Текст книги "Последние флибустьеры"
Автор книги: Эмилио Сальгари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Глава XIII
ПОЖАР СЕГОВИИ
Вечером двое авантюристов, вчерне составивших за распитием бутылок план своего дерзкого похищения, подошли к алебардщикам, охранявшим вход в массивный губернаторский дворец, и приказали доложить о себе как о прибывших утром офицерах из Тусиньялы.
Маркиз де Монтелимар, видимо, распорядился относительно гостей, потому что обоих авантюристов немедленно провели на верхний этаж, где их уже ждал офицер, тот самый, что провожал их утром от подъемного моста до площади.
– Это вас я провел утром к маркизу? – спросил офицер.
– Да, дружище, – фамильярно ответил дон Баррехо.
– Его превосходительство ждет вас в кабинете.
– Он один?
– С ним его секретарь. Следуйте за мной, сеньоры.
Они миновали несколько коридоров, скудно освещенных дымными масляными лампадами, и вошли в обширный зал, занятый почти целиком огромным столом, покрытым богатой скатертью зеленого цвета. В дальнем углу комнаты, за освещенным двумя свечами письменным столиком сидели двое: маркиз де Монтелимар и его секретарь, который странным образом был похож на бедного Пфиффера – то ли бледностью кожи, то ли голубоватыми глазами, то ли волосами цвета выгоревшего тростника.
Увидев входящих, маркиз встал; в тот же момент сопровождающий офицер поспешно удалился.
– Ну, вот вы наконец и пришли, – сказал маркиз. – У вас есть какие-либо документы, подтверждающие, что вас действительно послал губернатор Тусиньялы?
Дон Баррехо и Мендоса тревожно переглянулись, но гасконец не задержался с ответом:
– Никаких, ваше превосходительство, потому что мы их уничтожили, когда на нас напали флибустьеры. Как и было приказано. Губернатор не хотел, чтобы стало известно о бунте индейцев, ибо тихоокеанские негодяи могли этим воспользоваться.
– Вы правильно поступили, – сказал маркиз. – Вы, стало быть, утверждаете, что дела в Тусиньяле идут скверно?
– Вся провинция в огне, и мы не раз подвергались опасности задохнуться в дыму от горящих плантаций.
– Сколько человек просит губернатор?
– Тысячу, ваше превосходительство.
– Он сошел с ума. В данный момент я не могу отправить столь значительные силы. Что вы на это скажете, дон Перего?
– Вы совершенно правы, – ответил секретарь, не перестававший водить гусиным пером по толстым листам бумаги.
– И потом: эта тысяча солдат, едва выйдет из города, окажется под обстрелом флибустьеров. В итоге у меня окажется меньше сил, а губернатор Тусиньялы не получит ни одного солдата. Не так ли, дон Перего?
– Вы, как всегда, правы, – ответил секретарь.
– Вы хотя бы иногда отвечали по-другому, – рассердился маркиз. – С этой всегдашней правотой я не могу понять вашей настоящей оценки.
– Вы совершенно…
– Я все понял: еще раз совершенно прав. Продолжайте составлять отчет о сражении, который мы передадим двум этим храбрецам.
– Простите, ваше превосходительство, – сказал гасконец. – Почему вы хотите доверить его нам?
– Вы доставите его губернатору Тусиньялы, дабы он лучше понял, почему я никоим образом не могу поддержать его.
– И мы сможем доставить отчет?
– А почему бы нет? Если вы пришли из Тусиньялы, то сможете туда и вернуться.
– С флибустьерами?
– Два человека сумеют скрыться от флибустьеров – не то что тысяча.
– Это будет трудная задача, ваше превосходительство.
– Но я вас щедро вознагражу.
– А если нас схватят флибустьеры?
– Один раз вы от них убежали, сможете освободиться и в другой раз.
Внезапно маркиз нервно обошел вокруг стола и остановился перед Мендосой, благоразумно державшимся позади своего товарища. Маркиз испытующе поглядел на авантюриста.
– А вы почему постоянно молчите? – спросил он Мендосу, не отрывая взгляда.
Хотя оба авантюриста и были отчаянно смелыми, но в этот момент они почувствовали холодок в груди. Правда, гасконец, никогда не терявший хладнокровия, попытался спасти положение:
– Простите, ваше превосходительство, мой товарищ не может говорить, потому что ему прострелили язык не помню уж в каком сражении в Андалусии. С тех пор он предпочитает молчать, чтобы звуки его голоса не вызывали отвращение.
– Он испанец?
– Да, ваше превосходительство.
Маркиз кивнул головой и, повнимательнее приглядевшись к бледнеющему на глазах Мендосе, задумчиво произнес:
– Но я уже где-то видел это лицо.
– Это невозможно, ваше превосходительство, потому что мой товарищ всего месяц назад прибыл из Европы, – сказал дон Баррехо.
– Вы останавливались в Панаме?
Мендоса утвердительно кивнул головой.
– Возможно ли такое странное сходство? – задал себе самому вопрос маркиз.
– Почему вы это говорите, ваше превосходительство? – спросил гасконец, который уже прекрасно понимал, что их положение неожиданно осложнилось.
– Потому что на набережной Панамы я узнал одного человека, которого не видел шесть лет. Этот человек похож на вашего товарища, как две капли воды.
– Нет, это был другой человек.
– Постойте, кабальеро. По натуре своей я любопытен и хотел бы выяснить этот вопрос. У вас нет никакой бумаги от губернатора Тусиньялы?
– Но я же сказал вам, что мы всё уничтожили!.. Таков был приказ, и мы ему повиновались.
– Дорогой мой, мы живем в военное время, и я привык не верить никому и ничему.
– Вы нам не доверяете? – спросил дон Баррехо, почувствовавший, что почва уходит у него из-под ног.
– По меньшей мере – вашему товарищу.
– Да уж не дьявол ли вы? – неосторожно возмутился гасконец.
Маркиз скрестил руки на груди и, резко подойдя к гасконцу, спросил:
– Что вы этим хотели сказать?
– Что если бы в Испании был хотя бы десяток людей, подобных вам, то больше не осталось бы ни одного флибустьера ни в Мексиканском заливе, ни на Тихом океане, – спокойно ответил дон Баррехо.
– Прошу вас объясниться яснее, кабальеро.
– Скорее мне придется спросить, что вы намерены сделать с нами. Черт побери!.. Мы шли через леса, перебирались через реки, мы избежали тысячи опасностей; мы чудом спасли свои жизни – и все это только для того, чтобы выполнить свой долг, а вы встречаете нас какими-то подозрениями.
– Скажу больше: я немедленно прикажу вас арестовать, – резко бросил маркиз.
– О ля-ля, сеньор де Монтелимар, – ответил дон Баррехо, обнажая драгинассу, в то время как баск отскочил к двери со шпагой в руках. – Мы еще не проиграли партию, и вам не удастся нас арестовать.
Маркиз отступил на два шага, в то время как его секретарь застыл с пером в руках, испуганно разглядывая фальшивых офицеров.
– Кто вы такие? – спросил маркиз, справившись с недолгим невольным оцепенением.
– Поскольку вы нам не поверили и собираетесь даже арестовать нас, скажу вам, что мы вовсе не испанские офицеры, сеньор маркиз. У вас хороший нюх, и вы сразу почувствовали флибустьеров.
– Флибустьеров, вы сказали!.. – воскликнул крайне изумленный маркиз.
– Да, сеньор маркиз. Мы имеем честь принадлежать к этой разбойничьей ассоциации, – подтвердил дон Баррехо.
– И вы осмелились войти в город?
– Вы говорите это в своем кабинете.
– Из которого вы выйдете только с петлей на шее!.. – выкрикнул разгневанный губернатор.
– Не распаляйтесь так, сеньор. Мы проиграли партию, но сумеем заставить вас дорого заплатить за реванш. Такие уж мы люди.
– Ничтожества!..
Маркиз попытался рукой нащупать свою шпагу, но ее на боку не оказалось.
– Дон Перего, – сказал он секретарю, – вызовите алебардщиков, и пусть они арестуют этих каналий.
– Сеньор маркиз, – сказал гасконец, – советую вам отменить этот приказ, потому что мой товарищ стережет дверь, и хотя он не говорит, голова у него работает хорошо, уверяю вас.
– Вы осмелитесь сопротивляться?..
– Черт побери!.. У нас нет никакого желания познакомиться с пеньковой веревкой, сплетенной испанцами. Говорят, что она слишком грубая и перетирает горло повешенных.
– И вы еще имеете наглость шутить?
– А почему бы и нет, сеньор маркиз? У флибустьеров всегда хорошее настроение, даже если дела идут скверно; вот поэтому мы всегда побеждаем.
– Что вы намеревались делать в городе, мерзавцы?
– Мы умирали от жажды, сеньор маркиз, а потому нанесли визит в одну таверну, чтобы убедиться, найдут ли наши товарищи в Сеговии хорошее вино.
– Вы просто поразительный человек!.. – удивился маркиз.
– Мне всегда это говорил отец, – усмехнулся дон Баррехо.
– Довольно, черт возьми!.. Дон Перего, позовите алебардщиков!..
Секретарь, хотя и был очень испуган и в течение всей своей жизни воевал только пером, поднялся и попытался приблизиться к двери.
Гасконец не спускал с него глаз и был готов преградить ему проход; он приставил шпагу к груди секретаря, проговорив:
– Сеньор секретарь, займитесь своими чернильницами и кляксами. А в наши дела не суйтесь.
– Тогда пойду я, – сказал маркиз, тщетно пытавшийся отыскать шпагу. – Увидим, кто сможет остановить Монтелимара.
– Кончик моей драгинассы, сеньор, – ответил дон Баррехо.
– Вы осмелитесь?
– Хватит, сеньор маркиз. Tonnerre!.. Речь идет о спасении моем и моего товарища. Клянусь вам, что я колебаться не буду. Не забывайте, сеньор маркиз, что имеете дело с флибустьерами, то есть особами, способными на все, даже на то, чтобы отнять жизнь испанского губернатора на глазах его алебардщиков.
– Может быть, вы хотите похитить меня? – спросил маркиз с иронией в голосе.
– Мы и в самом деле спустились в город с такой мыслью, но надежды нас обманули, и, так как судьба нам не благоприятствовала, не остается ничего другого, кроме как удирать и как можно быстрее возвращаться к сеньору Равено де Люсану, доблестному французскому дворянину, смею вас уверить как настоящий гасконец.
Наступило короткое молчание. Маркиз, казалось, окаменел и с большим беспокойством смотрел на кончик драгинассы дона Баррехо, без перерыва описывавший опасные круги.
– Можно подумать, я сплю, – вдруг проговорил он, проведя рукой по лбу. – Слыхал я про смелость флибустьеров, но никогда бы не подумал, что они отважны до такой степени. Кто же вы, люди или черти?
– Полагаю, сеньор маркиз, что в наших жилах течет отчасти человеческая, отчасти адская кровь. А теперь время заканчивать разговор, сеньор мой. Мы болтали достаточно долго, и кто-нибудь может войти и нарушить нашу беседу, а это вынудит моего товарища сделать большую глупость.
– Так что же вам нужно, негодяи?
– Пока мы не требуем ничего другого, кроме свободного выхода из города, раз уж нас раскрыли.
– И вы надеетесь…
– Надеемся?.. Сеньор маркиз, те, кто поставил на карту жизнь, старые друзья графа Энрико ди Вентимилья и маркизы де Монтелимар, вашей невестки, колебаться не будут.
– Моей невестки!.. – вскрикнул разъяренный маркиз, заметно побледнев. – Значит, это она послала вас убить меня?
– Что вы, сеньор! Мы просто сопровождаем графиню Инесс ди Вентимилья в Дарьен.
– И вы надеетесь добраться туда?
– И забрать наследство, которое ждет девушку.
– Она всегда находит меня на любой дороге. Ах, эти Вентимилья! С ними Испании пришлось повозиться больше, чем с любыми другими флибустьерами Атлантики и Тихого океана. Ладно, пора заканчивать. Что вы от меня хотите?
– Позволить нам заниматься своими делами, и – ничего больше.
– Попробуйте уйти.
– Мы уйдем с другой стороны, сеньор маркиз. Я так никогда не любил алебардщиков. Здесь есть окна, из них мы и выберемся. Только прежде мы вас обезвредим.
Неожиданным рывком гасконец вырвал один из длинных шелковых шнуров, удерживающих портьеру, потом он приблизился к маркизу, ошеломленно на него смотревшему, и сказал:
– Позвольте связать вас, ваше превосходительство. Уверяю вас, что если окажете сопротивление, то через полминуты маркиза де Монтелимара и его секретаря не будет в живых.
Гасконец приставил клинок к груди губернатора, где-то возле сердца. Мендоса закрыл дверь на ключ, оставил свой пост и, размахивая шпагой, поспешил на помощь товарищу.
Маркиз понял, что проиграл, имея дело с решившимися на все флибустьерами.
– Вяжите, – сказал он, смахивая капли пота. – Надеюсь, что мы скоро увидимся, и тогда я возьму реванш. Флибустьеры еще не дошли до Дарьена, а жизнь – довольно долгая штука.
Сказав это, маркиз позволили себя связать, не оказав ни малейшего сопротивления. Мендоса занялся секретарем; ему не пришлось много трудиться, потому что бедный писака от ужаса был скорее мертв, чем жив.
– Позвольте ваш платок, сеньор маркиз, – сказал гасконец, закончив связывать пленнику ноги.
– Вы хотите всунуть кляп? – спросил свистящим голосом сеньор де Монтелимар.
– Приходится принимать меры предосторожности, чтобы обезопасить себя, сеньор мой.
Двое неудачников позволили заткнуть себе рот, потом их посадили в два просторных кресла, дополнительно привязав к ручкам.
– Сеньор маркиз, мое почтение, – сказал гасконец. – Я хотел доставить вас к графине ди Вентимилья, но придется пока только передать привет от вас.
Тем временем Мендоса открыл окно и взглядом измерил высоту.
– Куда выходит окно? – спросил дон Баррехо.
– В сад.
– Там есть часовые?
– Глаза у меня не кошачьи, – ответил баск.
– И мы можем спрыгнуть, не рискуя сломать шеи?
– Мы же находимся на втором этаже, а значит, не рискуем даже ногу вывихнуть.
– Тогда – вниз.
Мендоса шагнул в окно и мигом оказался посреди цветочной клумбы. Дон Баррехо незамедлительно последовал за ним. Они быстро огляделись вокруг и, никого не заметив, заспешили по широким аллеям, обсаженным великолепными пальмами. Они бежали наобум, в надежде побыстрее добраться до какой-нибудь калитки, потому что не знали, с какой стороны дворца находятся.
Была еще одна опасность: вместо того чтобы обогнуть дворец с тыльной стороны, они выйдут к фасаду и попадут в руки алебардщиков. Гонимые страхом, который начинал овладевать авантюристами, и в немалой степени, они продолжали свой отчаянный бег в течение пяти-шести минут и наконец остановились перед оградой. Флибустьерам понадобилось всего несколько секунд, чтобы перемахнуть через нее.
– Дай передохнуть, Мендоса, – взмолился гасконец. – Пока мы были в саду, я почти не осмеливался сделать хороший глоток воздуха. Зато теперь надышусь полной грудью!..
– Да, мы отлично воспользуемся этой возможностью, – согласился баск. – Нас, дружище, хранит какая-то добрая звезда.
– Пусть так, но я хотел бы оказаться в безопасности в таверне моего друга Де Гюсака.
– А мы сможем найти ее?
– А как же!.. Разве баскам вдруг отказало обоняние? Так же, как ты чувствуешь на расстоянии врагов, ты сможешь отыскать и друзей.
– Что же! Поищем. Ходу, дон Баррехо.
Они оказались на довольно широкой улице, по обеим сторонам которой стояли высокие дома; освещали ее редкие светильники, дававшие больше дыма, чем огня. Казалось, что добропорядочные жители Сеговии, несмотря на страх, объяты глубоким сном, потому что окна и двери были закрыты, ни одного луча света не проникало наружу.
Только стаи бродячих собак носились по улицам, которые одну за другой оставляли позади авантюристы, пытаясь хоть как-то сориентироваться.
Они чувствовали себя в относительной безопасности. Даже если маркиз де Монтелимар уже отправил по их следу алебардщиков, все равно их отделяет от преследователей очень значительное расстояние. Нечего им было бояться и ночного дозора, потому что они были одеты в форму испанских офицеров, однако губернатор, видимо, послал куда-то в другое место эту бесполезную в столь тихом городе стражу.
Они прошли уже семь или восемь улиц, пересекавшихся в самых разных направлениях, они проходили то мимо домов, то мимо садов, когда вдруг оказались перед площадью, на которой утром они встретили маркиза.
– Пришли! – вскрикнул дон Баррехо.
– К таверне? – спросил Мендоса. – Но я вижу только две пушки.
– Дружище, сейчас я тебе покажу, что носы у гасконцев превосходные, особенно когда надо найти по запаху таверну. Отсчитай двести шагов.
– Предпочел бы найти их.
– Тогда пойдем.
– Ты вынюхал вывеску «Эль Моро»?
– Я безошибочно приведу тебя прямо к таверне моего друга детства.
Перед ними были две улочки, кривые и пыльные. Дон Баррехо секунду поколебался, а потом пошел по правой из них, внюхиваясь в воздух, как настоящая ищейка.
Мы должны сказать, что он сделал правильный выбор, потому что и гасконцы наделены превосходными носами; пять минут спустя они стояли перед таверной. Из щелей в довольно растрескавшейся двери просачивался свет. Стало быть, Де Гюсак, как хороший товарищ, ждал их.
И в самом деле, стоило только легонько постучать, как все трое оказались внутри неприглядной таверны.
– Я уж думал, что вас повесили, – сказал Де Гюсак.
– Брось шутить и принеси-ка лучше несколько бутылок, если они у тебя еще остались, – отозвался дон Баррехо, дышавший во всю мочь своих легких. – До сих пор я не знал, что такое страх, а Монтелимар заставил меня испытать это чувство.
– Значит, вы его не вынесли?
– Попробовал бы ты это сделать посреди его алебардщиков.
– А я-то уже приготовил бочку.
– Ну, она еще послужит.
– И кого мы туда посадим?
– Сначала дай нам выпить, – сказал дон Баррехо. – Разве не видишь, что мы еле переводим дух?
– И чем-нибудь наполнить живот, который урчит уже несколько часов, – добавил Мендоса.
Де Гюсак спустился в подвал и вернулся с бутылками, половиной копченого окорока и кукурузными лепешками тортильяс.
– Мои последние богатства, – вздохнул он. – У меня осталась только агуардьенте.
– Отлично, дружище! – воскликнул дон Баррехо. – Это как раз подойдет к моим мрачным проектам.
– Ты еще что-то задумал? – недовольно спросил Мендоса. – С меня уже хватит… Пусть похищение не удалось, я хочу только одного: переменить одежду и убраться отсюда как можно быстрее. Мне кажется, я уже несколько часов чувствую узел на горле.
– Это плохой знак, – серьезно сказал дон Баррехо. – Ты чувствуешь веревку повешенных.
– Утешает меня только то, что если уж меня и поймают, то только вместе с тобой, и мы составим дружную пару в последнем танце в нашей жизни.
Вместо ответа дон Баррехо отрезал большой кусок окорока, положил его на лепешку и принялся за трапезу. Мендоса посчитал нужным подражать товарищу, а Де Гюсак в это время открывал свои последние бутылки.
Довольно скромный ужин был съеден за несколько минут, и при этом обильно полит; потом дон Баррехо, который вопреки своей привычке сохранял полную немоту, откинулся на спинку стула и обратился к Мендосе:
– У тебя есть силы остаться в городе еще ненадолго?
Баск ответил:
– У меня – нет. Монтелимар нагнал на меня страху.
– А поэтому лучше вернуться к своим.
– Не люблю я шуток с испанскими веревками. Мне кажется, что и так судьба нам слишком благоволит. Однако сейчас, когда повсюду кружат ночные дозоры и подняты мосты, нам будет нелегко покинуть город.
– Де Гюсак, ты можешь одолжить нам одежду?
– Мой гардероб в твоем распоряжении.
– Скажи мне, сколько стоит твоя таверна.
– Сколько стоит!.. Так ведь здесь внутри ничего нет!.. Да и все бутылки опустошены.
– Тобой?
– Думаю, да, потому что Мавр не принес мне счастья.
– Ты хорошо сделал, дружище, – сказал дон Баррехо.
– Когда трактирщик не находит выпивох, он сам должен начать пить, а после перестать платить поставщикам.
– Хватит болтать, дон Баррехо, – прервал их Мендоса. – Хватит с меня Новой Сеговии, и я хотел бы побыстрее отсюда убраться.
– Подожди немного, дружище, – ответил гасконец. – Если мы не смогли захватить маркиза де Монтелимара, давай хотя бы попытаемся открыть проход нашим товарищам. До тех пор пока Сеговия сопротивляется, никто не сможет добраться до побережья.
– И что же ты хочешь сделать? Взять город штурмом? Если хочешь, попробуй, а я посмотрю.
– Позволь мне сказать пару слов моему дорогому Де Гюсаку, и ты убедишься, что гасконцы всегда находят великолепные решения.
Дон Баррехо опрокинул вторую кружку, последнюю из остававшихся на столе; он выхватил ее чуть ли не из рук баска, а потом обратился к своему соотечественнику:
– Значит, у тебя здесь больше ничего нет?
– Все принадлежит моим кредиторам.
– Тогда мы можем спалить эту рухлядь и взорвать весь город. Дом этот старый, деревянный, да еще тут наберется всякого хлама. Какой хорошенький костер мы разведем! А бочка из-под агуардьенте достаточно велика?
– Она довольно пузатая.
– Ее подхватят эти столики и шатающиеся стулья… Быстрее, дружище, неси нам одежду и парочку ножниц, чтобы немного подрезать бороды, а мы тем временем подготовим праздничный костер. Если Сеговия не сгорит сегодня ночью, ее не сожгут никогда. Мендоса, пошли в подвал и принесем сюда бочку.
Глава XIV
В ЛЕСАХ НИКАРАГУА
– Пожар!.. Пожар!..
Этот крик, раздавшийся в глухую ночь, с быстротой молнии перелетал от дома к дому в городе, противостоявшем грозному врагу, способному на все. Граждане, охваченные неописуемым страхом, выскакивали на улицы, толкали кричащих женщин и детей и в панике устремлялись кто куда, даже не задумываясь о спасении своих богатств.
Впереди это толпы неслись трое мужчин, не перестававших орать во все горло:
– Пожар!.. Пожар!.. Флибустьеры!..
Это были два гасконца и баск, старавшиеся первыми добежать до какого-нибудь подъемного моста и уйти в горы.
Таверна «Эль Моро» пылала подобно факелу, а рядом с ней полыхали и соседние дома, построенные, все как один, из сосновых досок. Огненная стихия бушевала, вздымая на той стороне улицы вихри пылающих головешек и тучи искр, вызывающих новые пожары. Звучали трубы, со всех сторон бежали солдаты, а в это время артиллеристы на горных склонах, подумав, что флибустьеры штурмуют город, привели в действие свои пушки.
Всякая попытка спасти город, почти полностью деревянный, за исключением губернаторского дворца, была сразу же признана тщетной первыми поспешившими на помощь, которые вынуждены были отступать перед этим страшным, с минуты на минуту усиливающимся пламенем. Раздавались взрывы, поднимавшие в воздух целые дома, и это только усиливало общий ужас: это огонь добирался до пороховых запасов. И тогда всех охватила паника, особенно солдат, испугавшихся взрыва порохового склада.
Дон Баррехо и оба его товарища неизменно возглавляли бегущую толпу и не переставали кричать. Гасконцы со своими длинными ногами изо всех сил старались подбежать к городским воротам первыми, чтобы не подвергаться опасности встретить маркиза де Монтелимара или его секретаря; баск нисколько не отставал от них. В последнем усилии они достигли подъемного моста как раз в тот момент, когда его опускали стражники, и быстро пробежали по нему, оставив далеко позади горожан. Минут десять они продолжали бежать по долине, мрачно освещаемой языками пламени, потом – стали подниматься по горному склону на юг, пока не достигли высоты в несколько сот метров.
– Хватит, – сказал отчаянно пыхтевший дон Баррехо. – У гасконцев никогда не было ни лошадиных легких, ни конских ног.
Он рухнул на землю под гигантской сосной, и его не менее выдохшиеся товарищи последовали примеру гасконца. С высоты они могли, не подвергаясь никакой опасности, следить за разрушением несчастного города. Сеговия-Нуэва представляла собой одно огненное море, на которое страшно было смотреть. Гигантские дымные вихри, окрашенные в сернистый цвет, восходили к небу, словно подталкиваемые неукротимым ветром, а мириады и мириады искр разлетались во всех направлениях, достигая древесных вершин в долине. Время от времени огненный столб устремлялся за пределы этого круга ада, извиваясь змеящимися языками, и возвращался обратно.
Жители толпой валили в долину, подгоняя перед собой – под вой испуганных женщин и объятых ужасом детей – то больше, то меньше навьюченных мулов, лошадей и волов. Солдаты тем временем обеспечивали безопасность отхода, заняв оба горных склона, чтобы воспрепятствовать неожиданной атаке флибустьеров.
– Черт возьми!.. – сказал дон Баррехо, вставая. – Новую Сеговию теперь следовало бы называть Новой Топкой. Никогда бы не поверил, что жалкий бочонок агуардьенте может вызвать подобный пожар. Да, флибустьерам не следует на нас жаловаться. Хотя мы и не смогли захватить маркиза де Монтелимара, зато мы открыли проход к морю. Что ты на это скажешь, Мендоса?
– Что неплохо бы вздремнуть, – ответил баск, отчаянно зевая.
– Ну нет. Ветер начинает поворачивать и гонит дым на нас. И потом здесь могут появиться флибустьеры и, не узнав нас, отправить в лучший мир. К счастью, я сказал Буттафуоко перед уходом, что мы сообщим о возвращении.
– Раскуренной трубкой?
– Нет, огнями, расположенными в форме креста.
– Которых не будет видно за гигантскими растениями. Послушайте меня, друзья, ложитесь рядом и будем ждать, пока огонь не пожрет город. Утром мы найдем дорогу через лес, а флибустьеры не так глупы, чтобы расстрелять нас, не окликнув: «Эй, кто идет?.. Берегись!..» Буттафуоко пошлет людей разыскивать нас.
– Слишком много света, чтобы заснуть.
– Закрой глаза руками, – сказал Де Гюсак. – Лично я принимаю совет твоего друга и не сдвинусь с места, пока не взойдет солнце.
– Тогда я буду на часах.
– Как хочешь, друг. Спокойной ночи, и следи, чтобы пламя до нас не дошло, – сказал Мендоса.
– Можете спать спокойно, когда сторожит Баррехо.
В ответ ему послышались похрюкиванья. Гасконец номер два и баск уже храпели, а в это время долина все сильнее занималась огнем. Зарево освещало даже самые высокие горные хребты. Всю ночь огонь бушевал с невероятной силой, пожирая дома, казармы, церкви, колокольни, склады; к рассвету пламя постепенно стихло, поскольку весь горючий материал был уничтожен, и распространяться пожару было уже некуда. Сеговия-Нуэва больше не существовала.
Гениальная, хотя и очень жестокая находка гасконца в течение нескольких часов открыла дорогу флибустьерам Равено де Люсана и рассеяла крупные военные отряды испанцев, которые маркиз де Монтелимар мог бы противопоставить пиратам и с большой вероятностью одержать верх над кучкой морских бродяг.
Когда под солнцем снова осветились вершины сьерры, простиравшейся с востока на запад, и вершины расположенной перед ней меньшей горной цепи, трое авантюристов продолжили свой путь к лагерю Буттафуоко и Равено де Люсана.
Флибустьеры, увидев, что дорога свободна, могли оставить свои позиции, не дожидаясь ушедших товарищей.
А наша троица снова укрылась под пологом густых лесов, покрывавших склоны сьерры, и с воодушевлением отправилась в путь. Впереди шел Де Гюсак, успевший перед уходом из своей таверны прихватить мушкет.
Долина была достаточно удалена от укреплений, захваченных флибустьерами, а следовательно, троице авантюристов предстоял тяжелый шестичасовой подъем, во время которого прокладывать дорогу предстояло с помощью шпаг.
– Они уже виднеются, – внезапно сказал дон Баррехо.
– Что виднеется? – спросил Мендоса.
– Траншеи.
– А флибустьеры?
– Они либо спят, как сурки, либо ушли, – ответил гасконец. – Я не вижу часовых на аванпостах.
– Неужели посты покинуты?
– Дорогой мой, они посчитали, что лучше спасти триста человек, чем двоих.
– Неблагодарные!.. – не сдержался Мендоса.
– Мы еще не зашли за частокол, – попытался успокоить его Де Гюсак. – Возможно, они отдыхают в тени ограды.
Дон Баррехо качнул головой.
– Хм! – ухмыльнулся он. – Мы работали на других, а те послали нас к чертям. Впрочем, они могли подумать, что испанцы нас повесили, раз уж мы не поспешили вернуться.
Но тут до нашей троицы донесся от одной из траншей непереносимый запах; над этим местом кружились урубу, ястребы Центральной Америки. В эту траншею были свалены трупы погибших испанцев, и они уже начали разлагаться.
– Tonnerre!.. – вырвалось у дона Баррехо, решившего было осторожно приблизиться к этой траншее. – Нелегко будет ступить в эту братскую могилу. Может быть, наши товарищи потому и бежали, что боялись заразиться чумой?
– Внизу нет ни одного живого существа, – сказал Де Гюсак, который тоже подошел к краю первой траншеи. – Мне очень жаль, но вас бросили!
– Придется добираться до Дарьена самим, – ответил дон Баррехо, которого ничто не могло испугать. – Теперь-то мы отделались от сопровождения испанцев.
– Постой, я вижу какой-то знак посреди траншеи.
– Пошли посмотрим, – предложил баск. – Разумеется, его поставили для нас.
Они перебрались через траншею, зажав носы, чтобы не дышать этими чумными испарениями, которые выделяла огромная масса людских тел, находившихся в стадии полного разложения, и направились к древку копья, на верхушке которого развевался кусок красной материи, проткнутый чем-то белым; и это белое не могло быть ничем иным, кроме как осколком клинка.
Мендоса не ошибся.
К шесту была приколота записка от Буттафуоко, в которой тот назначал встречу на берегах реки Маддалены, если только друзьям удастся вырваться от испанцев.
– Наши товарищи воспользовались пожаром, чтобы уйти, прикрываясь дымовой завесой от испанских батарей, – догадался дон Баррехо.
– А мы? – спросил Де Гюсак.
– Пойдем за ними по той же дороге.
– Но ведь Маддалена далеко: она течет вдоль границ Дарьена. Мы сможем дойти до нее только дней за десять.
– Давайте слегка смажем пальмовым маслом подошвы и не будем останавливаться до тех пор, пока не догоним наших товарищей.
– Хотелось бы только знать, насколько они опережают нас.
– Видимо, очень значительно, но мы попытаемся сократить отставание. Только прежде чем отправиться в погоню, попробуем поискать огнестрельное оружие и припасы к нему, – сказал дон Баррехо. – Среди мертвецов я вижу несколько ружей.
– Ну, я-то не полезу в эту могилу, – сказал Мендоса, сопровождая свои слова жестом отвращения.
– И я тоже, – добавил Де Гюсак.
Гасконец посмотрел на них почти с состраданием, а потом сказал:
– Вы что-то становитесь привередливыми, друзья. Дон Баррехо никогда не был таким.
Он перевалился через бруствер и упал в трупное месиво, над которым яростно гоняли друг друга урубу. Прикрыв нос какой-то тряпкой, он осторожно, боясь упасть, приблизился к куче трупов, где находилось много аркебуз и боеприпасов. Он уже собирался выхватить пару стволов, когда на него из-за спины спикировала целая стая птиц.
Стервятники, потревоженные за своей тошнотворной трапезой, теперь обрушились на живого человека, стараясь прежде всего выклевать глаза.
– Ах, мерзавцы!.. – взревел разъяренный гасконец и мигом обнажил шпагу. – Вы заключили союз с испанцами? Сейчас я с вами разделаюсь.
Он кричал и сражался в одно и то же время, отсекая крылья и головы; тучи перьев окутывали гасконца. Мендоса и Де Гюсак хохотали до упаду, но на помощь не спешили. Однако урубу очень скоро убедились, что их клювы в силе уступают драгинассе гасконца, и с недовольным клекотом удалились. Дон Баррехо забрал две аркебузы, боеприпасы к ним, прошел по уже кишащим червями трупам к брустверу и перелез через него.
– Посмотрите-ка, – сказал он, – здесь даже птицы противостоят людям. Это воистину проклятая земля…
Раздавшийся невдалеке ружейный выстрел оборвал его слова. На соседней вершине неожиданно появились люди в кирасах и касках; они готовы были застрелить трех авантюристов, даже не предупредив их выкриком: «Эй, берегитесь!»
