Текст книги "Последние флибустьеры"
Автор книги: Эмилио Сальгари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава IX
ПОСЛЕДНИЕ ФЛИБУСТЬЕРЫ
Флибустерия, удивительная республика бандитов, не знавших ни любви к родине, ни жажды славы, ни карьерных амбиций, которая обрушилась на Центральную Америку, вдохновляемая единственной целью: грабить и наслаждаться, в то самое время, когда начинается наш рассказ, уже не была такой страшной и подвижной, как морские волны (как некогда ее называли).
В Мексиканском заливе[57]57
Под Мексиканским заливом автор понимает не только названный морской водоем, но и Карибское море, часто объединяя оба бассейна термином «Залив».
[Закрыть] флибустерия умерла вместе с последними грабежами Монтобана и другого французского дворянина Сардо, бискайца, известного под именем Баск, а также Жонке.
Раз уж мы поставили себе целью рассказать о подвигах этих последних корсаров, которые своими удивительными деяниями в последний раз дают нам возможность бросить взгляд на их сообщество, то и займемся прежде всего этими морскими бродягами, а потом уже отправимся на Тихий океан, где Береговое братство еще внушало немалый страх.
Подвиги названной четверки можно считать последними, потому что после них флибустьерство исчезло из Мексиканского залива и с Тортуги; сам остров после ухода флибустьеров опустел и поджидал первых попавшихся новых поселенцев.
Монтобан широкую известность получил безумно дерзкими набегами. Про ведомых им флибустьеров говорили, что невозможно даже себе и вообразить людей, которые бы с большим энтузиазмом шли на открытый грабеж.
Однажды орава флибустьеров предложила за определенную плату обеспечить полную безопасность какому-нибудь испанскому кораблю с богатым грузом. Но едва берег скрылся из поля зрения, как один из этих пиратов стал уговаривать сотоварищей неожиданно приблизиться к охраняемому судну и взять его на абордаж.
Услышав такие речи, Монтобан, командовавший в тот раз авантюристами, приказал спустить шлюпку, посадить туда всех желающих нарушить договор и бросить их на волю волн. Флибустьеры принялись энергично отнекиваться, говоря, что никто из них и не думал воспользоваться коварным предложением, – так испугал их приказ командира. Злоумышленника же оставили на первом встреченном необитаемом островке; причем все флибустьеры поклялись, что подобный бесчестный и бессовестный моряк никогда больше не может стать членом Берегового братства.
Испанский корабль был в целости и сохранности отконвоирован в порт назначения, тогда как Монтобан принялся спокойно корсарствовать в Заливе, причиняя немало неприятностей испанцам и захватывая богатую добычу.
Но времена изменились, и жизнь флибустьеров становилась день ото дня тяжелее: Тортуга почти обезлюдела и не могла больше быть надежной опорой пиратам. Больше того, европейские нации, проявлявшие к Америке немалый интерес, особенно Франция, Англия, Испания и Голландия, покончили с длительными войнами и заключили мир, а поэтому флибустьеры уже не могли получать каперские[58]58
Капер – частное лицо, которому военно-морское ведомство воюющей страны разрешило безнаказанно нападать на торговые суда враждебного государства, а часто – и на суда нейтральных стран.
[Закрыть] патенты, при помощи которых пираты приобретали статус воюющей стороны. А после этого грозные морские бродяги были предоставлены самим себе; к ним стали относиться как к шайкам пиратов, достойных лишь того, чтобы вздернуть их на верхней рее фрегата.
Монтобан понял, что отныне в Вест-Индии у флибустьеров нет ни поддержки, ни независимости. Он первым пересек Атлантику и принялся крейсировать у африканских берегов в ожидании какого-либо судна знаменитой Ост-Индской компании.[59]59
Ост-Индская компания. – В конце XVII в. существовали две Ост-Индские компании: голландская и английская.
[Закрыть]
После нескольких удач он встретился с хорошо вооруженным английским кораблем. Флибустьеры, привыкшие к легким победам, с готовностью ввязались в сражение, но очень скоро поняли, что имеют дело с людьми одинаковой с ними закалки.
Однако Монтобан вдохнул в свою заколебавшуюся команду такую отвагу, что в конце концов флибустьеры решились пойти на абордаж, хотя уступали числом экипажу вражеского парусника, и ворвались на палубу ост-индца. Английский капитан убедился, что сражение проиграно, но он не мог вынести такого унижения, а потому приказал взорвать пороховой погреб, и все взлетели на воздух. Только флибустьерам, как оказалось, покровительствовало небо: тогда как все англичане погибли, пятнадцати морским бродягам, во главе с Монтобаном, удалось спастись.
Правда, судьба не была к ним такой уж милостивой, потому что вместе с англичанином взорвался и пиратский корабль. Но грозные корсары, побарахтавшись среди обломков обоих судов, обнаружили-таки сносно державшуюся на плаву шлюпку и направились к берегам Африки.
Несколько недель их носили в разных направлениях волны Атлантики, подвергая разного рода испытаниям; время от времени флибустьерам приходилось питаться мясом своих умерших от голода и лишений товарищей, прежде чем шлюпка коснулась земли. По странному стечению обстоятельств скитальцы попали к чернокожему царьку, давнему знакомому Монтобана, который их любезно принял.
Этот царек был широко известен на Гвинейском побережье своими дерзкими набегами; в эти времена он специализировался в нападениях на английские форты. Монтобан соединил свои скромные силы с царским воинством и захватил форт, который был защищен двадцатью четырьмя орудиями, но потом, устав от множества подвигов, удалился на покой; он прихватил на родину скромное состояние и провел остаток своих дней за сочинением мемуаров.
Другим французским флибустьером, пользовавшимся в те времена большой известностью, был Сардо. Мы сообщим только об одной его операции. Этот храбрый моряк, после множества отнюдь не рядовых побед, решил высадиться с целью грабежа на Ямайку во главе двухсот девяноста головорезов. Но так случилось, что сто тридцать пять его людей оказались отрезанными от своего судна, которое неожиданно налетевший вихрь погнал вдоль берега. А на Ямайке тогда уже построили первоклассное укрепление с многочисленным гарнизоном.
Оказавшиеся в трудном положении флибустьеры день и ночь мужественно сражались на острове как с английскими солдатами, так и с местным населением как могли долго. Конечно, они не могли бы долго выдерживать такое давление с разных сторон, да и многие из флибустьеров уже пали в сражениях, но спасение им принесла одна из самых серьезных катастроф, которые когда-либо зафиксировала история.
Ужасное землетрясение основательно опустошило этот плодороднейший остров, и флибустьерам, более привычным ко всякого рода невзгодам, удалось посреди всеобщего замешательства захватить несколько кораблей и воссоединиться с крейсировавшими вдоль берега сотоварищами.
Баск и Жонке также не раз отличились в чрезвычайно дерзких атаках.
Однажды они на трех небольших посудинах наблюдали за Картахеной[60]60
Картахена – важнейший опорный пункт испанцев на южноамериканском побережье Карибского моря; крупный торговый порт. В настоящее время находится на территории Колумбии.
[Закрыть] в ожидании подходящей добычи. Но тут из порта вышли два военных корабля, капитаны которых получили приказ покончить с этой пиратской бандой и доставить это ворьё в город живыми или мертвыми. Флибустьеры Баска и Жонке не пали духом и атаковали оба фрегата, хотя заметно уступали военным морякам в числе, а главным образом – в количестве орудийных жерл. И случилось невероятное: после нескольких часов морского сражения оба фрегата оказались в руках флибустьеров.
А после пираты выбрали несколько уцелевших испанцев и высадили их на берег с письмом, в котором благодарили власти Картахены за посылку двух великолепных кораблей, в чем флибустьеры очень нуждались, и сообщали, что будут ждать еще пару недель, не соизволят ли горожане добавить еще какое-нибудь судно. Еще пираты потребовали кругленькую сумму денег. Если же таковую они не получат, то не пощадят плененные экипажи. И слово свое флибустьеры сдержали, однако ни один корабль больше не вышел помериться силами с морскими бродягами.
Искорками последнего блеска почтили Береговое братство капитаны Мишель и Бруаж. Рассказывают, что однажды они крейсировали перед Картахеной и ввязались в бой с двумя голландскими парусниками, вышедшими из порта, где они хорошо загрузились. Мишель и Бруаж тоже располагали двумя кораблями, но в вооружении пиратские суда уступали голландцам. Тем не менее оба капитана отважно атаковали противника и очень скоро стали хозяевами положения. Голландцам стало стыдно, что над ними одержал верх настолько уступающий им в силе соперник, и они осмелились сказать Мишелю, что тот никогда бы не начал атаку, если бы был один.
– Хорошо, – гордо ответил храбрый корсар, – давайте начнем сначала, причем мой товарищ останется наблюдателем. Если победа будет за мной, я не потребую ни одного пиастра, но стану хозяином обоих парусников.
Голландцы, однако, испугались принять это предложение…
Дальнейшая история уже не помнит ни одного знаменитого флибустьера, который бороздил бы воды Мексиканского залива, хотя еще и много лет спустя шайки отчаявшихся бродяг появлялись в разных концах огромной акватории, но эти пираты уже не могли вершить такие большие дела, как лʼОлонэ, Монбар, Ван Хорн, Мишель, Баск, Морган и многие-многие другие.
Как только прекратилось флибустьерство в Мексиканском заливе, как оно возродилось на Тихом океане и сразу стало достаточно мощным. Тихий океан лучше подходил для долгих рейсов и привлекал богатой добычей, которая доставалась почти неизвестным, но отчаянно храбрым пиратам.
В 1684 году первая партия флибустьеров под руководством английского капитана Дэвида совершила безумно смелый переход вокруг Южной Америки. Флибустьеры удачно прошли Магеллановым проливом и неожиданно появились на Тихом океане. Их было восемь сотен решительных людей, готовых предать огню и мечу богатейшие города Чили, Перу и Центральной Америки. Другой отряд из двух сотен французов последовал по следам первого и присоединился к нему.
Когда мы читаем реляции мореплавателей Нового времени, – Кука,[61]61
Кук Джеймс (1728–1779) – великий английский мореплаватель, совершивший три кругосветных плавания, во время которых на карту было нанесено множество океанических островов; погиб во время своей третьей кругосветки.
[Закрыть] Бугенвиля,[62]62
Бугенвиль Луи Антуан (1729–1811) – французский мореплаватель, совершивший в 1766–1769 гг. кругосветное плавание.
[Закрыть] Лаперуза,[63]63
Лаперуз Жан Франсуа (1741–1788) – французский мореплаватель; в 1785 г. ушел в кругосветное плавание, во время которого погиб вместе с кораблем; его дневники, высланные с тихоокеанского побережья в Париж, изданы посмертно.
[Закрыть] Крузенштерна[64]64
Крузенштерн Иван Федорович (1770–1846) – русский мореплаватель, адмирал; руководил первым кругосветным плаванием российских моряков (1803–1806).
[Закрыть] и многих других, – о серьезных трудностях, которые они встретили в Тихом океане, хотя им помогала солидная географическая, астрономическая и навигационная подготовка, нельзя не удивиться невероятной смелости полуграмотных авантюристов, совершавших отважные деяния на своих хлипких суденышках. И тем не менее, хотя они совершенно не знали южной оконечности Америки, флибустьерам удалось ее удачно обогнуть, преодолев бури и рифы; и вот они внезапно появились в Великом океане, где испанцы меньше всего их ожидали.
Еще один отряд флибустьеров, полностью английский, состоявший всего из ста двадцати человек, принял отчаянно смелое решение добраться до Тихого океана по суше, пройдя по перешейку от залива Ураба до реки Чика, а вслед за ними четыреста французов решились взглянуть, хотя бы издалека, на зубчатые башни богатой Панамы.
Другие, куда менее крупные отряды решились проделать то же самое, но мы, экономя время, не будем рассказывать об их отважных экспедициях, о бедах, которые выпали на долю большинства из них, потому что испанцы повсюду преграждали им путь.
Мы ограничимся упоминанием о большей части флибустьеров, прошедших Магеллановым проливом в составе флотилии из десяти кораблей: двух фрегатов, одного тридцатитрехпушечного и одного шестнадцатипушечного, пяти парусников меньшего тоннажа, не имевших крупнокалиберной артиллерии, и трех барказов,[65]65
Барказ – двухмачтовое самоходное судно небольших размеров, предназначенное для различных перевозок в гаванях и на рейдах.
[Закрыть] едва державшихся на плаву. Среди флибустьеров были англичане, французы и голландцы; их общее число доходило до тысячи ста человек; позже к ним присоединились мелкие группы, пересекшие Центральную Америку по суше.
Главарем этой крупной экспедиции был англичанин по имени Дэвид. Флотилия беспечно шла на север, и первой ее жертвой стал испанский парусник, захваченный почти без сопротивления. Флибустьеры узнали от пленников, что все торговые суда получили приказ вице-короля Перу не покидать порты до тех пор, пока сильная эскадра не очистит тихоокеанские воды от морских грабителей. Дэвид со своими людьми пошел дальше, намереваясь устроить охоту за знаменитыми галеонами, которые исчезнувшая империя инков посылала в Панаму, и во все большем количестве.
Неожиданное появление флибустьеров у берегов Тихоокеанской королевы очень встревожило испанцев, хорошо помнивших о страданиях, которые им принесло это жестокое бандитское племя.
Если бы Дэвид осмелился, Панама во второй раз подверглась бы опустошительному грабежу, но решительности ему не хватило, и он, покрейсировав с месяц в виду города, увел свой флот к почти пустынному в те времена острову Тарога. Но тут внезапно появились семь военных кораблей, два из которых были вооружены по крайней мере семьюдесятью пушками каждый. Океан штормил, а силы флибустьеров были несравнимы с испанскими. К тому же пираты не имели представления о мелях, окружавших остров, и у них не было достаточно пушек для защиты от неприятеля.
Но, как обычно, флибустьеры не пали духом и с отчаянием обреченных ввязались в схватку, почти уверенные в печальном конце; они избавились от двух своих фрегатов, чтобы те не стали добычей врага, и через пару часов одержали неожиданную победу. К несчастью, тут сыграл свою роль океан, раскидавший победоносные суденышки; многие из них оказались у незнакомых берегов и потерпели крушения.
Так исчезла флотилия, которая могла бы постоянно наводить страх на Панаму. Французы под предводительством некоего Гронье обосновались на островке Сан-Хуан-де-Пуэбло, тогда как Дэвид продолжал заниматься морским разбоем, и ему все чаще везло.
Деяния этих двух флибустьерских шаек просто невероятны.
Они взяли приступом Леон и Эспарсо, сожгли Ралехо, предварительно разграбив его, овладели городом Пуэбло-Вьехо, крупным и богатым городом Гранадой и отстоявшим в тридцати лигах[66]66
Лига – старинная испанская мера длины; сухопутная лига эквивалентна 5572 м; кроме того, существовала почтовая лига, равная 4 км.
[Закрыть] от Панамы городом Вильиа, а потом и Гуаякилем, богатейшим городом в Никарагуа.
Несмотря на такие значительные успехи, многие жаждали вернуться в Мексиканский залив, в колыбель флибустьерства. Дэвид, в распоряжении которого всегда находился собственный фрегат, был первым, кто решился на возвращение, чем значительно ослабил всех, кто еще оставался в тихоокеанских водах. По пути он ограбил несколько испанских судов и организовал вооруженные вылазки в Писко, Арике, Сагре и в других портах, собрав таким образом достаточно богатства, чтобы оставить свое опасное ремесло, после чего решительно взял курс на юг, к Магелланову проливу.
Он уже подходил к проливу, когда его люди вынудили главаря вернуться. Во время длительного плавания на борту процветали азартные игры, хотя такое было строго запрещено законами Берегового братства; проигравшие не хотели возвращаться на родину нищими. Но на обратном пути им попался парусник, которым командовал некий Уилнет, и все, кто хотел наживы, перебрались к нему на борт. У Дэвида осталось всего семьдесят англичан и человек двадцать французов. Тем не менее Дэвид вернулся в панамские воды, и его с радостью встретили остававшиеся на Тихоокеанском побережье береговые братья.
Тем временем другая группа флибустьеров, в составе пятидесяти пяти человек, тоже попыталась вернуться в Мексиканский залив. Их невероятные приключения стали постоянной темой матросских рассказов. Их маленькое суденышко, к тому же довольно потрепанное, направилось к берегам Калифорнии, откуда пираты намеревались пройти по землям Мексиканской империи. Ураганный ветер выбросил их судно на скалы в группе необитаемых островков Тре-Марие, вблизи от побережья Калифорнии. У этих несчастных ничего не осталось, а голые скалы не могли их прокормить, и тем не менее они продержались четыре года, познав немыслимые лишения.
Наконец, отчаяние вынудило их покинуть то жалкое прибежище, где единственной их пищей были скудные коренья и моллюски. Несчастные кое-как починили свое суденышко, но из пищи у них оставался только своеобразный заменитель хлеба, где остатки муки приходилось смешивать с толчеными раковинами!
Но флибустьеры верили в свою судьбу, они отправились на юг и добрались до Гуаякильского побережья, где надеялись встретить своих старых товарищей, но те уже разбрелись в разных направлениях. Несчастным со всех сторон грозили опасности: их преследовали испанцы, а индейцы не давали высадиться на сушу, чтобы запастись продовольствием; и тогда в головах флибустьеров родился невероятный план: они решили достигнуть пролива.
Две тысячи миль они вели свое жалкое суденышко, борясь с противными ветрами, испытывая такие муки голода и жажды, каких и представить-то сложно. Однако невыносимее всего была терзавшая их мысль, что после стольких перенесенных мук, после избавления от стольких опасностей они возвращаются без единого серебряного слитка, потому что все когда-то награбленное они утратили.
С большим трудом флибустьеры достигли пролива, но вдруг решились вернуться к Перуанскому побережью, надеясь на богатую добычу. Им повезло, так как случайно они узнали, что в Арике стоит корабль, груженный серебряными слитками из Потоси. Флибустьеры ворвались в порт и на глазах у всего испуганного города захватили парусник, а потом ушли на нем.
Груз оценивался в два миллиона пиастров.
Внезапно разбогатев, флибустьеры посчитали себя с лихвой вознагражденными за перенесенные лишения и продолжили свой путь к проливу на новом судне, но опять потерпели кораблекрушение, успев, однако, спасти весь груз. Неутомимые флибустьеры снова занялись починкой судна и в конце концов прошли Магеллановым проливом, а потом после долгого и мучительного плавания увидели великолепные острова Мексиканского залива. На них флибустьеры и поселились: кто на Ямайке, кто на Сан-Доминго.
На побережье Тихого океана осталось двести восемьдесят пять флибустьеров; часть из них осела на Тароге, часть – близ Гуаякиля; они только и мечтали о том, как бы оттуда, в свою очередь, убраться подобру-поздорову и затеряться где-нибудь на берегу, потому что крейсирование в океане стало почти невозможным из-за находившихся в постоянной боевой готовности многочисленных испанских эскадр.
Вот этим последним корсарским ядром мы и займемся в дальнейшем, потому что после них ни на Тихоокеанском побережье, ни в водах Мексиканского залива настоящих флибустьеров больше не было.
Глава X
ЗАХВАТ ГАЛЕОНА
Равено де Люсан, несмотря на шесть лет, проведенных на островах в постоянных сражениях, в бесконечных тревогах и вечной нужде, сохранил неизменным присутствие духа, свойственное французскому дворянину, а потому принял с особой сердечностью Буттафуоко, Мендосу и гасконца.
– Сердце мне подсказывало, – говорил он, после того как вся троица перешла в его пирогу и он смог дружески обнять каждого, – что однажды я вновь увижусь с вами в каком-нибудь уголке земли. Жаль, что среди вас нет храброго графа ди Вентимилья. Ах!.. С какой радостью я бы повидал его!..
– Дорогой мой, – ответил Буттафуоко, – он очень счастлив с маркизой де Монтелимар и, конечно, не покинет своего великолепного родового замка. Но, раз уж он не смог приехать, мы привезли сюда его сестру.
– Кого? – удивился Равено. – Внучку великого касика Дарьена?
– Да, дружище.
– И где же она? Что-то ее не видно среди вас.
– Если бы она была с нами, то мы, может быть, и не встретились так скоро.
– Объясните подробнее, Буттафуоко.
– Мы приехали сюда просить помощи у тихоокеанских флибустьеров, потому что хотим освободить еще раз сеньориту Инесс ди Вентимилья.
– Хорошо сказано, – кивнул головой гасконец.
– Черт возьми!.. У вас ее похитили?
– У нас ее опять отнял маркиз де Монтелимар.
– Он так безумно влюблен в эту девушку?
– В ее огромные богатства, дорогой мой Равено. Разве ты не слышал, что великий касик Дарьена умер?
– Ты думаешь, что до нас, живущих так изолированно на этом свете, доходят вести о событиях, которые происходят на другой стороне перешейка? Значит, сеньорита высадилась в Америке, чтобы получить сказочные богатства своего деда?
– И, как видишь, ей не повезло; едва она появилась в Панаме, как попала в лапы своего врага, который ждал с невероятным упорством долгие годы того момента, когда сможет заграбастать эти сокровища. У него был хороший повод для этого: ведь он воспитывал графиню и содержал ее в своем доме в течение шестнадцати лет.
– Она сейчас в Панаме?
– Да, дружище.
– Не вовремя ты приехал, дорогой мой Буттафуоко. Все отряды флибустьеров, владевшие хоть какими-либо кораблями, отправились на юг. Нас осталось всего двести восемьдесят пять человек; среди них немало больных – их можно не считать. А хуже всего то, что кроме старых пирог у нас нет никаких кораблей. И как я смогу повести эту толпу отчаявшихся людей на штурм Панамы? Это ведь совершенно безнадежное дело. Времена Моргана[67]67
Времена Моргана. – Знаменитый пират Генри Морган жил в 1635(?)—1688 гг.; в конце жизни перешел на королевскую службу; в 1674–1682 гг. трижды был вице-губернатором Ямайки.
[Закрыть] давно прошли.
– Да мы и не требуем столь много, дорогой Равено. Ты сказал, что кораблей у вас нет, зато много ялов[68]68
Ял – короткая и широкая шлюпка с плоско срезанной («транцевой») кормой, снабженная одной, двумя, тремя или четырьмя парами весел.
[Закрыть] и пирог. Разве последние флибустьеры не могут с их помощью захватить галеон?
– О чем говорить, Буттафуоко? Именно потому, что мы последние, мы самые грозные; нас нисколько не пугает размер судна, если надо пойти на абордаж. Только объясните мне всё хорошенько, потому что пока что я понял только одну вещь: надо освободить сеньориту ди Вентимилья.
– Вот потому мы и пришли за помощью к береговым братьям, которые многим обязаны итальянским корсарам. Через пять-шесть дней, если не ошибаюсь, из Панамы выйдет корабль, который должен доставить сеньориту в бухту Дэвида.
– Ну и?.. – спросил Равено.
– Надо напасть на это судно и вырвать девушку из рук испанцев.
– И всё?
– Нет, – ответил Буттафуоко. – Что вы тут делаете, на Тихом океане, в то время когда все ваши сотоварищи покинули эти края? Чего вы ждете? Может быть, какой-нибудь испанской эскадры, которая вышвырнет вас отсюда и прогонит в океан?
Равено де Люсан долго смотрел на французского дворянина, то и дело прищуривая глаза, а потом сказал:
– А ты знаешь место, до которого мы можем дойти на нашей пироге?
– Сказать правду: нет.
– Мы можем добраться до побережья и собрать там необходимую информацию относительно окончательного переселения на континент. Мы уже шесть лет живем на островах, постоянно боремся с голодом, воюем с испанцами и уже твердо решили навсегда расстаться с Тихим океаном.
– И какой путь вы выбрали?
– Вероятно, через Дарьен, – ответил Равено.
– А если предложить твоим людям несколько миллионов пиастров из наследства великого касика с условием, что вы поможете выполнению наших планов?
– Думаю, что в таком случае они готовы захватить даже Панамский порт!
– Значит, мы можем полностью рассчитывать на вас?
– Не только. Я отблагодарю тебя за то, что ты собрался вытурить меня из этой норы. Мои люди, едва услышат о богатствах великого касика, мигом переберутся на континент. Ты сказал, что галеон отдаст якорь в бухте Дэвида?
– Да, дружище, – ответил Буттафуоко.
– Итак, завтра мы покидаем этот проклятый остров и отправляемся следить за портом.
Он повернулся к своим людям:
– Чаще гребите, парни. Хочется поскорее увидеть наш остров.
Пирога, довольно убогая посудина, хотя и находящаяся в отличном состоянии, вооруженная маленькой пушечкой, установленной на носу, летела по воде океана, который в этот день был действительно тихим.
Гасконец и Мендоса тоже взялись за весла, чтобы помочь гребцам и ускорить возвращение.
Через два часа показалась Тарога. Этот почти пустынный остров выступал из воды, словно спина огромного кита: очень длинная и очень узкая. Шесть лет назад здесь утвердились последние флибустьеры, заняв место на морских дорогах, связывавших Калифорнию и Мексику с Панамой, куда сворачивали галеоны с грузом золота и серебра, награбленных у бедных индейцев.
Возвращение пироги с Буттафуоко, Мендосой и доном Баррехо радостно приветствовали грозные авантюристы, потому что эти три имени были хорошо известны всем флибустьерам.
Не терпевший проволочек Равено де Люсан повел друзей в свою лачугу, сооруженную из старых парусов и корабельных обломков; там уже ждала скромная закуска из мяса черепах, которые часто посещали остров. Потом он дал гостям отдохнуть, а сам пошел проинформировать наиболее влиятельных вожаков этой толпы отчаявшихся бродяг о предложении Буттафуоко.
Как и следовало ожидать, никто не возражал. Все устали от нищеты, от жгучего солнца, заживо сжигавшего их; все тосковали по обширным благоухающим лесам на континенте.
В океане им было нечего делать. Испанские торговые суда обходили остров стороной, а побережье хорошо стерегли воинские отряды и толпы индейцев, всегда готовые сбросить в море кучку опасных пришельцев.
А кроме того, тоска по прекрасному Мексиканскому заливу, колыбели их славы, уже давно терзала их, изнуряя души желаниями.
И вот сразу же было решено эвакуировать остров и отправиться на континент. В течение дня были сделаны приготовления к большой экспедиции, которая могла продлиться не один месяц в высоких горах и бескрайних лесах перешейка.
В среде флибустьеров уже некоторое время вызревала желание покинуть остров, прежде чем у его берегов неожиданно появится сильная испанская эскадра и уничтожит всех, как это произошло много лет назад в Сан-Кристофоро, и корсары уже запаслись кое-какой ценной информацией, вырванной у напуганных рыбаков, но этих сведений было недостаточно.
Самой привлекательной казался путь в зависящий от никарагуанского правительства городок Нуэва-Сеговия, расположенный севернее озера Никарагуа, в сорока лигах от Тихого океана и в двадцати лигах от большой реки,[69]69
Эта река теперь называется Коко, но еще лет шестьдесят назад она была известна как Сеговия.
[Закрыть] которая, как они знали, впадает в Мексиканский залив у мыса Грасьяс-а-Дьос.
Конечно, сведений было немного, но такие решительные люди, как флибустьеры, могли в известной степени на них опираться.
Вечером Равено де Люсан, осмотрев все пироги, которые еще могли держаться на плаву, приказал выбросить в море все пушки, признанные негодными к транспортировке, чтобы они не достались испанцам. Он собрал своих людей, чтобы разделить добычу. С тех пор каждый флибустьер должен был сам заботиться о своей доле и самостоятельно защищать ее.
В своих мемуарах Равено де Люсан рассказывает, что в общей кассе оставалось свыше полумиллиона пиастров. Серебро поделили по весу, но вот оценка и раздел золотых слитков, жемчуга, изумрудов и других драгоценных камней вызвал затруднения. Однако вскоре решение было найдено. Все драгоценности выставили на аукцион, так как среди береговых братьев были и такие, у кого было достаточно денег, чтобы заплатить за унцию и по сотне пиастров! То же самое проделали и с драгоценными камнями, представлявшими особый интерес, потому что их небольшой объем весьма способствовал перевозке.
На следующий день, с первыми проблесками зари, двести восемьдесят пять флибустьеров покинули Тарогу на восьми пирогах; каждая из них была вооружена пушкой.
Они решительно двинулись по направлению к континенту с намерением достичь прежде всего бухты Дэвида, где можно было ожидать прибытия галеона, на борту которого должна была находиться графиня ди Вентимилья.
Казалось, что океан, словно живое существо, хотел хоть раз проявить милость к несчастным морякам, уже не однажды испытывавшим его ужасный гнев; сегодня поверхность его была спокойной и зеркально чистой. Только на западе легкий ветерок рябил воду, отчего на ее поверхности появлялись странные отблески, и время от времени солнечные лучи окрашивали эти блики пурпуром.
Ни одного паруса не видно было на горизонте. Зато в вышине галдели стаи крупных морских птиц, особенно костедробителей[70]70
Костедробители – так автор называет гигантских буревестников. В другом романе, «Владыка морей», Э. Сальгари дает более развернутое описание этих птиц: «Это были крупные птицы, …которых моряки называют костедробителями, …замечательные рыболовы, снабженные острым и мощным клювом…»
[Закрыть] и ревущих по-ослиному альбатросов.
– Послушай, Мендоса, – сказал гасконец, очень немного работавший языком за последние тридцать шесть часов, – не находишь ли ты, что этот штиль предсказывает удачу нашей экспедиции?
– Эх, дорогой мой, мы еще не добрались до дома, а ты пока не пробуешь вместе с женой вина в погребе таверны «Эль Моро».
– Жена!.. Клянусь, она меня позабыла.
– Уже?
– Дон Баррехо рожден для приключений, а не для мирной домашней жизни и не для хозяйствования в таверне, tonnerre!.. – ответил гасконец, работавший веслом непосредственно за спиной баска. – Возможно, я был счастливее, когда жил в своей каморке под крышей, куда граф ди Вентимилья пришел вместе с тобой и разбудил меня.
– Но ведь тогда ты был всего лишь наемником у испанцев, а теперь ты – хозяин таверны, и главное – превосходно заполненной.
– Только бы деверь не опустошил ее за время моего отсутствия, – рассмеялся гасконец.
– Да пускай хоть всё выпьет, дружище. Для чего мы отправились на Дарьен? Грести лопатой золото! Разве ты не слышал, что там местные детишки играют в шары слитками, которые принесли бы тысячи пиастров ловкому жулику?
– Кто тебе сказал такое?
– Да ведь все об этом знают, – ответил Мендоса.
– Стало быть, вся домашняя утварь у них из золота?
– Конечно, дружище. Они варят жаб, змей, картошку и рыб в золотых горшках.
– Это страна изобилия, что ли?
– Об этом прекрасно знает маркиз Монтелимар. Иначе он не ждал бы столько лет, чтобы осуществить свою мечту.
– Красный корсар очень разумно поступил, женившись на единственной дочке великого касика Дарьена. Слово гасконца, и я бы на ней женился вместо Панчиты.
– Не знаю только, была ли там любовь, хотя говорят, что эта девушка считалась самой красивой индианкой в Центральной Америке, – продолжал Мендоса.
– Может быть, его заставили?
– Дорогой мой, в те времена на Дарьене привыкли насаживать на вертел пленников, которых подарил океан. Разве Пьер лʼОлонэ, один из самых знаменитых флибустьеров среди когда-либо живших, не был съеден, после того как его сварили в массивном золотом котле? То же самое произошло бы и с Красным корсаром, если бы дочь великого касика не нашла его красивым.
– Может, нам повезет и мы найдем котел, в котором сварили Голландца?[71]71
Прозвище флибустьера лʼОлонэ (Олонез) переводится с французского языка как «голландец».
[Закрыть] Это была бы по-настоящему чудесная памятная вещь, – сказал дон Баррехо.
– Возможно, – усмехнулся баск. – И что бы ты с ней сделал?
– Tonnerre!.. Да ты совсем ничего не понимаешь в делах, дорогой. Я выставил бы этот котел в своей таверне или в будущей гостинице ради привлечения гостей. Слушай, как бы это звучало: «Гостиница золотого котла, в котором сварили Педро Голландца».
– Такая длинная вывеска заняла бы весь фасад твоего дома.
– Если бы понадобилось, я бы и второй дом прикупил, дорогой мой. Для золотого-то котла! Это ведь действительно золотое дело, не так ли?
– В этом у меня нет никаких сомнений, но мне кажется, дружище, что ты слишком широко шагаешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Что Дарьен очень далеко, и, прежде чем добраться туда, нам придется выдержать ожесточенную борьбу с испанцами, которых маркиз де Монтелимар поставит на нашем пути.
– Гасконцы умирают седобородыми, а в моей бороде едва проседь появилась. Панчита всегда говорила мне, что моя щетина удивительно стойко сопротивляется американскому климату.
Тем временем пироги, шедшие под предводительством суденышка, которым командовали Равено де Люсан и Буттафуоко (на нем же находились два неразлучных дружка), продолжали свой путь на восток, отклоняясь немного к северу. Флибустьеры, счастливые, оттого что наконец-то покинули остров, откуда и не рассчитывали уже выбраться живыми, молодцевато работали веслами и даже что-то напевали.
