Текст книги "Последние флибустьеры"
Автор книги: Эмилио Сальгари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Глава XXII
ПЛОТ
К счастью, ураганы редко налетают на Центральную Америку, но когда уж Юпитер[111]111
Юпитер – верховное божество в древнеримской мифологии; одновременно считался Громовержцем, божеством, которое распоряжается громами и молниями, а также насылает бури.
[Закрыть] галопирует на облаке в компании верного Эола,[112]112
Эол – бог ветров в античной (греко-римской) мифологии.
[Закрыть] они достигают такой силы, какой мы, жители умеренных широт, не можем себе и представить. Они длятся недолго, но даже этих немногих часов достаточно, чтобы перевернуть вверх дном целые провинции, опустошить огромные плантации и – что самое худшее – выплеснуть реки из берегов.
Торнадо, сначала безумствовавший в высокогорьях, обусловил резкий подъем воды в Маддалене, и теперь гигантская река, к большому неудовольствию беглецов, которые уже были по горло сыты приключениями, включая дона Баррехо, могла вот-вот выйти из своего русла и залить небольшую песчаную равнину.
Хотя ливень продолжался с прежней силой, индеец и трое флибустьеров, обеспокоенных донесшимися до них шумами, мрачно разносившимися по долине, оставили на время свое убежище, желая убедиться в состоянии реки и в серьезности новой опасности, угрожавшей им.
Маддалена вздымалась на глазах. Огромные волны желтоватого цвета катились по реке одна за другой, увлекая за собой в своем головокружительном беге огромные деревья, снесенные со склонов сьерры.
– Tonnerre!.. – воскликнул дон Баррехо. – Нам предстоит еще одно малоприятное приключение.
– А разве ты не отправился из Панамы за приключениями? – спросил его Мендоса. – Ты оставил ради странствий по свету прекрасную кастильянку и великолепно снабжаемый винный погреб. Кстати, верно ли, что в бочках у тебя завелись духи?
– Нет, там был только бедный Пфиффер, – ответил грозный гасконец. – А что касается моей жены, то оставь ее в покое.
– Давайте лучше подумаем о нас, вместо того чтобы заботиться об отсутствующих персонах, – предложил Де Гюсак. – Что нам делать? Вода в реке поднимается с минуты на минуту; в конце концов, вся равнина будет залита.
– Спросите об этом у индейца, который все чувствует и слышит, – ответил дон Баррехо.
Индеец же оставался немым, как египетский сфинкс. Не говоря ни слова и скрестив руки на груди, он смотрел своими черными, постоянно беспокойными глазами на реку как человек, ожидающий с минуты на минуту неприятный сюрприз.
– Смотри-ка!.. – крикнул дон Баррехо. – Теперь он ничего не чует и не слышит, тогда как я, напротив, слышу пугающий шум, который постоянно нарастает.
– Итак? – Де Гюсак вопросительно посмотрел на индейца.
– Наводнение, – ответил тот.
– Вижу, – сказал дон Баррехо. – Пара глаз уставилась на мою физию. Мы спрашиваем тебя: «Что надо делать?»
– Ничего, – монотонно ответил индеец.
– Tonnerre!.. И мы стоим здесь и ждем, когда нас унесет потоп?
– Скала, – ответил индеец.
– Да он похож на пиренейского мула, – взорвался дон Баррехо. – Я и сам вижу скалу. Мендоса, ты можешь сказать пару ласковых этому человеку или лучше вырвать их у него? Мое терпение кончилось, и если бы это был другой индеец, я давно проткнул бы его своей драгинассой.
– Эй ты, людоед!.. – прервал его излияния Мендоса. – Ты что, стал маньяком-убийцей? Избыток приключений явно повредил тебе мозги. Не так ли, мой бедный дон Баррехо?
В ответ он услышал взрыв смеха. И громче всех хохотал весельчак с берегов Бискайского залива.
– Ах, эти гасконцы!.. – едва выговорил Мендоса.
– Они стоят басков. Не так ли? – спросил дон Баррехо.
– Придется признать.
– Наконец-то!.. Ну, так порасспроси этого краснокожего соню, который все слышит и чувствует, но не может принять решение.
– Друг, – обратился Мендоса к индейцу, продолжавшему с беспокойством следить за рекой, – что же нам теперь делать? Отступать к сьерре?
– Слишком поздно, – ответил краснокожий.
– Ну, ноги нас еще слушаются.
– Слишком поздно, – повторил индеец.
– Эй, Мендоса, не теряй времени, – сказал дон Баррехо. – От этого человека ты ничего не добьешься, кроме как «чувствую» и «слышу». Давай-ка лучше сами подумаем, как нам выбраться из беды. Если индейцы предпочитают тонуть, то я не разделяю их выбора. Еще бы ничего, если бы речь шла о том, чтобы пойти на дно в речке хереса, только папаша Ной не подумал о подобных реках.
– Мы можем сделать одну-единственную вещь, – сказал Де Гюсак. – Скала, под которой мы прячемся, достаточно высока, и я не думаю, что река ее затопит.
– А ты знаком с бешенством этой реки?
– Нет.
– Тогда твоим словам нельзя верить. Но поскольку другого убежища я не вижу, могу предложить вам превосходное купание. Только постарайтесь не замочить боеприпасы.
– Весь порох в пороховницах, – ответил Мендоса. – Он всегда готов подать голос: то ли против испанцев, то ли против пожирателей человеческого мяса. А теперь – пошли! Вода поднимается с устрашающей быстротой.
И в самом деле: Маддалена вздувалась на глазах. Ее обычно прозрачные воды стали грязными; по поверхности с диким бешенством проносились волны, заливая равнину как с правой, так и с левой стороны.
Оглушающий рокот заполнял долину, эхом отражаясь в горных лесах.
– Хорошенько держите свои шляпы, – сказал дон Баррехо, – и попытайтесь использовать их как зонты.
Между тем быстрые воды Маддалены заплескивали на прибрежный песок и быстро разливались среди редких кустов.
Индеец и троица авантюристов, немало обескураженные неблагоприятным оборотом, который принимали «дела», как выражался дон Баррехо, покинули свое убежище и вскарабкались на скалу, подставив себя бешенству торнадо.
По-прежнему сверкали молнии и пугающе грохотал гром; на четверых людей обрушивались такие сильные порывы злого ветра, что они вынуждены были схватиться за руки, чтобы кого-то не унесло. Дождь продолжал лить, и порой с неба падали капли величиной с кулак: они не приносили вреда, но одежда совсем вымокла.
– Это называется гнев Божий, – сказал дон Баррехо, которому смертельно наскучило молчать. – Эй, дарьенский друг, долго это еще будет продолжаться? С меня уже хватит.
Сын лесов посмотрел на небо, непрерывно озаряемое молниями, потом пожал плечами и ничего не ответил.
– Как они скупы на слова, – прокомментировал его жест дон Баррехо, философски воспринимавший эту купель. – Можно подумать, что у индейцев вечно болят языки.
– Зато твой болтается без перерыва, – сказал Мендоса.
– Дорогой мой, ты выбери себе жену, тогда увидишь, что и твой язык развяжется.
– Пока что мне этого не нужно.
– Ну да, ты ведь слишком затасканный авантюрист.
– Да и ты вернешься в Панаму не таким жирным.
– Зато с полными карманами, – возразил гасконец. – Мы уже подошли к границам Дарьена, и я надеюсь, что местные дикари не окажут плохого приема внучке великого касика и позволят нам опустошить пещеры, полные золота.
– А если они, наоборот, съедят нас? Еще несколько лет назад они были людоедами, и надо тебе напомнить про Пьера лʼОлонэ, самого знаменитого флибустьера в Береговом братстве, который закончил свою славную карьеру то ли на вертеле, то ли в котле.
– Ты что-то сегодня все видишь в черном цвете, дружище. Может, это от погоды?
– Возможно, – ответил баск.
– А вода поднимается все быстрее, – вступил в разговор Де Гюсак. – Равнину уже полностью залило.
Маддалена и в самом деле покинула свое ложе и с неслыханной быстротой разливалась по равнине. В ее грязных волнах белесого цвета неслись огромные деревья, сплетения корней и земли, плывшие по поверхности подобно знаменитым chimponas[113]113
Chimponas – вероятно, автор имел в виду chinampas, как жители Мезоамерики называли живые изгороди. Этим традиционным способом выращивания цветов и зелени жители Центральной Мексики, в том числе и долины Мехико, пользовались задолго до прихода европейцев. Впоследствии толтеки и другие мексиканские народности стали развивать овощеводство по берегам болот и временных водоемов на вручную насыпанных почвах. К 1519 г. такая техника (она тоже называлась чинампа) охватила почти всю поверхность озера Ксошимилко, южнее современного Мехико-Сити. Площади под чинампами занимали большое место и на озере Текскоко (см. следующее примечание). Стоит также напомнить, что испанское champa означает «спутанные корни растений» (в Южной Америке) или «навес; шалаш» (Мексика, Центральная Америка); общее для Испанской Америки значение этого слова – «корневище; дерн».
[Закрыть] озера Мехико.[114]114
Озеро Мехико. – В долине Мехико когда-то располагалась водная система, образованная пятью озерами. Самое крупное из них, озеро Текскоко, располагалось к востоку от Мехико-Сити, современной столицы страны. Система эта усыхающая; одно из озер в наши дни прекратило свое существование, другие сильно уменьшились в размерах.
[Закрыть] Эти плывущие предметы не всегда пустовали: то на них нашла пристанище стайка белок, то – кугуар, то – ягуар. Хищники были настолько испуганы, что свернулись в клубок, шерсть у них стояла дыбом, и никакого охотничьего запала они не проявляли.
Спустилась ночь, когда речные воды с мрачным шумом стали разбиваться о скалу. Дон Баррехо посмотрел на индейца.
– Ну же, – сказал он, – развяжи-ка свой язычок. Ты все еще веришь, что вода до нас не достанет?
– Наводнение сильное: настоящий потоп, – ответил дикий сын лесов.
– Ну и что мы можем сделать?
Индеец указал на травяные островки, которые продолжала приносить река, складывая их по краю равнины.
– Они похожи на каноэ, – сказал он.
– А если они натолкнутся на какую-нибудь скалу?
– Не будьте слишком требовательным, дон Баррехо, – сказал Мендоса. – Последуем совету этого человека и займем место на палубе. Вот как раз один такой кораблик направляется в нашу сторону.
Плавучий островок, на который указал баск, состоял из плотной массы корней, тесно переплетенных между собой, и прикрыт кустами, которые раз за разом ворошили сильные порывы ветра.
Трое авантюристов вместе с индейцем встали и приготовились прыгнуть.
– Старайтесь не промахнуться, – предупредил Мендоса. – Такому сильному течению невозможно сопротивляться. Кто упадет в воду, погибнет.
Островок приближался, тяжело покачиваясь. Наткнувшись в своем странствовании на скалу, островок перевернулся вокруг самого себя, но не развалился и продолжал плавание. Короткой задержки было достаточно для авантюристов и индейца.
Они приземлились в самую гущу кустов и быстро соскользнули на противоположную сторону плавучего островка, обнаружив острейшее беспокойство.
– Видел? – спросил дон Баррехо у Мендосы.
– Да, он спрятался в листве.
– И он не один, – сказал Де Гюсак. – Я видел другого ягуара, спрятавшегося чуть подальше.
– Tonnerre!.. – выкрикнул грозный гасконец. – Хорошенький экипаж! Только я предпочел бы его сбросить в воду.
– Да и аркебузы тоже, – добавил баск. – Они ведь сейчас совершенно бесполезны. Мы должны от них освободиться.
– Они объединены какой-то стихийной силой. Может, им захотелось испробовать прелести водного путешествия?
– Вероятно, их унесло вместе с кусочком берега. Предложи им мостик, дон Баррехо, и увидишь, как они выскочат, не обращая на нас внимания.
– Подставь лучше свою спину, – обиделся гасконец. – Я слишком дорожу своим позвоночником и, что бы ты ни говорил, никогда не оставлю его в пределах досягаемости звериной пасти.
– Я-то предпочитаю оставить зверей в их убежищах. Они, кажется, настолько испуганы, что не имеют никакого желания атаковать нас.
– Если ты меня убедишь, что страх сделал их кроткими, как ангелы, я готов стерпеть их присутствие.
– И я тоже, – сказал Де Гюсак. – И потом: жаркое из ягуара ведь может понравиться, не так ли, дон Баррехо?
– Жаркое на реке?.. Ах… Де Гюсак, жизнь авантюриста явно не для тебя, и я считаю, что лучше бы…
Он не смог закончить фразу. В это самое мгновение плот попал в серию водоворотов, он стремительно завертелся, потом почти полностью ушел под воду и сразу же толчком вылетел на поверхность, словно его подтолкнула какая-то неведомая сила.
Это вращательное движение было таким быстрым, что четверо мужчин, включая индейца, почувствовали головокружение. Ягуары, тоже перепугавшись, запыхтели и зафыркали под служившими им убежищем кустами.
– Это что за сарабанда?[115]115
Сарабанда – старинный испанский танец живого характера.
[Закрыть] – спросил дон Баррехо у баска, который не смог удержаться на ногах. – Быть может, мы приближаемся к водопадам? Ты этого не знаешь, наш дарьенский друг?
– Нет еще, – ответил индеец, пытавшийся выдернуть большой сук и воспользоваться им как веслом. – До водопадов еще много времени, и я не желаю вам, белые люди, подплыть к ним слишком быстро.
– Представляю, какой там будет скачок.
– А я слышал, как об этих водопадах всегда говорили с ужасом, – сказал Де Гюсак. – Говорят, что даже индейцы, которые слывут лучшими гребцами, не осмеливаются пройти через них.
– Ну, раз они еще очень далеко, мы можем заняться ягуарами. Лично я не засну рядом с ними.
– Честно сказать, я тоже, – согласился бывший трактирщик из Сеговии. – Я с радостью сбросил бы их в речку еще до наступления ночи.
– А ты, Мендоса? – спросил дон Баррехо. – Солнце уже садится, через полчаса наступит полная темнота. Ты готов заснуть в таком неприятном соседстве?
– Дело не из легких, – ответил баск, покачав головой. – Вы, возможно, не представляете, насколько кровожадны ягуары. Правда, индейцы порой решаются противостоять им с одним копьем, пользуясь вместо щита звериной шкурой.
– Ну, мы-то поступим лучше, – возразил дон Баррехо. – Мы своими драгинассами обрубим им когти, а наш краснокожий друг вскочит им на спину с тем самым суком, который он пытается вырвать. Жалко, что наши аркебузы еще полны воды. Давайте, друзья, пока не приключилось еще какое-нибудь несчастье.
Одержимый авантюрист смело направился к двум хищникам, решив дать им бой по всем правилам, как вдруг земля ушла у него из-под ног, как будто открылась западня. И почти в то же самое время он почувствовал, как пара челюстей вцепилась в его ногу и сжимает высокий кожаный сапог.
– На помощь!.. – закричал он.
Мендоса и Де Гюсак, стоявшие за ним, с готовностью подхватили его за руки и потянули вверх.
– Мускус!.. – крикнул Мендоса. – Там, среди корней, прячется кайман. Ты чувствуешь этот запах, такой сладкий для негритянских носов?
– Tonnerre!.. – закричал дон Баррехо и громко чихнул. – Да это не плот, а настоящий зверинец. Может, этот дружок хочет подобраться к нам?
– Возможно, он ведь откусывает корни сверху. Определенно он стремится к нам.
– Тогда придется заняться этим господином, прежде чем он откусит нам ноги. Ягуарами мы займемся позже.
Все собрались возле дыры, которая за небольшое время стала гораздо шире.
Аллигатор длиной не менее четырех метров, или лучше сказать жакаре,[116]116
Жакаре – португальское название каймана.
[Закрыть] как еще зовут этих свирепейших пресмыкающихся, оказался плененным густым слоем корней и делал отчаянные усилия, чтобы освободиться и нырнуть в реку.
Его мощнейшие челюсти, вооруженные чудовищнейшими зубами, яростно смыкались и размыкались, а лапищи понемногу расширяли его тюрьму. Да, хищник оказался взаперти, и в этом не было ничего необычного. Летом, когда высыхают граничащие с реками озерца, жакаре не находят ничего лучшего, кроме как зарыться в грязь и оставаться там в состоянии летаргического сна несколько месяцев. Пышная растительность этих краев захватывает эти водоемы и образует своими корнями сплошные сети, в которых и остаются плененными на большую часть сухого сезона рептилии. Когда же наступает время наводнений, почти всегда очень бурных, воды отрывают такие заросшие участки и уносят их в реки. Так образуются плавучие острова, и они несут с собой много сюрпризов тем, кто осмелится на них забраться.
Дон Баррехо, после того как прошел первый страх, взял в руки драгинассу и обратился к жакаре, который не переставал барахтаться с нарастающим неистовством:
– Сеньор парфюмер, мы совершенно не нуждаемся ни в вашем мускусе, ни в вашем хвосте, потому как у нас нет ничего общего с грязными неграми. Не изволите ли сказать мне, куда вас следует уколоть?
– Не паясничай, дон Баррехо, – сказал ему Де Гюсак. – Или ты хочешь дождаться, когда он подскочит и набросится на нас?
– Позволь мне сначала насладиться агонией этого зверя.
– А о ягуарах ты уже забыл? – спросил Мендоса. – Смотри: их глаза начинают поблескивать. Давай быстрей покончим с кайманом.
Но тут вперед выступил индеец, вооруженный большим обломком корня, который в какой-то степени напоминал палицу.
– Жакаре мой! – сказал он. – Ваше оружие против таких животных бессильно.
Он поднял дубину, махнул ею вперед, потом назад, словно проверяя, с какой стороны лучше нанести удар, а после резко ткнул обломком в дыру и столь же проворно вытащил свою дубинку. Кайман широко разинул пасть, а потом быстро сомкнул челюсти. Но дубинка уже проломила ему череп; кайман сначала раздулся, вобрав в себя последний глоток воздуха, и почти сразу же, после выдоха, обмяк, вытянулся и замер в неподвижности. А корни кустов снова склонились над ним, как бы прикрывая могилу животного.
– Tonnerre!.. Ну и удар! – подивился дон Баррехо. – И кто бы мог подумать, что индейцы наделены такой силой. Он убил каймана молниеносно!..
– Так всегда бывает, когда индейцам удается застать кайманов в грязевом плену, в озерцах, – сказал Мендоса, не перестававший оглядываться, потому что очень боялся стремительной атаки ягуаров. – Ты все еще намерен избавить наш плот от докучливой живности?
– Ты еще спрашиваешь? Попробуй-ка закрыть глаза рядом с этими господами, которые, вероятно, уже порядком изголодались.
– И пока хоть что-то видно, надо атаковать их, – вставил свое слово Де Гюсак.
Небо тем временем прояснялось, потому что, как мы уже сказали, здешние бури отличаются необычайной силой, но продолжаются они очень недолго. Плотные облака, разражавшиеся громом, ушли на восток, то есть в направлении Мексиканского залива, и солнце закатывалось за верхушки сьерры в море радужного света. С противоположной стороны над лесом быстро поднималась луна.
Под зарослями странно поблескивали сильно прищуренные фосфоресцирующие глаза ягуаров. Однако казалось, что парочка хищников, устрашенная стремительным течением, уносившим плот, не имела никакого желания атаковать людей, по крайней мере пока…
Но ягуары оставались чрезвычайно опасными для четырех друзей; этого нельзя было отрицать, потому как голод мог подвигнуть их на неожиданный прыжок.
Индеец и троица авантюристов были полны решимости стать единственными хозяевами своего плота. С этой целью они разделились на две группы: Де Гюсак получил в пару Мендосу, а дон Баррехо – краснокожего, вооруженного своей палицей, которая так хорошо послужила ему в стычке с кайманом.
Ягуары, увидев приближающихся людей, устрашающе заворчали, но своего убежища не покинули.
– Запели свой траурный марш, – сказал дон Баррехо. – Они уже знают, что закончат свою жизнь в реке.
– Не шути, дружище, – остановил его Мендоса. – Они опаснее, чем ты думаешь.
– Что ж, проверим силу гасконских драгинасс и баскской шпаги на шкуре этих зверей, – не унимался грозный гасконец. – У меня такое чувство, что я иду охотиться на котов.
– Своего рода!..
– Не буду отрицать, что это очень большие коты, но ведь наши клинки высшей закалки. Хочу посмотреть, какой эффект произведет укол драгинассы, нанесенный в кончик лапы. Бедные когти!.. Посмотрим, смогут ли они сопротивляться!..
– Спокойнее, дон Баррехо!.. Ты что-то расшутился!.. – сказал Мендоса.
– После всего происшедшего эти зверюшки не страшнее котят, которым не сравниться с котами нашей Гаскони, не так ли, Де Гюсак?
Бывший трактирщик из Сеговии не собирался возражать на подобное хвастовство, достойное истинного гасконца.
Мендоса, однако, процедил сквозь зубы:
– Наш дьявол в облике человечьего хочет, чтобы его съели эти котики. К счастью, я здесь и удержу его в последний момент.
Пока они приближались, спокойно переговариваясь между собой, словно шли на охоту за кроликами, оба ягуара не переставали рычать. Притаившись в десяти шагах друг от друга, они продолжали напряженно следить за охотниками, беспрестанно зевая и в то же время пугая своими раскрытыми пастями.
– Эй, Мендоса, – снова заговорил грозный гасконец, когда они были уже в полутора десятках шагов от зверей. – Как ты думаешь, это самцы или самки?
– Это уже слишком, дон Баррехо, – ответил баск. – Ты слишком много шутишь, а при такой беспечности в один прекрасный день ты можешь оказаться в брюхе какого-нибудь…
– Тигра, – смеясь, прервал его гасконец.
– Если уж не азиатского, то американского.
– Ба!.. Шкура гасконцев слишком тверда, чтобы проглотить ее, если гасконец вооружен драгинассой. Какую грубую работу пришлось бы проделать желудкам этих зверюг.
– Замолчи!.. Мы совсем близко от хищников!
Четверо грозных мужчин находились всего в нескольких шагах от ягуаров, все еще хоронившихся в зарослях.
Немалый страх охватил на время как ту, так и другую сторону, потому что «котишки» гасконца относились к числу опаснейших противников.
Дон Баррехо, постоянно пренебрегающий опасностью, шел первым, выставив драгинассу, словно собирался проткнуть соперника.
– Сеньор мой, – сказал он правому ягуару, упрямо державшемуся своего пристанища. – Не соблаговолите ли выйти на поединок чести между превосходно закаленной сталью и не менее прочными когтями?
В ответ прозвучал раскатистый рык, закончившийся звуками, похожими на мяуканье.
– А что я говорил? – торжествовал гасконец. – Это всего лишь коты. Эй, краснокожий, пока я раздражаю их колкостями, ты тресни им покрепче и рассеки котишкам черепа. Я видел тебя в деле и знаю, чего стоит хорошая дубина в умелых руках.
Он опустился на колено перед убежищем зверя, уменьшая тем самым площадь поражения при неизбежной атаке.
Но ягуар, которому дон Баррехо предполагал распороть живот хорошим ударом драгинассы, изменил своим агрессивным и кровавым привычкам и, вместо того чтобы рвануться вперед, попятился, пробираясь между кустами и корнями.
– Tonnerre!.. – крикнул грозный гасконец, описывая своей драгинассой мулине.[117]117
Мулине – круговое вращательное движение клинком.
[Закрыть] – Неужели американские коты трусливее европейских? Эй, дружище, рискни-ка своей шкурой!.. Или попробуй острие моей драгинассы, или ныряй в реку. Выбора у тебя нет.
Ягуар ответил диким рычанием и на этот раз подался вперед, потянувшись и оскалив зубы.
Дон Баррехо взглянул на индейца, державшего наготове поднятую палицу.
– Берегись, приятель, – сказал ему гасконец. – Он нас атакует!..
С безрассудной отвагой гасконец двинулся вперед, заняв боевую позицию.
– Ну же!.. Прыгай!.. – закричал он.
Ягуар, увидев человека всего в нескольких шагах от себя, собрался и сделал гигантский прыжок, пролетев над головой гасконца и приземлившись почти у ног индейца. А тот, зная, с каким хищником приходится иметь дело, обрушил свою дубину и одним ударом сбил и оглушил зверя.
Дон Баррехо мигом повернулся. Молниеносно он налетел на ягуара, уже неспособного подняться, и нанес великолепный удар, пробив драгинассой шею и почти отрубив зверю голову.
Первый ягуар пал, даже не пустив в ход когти, но другой, вместо того чтобы отступить, решительно бросился на Мендосу и Де Гюсака. Он издал устрашающий рык и, как и его товарищ, сгруппировался, готовясь прыгнуть.
– Берегитесь, Де Гюсак!.. – сказал баск.
– Совсем скоро моя драгинасса выпьет кровь американского тигра, – ответил бесстрашный трактирщик из Сеговии, защищаясь серией молниеносных мулине. – Держись, Мендоса!.. Мне кажется, что наши товарищи уже освободились.
– Тогда – к бою!..
И два храбреца, не желая уступать первому гасконцу и индейцу, решительно атаковали зверя, нанося удары во всех направлениях. Энергично преследуемый ягуар сначала отступил, потом, в свою очередь, бросился в одну из тех молниеносных атак, на которые способны эти грозные животные.
Этот вечер явно был неблагоприятным для ягуара, оказавшегося между шпагой баска и драгинассой гасконца. Баск задержал зверя между корнями, в то время как гасконец раздробил ягуару ребра и отрубил лапы, быстро лишив зверя возможности сопротивляться.
– Эй, друзья, вам нужна помощь? – крикнул в этот момент дон Баррехо, подбегая с окровавленной драгинассой.
– Мы уже справились, – ответил баск.
– Тогда давайте ложиться спать, и пусть этот плот плывет хоть в ад вместе с нами и ягуарами.
