Текст книги "День освобождения (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

«Конечно». Он подошел к въезду на парковку, пока мы устанавливали освещение в фургоне на место, чтобы посмотреть, что мы делаем, и начал приклеивать клейкой лентой одно из темных узорчатых пушистых нейлоновых одеял, купленных Hubba-Hubba, так, чтобы оно висело на крыше прямо за двумя передними сиденьями.

Хабба-Хабба наклонился слева, а я справа, шёпотом задавая вопросы о своей новой работе под звуки отматываемой с катушки клейкой ленты. «А мои глаза не будут видны снаружи, если я буду смотреть в отверстие?»

«Нет, приятель, если всё сделать правильно, так не получится. Внутри будет кромешная тьма, если мы заткнём одеяло по бокам. Нужно просто немного откинуть голову назад, особенно если рядом ребёнок кидает воблер».

«А как насчёт шума? А вдруг мне придётся пошевелиться, а вдруг у меня судорога?»

«Это проблема, приятель, потому что если ехать слишком быстро, фургон может качнуться. Малейшее движение можно уловить. Даже если эти штуки сделаны на заказ внутри фургона. Если нужно, просто делай это очень медленно. Нужно сделать так, чтобы шума внутри было потише.

«Обычно эти фургоны обшиты пенопластом или чем-то подобным, чтобы поглощать шум. Но вам там будет ни хрена. Придётся просто снять ботинки и расстелить запасное одеяло».

«Ни хрена себе… Ни хрена себе. Да, мне нравится эта поговорка».

«И если говорить о дерьме, то не надо. Извините. Никакой еды, только вода, ты не можешь позволить себе свалку», – объяснил я. «Обязательно возьми несколько пустых бутылок, чтобы пописать. Когда испражняешься, будет слишком много шума, слишком много движений, и ты не сможешь удержать курок. И ты не можешь просто нагадить в джинсы, потому что тебе нужно выйти и присоединиться к сбору».

Хабба-Хубба не удержался. «Тебе когда-нибудь приходилось какать во время таких триггеров?»

«Дважды. Один раз специально, потому что ничего не мог с этим поделать. Я вот-вот кого-нибудь спровоцирую, но больше не мог сдерживаться. Это не имело значения, ведь я не был в кадре, я был просто триггером, так что меня всё равно унесло бы».

От рулона оторвался ещё один кусок клейкой ленты. «А второй?»

«Скажем так, мне повезло, что на мне было длинное пальто».

Одеяло теперь висело на крыше, и мы начали заклеивать его края скотчем. Даже когда половина его свисала, а остальное лежало на полу, в тусклом свете я всё ещё мог разглядеть картину, которая предстала передо мной. «Где ты, чёрт возьми, это взял?» Я вытащил одеяло снизу, чтобы показать оставшихся пушистых собак, играющих в бильярд.

«Это все, что я успел раздобыть вовремя…» Он захихикал, поняв, как глупо это выглядит, и я не мог не присоединиться к нему.

Я заставил себя стать серьёзным. «Где твой баллончик с краской?»

«В отсеке пассажирской двери».

«Хорошо. Тебе нужно ещё немного загерметизировать бок».

Я вылез из фургона и подошёл к правой двери, услышав звук рвущейся клейкой ленты, пока он работал. К тому времени, как я добрался до задней части, Хабба-Хабба сидел на пороге боковой двери.

«Теперь, приятель, нам нужно проделать небольшую дырочку внизу правого окна, в левом углу. Так отверстие окажется примерно по центру задней части, и обзор будет лучше».

Я потряс банку с краской, и шарикоподшипниковый миксер внутри загремел. «Оставь его сзади, на случай, если понадобится уменьшить его, когда будешь готов».

Не прошло и пяти минут, как с помощью ногтя большого пальца Хуббы-Хуббы дело было сделано: по нижнему краю правого окна тянулась небольшая царапина длиной в дюйм.

«Как только вы активировали «Ромео», просто залезьте под одеяло, убедитесь, что оно свободно, и вылезайте. Вам нужно думать о «Рено», а одеяло лучше оставить на месте, раз уж это так интересно».

Хабба-Хабба остался сзади, когда я вышел и закрыл боковую дверь, а свет в салоне погас. Я пересел на водительское сиденье и услышал, как он возится внутри.

Я открыл бардачок, чтобы хоть немного света. «Ладно, приятель, попробуй вылезти».

Он начал пробираться под одеяло, стараясь не высовываться. На полпути он остановился и пошарил по рубашке, вытаскивая свой амулет. «Он всё время так делает». Он остался лежать, проверяя застёжку.

«Х, могу я задать тебе вопрос?»

Он удивленно поднял глаза и кивнул.

«Кажется, я понимаю Лютфи, но, – я указал на его маленькую, украшенную бусами ладошку, – какое это имеет отношение к делу? Ты религиозный – ну, знаешь, мусульманин, зарабатывающий на жизнь?»

Он снова сосредоточился на ремонте. «Конечно, Бог один. Быть истинным мусульманином не значит, что мы все должны быть как Лютфи. Спасение достигается не верой, а делами». Он взял амулет в зубы, прикусил металл и снова принялся его вертеть.

«Видишь, когда я умру, я смогу произнести шахаду с такой же убеждённостью, как и он. Понимаешь, о чём я говорю?» Он снова поднял голову. «Ты слышал, как старая гвардия говорила это в Алжире. „Ля иляха илл-Аллах, Мухаммад-ур расул-уллах“». Для тебя это означает: „Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник Аллаха“. Это и есть шахада, первое и величайшее учение ислама. Я только что сказал тебе это с искренней искренностью, и это делает меня таким же хорошим мусульманином, как он». Он закрепил цепь и на пробу дёрнул её.

«Когда мою книгу судьбы взвесят, она покажет Богу, что я тоже был хорошим человеком, и моя награда будет такой же, как у него, – я перейду мост в Рай. Наш Рай не такой, как ваш – облако, на котором можно сидеть, арфа, на которой можно играть, – это благоухающий сад материальных и чувственных наслаждений, окружённый реками и журчащими фонтанами. Звучит заманчиво, да?» Он снова надел амулет на шею. «Лютфи мог бы рассказать тебе, в каких сурах это находится. Но прежде чем я попаду туда, мне нужно прожить эту жизнь». Теперь амулет был надёжно закреплён, и он поднял его, чтобы я мог его увидеть. «И это даёт мне всю необходимую помощь».

Прежде чем забраться на пассажирское сиденье, он снова надел цепь на шею.

«Что Лютфи обо всём этом думает?» – недоумевал я. «Почему вы двое такие разные? В смысле, ты с обаянием, а он с Кораном?»

Он улыбался, борясь с сиденьем, рывком подавшись вперёд, пытаясь сдвинуть его с места, одновременно нажимая на регулятор сиденья, чтобы было больше места, чтобы пролезть в кабину. Когда сиденье наконец поддалось, я увидел, где он спрятал деньги от Гумы. «Мы оба вместе учились в мусульманской школе – знаете, сидели там, скрестив ноги, на полу и учились читать Коран наизусть. Я был бы таким же, как он, если бы не то, что слова просто вылетали из моей головы так же быстро, как их пытались втиснуть. Поэтому меня выгнали из школы, и мама учила меня вместе с сестрой. Наш отец умер от туберкулёза много лет назад». Он посмотрел мне прямо в глаза. «Видите ли, учеба в религиозной школе – это не только вера. Для семьи, проклятой нищетой, это выход: мальчиков кормят и о них заботятся. Наша мать видела в этом единственный способ выжить».

«Но как ты выучил английский? Ведь большинство людей на твоём месте всё ещё…»

Он тихонько рассмеялся про себя. «Знаешь, первую пару обуви в моей жизни мне подарил Лютфи. Ему её подарили в школе». Его улыбка сменилась выражением бесконечной печали. «Наша мать умерла через несколько месяцев после того, как избили Халисаха. С тех пор она уже никогда не была прежней, как и все мы».

Он положил руку мне на плечо. «Но мы остались вместе, Ник. Потому что мать оставила нам в наследство любовь друг к другу. Мы прежде всего семья, какими бы ни были наши разногласия, какую бы боль мы ни испытывали. Потому что у нас есть любовь».

Я немного подумал о своем наследстве, но решил заткнуться.

Он постучал себя по груди. «Он ненавидит это. Он говорит, что я попаду не в Рай, а в Гаенну, в ад. Но он ошибается, мне кажется». Его глаза заблестели. «Надеюсь…»

Он на мгновение замолчал, но я промолчал. Эти ребята вошли в привычку говорить вещи, которые были слишком уж утешительными.

«Лотфи не во всём прав, но и я тоже. И именно Лотфи пожертвовал всем, что у него было, чтобы отвезти нас обоих в Каир, к тёте и в школу. Поэтому я говорю по-английски. Мы – семья, Ник. Мы давно научились встречаться посередине, потому что иначе семья погибнет. И у нас было обещание, которое мы дали в детстве».

Он засунул руку в карман джинсов и направил на меня сжатый кулак.

"Что это такое?"

«Кетамин, тебе нужно было еще, да?»

Глава 44

Площадь находилась рядом с автовокзалом в новой части Антиба. Я сидел в машине на обочине дороги в шляпе и солнцезащитных очках и слушал, как они устанавливали «Скудо» на место. Хубба-Хубба давал указания Лотфи, поворачивая руль. «Назад, назад, назад, стоп, стоп». Я попросил их общаться по-английски, чтобы понимать, что происходит. В конце концов, всё было удовлетворено Хуббой-Хуббой. «Х нажал на курок. Цель не вижу, но смогу дать сигнал, как только они продвинутся вдоль набережной, и могу указать направление к арке. «Рено» всё ещё на стене. Он тёмно-синий. «Н», подтвердите».

Я опустил левую руку на ремень джинсов и ударил по прессу. «Понял, это фокстрот N. L, будь осторожен».

«Понял. Это Л., фокстрот для проверки очевидного». Он ехал, чтобы убедиться, что 9 мая всё ещё там. То, что полиция была, не означало автоматически, что лодка там. Единственный способ сделать это – забраться на стену, где стоял фургон, или прижаться к левому борту стены, чтобы оказаться в непосредственной близости от фургона вдоль причала. Но это вывело бы его в прямую видимость лодки. Он выбрал стену и действовал без промедления. Он не пробудет там больше минуты, и это необходимо.

Я вышел из «Мегана» и купил себе штраф за 24-часовую парковку. Меньше всего мне хотелось вернуться сюда и обнаружить, что машину эвакуировали. Вчера я также усвоил урок: стоило заранее купить билеты в обе стороны на случай, если у Ромео будет мало времени, когда они сядут на поезд, и я не успею купить билет, не заметив меня. Сегодня я не собирался повторять ту же ошибку: мы с Лотфи уже заходили на станцию утром.

Я оставил парковочный талон на приборной панели и взглянул на «Трейсер»: семь сорок семь. Уворачиваясь от собачьего дерьма, я направился через площадь в поисках кафе. Я был готов выпить кофе и выпить круассанов. День обещал быть солнечным; птицы пели в первых лучах солнца, машины были оживленными, люди шли на работу, большинство в солнцезащитных очках, а многие – с маленькими собаками.

Несколько кафе были открыты, их брезентовые или пластиковые навесы создавали тень для немногочисленных клиентов, которые уже успели выпить кофе и почитать газеты.

Я пересёк площадь и направился к большому угловому кафе со стеклянным фасадом, огромными патио-дверями и плетёными креслами на улице. Я заказал большой крем и пару круассанов, оплатив всё на месте, на случай, если вдруг кто-то задержится. Пришло время просто посидеть и отдохнуть в тени, пока Хабба-Хабба не позвал нас поторопиться.

Лотфи появился в сети как раз в тот момент, когда на стол поставили круассаны. Он шёл: я слышал французский разговор и гудок мотороллера на заднем плане. «Это Л. Очевидное всё ещё статично, шторы опущены, трап поднят. Х, Н, подтвердите».

Я положил руку на Sony и подождал, пока не услышу двойной щелчок H, прежде чем нажать свою.

Лютфи вернулся. «Я пойду за кофе. Эйч, что ты хочешь – капучино?»

Ответа на это не последовало – по крайней мере, в сети его не было.

Машины сновали по большой площади, покрытой травой и деревьями. Рана на животе изо всех сил пыталась покрыться коркой, но курок моего «Браунинга» не позволял этого сделать. Ничего страшного, ещё два дня, и оружие можно будет отправить в море. Я потрогал линию роста волос надо лбом; по крайней мере, корка затянула место удара головой.

Я пил кофе и смотрел, как моют пороги, как хозяева выгуливают крысиных собак, и как они гадят везде, где только могут. Я мог бы просидеть здесь часок-другой, и никто бы не увидел в этом ничего необычного.

Я начал думать о полиции, но быстро отвлёкся. Если бы они задумали что-то предпринять, мы бы об этом скоро узнали. А пока мы ничего не могли с ними поделать.

Я вытянул ноги под столом и подумал о Хуббе-Хуббе, зажатом в кузове маленького фургона. Хотя мы с Лотфи следили за двумя станциями, нам также нужно было быть достаточно близко, чтобы оказать ему поддержку, если кто-то захочет получить новый фургон с минимальными затратами. Нам нужно было приехать туда быстро, главным образом, чтобы помочь Хуббе-Хуббе, но также и чтобы спасти операцию.

Солнце постепенно поднималось над домами и начало согревать правую сторону моего лица. Я сделал ещё глоток кофе и обмакнул кончик круассана.

Лютфи прибыл точно вовремя, чтобы позвонить в восемь часов. «Проверка связи. Ч?»

Щелк, щелк.

Я слышал собачий лай где-то на заднем плане. Похоже, они только этим здесь и занимались – лают и гадят. Я ни разу не видел, чтобы кто-то гонялся за палкой.

«Н?»

Я засунул руку под свою новую зеленую толстовку Cap 3000, дважды застегнул ремень, затем откинулся назад, пальцем, смоченным в кофе, стряхнул крошки круассана с салфетки и стал ждать.

Прошло ещё двадцать семь минут, и я ждал, когда Лотфи начнёт следующую проверку радиосвязи. В сети появился Хубба-Хубба, его голос был взволнованным. «Эйч потерял гашетку… На пути грузовик. Эйч потерял гашетку. Н, Л, подтвердите».

Я нажал на кнопку. «Понял. N нажимает на курок. L, подтверди».

Щелк, щелк.

Я встал и начал двигаться, вытирая чашку и беря салфетку. Почти бегом через старый город я поднялся по каменным ступеням на небольшой мощёной площади. Когда моя голова поравнялась с бетонным полом между двумя сторонами крепостной стены, я увидел «Рено», всё ещё прижатый задним ходом к стене, а справа от него стояла другая машина.

Со мной наверху были ещё двое – старики, болтавшие у крепостной стены, выходящей на порт, там, где кованые элементы соединялись с камнем. Я задел пресс, прежде чем подойти слишком близко, когда делал последние шаги по стене.

«У N есть триггер. У N есть триггер. H, подтверди».

Щелк, щелк.

Я поднялся наверх и посмотрел на порт, между фургоном и другой машиной. Я дал себе время полюбоваться ослепительным солнцем, отражающимся от воды вокруг множества кораблей. Если бы у Хаббы-Хубы было хоть немного здравого смысла, он бы воспользовался этим временем, чтобы дать отдохнуть глазам.

Я проверил, что жалюзи и трап все те же, затем опустился через стену и ушел влево, в мертвую зону, чтобы убедиться, что Ромео не решили уйти за минуту или около того, которая потребовалась, чтобы снова нажать на курок, и не идут вдоль набережной. Я видел «Скудо», въехавший задним ходом на свободное место так, чтобы задние затемненные окна были обращены ко мне. Машина, загораживающая обзор Хуббе-Хуббе, была небольшим рефрижератором, забирающим ящики с рыбой с лодок. Я снова взглянул на «Девятого мая», когда по другую сторону полицейского фургона развивался пылкий разговор, и заметил движение на более крупном «Ли». Трое детей в возрасте от десяти до двенадцати лет возились на палубе с лодочными работами. Двое взрослых, которых я предположил, их родители, сидели в креслах сзади и пили кофе.

Продолжая изображать туриста, я смотрел на форт, возвышающийся над громадой мачт и сверкающих корпусов. Меньше чем через пять минут рыбный фургон уже возвращался через арку. Я вернулся к лестнице. «Привет, Х., это грузовик, всё в порядке. Подтвердите».

Я остался наверху, ожидая, когда Хабба-Хабба возьмёт инициативу в свои руки, пока двое стариков неспешно прогуливались позади меня, размахивая руками, словно наводя порядок в мире. Они скрылись внизу, увлекая за собой собак. Я вдруг почувствовал себя голым, стоя спиной к фургону, и вокруг никого не было.

«H нажал на курок. N – подтверди».

Щелк, щелк.

Я закончил свою небольшую экскурсию и направился обратно к ступеням, размышляя, куда бы мне теперь пойти выпить еще кофе.

Пройдя три шага, я услышал в наушнике щелчок, щелчок, щелчок, щелчок. Я улыбнулся, сбавил скорость и нажал на кнопку. «Это резервный вызов от H?»

Щелк, щелк.

Черт, они приехали рано.

«Они оба фокстрот?»

Щелк, щелк.

«Они одеты так же, как вчера?»

Ничего.

«Они несут сумку?»

Щелк, щелк.

Затем он вышел в сеть. «У Ромео Один такая же сумка. Она полная. Оба в джинсах». Сеть на мгновение отключилась. «Он приближается к арке».

Я остался на месте, улыбнулся ещё немного и сел на каменную ступеньку. «Н может взять, Н может взять. Л, где ты?»

«Почти на станции, почти приехали», – его голос слился с шумом проезжающих машин.

«У Х всё ещё есть Ромео Один и Два, у арки… Подождите… подождите, это уже переходит дорогу, по направлению ко мне. Они остаются по эту сторону стены».

Радио замолчало, когда я начал спускаться по лестнице обратно на площадь и направился прямо к арке. Если в «Рено» была камера, держу пари, она щелкала вовсю.

Глава 45

Я добрался до арки и стал ждать информации. Вскоре Хабба-Хабба снова вышел в эфир. «Это Ромео Один и Два на парковке, следуют вдоль стены, и я их не вижу».

Я прошел через арку, повернул налево и сразу увидел их спины среди рядов машин.

«N – фокстрот «Ромео Один», «Ромео Два». На полпути вдоль старой стены, в основном в сторону вокзала. L – подтвердить».

Запыхавшийся Лотфи так и сделал. «У L есть курок на станции».

«Понял, Л. Ромео Один, чёрная кожаная куртка и джинсы, несёт сумку. Ромео Два, коричневая замшевая куртка и джинсы. Л, подтвердите».

Щелк, щелк.

«Оба Ромео теперь временно лишились зрения».

Проходя мимо затемненных окон Hubba-Hubba, я сместился вправо, пытаясь лучше рассмотреть их теперь, когда их скрыли автобусы.

«Оба Ромео все еще временно не видны и по-прежнему в основном направляются к железнодорожной станции».

Им сейчас больше некуда было идти, разве что они могли проходить сквозь стены. Хабба-Хабба сейчас проползёт под собаками, играющими в бассейне, и выедет с парковки, чтобы не было задержек, когда ему понадобится мобильность. Лучше сделать всё правильно. Оттуда его будет видно из фургона.

Они появились по другую сторону автобусов.

«Стой, стой. N держит обоих Ромео подъезжающими к концу стены. Никто не реагирует».

Я начал срезать влево, к стене, чтобы оказаться примерно позади них, когда они доберутся до её конца, и иметь свободу движения в любом направлении. Ромео Один явно нервничал.

Я нажал на кнопку. «Это в конце стены, и дальше прямо, в основном к станции. Подъезжаю к первому повороту налево – они в курсе. Никто не отвечает».

Я отставал от них примерно на тридцать ярдов, когда они проезжали мимо магазинов лодок и страховых компаний, прежде чем остановиться на перекрёстке, чтобы выпустить машину. «Поворот налево, всё ещё прямо, к станции».

Они продолжили путь, когда машина проехала. «Это теперь фокстрот, по-прежнему прямой».

Подходя к перекрёстку, я услышал голос, который вполне мог принадлежать Майклу Гейну: стриженный ёжиком мужчина лет тридцати в чёрной нейлоновой куртке-бомбере Docklands болтал по мобильному телефону. «Мне всё равно. Что с тобой, глухой или ещё кто?» Чуть дальше по перекрёстку разгружался грузовик с британскими номерами, нагруженный поддонами товаров для лондонского магазина Geoffrey's, который, похоже, поставлял печёночную фасоль и сыр из пластика огромному количеству британцев, работавших на судах.

Я вернулся в сеть. «Это Ромео Один и Ромео Два, которые всё ещё танцуют фокстрот, приближаются к главному мосту перед станцией. Л, ты можешь быть на главном мосту?»

Последний участок маршрута шел в гору, и после того, как они пересекли главную улицу, я долго не мог их видеть, так как она находилась выше и была для меня совершенно пустой.

Он мог бы. «У Л. есть, у Л. есть. Ромео Один. Ромео Два. На главном они переходят дорогу, приближаясь к станции».

Я уже не видел Ромео, поднимаясь на холм, и надо мной в обоих направлениях с грохотом проносился транспорт. Станция находилась на другой стороне главной улицы. Перед ней была площадка для такси и небольшая парковка.

«H теперь готов. N, подтвердите».

Щелк, щелк.

Лютфи продолжал комментировать: «Приближается к станции».

Я добрался до главной улицы и тоже наблюдал за ними, ожидая зелёного сигнала на перекрёстке, а Лотфи всё продолжал болтать в интернете: «Вот оба Ромео доехали до станции, не видя L».

Замигал зелёный сигнал, завыли гудки, и движение неохотно остановилось. Я что-то пробормотал и улыбнулся, словно только что услышал шутку по телефону. «Понял. N возьмёт. H, пошёл, приятель, пошёл. H, подтверди». Я получил двойной щелчок и понадеялся, что поступил правильно, рискнув и отправив его прямиком в Ниццу. Эта слежка не была наукой, и решения приходилось принимать на основе того, что знаешь на данный момент. Всё, что я знал, это то, что движение было ужасным, и поезд доберётся туда гораздо быстрее любого дорожного транспортного средства, и мне нужен был кто-то ещё, чтобы поддержать меня. Если бы я ошибся, и они направлялись в Канны, или куда-то ещё, Лотфи лучше бы смог лететь на своём Фокусе и не отставать от поезда.

За последние пару лет старый вокзал претерпел серьёзную реконструкцию. Он сохранил свой первоначальный облик, но внутри выглядел очень современно и чисто: повсюду было стекло: стеклянные стены, стеклянные прилавки, двери из цельного стекла. Когда я вошёл, «Ромео» не было ни слева от билетных автоматов, ни справа, где располагались небольшое кафе и газетный киоск.

Четверо ребят курили за одним из столиков, слушая танцевальную музыку по радио. Мне был виден фрагмент обеих платформ и два пути между ними. Время на разведку редко тратится впустую: я знал, что ближайшая ко мне платформа идёт в сторону Канн. Я надеялся, что оба «Ромео» спускаются в туннель слева и выйдут на дальней платформе, что означало бы, что они едут в Ниццу.

Я включил рацию, пока проверял расписание: «Это Ромео на платформах. Л, ты их видишь?»

«Фокстрот Л.»

Я ждал в укрытии станции, слушая мелодию радио NRG, доносившуюся из кафе.

Лотфи вышел в сеть. «Ждите, ждите. У L два Ромео на дальней платформе. Они неподвижны у выхода из туннеля. У N, подтвердите».

Щелк, щелк.

Расписание в рамке, затянутое плексигласом, висело на стене и гласило, что следующий поезд до Ниццы прибывает в девять двадцать семь и останавливается на вокзале Рикье, всего в семистах ярдах от нужного магазина на бульваре Жана XIII. Возможно, я всё-таки поступил правильно, отправив туда Хаббу-Хаббу.

Я ждал у расписания и слушал по радио громогласную утреннюю передачу с высоким содержанием кофеина. Мне не хотелось никуда двигаться, потому что, если я пойду через вестибюль к кафе, двое Ромео меня увидят.

На плакатах были изображены счастливые семьи, едущие в поездах и наслаждающиеся жизнью, все с неестественно идеальными зубами. Я пару минут разглядывал их, прежде чем Лотфи вернулся. «Ждите, ждите. Поезд приближается, на «Ромео» нет изменений. Я перехожу к полному. N, подтвердить».

Щелк, щелк.

Поезд прибыл на вокзал со стороны Канн. Грязные сине-серебристые вагоны со скрипом остановились. Я выбежал на платформу, повернул налево и направился к туннелю. Сквозь грязные стёкла вагонов я следил за смуглыми лицами двух Ромео, ожидавших посадки вместе с десятком других.

Я сбежал по ступенькам и помчался по тускло освещённому туннелю, минуя людей, только что сошедших с поезда. В такой обстановке это выглядело совершенно естественно: кто же не бежит, чтобы успеть на поезд?

Перешагивая через две ступеньки и следя за тем, чтобы козырёк был опущен, я не смотрел на их вагон, а продолжил путь и сел в следующий. Сразу же усевшись, чтобы не мешаться, я поглядывал в туннель на случай, если они передумали или установили какую-нибудь систему антинаблюдения. Двери поезда закрылись, прежде чем он рванул вперёд, и мы поехали, а я пытался восстановить дыхание. «Л, мы мобильны. Давай, давай! Подтверди».

Щелк, щелк.

Он направлялся по прибрежной дороге в Ниццу, следуя по пятам за Хуббой-Хуббой, который к этому времени должен был уже преодолеть по крайней мере треть пути.

На этот раз я не мог видеть Ромео через стекло соединительной двери, но я мог бы увидеть, выйдут ли они на одной из четырех или пяти остановок по пути.

Мы вышли из тени вокзала, и утреннее солнце светило сквозь стекло, заставляя меня щуриться, даже в солнцезащитных очках и шляпе. Я просто сидел и смотрел, как мимо проплывает Средиземное море, пока мы ехали двадцать минут в сторону Ниццы.

Вокзал Рикье не был похож на вокзал в Антибе, где старое здание превратили в новое: он по-прежнему оставался старым, служил безлюдным пунктом посадки и высадки пассажиров.

Двое Ромео вышли вместе с женщиной в пышном платье с цветами, таща за собой клетчатую тележку из супермаркета. Теперь уже обе в тёмных очках вышли из вокзала и направились к оживлённой улице, по которой я добрался до «Л'Ариан» и конспиративной квартиры. Я последовал за ними. Главная улица находилась примерно в сорока ярдах, и шум машин был почти оглушительным. Грузовики, легковые автомобили и мотороллеры боролись за место на тротуаре в обоих направлениях, разнося выхлопные газы. Ромео остановились примерно на полпути, вытащили из бокового кармана сумки карту и сориентировались. Если они ехали в нужный магазин, то нужно было свернуть на главную дорогу, проехать прямо около четырёхсот ярдов, а затем направо на бульвар Жана XIII. Я ждал у стены, покрытой граффити на французском и арабском языках, нанесёнными баллончиком. Я предполагал, что хорошая новость заключалась в том, что все они трахались с девушками, но не был в этом уверен.

Ромео отложили карту и свернули налево на главной дороге, под железнодорожным мостом, прежде чем перейти дорогу и двинуться на север по правой стороне улицы, может быть, чтобы держаться в тени, а может быть, потому, что им всё равно рано или поздно придётся повернуть направо. Ромео Первый нёс сумку на плече и всё ещё выглядел как кот на раскалённых кирпичах, оглядываясь по сторонам, но так ничего и не увидел. Они проехали мимо рядов дешёвых кафе, банков и магазинов – всего того, что питало восточную часть города, – всё это было очень похоже на бедных родственников их коллег из Канн или центра Ниццы.

С обеих сторон к главной дороге подходили небольшие дороги, и вдоль тротуара торчало редкое дерево. Но вместо травы вокруг была лишь грязь, развеваемые ветром картонные коробки из-под «Макдоналдса», собачье дерьмо и окурки. Следовать здесь было гораздо проще, чем в Монако: во-первых, потому что меньше камер видеонаблюдения, о которых нужно было беспокоиться, и, во-вторых, потому что во всех направлениях двигалось гораздо больше людей. Куда бы они ни направлялись, они явно опаздывали.

Я попытался проверить радиосвязь, но ни от Лотфи, ни от Хуббы-Хуббы не было никакой связи. Я не ожидал, что они будут, но было бы здорово, если бы они были где-то здесь и поддержали меня.

Они пересекли несколько небольших перекрёстков справа, затем остановились на большом, со светофором, ожидая вместе с нетерпеливой толпой, которая всё росла по мере того, как мимо проносились машины и шипели пневматические тормоза. Здесь было гораздо больше смуглых и чёрных лиц, чем в Монако, и двое Ромео не удостоились второго взгляда. Они воспользовались возможностью ещё раз свериться с картой, пока я с особым интересом рассматривал ассортимент матрасов в витрине магазина сосновых кроватей. На следующем перекрёстке, который был перекрёстком, им нужно было повернуть направо, чтобы попасть на улицу Жана XIII. Оттуда нужный магазин находился примерно в трёхстах ярдах вверх по бульвару справа.

Глава 46

Ромео Один всё ещё оглядывался по сторонам, словно ожидая, что небо рухнет ему на голову. Он засиял, когда Ромео Два вернулся к карте.

Загорелся зелёный, и они пересекли дорогу. Я ещё раз проверил радиосвязь, прежде чем последовать за ними. «Алло, всем, это Север. Проверка радиосвязи, проверка радиосвязи».

Ничего.

Они свернули на Жана XIII и на время потеряли из виду. Я ускорил шаг, пробираясь сквозь поток пешеходов, чтобы снова попасть в поле зрения, пока французская и арабская музыка пробивалась из кафе и магазинов дешёвой одежды. Было рискованно делать это так рано, из-за посторонних глаз. Где бы ты ни был, кто-то всегда за тобой наблюдает. Но я должен был туда попасть, я должен был не упускать их из виду, находясь так близко к цели и хавалладе, которую нам ещё предстояло опознать.

Я начал переходить дорогу на перекрёстке с улицей Жана XIII, рискуя в потоке машин. Мотороллеру пришлось вильнуть, чтобы уступить мне дорогу. «Ромео» всё ещё мчались к цели, всё ещё справа. Я перебрался на другую сторону, повернул направо и снова их догнал. Находясь на противоположной стороне дороги, я лучше видел, что они задумали, чем если бы шёл прямо за ними.

В магазинах продавались кастрюли и сковородки, мусорные баки для кухонных отходов и связки ярких пластиковых вешалок для одежды, а Ромео легко общались с ранними покупателями, которые только что запаслись чистящим средством для туалетов и мусорными пакетами.

Сеть ожила. «Это H, поворачивает на бульвар. Проверка радио, проверка радио».

Услышать его голос было для меня облегчением. Я нажал кнопку на своём Sony. «У N справа на бульваре стоят Romeo One и Romeo Two. Они в Café Noir, справа. H, подтвердите». Как только я отпустил кнопку, его Scudo проехал мимо меня.

«У Х есть, у Х есть. Я нажимаю на курок».

Я дважды щёлкнул по нему, продолжая брать Ромео. Они оба сверялись с номерами магазинов справа и слева от них. Мы подошли к небольшому уличному рынку, где продавали фрукты и овощи, и Ромео то и дело исчезали между ящиками с яблоками и дынями.

Я давал комментарии для Хуббы-Хуббы и, как я надеялся, для Лотфи, который в какой-то момент должен был вернуться в сетку и должен был быстро разобраться в ситуации. «У N всё ещё Ромео Один и Ромео Два. Справа у фруктового рынка, всё прямо, к магазину. H, подтвердите».

Щелк, щелк.

Через десять секунд он вернулся в эфир. «Это помехи от H, в тридцати ярдах от магазина справа. Цель – магазин тканей, один пожилой мужчина, араб, в белой рубашке, застёгнутой на все пуговицы, без галстука. Это фокстрот от H».

Я дважды нажал на него. Ромео остановились на небольшом перекрёстке и всё ещё проверяли номера. Ромео Один осматривал толпу покупателей, пока Хабба-Хабба снова появлялся в сети.

«H нажал на курок. N – подтверди».

Отличные новости. «Понял. Ромео Один, Ромео Два, всё ещё справа, приближаемся к концу рынка. Можете последовать за рынком?»

Пока Hubba-Hubba разбиралась с этим, образовался пробел.

Щелк, щелк.

«Понял. Десять не хватает, всё ещё справа».

Я замолчал и ждал, когда Хабба-Хубба их увидит. Они прошли мимо последнего прилавка и не успели сделать и трёх-четырёх шагов, как он вернулся. «У него Ромео Один, Ромео Два».