Текст книги "Муза (ЛП)"
Автор книги: Эмма Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Эта мысль чуть не сбила меня с дивана, и мое лицо разгорелось от того, что они все смотрят на меня.
«Очевидно, он для тебя особенный», – сказал Эйшет. «Ваша муза и ваш любовник. Твои картины с его изображением возвышенны».
"Действительно", – сказал Зерин с улыбкой. "Демоны. Я никогда не видел ничего подобного".
Они все рассмеялись и вышли из номера, взяв с меня обещание хотя бы подумать о вечеринке после вечеринки. Когда снова стало тихо, я задумался о работе над своей следующей коллекцией, но не мог сосредоточиться.
Наконец, я услышал, как в дверь вставили ключ-карту. Я поспешил из студии, чтобы увидеть Амбри, который выглядел бледным и нервным.
«Привет, Амбри. Мне очень жаль.»
«За что?» – тупо спросил он. «За что ты можешь просить прощения?»
"Похоже, Париж – это слишком много для тебя", – сказал я. "С моей стороны было эгоистично заставлять тебя проходить через это".
Я обхватил его руками, но это было все равно, что обнимать статую, которая не обнимается в ответ. Я отпустил его. Он смотрел на меня так, словно я был инопланетной формой жизни.
«Как ты так добр ко мне?» – спросил он. «Почему ты так добр ко мне?».
Я тяжело сглотнул. «Ну... на это есть причина». Мое сердце колотилось, посылая прилив крови к моим ушам. Я потер затылок, внезапно почувствовав себя напуганным до смерти. Но и до смешного чертовски счастливым. Счастливее, чем я когда-либо был и, возможно, когда-либо буду.
Я вздохнул. «Амбри, я...»
Его рука поднялась, и он сделал шаг прочь. «Не говори этого».
«Прости?»
«Не говори того, что собираешься сказать».
Я улыбнулся. «Откуда ты знаешь, что я собираюсь сказать?»
«Потому что каждая прекрасная мысль, которая посещает твое сердце, появляется на твоем лице, прежде чем ты ее выскажешь, а я не могу». Амбри отодвинулся подальше. «Я не могу, и я... я не заслуживаю этого. Я не заслуживаю тебя».
«Воу, воу, воу.» Я схватил его за руку и потянул назад. «Эй. Все в порядке», – мягко сказал я. «Я понял. Это хреново, что мы здесь, и мы должны уехать. Сегодня вечером. Забудь о шоу...»
«Нет», – сказал он, практически крича. Потом спокойнее: «Нет, у тебя должно быть свое шоу. Не обращайте на меня внимания. Я не в духе, но это не то, с чем я не могу справиться». Он поднял свои глаза на мои, и сине-зеленые были похожи на бушующее море. «Я справлюсь с этим. Я должен».
«Ты уверен? Потому что я могу это пропустить», – сказала я. «Джейн и все могут провести шоу без меня».
«Это все, о чем ты мечтал, Коул», – сказал Амбри. «Твое искусство, твое видение... поделиться своим невероятным талантом с миром, чтобы он увидел тебя таким, какой ты есть. Вот что важно».
Я покачал головой. «Раньше я тоже так думал. И мне это нравится, не пойми меня неправильно. Я так благодарен за каждый момент, но Амбри, разве ты не видишь? Без тебя...»
Он почти яростно покачал головой и направился к двери. «Представление в восемь. Мы должны заказать ужин. Я поговорю с консьержем и попрошу его найти подходящее место».
«Амбри, подожди».
Но он уже ушел, оставив меня смотреть ему вслед в пустой номер.
Перевод: https://t.me/justbooks18
Глава 26
Я не могу этого сделать. Я не могу, черт возьми, не могу.
Я спускаюсь на лифте, стягивая воротник рубашки, который душит меня. В вестибюле, вместо того, чтобы найти консьержа, я выхожу на улицу, чтобы подышать воздухом, потому что я задыхаюсь от собственной беспечности.
Внутренний двор освещен солнцем, заставлен кованой мебелью, зеленью и бурлящим фонтаном. Я опускаюсь на скамейку, опираюсь локтями на колени и обхватываю голову руками.
Шаги приближаются.
Коул не знает, не подозревает, потому что его каждый день окружают незнакомые люди, но я чувствую запах своих родных. Они окружают меня, и я поднимаю голову, во мне пылает ярость от того, что эти существа здесь, чтобы уничтожить мужчину, которого я люблю... и меня за то, что я его люблю.
Все трое торжествующе улыбаются мне. Роан – самый высокий. Жанна и Арманд стоят рука об руку.
«Бонжур, Амбри». Арманд качает головой. «Что, без поцелуя?»
Жанна смеется и вжимается лицом в его руку.
Роан садится в мягкое кресло и зажигает сигару. «Амброзий, мальчик мой. Мы и не подозревали, что ты один из нас. Что с тобой стало?»
«Я умер, очевидно». Я встаю и грубо проталкиваюсь мимо Арманда. «Я умер молодым и красивым и сумел сохранить оба глаза».
Лицо Жанны искажается от возмущения. «Это могло случиться с кем угодно!»
Я смеюсь, делая вид, что все это в полном порядке. Как будто я полностью контролирую ситуацию, хотя внутри меня открылась черная дыра, которая высасывает свет из мира. Я беспомощен и нахожусь на грани того, чтобы в любой момент оказаться в аду. Моя единственная надежда – и это лишь мерцание пламени на штормовом ветру – состоит в том, чтобы каким-то образом прогнать их.
«Я знаю, почему вы здесь», – говорю я. «И, честно говоря, это меня очень расстраивает».
«В апартаментах ты выглядел довольно ошеломленным», – говорит Роан. «Даже испуганным».
«Да, в ужасе. В ужасе от того, что вы, три бездельника, разрушите все мои труды».
«Бездельники?» кричит Жанна без прежнего расчетливого спокойствия. Она больше не вдохновительница «Аферы», а нервная неумеха – результат, я полагаю, того, что она прожила остаток своей короткой жизни в позоре и отчаянии.
Это наводит меня на мысль. Последняя, отчаянная идея избавиться от них.
«Вы все дураки, и я не нуждаюсь – или не хочу – в вашей помощи».
Лицо Арманда краснеет. «Следи за своим языком, Амбри».
"Разве я не прав?" Я говорю, неторопливо вышагивая по двору, сцепив руки за спиной. "Я читал ваши истории. Жанна, ты сбежала из тюрьмы, переодевшись мальчиком, но умерла самым недостойным образом. Что это было? Потерять глаз, выпрыгнув из окна отеля, спасаясь от сборщиков долгов?".
Она плюется и ругается, но я игнорирую ее и поворачиваюсь к Роану.
«А ты. Мы выманили у тебя почти два миллиона ливров и арестовали тебя».
Он машет рукой. «Вода под мостом».
«Может, вас и оправдали, но никому в суде вы не понравились», – продолжаю я.
«Особенно Антуанетте. Королю вы надоели, и он все равно вас изгнал».
«Действительно», – говорит Роан, как будто этот вопрос ему совершенно наскучил. «Я прожил свою жизнь в абсолютной роскоши, и когда Астарот пришел за мной, он пообещал, что так будет и дальше». Он лукаво улыбнулся. «Как и ты, Амброзий, я люблю побаловать себя изысканными вещами».
Это не работает.
Но, конечно, не работает. У них на руках все карты, а у меня ни одной.
Для Коула...
Я перевожу взгляд на Арманда. Во мне не осталось ни капли чувств к нему, кроме отвращения. Глядя на него сейчас, просто невероятно, что я вообще нашел этого болвана достойным продать свою душу. Не сейчас, когда есть такой человек, как Коул.
Мои глаза закрываются от мучительной боли в сердце, но я не даю им опомниться.
"А ты", – говорю я. "Великий фальшивомонетчик, Арманд де Виллет. Подделал даже руку королевы и умер без гроша в кармане и в одиночестве, безвестный, скитаясь по итальянской сельской местности как бродяга".
Он рычит и наваливается на меня. «Ты погубил меня! Это была твоя вина. Тебя надо было изгнать».
Я отпихиваю его назад. «Я избежал поимки, потому что я умнее вас всех. О, но я нашел нашу милую маленькую Николь». Я оглядываю двор. «Она тоже идет?»
«Так, так, Амброзиус, давай не будем грубить», – говорит Роан, попыхивая сигарой. «Использовать наши человеческие смерти для личного развлечения – невежливо».
«Это верно», – говорит Жанна. «Но знаешь ли ты, что мы найдем, если поищем тебя, Амбри? Риен». Она сделала режущее движение рукой. «Ничего».
Арманд вновь обретает самообладание и улыбается, как змея. «Очень верно. В книгах по истории нет упоминаний о милом Амбри... нигде, вообще-то. Помнится, ты как-то сказал мне, что не уверен в дате своего рождения».
Он и Жанна разражаются издевательским смехом, а Роан выглядит забавным.
«Возможно, мы совершали ошибки в жизни, но в смерти мы сильны», – говорит бывший кардинал. «Мы должны отбросить наши разногласия, если хотим обеспечить победу над мальчиком».
У меня пересохло в горле, и я скрещиваю руки. «Ну, тогда каков план?»
«Как обычно», – говорит Роан.
«Я испорчу ему сон, – говорит Жанна, – не давая спать по ночам, беспокоясь о давлении всего этого внимания. Что предвкушение слишком велико, и критики назовут его мошенником». Она радостно улыбается. «Как все это рухнет в любую минуту, и он станет посмешищем».
«Я дам нашему мальчику таблетки, чтобы он заснул, потом еще таблетки, чтобы он не заснул, и много алкоголя в промежутках», – говорит Арманд, выглядя чрезвычайно довольным собой.
«У меня особый талант к иллюзиям», – говорит Роан. «Изнурение» Коула заставит его видеть разные вещи. Неприятные вещи, которые вызовут паранойю и подорвут его чувство реальности. А когда ты, Амброзиус, разобьешь его сердце, вот тогда-то и начнется настоящее веселье".
Мне плохо. Моя душа кривится от их плана. Который я привел в действие.
«Да, мы собираемся повеселиться», – говорит Жанна. «Мы погубили эту глупую королеву; конечно, мы можем помочь тебе погубить и его».
«Он знает, что у него нет выбора», – говорит им Арманд, осматривая меня сузившимися глазами. «Ваша человеческая история потеряна, Амбри, но мы знаем, что случилось с Астаротом. Нашим создателем. Нашим отцом. Мы знаем, что ты приложил руку к его падению. Они шепчутся, что ты предатель».
«Амброзий знает, какие пытки ждут его, если это окажется правдой», – сказал Роан, поднимаясь со стула. «Он заложил прекрасную основу. Думаю, это будет довольно простая победа».
Все трое собираются уходить, но Арманд делает паузу и наклоняется ко мне.
«Ты хочешь знать, что я думаю, Амбри? Я думаю, что ты все еще предатель. Я думаю, что твой маленький спектакль с Коулом Мэтисоном – не такой уж и спектакль». Он презрительно фыркает и усмехается. «Ты всегда был таким чертовски нуждающимся».
Все они разражаются звонким смехом и покидают двор, оставляя за собой зловоние, как духи. Как только я остаюсь один, я опускаюсь на скамейку и держусь за голову. Такое ощущение, что внутри моего черепа горит огонь.
«Что я наделал?» бормочу я. «Господи, прости меня, что я наделал?»
Перевод: https://t.me/justbooks18
Глава 27
Рим
Мадрид пролетел как в тумане. К тому времени, как мы добрались до Италии, во мне поселился холодный страх, что что-то ужасно не так. Амбри вел себя странно и с каждым днем становился все более отстраненным. Мы почти не разговаривали, а когда разговаривали, он был отрывистым и рассеянным. Это не давало мне спать по ночам, я задавалась вопросом и волновался, а тут еще и нарастающий стресс от тура.
В любую минуту какой-нибудь критик должен был вырваться из стаи и написать, что я мошенник, рисую мифических существ вместо чего-то серьезного. Никто этого не сделал, но это не помешало мне спать и ворочаться. Мои дни были заполнены интервью и мероприятиями для СМИ, когда все, чего мне действительно хотелось, – это поговорить с Амбри и выяснить, что, черт возьми, происходит. Или просто свернуться калачиком в постели с ним и заснуть, надежно укрывшись в его объятиях.
Но он больше не лежал со мной в кровати.
Неужели я потерял его?
От этой мысли у меня заболел живот, и я направил этот страх в свои картины. Каждое утро я вставал с постели на рассвете, независимо от того, спал я или нет, и рисовал как одержимый, работая над набросками Амбри, которые я сделал в Лондоне.
В те времена я никогда не отходил от своего этюдника. Я заставал его в моменты чистой красоты, когда он выглядел наиболее человечным. Наиболее похожим на самого себя. Тогда я еще не знал, но моя новая коллекция будет посвящена трансформации. Вместо того чтобы рисовать его как демона, я рисовал его как человека с демонической формой, нависающей над его плечом. Или скрывается в тени. Или сливается с ним, как двойное изображение на фотографии.
Я никогда не мог изобразить его так, как хотел, но я пытался. Я чертовски старался, наполняя каждую картину надеждой, как только мог. Последняя картина в коллекции должна была быть такой, каким я видел его, когда был болен. Никакого демона, просто Амбри, сидящий на подоконнике в белой рубашке с расстегнутым воротником, с растрепанными волосами. Его выражение лица было тяжелым от беспокойства, но надежда светилась сквозь него, такая же яркая, как солнечный свет, который купал его в золоте.
Это было самое прекрасное, что я когда-либо видел, потому что именно тогда я понял, что люблю его и всегда буду любить.
Но по мере продвижения тура по Европе, картины начали раскрывать мой страх. Человеческая версия Амбри была похожа на портрет – прямая и чистая. Демоническая форма, преследующая его, была как другая картина на том же холсте. Они стали ужасающими монстрами, которые тянулись к нему, их крылья были подобны теням, которые угрожали поглотить его.
Я использовал самые разные техники и стили – все, в чем нуждалась картина. Я брал палетный нож и делал мазки на холсте, оставляя волны густой черной краски. Или я набрасывал цвет, процарапывая краску вилкой, булавкой или собственными ногтями, чтобы вызвать отчаяние.
Боль.
Ужас.
Страх, что темный мир Амбри забирает его обратно.
Во второй половине дня после выставки в галерее я вышел из студии, вытирая краску с рук, и увидел Амбри, сидящего на диване в нашем номере в отеле St. Regis Roma. Он был одет, как всегда, безупречно, в черный костюм.
«Уходишь?» спросил я, стараясь сохранить легкий тон.
«Хм? Нет. Я... нет».
Я неловко встал рядом с диваном. «Ну, я думал пообедать. Что-нибудь легкое перед сегодняшним шоу».
«Как хочешь, Коул».
Я на мгновение уставился в потолок, сдерживая волну сложных эмоций.
Не сдавайся, Дорогой!
Я не знал, откуда взялся этот полный надежды голос, но мне отчаянно хотелось верить, что стоит только послушаться, и все снова будет хорошо.
«Привет», – ярко сказал я, опускаясь перед ним на колени. Я положил руки на его бедра. «Давай выберемся из этого отеля, купим немного мороженого, посмотрим на искусство, которое, блядь, не мое, и просто... будем вместе». Я поднял руки выше. «Если только... ты не хочешь остаться здесь и быть вместе прямо сейчас. Прямо здесь, на этом диване».
Амбри резко вдохнул через нос, и я воспринял это как ободряющий знак. Но когда я поднял глаза, он смотрел на меня через плечо с раздраженным видом.
Я вскочил на ноги, мое лицо пылало. «О, прости, я тебе надоел?».
«Да», – сказал он и отмахнулся от моего пораженного выражения лица. «То есть, нет. Не ты. Я не знаю.» Он встал с раздраженным стоном и подошел к окну, спиной ко мне. «Весь мир надоел мне, Коул», – сказал он. «Я совершил этот тур, когда был ребенком в изгнании из своего дома, и потом тысячу раз после этого».
"Хорошо", – медленно сказал я. "Так, может быть, поехать со мной было ошибкой. Может быть, это слишком много для тебя".
«Может быть», – холодно сказал он. «Или, может быть, после почти трехсот лет человечество больше не впечатляет меня. Я устал от него».
Я сжал челюсть. «Понятно».
Амбри прочистил горло и медленно повернулся ко мне лицом, как будто это было усилием воли. Он натянуто улыбнулся и пожал плечами. «Что я могу сказать? Как и пища, которую я больше не могу пробовать, она теряет свой вкус».
Его слова ранили меня в грудь. Я скрестила руки, чтобы сдержать все это. «Конечно. Хорошо. Ну, я не знаю, какого хрена мне делать с этой информацией, так что пойду приму душ, потом прогуляюсь и... поем джелато».
Я вернулся в спальню.
И Амбри, этот засранец, не стал меня преследовать или идти за мной, бросать меня на кровать и трахать меня до тех пор, пока все мои сомнения не были стерты и мы снова были счастливы.
После выставки в галерее был большой ужин в ресторане отеля с Джейн, Остином Вонгом и оравой публицистов и стилистов, которые, казалось, следовали за мной повсюду. Эйшет оставила нас в Париже, но Дэва, Пико и Зерин присоединились к туру. Они приятно отвлекали меня от страхов по поводу Амбри и составляли мне компанию, когда он исчезал на несколько часов неизвестно куда.
Чтобы возобновить свою внеклассную деятельность?
В тот вечер ужин был шумным, а вино и шампанское текли как вода. Я сидел во главе стола рядом с Джейн. Амбри был на другом конце, как можно дальше от меня, находясь при этом в одной комнате. Я опрокидывал в себя бокал за бокалом шампанского. Кто-то – кажется, Зерин – держал его полным. Я пил больше, чем обычно, заметил я, но либо это, либо изучать пропасть, разверзшуюся между мной и Амбри, а это было чертовски страшно. Поэтому я пил.
Инстинкт самосохранения шептал, что я нахожусь в поезде, который набирает скорость, и, если я не буду осторожен, он сойдет с рельсов.
Но с отдалением Амбри, бессонными ночами и безостановочными гастролями старое одиночество возвращалось. Я сидел во главе стола, полного людей, которые были рядом со мной, но я не знал никого из них.
Я огляделся вокруг, мои глаза были усталыми и сырыми. Из-за выпивки все расплывалось, как будто я находился под водой. Вся ночь была похожа на колышущийся мираж. По одну сторону стола две женщины шептались и смеялись надо мной, когда я смотрел в их сторону. На другой стороне два критика вели серьезный разговор. Они оба мрачно посмотрели на меня и покачали головами.
Вот и все. Все рухнет, а вместе с ним и я, и Амбри.
«Коул, друг мой, ты выглядишь немного изможденным», – сказал Пико слева от меня. «Не выспался?»
«Не совсем», – пробормотал я. На другом конце стола Амбри разговаривал с красивым молодым парнем, их головы были близко друг к другу.
«У меня есть кое-что, что поможет тебе в этом, если хочешь», – сказал Пико. «Маленький помощник для сна. Только скажи».
«Спасибо. Может быть, я воспользуюсь твоим предложением».
Джейн наклонилась ко мне. Она сияла от успеха выступлений в туре и была наполовину пьяна. «Коул, тебе нужно подготовиться. Если это турне продолжится так, как оно продолжается, то первоначальная аукционная оценка оценщика будет сбита с ног».
Я рассеянно кивнул.
Она наклонилась и поцеловала меня в щеку. «Я собираюсь уйти на пенсию, а ты оставайся и наслаждайся жизнью со своими новыми друзьями».
"Моими новыми друзьями? Разве они не из агентства?"
Ответила Джейн, но я ее не слышал. Я вообще ничего не слышал из-за прилива крови к голове. Амбри прижался губами к щеке парня и что-то прошептал ему на ухо.
Парень кивнул, улыбнулся, и они вдвоем встали и ушли.
Мое сердце раскололось прямо посередине. Я была уверен, что это услышала вся комната.
К черту.
Я поднялся на ноги, опрокинув стул. Я был пьян больше, чем хотел. Кто-то позвал меня остаться – возможно, Пико, но я проигнорировал его. Я добрался до лифта как раз в тот момент, когда он закрылся. Я нажал на кнопку, как будто хотел убить его, и сел в следующую кабину. На нашем этаже я ворвалась в номер. Амбри пересекала гостиную.
Я захлопнул дверь и огляделся. «Где он?»
«Где кто?» Амбри взглянул на меня и скорчил гримасу. «Господи, ты выглядишь как дерьмо».
«Конечно, выгляжу», – огрызнулся я. «Ты несколько дней вел себя как совершенно незнакомый человек, а сегодня вечером... Сегодня вечером я должен идти за тобой сюда, как жалкий засранец, после того, как ты ушел с каким-то другим парнем».
«Я не уходил с...» Амбри покачал головой, его рот был тверд. «Роан, этот ублюдок».
«Почему?» Мой голос надломился. «Почему ты пытаешься сломать нас?»
«Я не знаю, что ты имеешь в виду. Я же сказал тебе, мне становится скучно...»
«Быть со мной?» Слезы залили мои сырые, больные глаза. «Если это правда, то просто скажи это и избавь меня от моих гребаных страданий».
Челюсть Амбри работала, но не было слышно ни звука. Наконец, он издал разочарованный вопль и зашагал по кругу, разрывая галстук. «Черт возьми, черт возьми, черт возьми...»
Он резко остановился, увидев картину на мольберте в центре комнаты. Она была отвернута от нас и накрыта простыней.
Медленно, он поднял указательный палец. "Что это?"
«Это твой портрет», – сказал я. «Тот, на который ты не хочешь смотреть? Я отправил его из Лондона. Должно быть, он прибыл, пока нас не было дома».
«Почему он здесь?»
Я подошел к журнальному столику рядом с мольбертом, взяла конверт из манилы и вложила его в руку Амбри. «Потому что завтра твой день рождения».
Он посмотрел на конверт, потом на меня. «Откуда... откуда ты можешь это знать?»
«Там все написано. Я попросил Кассиэля использовать свои связи на историческом факультете Нью-Йоркского университета. Он связал меня с историком из Лондона. Я знал, что должна быть запись о твоем рождении, и я оказался прав. 3 июня 1762 года». Я тяжело сглотнул. «Ты не стерт, Амбри. Больше нет».
Амбри уставился на меня и сжал конверт в кулаке.
«Почему?» – спросил он сокрушенно. «Почему ты делаешь это со мной? Почему ты все еще рисуешь меня?»
«Потому что, – сказал я, – я боюсь, что это все, что у меня от тебя останется».
«Нет. Я не стою этого. Я ничего не стою. Нарисуй кого-нибудь другого», – сказал он, и я услышал его настоящий смысл.
Полюби кого-нибудь другого.
Я покачал головой. «Я не хочу рисовать никого другого. Я не хочу больше никого и никогда. Амбри...» Я вдохнул с трудом. «Я люблю тебя».
Его лицо сморщилось, как будто я ударил его, и он перешел на шепот. «Нет. Ты не... Ты не можешь».
Я придвинулся к нему, пытаясь заставить его посмотреть на меня. Потому что я не собирался отпускать его без боя. «Я люблю. Я люблю тебя и думаю, что ты любишь меня».
Амбри энергично покачал головой. «Нет. Нет. Вся эта затея была огромной ошибкой».
«Ты снова лжешь...»
"Часто, да. Но не об этом. Я не люблю тебя, и никто не может любить меня. Я демон. Мы не любим. В этом вся суть".
«Ну, извини, что я тебе это говорю, но это чушь. Я люблю тебя...»
«Прекрати это говорить», – прогремел он. «Ты пьян и под кайфом от успеха, и все это идет тебе в голову. Ты полон причудливых идей, и ни одна из них не может осуществиться. Ты слышишь меня? Ни одна из них не может сбыться».
Я не хотел, чтобы его слова дошли до меня. Они были порождены его страхом, а жестокое обращение, которому он подвергался в детстве, все еще было с ним и творило над ним свое ужасное зло. Заставляя его думать, что он недостоин.
«Знаешь, что самое безумное в том, что я получил все, что когда-либо хотел?» спросил я, моя рука скользнула по его коже и коснулась его щеки. «Это ни черта не значит, если у меня нет тебя».
Его глаза закрылись, и его челюсть сжалась под моими пальцами.
«Я люблю тебя, Амбри. Тебе не нужно говорить это в ответ. Ты просто должен в это поверить».
Перевод: https://t.me/justbooks18
Глава 28
Слова Коула врезаются в меня, а затем тепло оседают в моей груди. Мое сердце. Я чуть не сломался. Я едва не признаюсь, что тоже безумно люблю его, но потом вспоминаю слова Эйшет.
Мы наблюдаем за тобой...
Коул ждет, надежда и любовь ярко светятся в его темных глазах. Затем из кармана его костюма раздается звонок телефона. Он чертовски красив в костюме. И в забрызганных краской трениках. И вообще без ничего. И я хочу все это. Я хочу, чтобы каждый его день был моим каждым днем. Жизнь вместе... и этого никогда не будет.
"Скажи что-нибудь", – шепчет он, его рука скользит от моей щеки, оставляя кожу холодной.
Но я не могу. Все, что я скажу, раскроет мое предательство темному делу. Я буду наказан, а Коул будет окружен Пороком. Однажды он уже был на мосту. Его можно загнать туда снова.
Его телефон снова жужжит, и на этот раз он смотрит на него. "Все собираются в клубе. Notorious. После вечеринки".
Я вдыхаю и наклоняю подбородок, стараясь сделать свое лицо как можно более бесстрастным, чтобы то, что я чувствую к нему, не отражалось в моих глазах. Но все же я ничего не говорю. Я не могу сказать ему, чтобы он уходил, чтобы бросился к Пороку, и я не могу сказать ему, чтобы он остался, и крепче привязать его к себе. Я не знаю, что делать или что сказать, что спасет нас обоих от этой гребаной неразберихи, в которую я нас втянул. От опасности, в которую я его втянул.
Мое молчание бьет его прямо в сердце. Он сжимает губы в тонкую линию и кивает.
«И это все?» – спрашивает он. «У нас были все эти моменты вместе, мы провели все эти ночи, и мы... мы чувствовали то, что чувствовали, но все это было чушью. Это то, что ты мне говоришь? Или не говоришь?»
Я влюблен в тебя, Коул.
Это единственное, что я хочу сказать, и единственное, что я не могу.
«Ладно, тогда я пойду, потому что не могу сейчас находиться с тобой в этой комнате», – говорит он, его голос срывается. «Спокойной ночи».
Дверь захлопывается за ним, и тишина в номере становится оглушительной. Конверт все еще в моей руке, портрет все еще передо мной. Я достаю документацию. Здесь есть фотокопии старых записей от акушерки. Гражданские архивы о рождении мужчины в Хевере. И там есть мое имя, написанное черным по белому: Амброзиус Эдвард Мид-Финч, родился у Тимоти и Кэтрин утром 3 июня 1762 года.
Боль сжимает мое сердце, и я медленно заставляю себя встать перед портретом. Дрожащими пальцами я снимаю брезент. Я созерцаю мастерство Коула всего три секунды, а затем разражаюсь слезами.
«О, боги...»
Портрет – это все, что я хотел, и даже больше, о чем я когда-либо мечтал.
Коул изобразил меня в стиле Элизабет Ле Брюн, мастера-портретиста, прославившегося своими картинами Марии Антуанетты. Стиль воспроизведен настолько точно, что мог быть написан рукой самого Ле Брюна.
С одной стороны – моя книжная полка со старыми, редкими книгами, с другой – окно, из которого на меня падает косой свет. Коул украсил мой красный костюм так, что на нем есть золотая вышивка и золотые пуговицы. Брюки из черного атласа с высоким блеском, а на мне белый парик, соответствующий эпохе. В моих глазах озорной блеск. Малейший намек на улыбку Моны Лизы.
И в моем выражении лица нет стыда. Ни намека на позор. Или изгнания. Или брошенности.
Я выгляжу достойно.
Я падаю на колени и в течение долгих мгновений не могу ничего делать, кроме как плакать. Я плачу по Коулу. По мне. За то, что со мной сделали. За то, что я сделал с собой. Я рыдаю, пока меня не выворачивает наизнанку и ничего не остается.
Майн Шац, ты знаешь, что ты должен сделать.
Я вскидываю голову, гнев пробивается сквозь слезы.
«Майн Шац, майн Шац», – кричу я, насмехаясь. «Что это значит? Кто там?»
Но нет ничего, кроме правды, что я не заслуживаю Коула. И в тот же миг, когда я признаю свою любовь к нему, приходит уверенность, что я должен его отпустить.
Клуб Notorious заполнен извивающимися телами, которые подпрыгивают под музыку диджея. Здесь и там перекрещиваются огни разных цветов. Арманд и другие Пороки здесь; я вижу их у бара, они смеются в триумфе, потому что Коул с ними. Он выпивает рюмку какого-то ликера, затем проталкивается мимо них, чтобы присоединиться к танцующим. Боль и страдание на его лице видны так ясно, как будто он их нарисовал.
Я прячусь в толпе, не высовываясь, когда приближаюсь к Коулу, стараясь, чтобы Порок меня не заметил. Я попытаюсь похоронить свое признание под шумом музыки и людей, хотя знаю, что провал неизбежен.
Я хватаю Коула за руку и тащу его в заднюю часть клуба, прежде чем он поймет, что это я.
«Амбри», – говорит он, когда я прижимаю его к стене.
Мое сердце разрывается, потому что он так рад меня видеть. Потому что он пьян и думает, что я здесь, чтобы быть с ним и сказать ему, что я люблю его так же сильно, как он любит меня.
Потому что это так, больше, чем я когда-либо любил что-либо.
«Ты самый красивый мужчина здесь», – говорит он, перекрикивая шум клуба. «Я так рад, что ты пришел».
Его руки обхватывают меня; он хочет поцеловать меня, но я поворачиваю голову и прижимаюсь губами к его уху.
«Беги, Коул», – шепчу я дрожащим голосом. «Беги далеко отсюда. Беги в Нью-Йорк. К Люси и Касу».
«Что? Я едва слышу тебя».
Мне хочется плакать. Я сжимаю его плечи, желая, чтобы он выслушал и понял.
«Помнишь, что я говорил тебе о сопротивлении? Ты в опасности. Уходи от этих ужасных людей. Не глотай их таблетки или ложь. Не слушай ничего из того, что они говорят. Они тебе не друзья. Они…».
В мгновение ока дюжина рук из тени – слуг Асмодея – хватает меня за руки и тащит прочь. Они тащат меня сквозь танцующих людей; я прохожу сквозь них, как холодный ветер – призрак. Коул отдаляется, как закрывающийся телескоп, а затем я перехожу на другую сторону.
Наступает короткий момент дезориентации. Когда я прихожу в себя, я нахожусь в своей демонической форме, обнаженный, распростертый лицом вниз на холодном камне царства Асмодея, прижатый к нему слугами. На меня смотрит эрцгерцог с тремя головами – быка, барана и человека.
«Предатель», – говорит он, и его голос гремит у меня в голове. «Я закончил с тобой. Твоя боль начинается сейчас».
Тяжелые, скрипучие шаги сотрясают фундамент подземелья, и из моего лежачего положения – моя щека прижата к камню – я вижу голема. Древний дух земли, который был заключен в каменное тело демонами много веков назад. Так давно, что они уже не полностью сознательные, а бездумные слуги. Этот почти три метра в высоту и топает ко мне, его каменные ноги заставляют землю дрожать. Его глаза – крошечные желтые огоньки, вписанные в каменное лицо. Сильное давление его ноги на мою поясницу прижимает меня к земле, и слуги убегают. Страх течет в моих жилах вместо крови. Я дышу, как задыхающаяся собака, мой пульс слишком быстр, чтобы считать каждый удар.
«Начнем просто», – говорит Асмодей. «Оторвем ему крылья, по одному за раз. Когда они отрастут, оторвем их снова. Для начала – десяток лет, а потом перейдем к чему-то по-настоящему болезненному». Его бычья голова кивает на голема. «Начинай.»
Я скорее чувствую, чем вижу, как существо наклоняется надо мной, а затем его каменные руки хватают мое правое крыло.
«Нет. Нет. Нет!»
Раздается ужасающий хруст костей. Агония пронзает мое плечо, проходит через грудь и вниз по позвоночнику. Мой рот открывается в беззвучном крике. Мое крыло вывернуто вправо, а затем влево. Оно упрямо, впивается в мышцы. Голем продолжает. Кости трещат, перья развеваются, и черная кровь течет по моей спине.
Мое крыло освобождается.
Я втягиваю воздух, и мой крик эхом разносится по аду. Я кричу, когда агония захлестывает меня, и я больше ничего не знаю.
Я кричу до тех пор, пока мое горло не становится сырым, мои черные глаза широко раскрыты и смотрят на меня. Мой правый бок пульсирует от боли сломанных костей и огня разорванной плоти. Прежде чем шок проходит, голем берется за мое левое крыло и начинает тянуть...
Перевод: https://t.me/justbooks18
Глава 29
Я моргнул и растерянно огляделся вокруг. Амбри прижал меня к стене, его руки обхватили мои плечи, он говорил что-то о Нью-Йорке. А потом он вдруг исчез, как будто я его вообразил.
