Текст книги "День освобождения (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Джордж читал мои мысли. «Мы говорим о Чернобыле, Ник. Чернобыль у нас на заднем дворе…» Он помолчал, подняв руки, борясь со словами. «И если это случится, они победили. Что бы ни случилось потом. Только представь, что произойдёт, если грузовик, перевозящий, может быть, четыре тысячи фунтов взрывчатки – самодельной взрывчатки – и радиоактивные отходы, врежется со скоростью девяносто миль в час в ограду Белого дома, прямо на газон, а может быть, и в сам дом. А теперь представь, ещё один грузовик, направляющийся к Рокфеллер-Плаза, когда невозможно проехать из-за рождественских покупателей, и ещё один, скажем, на Уолл-стрит. Или, может быть, не грузовики, а двадцать человек, идущих пешком по торговым центрам Бостона, несущих два, три, четыре фунта заражённой взрывчатки в сумке или прикреплённых под зимними пальто. Представь, как они взорвутся одновременно. Представь, Ник. Я тоже так думаю, и не спал неделями».

Он сжал пустую банку из-под колы, словно душил её, и на этот раз это не было частью притворства. «Согласно этим документам, эти ребята два года воровали и хранили изотопы, которые используются в больницах и промышленности. Речь идёт о достаточно большом запасе, чтобы сделать либо множество небольших устройств, либо, может быть, пять-шесть Оклахом – речь может идти как о нападениях грузовиков, так и о нападениях на пешеходов».

Он наклонился вперёд, уперевшись локтями в колени. «У нас есть одна соломинка, за которую можно ухватиться. Эти ребята отправились на самоубийственную миссию. Но, – он поднял правый указательный палец, – но… они ни черта не сделают, пока не убедятся, что с семейными делами покончено».

«Ты хочешь сказать, что ASU не возьмут на себя обязательства, пока не получат подтверждение, что у папы новый Land Cruiser со всеми дополнительными опциями?»

«Именно. Они, может быть, и сумасшедшие, но не глупые. Вот что я думаю. Средства на подготовку этих атак поступали в США почти три года, и они всё подготовили ещё до того, как атаковать Всемирный торговый центр, потому что знали, что ставни сразу же опустятся.

«Нам известно из связи с Зеральдой, что «Аль-Каида» переправляла деньги своим агентам в США через три хаваллады, базирующиеся на юге Франции. Эти ребята также переправляли компенсационные деньги семьям агентов через своих коллег в Алжире». Он улыбнулся впервые с тех пор, как мы вошли в комнату. «Но теперь этого не произойдёт, раз уж вы провернули свой трюк с Зеральдой, как Иоанн Креститель. Вся деятельность хаваллады в Алжире прекратилась, и другие дельцы «Аль-Каиды» последовали их примеру.

«Таким образом, судя по всему, у этих французских хаваллад есть куча наличных – около трёх миллионов долларов, – которые им ещё предстоит доставить семьям. Если нет, то атака не состоится.

«Наш источник во Франции сообщил нам, что туда направляется группа «Аль-Каиды» – они собираются физически упаковать деньги и вернуть их в Алжир». Он сделал паузу, чтобы убедиться, что я правильно понял. «Твоя задача, Ник, – не допустить этого».

На языке Джорджа мы должны были их «выдать». На моём, как только мы опознаем трёх хаваллад с помощью информации от источника, с которым я свяжусь по прибытии во Францию, мы должны были их выловить, накачать наркотиками и оставить в пункте высадки (DOP). Оттуда их заберут и доставят на борт американского военного корабля, который будет стоять на якоре у Ниццы с визитом доброй воли. По прибытии на борт группа дознавателей сразу же примется за дело, чтобы выяснить, кто их американские коллеги. Времени на то, чтобы вернуть их в Штаты, не будет, это нужно сделать на театре военных действий. Им не понравится появляться в чреве этого военного корабля; инквизиторы будут делать своё дело, защищая свою плоть и кровь дома, а не в каком-нибудь далёком клочке пустыни или джунглей. Это имеет большое значение. Когда хаваллады будут высосаны досуха, им, возможно, отрубят головы. Я не хотел знать, и меня это не особо волновало.

«ФБР и ЦРУ делают всё возможное, чтобы найти эти ASU», – сказал Джордж. «Но, на мой взгляд, эти хаваллады – самый быстрый способ выйти на парней, сидящих дома в Нью-Джерси или где-то ещё с грузовиком цезия, обёрнутым вокруг самодельной взрывчатки».

«А что, если источник не предоставит вам товар?»

Джордж отмахнулся. «Всё в стадии неопределённости. Просто приезжай туда, встреться с двумя парнями из твоей команды и жди моего решения о встрече с источником».

Он посмотрел мне прямо в глаза. «От тебя, Ник, очень многое зависит. Если ты добьёшься успеха, никто из этих ребят не доживёт до четырнадцатого декабря, не говоря уже о двадцать четвёртом. Но что бы ни случилось, эти деньги не должны попасть в Алжир».

Он снова откинулся на спинку стула и развёл руками. «И, разумеется, это должно быть сделано без ведома французов. Нужно время, чтобы разобраться со всей этой бюрократической волокитой, связанной с правами человека и надлежащей правовой процедурой, – а этого времени у нас нет».

«И мы должны убедиться, что у обработанных хаваллад все еще есть головы, чтобы они могли общаться с вами, верно?»

Джордж налил себе ещё колы. Я не заметил, как он предложил мне. «Мне не обязательно тебе это говорить, Ник. Если кто-то ударит тебя, а потом пригрозил ударить ещё, ты должен его остановить. Точка».

Банка полетела в мусорное ведро, а он начал собирать вещи с кровати и убирать их обратно в портфель. Инструктаж закончился. «Вы улетаете утром. Приятного полёта – я слышал, у Air France отличные вина».

Он встал, поправил галстук и застегнул пиджак. «Нам нужно многое наверстать, если мы хотим выиграть эту войну, Ник, и ты теперь часть этого наверстывания».

На полпути к двери он обернулся. «Пока тебя не убьют, конечно, или я не найду кого-нибудь получше».

Он широко мне улыбнулся, но я не был уверен, что он шутил.

Глава 10

СРЕДА, 21 НОЯБРЯ, 10:37.

Я сидела в туалете на бульваре Карно, наблюдая, как мои простыни мелькают в мыльной воде, оглушённая постоянным гулом машин, который заглушал даже гудение стиральных машин. Я ждала встречи с источником. Встреча должна была состояться в одиннадцать часов вечера в ресторане Le Natale, на другой стороне оживлённого бульвара, либо внутри, либо за столиком на тротуаре, в зависимости от того, где решит сесть источник. Она сама всё решала, и мне это не нравилось.

К полудню температура поднялась до отметки около шестидесяти градусов. Сейчас на мне были джинсы и синяя толстовка Timberland – самая лёгкая одежда, привезённая из Бостона. Но, судя по паре прохожих, я бы неплохо смотрелась и в зимней шубе.

Le Natale было кафе-табаком, где можно было купить лотерейный билет и выиграть целое состояние, поставить весь выигрыш на лошадь, посмотреть скачки, обедая или просто попивая кофе, а на выходе купить парковочные талоны и книгу марок.

Я выбрал прачечную в качестве укрытия. Простыни купил вчера, после того как разведал этот район. Всегда нужна причина, чтобы где-то оказаться.

Джордж три дня назад сообщил мне, что источник предоставит мне информацию о прогулочном катере, который вскоре пришвартуется где-то у побережья. На борту будет группа «Аль-Каиды», пока неизвестное число людей, которые будут собирать деньги у трёх разных хаваллад, прежде чем переправить их обратно в Алжир. Мы должны были проследить за сборщиками, выяснить, у кого они их забрали, и в тот же день выполнить свою работу. Нельзя было терять времени. Джордж хотел, чтобы они как можно скорее оказались на этом военном судне.

Я была в прачечной одна, если не считать старухи, которая стирала. Каждые несколько минут она поддергивала своё потрёпанное коричневое пальто и шаркала ногами в тапочках по потёртому линолеуму, проверяя влажность белья в сушилках. Она постоянно промокала бельё щеками и, казалось, каждый раз жаловалась себе на то, что сушить ему не хватает мощности. Потом она закрывала дверь и бормотала мне что-то ещё, а я улыбалась ей в ответ и кивала, но мой взгляд уже возвращался к цели по ту сторону зеркального стекла, или, по крайней мере, к той её части, которую я могла разглядеть сквозь плакаты «Плейбоя» и насколько «суперэкономными» были эти машины.

Я провёл на юге Франции уже четыре дня, вылетев из Бостона первым рейсом в Амстердам, затем в Париж и наконец прибыв сюда восемнадцатого числа. Я снял номер в отеле в старом квартале Канн, за синагогой и рынком фруктов и дешёвой одежды.

Сегодня был тот день, когда тайная группа из трех человек, которой я командовал, собиралась начать войну с «Аль-Каидой».

Моя стиральная машина работала как сумасшедшая, пока поток людей входил и выходил из брассери, покупая себе сигареты Camel Lights или Winstons вместе с бумагой, в то время как мир с грохотом проносился мимо в обоих направлениях.

Деньги, которые мы искали в системе «хаваллад», были заработаны здесь, в Европе. «Аль-Каида» и «Талибан» вместе контролировали почти семьдесят процентов мировой торговли героином. Система «хаваллы» очень успешно использовалась для перевода этих денег в США для финансирования антитеррористических операций.

Старушка снова выпрямилась, бормоча что-то себе под нос, пока я делал вид, что с интересом наблюдаю за мужчиной на мопеде, который лавировал между потоками машин, держась одной рукой за руль. Другая рука держала пластиковый стаканчик с кофе. Ремни его шлема разлетелись по бокам, когда он пытался сделать глоток, одновременно подрезая «Ситроен».

Это было хорошее место, чтобы понаблюдать за автодомом, прежде чем вступить с ним в контакт, и оно скрыло меня от камеры видеонаблюдения, установленной снаружи на высоком стальном столбе. Похоже, она следила за движением на невероятно оживлённом четырёхполосном бульваре, соединяющем автостраду с пляжем, но, насколько я понимал, её можно было передвигать. Я не хотел рисковать. Опасаться нужно было не только из-за «Аль-Каиды» и хаваллад, но и из-за наблюдения французской полиции и разведки.

Поскольку это была совершенно необъяснимая операция, необходимо было принять все меры предосторожности для обеспечения безопасности нашей команды. У французов был богатый опыт борьбы с исламским фундаментализмом. У них была отличная агентурная сеть в Северной Африке, и они могли в любой момент обнаружить, что мы работаем на Ривьере. Неважно, как и почему; они могли отслеживать движение денег «Аль-Каиды», и мы бы попали в ловушку. Тогда мы бы действительно оказались в дерьме, поскольку никто бы нам не помог. Более того, Джордж, вероятно, помог бы французам осудить нас как террористов, чтобы прикрыть свою задницу. Я до сих пор поздно ночью задавался вопросом, какого чёрта я выполняю эту работу. Почему я не только берусь за них, но и попадаюсь на удочку тех самых людей, которым у меня было больше всего оснований доверять? Деньги были хорошими – ну, по крайней мере, теперь, когда я работаю на Джорджа. Но я всё ещё не мог придумать ответа, поэтому вчера вечером я использовал ту же мантру, которую всегда бормотал, чтобы не думать слишком много о чём-либо: «К чёрту всё».

Эта встреча с источником информации была первым из множества рискованных мероприятий, которые моей команде предстояло осуществить в ближайшие дни. Я понятия не имел, кто эта женщина; насколько я мог судить, французы или даже «Аль-Каида» уже могли её выследить, и я в первый же день вляпаюсь в настоящую групповую оргию.

В кафе были большие, прозрачные окна, не загороженные плакатами или жалюзи, что мне тоже не понравилось. Людям было слишком легко заглянуть внутрь, особенно с телеобъективами. Красный брезентовый тент защищал некоторые столики на улице для тех, кто хотел спрятаться от солнца. Двое посетителей сидели за разными столиками, читая под ним газеты, а две женщины, похоже, сравнивали причёски своих пушистых пуделей. Утренняя рутина в «Ривьере» протекала в обычном темпе.

Некоторые из женщин, должно быть, были итальянками. Они не столько ходили, сколько скользили в своих норках, но, возможно, просто держались подальше от пуделей. Казалось, у всех в Каннах были эти пышно причёсанные маленькие собачки, которых они вели на своих изящных поводках или с любовью наблюдали, как они справляют нужду прямо посреди тротуара. Мне уже пришлось трижды вычистить свои «Тимберленды» с момента приезда, и я стал своего рода экспертом по каннскому «шаффлу», петляя и виляя на ходу.

Справа от меня бульвар плавно поднимался в гору, становясь круче по мере того, как он проходил мимо автосалонов и непривлекательных многоквартирных домов протяженностью две-три мили, прежде чем выйти к автостраде 8, которая вела либо в Ниццу и Италию (примерно в часе езды), либо в Марсель и к испанской границе.

Слева от меня, примерно в пяти минутах ходьбы вниз по склону, находились железнодорожный вокзал, пляж и основные туристические достопримечательности Канн. Но сегодня меня интересовала только та часть города, где я сейчас находился. Примерно через пятнадцать минут должна была появиться та, одетая в красную пашминовую шаль и джинсы; она собиралась сидеть за столиком и читать номер Paris-Match месячной давности, с фотографией Джулии Робертс на обложке.

Мне не понравилась обстановка для этой встречи. Вчера я выпил кофе с круассаном в кафе, разведывая обстановку, и не видел пути к отступлению. Выглядело всё не очень хорошо: большие, ничем не загороженные окна, сквозь которые весь мир мог видеть, что происходит внутри, и открытый тротуар снаружи. Я не мог спрыгнуть с пожарной лестницы сзади или зайти в туалет и вылезти через окно, если кто-то ворвётся через главный вход. Пришлось бы искать девственную территорию кухни. У меня не было выбора: я должен был связаться с источником.

Дверца сушилки позади меня открылась, и я увидел стопку простыней с очень ярким цветочным узором. Я перенёс вес на левую ягодицу и поправил поясную сумку, висевшую поверх ширинки джинсов и в которой лежали паспорт и бумажник. Сумка всегда была со мной, и чтобы она не сползала, я продел в пояс проволоку. Карманники в здешней толпе разрезали ремни и лямки ножами Стэнли, но с этим им пришлось бы нелегко.

Старушка всё ещё бормотала что-то себе под нос, а затем повысила голос, ожидая моего согласия по поводу ужасного состояния машин. Я повернулся и сделал своё дело: «Oui, oui», – улыбнулся и снова посмотрел на цель.

За пазухой джинсов лежал потрёпанный 9-мм «Браунинг» 1980-х годов с магазином на тринадцать патронов. Это была работа на французском чёрном рынке, которую, как и всё оружие команды, мне предоставил связной, которого я ещё не видел, по прозвищу Тэккери. Я его в глаза не видел; в голове просто сложился образ гладко выбритого парня лет тридцати с короткими чёрными волосами. Серийный номер был стёрт, и если бы пришлось использовать «Браунинг», баллистика связала бы его с местными итальянскими бандами. Их здесь было предостаточно, учитывая близость границы. И, конечно же, я купил себе «Лезерман». Я бы никогда не вышел из дома без него.

Пока я осматривал улицу вдоль и поперёк, а затем снова заглянул в кафе, мир гудел вокруг меня и моей новой девушки в прачечной. Подростки носились на мотороллерах, кто в шлемах, кто без, совсем как полицейские на своих BMW. Маленькие машинки мчались в обоих направлениях, словно баллистические ракеты. По всему бульвару развешали рождественские украшения; самым популярным в этом году стали белые гирлянды в форме звёзд и зажжённых свечей.

Я думал о том, как все изменилось после Логана.

«Все, кто тебе дорог, живут здесь». Джордж точно знал, что делает, ещё до того, как заставил меня отрубить голову Зеральде. Слепой часовщик, чёрт возьми.

Я в сотый раз оглядел бульвар вдоль и поперек, высматривая кого-нибудь в красном на синем, проверяя, не прячется ли кто-нибудь поблизости и не выжидает момента, чтобы наброситься на меня, как только я выйду на связь.

У меня был запасной план на случай, если до соревнований возникнут проблемы. Путь к отступлению лежал через дверь в туалет, которая была открыта. Дверь была завалена пакетами с невостребованным бельём, потерянными носками и нижним бельём, и вела через небольшой двор в переулок. В конце была невысокая стена, ведущая во двор парфюмерного магазина на бульваре слева от меня. Оттуда я проскользнул в соседний многоквартирный дом и спрятался в подвальном гараже, пока путь не расчистят.

Я проверил трекер. Без четырёх одиннадцать. Слева я заметил вспышку красного света среди пешеходов на обочине, ожидающих, чтобы перейти дорогу к кафе. Раньше я её не видел; должно быть, она вышла из одного из магазинов или другого табачного магазина ниже по склону. Вероятно, она сидела и пила кофе, занимаясь примерно тем же, чем и я. Если так, то это был хороший знак; по крайней мере, она была включена. Я сохранил красное пятно периферийным зрением, не высматривая лицо на случай зрительного контакта.

В потоке машин образовался просвет, и пашмина двинулась вперёд. Это был мужчина; в правой руке он держал свёрнутый журнал, а в левой – небольшой коричневый портмоне – или портмоне, как его называли некоторые мои новые соотечественники. Если я ошибаюсь, то скоро это узнаю.

Перейдя дорогу, он подошёл к пустому столику на тротуаре и сел. Как и во всех французских кафе, стулья были развернуты к дороге, чтобы посетители могли наблюдать за людьми. Он уселся и разложил журнал на столе. Я продолжал наблюдать за проезжающими машинами. К нему подошла официантка в жилете и приняла заказ, пока он доставал из портсигара пачку сигарет.

Из-за расстояния и большого количества машин я почти не видела его лица, но на нём были солнцезащитные очки, и он был либо темнокожим, либо с перматановым загаром. Узнаю позже. Сейчас я на него не смотрела. Мой взгляд метнулся в сторону; нужно было проверить более важные вещи. Безопасно ли к нему приближаться? Есть ли кто-то ещё поблизости, готовый испортить мне день?

Я ещё раз прокрутила в голове свой план: подойти и сесть рядом с ним, заказать кофе и, когда почувствую себя в безопасности, выйти с выпиской из чека. Я собиралась указать на Джулию Робертс и сказать: «Красивая, правда?» Он бы ответил: «Да, она красивая, но не такая красивая, как Кэтрин Хепберн, как думаешь?» Тогда я собиралась встать, подойти, сесть рядом с ним и начать говорить о Кэтрин. Это была бы история для обложки: мы просто познакомились и начали говорить о кинозвёздах из-за обложки журнала. Я не знала его имени, он не знал моего, мы не были знакомы, мы просто болтали в кафе. Всегда должна быть причина, по которой ты находишься там, где ты сейчас.

Но мне всё равно было не по себе. Встреча в кафе была бы уже само по себе неприятной, ведь бежать было некуда, но снаружи было ещё хуже. Он мог подставить меня под фото, которое можно было бы использовать против меня, или, может быть, подстрелить из машины. Я не знал этого человека, не знал, чем он занимается. Я знал только одно: это нужно сделать, что бы ни случилось; если всё пойдёт по плану, я унесу с собой нужную информацию.

Я встал, поправил толстовку и поясную сумку и кивнул старушке. Она сложила джинсы и что-то пробормотала, когда я повернул налево, вниз по склону, к центру города. Не было нужды следить за Человеком в пашмине. У него было всего тридцать минут на автодом, он собирался приехать к половине двенадцатого.

Всё казалось обычным, когда я проходил мимо парфюмерного магазина. Женщины нюхали дорогие флаконы, а молодые люди с выщипанными бровями и накрашенными волосами упаковывали свои покупки в очень дорогие на вид коробки. Табак чуть дальше был не так уж многолюдным. Несколько пожилых мужчин пили пиво и покупали лотерейные билеты. Ничего необычного я не заметил.

Я добрался до пешеходного перехода примерно через пятьдесят ярдов вниз по склону и, оказавшись на стороне, отведенной для автодомов, направился обратно к красной пашмине мимо газетного киоска и кондитерской. Только во Франции мужчина мог носить такую одежду и не привлекать к себе внимания.

Приблизившись, я мельком увидел его в профиль: он пил эспрессо, курил и слишком уж пристально наблюдал за окружающим миром. Он показался мне знакомым: зачёсанные назад волосы, слегка редеющие на макушке, и круглое смуглое лицо. Я сделал несколько шагов ближе, прежде чем узнал его, и чуть не замер на месте. Это был этот алжирский грязнуля.

Глава 11

Я нырнул в первую дверь слева, изо всех сил стараясь с интересом разглядывать стеклянные витрины вдоль стены, пока собирался с мыслями. Пожилой продавец улыбнулся мне и приветливо поздоровался.

– Bonjour, parlez-vous anglais?

"Да."

«Просто смотрю, спасибо».

Он оставил меня в покое, пока я разглядывал множество деревянных и пластиковых трубок и все необходимые для курения принадлежности. Я повернул запястье и взглянул на трассер: 11:04. У Гриболла оставалось ещё двадцать шесть минут, пока закроется фургон, и я никуда не торопился. Я не торопился. Мне нужно было подумать.

Я не хотел с ним встречаться, независимо от источника, особенно на улице, особенно если он был известным лицом. Это было плохо с профессиональной точки зрения: мне нужно было быть серым человеком.

Я повернулся к двери и машинально попрощался со стариком, словно цитируя разговорник, и пожалел, что то короткое время, что я провел в школе, не было посвящено урокам французского.

Не глядя в сторону автодома, я вышел на улицу, повернул направо к пешеходному переходу, перешёл дорогу и толкнул плечом дверь табачной лавки. Это было унылое место: стены были покрыты тёмно-коричневым ковром, гармонировавшим с тёмным деревянным полом. Старики закурили с полдюжины сигарет «Голуаз», и дымка ещё больше усиливала мрак. Я отошёл от окна, чтобы не спускать глаз с Гриболла, и заказал себе кофе.

Он закурил ещё одну сигарету. Пачка лежала на столе, рядом с портмоне, с зажигалкой сверху. Он заказал ещё, и когда официантка повернулась, чтобы вернуться в кафе, я взял бумажную салфетку, обернул ею чашку с эспрессо и сделал пробный глоток. Гризбол начал немного волноваться, уже в пятый раз за столько же минут поглядывая на часы. До половины двенадцатого оставалось ещё три минуты, и он снова выглянул в окно кафе, чтобы убедиться, что внутри кто-нибудь сидит один, прежде чем снова обернуться и убедиться, что журнал лежит ровно и его легко найти.

Я высыпал мелочь на стол из своего маленького коричневого кошелька и оставил одиннадцать франков, которые с ворчанием забрал пожилой парень, управлявший всем этим.

Гриболл ещё раз взглянул на часы, затем наклонился к официантке, убиравшей соседний столик, и спросил время. Её ответ, похоже, подтвердил его опасения, потому что он поднялся на ноги и снова оглядел улицу, словно уже знал, что ищет. Было уже одиннадцать тридцать четыре, когда он упаковал сигареты и наконец направился на холм.

Я взяла чашку в последний раз, быстро вытерла край салфеткой, прежде чем уйти, и пошла за ним со своей стороны дороги, пока грузовики и фургоны не загородили его на доли секунды. Мне нужно было немного отойти и оказаться прямо над ним на случай, если он сядет в машину. Если он это сделает, я смогу остановить его, прежде чем он уедет. Мне нужно будет подойти к нему в какой-то момент, но не сейчас. Прежде всего, мне нужно было убедиться, что никто не следует за ним – или за мной.

Я не увидел ничего подозрительного: никто не разговаривал сам с собой, не отрывая глаз от затылка Гриболла; никто не прыгал в машину или не выпрыгивал из нее в отчаянной попытке оказаться позади него, никто не концентрировался так сильно на том, чтобы не потерять его в толпе, что мог скатиться в собачье дерьмо или врезаться в людей и фонарные столбы.

Играя со смертью, я перешёл дорогу и сосредоточился на его коричневых замшевых туфлях, которые идеально подходили к его портфелю. У него были голые волосатые лодыжки. Без носков: настоящий юг Франции. Он шёл, держа Джулию в правой руке, а портфель – в левой.

Я не хотела, чтобы у него была возможность повернуться и встретиться со мной взглядом, ведь он вряд ли меня не узнал бы. И, учитывая обстоятельства нашей последней встречи, я предполагала, что он будет немного нервничать, когда это сделает.

Я постоянно оглядывался по левую сторону от магазинов и входов в жилые дома, ища, куда бы спрятаться, если бы он остановился. Это непростая задача, ведь к тому времени, как цель обернётся и оглянется, нужно быть неподвижным, если ты на виду, или, ещё лучше, спрятавшимся. И нельзя привлекать к себе внимание.

Он свернул налево, съехал с главной дороги, и пропал из виду. Я ускорил шаг, чтобы дойти до угла, сделал каннский шаффл и перешёл дорогу. Ни за что не свернул бы в тупик, не посмотрев сначала, что меня ждёт.

Переходя дорогу, я смотрел направо и налево на наличие машин и снова нашёл цель. Он всё ещё шёл по левой стороне и не оглядывался. Он шёл целенаправленно: не от чего-то убегал, а к чему-то шёл.

Оказавшись на другом тротуаре, я повернула налево и пошла за ним. Он был немного дальше, но это было нормально, потому что дорога стала гораздо уже, обычная улица с домами и многоквартирными домами. Людей здесь было немного, так что небольшая дистанция была кстати.

Глядя вперёд и не спуская красного света с моей стороны дороги, я увидел большую синюю неоновую вывеску супермаркета «Эддис» на моей стороне дороги. Супермаркет занимал первый этаж многоквартирного дома. Он был одним из магазинов сети «Э. Леклерк». Я не знал, что означает «Э», но четыре дня выдались скучными, поэтому я придумал название, как и «Таккери».

У обочины стоял фургончик-гриль с открытыми бортами, продававший свежеприготовленную курицу и кролика. Стая маленьких машин пыталась втиснуться в непроходимые места и припарковаться вторым рядом. Они то и дело заезжали на обочину и сталкивались друг с другом. Похоже, люди здесь не слишком заботились о краске своих автомобилей.

Гриболл перешёл дорогу к продуктовому магазину и скрылся на дороге прямо перед ним. Я ускорил шаг. Добравшись до перекрёстка, я легко увидел его за хаосом покупателей, поднимающимся по дороге. Здесь она была очень узкой, всего одна полоса, и довольно крутой теперь, когда мы поднялись выше по холму. Тротуаров не было, только железные заборы и каменные стены по обеим сторонам, окружающие дома и многоквартирные дома. Некоторые здания были совсем новыми, а некоторые нуждались в лёгкой покраске, но у всех было одно общее – количество металлоконструкций, покрывавших каждый вход.

Он держался левой стороны. Я последовал за ним, время от времени позволяя ему временно исчезать из виду, когда дорога петляла в гору, на случай, если он остановится. Мы были единственными двумя на этом участке дороги, и я не хотел делать своё присутствие слишком очевидным. Если он исчезнет к тому времени, как я доберусь до угла, поиски будут долгими, трудоёмкими и скучными, но у меня не было выбора. Мне придётся найти место, чтобы спрятаться и ждать его появления. Если мне не повезёт, мне придётся связаться с Джорджем и сообщить ему плохие новости. Я, конечно, солгу, сказав, что видел что-то подозрительное около автодома. Ему придётся быстро взять себя в руки и сделать всё возможное, чтобы организовать ещё один автодом.

Я больше не беспокоился, что Гризболл идёт к машине, ведь он не стал бы парковаться так далеко от дома на колёсах. Мне пришла в голову мысль, что он заметил меня и немного проехался по городу, чтобы убедиться, что я за ним слежу. Что это будет значить для меня, я не знал – возможно, приём, когда я свернул за угол. Но выбора у меня, по сути, не было. Мне нужно было последовать за ним и связаться с ним, как только мы окажемся в безопасном и менее уязвимом месте.

Старые терракотовые крыши, нависавшие над стенами кое-где по обе стороны от меня, существовали здесь задолго до появления унылых кремовых многоквартирных домов, которые появились на каждом свободном участке земли с шестидесятых. Они были не выше пяти-шести этажей; на многих балконах висели полотенца, одеяла или бельё; на одном-двух были барбекю. Я слышал гул машин с главной улицы справа.

Гризболл снял пашмину, подставив под себя синюю клетчатую рубашку. Не ему одному стало жарко: пот по лицу и позвоночнику начал сочиться, пока я поднимался в гору. Мы проехали ещё несколько многоквартирных домов, которые, казалось, были немного потрёпаны, и Гризболл остановился, чтобы протиснуться мимо машины. Он порылся в своей сумке. Напротив стояло не слишком привлекательное здание, перед которым бампер к бамперу выстроились машины.

Я двинулся к нему, опустив голову и избегая зрительного контакта. Возможно, он уже заметил меня в этот самый момент, ожидая, когда я выдам себя. Машина пронеслась мимо, и мне пришлось остановиться, чтобы пропустить его, когда Гризболл исчез в крытом, выложенном мозаичной плиткой входе.

Времени на скрытность не было. У меня был только один шанс. Я побежал к нему и успел как раз в тот момент, когда он повернул ключ в парадной двери, отделанной стеклом и латунью. Он стоял ко мне спиной, но видел меня в отражении стекла.

«Красивая, не правда ли?»

Он резко развернулся, оставив ключ на месте. Глаза у него были выпучены, руки опущены, и он отступил к стеклу. Моя левая рука схватила меня за край толстовки, готовая поднять её и вытащить «браунинг». Его взгляд метнулся вслед. Он прекрасно понимал, что это значит. Несколько мгновений он просто смотрел на меня в ужасе, а затем пробормотал: «Ты? Ты?»

Я не удивился, что он меня вспомнил. Некоторые вещи остаются с тобой навсегда.

Даже с расстояния в пару футов я чувствовала запах его лосьона после бритья, смешанный с ароматом густо накрашенных волос. Я повторила: «Красивая, правда?» – и кивнула на журнал в его руке. Ответа по-прежнему не было.

«Отвечай мне. Она прекрасна, правда?»

Наконец-то до меня дошло. «Да, но Кэтрин Хепбёрн…» Его лицо дрогнуло. Он понял, что напортачил. «Нет, нет, нет, пожалуйста. Подожди, подожди. Она такая, да, она такая, но не такая, как Кэтрин Хепбёрн, как думаешь?»

Этого было достаточно. «Куда ты идёшь?»

Он полуобернулся и указал. Он побрился сегодня утром, но уже успел отбросить тень.

«Есть ли там кто-нибудь с тобой?»

«Нет».

«Тогда пойдём. Пойдём».

"Но…"

Я втолкнул его в дверь, в тёмный вестибюль. Резиновые подошвы моих «тимберлендов» скрипели по серому полу под мрамор. В одной из квартир на первом этаже плакал ребёнок, и, направляясь к лифту, я чувствовал запах жареного. Он всё ещё был сильно напуган. Он дышал передо мной, тяжело и прерывисто, пока баюкал свою пашмину. Я собирался успокоить его, но потом подумал: «К чёрту, зачем?» Я хотел лишить его равновесия.

Маленький, похожий на коробку лифт прибыл, и мы вошли. Запах изменился. Теперь он был как табак. Он нажал кнопку четвёртого этажа, и машина задрожала. Я стоял позади него и видел, как пот стекает с его волос на шее на воротник рубашки, когда я похлопал его по плечу. «Покажи мне, что в сумке». Он с готовностью подчинился и поднял сумку через плечо, чтобы осмотреть её. Там не было ничего, чего я уже не видел: пачка сигарет Camel Lights, золотая зажигалка и небольшой кожаный кошель. Ключи всё ещё были у него в руке.