Текст книги "Ради Инглиш (ЛП)"
Автор книги: Э.М. Харгров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
– Ага. Пока я не начал вести себя, как брюзга. Прости, что испортил весь вечер, —уныло заявляет он. Подхватывает меня под локоть и помогает дойти до двери.
– Все в порядке, и ты ничего не испортил. У тебя сейчас много мыслей в голове, и я это понимаю.
– Да, надеюсь все обойдется. – Он наклоняется и целует меня в щеку, после чего разворачивается и уходит.
– Бек?
Он поворачивается на ступеньках.
– Безопасной тебе поездки.
Одни кивок, и он уже в машине.
Глава 20
Шеридан
Среда. Полдень. Инглиш выглядит немного подавленной и, думаю, все дело в том, что Бек уехал из города. На всякий случай решаю убедиться, что она не сильно расстроилась.
– Эй, малышка, у тебя все хорошо?
– На этой неделе я не под радугой, мисс Монро. Папочка уехал смотреть на полярных медведей и не взял меня с собой.
Сегодня на ней легинсы в черно-розовую полоску и бело-оранжевое платье в клетку. Мне хочется обнять и защекотать ее так, чтобы услышать смех Инглиш, потому что она невероятно милая.
– Полярные медведи, говоришь? Они разве не живут на диком холоде?
– Да, им нужно много снега, потому что у них белая толстая шкура.
– Там, должно быть, невероятно холодно? – интересуюсь я.
Она прикусывает нижнюю губу, размышляя.
– Возможно, если пойдет снег.
– Там, вероятно, так холодно, что пальцы на ногах могут превратиться в леденцы.
– Аа?
Я смеюсь.
– Ну знаешь, пальчики замерзнут так, что будут как леденцы.
– И какого вкуса они будут? – спрашивает она, смеясь. – И мне бы пришлось надеть специальные носки и ботинки. Как папочка, когда катается на лыжах.
У нее на все есть ответ.
– Что ж, когда ты вырастешь, твой папа обязательно возьмет тебя с собой.
– Но я хочу поехать сейчас. – Она выпячивает нижнюю губу.
– Верно, но твой папа хочет, чтобы ты ходила в школу и стала очень умной.
– Но он говорит, что я уже умная.
Мне нужно будет поговорить с ним об этом.
– Это правда, но есть еще столько всего, что тебе нужно будет выучить. И тогда, когда ты вырастешь, будешь знать все, что знают взрослые.
– Так, значит, я не дурочка? Папочка называет так людей, когда едет за рулем.
– Понятно, и нет, ты не дурочка. – О господи, мне действительно стоит поговорить с ним.
Звенит звонок, и все дети надевают свои куртки, чтобы пойти поиграть на детской площадке. Я забираю свои вещи, быстро навожу порядок на столе и направляюсь на детскую площадку. На улице стоит другая учительница со своим классом и еще несколькими детьми из других классов. Мы стоим и общаемся, когда я замечаю Инглиш, которая стоит возле забора и разговаривает с какой-то женщиной.
Я указываю на забор другой учительнице и спрашиваю:
– Это нормально, что та женщина разговаривает с Инглиш?
Она переводит взгляд и говорит:
– Господи, разумеется, нет. Я никогда раньше не видела ее.
– Что нам делать?
Но до того, как мы успеваем что-то сделать, Инглиш поворачивается в нашу сторону и начинает отчаянно смотреть по сторонам. А когда видит меня, тут же срывается с места и бежит ко мне. Подбегает и обхватывает своими маленькими ручками меня за талию. У нее настоящая истерика – все лицо в слезах, что совершенно не похоже на Инглиш. Момент очень неловкий. Я хочу вернуться в школу и поговорить с Инглиш, но без костылей не могу сдвинуться с места, а Инглиш вцепилась в меня так, что я даже шелохнуться не могу. Поэтому решаю воспользоваться планом «Б» и передаю свои костыли другой учительнице, которая смотрит на меня, нахмурив брови. Кивком указываю на дверь и направляюсь ко входу в школу. Она следует за мной, и все вместе мы держим путь к кабинету директора.
– Что случилось? – спрашивает Сьюзен.
Я сажусь на стул, посадив Инглиш к себе на колени, чтобы избавиться от ботинка. Но Инглиш обнимает меня за шею и отказывается отпускать. Я объясняю Сьюзен, что именно произошло.
Когда я заканчиваю свой рассказ, спрашиваю у Инглиш:
– Милая, пожалуйста, скажи нам, что случилось, чтобы мы могли тебе помочь.
– Вы же не отдадите меня ей, правда? – бормочет она мне в грудь.
– Кому? Женщине, с которой ты разговаривала? – спрашиваю я.
Инглиш так усердно и быстро кивает головой, что локоны волос падают ей на лицо и закрывают глаза. Мне приходится убрать их, чтобы взглянуть на малышку.
– Никто никуда тебя не заберет.
Я чувствую, как ее тело начинает потихоньку расслабляться.
– Она сказала, что заберет меня у папочки и что она моя мама. Я сказала, что моя мама ушла, когда я родилась и что это не может быть она. Она сказала, что вернулась и что я буду жить с ней, потому что так и должно быть. Я не хочу жить с ней. Я хочу жить с папочкой. Я сказала ей об этом, но она сказала, что не имеет значение, чего хочу я. Что я все равно буду жить с ней.
Сьюзен и я обмениваемся взглядами, и я спрашиваю у Инглиш:
– Инглиш, она еще что-нибудь сказала?
– Нет, потому что я убежала. Она напугала меня.
– Ничего не бойся, милая. Она не сможет забрать тебя отсюда, но я все-таки позвоню Банане, чтобы точно убедиться в этом, ладно?
– Позвоните и папе.
– Хорошо, я позвоню ему после Бананы.
Сьюзен смотрит на меня с любопытством, и я понимаю, что мне стоит пояснить.
– Банана – это бабушка.
– О. – Она кивает. – Я тоже кое-что проверю. – Сьюзен выходит из кабинета и возвращается спустя несколько минут. – Инглиш, я хочу, чтобы ты осталась сейчас ненадолго с мисс Сандерс. Ты сможешь это сделать?
Девочка кивает. Мисс Сандерс – ассистентка директора. Инглиш смотрит на меня, ожидая подтверждения.
– Все хорошо, сладкая. Я скоро присоединюсь к тебе.
Она спрыгивает с моих коленей, и Сьюзен отводит ее в соседний офис к мисс Сандерс. Когда она возвращается, сообщает:
– Я уже позвонила Анне Бриджес, но ты должна знать, что та женщина хотела увидеть Инглиш, заявив, что она ее мать. Поскольку у нее не было никаких документов, подтверждающих это, то, естественно, ей отказали в визите.
– О нет. Должно быть, это она. Биологическая мать Инглиш. Видимо, она попыталась добраться до нее таким способом. Нам стоит вызвать полицию?
– Это будет следующее, что мы сделаем, но давай сначала послушаем, что скажет миссис Бриджес.
Когда приезжает Анна, мы решаем, что нужно обо всем сообщить Беку.
– Он ведь тут же прилетит обратно, вы же знаете, – заявляю я.
– Да, прилетит. И будет занят медведем, и уж точно не полярным. Я позвоню и напишу нашему адвокату. Мы никогда бы не подумали, что она попробует связаться с ней подобным образом. Шеридан, ты видела ее?
– Только на расстоянии. Высокая, темные, кучерявые волосы. Но это все.
В наш разговор вклинивается Сьюзен:
– Охрана и камеры наблюдения помогут вам с ее описанием, если вам это понадобится.
– Да, не могли бы мы посмотреть на нее? – спрашивает Анна.
Мы отправляемся за видео к охране, и, разумеется, это она. Моего телосложения, но высокая, темноволосая с сильно вьющимися волосами, как у Инглиш. Она выглядит вполне безвредно, но какая женщина скажет такое ребенку? Очевидно та, которая находится в полном отчаянии.
Чисто из любопытства я выпаливаю:
– Интересно, она была под наркотиками? Нормальный человек так себя не ведет.
– Мы полагаем, что именно поэтому она и заинтересовалась Инглиш. Все из-за денег на наркотики, – говорит Анна.
– Бек рассказывал мне об этом. – Теперь и я начинаю волноваться за Инглиш. От мысли, что Инглиш будет рядом с этой женщиной, мне становится не по себе.
– Мы делаем все возможное, чтобы держать ее в стороне от всего этого. – Анна выглядит точно так же, как я себя чувствую.
У Анны вибрирует телефон.
– Это Бек.
Я пытаюсь подслушать их разговор и понимаю, что Бек беспокоится за безопасность Инглиш. Он собирается вылететь следующим же рейсом, а если будет нужно, и зафрахтует самолет.
– Она в абсолютной безопасности. Давай дождемся звонка Джона. Я напишу тебе, что он скажет. Успокойся, Бек. – Она отключается и смотрит на меня. У нее все написано на лице.
Когда перезванивает адвокат, он советует вызвать полицию. Если бы что-то случилось, это было бы на пленке. Анна отправляет сообщение Беку, и он решает вернуться домой. Он уже отснял больше, чем нужно и этого будет достаточно для сдачи материала. Сейчас он полностью настроен на полет домой.
Я смотрю на часы и понимаю, что мне нужно возвращаться к остальным ученикам. Если что, Анна знает, где меня найти, поэтому я отправляюсь в класс.
Когда все ученики возвращаются в класс, сразу интересуются, что случилось с Инглиш. Я объясняю им, что к ней подошел незнакомец, и читаю нотацию по поводу общения с незнакомыми людьми. Весь день моя голова забита мыслями о маленькой девочке, которая испугалась, что ее кто-то может забрать у отца. Я также переживаю по поводу искаженных представлениях суда по поводу того, что дети всегда должны оставаться с матерью и что они отдадут ей опеку. Если это случится, я буду волноваться, как эта женщина будет вести себя с ней. После сегодняшнего инцидента я полностью на стороне Бека. Что-то с ней не так. Кто так поступает и говорит то, что сказала она? Точно не мать, которая волнуется за своего ребенка.
На следующей неделе Инглиш не появляется в школе. От Бека никаких вестей, из-за чего я начинаю паниковать. Вдруг что-то случилось. Я отправляю ему смс, чтобы узнать, как дела у Инглиш. На этот раз он тут же перезванивает.
– Ты можешь приехать к нам? – спрашивает он.
У меня душа уходит в пятки.
– Все в порядке?
Застонав, он отвечает:
– Если можно так назвать.
Его голос звучит ужасно – удрученный и вялый.
– Я приеду сразу же, как только улажу все свои дела по поводу завтрашнего дня. Хорошо?
– Ладно. Планируй, что поужинаешь у нас. – Это не приглашение. Приказ.
– Хорошо.
– Инглиш безостановочно говорит о тебе.
– Прости.
– Нет, это, наоборот, хорошо. Из-за тебя она снова под радугой.
– Боже. Полагаю, это хорошо.
Закончив наш разговор, я опускаюсь на стул и задумываюсь о девочке, которая украла мое сердце. Не знаю, как справляются родители, когда с их детьми что-то случается. Она не мой ребенок, но каждый раз, когда я думаю о том, что ей могут причинить боль, у меня болит сердце за нее. Уверена, Бек сейчас себе места не находит. И сама мысль, что Инглиш могут с ним разлучить, – просто невыносима.
Когда я подъезжаю к их дому, уже просто не нахожу себе места. Бек открывает дверь, и его взлохмаченные волосы и небритое лицо говорят мне обо всем. Он впускает меня в дом. Его родители тоже здесь. Я никогда раньше не встречалась с его отцом, поэтому нас представляют друг другу. Инглиш не выбегает мне навстречу, как обычно это делает.
– Привет, мисс Монро. – Из-за ее грустного голоса мое сердце ухает вниз.
– Привет, Кексик. Что готовите?
– Пиццу. Папа заказал.
У каждого вырывается смешок, потому что она не до конца поняла мой вопрос. Когда я объясняю ей, Инглиш тоже начинает смеяться. Потом Анна говорит:
– Медвежонок, как насчет того, чтобы заглянуть к себе в комнату на пару минут?
– Зачем?
– Чтобы папочка и мисс Монро смогли поговорить.
– Ладно, – произносит она с большой ухмылкой на лице. И что это значит?
Когда они уходят, Бек спрашивает:
– Так?..
– Она была очень замкнута в школе. Ее болтливость также исчезла.
Бек вздыхает.
– Я подумал, тебе это тоже нужно. Она боится спать одна. Если Инглиш засыпает в своей комнате, ей снится кошмар, и она прибегает ко мне в кровать.
Прикоснувшись к его руке, я говорю:
– У нас в школе очень хороший психолог. Нам стоит показать ей Инглиш. Я думаю, она поможет ей справиться со страхами.
Отец Бека, Марк, добавляет:
– Думаю, это отличная идея. Тем более сейчас, если случится самое худшее.
– Что это значит? – спрашиваю я.
В глазах обоих мужчин читается боль. Затем Бек говорит:
– Мой адвокат сказал, есть возможность, что матери дадут право на визиты.
Такое ощущение, словно Бек пнул меня своей кроссовкой. Весь воздух испаряется из моих легких, и я осматриваюсь по сторонам, стоя там, в тишине, словно уличный мим, пока внутри меня разгорается пожар. А потом меня прорывает.
– Но ведь это… это безумие! Эта женщина заявилась на детскую площадку, наговорила Инглиш кучу гадостей, напугала ее до чертиков, а теперь вы говорите, что суд может счесть безопасным визиты этой гребанной суки?
Бек и Марк уставились на меня с широко открытыми глазами. Рот Марка то открывается, то закрывается, как у рыбы. Когда я, наконец, осознаю, что только что наговорила, тут же прижимаю руки ко рту и невразумительно бормочу:
– Простите меня.
Марк говорит Беку:
– Мне нравится ее настрой.
Бек откидывает назад голову и заливисто смеется.
Прижав ладони к щекам, говорю:
– Я не соображала, что говорила. Мой злобный рот сказал все за меня.
– Да, пап, у нее очень испорченный рот.
Не могу поверить, что Бек вот так просто толкнул меня под автобус. Я бросаю на него взгляд, полный презрения. Марк смеется и говорит:
– Ну, она не сказала ничего из того, чего бы я не слышал.
– Но мы только что познакомились с вами, и ради всего святого, я ведь учительница вашей внучки.
– Угу, я как раз пришел сюда, чтобы обсуждать систему образования, – он говорит это с таким серьезным выражением лица, что на долю секунды мне кажется, что он правда пришел сюда за этим, но затем усмехается и я понимаю, отец Бека просто дразнится.
– Итак, может вернемся к тому, зачем мы здесь собрались? Инглиш? – спрашиваю я.
Лицо Бека снова становится похожим на лицо волнующегося родителя.
– Я сделаю все, чтобы помочь ей. Все, что ты сочтешь нужным. Я знаю, как сильно ты за нее переживаешь, поэтому, если ты считаешь, что психолог – это хорошая идея, я только за.
– Я думаю, это хорошее начало.
– Бек, а ты уже говорил с ней о… – начинает Марк.
– Пап, не сейчас.
– Но, сын, ты ведь слышал Джона. Ты единственный, кто…
Тон Бека становится более предупреждающим.
– Пап. Не сейчас. Потом.
– Может, вы хотите, чтобы я ушла и провела время с девочками? – спрашиваю я.
Быстрое «Нет» от Бека решает все вопросы. Мне очень некомфортно присутствовать при их таинственном разговоре – это чертовски неудобно.
– Шеридан, какую пиццу ты предпочитаешь? Я собираюсь заказать в «Пицца Палацио», – интересуется Бек.
– Любую, я не привередлива.
Он идет делать заказ, и комната погружается в тишину. Может, я смогу незаметно проскользнуть к заднему выходу, и никто не заметит.
– Итак, Шеридан, ты из Атланты? – спрашивает Марк.
– Нет, сэр, из южной Джорджии. Небольшой городок Морганвилль.
Он кивает, будто это название ему знакомо.
– Вы там когда-нибудь бывали? – интересуюсь я.
– Нет, но, должно быть, это чудесное место, – отвечает он.
– Это действительно так. – Не знаю, почему я это сказала. Я никогда ни с кем не разговариваю о городе, в котором родилась, потому что это больше не мой дом.
– И как я понял, ты переехала сюда после окончания колледжа? – спрашивает он.
– Да, сэр, это моя первая работа. Я закончила университет в Джорджии весной, поэтому это мой первый год в качестве учителя.
– Моей внучке повезло, что у нее такая заботливая учительница. Она все время говорит о вас.
Мои щеки резко становятся красными, не только из-за комплимента, но и потому, что Бек смотрит на меня, не отрывая глаз.
– Ну, видимо, сейчас мы с вами в одной звездной команде, потому что она так же постоянно рассказывает про Банану и Дедулю.
– Она особенная, вы так не считаете? – спрашивает Марк.
– Так и есть, – соглашаюсь я с ним.
В этот момент, как по команде, на кухню залетает копна светлых кудряшек и обнимает меня за бедра.
– Мисс Монро, а вы останетесь у нас на ночь? Вы сможете спать со мной в моей кровати, и тогда мне не нужно будет спать с папочкой. – В ее ярких глазах читается мольба, и единственное, чего мне сейчас хочется, это посадить ее к себе на колени и обнимать всю оставшуюся жизнь. Как этой маленькой крошке удалось там быстро проникнуть в мое сердце?
– Боюсь, что нет. Мне придется вернуться домой, потому что завтра нужно идти в школу.
– А вы сможете прийти к нам в пятницу вечером на пижамную вечеринку?
– Инглиш, тебе не кажется, что мисс Монро слишком взрослая для пижамных вечеринок? – Анна спасает меня от ответа своим вопросом.
– Нет, Банана. Она не слишком взрослая. Мы с папой постоянно устраиваем пижамные вечеринки, а он такого же возраста, как и мисс Монро.
Посмотрев на меня, Бек усмехается. Я посылаю ему помоги-мне-взгляд, но он лишь качает головой, дав мне понять, чтобы разбиралась сама. Он наверняка наслаждается происходящим.
Мне на помощь приходит Марк, спрашивая:
– Шеридан, ты собираешься уехать домой на День Благодарения?
Боже. Почему он спросил именно это?
– Нет, сэр, я остаюсь здесь, – только и говорю я. Им не нужно знать о моих бедах. У них и так своих хватает.
Но вместо того, чтобы оставить эту тему, он начинает копать глубже.
– Правда? А почему не уезжаешь домой?
– Эм, вообще-то мой дом здесь.
Он хочет еще что-то сказать, но тут же себя одергивает. И больше ни о чем не спрашивает, но нужно быть идиотом, чтобы не понять, как сильно ему этого хочется. Я решаюсь положить конец интриге:
– Моя мама умерла, когда мне было четырнадцать, а отец ушел сразу за ней. Мне было восемнадцать. – Бум. Конец истории.
– Ох, Шеридан, это ужасно. – Анна обнимает меня за плечи. – Как это трагично. – Мне не хочется быть предметом обсуждения. Совсем не хочется. Мои внутренности до сих пор скручиваются в узел, когда я думаю об этом.
Но малышка Инглиш не понимает, о чем идет речь.
– Что это значит – уйти?
Бек поднимает ее на руки и усаживает на кухонный островок, за которым сижу я.
– Это значит отправиться на небушко.
– Как Бунни? – спрашивает она.
– Как Бунни, – отвечает Бек.
– Как думаешь, они ухаживают там за Бунни и кидают ему мячик?
– Думаю, кидают, – говорит Бек. Как я поняла, Бунни – это собака.
– Папочка, ты говорил, что мы заведем другого Бунни. Когда?
– Ты должна сначала спросить у Деды и Бананы, потому что именно им придется смотреть за ним, когда меня не будет в городе.
Спасибо, Бунни, за то, что все внимание переключилось на тебя.
– Может, мисс Монро сможет за ним присматривать?
Вау! Внимание опять на мне, так еще и собаку приплели.
– Ээ, что ж, я на самом деле не очень много знаю о щенках. У меня была собака, но она была уже взрослой, когда попала к нам.
Инглиш морщит носик и заявляет:
– Папочка, думаю, ей нужен новый Бунни. Когда ты будешь уезжать, она будет приходить к нам, спать в твоей кровати и заботиться о нем.
Двойное вау!
Старшее поколение начинает хихикать, а Деда, то есть Марк, говорит:
– Думаю, это блестящая идея.
Анна ударяет его локтем и журит:
– Марк.
Щеки Бека заливает легким румянцем, а я даже предположить не могу, какого цвета у меня сейчас лицо. Малиновое?
Но Инглиш не унимается:
– У папочки очень большая кровать. Здесь достаточно комнат для всех нас. Пойдемте. Я покажу.
Спустившись с островка, она хватает меня за руку и тянет за собой.
– Инглиш, позволь мисс Монро немного отдохнуть, – говорит Бек.
– Папочка, она же может отдохнуть на твоей кровати. Может, мы даже посмотрим кино.
Марк смотрит на своего сына, наклонив немного голову. Мне же остается только следовать за Инглиш. Добравшись до комнаты Бека, я сильно удивляюсь тому, какой там порядок. Как и во всем доме, здесь убрано и все на своих местах. На дорогой на вид кровати с мягким подголовником лежит покрывало. На больших окнах висят шторы, а одна из стен облицована встроенным модулем. Так же виден небольшой проход, который, как я предполагаю, ведет в ванную или в гардеробную. Хоть я там и не была, уверена, мне понравилось бы. Большой плоский экран висит между модулями, и я с легкостью могу представить Бека и Инглиш, смотрящих кино. Все выглядит идеально.
Инглиш запрыгивает на кровать и начинает скакать на ней. Я смеюсь, вспоминая, что делала то же самое в ее возрасте.
– Жалко, что ваша нога сломана, мисс Монро, а то вы бы могли попрыгать со мной.
Эта мысль заставляет меня захихикать.
Потом она хватает пульт и говорит:
– Смотрите. – Она нажимает на кнопку, и верхняя часть кровати начинает приобретать сидячее положение. – Круто, да? Папа работает за компьютером на этой кровати, пока я смотрю телевизор.
– Вижу, ты выдаешь все мои секреты. – Со стороны дверного проема раздается глубокий голос. Бек стоит, прислонившись к косяку, и наблюдает за нами.
– Папочка, давай поиграем в кувырки, а мисс Монро посмотрит.
– Не думаю, что…
Я прерываю его, сказав:
– Я бы с удовольствием посмотрела. – И еле-еле сдерживаю смех.
Он делает прыжок и приземляется лицом на кровать. Заматывается в одно одеяло, Инглиш прыгает сверху, потом заматывается в другое, пока она продолжает двигаться. Он переворачивался туда-сюда, и по всей комнате звучит звонкий смех Инглиш. Наблюдая за этими двумя, мое сердце разбивается на части, как только задумываюсь о том, что ее могут забрать. Это убьет их обоих.
В комнату входит Анна, прерывая веселье, и говорит, что привезли пиццу.
Инглиш хватает меня за руку, хотя я на костылях, и говорит:
– Когда ваша нога поправится, вы поиграете в кувырки вместе с нами.
– Я с удовольствием поиграю с тобой в кувырки, Инглиш. – И это чистейшая правда.
Глава 21
Бек
– Пап, ничего не говори.
– Сын, я знаю, ты думаешь, что я давлю на тебя, но…
– Потому что ты давишь! – Если они не отстанут от меня с этим разговором, я просто рехнусь. – Послушайте. Я даже не знаю, как вести себя с ней, пока мы наедине. Она любит Инглиш. Но в лучшем случае, она считает меня козлом.
– Отправь ей цветы.
– Цветы? Это то же самое, что обмотать лейкопластырь вокруг артерии. Оставьте это.
– Бек. – Его тон прерывает мои разглагольствования. Отец может долго терпеть, но, когда он говорит таким голосом, значит дело дрянь. – Ты просто тянешь время. Мне эта малышка сразу понравилась, – он тычет кулаком в сторону двора, где играет Инглиш, – но ты и твоя упертость рискуете потерять ее.
– Это неправда. Это больше, чем просто….
– Я больше ничего не хочу слушать из твоего дерьма, – возмущается он. Я делаю шаг назад. Даже до того, как у нас появилась Инглиш, я практически никогда не слышал, чтобы отец сквернословил. Теперь мне нужно разобраться со всем этим, но я понятия не имею, как сделать то, что они хотят.
Глава 22
Шеридан
За две недели до Дня Благодарения мне разрешают не пользоваться костылями. Ортопед поясняет, что мне придется носить ботинок до праздника, после чего нога должна полностью зажить, и я смогу нормально ходить. Аллилуйя!
Бек снова звонит мне и приглашает на ужин. На этот раз мы идем в ресторан, в одно из тех необычных мест, где он никогда не был. Он заказывает бутылку вина и непонятно почему кажется нервным. Он прикасается к каждой вещице на столе.
– И с кем же сегодня осталась моя любимая ученица?
– Она с моими родителями. Ей нравится там бывать. И, разумеется, они ее балуют.
– Трудно не делать этого.
Он выпивает свой бокал вина достаточно быстро, в то время как я к своему едва прикасаюсь. Мы уже сделали заказ и даже немного поговорили. Но что-то все равно его тревожит, и я не могу не заметить это.
Я предполагаю, что у Инглиш сейчас все в порядке, как и с ситуацией с судебной эпопеей, потому что он ни разу не заговорил об этом с момента нашего ужина пиццей. Ее психологическое состояние в школе стало гораздо лучше, да и она несколько раз была у терапевта. Я думала, все встает на круги своя. Но его суетливое состояние говорит об обратном.
Как только я готова задать ему об этом вопрос, он вдруг ляпает:
– Мне нужно, чтобы ты вышла за меня замуж.
Я тут же замираю, не донеся вилку до рта. Шестеренки крутятся в моем мозгу и все встает на свои места. Он ведь сумасшедший, да?
– Прости. Ты только что сказал, что тебе нужно, чтобы я вышла за тебя замуж?
Концы его темно-золотистых ресниц медленно опускается к скулам, пока он моргает. Грудная клетка расширяется, пока он вдыхает, а потом я четко слышу «Да».
– Ты что серьезно? – Потому что он сказал это так обыденно, будто заказал такси до Лунивилля.
– Я серьезно. – Он проходится по нижней губе кончиком языка, пока думает над своим ответом. – Все очень сложно.
– Ага, брак обычно таким и бывает.
Он облокачивается на стол, сцепив пальцы напротив своего рта. Молчун Бек возвращается.
– Бек, мне нужны объяснения, а не просто это.
– Могу себе представить. Все дело в Инглиш. Она обожает тебя. Настолько сильно, что говорит о тебе целыми днями. Ну, и еще о новом Бунни. Мой адвокат убежден, что, если я женюсь, буду выглядеть в более выигрышном свете, пока идет дело об опеке. – В его взгляде легко читается чувство вины.
Трахните меня быстро и жестко. Все дело в этом маленьком существе, которое проникло в мое сердце и разбросало там букеты цветов. И что теперь прикажете делать?
– Брак – большое дело. Я всегда считала, что он связан с любовью.
– Так и есть. Ты любишь Инглиш, так ведь? Я вижу это по твоим глазам, когда ты смотришь на нее, – говорит он.
– Но что насчет нас? Разве не предполагается, что люди, вступающие в брак, должны любить друг друга?
– Послушай, я понимаю, что, прося тебя об этом, выхожу за рамки всего разумного. Но я боюсь не за себя. Если Инглиш у меня заберут, я переживу это, я взрослый. Но что будет с ней? Она еще совсем мала для того, чтобы справиться со всем происходящим. Это может сломить ее на всю жизнь. В этой девочке столько любви, и меня убивает тот факт, что свет в ее глазах может потухнуть. Я не прошу для себя. Это только для нее. Я сделаю все, о чем ты попросишь. Все. Ты будешь жить у нас, и тебе не нужно будет платить за аренду. Я сделаю все, что тебе будет нужно. Ты сможешь пользоваться всем, что есть у меня. Моя семья примет тебя с распростертыми объятиями. Особенно Инглиш. Если ты пойдешь на это, я буду твоим вечным должником.
Мой скептицизм по поводу его искренности тут же испаряется, но я все еще уверена, что он сошел с ума.
– Ты реально серьезно?
– Чертовски серьезно.
– Я не могу это сделать. Брак – этот согласие на отношения между двумя людьми.
Он резко придвигается вперед, будто его сильно интересует наш разговор.
– Хорошо сказано. Именно поэтому тебе стоит согласиться. Я полностью «за» отношения между нами двумя и Инглиш. Я обожаю ее, и мне нравится общаться с тобой.
Он ведь шутит, верно? Он едва разговаривает со мной. Сейчас происходит самый нормальный разговор из тех, что был между нами. Именно поэтому меня так сильно это волнует.
Его голос становится немного резче, когда он говорит:
– Я сейчас через многое прохожу, а когда на меня давят, ухожу в себя.
Я дотрагиваюсь до волос и начинаю теребить одну из прядей между пальцами. А потом прикусываю губу, пока размышляю о происходящем.
– Перестань так делать, – резко произносит он.
– Делать что? – Я не понимаю, о чем он говорит.
– Играть со своими губами.
Выпрямившись, я отвечаю:
– Немного странное замечание, тебе не кажется?
– Нет, не покажется, будь ты на моем месте.
– И что это должно значить? – спрашиваю я, внезапно почувствовав силу дать ему отпор. – Видишь, вот еще один пример, почему ты меня бесишь.
– Это смешно.
– Нет, не смешно. Что, если этот брак не сработает? Я имею в виду, между нами. Что, если мы возненавидим друг друга? Всеми фибрами души, с учетом того, что ты и так не сильно нравишься мне.
– Об этом я также успел подумать. Я бы хотел, чтобы ты осталась с нами, пока Инглиш не исполнится двенадцать.
– Двенадцать! Это очень долгий период!
Его рука автоматически тянется к волосам.
– Минимальный возраст ребенка в нашем штате, чтобы он мог выбирать, с кем из двух родителей он хочет жить – четырнадцать лет, но они начинают прислушиваться к мнению ребенка с двенадцати лет. Я не говорю о том, что ее биологическая мать не захочет продолжать бороться на нее, но к тому моменту Инглиш будет достаточно взрослой и более приспособленной к ситуации. Мы говорим о шести годах. Знаю, что многого прошу, но я буду умолять, если понадобится.
У меня так сильно кружится голова от всего происходящего, пока я обдумываю его предложение, поэтому единственное, что я делаю – это начинаю перечислять все недостатки.
Подняв ладонь вверх, я начинаю загибать пальцы.
– Ты ведь в курсе, что не нравишься мне.
– Да, в курсе. И тебе не стоит каждый раз напоминать об этом.
Черт, он еще и нахал. Меня чертовски сильно тянет к нему в сексуальном плане. Так сильно, что хочется перебраться через стол и укусить за его губу. Но ни за что на свете я не позволю этому случиться. Подняв одновременно два пальца вверх, я добавляю:
– Ошибаешься. И да, я действительно люблю твою дочь. Тем не менее, у меня есть сомнения. Еще и договор об аренде.
Уголок его рта приподнимается. Еще одна часть его тела, которую бы я с удовольствием поцеловала.
– Я заплачу за твою аренду. Твоя соседка может оставаться там сколько пожелает, в течение этих шести лет.
Я скрещиваю руки на груди, тем самым ощущая учащенное биение сердца. Интересно, а он может это видеть?
– Я не смогу жить с тобой, если ты и дальше продолжишь играть со мной в молчанку.
– Что это значит? – Он выглядит действительно озадаченным.
– Временами ты постоянно молчишь, а когда говоришь – это всего несколько слов. Мне нужно больше.
Он расцепляет пальцы и приподнимает подбородок.
– Мне говорили о том, что я отдаляюсь, когда нахожусь под давлением. Тебе придется немного поработать со мной в этом отношении, потому что это и правда случается, даже когда я с Инглиш. А последнее время я нахожусь в постоянном стрессе.
Тихим голосом я добавляю:
– А еще перестань огрызаться.
– Огрызаться?
– Да, ты был груб со мной на родительском собрании.
Он выдыхает.
– Ладно, у меня был долгий перелет домой, мой рейс отложили, багаж потерялся, а еще я опаздывал, и потом ты предъявила мне всю эту фигню о частях тела, которая, как мне казалось, была глупой.
– Хорошо. Но говори об этом вежливо, не показывая свое неуважение. Ты бы когда-нибудь стал говорить подобным тоном с Инглиш?
– Очко в твою пользу.
Я постукиваю пальцами по столу.
– Мне нужно все обдумать. Я имею в виду, мы ведь еще даже ни разу не целовались, а уже обсуждаем женитьбу. Что, если мне не понравится, как ты… – Я вдруг таращу глаза от одной только мысли о том, что я чуть не сказала.
На его лице снова появляется нахальная ухмылка. Черт с ним. Почему он в себе всегда так уверен?
– Как я что? – спрашивает он. Он прекрасно знает, что именно я хотела сказать.
– Неважно.
– Нет, я хочу знать.
Я съеживаюсь на своем стуле.
– Это имеет какое-то отношение к «трахни быстро и жестко»? – спрашивает он, выделяя последнюю часть вопроса и при этом самодовольно улыбаясь.
Моя челюсть буквально падает на стол.
– Шеридан, я действительно не думаю, что тебе стоит волноваться из-за этого.
Мой бокал с вином очень кстати, поэтому я хватаю его и осушаю в один присест.
– У тебя есть еще какие-нибудь сомнения? – спрашивает он, поигрывая бровями.