Текст книги "День освобождения (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Мои мысли лихорадочно метались, когда дверь закрывалась. Должно быть, это был обмен – если только это не парковка, и они не собирались уезжать. «Л… Привет, Л». С трудом сдерживая радостную улыбку, я разговаривала по громкой связи. «Ты рядом со своей машиной?»

«Да, на парковке, на парковке».

«Ладно, приятель, давай по полной… и замри на парковке. Все три Ромео в гараже, без прицела, у меня курок. Нужно действовать быстро, если они вдруг начнут двигаться. Помни о третьей стороне».

Проходя мимо почтового фургона и носильщиков тележек, я услышал два щелчка, а затем встревоженный голос: «Алло, Н., алло, Л.? Проверка радиосвязи, проверка радиосвязи».

Наконец, Хубба-Хубба.

Я нажал на кнопку. «Это же Н. Л. тоже здесь. А вы где?»

«Рядом с казино, я рядом с казино, я почти на месте».

«Понял. Это Ромео Один, Два, а теперь и Третий, незамеченные у задней стены здания, в последнем гараже с закрытыми ставнями перед погрузочной площадкой почтового отделения. У меня есть сигнал, подтверждаю».

Щелк, щелк.

«Хорошо, оставайтесь в полной боевой готовности и прикрывайте площадь, чтобы иметь возможность стрелять во всех направлениях. L сейчас полностью готов. Я активирую их, если они станут мобильными».

Щелк, щелк.

«Л, где ты?»

Ответа нет: он, вероятно, был на парковке.

«Это H-статика на площади. Может двигаться во всех направлениях. N, подтвердите».

Щелк, щелк.

Через несколько секунд Лотфи вернулся в сеть, и я услышал, как на заднем плане заглох двигатель «Фокуса». «Алло, N, алло, N. Это L, помехи на дороге у парковки, уезжаю от площади».

«Понял, Л. Оставайся на месте. Х здесь, контролирует площадь и может двигаться во всех направлениях. У Н всё ещё есть курок, без изменений. Л, подтверди».

Щелк, щелк.

К этому времени я уже стоял у входа в торговый центр, рядом с химчисткой, и из гладильной машины раздался громкий шипящий пар. «Л, я хочу, чтобы ты описал Ромео Три для Х. Подтвердить».

Щелк, щелк.

Мне ничего не оставалось делать, кроме как держать затвор нажатым и слушать, как Лютфи рассказывает Хуббе-Хуббе, как выглядит наш новый лучший друг.

Я наблюдал, как письма и посылки возят туда-сюда на тележках. Сохранение курка было настолько важным, что мне пришлось рискнуть и выставить себя напоказ здесь, на виду у почтальонов, и так близко к женщинам в химчистке, но, к счастью, вне поля зрения камеры на углу здания.

Я прислонился к стене и проверил трассер. Время меня не интересовало, я просто хотел создать видимость того, что у меня есть причина здесь оказаться. Из прессовального цеха снова раздался громкий свист пара, и затем из выхода вышла небольшая группа людей. Пришлось действовать. Безопасность определённо приносилась в жертву эффективности.

Через пару минут произошло движение.

«Стой, стой, Ромео Первый и Второй танцуют фокстрот. Подожди… это Ромео Первый и Второй, оба несут сумки. Подожди…» – я начал улыбаться, словно слушая интересную историю по телефону. «Вот оба Ромео сейчас танцуют фокстрот вправо, в мою сторону. Ромео Третий всё ещё не виден. Он, должно быть, всё ещё внутри. Мне нужно отойти. Подожди».

Я повернулся и вошёл в торговый центр, всё ещё сияя широкой улыбкой на лице. «Это Ромео Один и Два, не видя, оставайтесь на месте. Оба оставайтесь на месте. Л, подтвердите».

Щелк, щелк.

«Эй, можешь ли ты установить триггер на входе в торговый центр?»

«У H уже есть курок, и он видит дорогу с задней стороны здания».

Щелк, щелк.

Оба выхода из ставни, а также оба входа обратно в торговый центр, были бы перекрыты, если бы Ромео Третий двинулся пешком. Но меня беспокоило то, что мы будем делать, если он переместится.

Наклонившись, я с особым вниманием разглядывал витрину фарфоровой лавки напротив химчистки. Расписные тарелки и серебряные столовые приборы сверкали под ярким светом витрины, и я ждал, что будут делать эти двое Ромео. Всего через несколько секунд я успел увидеть сбоку, как они оба быстро прошли мимо стеклянных дверей торгового центра, направляясь к перекрёстку под камерой. Теперь у них было две сумки, в боковых карманах каждой лежала теннисная ракетка. Вторая сумка, должно быть, лежала внутри первой для пущего объёма, и теперь они выглядели как два приятеля, спешащие на товарищеский матч.

Я вернулся на дорогу, надеясь, что Ромео не поджидают меня на перекрёстке. Если бы они там были, то было бы совсем туго: я был занят и должен был нажать на спусковой крючок на случай, если Ромео-3 вдруг тронется с места. Мне нужно было узнать номер машины и направление для Лотфи и Хуббы-Хуббы, которые тогда были бы предоставлены сами себе.

Я выбрался на другую сторону торгового центра, быстро посмотрел направо, на перекрёсток камер – Ромео не было, – затем налево, к ставням, и тут мой наушник ожил. «Ждите, ждите! У него, возможно, фокстрот «Ромео три» в сторону площади, это на полпути…»

Он дважды щёлкнул, когда я с улыбкой, словно отстранённой, промчался обратно через дверь, мимо химчистки и посудной лавки, к кафе. «Остановите его. Он не должен вернуться в офис. Остановите его!»

Меня дважды щёлкнули, когда я шёл по коридору торгового центра направо, прошёл мимо кафе и направился к другому выходу. Если Хабба-Хубба его не остановит, мне придётся сделать это в коридоре. Проходя мимо мраморного входа и магазина ковров, я левой рукой начал расстёгивать куртку, чтобы легче было выхватить браунинг. Меня обожгло, покалывало, и я снова вспотел. Если мы не поторопимся, то можем потерять его наверху, возможно, навсегда. Я хотел, чтобы его подняли и доставили как можно скорее. Мы не могли позволить себе ждать здесь: охрана была строже, чем у утиной задницы.

Упершись плечом в дверь торгового центра, я выскочил на дорогу, лицом к площади и бригаде бензопил. Хубба-Хубба стоял на тротуаре справа от меня, с широкой улыбкой на лице, как раз собираясь пожать руку своему давно потерянному другу, Ромео Третьему. Они обменялись парой французских фраз, а затем перешли на арабский. «Ассаляму алейкум».

Ромео Третий выглядел озадаченным, но, как ни в чём не бывало, поднял руку к руке Хуббы-Хуббы. «Ва алейкум ас-салям».

Прохожие не обратили внимания на встречу старых друзей на улице, и Хубба-Хубба первым делом поцеловал меня в щёку. Когда я подошёл, взгляд хаваллады нервно заметался между нами. Хубба-Хубба поприветствовал меня по-арабски, сияя улыбкой, и очень твёрдо протянул руку, чтобы ввести меня в группу и дать понять, что он здесь главный. Рука хаваллады была большой, но рукопожатие было слабым и мягким. Хубба-Хубба продолжал что-то бормотать и жестикулировать в мою сторону, сопровождая это кивками и улыбками. Ромео Третий, однако, выглядел не таким уж довольным. «Аллах-саляму алейкум», – ответил я. «Ва алейкум ас-саляму». Но поцелуи я оставил Хуббе-Хуббе.

Как только я прервал рукопожатие, Хубба-Хубба обнял нас обоих и повел обратно в дальнюю часть торгового центра, продолжая болтать по-арабски и вспоминать былые времена.

В глазах Ромео Три читалась смесь страха, недоумения и мольбы. Он был очень напуган, но был слишком напуган, чтобы что-то с этим поделать, да и возможности у него не было. Хабба-Хубба крепко обнимал нас обоих, продолжая бормотать, улыбаясь и кивая, как ведущий игрового шоу. Я улыбнулся в ответ и кивнул в сторону хаваллады. Что бы там ни говорилось, это, очевидно, сработало, потому что Ромео Три свернул за угол без протеста, просто смирившись. Мы расступились, когда почтовый грузовик с грохотом промчался мимо.

Мы остановились у ставни, и Ромео Третий порылся в своей связке ключей. С помощью и поддержкой Хуббы-Хуббы он наконец вставил нужный ключ в цилиндровый замок и открыл металлическую дверь. Ведя себя как джентльмен, Хубба-Хубба пропустил его внутрь и последовал за ним на шаг позади.

Я вошёл в прохладную темноту последним. Под ногами был твёрдый бетон, и в воздухе резко пахло краской. Ромео Три начал умолять. Единственное слово, которое я смог разобрать, звучало как «Ауди». Я захлопнул дверь и локтем ударил выключатель света слева от стальной рамы. Теперь я понял, о чём бормочет хаваллада. Audi A4 цвета серебристый металлик с французским покрытием была припаркована и занимала большую часть пространства.

Хабба-Хубба подошёл к нему как раз в тот момент, когда он поворачивался к нам, и зажал Ромео-Третьему рот правой рукой. Ключи выскользнули из его рук и со звоном упали на землю. Запрокинув голову и обхватив левой рукой его шею, Хабба-Хубба упал вместе с ним на пыльный бетон, задев его лицо; их одежда была покрыта пылью.

Приглушённые крики вырывались из дергающегося тела, когда он пинал бок машины, пытаясь вырваться из-под Хуббы-Хуббы. Египтянин выглядел так, будто пытался бороться с крокодилом, и в ответ ещё сильнее прижал голову Ромео Третьего к бетону, под звуки их обоих, жадно хрипящих, глотающих кислород.

Я уже стоял на коленях, открывая свою поясную сумку и доставая инсулиновую ручку, пока хаваллада безостановочно боролся, пытаясь освободиться, а Хубба-Хубба делал все, чтобы удержать его лицо опущенным, а задницу поднятой.

«Отлично, приятель, держи его там, держи его там». Я уперся правым коленом в его левое бедро. Его одеколон заполнил мои ноздри, и я увидел блеск золотых часов Rolex на его запястье. Этот парень, очевидно, никогда не видел, на что способен трейсер.

Я зажал пластиковый колпачок иглы зубами и навалился всем весом ему на бедро, чтобы добраться до места укола, прежде чем выплюнуть колпачок. Я чувствовал бумажник в заднем кармане его брюк, пока свободной рукой надавливал ему на задницу, пытаясь удержать её неподвижно.

Пока я возился с кнопкой кармана, чтобы вытащить его бумажник, раздался свист пневматических тормозов, и еще один грузовик начал въезжать задним ходом на погрузочную площадку почтового отделения.

Глава 35

Я настойчиво прошептал: «Ради всего святого, успокойте его!»

Звук, издаваемый этими двумя людьми, которые боролись за дыхание, тяжело дыша на бетоне, был почти таким же громким, как стук контейнеров и шутки почтовых работников.

Я бросил бумажник хаваллады на землю и сел ему на обе ноги, прямо под коленями, так что коленные чашечки прижались к полу. Должно быть, было больно, но он был слишком напуган, чтобы заметить это. Я воткнул ручку в правый верхний квадрант его правой ягодицы и сильно толкнул, одновременно нажав на спусковой крючок. Раздался слабый щелчок, когда пружина протолкнула большую, чем обычно, инсулиновую иглу через одежду в мышцу. Я держал ручку там, надавливая десять секунд, как было велено, пока звук сердитого, расстроенного дыхания пробивался сквозь руку Хуббы-Хуббы.

Мы оба держали его около минуты, пока он не успокоился. Вскоре он уже направлялся к лунке К.

Я поднялся на ноги. Хабба-Хубба продолжал его прижимать, пока он полностью не перестал двигаться. Я перезарядил ручку, открутив её и заменив картридж и иглу. Подняв выплюнутый колпачок от иглы, я упаковал всё в поясную сумку и вытащил из джинсов булавку для подгузника, пока Хабба-Хубба выпутывался и отряхивался. Тележки снаружи всё ещё заполнялись под звуки французских шуток.

Хубба-Хубба взял ключи Ромео Третьего и медленно и тихо заговорил с Лотфи по сети, рассказывая ему о том, что происходит, пока он осматривает брелок.

Держа в руке раскрытую булавку для подгузника, я наклонился, разжал рот хаваллады и протолкнул её через нижнюю губу и язык, прежде чем застегнуть и защёлкнуть розовый защитный колпачок. Его мышцы полностью расслабились под действием кетамина, и мы не могли рисковать, что он проглотит язык и задохнётся. Кроме того, существовал риск, что его вырвет, когда он придёт в себя после приёма препарата, и если это случится в отделении неотложной помощи, когда рядом никого не будет, он может ею подавиться. Булавка защитит его, пока он не доберётся до своего нового дома. Тем временем Лотфи узнал новости от Хуббы-Хуббы, и я услышал, как он дважды щёлкнул.

Наш новый друг, вероятно, уже переживал предсмертный опыт, глядя на нас обоих и думая, какие мы придурки.

Желтые огни Audi мигнули, когда Хабба-Хабба нажал кнопку пульта дистанционного управления, и замки с лязгом открылись.

Я порылся в бумажнике и обнаружил, что нашего нового приятеля зовут Гумаа Ахмед Халилзад. В целом, мне больше понравился Ромео Третий. Подергав его за бакенбарды и покрутив булавку от подгузника, я не получил никакой реакции. Затем я приложил ухо к его рту, чтобы проверить дыхание; оно было очень поверхностным, но нас учили, что именно этого и следует ожидать от этой штуки.

Чего я не ожидал, так это увидеть две толстые, перевязанные полосами пачки стодолларовых купюр, которые Хубба-Хубба держал в каждой руке, возвращаясь от «Ауди».

Я взял у него один сверток и бросил его себе под куртку и толстовку. «Небольшие комиссионные он слил сверху?»

Хубба-Хубба кивнул в знак согласия и сунул свой узелок под рубашку.

Он выжидающе посмотрел на меня. «Что нам теперь делать?»

Быстрый взгляд на трассер показал, что сейчас три тридцать восемь, до заката оставалось около пары часов.

Шутки почтальонов то затихали, то затихали, пока я перебирал варианты. Хубба-Хубба опустился на колени и вытащил накрахмаленный белый носовой платок из покрытой грязью тёмно-синей куртки Гумаа. Я никак не мог затащить сюда повозки Хуббы-Хуббы или Лотфи. Они не поместились бы в гараже, и они не могли просто подъехать задом, чтобы погрузить его вместе с людьми, находящимися так близко.

Я наблюдал, как Хубба-Хубба завязывал платок вокруг головы Гумаа, словно повязку. Это было сделано не для того, чтобы лишить его зрения, а для защиты глаз. Он потерял контроль над веками и языком, и они могли легко открыться во время транспортировки в отделение дознания или во время ожидания там эвакуации. Нам нужно было доставить его в приемлемом состоянии, чтобы допрос можно было начать сразу же, как только он придёт в себя, а не после того, как ему окажут экстренную помощь и удалят из глазного яблока два дюйма палочки от леденца. Мы планировали использовать клейкую ленту из наших машин, но всех не переиграешь.

Мне предстояло выехать на Audi из Монако с Гумаа в багажнике. Другого выхода не было.

Хабба-Хубба выжидающе посмотрел на меня. Я кивнул ему и ударил по прессе. «Л?»

Щелк, щелк.

Я слышал шум машин и разговоры людей вокруг. Бензопила остановилась. «Ты всё ещё готов?»

Щелк, щелк.

«В том же месте?»

Щелк, щелк.

«Эй первым выедет на мобильную станцию, чтобы пройти DOP. Потом я выйду на площадь, поверну налево и проеду мимо вас на машине Ромео Три, серебристом Audi. Он будет со мной. Я буду считать до перекрёстка, а потом до вас. Потом вы меня поддержите, хорошо?»

Щелк, щелк.

«Хорошо. Потом мы пойдём к месту высадки, как и планировалось».

Щелк, щелк.

«Помни, ты – защита Ромео Третьего».

Наконец он смог выйти в эфир. «Конечно, конечно».

Я кивнул Хуббе-Хуббе. «Лучше засунем его в багажник».

Он обошёл машину, подошёл к водительскому сиденью, и багажник с грохотом открылся. Я поднял его ноги, а Хубба-Хубба схватил его под мышки. Мы подтащили Гумаа к «Ауди» и усадили его внутрь. Теперь мы были уязвимы: он – к хорошим новостям о столкновении сзади, а мы – к риску, поэтому Лотфи старался держаться позади меня, достаточно близко, чтобы никто не влез между нами в потоке машин. Когда мы уложили Гумаа, я снял с него куртку, обмотал ей голову как подушку, затем перевернул его на бок, чтобы ему было легче дышать, поправил платок и, предварительно стерев с него отпечатки пальцев, сунул бумажник обратно в карман. Это было частью пакета для парней на военном корабле.

Хабба-Хабба стоял и ждал зелёного света. «Ещё рано, приятель. Нужно сделать так, чтобы это выглядело как арендованная машина». К счастью, переставлять было нечего, только пластиковый освежитель воздуха в форме короны на задней полке и несколько французских и арабских газет на сиденье. Всё это уместилось в багажнике, прежде чем его закрыли.

Я посмотрел на Хаббу-Хаббу. «Во-первых, как мне выбраться отсюда?»

Он указал на красную и зеленую кнопки сбоку от затвора.

«Ладно, приятель, иди и расчищай место сброса. Я приду по БСМ и свяжусь с тобой по рации, чтобы убедиться, что там всё чисто».

Он кивнул и направился к двери, а я тем временем присел в «Ауди», повернул ключ и смотрел, как он исчезает на улице, аккуратно закрыв за собой дверь.

«Это фокстрот H. L, подтвердите».

Щелк, щелк.

Двигатель медленно заработал, и выхлопные газы наполнили мои ноздри, когда я подошел к электрическим дверям, ожидая, пока меня пропустит Хабба-Хабба.

Снаружи всё ещё слышались голоса, и я едва слышал, как вдалеке снова завыла бензопила. В моём наушнике звук усилился, когда в сети раздался голос Хабба-Хубба. «Н, всё чисто, всё чисто».

Щелк, щелк.

Я нажал кнопку спуска локтем, и электромотор завизжал. Когда стальная дверь со скрипом поднялась, я надвинул солнцезащитные очки на нос и опустил козырёк до самого низа.

Выезжая задним ходом, мне пришлось остановиться параллельно грузовику, чтобы закрыть ставни, прежде чем ехать на площадь. Хабба-Хубба ехал к месту высадки. «H на связи. L, подтвердите».

«Понял, N – мобильный».

У Audi была автоматическая коробка передач, поэтому мне было довольно легко держать правую руку на педали газа.

«Приближаемся к левому повороту… к повороту на площадь… на полпути… приближаемся». Я выехал на перекрёсток. «Стой, стой, стой. Серебристая машина».

«У Л есть, у Л есть».

Чёрный «Форд Фокус» стоял на дороге слева от меня, сразу за въездом на парковку, и смотрел в другую сторону. Продолжать отсчёт не было смысла: он меня уже поймал. Я повернул налево, и Лотфи пристроился сзади.

Мы свернули к казино, спустившись с холма к гавани. Движение было плотным, но равномерным: люди начали расходиться по домам из офисов и банков, из открытых окон валил сигаретный дым, и из них доносилась отвратительная музыка. Выше, в горах, собирались гораздо более крупные облака, тёмные и угрюмые.

Мы ползли по гавани, а Лютфи защищал заднюю часть Audi от нетерпеливых пассажиров.

Мотоциклетная полиция регулировала движение на четырёхстороннем перекрёстке недалеко от туннелей. Грузовик передо мной наконец помахал и повернул направо. Я последовал за ним, и Лотфи попал в сетку. «Нет, нет, нет, нет, нет!»

Когда я дошёл до сознания, я увидел Лотфи в боковом зеркале, он ехал прямо, а не направо. Один из полицейских, теперь уже позади меня, издал несколько коротких, резких свистков. На нём были высокие сапоги для верховой езды и пистолет, он махал мне рукой, призывая остановиться. Другой полицейский поднял подножку своего мотоцикла, и я лихорадочно перебирал в голове варианты. Это не заняло много времени; у меня, по сути, и не было выбора. Пришлось блефовать.

Если бы я нажал на газ, то, наверное, даже не доехал бы до другой стороны туннеля. Я глубоко вздохнул, признавая свой крупный провал, проверил, прикрыт ли мой «Браунинг», и остановился, когда несколько грузовиков выехали на середину дороги, чтобы обогнать этого придурка, который понятия не имел, куда едет. Полицейский подошел, и я нажал кнопку опускания стекла, глядя на него, и мое лицо выражало одно сплошное извинение. На нем все еще был шлем – крышка BMW, из тех, что можно поднять. Он сказал что-то по-французски и указал назад, на перекрёсток. Его тон был скорее раздражённым, чем агрессивным.

Я пробормотал: «Прошу прощения, офицер, я…»

Мешки под глазами у него спали, и он посмотрел на меня с выражением невыразимой усталости. «Куда ты идёшь?» Чистый английский.

«В Ниццу. Извините, я немного заблудился и пропустил ваш сигнал…»

Выражение его лица говорило мне, что он годами имел дело с идиотами-британцами. Смиренно кивнув, он вернулся к перекрёстку и жестом показал мне сдать назад. Он нажал на дюжину клаксонов, остановив движение рукой в кожаной перчатке и указав мне в сторону, куда уехал Лотфи. Я помахал ему в знак благодарности и постарался избегать гневных взглядов других водителей.

Отъезжая, я увидел Лотфи, который шёл слева, поднимаясь к перекрёстку. Руки у него были скрещены на груди и заправлены в куртку, что означало только одно. Он пригнулся на случай, если ему придётся вытаскивать меня из этой передряги тяжёлым путём. Он заметил меня и резко развернулся, когда я добрался до сети. «Л, где ты припарковался? Где ты припарковался?»

Рев транспорта наполнил его микрофон. «Справа, недалеко. Внизу справа».

«Хорошо, я подожду тебя, я подожду тебя».

Щелк, щелк.

Я спустился с холма, высматривая «Фокус». Было очень странно осознавать, что кто-то действительно пришёл на помощь. Никто не делал этого для меня с тех пор, как я покинул полк.

Я увидел его машину на небольшой стоянке перед магазинами. Я остановился примерно на четыре машины позади и подождал, пока он вернётся за руль. Я смотрел, как он приближается, в зеркало заднего вида и почувствовал прилив благодарности, который, как я понял, был близок к дружескому чувству. Это была моя ошибка; ему не нужно было возвращаться и помогать, но он был готов рискнуть своей жизнью ради этого.

Он прошел мимо меня, не удостоив меня ни единым взглядом на Audi, и пока он ждал, пока проедет очередь машин, прежде чем открыть дверь, я мысленно написала себе стикер, чтобы найти способ поблагодарить его.

Глава 36

«Ауди» и «Фокус» слились с потоком машин, когда мы включили фары, чтобы проехать через туннель. Двое полицейских из «Леголенда» и ещё трое в мотоботах верхом на своих машинах дежурили на кольцевом перекрестке на другой стороне, проверяя транспортные средства и страховые талоны, пока машины просачивались мимо них. Поток машин стал быстрее, поскольку большинство свернуло на трассу A8, желая поскорее добраться домой, а не тратить время на петляние вдоль побережья. Я пытался придумать, что делать теперь, когда в планах появилась ещё одна машина.

Начинало темнеть, поэтому фары оставались включёнными. На обжитых склонах справа от нас виднелись крошечные лучики света, но по мере того, как горы поднимались всё выше, они становились всё реже.

Вскоре мы добрались до BSM и проехали мимо моего «Мегана» за остановкой, а затем и мимо входа в марину. Я знал, что с дороги не увижу Девятого мая, но всё равно не удержался и взглянул, прежде чем в сотый раз взглянуть в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что Лотфи всё ещё позади. Я зашёл в интернет. «Эй, проверка радио, проверка радио».

Я услышал два тихих и трескучих щелчка.

«Ты слаб. Ты проверил место высадки?»

Щелчки по-прежнему были трескучими.

«Ладно, план меняется, план меняется. Я всё ещё хочу, чтобы ты меня прикрыл, но в моей машине, прикрыл меня в моей машине. Пока всё в порядке».

Щелк, щелк.

«Мне нужно, чтобы ты избавился от Audi после того, как сдашь машину. Лотфи тебя поддержит и потом отвезёт обратно к твоей машине. Х, подтверди».

Щелк, щелк.

«Л, подтвердите».

Щелк, щелк.

«Понял. Просто продолжай, как и планировал. Не реагируй».

Я продолжал ехать по прибрежной дороге, Лотфи всё ещё позади меня; я видел его приглушённые фары в зеркале заднего вида, но понятия не имел, где находится Хубба-Хубба. Это не имело значения: мы общались. Наконец мы добрались до перекрёстка, ведущего к Кап-Ферра, а затем, не более чем через две минуты, обогнули плавный правый поворот, и внизу раскинулся залив Вильфранш. Военный корабль был подсвечен, как рождественская ёлка, примерно в миле от берега, и дюжина яхт мерцала у своих причалов. Мне не пришлось долго любоваться открывающимся видом, прежде чем остановиться на перекрёстке, который привёл нас к DOP. Я подождал с мигающим поворотником, пока Лотфи не обогнал меня, а затем последовал за ним по невероятно крутой серии серий серпантинов. Дорога сузилась, и две машины едва успели разминуться друг с другом. Задние фары Лютфи то и дело исчезали впереди меня, пока мы поднимались на холм, мимо стен и перил больших домов, возвышающихся на склоне горы, а затем стальных ограждений, которые не позволяли нам съехать с обрыва.

Нашим пунктом назначения был Лу Солейлат, район с грубым кустарником и лесом, расположенный вокруг большой парковки/зоны для пикника, вдоль которой стояли мусорные баки для переработки, где должен был быть установлен указатель «Кока-кола Лайт», чтобы обозначить, что здесь есть хаваллада, готовая к сбору.

Группа эвакуации, вероятно, из посольства или военно-морского флота, проезжала мимо зоны пикника с противоположной стороны, из Ниццы. Если банка из-под колы была на месте, они выбрасывали её вместе с остальным хламом, который выбрасывали в качестве укрытия, и продолжали спускаться примерно на пятьсот ярдов к DOP, подбирали хавалладу и продолжали движение по дороге к Вильфраншу и военному кораблю.

Зону для пикника вырубили в лесу и засыпали гравием. Деревянные скамейки и столы вмуровали в бетон для воскресных семейных посиделок. Я полагал, что урны для бутылок были там только для того, чтобы местные богачи могли подъехать на своих мощных внедорожниках и выбросить пустые бутылки из-под шампанского, накопившиеся за неделю, и почувствовать, что делают что-то для окружающей среды.

Мы продолжали ехать, пока не остались примерно в четырёхстах ярдах от места высадки, после чего я свернул на небольшую парковку, а Лютфи направился за DOP к месту для пикника. Там было место примерно для шести машин; днём здесь толпились люди, выгуливавшие собак в лесу, а ночью – подростки и гулящие бизнесмены, предающиеся совсем иному виду деятельности. Повсюду валялось столько использованных презервативов, что ими могла бы подавиться целая армия собак. Как бы то ни было, для собак было уже поздно, а для всего, что с заднего сиденья, – ещё рано, так что я был один.

Когда Лотфи скрылся в темноте, я включил фары «Ауди», заведя двигатель. На несколько секунд моя голова откинулась на подголовник. Я был совершенно разбит: мозг болел от одной мысли о том, что мне делать дальше.

Задача Лютфи на пикниковой площадке заключалась в том, чтобы предупредить меня, если с его стороны кто-то появится, когда я сгружу машину с Гумаа, и оставить маркер «Кока-Лайт» после того, как работа будет закончена. Скоро ко мне присоединится Хубба-Хубба, и он будет прикрывать меня с этой стороны.

Вскоре Лотфи появился в сети: «На парковке шум L. Есть ещё две машины, в «Пассате» много движения. Пассаты очень активно изучают карту. Рядом с ним «Рено» пустует».

Я дважды щёлкнул. Очевидно, я ошибся: ещё не слишком рано для таких дел. Может, им просто хотелось ещё по одной на дорожку, прежде чем они разъедутся по домам к своим партнёрам.

Пока я ждал, я вытащил загон, надеясь, что тот, кто забирает Гумаа, будет проезжать мимо с интервалами ночью, а не только перед рассветом. Было бы нехорошо, если бы он проснулся в брезенте и подумал: «Какого хрена я тут делаю с этой булавкой во рту?»

Я пока не слышал никаких движений с его стороны, но ему понадобится еще один залп «Специального К», чтобы удержаться на плаву, или что он там делал сзади.

С холма показались фары, и машина свернула на парковку. Когда они запрыгали по гравию, я узнал «Меган». Хабба-Хубба поравнялся со мной и опустил стекло. Я сделал то же самое и перегнулся через пассажирское сиденье, чтобы поговорить с ним. Он, казалось, с нетерпением ждал указаний.

«Подойдет ли Л'Ариан для того, чтобы сжечь эту штуку?»

Нужно было выбрать место, которое не будет привлекать слишком много внимания, по крайней мере, не в течение трех дней, и жилищный проект казался беспроигрышным вариантом.

Он на мгновение задумался, барабаня пальцами по рулю. «Думаю, так и будет, но мне нужно подождать гораздо позже. Сейчас там слишком много народу. Может, где-то за полночь. Ничего?»

Я кивнул. Мне просто хотелось убедиться, что нет ни моих отпечатков, ни ДНК, ни чего-либо ещё, что могло бы связать нас с этим делом. Я сказал: «И номера тоже потеряй, приятель».

Хабба-Хубба улыбнулся так, что я смог разглядеть белизну его зубов. «Конечно. Я подарю их тебе на память». Он кивнул в сторону задней части «Ауди». «Как он?»

«Ни слова не слышал. Он сейчас получит хорошие новости с ручкой, на всякий случай, если ему придётся долго ждать». Я нащупал защёлку открывания багажника и выбрался на свежий и довольно прохладный воздух. Когда я открыл крышку, зажегся свет, и от заведённого двигателя повеяло тяжёлым запахом выхлопных газов. Я едва мог разглядеть его лицо в свете лампы багажника, и было очевидно, что движение машины, а может быть, и его собственные усилия, не пошли ему на пользу. Булавка от подгузника порвала ему часть губы и языка. Он всё ещё дышал; кровь пузырилась из уголка его рта и попадала на платок, сползший по лицу, а один остекленевший и расширенный глаз был открыт.

Я оттянул ему веко и снова прикрыл платком глаза, прежде чем слегка перевернуть его. Я прижал ручку к его заднице и нажал на курок. Он проснётся, решив, что ему в щеку вживили мяч для гольфа. Впрочем, он вряд ли станет об этом сильно беспокоиться, когда увидит, что находится в стальном корпусе военного корабля, а на него надвигается целая каюта очень серьёзных голов.

Я закрыл багажник, убрал ручку, кашляя от выхлопных газов, и подошёл к Хуббе-Хуббе. «Что ты ему сказал? Ну, знаешь, чтобы он забрал его в гараж».

Он улыбнулся ещё шире, довольный моим вопросом. «Я сказал ему, что хочу вернуться туда, откуда он только что пришёл. Он спросил, почему, и я ответил, что мне нужны деньги. Он сказал, что не понимает, о чём я говорю. Поэтому я настоял».

"Как?"

«Это было легко. Я представил тебя как человека, который отрубает головы хавалладе, и пообещал, что если он не отдаст деньги, ты с ним это сделаешь. Я сказал ему, что у всех нас очень тонкая кожа».

Неудивительно, что он не слишком стремился пожать руку.

Хабба-Хабба закончил рассказ: «Сначала он всё говорил, что у него нет денег. Я это знал – он просто отдал их Ромео. Я просто хотел увести его с улицы, чтобы мы могли его подвезти. Но потом он начал говорить, что деньги могут быть у меня, что они у него в машине. Это было неплохо, правда?»

«Для новичка…» – я ухмыльнулся ему в ответ. «Слушай, спасибо, что вытащил нас из этой передряги сегодня. Ты очень быстро сообразил».

Он на мгновение убрал руки с руля, сдаваясь. «Ничего страшного. Его нужно было остановить. К тому же, это ты собирался отрубить ему голову, не так ли?»

Теперь ему хотелось что-то сказать. «Насчёт денег…» Он коснулся комка на груди. «Что мы будем с ними делать?»

«Раздели на троих. Почему бы и нет?»

Ему это не понравилось. «Нельзя, это не наше. Мы должны положить его к телу, и его отвезут на корабль. Если мы его оставим, это будет кража. Лютфи согласился бы со мной».

Если мы вернём его, он просто затеряется в воздухе. Я покачал головой. «Знаешь что, сохрани его, а в воскресенье решим, что делать. Кто знает, может, в ближайшие два дня будет ещё много всего такого, о чём стоит беспокоиться».