Текст книги "Титаник. Псалом в конце пути"

Автор книги: Эрик Фоснес Хансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Это был его последний рейс, он уже собирался пополнить собой ряды ушедших на покой капитанов, когда директор Исмей решил оказать ему честь, доверив вести флагманский корабль своей компании в первое плавание – в знак признания его заслуг, как сказал директор Исмей капитану Смиту.

Капитан понимал, что последний раз стоит на мостике и принимает доклады офицеров. Он знал, что золотые галуны обеспечили ему власть только на этот рейс. Дома его ждала молодая жена Элинор с маленьким сыном, которому недавно исполнился год. Это был последний рейс капитана. Поэтому сейчас он дал себе больше времени, чем требовалось; долго обдумывал доклады, потом внимательно выслушал еще один доклад об упражнениях со спасательными шлюпками и осмотре судна; все прошло в соответствии с планом, все было ship-shape. [14]14
  В полном порядке ( англ.).


[Закрыть]Капитан смотрел вдаль.

Лайтоллер передал капитану окончательный список пассажиров первого класса, с последними дополнениями и исправлениями, который тут же было приказано размножить в судовой типографии и раздать пассажирам, дабы господа знали, кто едет с ними на пароходе. Капитан Смит внимательно изучил все фамилии – хороший английский хозяин всегда так поступает перед приемом. Он быстро прикинул, с кем и в какой очередности он будет ужинать, – как уже говорилось, на капитане пассажирского судна лежат также и светские обязанности. Он выделил в списке фамилии Гуггенхаймов и Асторов, увидел, что Вандербильт отказался от билета, и, к своему ужасу, обнаружил, что на борту присутствуют сэр Космо и леди Дафф Гордон, которых терпеть не мог. Но в обществе есть свои правила.

Семь тысяч кочанов, думал он (имея в виду капусту, а не пассажиров), две и три четверти тонны помидоров (некоторые цифры, названные главным стюардом, запали ему в голову), тридцать шесть тысяч апельсинов, семьдесят пять тысяч фунтов парного мяса, двадцать тысяч дюжин свежих яиц, сорок тонн картофеля, пятнадцать тысяч бутылок вина, тридцать пять тысяч бутылок пива и минеральной воды, восемьсот пятьдесят бутылок всевозможных крепких напитков и восемь тысяч гаванских сигар обеспечат успех плавания. У главного стюарда были трудные дни.

Капитан Смит повернулся к своим подчиненным. Им надлежит почувствовать его высочайшее одобрение. Старый командир строго взглянул на них.

– Вольно, – сказал он.

Офицеры взяли под козырек.

Да, таково судно. Перепачканный кочегар кричит что-то непристойное, стараясь перекрыть шум машинного отделения. Белозубая улыбка сверкает на его чумазом лице. Две горничные, мечтательно закатив глаза, вспоминают свои последние приключения на берегу (Ты только подумай, Лаура, он служит в банке, ты только подумай!); мальчик-посыльный получает целый доллар на чай от молодожена Джона Джейкоба Астора, который отправляется в рейс вместе с новобрачной, – посыльный долго стоит, глядя вслед этому миллионеру. Салон заполняется людьми. В каюте рядом с камбузом двое музыкантов осматривают свою форму – надо пришить пуговицу, подкоротить брюки. Задача оркестра – развлекать пассажиров, они должны играть и до, и после полудня, один концерт они дают вечером и один – днем, по воскресеньям им вменяется в обязанность играть во время богослужения. Чтобы справиться с этой задачей, музыканты делятся на две группы, у каждой группы своя форма: трио, которое играет до полудня, облачается в белые фраки, для вечерних серенад предназначаются синие фраки с зеленоватым отливом. К отворотам фраков прикреплена золотая арфа – это правило действует на всех судах компании «Уайт Стар». Джим и Алекс сидят в каюте и подкорачивают брюки.

Их ждет новый, тяжелый рейс, новое судно, новая жизнь в тесной каюте. Они обсуждают свои гонорары, которые, с тех пор как фирма «Блэк энд Блэк» взяла на себя обязанности импресарио в Северной Атлантике, уменьшились на целый фунт. Теперь музыкантов больше не числят членами команды, они считаются пассажирами второго класса, это несправедливо, но дает возможность судовым компаниям распоряжаться музыкантами по своему усмотрению.

Алекс сердится и призывает на голову Блэков все мыслимые несчастья. Джим, дюжий и добродушный альтист из Дублина, более сдержан.

Но им обоим не помешал бы этот лишний фунт.

Самое нелепое заключается в том, что музыканты, причисленные отныне к «пассажирам», должны будут предъявить пятьдесят долларов, чтобы получить разрешение сойти на берег в Нью-Йорке, – этого требует иммиграционный закон.

Музыканты с ожесточением работают иголками, чертыхаясь и кляня все на свете. Да, таково судно.

Наверху на палубе стоит капельмейстер Джейсон Кауард.

* * *

Джейсон уединился на кормовой палубе. Ветер ерошил его волосы, прищурившись, он смотрел на порт, на узкие улочки Саутгемптона. Там были семьи, дети, дома.

Он любил эти минуты перед самым отплытием, любил смотреть на покидаемый им город. Это тоже было его загадкой, его великим «почему?». И дарило ему покой.

В свое время у Джейсона была возможность выбрать любую профессию, но обстоятельствам было угодно, чтобы он стал судовым музыкантом. Однако это нисколько не тяготило его. Он давно потерял счет судам, на которых играл за эти годы, и рейсам через Атлантику. Вокруг него всегда все было в движении, всегда – новые пароходы и новые люди. Музыканты приходили и уходили. С некоторыми он играл не один год, с другими – всего один рейс, потом они спускались по трапу и исчезали в улочках таких же портовых городов, какой сейчас раскинулся перед ним. Может быть, их ждал дом со звонкими детскими голосами, которые сообщали на всю улицу, что папа вернулся из плавания. А может, их ждала унылая жизнь в каком-нибудь жалком пансионе. Музыканты приходили и уходили. Джейсон уже ничему не удивлялся. Все изменялось. Только он сам и его золотисто-коричневая скрипка оставались прежними.

Джейсон плавал уже давно. Он видел много пароходов и морей и овладел всеми тайнами своего ремесла. Работа в судовом оркестре отличалась от работы в оркестрах, которые играли на берегу. Хотя бы тем, что не всякая музыка подходила, если на море было неспокойно. Кто бы мог предположить, что пожилых дам начинает рвать от «Сказок Гофмана», когда свежий ветер сменяется сильным? Кому, скажите, такое могло бы прийти в голову? Люди в море, все эти путешественники, являли собой особый феномен. Это Джейсон усвоил уже давно. Он и сам был таким путешественником, и, подобно грузовым маркам, которые показывают на корпусе судна допустимую осадку в разное время года и при различных условиях, он тоже квалифицировался и определялся в зависимости от изменяющихся обстоятельств. Самая нижняя грузовая марка на корпусах всех судов обозначается буквами WNA – Winter North Atlantic, [15]15
  Зимняя для Северной Атлантики( англ.).


[Закрыть]и Джейсон был готов к зиме в Северной Атлантике, к мрачному, безысходному настроению, которое могло охватить пассажиров, когда пароход входил в ледяную кашу к западу от Большой Ньюфаундлендской банки, – тогда ему приходилось выбирать бодрую музыку, заботясь, однако, чтобы она не была слишком веселой. Ему были знакомы и ветры, и штормы, и вид серого пенящегося моря, и железный холод, который наступал, когда судно входило в полосу айсбергов, – Северный полюс отправлял своих ледяных послов на юг даже летом. Он испытали предрассветный бриз, и долгие, ленивые июньские и июльские дни, когда море покрывалось легкой зыбью, в такие дни следовало выбирать более спокойную музыку. Он повидал разных пассажиров: здоровых и больных, добродушных и придирчивых – и постепенно освоил все тонкости своего ремесла. Однажды на «Лузитании» он исполнил «Янки Дудл», дабы оказать честь американскому сенатору, плывшему в Англию первым классом. Ну кто бы подумал, что этот сенатор был патриотом южных штатов и не выносил ничего, что родилось севернее линии Мейсон-Диксон? Гнев распорядителя рейса по окончании обеда и вполне реальная перспектива использовать свой футляр для скрипки в качестве транспортного средства, чтобы вернуться домой, относились к тем воспоминаниям, которые Джейсон хранил в своем сердце. Он знал, какими несносными могут быть офицеры и какими капризными и неуправляемыми бывают музыканты. Знал, что в тесной каюте, которую делят между собой семь или восемь человек, всегда возникают ссоры. Все судовые музыканты страдали от одного и того же: тоски по дому, пьянства, триппера, безденежья и тихих взрывов ярости при мысли о том, что они не нашли себе в жизни ничего лучше, чем аккомпанировать морской болезни в ритме вальса. Джейсон привык иметь с ними дело. Но в предстоящем рейсе обстоятельства складывались особенно неудачно.

Этот новый парень – Давид – попал к ним по чистой случайности, компания всего за два дня до отплытия обратилась к импресарио с просьбой найти скрипача. Им бы радоваться его появлению, а не позволять себе всякие выходки, как Алекс в поезде. Алекс был старый друг Джейсона и во многом помогал ему в оркестре. Джейсон прекрасно понимал, почему Алекс не пришел в восторг при виде юного музыканта. Сколько раз им приходилось отказываться от своих пожеланий относительно состава оркестра и рисковать, ведя игру с весьма сомнительными картами. Взять хотя бы Спота. Музыкант он превосходный, спору нет, но его присутствие в оркестре не слишком радовало Джейсона. Он никогда не знал, чего ждать от Спота. А Петроний!.. Ну хорошо – всем музыкантам трансатлантических рейсов было известно, что «лира» Петрония Витта несколько расстроена, чтобы не сказать сильнее. Иногда на старого итальянца находило и он не справлялся со своими обязанностями. Джейсон молил Бога, чтобы этот рейс окончился благополучно. Задача у музыкантов была несложная; в основном им предстояло играть в первом классе, где обычно все проходило гладко.

Погода обещала быть хорошей, рейс недолгим. Но играть они должны были безупречно, чисто и без сбоев. Судно было гордостью торгового флота, да и вообще британской нации, на его борту собрался настоящий конгресс миллионеров. Джейсон, верный своей привычке, уже познакомился со списком пассажиров. На «Титанике» плыли Гуггенхаймы и Асторы. Газетный магнат Стед, Исидор Штраус с супрутой, писатель Футрелле, а также чрезвычайный посланник из Вашингтона. И обычная свора людей не столь благородных кровей, картежников и бездельников. Джейсону уже приходилось играть для такой публики, и он знал, что некоторые толстосумы любят жаловаться капитану на музыкантов. Может, им просто нечем заняться, а может, хочется показать своим спутникам, что и миллионеры разбираются в музыке, кто знает. А с его музыкантами никто не мог предугадать, как сложится судьба судового оркестра.

Джейсон не без содрогания вспоминал тот рейс, когда он играл с Петронием на «Мавритании». В воскресенье капитан отправлял богослужение, и оркестр играл псалмы. Но посреди «Удивительной милости» Петроний вдруг заиграл короткие переливчатые трели – своего рода ostinato – на тему «Рэг клинового листа». Лишь благодаря присутствию духа Джейсону и Алексу удалось спасти положение. После этого злополучного богослужения на «Мавритании» Алекс поклялся больше никогда не играть с Петронием. Когда контрабасист, нанявшийся на «Титаник», не смог пойти в рейс и контора Блоков не сумела заменить его никем, кроме Петрония, Алекс пришел в ярость и хотел отказаться от рейса. Но Джейсон и Алекс были старые товарищи, и Алекс остался.

Как капельмейстер Джейсон научился неплохо разбираться в людях, во всяком случае в музыкантах. Выбирая музыканта, он искал такого, который бы крепко держался на ногах и не боялся качки и в прямом, и в переносном смысле. Кроме того, он должен был хорошо владеть своим инструментом и содержать форму в надлежащем виде. И наконец, было бы неплохо, чтобы он не начинал рассказывать историю своей жизни. Последнее, впрочем, было важно только для самого Джейсона.

Если бы Джейсон мог выбирать, Давид скорей всего не подошел бы ему. Парень наверняка сбежал из дому, здесь он выглядел так же, как бутылка шампанского, оброненная в бассейне порта. Один Бог знает, что их ждет, когда они выйдут в море. Хорошо хоть парень, по-видимому, честный и услужливый. Он без лишних слов пошел со Спотом, когда тот потребовал себе помощника для настройки рояля. Могло быть и хуже. Алексу не стоило так сердиться.

Джейсон снова перевел взгляд на Саутгемптон. Кое-где прощально махало развешанное на веревках белье. Жаждущие зрелищ толпились в порту, чтобы посмотреть, как пароход отойдет от причала.

Джейсон обернулся. Рядом с ним стоял Алекс.

– А я думал, вы приводите в порядок форму.

– Я себя неважно чувствую. Захотелось подышать свежим воздухом.

Джейсон внимательно оглядел друга. Его лицо под светлой бородой казалось серым.

– И еще хотелось посмотреть, как мы будем отчаливать. Это всегда интересно.

Они замолчали и молча смотрели, как по трапу бежали последние кочегары, пропустив на берегу по последней рюмке. На борт доставили последние мешки с почтой. Джейсон глянул на своего верного соратника. Лицо у Алекса было уже не такое серое, но он по-прежнему молчал.

Они познакомились холодным дождливым вечером больше десяти лет назад. В одном кабачке в лондонских доках, прокуренном, унылом заведении. У Джейсона был бездомный период, вспоминать о котором он не любил.

Джейсон сидел со своей скрипкой за столиком в глубине зала. Настроение у него было убийственное.

В то время он играл в пивных, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Иногда он пытался получить работу в каком-нибудь оркестре, хотя до сих пор его усилия не увенчались успехом. Но скрипка его звучала хорошо, и он мог исполнить на заказ любую песню, поэтому его охотно приглашали в разные заведения, где он играл по полчаса за небольшие деньги. В тот вечер Джейсон уже отыгрался и пережидал непогоду в этой пропахшей мочой дыре. Большинство посетителей были изрядно пьяны, они переругивались друг с другом, дрались и под столиками потихоньку наливали себе джин из бутылки. Джейсон сидел с кружкой темного пива, уже четвертой, и надеялся, что дождь скоро кончится. Он совсем было собрался уходить, когда странная фигура у стойки привлекла внимание всех присутствующих.

Это был высокий белокурый человек с усами и бородой, голубоглазый и ладный. Будь он трезв и получше одет, его можно было бы принять за приличного господина. Но незнакомец был неухожен, обтрепан и к тому же сильно пьян. Последнее он подтвердил, неожиданно издав страшный вопль, заставивший всех вздрогнуть. Не обычный пьяный вопль, а низкий, гудящий вой, заполнивший все помещение и звучавший почти на одной ноте. Долгий-предолгий. Белокурый бородатый человек выл, откинув голову и прикрыв глаза. Он выл, пока у него в легких не кончился воздух. Потом глубоко вдохнул, откинул голову и снова завыл. Удивительно, как в одном человеке помещалось столько звука.

Гости добродушно смотрели на воющего. В этих местах Лондона люди не были избалованы развлечениями. Вот он снова откинул голову назад. И снова издал долгий жалобный вой. Будто посаженный в клетку зверь. Теперь все увидели, что он зажмурил глаза и по щекам у него катятся слезы.

– Это русский, – сказал кто-то за соседним столиком. – Он всегда воет, когда его одолеет тоска по дому. Не реже раза в неделю, если ему посчастливится своей игрой заработать достаточно денег, чтобы напиться в стельку.

Джейсон посмотрел на русского. И верно, у ног этого оборванного человека стоял футляр со скрипкой, черный и потертый. Русский опять завопил, и опять его вопль перешел в протяжный вой.

– Он скоро замолчит, – снова сказали за соседним столиком. – Он всегда перестает выть, когда его хотят выбросить прочь.

Новый вопль. Хозяин пивной подошел к русскому.

Хозяин: Ну-ну, дружок, уймись…

Русский: Ооооооооо…

Хозяин: …нам здесь не нужен твой вой.

Русский: Ааааоооооо…

Хозяин: Так нельзя, пойми же.

Русский: …оооооооооуууууу!

Хозяин: Здесь нельзя выть.

Русский (с новой силой): Ахххх! Аооооооооо…

Голоса (хозяину): Он тебя не слышит!.. Он плохо говорит по-английски… Особенно когда пьян! А сейчас он пьян… Гони его в шею!

Хозяин: Вам придется помочь мне, ребята.

Русский: Ррррр! Ррррааааоооо!

Несколько человек поднялись, чтобы помочь хозяину. Но стоило им прикоснуться к русскому, как он словно очнулся. Он что-то пьяно крикнул, наверное по-русски, и с бегущими по щекам слезами начал отбиваться.

Джейсон наблюдал за происходящим. Ему было жаль русского. Русский плакал и тосковал по дому. Одного этого было достаточно. К тому же у него был футляр со скрипкой. В Джейсоне что-то дрогнуло, обычно он не обращал внимания на драки и ссоры, случавшиеся в этих трущобах. Он вскочил, не помня себя, подошел к выходу и выставил за дверь свою скрипку. Наверное, он тоже был не совсем трезв после четырех кружек пива. К своему удивлению, он обнаружил, что рассердился, в нем клокотала ярость. От обиды за русского его охватил праведный гнев. Если русский воет, тоскуя по дому, значит, никто не смеет ему мешать! И точка! Хозяина это не касается. Разве русский не заплатил за себя?

Джейсон взревел и бросился на одного из четверых, которые держали русского. Ах так, думал он, сейчас я тебя проучу!

Это была великолепная драка. Джейсон был высокий и сильный, и хотя драться он не привык, он ловко хватал противника за штаны и отшвыривал его в сторону, как швыряют мешки с зерном. Взлетев в воздух, мешки с зерном издавали вопль, но, шлепнувшись на пол, затихали. Вскоре пять или шесть противников были уже лишены способности употреблять в этот вечер спиртное. Русскому тоже как будто улыбнулась удача после вмешательства Джейсона. Он бил, его били, но он только плевал кровью и бранился. Все больше гостей ввязывалось в драку, многие на стороне хозяина, но кое-кто вступился и за Джейсона с русским. Зазвенело разбитое стекло. Русский схватил свой футляр со скрипкой и стукнул им хозяина по голове, хозяин не остался в долгу, и русский узнал вкус собственного футляра. Джейсона, отвлекшего на себя большую часть нападающих, постепенно оттеснили к стене. Это оказалось для него роковым. Шесть человек схватили его за руки и за ноги, отволокли к двери и вышвырнули на улицу. За ним последовал русский, которого вышвырнул сам хозяин. Он пролетел по тротуару с новым воплем. Уже последним.

Пока русский лежал в луже, Джейсон сообразил, что, возможно, их ждет, так сказать, справедливое продолжение. Поэтому, когда русский, качаясь, встал на ноги, Джейсон уже нашел свою скрипку и был готов к молниеносному отступлению. Схватив русского за руку, он потянул его за собой. Они бежали в темноте, под дождем, скользили на мокрой мостовой и бежали дальше. Им нужно было скрыться, пока не появился некто в шлеме и с дубинкой. За спиной у них слышались крики и брань.

Вскоре соратники остановились в каком-то переулке. И оглядели друг друга. От драки и бега под холодным дождем русский почти протрезвел, его светлые глаза в упор смотрели на Джейсона. Под одним глазом у него уже начал наливаться фонарь. Русский улыбнулся.

– Друг мой! – воскликнул он, губы у него были в крови.

Джейсон тоже пришел в себя и теперь чувствовал себя дураком. Побитым дураком. Почему он так рисковал ради какого-то пьяного русского?

– Друг мой! – повторил русский и обнял Джейсона. Он повторял эти слова до тех пор, пока Джейсону это не надоело.

– Прощай, – сказал он и протянул русскому руку. – Зря они на тебя накинулись. – Лучше уйти, пока все это не стало смешным. Но русский не понял смысла его слов.

– Я, – сказал он, показав на себя. – Я – Алекс. Александр Бежников. Ты – мой друг. Мой друг. Да. Ты.

Мокрое от дождя лицо русского осветилось улыбкой. Последовала длинная тирада по-русски.

– Твоя скрипка, – вспомнил Джейсон. – Скрипка. Она осталась там, у них. – Он махнул рукой в том направлении, откуда они пришли. Русский понял. Он усмехнулся.

– А-а. – Он засмеялся, хлопнув себя по коленям, и смеялся долго.

– Нет! – сказал он, все еще смеясь. – Идем! – Он потянул Джейсона за собой, они прошли еще несколько улиц, русский все время смеялся. Наконец он остановился перед какой-то лавчонкой. Здесь принимали вещи в заклад.

– Скрипка здесь, – сказал русский, указывая на лавчонку. – А там, – он показал в другом направлении, – там, в пивной, только футляр. – Он снова захохотал – здорово он их обманул. Джейсон тоже не удержался от смеха. – Я, – нерешительно начал Алекс, – я пропил скрипку в пивной. Скрипка здесь. – Он показал на лавчонку.

– Ясно. – Джейсон хотел уйти.

– Здесь! – настойчиво повторил Алекс.

– Понимаю.

– Нет… нет! – сказал Алекс. – Ты мой друг! Мой друг!

– Меня зовут Джейсон.

– Да! Мой друг Джейсон! Мой друг Джейсон! Моя скрипка там. Очень, очень дешево. – Он вытащил закладную квитанцию. Скрипка. Восемь шиллингов. Немного. Столько денег у Джейсона еще было.

– Джейсон! – сказал Алекс. – Друг! Играет на скрипке, я тоже! Моя скрипка там!

Джейсон вздохнул. Наконец до него дошло, что он сглупил, заступившись за этого незнакомца. Русский знал: друзей в беде не бросают. Джейсон решительно вынул из кармана деньги, вошел в лавку и выкупил скрипку. На улице он протянул ее Алексу, и тот бережно завернул ее в свое пальто.

– Пожалуйста, – сказал Джейсон и хотел уйти. Он проклинал собственную глупость: люди всегда оказывались хитрее его.

Но Алекс удержал Джейсона. Он хлопнул его по плечу, казалось, он сейчас снова заплачет.

– Ха-ха! – крикнул он. – Ха-ха! Смотри! – Он достал из кармана кожаный кошелек. Вынул из него восемь шиллингов и протянул их Джейсону. И снова засмеялся.

– Там, в пивной… – Он продолжал хлопать Джейсона по плечу. – Я не успел расплатиться!

Так началась их дружба, и она выдержала испытание временем. Джейсон невольно улыбался, думая об этом. Отвязаться от этого странного русского он так и не смог, тот впился в Джейсона как клещ и уговаривал его играть вместе. Как бы там ни было, а у двоих оказалось больше возможностей, чем у одного. Поэтому с тех пор они играли в пивных, трактирах или на улице – Джейсон первую скрипку, Алекс – вторую. Вскоре Джейсон обнаружил, что ему не хватает Алекса, если тот долго не появляется. У них образовалось своеобразное вольное товарищество, образовалось само по себе, без слов. Без слов потому, что вначале Алекс плохо понимал и говорил по-английски. И хотя со временем он овладел языком, дело было вовсе не в словах. В основе их дружбы лежало что-то другое, может быть, та общая драка, а может, то, что они оба были бездомны в этом большом городе. Дружба выстояла, вопреки их несходству.

Они мало рассказывали о себе. Об Алексе Джейсон знал только, что до той драки в пивной он прожил в Лондоне четыре месяца. О себе он рассказал, что был студентом, но из этого ничего не получилось. Почему и каким образом Джейсон бросил учение, Алекса не интересовало.

Со временем они попали в оркестр мюзик-холла, потом играли в зимнем саду одного отеля. В 1908 году нанялись играть на пароходах компании «Кунард Лайн».

С тех пор они все время плавали по морям. Играть на пароходах считалось почтенным занятием, это была постоянная работа, и она неплохо оплачивалась, хотя за последние полгода их жалованье уменьшилось на целый фунт.

Джейсон смотрел на Алекса, перегнувшегося через поручни и прижавшегося к ним грудью. Как он изменился, подумал Джейсон. В последнее время Алекс стал упрямым и часто раздражался по пустякам. Джейсон полагал, что на друга опять напала тоска по родине, которая обычно обострялась у него весной или в начале лета. Но тут было что-то другое. Алекс смотрел на город, и лицо у него было грустное.

Нос и скулы немного заострились, кожа натянулась. Глаза провалились.

О чем он думает? – спрашивал себя Джейсон. О том же, о чем думаю я, глядя на город, который мы покидаем? Неужели и ему кажется, что белье на веревках словно машет нам на прощание? Или он думает на своем родном языке и видит мысленно города и людей, которых я никогда не видел? Думает о чем-то, чего никто, кроме него, не знает; о лицах и голосах, которые знал в детстве? О тихих вечерах до того, как началась жизнь? Я никогда ничего у него не спрашивал. И не смогу спросить.

Гудок прогудел три раза, низкому тройному гудку на берегу ответило эхо.

Швартовы были отданы, на борту закрепили буксирные тросы. Три небольших буксира, сильных, как великаны, начали медленно выводить судно на фарватер.

Отплытие. На мостике рядом с капитаном стоял лоцман. Толпа на причале махала руками, все прогулочные палубы были заполнены пассажирами; они размахивали шарфами и платками и непрерывно кричали от восторга.

Джейсон и Алекс стояли, как прежде, они не кричали и не махали.

Когда «Титаник» вышел на фарватер и буксиры развернули его на девяносто градусов, чтобы начать медленный спуск по реке, произошло нечто непредвиденное. С кормовой палубы все было хорошо видно. Вдоль фарватера у причалов стояло много судов, которые задержала там забастовка угольщиков, и когда «Титаник» проходил мимо стройного корпуса винтового парохода «Нью-Йорк», тот неожиданно сдвинулся с места, точно корабль-призрак. «Титаник» привел в движение воду в узком бассейне порта. Громкий, как выстрелы, треск лопнувших манильских канатов был слышен даже на корме, где стояли Джейсон и Алекс. «Нью-Йорк» быстро отошел от берега кормой вперед; словно огромное копье он летел на «Титаник». Столкновение казалось неизбежным. Пассажиры испуганно отпрянули от поручней, на борту началась паника. Машины «Нью-Йорка» не работали, он был неуправляем. Прошло несколько безумных секунд. Один из буксиров, маленький «Вулкан», уже отпустивший «Титаника», ринулся к неуправляемому судну, чтобы попытаться взять его на буксир. Со второй попытки удалось забросить на него трос. «Нью-Йорк» неумолимо приближался к «Титанику». Манильский канат взвизгнул, когда «Вулкан» изо всех сил потянул «Нью-Йорк» за собой. Столкновение было предотвращено, но между судами оставалось не больше пяти футов. Крохотный «Вулкан» медленно, но уверенно потащил «Нью-Йорк» обратно к причалу.

На палубах «Титаника» пассажиры пришли в себя. Потом вспыхнуло ликование.

Пока «Нью-Йорк» снова пришвартовывали и укрепляли швартовку других судов, «Титаник» почти не двигался, чтобы несчастье не повторилось. Благодаря находчивости экипажа буксира удалось избежать катастрофы, которая помешала бы предстоящему трансатлантическому рейсу, а то и стоила бы человеческих жизней.

Все обернулось лишь часовым запозданием.

Джейсон и Алекс спустились с палубы, перед уходом они плюнули в воду, чтобы дурное предзнаменование потеряло силу.

Когда «Титаник» второй раз медленно выходил на фарватер, никаких происшествий не случилось. Был подан сигнал к ленчу, и пассажиры потянулись к ресторанам и обеденным залам.

В салоне перед роскошным рестораном первого класса уже сидел оркестр, строгий, подтянутый, и под руководством капельмейстера Джейсона на прощание с Англией играл веселые мелодии. Пока судно шло мимо острова Уайт, пассажиры, еще взволнованные недавним происшествием, медленно собирались к столу.