Текст книги "Создания Света (ЛП)"

Автор книги: Эмили Б. Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Ему было плохо всю неделю.

– Не знаю, есть ли у нас нужные материалы, – робко сказала Мона. – Мой народ хоронит в воде. И если тело не подготовить, и он пробудет больше недели в море…

– Когда речной народ проводит погребальные костры, – сказала я Ро, не поворачиваясь к нему, – что потом делают с пеплом?

Он обвел большими пальцами край чашки.

– Некоторые хранят его в семейном мавзолее, – он был справа, его глосс был приглушен, ухо все еще звенело от взрыва. Я повернула голову с неохотой, чтобы лучше его слышать. – Но многие рассеивают их над реками.

Я кивнула.

– Думаю, такое подойдет. Так будет проще для всех.

Они молчали. Элламэй провела пальцами по кудрям. Валиен потер мозоль от тетивы.

– Джемма… – начала Мона.

– Это не обязано быть проще, – сказала Элламэй.

– Почему нет? – рявкнула я. – Это решит проблему, ведь он лежит в крыле целителей под простыней.

Элламэй склонилась, подставка подвинулась под ее ногой. Она протянула руку, но не достала дальше своего колена.

– Я слишком далеко, блин… Вал, возьми ее за руку.

Валиен склонился и нежно сомкнул пальцы на моих. Я удивленно посмотрела на него, а потом на Элламэй.

– Джемма, – сказала она, темно-карие глаза смотрели на меня. – Мы знаем, что в этих обстоятельствах все намного тяжелее. Ты не дома. Он не был тут счастлив. В озере Люмен у вас обоих плохие воспоминания. Он убит его огнем. И все мы боролись против Алькоро и Селено. Но, Джемма, ты все еще наш друг. Без политики и войны. Мы переживаем за тебя. Мы понимаем, что Селено был не таким, как мы думали. Мы знаем, что вы были важными друг для друга. Его смерть не обрадовала нас, и забота о его теле – не неудобство. Он был твоим мужем. Он был королем твоей страны. И он был тем, кого ты знала лучше всех. Он заслужил достойных похорон.

Мои руки задрожали вокруг миски с супом, слезы появились мгновенно. Я резко вдохнула, а потом сдалась – я опустила миску со стуком, склонилась, всхлипывая в руки. Ладони опустились на меня стаей, теплом на спине, плечах и коленях. Не меньше двух платков сунули мне в ладони.

– Это я в-виновата, – сказала я. – Во всем, что случилось, что пошло не так, в-виновата я.

– Блин, блин, – сказала Элламэй. – Вал, помоги встать, – подставка скрипнула, стук повторился пару раз, она прыгала по полу. Она отодвинула поднос с едой и села на чайный столик, выпрямив ногу в сторону. Ее ладони прижались к моим локтям.

– Это не твоя вина, Джемма, – сказала она.

– Если бы я была с ним… Если бы я догнала его с флагом, они бы н-не выстрелили…

– Или убили бы обоих, – возразила она. – Джемма, это была не твоя вина. Смертью винить нельзя.

– Ама, – прохрипела я. – С-смертью Амы можно. Это была наша вина.

Ладонь сжала мое колено.

– Да? – тихо сказала Мона. – Я долго думала об этом. Но если так, почему Кольм всегда винил себя? Он отпустил ее руку, пока бежал. Он оставил ее, не оглянувшись, – она провела рукой по моим волосам. – Почему я всегда винила себя? Я – королева страны, но я убежала, а она – нет. Она проявила смелость, о которой я не подумала. Она умерла вместо меня.

– Но мы убили ее.

– Ее убил ваш человек по приказу, – сказала она. – Приказы отдал офицер, верный короне.

– Ты не видишь, все ведет к…

– Попытке слушаться веры, – сказала Мона. – Принимать решения, что были задуманы поколениями до тебя. Джемма, моего сердца не хватит, чтобы простить или забыть смерть Амы. Но я не виню больше в этом тебя или Селено. Я виню мир, что искажает лидера так, что смерть кажется верным поступком.

Я не унималась:

– Лиль, – сказала я. – Ты не можешь говорить, что смерть Лиля…

– Джемма, – ладонь Ро тряхнула мое плечо. – Ты не можешь винить себя в смерти Лиля, не можешь брать на себя вину Селено. Человек несет ответственность за свои поступки. Селено был нездоров, боялся потерять тебя. Я, как и Мона, не готов простить. Но я уверен, что это была не твоя вина, и не вина королевы.

Мона вздохнула рядом со мной.

– Может, мы не должны править, не должны быть королями или королевами. Это делает всех нас больными.

Я не выпрямлялась. Слезы замедлились, но не закончились. Правое ухо болело. Их слова таяли на мне, не прилипали, но и не отскакивали. Я не понимала ничего, вина и горе смешались. Их ладони так и оставались, участки тепла среди холода, запертого в моем теле.

– Я не простила его, – сказала я в ладони. – Он извинился за пару минут до начала, а я не приняла извинения.

Я думала, они попытаются утешить, скажут, что он знал, что я простила его – ведь простила? Или будут спросить, но не нужно было…

Они молчали.

– Мне жаль, – сказала Мона, ее ладонь оставалась на моем колене. – Это больно.

– Мы знаем это, – сказала Элламэй. – Ужасно, когда такое останется невысказанным, – она потерла мои руки. – И желать, чтобы было иначе, нормально, но не превращай это в вину.

Буря во мне немного утихла. Было больно. Я хотела, чтобы сложилось иначе. Но… я была благодарна, что они не прогоняли это. Мои пальцы сжались на одном из платков, и я подняла голову, чтобы вытереть глаза и нос.

Я вдохнула с трудом и подняла взгляд к глазам Моны.

– Мона… насчет Кольма. Прошу, не запирай его. Он ошибся. Мы наделали много ошибок. Но он верен тебе.

Она смотрела на ее ладонь на моем колене.

– Это уже побывало перед советом. Не выйдет отрицать, ведь одно из его писем привело вражеские корабли к озеру. Суд состоится.

– Но…

– Но, – сказала она, сжав мое колено, – я могу предложить изгнание.

Мою грудь сдавило.

– Изгнание?

Ее глаза были печальнее всех, что я когда-либо видела.

– Ты была права в тот день, я не отнеслась к нему так, как он заслужил. Он остался тут из-за меня, и я не знаю, смог бы он уйти сам. Он бы посчитал, что бросил меня. Но я могу принять это решение за него.

– Но… он не сможет вернуться?

– Я могу предложить срок, – сказала она. – Количество лет приговора. Надавить на совет будет не сложно. Они любят его больше меня.

Мое сердце трепетало в груди.

– Мона… это было бы…

– Нам нужно быть осторожными, Джемма. Все должно пройти по закону, и ничто не должно выглядеть как фаворитизм, – она снова сжала мое колено. – Прошу, больше не проникай к нему.

– Не буду.

– Простите, – сказал голос за мной, ладонь на спине принадлежала Арлену. Он встал за диваном. – Сорча…

– Великий Свет, женись на ней, – Мона повернулась к нему. – У нее смелости больше, чем у всего моего совета.

Мы тихо рассмеялись. Я вытерла глаза влажным платком.

– Ему будет все равно плохо покидать вас, – сказала я. – Вас обоих.

Мона вздохнула.

– Да. Будет. А мне будет еще хуже. Но так он создаст с тобой университет. Может, направит энергию еще куда-то. Об этом он всегда мечтал.

– И мы думаем, что это хорошая идея, Джемма, – сказала Элламэй. – Мы знаем, что ты обдумала это, и мы знаем, что ты сможешь. Мы поможем, чем сможем.

Я выдохнула, складывая платок, расшитый камышами.

– Спасибо. Я не смогла описать это подробно. Это не просто выдумка. Я работала над этим уже давно. Просто идею задавили события. Но я верю, что это все наладит, и не только для Алькоро. И… у меня больше двух заинтересованных.

Элламэй улыбнулась и встала с чайного столика.

– Мы знаем, – она вернулась прыжками в кресло.

– Признаюсь, я заинтригован, – Валиен отклонился на стуле. Другие ладони тоже пропали с меня, все вернулись на места. – Откуда возникла идея?

– Я всегда хотела увидеть университет в Самне, – сказала я. – Но, пока мы не потеряли Люмен, я не понимала, что основание университета сделает для Алькоро. Многие научные работы не получали шанса вырасти, оставались без поддержки, потому что не были полезны короне. Многим ученым пришлось отложить работы, потому что их не развивали.

– Как тебе, – сказал Ро.

– Как мне. И Селено, – я закрыла глаза. – И люди из других стран. Думаю, твой брат оценил бы идею.

– Готов поспорить, он даже улыбнулся бы, – согласился Ро.

Уголки моих губ дрогнули, но не поднялись. Лиль. Он отлично подошел бы университету в Алькоро. Он и Селено.

– Какие предметы там будут? – спросил Валиен.

– Естественные науки, – сказала я, вспомнив предложения из Самны. – Химия, математика. История, философия. Литература и искусства, – я пригладила платок. – Астрономия… я думала, ее разовьет Селено. Ему бы понравилось, – я посмотрела на них. – И… насчет погребального костра… ему бы это тоже понравилось. Он бы… думаю, он понял бы. Это будет сложно объяснить дома, потому что там уже есть гробница для Седьмого короля, но там можно будет оставить пепел.

Плечо Ро было теплым рядом с моим.

– Если думаешь, что так лучше, так и сделаем.

Мона кивнула.

– Мы придумаем нечто подходящее. Просто скажи, что нужно.

– Есть можжевельник? – спросила я.

– В Сильвервуде есть, – сказала Элламэй. – Земля и небо, можжевельник у нас есть.

Я улыбнулась и в последний раз вытерла глаза. Я судорожно вдохнула и посмотрела на столик, где все было в беспорядке после Элламэй.

– Можно мне суп? – тихо спросила я.

Мона улыбнулась и пополнила миску. Она отдала ее мне, и я пила бульон, тихо наслаждаясь теплом и вкусом.

Тишина стала уютной. Огонь трещал в камине. Мона помешивала свой чай. Элламэй поправляла ремешки на ноге. Арлен стоял у камина и смотрел на огонь.

– Погодите, – вдруг сказал он. Мы посмотрели на него. – Если Кольма изгонят, он не сможет побывать на свадьбе?

Мона сжала губы и опустила чашку.

– Можно устроить ее на реке. Будет символично провести церемонию там, на половине пути между двумя странами.

Тишина звенела как колокол. Элламэй смотрела на нее с раскрытым ртом. Глаза Ро расширились, он смотрел на столик. Я посмотрела на нее, улыбаясь из-за ее ошибки. Мона осмотрела нас с непониманием, а потом ее осенило.

– О, Свет, – охнула она. – О, великий Свет, то есть… так ты о своей свадьбе…

Элламэй откинула голову и расхохоталась. Мона прижала ладони к лицу, розовая, как рассвет. Ро кашлянул и провел пальцем за воротником.

– Нет, это… – лепетала она. – Я не про…

Элламэй завывала, хлопая по здоровому колену. Валиен скрывал улыбку за кулаком. Арлен смотрел на сестру, раскрыв рот.

– Реки к морям, – с пылающим лицом она пригладила юбку и посмотрела мимо меня на Ро на другом краю дивана. – Ро… заткнись уже, Мэй. Ро, ты женишься на мне?

– Ты его еще не спросила? – охнула Элламэй, держась за бок.

– Мы говорили об этом, – рявкнула Мона.

– Много говорили, – согласился Ро. – Часами.

– Да.

– Я думал, мы решили, что я не могу быть королем.

Элламэй оборвала смех. Моя ложка звякнула о миску во внезапной тишине.

О, это было так неловко.

Ро вдохнул.

– Я не знаю, как, Мона. И не знаю, хочу ли. Не думаю, что ты заслужила такого короля.

Мои щеки пылали, нам стоило как-то уйти из комнаты. Но Мона не вспылила, а кивнула.

– Мне не нужен король, – сказала она. – Я не хочу короля. Но… посол мне пригодился бы. Тот, кого любит народ, кому народ доверяет. Тот, кто добрее меня. Тот, кто ставит союз выше… личного.

Я подавила улыбку, поняв, чем Ро закрепил решение Моны. Вчера, когда выбрал свою страну вместо нее. Она увидела это, как он поставил ее на второе место. И только для нее из всех, кого я знала, это доказывало характер. Остальные посчитали бы это низким, но для нее это было высшей формой честности.

– И… мы можем это сделать? – потрясенно спросил Ро.

– Я проверила тексты законов, – сказала Мона. – Я не видела, чтобы где-то говорилось, что избранник правителя должен быть коронован. Брак и коронация – разные вещи. Обратных утверждений нет. Если есть, я их перепишу. Будешь моим послом?

Мы посмотрели на Ро, словно наблюдали игру в мяч. Он развел руками.

– Я буду всем, чем хочешь, моя королева. Но не нужно жениться только для этого.

Улыбка Элламэй могла зажечь мокрый фитиль. Арлен схватил чашку и опрокинул содержимое в рот, хотя я была уверена, что она пустая. Я подхватила юбки и встала.

– Я тут постою, – бодро сказала я, отходя к огню, жар пламени добавился к теплу в моей груди.

Мона поправила чашку и блюдце на столе. Элламэй схватила костыль и ткнула ее в бедро.

– Давай, – сказала она.

Мона резко вдохнула и посмотрела на Ро, который не знал, что делать с руками.

– И я тебя люблю, конечно, – сказала Мона.

Улыбка Ро была ярче, чем у Элламэй.

– Это все меняет. Да, я буду рад жениться на тебе.

– Наконец-то, – сказала Элламэй. – Целуйтесь уже.

– Я не буду тебя этим радовать, – сказала красная Мона. Но ее пальцы переплелись с его на подушке между ними.

Элламэй потянулась и зевнула.

– Хорошо, думаю, мне пора спать. Уходите.

Арлена уговаривать не требовалось.

– Пылающий Свет, – пробормотал он, качая головой, спеша к двери.

Мона и Ро встали, Ро не скрывал улыбки. Мона не переставала краснеть. Но она кивнула мне, ради меня стараясь изображать серьезный вид.

– Джемма… прошу, говори нам, что тебе нужно. Когда бы ни потребовалось. Мы готовы помочь, хорошо?

– И мы тоже, – сказала Элламэй.

Улыбка пришла легко, хоть и была маленькой.

– Спасибо.

Я пошла за Моной и Ро в коридор, задержалась, чтобы они не решили, что нужно меня проводить. Но не стоило переживать, они ушли, прижимаясь друг к другу. Я с улыбкой ушла в свою комнату. Огонь горел. Кровать ждала меня. Смежная дверь была заперта.

Ночь проще не стала, но призраков теперь было меньше.

Глава 20

Тюрьма была не менее тесной и холодной, но в этот раз меня пустили без королевской печати. Шаула была в камере посреди коридора, близко к камину в центре. Она сидела на краю кровати, напряженная и резкая, как всегда, укутанная в толстый плащ. Она холодно посмотрела на меня, когда я остановилась у прутьев.

– Соизволила увидеть меня до того, как они меня повесили, – сухо сказала она.

Я сглотнула, все еще плохо воспринимая ее неодобрение.

– Суд скоро начнется. Это наш последний шанс поговорить.

– Что ты можешь мне сказать?

– Вы видели короля? – спросила я. – Видели, что наделали?

– Я видела его тело, – ответила она. – Но это твои действия привели его сюда. И все обвинения, что ты заготовила для меня, ты разделяешь в равной мере.

– Я бы согласилась, если бы мы говорили только о смерти короля, – сказала я. – И я обвинила бы вас в этом, Шаула, если бы это было не во время нападения, а от болезни или передозировки. Как давно вы добавляли в его настой тот же яд, что и остальным?

– Яд, – это было утверждение, а не вопрос.

– Верно. Изар, три служителя и ваш предшественник Мирак. Вы дали им циановую кислоту, полученную из ваших маленьких созданий света.

Ее лицо не изменилось, не дрогнуло.

– Рана тебе все-таки рассказала.

– Нет, – сказала я. – Я догадалась. Вы это только что подтвердили.

Кожа вокруг ее губ глаз чуть напряглась, свет лампы выделил это.

– Нужно было дать его тебе, – сказала она. – И покончить с этим.

– Но вы не дали, – сказала я. – Потому что видели во мне прок. Я могла быть его губами. Я могла помогать, когда ему было слишком плохо, я могла подавлять подозрения, что Прелат действует сама по себе.

– Тебе просто считать меня злодейкой, да? – спросила она с блеском в глазах. – Злая Прелат использовала Пророчество ради своей выгоды. Ты забываешь, что Пророчество – моя стихия, и работа короля – Пророчество. Наши с ним роли совпадают.

– Нет! – парировала я. – Не совпадают. Вы были его советником, не должны были диктовать все его действия! Управлять личной жизнью! Как часто вы подавляли его лекарствами?

– Когда это требовалось, – сказала она без сожалений. – Когда он позволял слушать тебя или свои книги, а не слова Призма.

– А подделанные документы? – спросила я, сжимая пальцами один из прутьев решетки, холодный металл впился в пальцы. – Фальшивые приказы от его имени. Как давно это продолжалось? После того, как моей маме продлили приговор, или раньше?

Она печально тряхнула головой.

– Я все делала по откровению Света для продвижения Пророчества. Ты не видишь идеальную истину, и мне тебя жаль. Жаль пустоту, что осталась без веры, и я молюсь за твое покаяние.

Мы смотрели друг на друга сквозь прутья, я поняла в тревоге, что она не испытывает укоров за то, что сделала. Что она искренне верила, что права. Смерти, болезни и измена были ступенями к Пророчеству, и это делало их нужными. Даже предсказанными судьбой.

Она считала себя не в ответе за это.

Она смотрела на меня, и я не могла понять, что в ее голове. Я отпустила решетку.

– Где моя мама? – спросила я.

Она чуть сжала губы.

– Не в тюрьме, к моему разочарованию.

– Ее не поймали солдаты? – спросила я. – Или она не попала в Каллаис?

– Не знаю, – сказала она. – Мы покинули порт утром, когда увидели, что король пропал.

– И мое письмо уже было у вас, – сказала я.

– Оно ждало в твоем кабинете, когда ты вернулась из Сиприяна, – сказала она. – Я забрала его со всем остальным, конечно.

– Но офицерам вы сказали, что вас направил в это место Свет, – сказала я.

Она слабо пожала плечами.

– Свет проявляет себя разными способами.

– Нет, – сказала я с дрожью. – Нельзя случайные события приписывать воле Света, – я покачала головой. – Вы обвиняли меня в том, что я делаю мир таким, как он мне нужен. Но, Шаула, этому я научилась у вас, – я чуть выпрямилась. – И мы обе за это заплатим, вы – на виселице у королевы Моны, а я – вернувшись в развалины Алькоро и попытавшись что-нибудь спасти.

Ее взгляд стал резким, глаза сузились, их окружили морщины. Она склонила голову и смотрела на меня.

– Я сделала тебя королевой, – сказала она.

– Я стала ею сама.

– Нет, – сказала она. – Я о том, что теперь ты устроилась под этой короной, ты готова отправить человека на смерть за то, что считаешь верным. Этого даже Селено не достиг, – она с горечью улыбнулась. – Да здравствует королева.

Мой желудок сжался, я отпрянула на шаг. Я старалась думать о спокойствии, с которым хотела поговорить с ней. Я думала о Моне, Элламэй, они бы смотрели на нее свысока, заставили бы ее сжаться, извиняться за свои слова, поступки и раны, что она оставила на мире и мне.

Но я не смогла.

Я развернулась и убежала.

* * *

Я проплакала весь суд.

Мона была пугающей, излагала каждое действие от имени Селено и Шаулы с момента, как наши корабли добрались до озера четыре года назад. Она зачитывала имена убитых в той атаке, а потом тех, кто погиб в мятежах за годы захвата. Она описала военную казнь невинной Амы Аластейр. Она перечислила ущерб культуре и экономике от трех лет оккупации. Вред Сильвервуду из-за обратного пути по горам.

Когда она перешла к действиям против Сиприяна, я совершила ошибку и оторвала взгляд от платка, что сворачивала и разворачивала на коленях. Желудок сжался. Шаула смотрела на меня, лицо ее было холодным. Я быстро опустила взгляд, но не могла не ощущать ее взгляд. Я подглядела пару раз, она не менялась. Она все время, пока зачитывали обвинения, смотрела на меня.

Я решила утром вести себя смело, и я была в блузке, что не закрывала шею. Я думала, что это знак победы, но теперь я это ненавидела. Я ощущала на винном пятне все взгляды в зале, даже если мне казалось, и ее взгляд обжигал сильнее всего. Я хотела распустить волосы из пучка и закрыть ими плечи. Я хотела плащ или шарф на шее.

Я никогда не буду как королева Мона, что из пепла восстала сильнее, чем раньше. Я никогда не буду такой, как королева Элламэй, которая не запиналась, шла уверенно, зная, где ее место, и что она должна делать. Я всегда буду одной ногой в прошлом.

Обвинения закончились, приговор был озвучен. Веревка была готова. Я говорила себе утром, что буду смотреть, встречу ее взгляд, той, что погубила столько жизней. Но не стала. Я скомкала платок и рыдала в него еще сильнее. Элламэй была справа от меня, а Валиен слева. Сорча тоже была там. Я не ощущала их ладони на мне, пока скрипело дерево, шуршала ткань и свистели металлические петли.

Было то от горя, стресса или дней путешествия, сказавшихся на мне, но днем мое предательское тело взбунтовалось и оставило меня в постели, дрожащей от лихорадки. Элламэй приходила с бульоном, настоем из коры березы и коровяка. Порой приходили незнакомые целители, приносили мокрую ткань с холодом из озера. Я спала, видела ярко сны о детстве и не только. Мамин яркий дом. Тьма шкафчика, онемевшие ноги. Звезды, тепло тела Селено, прижатого ко мне. Разбитые камни на террасе, и он, неподвижный и искаженный, передо мной.

После двух дней лихорадка прошла. Я всплыла среди запаха пота, тело болело, но разум был ясным. В комнате было тихо, потрескивал огонь в камине. Правое ухо все еще звенело после взрыва на террасе. Я заерзала под одеялами, приоткрыла глаз и обнаружила рядом с собой Кольма.

Он поднял взгляд, когда я повернула голову, закрыл книгу и улыбнулся мне.

– Привет, – сказал он. – Как ты?

– Ужасно, – честно сказала я, во рту пересохло. – Но уже лучше.

Он оставил книгу на столике и налил мне чашку воды. Я благодарно приняла ее и сделала глоток.

– Что ты тут делаешь? – спросила я.

– Суд закончился пару часов назад, – сказал он и развел руки. – За выдачу информации меня приговорили к изгнанию.

Я медленно опустила чашку с водой.

– Надолго?

– На восемь лет.

Голова закружилась, я глубоко вдохнула.

– Кольм, – я закрыла глаза. – Мне жаль.

– Джемма.

Я открыла глаза.

– Иначе я не смог бы уйти, – сказал он. – Сам я не принял бы такое решение. А теперь у меня нет выбора, и так проще.

Я хотела спорить, настоять, чтобы он увидел ту же смелость, что и я, но понимала, что он имел в виду. Я вздохнула.

– Я такая же, – сказала я. – Проще, когда решения принимают другие. Я лучше тихо посижу в углу и посмотрю. В этом я хороша.

– Джемма, – серьезно сказал он. – Может, ты не понимаешь, но это не так.

Я опустила взгляд на чашку.

– Я не смогла выступить против того, что было в Алькоро. Я не выступила, как Мона, не выстояла, как Элламэй. Я не бросилась бороться, как Ро.

– Мир может выдержать не так много таких, как Мона, Мэй и Ро, – сказал он с теплом в голосе. – Мы с тобой – тихие работники. Нам приятнее быть в стороне. Это хорошо. Это не делает твои достижения хуже, чем у них, просто ты достигла их с меньшим… – он взмахнул пальцами, изображая фейерверк. – И ты выступила. Боролась за свою страну. За правду. И ты закончила с этим.

– С их помощью. С твоей помощью.

– Без помощи ничто и не делается, – сказал он.

Это было правдой. Я посмотрела на него.

– Ты мне теперь поможешь?

Он улыбнулся.

– Это будет честью.

– Я рыдаю от стрессов, – предупредила я.

Он кивнул.

– Я спорю с собой, когда пишу. Вслух.

Я рассмеялась. Он улыбнулся и посмотрел на книгу, которую оставил на столике – копию «Ныряющего зверинца».

– Спасибо, кстати, – сказал он. – За игуану.

– Не за что, – казалось, я рисовала давным-давно. – Это было… просто глупо.

– Но вызвало мою улыбку, – сказал он.

Я кивнула.

– Тогда не так глупо.

Его улыбка стала шире, он опустил взгляд на ладони. Волосы упали ему на лоб, растрепанные ветром. Я хотела задеть их, пригладить или растрепать сильнее – я не знала.

Его улыбка увяла, он разглядывал ладони.

– Я бросил кольцо Амы в озеро.

Тепло в груди вдруг сменилось холодом.

– Что? Когда?

– Перед тем, как пришел сюда, – сказал он, посмотрев на меня. – Перед приговором. Я приплыл на глубины, где мы хороним мертвых. Там слишком глубоко, чтобы нырять, – он прижал ладонь к своему колену. – Я опустил руку под воду и отпустил.

Я подумала, как он склоняется над водой на холодном ветру, смотрит, как колечко уплывает на глубину. Он смотрел на свою ладонь, словно не верил, что сделал это.

– Я плакал, – сказал он.

Я протянула к нему ладонь. Он, не колеблясь, опустил свою руку на нее, вторая ладонь скользнула под мою. Он выдохнул, склонил голову и зажмурился.

– Мне жаль Селено, – тихо сказал он. – Мне так жаль.

Я сглотнула.

– Я скучаю по нему.

Его большие ладони давили, согревая мои пальцы.

– Ты будешь еще долго скучать.

Я выдохнула. Мы молчали вместе, и тишина была вязкой, но не неловкой. Глаза жгло за веками, и я не сдерживала слезы. Его ладони обвивали мои, успокаивали простотой и глубиной его понимания. Он знал, что я чувствовала, он сам страдал от такой же ужасной потери, но все еще мог прощать и любить. Это утешало больше всего.

Слезы замедлились, я вытерла щеки рукавом.

– Что было в письме? – спросила я, открыв глаза. – В предпоследнем, что я не получила?

– О, – он потер шею. – Там… я просил тебя приехать на озеро ради собственной безопасности.

– Не верю, что это было все.

– Нет, – он кашлянул. – Я написал его после того, как Мэй и Мона вернулись из Сиприяна. Я был… не в себе. Я думал, что убил тебя, Джемма. И я понимал, что не просто хотел, чтобы ты посмотрела на петроглифы, но хотел и встретить тебя, – он покачал головой. – Я перешел границы…

– Что за слова ты использовал? – спросила я.

Он чуть покраснел.

– Глупые и упрямые, полагаю… «Я привязался к тебе за короткое время нашей переписки, и я молюсь за твою безопасность ради наших обеих стран…», – он покачал головой. – Только не смейся.

Я убрала свободную ладонь от губ.

– Прости. Но это хорошие слова.

– Я ошибся, написал их слишком вольно, – он опустил взгляд на наши ладони. – И теперь я ощущаю себя ужасно, словно надеялся… словно рад, что он…

Я сжала его ладонь.

– Я знаю, что это не так, Кольм. Ты был к нему добрее всех, и я благодарна за это. И… я рада, что не получила то письмо. Жаль, что оно попало в руки Шаулы, но… это бы многое изменило для меня. Я рада, что не знала о твоих чувствах, иначе мне было бы сложно не отвечать тем же.

Уголки его рта приподнялись, словно он подавлял импульсивную улыбку. Он провел большими пальцами по моей ладони, разглядывал мои пальцы, мою смуглую кожу рядом с его бледной. Это была моя левая рука, и рукав ночной рубашки был свободным. Он провел пальцами до моего запястья, нежно задел начало винного пятна. Я закрыла глаза, сердце трепетало.

Он вдруг поднял голову.

– Я могу тебя поцеловать? – спросил он. Слова вылетели быстро, словно сорвались раньше, чем он успел подумать.

Моя пауза вызвала его румянец, щеки и уши порозовели, скрыв часть веснушек. Я слабо улыбнулась, от этого золото его волос выделялось сильнее.

– Нет, – понял он. – Прости.

Я опустила голову на подушку, переплела пальцы с его пальцами.

– Пока нет, – сказала я.

* * *

– Я уже могу их открывать? – спросила я.

– Нет, не открывай. Понюхай.

– Я пожалею об этом?

– Это вряд ли.

Я вдохнула носом, и меня затопил самый приятный запах жареных кофейных зерен. Колени чуть не подкосились в ответ. Я убрала руки от глаз и увидела Ро, улыбающегося, с мешком зерен перед ним.

– Я привез два мешка по восемь пудов, – сказал он. – На пару дней хватит, да?

– О, – вздохнула я, обняв мешок. – Спасибо.

– Не за что. У меня есть хитрый план, как дать его Моне, чтобы она точно включила его в список торговли.

Моя улыбка стала шире, но пропала, когда из комнаты за ним вышли двое, тихо говорящие между собой. Женщина с темной кожей и черными волосами, что удерживала от падения на лицо золотая лента. Высокий мужчина с кожей цвета земли, близкий к Ро в этом, с длинными волосами за спиной, черными и с седыми прядями. Они замолчали и посмотрели на меня.

Я вдохнула, поняв, что все еще прижимаю к себе мешок с кофе.

– Сенаторы, – поприветствовала я.

– Леди королева, – сухо ответила женщина. Она вытянула руки, я вспомнила, что сиприяне жмут сразу две руки, передала мешок Ро и прижала ладони к ее ладоням.

– Сенатор Юлали Анслет, Низины, Первая в Ассамблее, – сказал Ро. – И сенатор Арно Фонтенот, Алозия. Сенаторы Дюпон и Гаро остались, с двумя другими мы пока не смогли связаться.

Я пожала руки сенатору Фонтеноту.

– Правление Седьмого короля завершилось, – сказал он.

– Да, – я старалась не звучать испуганно.

– Пусть его благословит Свет, – сухо сказал он.

– Спасибо, – я посмотрела на них. – Состояние Сиприяна?

Сенатор Анслет пригладила бахрому на зеленом походном платье.

– Мы придем в себя, – сказала она и посмотрела на меня с искрой в глазах. – Но нам нужно возмещение.

– Конечно, – сказала я.

– Мы хотели бы начать переговоры как можно скорее.

– Да, – сказала я. – Думаю, королева Мона запланировала встречу на этот вечер, – я вдохнула и посмотрела на Ро, а потом за их плечи, словно она могла вот-вот войти. – Но пока не пришли остальные, я хочу кое-что спросить. Мне бы потребовались ваши подсказки в этом.

Сенаторы вскинули брови, а Ро с любопытством склонил голову.

– Я была бы благодарна, – сказала я, желудок сжимался, но руки были уверенными, – если бы вы помогли заменить монархию в Алькоро избирающимся правительством. Как в Сиприяне.

Они уставились на меня – сенатор Анслет отклонилась, словно хотела лучше меня рассмотреть.

– И вы не будете королевой, – сказала она. – Не будете держать всю власть.

– Да. Я знаю.

Тишина затянулась.

Я сжала ладони.

– Я понимаю, что вы не хотите участвовать в этом, и я постараюсь сделать это сама, но я думала, что вы сможете…

Ро улыбнулся. Он бросил мешок с кофе на стол со стуком, шагнул ко мне, обхватил мое лицо руками и чмокнул в лоб.

* * *

Я смотрела на каменную стену, холодный воздух жалил щеки. Пещера с письменами напоминала пещеру в каньоне, чуть изогнутый каменный потолок спускался к полу. У края даже росли кусты, растрепанные от ветра, как у плиты Хвоста. Вот только тут был замерзший водопад с одной стороны, а петроглифы на стене не были неясными фрагментами, как у дома моей мамы. Они были четкими.

Мы – создания Света, и мы знаем, это несовершенно.

При правлении седьмого короля каньонов один выступит и принесет

процветание и богатство на тысячу лет.

Богатство придет из богатства. Мир придет из мира.

Я – призма, рассеивающая свет.

Сирма

Я снова и снова читала это. Символы были высокими и узкими, как в Каллаисе, потертыми от времени, хоть и хорошо сохранились на твердом камне Частокола под навесом. Наверное, Призме было больно вырезать их. Наверное, это делалось долго. Я посмотрела на ее подпись рядом с фигурой с тремя звездами над головой. Ее вел Свет, просил оставить эти слова в Восточном мире? У нее была своя причина? Она просто была безумной, как думала, наверное, Мона? Она знала, что сделают ее слова? Она хоть раз подумала, что превращает жизни людей в метки на камне, или вырезала, не думая о цене исполнения?

Я прижала ладонь к холодному камню, это не было позволено делать в Каллаисе, чтобы символы не стерлись еще сильнее. Я месяцами искала путь сюда, чтобы сделать это – прочитать символы, что столько изменили. В Алькоро, Сиприяне и пещерах к Люмену только это было моей целью. Теперь я была здесь, и все уже изменилось. Весь мир изменился так, что грозил перевернуться, и я ощущала себя кораблем, чей якорь оторвался.

Может, все было из-за уха. Стало лучше, но справа звуки были приглушены. Я постоянно поворачивалась в разговоре к говорящему. Один раз я плакала из-за этого, но за недели заметила, что от этого я слушаю внимательнее. Это заставляло меня смотреть в глаза. Это было хорошо.