Текст книги "Создания Света (ЛП)"

Автор книги: Эмили Б. Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Дверь не сдвинулась.

Я моргнула в темноте, а потом надавила. Ничего не происходило.

– Что такое? – прошептал Селено.

– Заклинило, – сказала я. Я толкнула дверь плечом. Она не двигалась.

– Дай-ка, – сказал он. Я прижалась к стене, он протиснулся мимо меня, спина задела мою грудь. Он прижался плечом к дереву и толкнул раз, другой. Пыль сыпалась с потолка. – Может, замерзло? – спросил он вслух, дергая ручку.

– Кажется, что-то стоит перед ней, – сказала я, скользя пальцами вдоль трещины. – Но это странно, выход за ивами. Нет смысла что-то там ставить.

– Толкнем вместе.

Он держал засов открытым, мы толкнули дерево плечами, упираясь ногами в каменный пол. Дверь даже не дрогнула. Мы попытались потянуть внутрь, без толку. Мы искали засов или второй замок, что-нибудь, удерживающее дверь на месте. Ничего.

Мы стояли и смотрели, размышляя.

– Хорошо, что мы не убегали от убийцы, – отметил едко Селено. – Что теперь?

Вдали гул рожка пронзил ночь.

Сердце подпрыгнуло к горлу, мы переглянулись. Он прогудел четыре раза и повторился – сигнал тревоги.

– Луна и звезды, – сказал Селено. – Как они так быстро узнали?

Мысли плясали в голову – страж за дверью мог проверить спальню, прачка могла спросить обо мне, Шаула могла заметить пропажу ключа и письма, лекарь мог прийти проверить короля. Не важно, это точно был сигнал тревоги. Я схватилась за ручку и толкала дверь изо всех сил.

– Плохо дело, Джемма, – сказал он. – Они знают, что мы можем быть только здесь. Они пойдут сюда из спальни.

– Нет, – я отпустила ручку, пальцы жгло. – Нет. Я не буду просто сидеть и ждать, пока нас схватят, – и я окажусь под замком, а он вернется к лекарствам и религиозной теории. Снаружи все гудел рожок, теперь еще и звонил колокол. Я вытерла нос, глаза щипало от стресса. Я повернулась к туннелю. – Идем.

– Куда? Даже если стражи еще не забрались, нельзя так вернуться в замок.

– Мы не возвращаемся. Мы выбираемся отсюда.

– Как? – его слово отражалось от стен, он догнал меня. Я бежала, задевая пальцами стены, пока сапоги не заскользили по полу. Я посмотрела на сломанную решетку над нами.

Селено стонал между вдохами.

– Нет, Джемма, серьезно…

– Я подтолкну, – я опустилась на колено. – А потом ты меня вытащишь.

– Туда едва пролезут мои плечи! А они? – он указал на летучих мышей, висящих под потолком.

– Даже если они проснутся, что они тебе сделают? – спросила я. – Они едят насекомых, они маленькие и безобидные, – я похлопала по согнутой ноге. – Скорее.

Он снова застонал, но поставил ногу, скользкую от помета мышей, на мое бедро. Он поднялся к решетке.

– Там ветки, – сказал он.

– Подвинь их, – я старалась звучать терпеливо.

Он пару раз потянул лозы, расчищая проем. Я услышала шорох сверху, но Селено заслонял свет, и я не знала, потревожили ли мы мышей.

Его голова и плечо выбрались, он вдруг сказал:

– Погоди… разве не я должен тебе помогать?

Я толкнула его ногу, поднимая в решетку. Я услышала шум замерзших лоз, он цеплялся за них, чтобы не упасть на голову. Он выбрался по пояс, а потом по колени, прижался к краю решетки и вылез целиком. Он пропал из виду.

Я задыхалась, смотрела на решетку. Без его шума я уловила другой звук, эхом разносящийся по туннелю – топот шагов вдали.

Я потянулась к решетке.

– Селено, – позвала я. – Дай руку.

Лозы без листьев задрожали.

– Не могу дотянуться до дыры, – сказал он. – Земля тут на пару дюймов ниже.

Я резко вдохнула. Крик раздался поверх топота.

– Джемма? – позвал он.

Я попятилась, насколько позволял узкий туннель, прижалась к стене. А потом, разгоняясь одним хорошим шагом, я прыгнула к решетке, руки впились в скругленный край.

Пыхтя, я высунула голову в дыру. Селено стоял внизу, вытянув руки, пальцы были в половине фута ниже меня. Я оттолкнулась от стены сапогами – мы точно оставили следы помета, что указывали на путь нашего побега, но ничего не поделаешь. Стиснув зубы, я поднялась достаточно, чтобы прижаться к краю животом. Я высвободила руку и потянулась к его руке.

– Я тебя поймаю, – сказал он.

Я не переживала за это, но мы могли упасть на камни внизу. Стена была на маленьком полуострове камня, который спускался сначала плавно, а потом резко скатывался к краю каньона. Если не повезет, мы можем улететь с края.

Он потянул, я выбралась по пояс, извиваясь. Мне показался громкий стук сапог? Ожидая в любой миг руку на своей лодыжке, я оттолкнулась и подвинулась, пробралась к нему. Он широко стоял на гравии, обвил меня руками, чтобы я не упала на лицо. Это не было грациозно или продуманно, но мы не улетели в каньон. Пока что. Мы хрипели от зимнего воздуха, но смогли выпрямиться.

– Все хорошо? – выдохнул он.

– Да. А ты?

– Думаю, да.

– Хорошо. Идем. Нам нужно к Каменному дереву.

Он пригнулся и поспешил вдоль стены за мной. Нам придется обойти конец туннеля, чтобы добраться до тропы, ведущей к Каменному дереву, но стража внутри хотя бы не сможет открыть дверь. Их шаги звучали громче, чем я ожидала.

Стойте. Это были не шаги. То, что я приняла за топот солдат звучало как твердый объект, по которому постоянно ударяло дерево. Мы были почти у угла, когда за стуком я услышала шепот голосов.

– Джемма, – прошептал Селено с ноткой тревоги.

Я безумно махнула на заросли ивы, что скрывали дверь из виду. Мы скользнули через другую сторону. Закрытые ветками и ночью, мы обогнули угол.

Пятеро солдат были у выхода из туннеля. Четверо направляло арбалеты на дверь. Пятый размахивал топором, чтобы разбить дверь.

Нет, чтобы разбить доски, закрывающие дверь.

Я безмолвно поманила Селено, мы прошли мимо, задерживая дыхание. Когда мы отошли подальше, мы побежали.

Мы огибали кипарисы и дубы на краю каньона, пробирались среди кустов. Рожки еще гудели за нами. Я молилась, что не будет топота копыт или лая собак – знаков, что стражи начали поиски вне замка.

Селено тяжело дышал, скоро замедлился до ходьбы. Я поравнялась с ним.

– Они заколотили выход, – он задыхался. – Зачем?

Я посмотрела на него. Он хмурился в свете луны.

– Думаю, чтобы не выпустить тебя, – сказала я.

Он нахмурился сильнее, но ничего не сказал.

Мы держались вдали от дорог, ведущих к городу, двигались у края, огибая можжевельник и шалфей, растущие среди заснеженных камней. Мы осторожно перебегали дороги, что вела к плитам в скалах. Шум замка отдалялся, тревоги в городе еще не было, пока мы пробирались по окраине.

Наконец, стало видно холм с неровной колонной камня. Ученые Алькоро поколениями спорили о процессе появления каменных деревьев, что усеивали пустыню Феринно западнее от нас. Теории были разными о том, как дерево медленно становилось камнем, некоторые заявляли, что это и не были деревья. Как-то я видела дебаты, что перешли в крики и закончились тем, что один геолог бросал в другого фрагменты деревьев.

У меня не было ответа, и сейчас важнее было прийти к Каменному дереву у края каньона. Это было самым большим в стране, пятеро человек могли обхватить его, взявшись за руки. Я прищурилась. У ствола было видно силуэт человека с тремя топающими мулами.

Мы приблизились, и мама помахала нам спешить. Мы едва бежали, но Селено хрипел, цеплялся пальцами ног за камни на земле. Я гнала его по холму, почти протащила последние пару ярдов к высокому твердому каменному стволу.

– Быстрее, – сказала мама. – Я не думала, что они поднимут тревогу так быстро.

Селено держался за бока и щурился в темноте, пытаясь разглядеть ее лицо.

– Кто вы?

– Познакомимся позже, – сказала она. – Бери гнедого, Джемма, тебе рыжего, – она забралась на Шашку, на спине мула были полные сумки. Селено хотел возразить, но я махнула на ждущих мулов. Он недовольно закрыл рот и забрался в седло. Я тоже залезла, и вскоре мы гнали скакунов за Шашкой.

Мы ехали часами, пересекали в брызгах ручьи, порой огибали их, но приходилось возвращаться. Когда мы добрались до пути, что устроил маму, она отошла от края каньона, повела нас по зарослям шалфея. Вдали возвышались неукротимые горы Стелларандж, их неровные вершины закрывали звезды.

Укрытие, которого мы с мамой хотели достичь до ночи, было в первых выступах гряды, в стороне от дороги пастухов. Мы пришли туда через час после полуночи, слезли с мулов и повели их по камням к двери. Охотничий домик был маленький, скрытый снегом. Осины без листьев стояли вокруг, словно жесткие волосы, следы тонкого ручья виднелись в снегу, ставшие лужами льда.

Я смотрела, как Селено неловко съехал со спины мула, его ноги дрожали, когда он встал на землю. Я оглянулась на снег за нами, озаренный тусклым светом полумесяца.

– Мы оставляем след, – сказала я.

Мама тоже оглянулась.

– Ничего не поделать, – сказала она. – Надеюсь, никто не подумает, что мы ушли сюда.

Тут не было конюшни, только столбик под неровной крышей. Мы разобрались с мулами, забрали их сумки и прошли внутрь. Селено замер на пороге, оглянулся на наш путь. Мама заметила его паузу, она зажгла полевой фонарь капсулой огня.

– Думаете уйти, мой король? – спросила она, покрутив фитиль. – Мулы прошли долгий путь. Вы далеко не уйдете.

Он отдернулся и закрыл за собой дверь.

– Вы не так поняли, я просто думаю, что путь был плохо продуман, – комнатка была крохотной, и он стоял в центре, уперев кулаки в бока. Он хмуро посмотрел на ее лицо, на мое, а потом снова на ее.

– Когда же я смогу узнать, кто организовал мое похищение? – спросил он.

– Твоя жена, – спокойно сказала она, вытаскивая мешок кукурузного печенья. – Я забрала ее из Пристанища, а дальше помогала.

– Кто вы? – осведомился он.

– Не видишь сходства?

Он посмотрел на меня со смятением на лице.

– Она – моя мама, – тихо сказала я. – Рана Макзатль.

Он взглянул на нее. Она протянула ему мешок печенья левой рукой, чтобы было видно тюремную татуировку. Он не взял мешок. Удивление мелькнуло на его лице, а потом его сменило смятение.

– Ох, – сказал он.

– Не восхищает? – спросила она.

– Должен признать… – он посмотрел на меня. – Я ожидал кого-то более… Я о том, что ничего против вас не имею.

– Это радует, – она взяла себе печенье.

Он нахмурился.

– Я не притворяюсь радостным, конечно, но это лучше, чем узнать, что за моим похищением стоят королевы озера Люмен и Сильвервуда.

– Я тебе говорила, – сказала я. – Мы найдем новое Пророчество. Я не связывалась с королевой Моной или королевой Элламэй, да и с кем-нибудь еще, со времен Сиприяна.

– Тогда зачем это? – спросил он. – Зачем было спешно забирать меня из дворца? Почему не сделать копию этого Пророчества и не показать его Прелату?

Мама вскинула указательный палец.

– Потому что я не хочу снова попасться сестре.

Он вздрогнул и понял связь Шаулы и Раны. Она подняла второй палец.

– А еще – когда такая стратегия сработала бы?

– Может, сработала бы, если бы вы не стали кричать, что все царапины – работа самого Призма, – отметил Селено.

Я раскинула руки, чтобы успокоить их.

– Нам нужно, чтобы ты это увидел, Селено, – сказала я. – Наше слово для Шаулы или совета не имеет значения. Но в твоем слове власть, и ты можешь подумать, что это значит для Алькоро.

Он нахмурился сильнее.

– И где мы все это совершим?

– В Стелларандж, – сказала я.

Он вскинул брови.

– Посреди декабря? С парой плащей и одеял?

– Мы не будем лезть на них, – сказала я. – Точно не на вершину. Мы пойдем внутрь, в пещерную систему, которую нашла команда моей мамы.

– В пещеру, – повторил он. – Для нового Пророчества.

– Фрагментов, – сказала мама. – Оно не полное.

– Не полное? – рот Селено раскрылся.

– Конечно, не полное, – она вытаскивала спальные мешки из наших сумок. – Пещера полна ручьев. Ни одни глифы не выдержали бы столько в таких обстоятельствах.

Он с яростью повернулся ко мне.

– Ты говорила, что оно полное!

Я прикусила губу.

– Я говорила «почти».

Он потрясенно покачал головой.

– Ты все сочинила, – обвинил он. – Ты сказала мне это, чтобы выманить из дворца.

– Я сказала, что оно почти полное.

– Даже если оно не полное, – сказала мама, разворачивая свой спальный мешок, – возникают тревоги о том, можно ли твоим титулом оправдывать политические действия Алькоро.

Он вскинул руки.

– Значит, это все-таки уловка, чтобы опорочить Пророчество. Это я слышу? Потому мы устроили тревогу в замке?

– Нет, – быстро сказала я. – Нет, Селено. Это важнее. Это значит обнаружение настоящего законного источника, не связанного с ересью и спекуляцией. Это изменит принятие наших решений. Мы сможем остановить войну до ее начала. Если Пророчество изменит все, что мы знаем о твоем титуле, мы сможем идти другим путем, – пакет из пергамента зашуршал в моей рубашке. Я чуть не вытащила его в доказательство. – Ты этого всегда хотел.

– Сейчас я хочу в свою постель и вечерний настой, – он схватил спальный мешок, ушел в угол, чтобы быть подальше от нас, хотя расстояние было только в пару футов. Он встряхнул мешок, уложил его у стены и устроился в нем, отвернувшись от нас.

Я вдохнула в напряжении комнаты.

– Хочешь поесть? – спросила я.

Он плотнее укутался в плащ.

– Нет.

Мама закатила глаза в его сторону и протянула мне мешок печенья. Я удрученно села на спальный мешок и тихо ела печенье и оленину с ней. Мама забралась в мешок и легко уснула, привыкнув спать в поле, но я сидела на своем, скрестив ноги, разглядывая карту пещер. Ее дыхание углубилось, я тихо вытащила сверток пергамента из-под рубахи. Я перевернула его, посмотрела на толстую восковую печать в тусклом свете красного фонаря. Она была сломана, Шаула уже читала содержимое. Но, несмотря на трещину на желтом воске, я различила две молнии, что образовывали угловатую С.

Самна.

Наконец, ответ из Самны.

Я как можно тише подняла уголок первой страницы. Дата месяц назад, Шаула перехватила его в то время, когда меня заперли в Пристанище.

Приветствую королеву Джемму Тезозомок из Алькоро, пусть озаряет вас Свет,

Я поднял тему и рад принять условия вашего предложения…

Я опустила пергамент, дыхание участилось. Я прижала голову к стене, прижимая пергамент к груди. После месяцев – нет, лет – переписки, после писем знакомства и обсуждений, отступлений и побед мое официальное предложение оказалось перед столом директоров университета Самны. Они обсудили! Приняли! Как давно я мечтала об этом? Сколько ночей сидела за столом, пока Селено спал в другой комнате, составляя и редактируя свои письма? И вот ответ. Они пришлют в Алькоро одного из своих ученых, чтобы открыто обсудить организацию нашего института.

Настоящего университета.

Не где-то далеко, а тут, в Алькоро. Я подумала о работе матери, она пригодилась бы в университете, и другие ученые смогли бы работать в науке, даже занятые при дворце. Даже исследование Селено о движении метеоров было заброшено после его коронации, он не передал его другим, чтобы продолжить. Университет в Алькоро. Места работы, польза… Алькоро стало бы центром внимания Восточного мира, а не страной на окраине, крадущей богатство соседей. Только представить, что это могло сделать…

Селено заерзал в спальном мешке, я заставила себя успокоиться. Я тихо открыла письмо снова и прочитала остальное, отмечая сроки и условия Самны. Восхищение чуть угасло.

Я была рада ответу после месяцев ожидания, но столько всего изменилось после моего последнего письма, что неделю двигалось по морю. Попытка договориться с королевой Моной была разрушена катастрофой в Сиприяне. Ученые Самны договорились с королевой Алькоро, а теперь я была изгоем, которого вот-вот повесят за измену. И теперь Шаула тоже знала. Мои попытки скрыть переписку от нее провалились, по крайней мере, в этом случае.

Я посмотрела на Селено, лежащего напряженно, он вряд ли спал. Я выдохнула, сложила письмо, спрятала под рубашку с остальными. Я задула фонарь и забралась в мешок. Небо той ночью было ясным, луна убывала, и света хватало, чтобы озарить трещины в потолке.

Петроглифы. Пророчество. Изменение титула Селено. Только на это я рассчитывала. Мои планы, что были до этого, я осуществить сама не смогла. Если Селено увидит петроглифы и вернет власть над страной, я передам ему свои письма. Он воспользуется шансом, что я создала, и принесет процветание себе, а я пропаду.

«Как и все остальное».

Я перекатилась, словно пыталась отвернуться от голоска в голове.

«Это ради блага Алькоро, – зло подумала я. Если он сможет сделать нашу страну яркой и полной надежды, какая разница, участвовала ли я?

«Сможет ли он? – спросил голосок. – Будет ли делать это? Он злится на тебя. Ты разбила его доверие. Он подписал приказ о твоей смерти. А если он заберет твою работу и отбросит, как глупость неудавшейся королевы?».

Я укуталась в одеяло до ушей. Я не скажу ему. Не скажу никому. Я не скажу им ничего, что можно не так понять, исказить. Я знала, как это работало. Я знала, как легко раздавить идею, пока она не расправила крылья и полетела. Так почти получилось с моим дипломом, когда старые ученые чуть не перевернули мою работу о другой классификации цикад. Но я победила, выжидая и работая, лишив их шанса оспорить. Я поступлю так и сейчас. Я буду молчать, пока Селено не уберет от своего титула фальшивые надежды Пророчества. А потом я отдам ему свой университет и убегу. Он предоставит это как свою отличную идею, никто не скажет о моем участии.

Желудок сжимался, я закрыла глаза и отчаянно попыталась уснуть, понимая, что Селено лежал в комнате, как и я, укутавшись в одеяло, отгоняя от себя мир.

Глава 6

Когда я проснулась от резкого удара носком сапога по ребрам, разум тут же подумал о худшем варианте – нас нашли. Армия Алькоро пошла за нами из дворца, отыскала хижину и окружила нас с арбалетами. Я спешно села, моргая, глядя на фигуру, озаренную светом солнца.

– Его тошнит, – сказала мама.

Я покачала головой, прочищая ее, и с трудом поднялась на ноги – все болело после прошлого дня.

– Селено?

– Он ворочался все утро, – сказала она. – Минуту назад он отбросил одеяло и едва выбрался за дверь.

Из-за открытой двери доносились звуки рвоты. Я быстро обулась и прошла к порогу. Селено склонялся над снегом, все еще в ночной рубашке, в которой сбежал, дрожа, опустошая желудок на белый снег.

Мой желудок сжался. Это была сцена, что происходила ежедневно, и я научилась предугадывать ее заранее. Я много раз бежала за ним из зала совета или провожала его из кровати к рукомойнику… Я взяла флягу и присела рядом с ним.

Я коснулась его плеча. Он глубоко вдохнул и посмотрел на меня, сжимая руками живот. Он потел, волосы прилипли ко лбу, а не загрубели от воска.

– Ты вообще спал? – спросила я.

Он покачал головой и содрогнулся. Я вложила флягу в его руку.

– Выпей, – сказала я. – Я принесу шарик имбиря.

Пока он слабо глотал воду, я порылась в аптечке, нашла пакетик сухого имбиря, скрученного в шарики. Мама смотрела, как я достаю один.

– Он что-то съел? – спросила она.

Я покачала головой.

– Это нервы. У него всегда был плохой желудок.

– Хм, – ответила мама.

Я вышла с имбирным шариком и дала ему лекарство между глотками. Он дрожащими руками сунул шарик в рот, принял от меня одежду – толстое болеро без украшений, простую рубаху, пояс и штаны. Отмахнувшись от моей помощи, он медленно оделся и повернулся к снегу.

Он оставался снаружи, мы с мамой собрали вещи и вернули на мулов. Когда они были загружены и готовы, я потрясла его за плечо.

– Мулы готовы, – сказала я. – Идем.

Но он не встал, а покачал головой.

– Не могу.

– Почему? Живот?

– Не только это, я… все тело… я не могу перестать дрожать, – он протянул флягу, показывая.

Я услышала скрип кожи, мама забралась на Шашку. Я не хотела задерживать, так что схватила его под руку.

– Может, тебе станет лучше после завтрака. Ты можешь поесть по пути.

– Вряд ли еда удержится.

– Нужно двигаться, – сказала я. – Мы не можем задерживаться, наш след могли уловить. Идем. Я буду ехать за тобой.

Как-то, несмотря на хрипы и страдания, я подняла его на ноги и в седло мула. Он сгорбился, руку прижимал к животу, другой держал поводья и гриву. Мама смотрела, скривив губы.

– Вперед, – сказала я, устроившись в седле. – Я буду в конце.

Днем мы двигались медленнее, чем мы с мамой ожидали. Селено не мог двигаться на муле быстро, хотя мама просила его. Я ехала за ним, смотрела, как он сжимается, опустив голову, не замечая пейзаж вокруг.

Я пыталась следить за ним, но не могла игнорировать окружение. Широкий каньон Каллаиса был самым поразительным пейзажем в Алькоро, но мы медленно подбирались к моему любимому типу пейзажа. Пропали заросли шалфея, их сменил склон с хлопковыми деревьями, а потом рощи берез. Березы были красивыми в снегу, идеальный набросок углем, черные полоски на их белой коре выделялись на замерзшем фоне. Воздух был тихим, как бывало только зимой, порой его нарушали вопли нескольких орланов, порой было слышно запоздалых лосей. Выше земля сменится альпийскими лугами, шумными ручьями и высокими елями, все они были под покрывалом снега зимой. Тихая ностальгия отвлекала мои мысли весь день – в таком месте был наш с мамой домик. Не так высоко, чтобы был плодородный сад, но достаточно высоко, чтобы порой бывало жарко.

Оказалось, мы думали о схожем.

– Помнишь маленькое поле лилий в паре миль от домика? – спросила она через плечо.

Я улыбнулась.

– С озером и еловой рощей, – мое сердце парило, я вспомнила сильный запах и поняла, что не увижу те альпийские луга и не окажусь в ароматных лесах снова. Если моим планом было привести Селено к петроглифам, а потом убежать, то это были мои последние дни в родной стране. Я закрыла глаза и попыталась представить пляжи и тропические фруктовые деревья Самны. Несмотря на привлекательность теплого белого песка и соленой воды, поляна лилий не пропадала из головы.

Селено закашлялся между нами, сплюнул на снег. Я открыла глаза и направила энергию на ускорение его мула.

День был коротким, из-за медленного темпа мы добрались до места назначения, когда уже было темно. Копыта наших мулов зацеплялись за камни на дороге, мы направили их к хижине охотника, окна на зиму были заколочены. Она была даже меньше прошлой хижины, даже без крыши над столбиком. Мама указала Селено сесть на полу хижины, пока мы ели и укутывали мулов. Король сидел, прижав колени к груди, его лоб был прижат к рукам.

В хижине было не теплее, чем снаружи, и мы втроем с сумками заняли почти все место на полу. Мама вытащила сумки с едой, отдала мне мешок с сушеным мясом. Я протянула его Селено, он отвернулся. Мама фыркнула, ее дыхание облачком пролетело рядом с лампой.

– Нет смысла голодать, – сказала она.

– Я не смогу это переварить, – сказал он.

– Тебе нужно что-то съесть, – сказала я. – Сегодня мы шли полдня, но завтра будет весь день.

– Я не могу, Джемма, – раздраженно сказал он.

– Вот, – я порылась в сумках. – Возьми еще шарик имбиря, а потом немного кедровых орешков. Может, это подойдет.

– Почему ты не можешь оставить меня в покое? – сказал он, отвернув голову.

Я замерла с шариками имбиря, задетая. Мама фыркнула.

– Потому что она пытается не дать тебе упасть, неблагодарный ребенок.

Он медленно повернул голову к нам, посмотрел в глаза моей маме.

– Я бы попросил говорить «Ваше величество», если не хотите говорить «мой король».

Она жевала полоску мяса и смотрела на него.

– Проблема не в титуле. Дело в том, как ты его носишь.

Он хмуро смотрел на нее.

– Зря я надеялся, что пять лет в тюрьме изменили ваши взгляды.

– Десять лет, мой знаменитый король.

Моя попытка успокоить их не сорвалась с языка, я посмотрела на нее.

– Десять лет?

Она все еще смотрела на него.

– А ты ошибаешься в эффективности тюрьмы, если думаешь, что пребывание в заброшенных шахтах смягчит взгляд на потуги монархии.

– Шаула говорила, что было пять лет, – сказала я ей. – Она давала мне документы об освобождении.

– Перед тем, как объяснила, что мы больше не увидимся, наверное, – сказала мама, вытирая руки о штаны. Она подцепила рукав пальцем и показала татуировку. – Изначальный приговор был пять лет. Судья не хотел давать больше за несерьезные обвинения. Но потом меня предупредили, а срок удвоили.

М от Месы была окружена рядом из десяти крестиков – вертикальные линии делали в начале приговора, а горизонтальные добавляли каждый год. Их было десять, и вторая группа из пяти была темнее и не такой размытой, словно их нанесли позже.

– Видимо, нашли больше показаний против вас, – сухо сказал Селено.

Она криво улыбнулась ему и опустила рукав.

– Уверяю, они нашли все возможные обвинения, чтобы слепить приговор.

– Но доказательства были, – возразил Селено. – Вы признались, что подстрекали действия мятежников.

– Польщена, что ты столько знаешь о моих политических проблемах.

– Вы – моя теща, – пылка сказал он. – Моим долгом было знать.

– Каким бы ни был мотив, ты прав, – сказала она. – Против меня было стопроцентное доказательство. Я была мятежницей тогда, ею и осталась. Я встречалась с остальными каждый месяц, чтобы обсудить огрехи Пророчества, это, кстати, моя сестра использует в работе. Но пять лет дают мятежникам, что зашли дальше воплей о теории, а десять лет – за нанесение тяжкого вреда Алькоро и его жителям. Нет доказательств, что я участвовала в таком.

– То есть, ваш срок продлили без доказательств? – спросил Селено. – Но такое заметили бы, и на это ушло бы время.

Она порылась в мешке с кукурузным печеньем.

– Нет, если событиями управляет Прелат.

Он нахмурился.

– Это смелое обвинение.

– Да?

– Зачем Прелату так манипулировать законом против вас?

– Я всегда считала, что это было для того, чтобы я перестала хоть как-то присутствовать в ее жизни, чтобы не перечить ее повышению до Прелата, – сказала она, взяв печенье.

– Она заперла вас, чтобы подняться до Прелата?

Мама пожала плечами.

– Предыдущий Прелат постарел ко времени, когда меня арестовали. Он умер, и мой срок продлили, пострадали и прислужники, что постились. Думаю, в том хаосе она не хотела, чтобы я испортила ей шансы.

Я сжала губы. Я забыла о трех прислужниках, что умерли в период смены Прелатов, каждый пал от тайного сильного настоя, которым они очищались во время номинации на следующего Прелата.

– Ты участвовала в диссертации Шаулы? – спросила я, озвучив свои мысли.

Они посмотрели на меня, удивленные сменой темы.

– Какой диссертации? – спросил Селено.

– О многоножках, – сказала я. – Это было до того, как она стала служить церкви.

– Я делала иллюстрации, – сказала мама. – Мое имя упоминается в тексте.

– У тебя есть копия? – спросила я.

– Нет. Было две копии – одна для нее, другая для библиотеки академии.

– Думаю, остались альбомы того времени, – сказала я. – Грубые наброски, чтобы потом не было ошибок?

– Конечно, – сказала она. – Та техника была непростой, нужно было передать биолюминесценцию. И тогда я начала воском покрывать части иллюстрации. Я использовала это снова и на рисунках из пещеры.

Я смотрела вдаль, сжав губы.

– Хм.

Селено тряхнул головой от моих заблудившихся мыслей и повернулся к моей маме.

– Я все еще думаю, что нашли еще что-то, что продлило ваш срок. Шаула даже не была Прелатом, когда вас арестовали. Как служитель мог такое подделать?

– Не проси меня объяснить махинации приближенных к тебе, – рявкнула она. – Наша любимая монархия традиционно переоценила мятежников и недооценила советников.

– Я не согласен, – резко сказал он. – Кто делает пустыню Феринно непроходимой даже для вооруженных путников?

– Бандиты и воры, – сказала мама. – Не те, кого не устраивает политика. Ты забываешь, что даже среди мятежников много верующих. Их не устраивает официальная интерпретация Пророчества, но нет согласных в том, какое значение на самом деле. Некоторые требуют дословного перевода, говоря, что Призм был не человеком, а осколком света, что вырезал петроглифы. Другие думают, что «Седьмой король поднимется» означает, что мы потеряем счет королям, а потом один поднимется из могилы. Многие думают, что глифы «тысяча лет» лучше перевести как период процветания. Если вкратце, вас во многом защищает то, что мятежники разобщены.

– Надеюсь, так и будет, – сказал он, намереваясь закрыть тему. Он посмотрел на меня, отцепляя спальный мешок от седла. – Хотя не отрицаю, что я уже пропускал предательство рядом с собой.

Мама ядовито посмотрела на его затылок, но я едва это видела. Нужно было многое обдумать. Разум кипел, работал задолго после того, как лампу погасили, и мы легли спать. Я слушала, как Селено становилось дышать все сложнее. Когда я уснула, сны были бессмысленными – лилии росли на белом песке пляжа, темное небо над ним было в точках ползучего света.

* * *

– Что ты помнишь из диссертации Шаулы?

Мама оторвала взгляд от котелка на костре. Мы продвинулись в этот раз лучше, потому что несколько раз вовремя дали имбирь и березовый сок Селено. Он провел день, горбясь в седле, тихий, пока мы взбирались по Стелларандж. Наше укрытие для ночи было широким естественным навесом, что веками использовали люди – старый камень выступал перед пещерой, на потолке были следы нескольких петроглифов, но их не вышло бы разобрать.

Мы развели костер, чтобы приготовить ужин и согреться, ведь спали на открытом воздухе. Мама мешала в котелке мясо и картофель.

– Мало. Я работала над своей диссертацией тогда, так что читала только то, что нужно было для иллюстраций. Ее интересовала биолюминесценция – было ли это приманкой хищников, или так привлекали пару? Помню, она красила их в черный, чтобы скрыть сияние, а потом ставила в клетку с крысами, чтобы увидеть, будут ли они есть их оживленнее.

– Какими были ее выводы?

– Не помню. Она могла бросить все раньше, чем нашла что-то определенное.

– Если она так изучала биологию, почему перешла к служению? – спросил Селено, закрыв глаза. Он сидел у стены, завернувшись в одеяло, скрестив руки на груди.

– Она всегда интересовалась, – мама потыкала картофель, проверяя на готовность. – Мы с ней долго спорили из-за Пророчества, ей не нравилось, как оно влияет на нашу экономику, как и мне, но оказалось, что у нее была одержимость религией. Пока она писала свою диссертацию, она уже много времени читала теоретические статьи Прелатов, тратя меньше времени на эксперименты.

– Она продолжала эксперименты с многоножками, сменив деятельность? – спросила я.

– Вряд ли, – сказала она. – Я не знаю.

Я сжала губы.

«Почему тогда эти существа у нее в шкафу?» – я чуть не выпалила вопрос, но сдержалась. Мне нужно было это обдумать, проверить с разных углов.

«Ученая до мозга костей», – возмутился бы Селено.

«Да, и если нам повезет, это спасет нас обоих».

Мама звякнула ложкой по котелку.

– Готово. Доставайте чашки.

Селено застонал, схватился за живот и отвернулся.

– О, сегодня вы будете есть, Ваше величество, – сказала мама. – Я не хочу страдать утром. Нам нужно весь день завтра идти в гору, добраться до лагеря, и я не дам тебе сорваться с горы. Нет, Джемма тебя не спасет, – она вытянула руку. – Чашку. Живо.