Текст книги "Создания Света (ЛП)"

Автор книги: Эмили Б. Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Эмили Б. Мартин

Создания Света

Лесничая – 3

Перевод: Kuromiya Ren

Пролог

Кольм Аластейр держался за бок, легкие пылали от часов вдыхания холодного горного воздуха. Его борода покрылась инеем от его дыхания, и его рыжеватые волосы стали белыми. Он был почти на вершине Частокола, вышел в путь до заката. Теперь была глубокая ночь, почти полная луна висела низко на зимнем ясном небе. Она озаряла огромное озеро перед скалами серебряным светом, острова казались черными. Несмотря на необычную красоту его родины, он не замирал, чтобы восхититься видом. Ему нужно было завершить задание, и если он не вернется к середине утра, Мона начнет задавать вопросы, и ему придется врать.

Ему уже надоело врать.

Он поправил плащ и осторожно пошел дальше, зная, что сиплое дыхание и хруст снега под сапогами выдаст его любому рейнджеру Сильвервуда с их острым слухом. Он не хотел столкнуться с отрядом Лесничего, ведь тогда его могли оттащить еще дальше в горы, в замок Сильвервуда, и тогда он никак не сможет сохранить свой поход в тайне, если королевская стража схватит его. Нет, он должен дойти, или все будет испорчено. Несмотря на усталость в ногах и онемение пальцев, он ускорился, заметив темную линию деревьев без листьев, что стояли как статуи в безветренной ночи.

– Я смогла бы попасть по тебе в бурю с закрытыми глазами.

Он застыл на обледеневшем камне, сердце забилось быстрее. Она стояла так неподвижно на краю леса, что его взгляд посчитал бы ее частью пейзажа. Но она была там, расставив ноги на снегу, луна блестела на серебряной броши на отвороте. Хоть плащ и закрывал всю ее форму, брошь и два слоя бахромы на сапогах показывали, что она была Лесничей, защитницей гор Сильвервуд, не дающей таким гостям, как он, вредить лесу и его жителям. Блеск серебра на ее лбу выдавал ее другой титул, который она воспринимала не так пылко. Королева Сильвервуда.

– Серьезно, – сказала она. – Обязательно нужно так шуметь?

Его тревога сменилась облегчением, он склонился, упер ладони в колени, тяжело дыша.

Несмотря на ее возмущение, она развернула плащ и вытащила две фляги – в одной была теплая вода, что освежила бы его после долгого пути по Частоколу в ночи, а другая была с кукурузным виски, чтобы прогнать холод.

Он благодарно взял фляги и откашлялся после виски.

– Где твои скауты?

– Я отправила отряд, что патрулировал край, ломать лед у низин, – сказала Мэй. – Не их обычное задание, но они догадались не спрашивать. Сегодня на Частоколе только мы.

– Тебя кто-нибудь видел? – спросил он.

– Тебя кто-нибудь видел? – пробормотала она. – Видел ли ту, что провела группу шумных ныряльщиков по населенной горной гряде.

– Серьезно, Мэй. Я не хочу, чтобы услышали в озере.

– Мы притворимся, что у нас роман, – ответила она.

– Не смешно.

– О, точно смешно. Подумай, какой лицо будет у Моны.

– Подумай, какой лицо будет у Валиена, – возмутился он. – Что он скажет?

– Я бы сказал, решайте уже или уйдите в другое место, – проворчал сонный голос из-под деревьев, и Кольм снова вздрогнул. – Дайте человеку поспать, насколько это возможно на холоде.

– Вал никогда не любил спать на улице, – отметила Мэй, король суетился за ней в темноте, пытаясь поднять спальный мешок до ушей. – От этого он ворчит, – она чуть повысила голос. – Вот что бывает, когда кто-то с младенчества спит на мягкой подушке.

– Он пришел с тобой? – она говорила громче, а Кольм тревожно шептал, дыхание вырывалось облачками перед лицом. – Почему?

Мэй посмотрела на него.

– Знаю, ты думаешь иначе, Кольм, но я не люблю врать людям, особенно мужу. И мы не ходили в горы вместе давно. Хотелось тряхнуть стариной.

Из-под одеял прозвучало нечто схожее с солдатским ругательством.

Кольм взял себя в руки. Он не мог переживать из-за Валиена – король был верен своей жене больше, чем королеве озера Люмен, и если Мэй попросит сохранить секрет, Валиен не выдаст его и перед угрозой смерти. Отогнав тревогу, Кольм потянулся в тунику и вытащил толстую пачку пергамента, покрытую воском, чтобы не намокала.

Мэй посмотрела туда и замешкалась, а потом взяла. Она с опаской посмотрела на подпись спереди и кашлянула.

– Кольм… ты уверен в этом?

– Да. Уверен. Ты знаешь, что это могло означать.

– Мне не нравится иметь дело с Алькоро, – она посмотрела на него, луна сияла в ее пронзительных карих глазах. – Тем более, не за спиной сестры.

– Мона поняла бы, – сказал он, игнорируя укол вины в животе. – Я скажу ей со временем. Но не сейчас. Доверься мне.

– Придется, – она спрятала пергамент под тунику. – Я отправлю ее с всадником, как только мы вернемся в замок.

– Спасибо.

– Но ты знаешь, что на путь уйдут недели, а то и месяцы? – добавила она. – Мы даже не знаем, где она. Мы не знаем…

«Жива ли она», – закончил мысленно Кольм, борясь с напряжением в груди.

– Знаю, – сказал он. Это не давало ему покоя с тех пор, как его сестра и Мэй вернулись из их кошмарного путешествия в Сиприян. – Ничего не поделать, – он кивнул на озеро, словно это доказывало его, возможно, неправильные убеждения. Он вдохнул. – Королеве Джемме нужно знать о пещере.

Глава 1

Измена.

История моей жизни.

Почти всей моей жизни.

Раньше было приятное незнание, пустое место в детстве. А потом, в один день все стало призраком, что поглотил то, что я считала правдой.

И слово «измена» висело рядом годами, медленно гнило, но порой возникало на важный развилках, вылезало из шкафа как нежелательный подарок, от которого я не могла избавиться. Это постоянно упоминалось. Те же вопросы задавались снова и снова. Я радовалась, что в последние годы шепот об измене утих.

Пока пять недель назад я не предала Седьмого короля Алькоро в пользу врагов.

Я знала, что прошло пять недель, по прошедшим месячным, и потому что я отмечала дни на куске пергамента, прикрепленном к покосившемуся столу в неопрятном кабинете мест, что стражи звали Пристанищем, но на деле это была искусная темница.

Пристанище было построено шесть поколений назад для принца, убившего противника из-за академического спора. С тех пор сюда помещали членов королевской семьи, что выбивались из рамок приличия – дряхлую королеву со склонностью снимать одежду на публике, болезненную принцессу, страдавшую от нарколепсии, короля, что любил избавляться от тревоги, поджигая свои вещи.

И теперь меня.

Это место было в трех милях от города, в конце одинокой дороги на краю каньона. Здесь был один этаж, здание было из выбеленного кирпича с пухлыми углами. Здесь были кухня и столовая, маленький кабинет, ванная и спальня. Двор был вдвое больше дома и был бы приятным, если бы не стена в двенадцать футов высотой, окружающая периметр, закрывающая вид на каньон и равнины вокруг. Всклокоченный тополь рос посреди двора вместе с шалфеем и одинокой грушей. Я слышала, что болезненная принцесса садила полевые цветы, пока была тут, но проверить не могла, ведь все было покрыто снегом.

Я поежилась у окна с бриллиантовым стеклом в кабинете, мое лицо отражалось в мутном стекле. С катастрофы в Мрачном луге прошло пять недель, три из них я провела здесь. Первая неделя была в камере в Беллемере, пока мой народ пытался найти королеву Мону, королеву Элламэй и Ро Робидью, надеясь схватить их раньше, чем они покинут страну. Вторую неделю я провела запертой в карете, что подпрыгивала вдоль реки Алозии и в горах Стелларендж. Оттуда мы направились в столицу Каллаис, спустились в глубины подземелья дворца и направились сюда, и это не давало понять, собирались ли они меня повесить, или у них не было времени вынести приговор.

Сюда пришел лишь один посетитель – писарь, что записывала все, что произошло с тех пор, как мы покинули пристань порта Жуаро в октябре и отправились в Лилу. Она была смутно знакомой, но я не помнила ее имя, и это меня удивляло – я думала, что знала почти всех писарей в Ступенях к Звездам. Но я и не общалась с тем, кто отвечал за узников. Она, казалось, мерзла все время, пока была здесь. Она склонялась над блокнотом в своих толстых очках, рукав не ведущей руки был натянут до пальцев, и ее волосы были под шерстяной шапкой. Я предлагала развести огонь в маленькой железной печи, но она только качала головой и продолжала писать на пергаменте. Я относительно немного времени потратила, перечисляя произошедшее – встречу с королевой Моной и королевой Элламэй в Лилу, нападение на корабль, похищение братьями Робидью и попадание на болота, вереницу комнат, где меня запирали, и столкновение на берегах Мрачного луга. Писарь записала то, что было ей нужно, а потом кивнула и заявила, что ей нужно осмотреть виллу для отчета стражи. Один из стражей сопровождал ее, она ходила вдоль стены, тыкала места, где рушился кирпич, осмотрела тополь, чтобы убедиться, что ни одна из ветвей не позволит сбежать. Она выведала расписание стражей. Она долго изучала маленький плиточный фонтан в задней части двора, сухой и погребенный под снегом, где в летний день могли быть лилии или сорняки. Удовлетворившись результатом, она сделала еще пару записей и ушла, ничего не сказав мне, даже не взглянув в мою сторону.

То было десять дней назад. Теперь из людей в этом забытом месте были только мои стражи и повар, что приходил каждый второй день, готовил рагу и кукурузный хлеб. Остатки я отставляла в сторону и потом грела и съедала в другой день.

Не секрет, что мое настроение давно не было таким плохим. Даже с кошмарными событиями прошлого года я хотя бы могла заняться работой, у меня было молчаливое понимание своей роли и ответственности.

Я хотя бы не была совсем одна.

Я проводила время, записывая детали, которые писарь сгладила в своем отчете. Как Лиль Робидью показал мне свои записи с технологией поджигателей, рядом с которыми наши химики и инженеры выглядели как дети, играющие с палочками и нитями. Как его брат Ро был удивительно добр ко мне, и я почти забыла, что была пленником его страны и рычагом в политике. Как королева Мона безукоризненно пришила к моим нижним платьям воротники, чтобы скрывать мою шею. Как Селено смотрел на меня с потрясением, когда я бросила световую гранату, которая дала ей и Ро сбежать по реке.

Я уже не гадала, посмотрит ли он на меня снова.

Когда я закончила это, я стала записывать события каждого дня, но они состояли из «помылась, поела, записывала». Я пыталась читать, но книг в вилле было мало, и все были религиозными текстами, полными теорий и постулатов касательно пророчества Призма, которое было вышито на плотном гобелене, что был прибит гвоздями к стене в спальне.

МЫ – СОЗДАНИЯ СВЕТА,

И МЫ ЗНАЕМ – ОН ИДЕАЛЕН.

СЕДЬМОЙ КОРОЛЬ КАНЬОНОВ ПОДНИМЕТСЯ

И ПРИНЕСЕТ БОГАТСТВО И ПРОЦВЕТАНИЕ НА ТЫСЯЧУ ЛЕТ.

МИР ПРИДЕТ ИЗ БОГАТСТВА.

Я – ПРИЗМА, РАССЕИВАЮЩАЯ СВЕТ.

Под архаичным шифром было два живописных изображения, одно – человека, которого считали самим Призмом, а другой – шестиконечной звезды, которую считали нашим национальным символом. Мои пальцы покалывало при виде этого гобелена – тот, кто вышивал его, сделал звезду чуть кривой, и если бы у меня были нить и игра, я вырвала бы стежки, чтобы выровнять ее, хоть и не умела вышивать. И я пыталась игнорировать гобелен, напоминание, что я продолжала рушить свои надежды и планы изо всех сил.

Мне нужны были чернила и альбомы. Разум был в клетке без них, застрял на месте, и даже записи не могли помочь. Я пыталась рисовать пером, но это выводило из себя, чернил не хватало на длинный мазок. Я пыталась сделать кисточку из краев нитей гобелена в спальне, но она получилась грубой и оставляла неопрятные линии. И я выбрала уголь, приберегала его только для рисования. Результаты были смазанными и плоскими, но лучше, чем ничего.

Но этих мелочей не хватало, чтобы полностью отвлечь меня от моего положения, и я все чаще просто сидела в кабинете, смотрела в окно на замерзший двор. Время понемногу ускользало, наполняя меня тревожным страхом, что был со мной и в Сиприяне. Та страна боролась, но военная сила Алькоро была организована и вооружена лучше их. Если мой народ вернет хватку, будут плохие последствия, и каждое из них несло смерть. Я часто думала о поражающих обрывках новостей, что слышала от королевы Моны и Ро, что народ Сиприяна бушевал, в основном, из-за того, что людей собирались призывать в армию, чтобы идти на Пароа. Контроль портов, контроль торговли. Контроль берега, контроль артерий богатства в Восточном мире.

От этой мысли стало горько. Я боролась с идеей призыва, я мешкала, возражала, подавала петиции нашему совету, чтобы эту идею оставили. Но Селено тогда болел, это отвлекало меня, добавляло напряжения делам совета. Не помогало, что люди шептались, пытались подтолкнуть к подтверждению призыва. Я знала, откуда они могли быть, но Прелат никогда не выступала открыто, она умело сплетала свои слова в молитвы и чтения из Книги пророчества, добавляя уверенности, что это была ступень в пути Алькоро, ведомом свыше.

Но я смогла убедить Селено созвать переговоры в Лилу. Я думала, что смогла. Когда переговоры с Моной и Элламэй пошли наперекосяк, я поняла, что он позволил призыв жителей Сиприяна без моего ведома.

И теперь каждый пролетевший день, казалось, добавлял смертей – если Алькоро вернет контроль над Сиприяном, это лишь усилит необходимость распространить контроль над берегом, проливая кровь и тратя жизни всех трех стран. А если Алькоро не захватит Сиприян, кто знал, на какие меры пойдут совет и Прелат. Мы будем лишены главных торговых путей, ресурсы иссякнут, и появится угроза не исполнить Пророчество, а это вело к плохим последствиям. Военная сила могла взбунтоваться и начать гражданскую войну.

От мыслей постоянно кружилась голова, и я была в отчаянии, ведь ничего не могла поделать.

Да, мне не хватало времени.

Я была в таком состоянии на десятый день, кусала губу и смотрела, как облака собираются, обещая снегопад. Я размышляла, удастся ли отправить письмо в облике научной статьи моему старому учителю биологии – стражи не слушали мои просьбы о письмах. И тут я услышала гром ключей и скрип железных ворот. Я оглянулась через плечо, когда дверь виллы открылась.

Кто на этот раз?

Один из стражей, ходивших по периметру, появился на пороге.

– У вас гость, – сказал он. Страж отошел, и, словно призрак из тени, на порог прошла Прелат.

Шаула Отзакамос обладала способностью вызывать у меня ощущение, что я оговорилась, еще до того, как я открывала рот. Ее седые волосы цвета стали были стянуты в тугой пучок под ее звездным обручем, простом с тремя плоскими стеклянными бусинами, в отличие от моего резного, который я еще носила, несмотря на заключение. Ее плащ с меховым подбоем был черным, без вышивки, что была популярна при дворе. Из украшений, кроме ее звездного обруча, была большая отполированная призма, что висела на груди.

Это не имело значения. Она могла быть в обносках, но все равно источала бы власть.

Она махнула рукой стражу.

– Оставьте нас.

Ее влияние сказалось на том, как он быстро поклонился и пропал. Когда писарь был здесь, хоть она была и с королевской печатью и значком, стражи стояли за ней все время. Как только он ушел, Шаула посмотрела на меня, мою серую юбку и болеро, на пояс, что был чуть темнее. Она посмотрела на письменный стол, ее губы сжались при виде угольных набросков. Она взглянула на меня.

– Итак, – сказала она.

Да, итак.

– Стражи говорят, ты сидишь и рисуешь весь день, – сказала она.

Не просто сижу все-таки.

Она посмотрела на ближайший рисунок – фонтан, что был во дворе. На нем была интересная паутина трещин, что расходилась от дыры в кирпиче за ним. Наверное, писарь долго осматривала фонтан из-за хрупкости его строения.

– Ты всегда была такой же, как твоя мать, – сказала Шаула.

Когда такое сказала моя старая учительница, Анха, она произнесла это тепло, почти с благоговением.

– У тебя навык матери и ее характер, – сказала она, разглядывая иллюстрацию золотых шершней, который я рискнула поймать сачком.

– Меня ужалили, – сказала я ей.

– Конечно, – ответила она.

Шаула не разглядывала мою работу с таким восхищением.

– Не стоило позволять этому продолжаться.

Это немного удивляло. Рисование разбитых фонтанов не было еретическим.

Она подвинула рисунок фонтана и увидела страницу с цикадами, которых я нарисовала по памяти – я рисовала их достаточно для диссертации, чтобы повторить без примера.

– У тебя явно крепче связь с матерью, чем с остальными взрослыми родственниками.

Иначе говоря…

Измена, измена, измена…

Я обрела голос, который редко пробивался в ее присутствии.

– Я не верна своей матери, – сказала я, используя основную линию защиты, которую повторяла при каждом обвинении. – Я не связывалась с ней с тех пор, как покинула дом, чтобы учиться в Каллаисе.

Шаула покачала головой.

– Переписывалась ты с Раной или нет – никогда не имело значения. Тебя предали твои поступки, не ее, – она отложила мои рисунки и посмотрела мне в глаза. Кабинет еще никогда не казался таким маленьким. – Что ты можешь сказать… как оправдаешь себя, касательно событий в Сиприяне?

Я прикусила щеку изнутри. Я снова видела перед глазами сцену – Лиль Робидью умирает на берегу реки. Его брат Ро поражен. Королева Элламэй без сознания. Королева Мона в ярости. Селено держит арбалет. Световая граната из кармана Лиля и то, как она сияла в ночи, подобно солнцу, когда я ее бросила.

– Были взяты четыре независимых показания, – сказала Шаула, когда я продолжила молчать. – Три от стражей и одно от самого короля. Но там нет ничего, показывающего, действовала ты случайно, в смятении, или намеренно бросила гранату, чтобы ослепить свой народ и дать вражеским королевам и мятежнику сбежать. Мы не смогли поймать их.

Я не была удивлена. Я догадывалась, что королевы и Ро смогли сбежать по водным путям раньше, чем мой народ добрался до Лилу. Даже если бы они не двигались так быстро, королева Мона легко обошла бы блокаду. Это я точно знала. Конечно, меня еще не судили и не казнили, ведь мой народ был занят их поисками.

– Ты понимаешь, какими важными были твои действия? – не унималась Прелат. – Ты знаешь, что мы не только потеряли ценных пленников, но это позволило им объединиться против нас?

– Я знаю, что больше было бы потеряно, если бы их привели сюда, – сказала я.

– Ложь и измена, Джемма, – измена, измена, измена. – С королевами озера Люмен и Сильвервуда мы смогли бы договориться о соглашении, что ускорило бы выполнение Пророчества.

«Подавив весь восток», – но я это не сказала.

– Вместо этого, – продолжила она, – мы столкнулись с мятежом в Сиприяне. Король едва успел пересечь нашу границу. Многие из нашего народа все еще в стране, они этого не ожидали. Пароа знает о наших намерениях захватить побережье. Королева Мона формирует альянс, какого Восток не видел веками, против Алькоро. Войну можно было избежать. Жизни можно было спасти. Смотри на меня! – заорала Шаула, и я испуганно подняла голову. – Ты понимаешь, что натворила?

Воцарилась тишина. Я сидела, застыв на стуле с твердой спинкой, дрожа от холода, молча под ее гневом. Она смотрела на меня стальными блестящими глазами, и я снова вспомнила, как мало она была похожа на мою мать.

Она выпрямилась, ноздри раздувались.

– Твой суд назначен на следующую неделю.

Я заставила язык работать.

– Селено вернулся в Каллаис?

– Да.

– Он проведает меня?

Ее лицо выдало вспышку гнева.

– Проведает тебя, Джемма? Король не хочет тебя видеть. У него нет причины тебя видеть. Во всем этом хорошо, похоже, лишь то, что он наконец-то перестал верить, что ты – его личный спаситель, готовый налететь и спасти, – она покачала головой. – Я ожидала многие варианты, Джемма, но не этот. Я думала, вас с ним не остановить.

Я отогнала стыд, что она пыталась вызывать во мне. Это я хотя бы испытывала не впервые.

– Мне нужно поговорить с ним. Мне нужно кое-что ему рассказать.

– Уверена, ты сможешь сказать это на суде.

– Можно тогда поговорить с советом? – спросила я. – Хотя бы с Изаром? – Изар был главным советником, был моим самым близким политическим союзником. Он вероятнее всего выслушал бы меня и поддержал бы мои планы, что были аккуратно изложены, а теперь были близки к разрушению.

– Советник Изар болен, – сказала Шаула. – Он заперт из-за желудочного вируса. Мы даже не знаем, будет ли он на твоем суде.

Моя паника вспыхнула.

– В совете остается всего шестеро, – трое из них были жаркими сторонниками Пророчества, один часто переходил на их сторону, выслушав уговоры. Изар был моей единственной надеждой, если не ради меня, то в последней попытке действовать не войной.

– Моя власть позволяет разрешить ничью на суде, если такое будет, – сказала Шаула.

Я заставила себя думать связно и посмотрела на нее.

– Селено должен будет подтвердить приговор, что они вынесут.

– Я ожидаю получить его подпись до конца недели, – кивнула она.

Я уставилась на нее.

– До суда?

– Он был свидетелем, Джемма, еще и жертвой твоих поступков. Ему не нужно слушать показания или аргументы. Он принял решение.

Ее тон делал последствия ясными. Я сжала кулаки.

– Позвольте поговорить с ним, – сказала я. – До суда.

– Нет.

– Прошу.

Она тихо смотрела на меня мгновение, сжав губы в тонкую линию.

– Ты снова думаешь, что я верна тебе, Джемма. Это была твоя первая ошибка. Я верна Пророчеству, и твоя верность должна быть такой. Ты всегда, похоже, верила, что можешь создать мир, что подходит твоим требованиям. И теперь тебя не должно удивлять, что ты пожинаешь последствия эгоистичных верований.

Я отвела взгляд, лицо пылало, горло сдавило знакомым образом. Я несколько раз моргнула.

Шаула тоже узнала признаки. Она вскинула голову.

– Ты не имеешь права плакать.

Ее не волновало, что я не могла остановить слезы. Это была мгновенная невольная реакция на любой стресс: от неудавшихся иллюстраций до разрушения страны и моей жизни с ней. Я провела костяшками под глазами.

– Если я не могу поговорить с Селено и советом, могу я хоть отправить письмо? – спросила я.

Она повернулась, решительно застегивая плащ с меховым подбоем.

– Конечно, нет.

– Мне не приходило писем?

На ее лице отразилось отвращение из-за моих наивных вопросов.

– Довольно. Ты все еще не понимаешь, что тебя ждет суд за измену. Если у тебя остался разум, не проси дать тебе автономию, а проведи следующие дни в искреннем раскаянии. А мне надоело, Джемма. Ересь твоей матери – болезнь нашей семьи, и твое предательство ничем не отличается. Ты предательница, и я не признаю тебя своей племянницей.

Она покинула комнату, взмахнув плащом. Направляясь к охраняемой двери, она бросила через плечо:

– Писарь прибудет завтра за твоими показаниями.

Я подняла голову от ладоней, дверь закрылась.

Это не имело смысла.

Писарь уже брала мои показания.

* * *

Я проснулась, упав с кровати.

Я забарахталась, ожидая твердое столкновение с полом в любой миг. Но этого не было. Я не сразу сонно поняла, что остановилась на половине пути, и меня поддерживало сзади что-то, удивительно похожее на человеческое тело.

– Что? – прохрипела я.

– Тихо, – шепнул хриплый голос, едва слышный за свистом ветра снаружи – буря усилилась. Человек за мной поднял меня на ноги, набросил плащ мне на плечи и схватил меня за предплечье. Я пыталась проснуться – или еще спала – но тут меня повели к двери спальни.

В коридоре было холодно, и я быстро поняла, что это из-за открытой двери во двор. Снежинки летели мне в глаза.

Я впилась пятками в пол.

– Стойте, – сказала я, впившись в ладонь на своем предплечье. – Отпустите меня!

– Тихо, – снова сказал голос. Хоть и приглушенный, он звучал как женский. Ее голова была скрыта темным капюшоном и шарфом.

Я сопротивлялась.

– Пустите меня!

Она зашипела на меня.

– Ты хочешь выбраться отсюда или нет?

– Я…

– Тогда слушайся. Хватит бороться. Мы пройдем по двору, – она вытащила меня под кружащийся снег. Ветер засыпал снегом стену, избивал голый тополь. Я спотыкалась, ноги скользили по замерзшим камням.

– Вы меня обули? – охнула я.

– Ты всегда спала крепко.

Мы промчались к тополю. Она толкнула меня к стволу, моя спина прижалась к коре. Я вдохнула холодный воздух, все еще пытаясь понять, что происходит. Мне кричать?

Она отпустила мою руку и встала, широко расставив ноги. Она убрала руку за голову и мощным взмахом бросила что-то к стене по периметру. Как только это вылетело из ее руки, она нырнула ко мне, прижалась поверх меня и зажала руками мои уши.

Мир стал желто-белым. Взрыв сотряс воздух, растеклась волна жара. Я вскрикнула, но звук затерялся за грохотом ветки тополя, упавшей на землю в паре футов от нас.

Женщина отодвинулась и схватила меня за предплечье. Я ошеломленно следовала за ней от дерева, увидела дымящуюся дыру в стене на месте треснувшего фонтана.

Люди кричали где-то за нами, но мы уже были на груде обломков. Я скользила на кусках кирпича и убрала ее ладонь со своей руки, предпочитая взбираться самой.

Я следовала за краем ее черного плаща, спотыкаясь о заснеженные кусты. Я знала, что каньон должен открываться где-то справа от нас, но в буре видно не было. Я надеялась, что мой освободитель – похититель? – знала, куда идет, иначе нашими последними воспоминаниями будет полет к реке Каллаис.

Мы бежали не долго. Камни возвышались во мраке, где мул был привязан к старому можжевельнику, его уши прижимались к голове от шума.

– Залезай, – сказала женщина.

Я сунула ногу в стремя, другую перекинула через спину мула. Женщина отвязала мула и забралась за мной. С резким толчком она повела зверя бегом по равнинам.

Я пригибалась к жесткой гриве, снежинки жалили глаза. Ветер ревел в каньоне, трепал мой плащ, терзал мою ночную рубашку. Не было видно ничего, кроме снега, и я знала, что мул видит не больше меня. Желудок сжался, когда мул споткнулся о ямку, но удержался на ногах.

– Из всех ночей! – закричала я, пальцы сжимали гриву мула.

– … в эту они не смогут нас отследить! – закончила она за меня.

Я стиснула зубы, но спорить не могла.

Мы уходили от темницы, направлялись к главной дороге вдали, хотя до нее была еще миля открытого пространства.

– Мы отправимся к берегу? – крикнула я.

– Надеюсь, они так и подумают, – ответила она.

Через полчаса напряженной езды мы добрались до постепенной впадины в земле. Узкий горный ручей вился у ее основания, женщина направила мула туда. Мы шли вверх по течению, капли брызгали мне на ноги. Пальцы ног немели, женщина повела мула к берегу. Я хотела спросить, зачем такие неудобные действия, но могла догадаться – если снег не скроет наши следы, преследователи поймут, куда мы повернули, решат, что мы двигались к главной дороге. А мы выбрались из реки на той же стороне, откуда забрались, и побежали обратно к каньону вдали.

Было позднее, чем я думала. Когда мы снова приблизились к краю, небо на востоке стало светлеть, становясь серым без солнца. Снегопад не утихал, это помогало и мешало. Мы приближались к каньону, женщина спешилась и повела мула среди камней, чтобы мы не сорвались. Она останавливалась пару раз, порой забиралась на камень и смотрела вдаль. Я дрожала на спине мула, укутанная в мокрый плащ. Наконец, женщина нашла, что искала, схватила поводья мула и повела его к самому краю каньона. Разбитая узкая тропа вела вниз, обвивая стену.

– Верно, – сказала она. – Туда. Если Шашка соскользнет, нет смысла терять вас обоих.

Я, онемев, съехала со спины мула. Сапоги замерзли и были тяжелыми, как железо.

Женщина указала на тропку.

– Иди первой.

– Нет, – сказала я.

Она стояла передо мной в капюшоне, рот скрывал черный шарф. Иней покрывал ткань от ее дыхания. Слабый свет рассвета почти не раскрывал ее, лишал цвета ее кожу, глаза и пряди волос, что виднелись из-под капюшона.

– Я не пойду дальше, – сказала я, – пока вы не скажете, кто вы.

Не из-за того, что я не знала.

Я хотела, чтобы она показалась мне.

Она вздохнула.

– Серьезно, Джемма? – она убрала капюшон с лица и шарф со рта.

Я смотрела в лицо тюремного писаря.

Или, если точнее, своей матери.

Глава 2

Толстые очки и шерстяная шапка пропали, и было видно темную косу, подернутую серебром. Ее кожа потемнела и была в пятнах от работы на солнце, и простой звездный обруч – не то, что у ее сестры – на голове нуждался в полировке. Я не видела цвет ее глаз, как у стены каньонов, но видела их кошачью форму – я унаследовала это, но не цвет, предпочтя темно-синий цвет глаз отца.

Она дала мне рассмотреть ее лицо, и я задумалась, какие изменения она заметила на моем.

– Я думала, что придется изобразить шрам или родимое пятно, чтобы ты не узнала меня в первый день, – сухо сказала она. – Оказалось, я зря переживала.

– Я не видела тебя шестнадцать лет, – сказала я возмущеннее, чем хотела.

– Пожалуй, – она указала на тропу. – Идем дальше?

– Куда? – спросила я.

– Ко мне домой, конечно.

Она явно увидела сомнения на моем лице, потому что сказала:

– Нашего прошлого дома давно нет, Джемма.

– Нет.

Слово вырвалось из меня и повисло, детское и простое. Она вскинула бровь, и тут я увидела отголосок Шаулы на ее лице. Я кашлянула.

– То есть, нет, я не пойду по тропе. Почему я не могу уехать на муле к побережью?

– Потому что нам нужно, чтобы они подумали, что ты отправилась к берегу. Надежный источник в форде Тезо увидит, как ты проезжаешь по главной дороге, и завтра твое имя появится в списке в гостинице в порту Жуаро.

– Я не очень умна, да? – спросила я.

– Я надеюсь, что нам это купит несколько дней, – сказала она.

– На что?

Она махнула на тропу.

– Спускайся, Джемма. Я слишком стара, чтобы бегать по снегу.

– А чтобы взрывать стены и забирать пленников короны?

Она подтолкнула меня.

– Горячий огонь. Горячий кофе. Тогда я тебе все и расскажу.

Я с неохотой сделала пару шагов по тропе вниз, прижимая ладонь к стене справа. Снег продолжал падать, спуск был скользким. Я много раз вызывала дождь камней по склону ниже, и вскоре нервы были такими же истерзанными, как мои щеки от ветра. Мул фыркнул, нетерпеливо переминаясь за нами. Мы распугали стадо большерогих овец, ягнята блеяли, уходя за матерями.

Ветер утих, когда мы опустились ниже в каньон, воздух чуть потеплел. Я не завидовала тем, кто жил внизу летом, у них не было нашего свежего ветра, но зимой это место было приятнее и более защищенным. И все же я была лишь в ночной рубашке и походном плаще, скоро мои ноги и руки были ободраны и онемели от холода.

– Далеко еще? – бросила я через плечо.

– За тем выступом, – автоматически сказала она.

Я замерла и развернулась, уперев кулаки в бедра.

– Что? – спросила она.

– Так ты говорила, когда мы возвращались с поля, – сказала я.

– Так и есть, – сказала она.

Раздраженно выдохнув от укола ностальгии в животе, я повернулась и пошла вперед.

Но дом был не за выступом, конечно. Как иначе. Мы шли еще час, а потом тропка соединилась с большой тропой, все еще держащейся у стены каньона, но достаточно широкой, чтобы два мула могли идти бок о бок.