях из ста дневная сторона вращающегося тела рассказывала ту же историю, что и ночная.

Следующая к солнцу планета информации не прибавила: те же скалы, те же ущелья. Еще одна была укутана одеялом из ядовитых газов. За ней следовала планета со скалистой поверхностью, без атмосферы, ущелий на ней не было, зато около экватора он заметил нечто продолговатое и окрашенное. Чтобы подойти ближе и лучше рассмотреть это нечто, Картер сменил орбиту.

И опять – сигнал тревоги; напряженные нервы Картера среагировали как струны арфы. Рука его метнулась к пульту, а взгляд все же успел обежать иллюминаторы, прежде чем погасли звезды. На этот раз он не стал отсиживаться в гиперпространстве, теряя годы, и принялся прыгать туда и обратно со сбивающей с толку частотой и какой-то бесшабашностью, переводя корабль к следующей планете. Это была «блошиная тактика» – вертеться рядом и не даваться в руки.

Проще всего было бы вообще выскочить из этого сектора и появиться где-нибудь подальше, в безопасности. Но Картер не за тем преодолел такие расстояния, чтобы сбежать при первой же угрозе. Он прибыл за информацией, и того, что он разглядел через иллюминаторы, было более чем достаточно, чтобы понять – он нашел то, что искал.