Текст книги "Последние флибустьеры"
Автор книги: Эмилио Сальгари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Глава XXIII
ОСТРОВ ЧЕРЕПАХ
Предоставленный сам себе плавучий остров продолжал свой стремительный путь по волнам бурного потока. Появившаяся на небе луна освещала долину Маддалены, в которой все еще не смолкал грохот, и порой это становилось по-настоящему опасно. Казалось, что ночное светило прогуливается по верхним точкам сьерры, изливая свой голубоватый свет, отражавшийся в водах.
Трое авантюристов вместе с индейцем, истощенные бесконечными испытаниями и постоянным голодом, спали один подле другого, положив головы на трупы убитых ими ягуаров.
Плот плыл уже несколько часов, то вращаясь в ту или иную стороны, то испытывая легкую качку, как вдруг он испытал пугающий толчок.
Дон Баррехо, имевший привычку спать очень чутко, «одним глазом», как утверждал он, первым вскочил на ноги и закричал громовым голосом:
– Эгей, друзья, мы опять во что-то вляпались!..
Речные воды бешеным натиском обрушились на плот, снося все на своем пути. Мендоса, Де Гюсак и индеец, пробужденные этим душем, грозившим потопить их, тоже вскочили на ноги.
Луна зашла, и густая тьма окутала реку.
– Дон Баррехо!.. – крикнул баск. – Что случилось?
– А разве я знаю?
– Мы потерпели кораблекрушение?
– Похоже на то, потому что плот больше не движется.
– Черт побери!.. – крикнул Де Гюсак. – Тут бы очень пригодился маяк!..
– Да, сейчас пойду поищу его, – ответил дон Баррехо.
– А что за темная масса виднеется перед нами?
Ответ дал индеец:
– Черепаший остров.
– Какая прекрасная новость; она заставила плясать от радости мои внутренности, – сказал дон Баррехо. – Я так долго не ел этих вкусных животных. Мы найдем там много черепах, краснокожий?
– Мои сородичи приезжают сюда каждый год и всегда собирают отличный урожай, а время сейчас подходящее.
– Значит, можно высаживаться?
– Вы не подвергнетесь никакой опасности, потому что остров намного возвышается над водами реки.
– А плот?
– Оставим его здесь, – предложил Де Гюсак.
– А как мы потом продолжим плаванье?
– Попытаемся снова столкнуть его в воду, дон Баррехо.
– Раскройте глаза пошире и следуйте за мной. Будьте осторожны, потому что плоты могли принести сюда еще каких-нибудь зверей.
Четверка мужчин пересекла плавучий остров, который сильно пострадал при столкновении, но ничего не потерял в массе; они высадились посреди группы деревьев, дававших густую тень.
– Грунт здесь сухой, песчаный, – удостоверился дон Баррехо, первым спрыгнувший на Черепаший остров. – Мы спокойно можем продолжить свой сон, не опасаясь, что остров ускользнет из-под нас.
– А дикие звери? – спросил Мендоса. – Остров мне показался достаточно обширным, и здесь вполне могут обитать опасные хищники.
– Что касается меня, я предпочел бы большой костер, – сказал Де Гюсак. – Мой трут хранится в стальной коробочке; он абсолютно сух и спит возле огнива.
– Хорошая мысль!.. – хлопнул себя по лбу Мендоса… – А давайте пошлем индейца за топливом. Может быть, ему удастся собрать немножко хвороста.
– Человек, который все слышит и чувствует, способен на все, – рассмеялся дон Баррехо.
Индеец, уже привыкший к шуткам гасконца, взял у Де Гюсака наваху и отправился в лес. Тем временем трое авантюристов разрыли песок, чтобы устроить очаг. При этом они натолкнулись на обильно смазанный грязью конус с остатками растений.
– Там, внутри, должно быть сокровище!.. – воскликнул дон Баррехо.
– Его наверняка спрятали там флибустьеры! – добавил Де Гюсак.
Мендоса оставался молчаливым и, казалось, нисколько не разделял надежд своих товарищей.
– Давай копать дальше, Де Гюсак, – завелся грозный гасконец. – Увидишь, что вскоре у нас в руках окажется клад из множества дублонов и пиастров.
Они сняли слой грязи, покрывавший вершину усеченного конуса, и… их глазам открылась кладка яиц; величиной они были с гусиные, но чуть подлиннее и с сильно морщинистой шелухой, изборожденной странными иероглифами. Это открытие сделал Де Гюсак, даже зажегший фитиль в надежде увидеть, как отражается его слабый огонек в благородном металле.
– Хвост сдохшей собаки вам в глотку!.. – изумился дон Баррехо. – Что бы это была за чудная курица, подумавшая о нас? Вот тебе и на!.. Яйца, сеньоры, и притом большие. Жаль, что у нас нет сковородки и немножечко масла. Тогда бы мы могли поджарить яичницу.
Мендоса загадочно хмыкнул.
– Что ты там брюзжишь? – спросил дон Баррехо, который заботливо отложил яйца в сторонку.
– Значит, ты считаешь, что их снесла курица? Что-то я никогда не видал, чтобы куры рыли норы.
– Но это же дикие куры, еще не известные людям. Тю!.. Еще один слой грязи. Под ним тоже должно быть что-то.
Он осторожно снял верхнюю коросту, чтобы предполагавшаяся яичница не оказалась сразу несъедобной, и открыл второй, а за ним и третий слой яиц, в точности похожих на яйца из первого слоя.
– Да там закопаны сокровища Перу!.. – крикнул он.
И как раз в этот момент появился индеец, несший охапку относительно сухого хвороста.
– Эй, дружище, – позвал его дон Баррехо, в то время как Де Гюсак пытался зажечь костер. – Это же настоящие яйца, не так ли?
– Да, – ответил краснокожий.
– Черепашьи?
Индеец с отвращением поморщился, а потом сказал:
– Яйца жакаре.
– Кайманьи!..
– Это гнездо рептилий, почти засыпанное песком, который поднял торнадо.
– Tonnerre!.. Я никогда бы не решился их попробовать. А ты, Мендоса?
– Предпочел бы затянуть пояс, – ответил баск.
– Тогда бы ты в конце концов сдох, приятель. А между тем негры едят эти яйца.
– Как и хвосты кайманов, – сказал Мендоса.
– Мы найдем что-нибудь получше, – пообещал индеец. – Подождите до рассвета. Этой ночью самки черепах отложат яйца. Их у вас будет, сколько хотите.
– Еще одно затягивание ремня за последние сутки, Мендоса, – прокомментировал предложение индейца грозный гасконец.
Между тем Де Гюсак развел огонь, и ровное пламя озарило маленький лагерь, распространяя вокруг себя приятную теплоту.
Трое авантюристов в насквозь промокшей одежде дрожали от холода, потому что ночи в некоторых районах Центральной Америки нельзя назвать теплыми; они сгрудились вокруг веселого пламени, а индеец опять пошел за дровами.
Всю ночь вода в Маддалене держалась на необычно высоком уровне, что навевало авантюристам самые мрачные мысли.
– Если этот остров зальет вода, то тогда всем доброй ночи, – повторяли они, прислушиваясь к шуму течения.
Однако спокойствие индейца немного успокаивало их.
Этот человек, который слышал и чувствовал все, должен был бы побеспокоиться хотя бы за свою судьбу, но он по-прежнему сохранял превосходное настроение.
– Ты должен что-либо услышать или почувствовать, – сказал ему дон Баррехо незадолго до того, как появилось солнце.
– Да, на остров прибывают черепахи, – ответил сын лесов.
– Время собирать урожай.
– Черепах или яйца?
– И то и другое.
– Ты – наше Провидение. Друзья, мы уже достаточно поджарились у костра, так и не наполнив желудки, а этот индеец обещает нам необыкновенный завтрак. Вставайте, лентяи.
Авантюристы разрядили и снова зарядили аркебузы, опасаясь какой-либо неприятной встречи, и отправились за индейцем. А тем временем утренняя заря окрашивала в розовый цвет освободившееся от облаков небо. Представлялось, что остров протянулся на несколько миль в длину; его берега были образованы мощными слоями песка, тогда как центральную часть покрывали красивейшие пальмы, шевелившие своими огромными изрезанными листьями под первыми дуновениями утреннего ветерка.
Индеец сначала шел вдоль перелесков, где обитали парранека, отвратительные на вид черные лягушки, у которых задние ноги гораздо длиннее передних, что позволяет им совершать такие громадные прыжки, что они без труда могут попадать в дома через окна. Потом сын лесов вдруг заосторожничал, остановился и показал авантюристам на берег.
Необыкновенный спектакль открывался перед их глазами. Все песчаные дюны были покрыты черепахами, которые выходили из реки батальонами и быстро расползались по острову. Черепахи были представлены двумя видами: testudos midas,[118]118
Testudos midas – зеленая морская черепаха из рода Chelonia (Chelonia mydas).
[Закрыть] с зеленоватым панцирем, на котором виднелся мраморный рисунок; их длина достигает двух метров, а ширина – одного; testudos careta,[119]119
Testudos careta – карета, или бисса из рода Caretta, которая тоже относится к морским черепахам; ее еще называют головастой морской черепахой (Caretta caretta), или логгерхедом.
[Закрыть] с бурым панцирем, беспорядочно усеянным рыжеватыми пятнами, который сложен тринадцатью пластинами на спине и двенадцатью – на брюшной стороне. Если первых ловят из-за их вкусного мяса, то вторые привлекают охотников своими панцирями, которые используются в самых различных целях.
– Каких из них брать? – спросил дон Баррехо, который больше не мог молчать.
– Подождем, – ответил индеец.
– Хотите оставить им время на возвращение в реку?
– Подождем, пока они отложат яйца.
– Но нам хватит всего парочки этих тварей, – сказал Мендоса. – С яйцами-то нам зачем возиться? Хватай их, дон Баррехо!..
Трое авантюристов бросились в гущу черепашьих батальонов, чем произвели в их рядах настоящий переполох и вынудили рептилий к отступлению. Две больших зеленых черепахи остались, однако, в руках охотников, а большего те и не желали, по крайней мере, пока.
Довольные, они вернулись в лагерь, подбросили дров в костер и бросили в горячие уголья одну из черепах. Другую рептилию перевернули на спину, чтобы она не могла уползти.
– Ну вот, все собрались в харчевне «У черепахи», – сказал дон Баррехо, бесстрастно наблюдавший за отчаянными подскоками рептилии, которую жарили заживо в собственном панцире. – Даже в этих треклятых краях, где испытываешь муки голода, порой предлагают изысканную компенсацию. Понюхай-ка, Мендоса, да и ты, Де Гюсак. Как весело жарится зверюшка в собственном жиру!
– После долгого голодания она будет так желанна, – ответил баск. – Пожалуй, теперь я смогу расстегнуть свой пояс.
– Это и в самом деле чудесный остров, – сказал Де Гюсак. – Я бы здесь остался навсегда, если бы только кто-нибудь не забывал мне посылать время от времени бочонок хереса или аликанте.
– А я предпочитаю отправиться за сокровищем великого касика, – высказал свое мнение дон Баррехо. – Тебе нужны черепахи, а мне – золото. Tonnerre!.. Мы болтаем, как краснокожие обезьяны, и совсем не думаем о том, чтобы приготовить завтрак или обед, да и о друзьях позабыли. А разве флибустьеры все еще сидят у водопадов?
– Буттафуоко и Равено не из тех людей, которые могут бросить нас. Если они решат, что мы слишком долго задержались, они пошлют людей на поиски.
– А маркиз?
– Вот это как раз то черное пятно, которое меня беспокоит.
– Но возможно ли, чтобы этот кабальеро нагнал страху на два лучших клинка Гаскони вкупе со знаменитой шпагой? Однако должен сознаться, что я никогда о нем не забываю. Готов держать пари, что вскоре мы с ним встретимся.
– Если только наводнение не утопило его вместе со всеми подчиненными, – сказал Де Гюсак.
– И такое могло случиться, но я, друзья, скажу вам, что, набив живот, следовало бы столкнуть плот в воду. Я не почувствую себя в безопасности до той поры, пока не окажусь среди флибустьеров.
Индеец, вооружившись большим колом, вытащил черепаху из костра, стряхнул пепел и ударом драгинассы дона Баррехо вскрыл с помощью своих спутников черепаший панцирь.
Запах, который издавало бедное создание, изжаренное в собственном жиру, был таким сильным, что дон Баррехо от восторга несколько раз подскочил.
– Понюхай, понюхай, Мендоса! – кричал он. – И ты понюхай, Де Гюсак!..
– Предпочту попробовать, – ответил баск, расстегивая ремень.
Завтрак можно было бы назвать отличным, если бы только был кусок хлеба, чтобы обмакнуть его в ароматный жир, в котором жарилось мясо рептилии.
Трое авантюристов, и прежде всего индеец, восстановили силы, наполнив желудки изысканнейшим кушаньем, потому что черепашье мясо могло бы украсить лучшие столы, несмотря на инстинктивное отвращение, которое внушает несчастная рептилия, осужденная на пожизненную каторгу плоть до последнего дня своей жизни.
Хорошо наевшись, наши путешественники вытянулись в траве, пододвинув ноги к огню и надеясь спокойно переварить жаркое, как вдруг выше по реке послышались какие-то крики.
Дон Баррехо, самый худой из всех, а следовательно, самый подвижный, первым вскочил на ноги, обрушив град проклятий на нарушителей общественного спокойствия.
– Кто эти сеньоры, что появляются здесь и мешают нам переваривать обед? – закричал он, опустив свое обычное «Tonnerre!». – Выходит, я не могу пропустить куска мяса после двухсуточного голодания, чтобы кто-то не пришел помешать мне? Мендоса, мы выставим за дверь этих незваных гостей!..
– То есть сбросим их в реку, – ответил поднявшийся в плохом настроении баск.
В несколько прыжков вся четверка миновала кустарник, отделявший их от плота, и сразу же с явным неудовольствием увидела большое индейское каноэ, в котором сидели человек семь-восемь; течение несло челнок к острову.
– Tonnerre!.. – со злой гримасой выкрикнул дон Баррехо. – Испанцы!..
– Может, это люди маркиза де Монтелимара? – спросил Де Гюсак.
– А что бы стали делать в этой гнусной стране другие? Дорогой мой, они бы предпочли наслаждаться спокойной городской жизнью.
– Восемь человек, – сказал в этот момент баск. – Это немного, но и немало.
– Решайся, Мендоса, – сказал дон Баррехо. – Через двадцать минут эти люди будут здесь. Надо ли нам при помощи аркебуз воспрепятствовать их высадке на остров?
– Нет, дон Баррехо. Я предпочел бы позволить им ступить на землю, а ночью захватить их каноэ. Индеец, иди и сейчас же погаси костер, а еще переверни живую черепаху. Пусть ее съедят где-то в другом месте, а мы смываемся на другой конец острова.
– А если они нас найдут? – спросил Де Гюсак.
– Тогда мы дадим им бой и вне штаб-квартиры, – ответил баск. – Ну же, ходу!
Нельзя было терять ни секунды. Маддалена, все еще вздувшаяся, быстро несла тяжелое каноэ, которое испанцы пытались направить к острову.
– Скорее! – вздохнул дон Баррехо. – Придется переваривать жаркое на бегу, вместо того чтобы делать это лежа и задрав ноги вверх. Ну, они мне заплатят за эту гонку, клянусь рогами дьявола!
И они пустились наутек под предводительством индейца, который, как оказалось, был хорошо знаком с островом и знал, где можно найти убежище. Пересечение этого кусочка суши, затерявшегося посреди реки, потребовало больше времени, чем они думали. Землю эту никак нельзя было назвать островком.
Пыхтя словно тюлени, потому что они хорошо отыгрались за несъеденные завтраки, нажравшись как урубу, четверо мужчин наконец-то оказались в урочище, где стена зелени, образованная исключительно пассифлорами, казалось, закрывала проход. По знаку индейца все остановились на небольшом холмике, откуда удобно было вести наблюдение за обоими рукавами реки.
– Ну ты, который все слышит и чувствует, мы закончили свой галоп? – спросил дон Баррехо.
– Посреди этих густых пассифлор никто не будет искать нас, если только вы сделаете проход.
– Бедная моя драгинасса!.. В конце концов ее лезвие испортится, и что тогда станет со славным оружием моих предков? Ты что-нибудь чувствуешь?
Индеец улыбнулся и покачал головой.
– Они уже высадились?
– Думаю, что да, белый человек. Иначе при таком течении они бы давно уже проплыли мимо.
– Де Гюсак, – обратился к соотечественнику дон Баррехо после недолгого молчания, – твое оружие не столь славно, как мое, а поэтому испытай его против этих растений и вырви им сердце, словно бы оно принадлежало самому маркизу де Монтелимару.
Бывшему трактирщику из Сеговии, хотя тот тоже дорожил клинком своей драгинассы, не надо было повторять дважды, и он принялся рубить пассифлоры, осыпавшие его настоящим дождем красивых цветков.
Хватило нескольких минут, чтобы открыть проход в этой массе зелени, причем индеец, вооружившись дубинкой, по мере сил помогал ему. Соорудив нечто вроде гнезда, устеленного свежайшими травами, они позволили себе передохнуть.
– Собачий край, где невозможно даже спокойно переварить черепаший деликатес, – сказал дон Баррехо, падая на травяную подстилку. – Дело кончится тем, что в Панаму я вернусь тоньше гвоздя…
– Но с грузом золота, – усмехнулся Де Гюсак.
– Дружище, да у меня еще нет в кармане ни одной крупицы золота. А у нас на горбу висит серьезное дело, с которым надо бы поскорее разделаться, и об этом я постоянно думаю.
– Восемь высадившихся испанцев? – спросил Мендоса.
– Если они тоже вооружены аркебузами, то нам придется невесело, дружок.
– Собачьего лая не слышно, – сообщил индеец, не пропускавший ни звука.
– A-а… Ты уже подглядел… – удивился дон Баррехо. – Поразительный человек!..
– Не слышно собачьего лая, – повторил сын лесов.
– Тогда они будут иметь дело с нами. Если они задержатся здесь, то вечером у нас может быть их шлюпка. Но я хотел бы точно знать, высадились они или потерпели крушение.
– Это я беру на себя, – вызвался индеец. – Мне нечего бояться этих людей; мои племена не воюют с белыми людьми.
– Иди, мастер Провидение, – сказал грозный гасконец. – Ты становишься час от часу все более ценным человеком.
Индеец бросился через пальмовые заросли и бесшумно исчез, а трое авантюристов осторожно пробирались то к одному рукаву Маддалены, то к другому. Испанцы, должно быть, пристали к берегу, потому что на реке никаких обломков лодки не было видно; течение уносило вдаль только стволы деревьев да огромные сплетения корней, образовывавших своеобразные плоты.
– А если среди них маркиз де Монтелимар? – задал себе вопрос дон Баррехо, покусывая седые усы. – В таком случае дело о сокровищах было бы закрыто.
Индеец отсутствовал не больше часа; к лагерю он прибежал, словно его преследовали. Трое авантюристов сразу же схватились за свои аркебузы, опасаясь атаки.
– Что там? – спросили они в один голос.
– Испанцы высадились, – ответил краснокожий.
– Совсем не обязательно было бежать, – сказал дон Баррехо.
– Меня преследовали.
– Кто-то из этих людей?
– Да, белый человек.
– Значит, тебя раскрыли? – спросил Мендоса.
– Нет, сеньор. Возможно, у человека, приближавшегося ко мне, было намерение обследовать остров или просто пострелять.
– Далеко он находится? – спросил Де Гюсак.
– Скоро он будет здесь.
– А другие? – спросил дон Баррехо.
– Они расположились на противоположном конце острова и вытащили на берег свое каноэ.
– У них есть стреляющие трубки?
– Только одна; она у того человека, который шел за мной.
Трое авантюристов переглянулись, после чего одно решение сорвалось с их губ:
– Мы возьмем его в плен!..
Засаду и готовить не надо было, потому что разведчик или охотник, кто бы он там ни был, должен был непременно наткнуться на заросли пассифлоры. А в них существовал только один проход, проложенный драгинассой. Следовательно, ему некуда будет деться, если он захочет идти вперед. Троица авантюристов отступила в свое укрытие и там нетерпеливо ожидала добычу.
Сначала послышался выстрел из аркебузы, за ним раздался крик, какой всегда издают охотники, когда им удастся подстрелить птицу или наземную дичь.
– Он всего в нескольких шагах от нас, – сказал дон Баррехо. – Нельзя давать ему время на выстрел.
Прошло еще несколько минут. Видимо, за это время охотник подобрал подстреленную им дичь и перезарядил аркебузу; потом послышался треск приминаемых ногами сухих листьев, покрывавших землю в пальмовых зарослях. Шедший там человек вовсе не подозревал, что идет навстречу поджидающей его опасности. Вот он остановился перед массивом пассифлоры и, поколебавшись мгновение, углубился в проход, прорубленный драгинассами, хотя его должны бы были насторожить свежие ветки, разбросанные по земле.
– Внимание!.. – прошептал Мендоса.
Двое мужчин расположились с одной стороны своего убежища, двое – с противоположной. Индеец поднял свою грозную палицу.
Наконец, появился испанец.
Это был молодой солдат с густым загаром на лице, как это свойственно андалусийцам. Весь он был – нервы и мускулы, а жгучие глаза беспокойно бегали. Он едва ступил ногой в убежище, как три ружья были одновременно наставлены на него, а дон Баррехо прорычал угрожающе:
– Сдавайся или погибнешь!..
Хотя и застигнутый врасплох, солдат попытался сделать несколько шагов назад, чтобы также воспользоваться своей аркебузой, но Де Гюсак в один миг прыгнул на него и разоружил. Дон Баррехо столь же угрожающе повторил:
– Сдавайся или погибнешь!..
– Вы хотите убить меня? – вырвалось у побледневшего солдата. – Но кто вы? Что вы здесь делаете?
– Кто мы такие, нам трудновато объяснить тебе, юноша, – рассмеявшись, ответил дон Баррехо. – Мы из тех людей, которых больше не числят в живых, и у каждого из нас на совести немало погубленных шпагой или аркебузой. Хотите знать, что мы делаем? А ничего не делаем, сеньор мой; ждем, чтобы кто-нибудь принес нам щепотку табака и прогнал нашу скуку. Если у вас есть табак, я его отберу!
И пока Мендоса и Де Гюсак крепко держали пленника, дон Баррехо обыскал его и вытащил солидных размеров кисет, набитый табаком.
– Вот спасибо, – просиял он.
– Вы – вор, – аж задрожал испанец.
– Нисколько не обижаюсь, хотя я такой человек, что при других обстоятельствах одним ударом драгинассы распорол бы брюхо такому, как вы, нахалу. Но сейчас я думаю только о славной затяжке из своей трубки, потому что я целую неделю, если не больше, был лишен этого удовольствия, а это стоит оскорбления, юноша. А теперь держите себя в руках, потому что мы – те самые грозные флибустьеры, которые заставляют дрожать в страхе и рыдать жителей всех испанских заокеанских колоний.
Солдат снова побледнел. Одного упоминания флибустьеров, чье имя было слишком хорошо известно, было достаточно, чтобы привести в ужас любого человека испанской нации.
– Мендоса, – продолжал неумолимый дон Баррехо, – разоружи этого человека и свяжи его. Надо, чтобы он развязал язык, если хочет жить.
Индеец отрубил от одного дерева несколько лиан и протянул их Де Гюсаку, который поторопился обкрутить ими пленника.
– А теперь, дружок, развязывай язык и как следует открывай уши. И прежде всего запомни, что река глубокая, а течение, захватив добычу, уже ее не выпустит.
– Что вам от меня надо? – спросил молодой человек, всерьез воспринявший угрозу.
– Сначала скажи, не находится ли среди вас маркиз де Монтелимар?
– Нет, уверяю вас; его каноэ плывет очень далеко от нас.
– А!.. Значит, он спускается по реке на лодках? Где же он достал эти лодки?
– Он взял каноэ у индейцев маленького племени, живущего рыболовством.
– Которых перед этим, надо полагать, убили.
Испанец не ответил.
– Впрочем, до этих несчастных мне нет дела, – продолжал грозный гасконец, окидывая молодого солдата полным ненависти взглядом. – Мы очень хорошо знакомы с вашей системой, и дьявол не напрасно произвел на свет флибустьеров. Слезы за слезы, укол шпагой за укол, резня за резню; и мы, дорогуша, еще не поквитались за ваши преступления. А теперь скажи-ка мне, как удалось маркизу увернуться от пожирателей человеческого мяса, которые его атаковали?
– Победив их.
– А как он спасся от потопа?
– Беда…
– Продолжай, – сказал дон Баррехо. – Здесь надо говорить, или ты закончишь свои дни на дне реки.
– Наводнение погубило почти всех, – ответил пленник. – За нами следует только одно каноэ, в котором находится и сеньор маркиз.
– Сколько с ним человек?
– Ox… He знаю!..
– Эй, приятель, развяжи-ка язык, – и дон Баррехо обнажил драгинассу.
– Мало.
– Сколько?
– Можете утопить меня, если вам нравится, но я не знаю.
– Ну, мы же не людоеды какие-нибудь, чтобы с ходу посылать на тот свет такого полного жизненных сил юношу, как вы. В вашем возрасте у меня не было такой смелости, как ее не было и у Энрико Четвертого.[120]120
Энрико Четвертый – речь идет о Генрихе IV (1553–1610), короле Франции (с 1594) и Наварры.
[Закрыть]
– Сеньор, я не знаю, кто это такой.
– Он был самым великим королем из тех, что имела Франция, но это не должно вас интересовать. В данный момент мы должны заниматься только маркизом де Монтелимаром. Вы сказали, что он сплавляется по реке в каноэ, а его эскорт погиб?
– Его унесло наводнение, заставшее нас на берегу реки еще до того, как прибыли все каноэ.
– Вот это – очень важная новость, – сказал дон Баррехо, проявив обычное ироническое спокойствие. – Жалко, что река не унесла и его превосходительство светлейшего маркиза, но этим займусь я. Куда вы направляетесь?
– В Дарьен.
– Чтобы забрать наследство великого касика, не так ли?
– Думаю, что у господина маркиза было такое намерение.
– А он знает, что перед ним находится отряд флибустьеров, который способен преградить ему путь и заставить бежать до самой Сеговии, если только там остался хоть один дом?
– Об этом я ничего не знаю. Речь шла только о нескольких морских разбойниках, пробирающихся с побережья Тихого океана к берегам Атлантики. Большего я не могу вам сказать.
– Тогда позвольте взять вашу трубку и набить ее. Если мы закурим, то и вы тоже будете курить.
Гасконец, у которого дела не отставали от слов, взял у пленника трубку, набил ее, раскурил и снизошел даже до того, что вставил ее солдату в рот, приговаривая при этом:
– Не бойтесь, курите: испанский табак всегда славился своим качеством… Да, так против кого вы вели недавно огонь? Любопытно узнать.
– Я стрелял в какую-то крупную птицу, но она улетела, хотя я подбил ей крыло.
– Такого не могло бы произойти с флибустьером, – сказал дон Баррехо. – Ну, вы курите, а мы, друзья, разожжем свой очаг и положим туда жаркое из черепахи.
Трое авантюристов развалились на земле и в веселом настроении закурили в ожидании прихода ночи, когда можно будет попытаться выполнить задуманный дерзкий план.
День прошел спокойно. Индеец отправился на разведку; он снова увидел семерых испанцев, расположившихся возле костра и жаривших плененную авантюристами черепаху, которая так и не сумела добраться до реки.
На закате дон Баррехо крепко привязал несчастного пленника к стволу пальмы и сказал:
– Время настало; пошли.
