Текст книги "Ради Инглиш (ЛП)"
Автор книги: Э.М. Харгров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Ты идешь или нет?
Он что, пойдет со мной?
– Я могу пойти одна, а потом вызову такси, чтобы добраться до школы.
– Я подвезу тебя. – И на этом опять все. Его губы сжимаются в тонкую линию, поэтому смысла спорить нет.
Прием у врача – это полный провал. Сделав еще один снимок, доктор сообщает, что я должна носить ботинок еще несколько недель. Костыли так же никуда не денутся. По его словам, лодыжки – сложное место из-за строения костей, именно поэтому он хочет убедиться, что все срослось нормально, прежде чем я смогу переносить на ногу вес. Трахните меня всеми способами, а затем и мою жизнь.
Когда я рассказываю об этом мистеру Ворчуну, он делает вид, что в этом нет ничего страшного. И это оказывается последней каплей моего терпения.
– Вообще-то это огромная проблема. Покупки в магазине, стирка, я не могу ездить на работу и носить что-либо в руках. Смена постельного белья настоящий кошмар. Каждая гребанная вещь в моей жизни теперь чертово испытание.
Он смотрит на меня серьезным взглядом и говорит:
– Почему ты не сказала, что тебе на самом деле херово?
Спроси меня об этом кто-то другой, я бы подумала, что он идиот, но вопрос задает Бек, с абсолютно непроницаемым выражением лица, и я не могу сдержать смех.
– Полегчало?
– Ага, спасибо.
Потом он говорит:
– Кстати, у тебя временами реально грязный рот.
– Да. Это происходит только когда я выпью или сильно разозлюсь.
– Я заметил. Знаю, что спрашивал об этом ранее, но все же прошу, скажи, что ты не говоришь подобное при учениках?
– Только по пятницам.
У него вырывается смешок, что по-настоящему шокирует меня.
– Что?
– Я никогда не слышала, как ты смеешься.
– Я постоянно смеюсь.
– Только не в моем присутствии, – возражаю я.
– Ну, мы и не общались насколько близко.
– Что правда то правда. Но все равно. К слову, ты не очень беспечный человек.
Он сжимает губы, что говорит о том, что я попала в цель.
– У нас сейчас не лучшее время для веселья… – Он замолкает, а желваки на его скулах ходят из стороны в сторону.
– Мне жаль.
Его рука лежит на руле. Он сжимает его настолько сильно, что белеют костяшки. Мне не хочется любопытствовать, но возможно, он нуждается в друге.
– Если тебе нужно будет выговориться, я хороший слушатель.
– И что это значит?
От его резкого вопроса я подпрыгиваю на своем сиденье. Подняв руки вверх, быстро заявляю:
– Ничего. Я лишь друг, который хочет помочь.
– Я в порядке, но я оценил предложение. – А затем Бек там громко закрывает рот, будто только что открыли банку с маринованными огурцами. Я откровенно пялюсь на него, пытаясь разгадать его, словно загадку.
– С Инглиш все в порядке?
Мы останавливаемся на светофоре, и Бек переводит на меня взгляд. Его ноздри раздуваются как у дракона.
– С Инглиш все нормально. Не приплетай ее сюда, – цедит он.
– Воу, я лишь стараюсь помочь. Извини.
Несколько минут спустя мы паркуемся на школьной парковке, и если бы не эти чертовы костыли, которые слово цепь вокруг ног, я бы со всей дури помчалась в здание школы.
– Не могу выразить, насколько сильно я благодарна тебе. Ты действительно очень выручил меня. – И это правда. Даже несмотря на то, что был полнейшей задницей.
– Прости, что сорвался на тебя. У меня выдались тяжелые дни.
Перед тем как открыть дверь, я останавливаюсь и спокойно произношу:
– Это довольно очевидно. Как я и сказала до этого, если тебе нужно поговорить, то я к твоим услугам. И я никогда не сплетничаю. – Это чистая правда.
Он слегка кивает и вылезает из машины, чтобы помочь мне.
– Увидимся в пятницу.
– Пятницу? – спрашиваю я, сбитая с толку.
– Вечеринка в школе в честь Хэллоуина, забыла? – напоминает он.
Я хлопаю себя по лбу.
– Ох ты ж блядь. – Затем резко поднимаю голову и с глазами мопса смотрю по сторонам. Быстро сканирую территорию, чтобы убедиться, что меня никто не слышал. – Все чисто.
– Ух, я забыла про костюм. А теперь еще и эти костыли.
– Нарядись в жертву дорожного происшествия.
Мое сварливое «я», произносит:
– Зато точно буду оригинальной.
– Ага. Ты можешь быть мумией, только с костылями.
А это идея.
– Да, правда будет тяжело пользоваться туалетом.
– Да ладно тебе. Ты умная. Как-нибудь выкрутишься.
Мне нужно будет все продумать, а сейчас – школа зовет. Я машу на прощание и направляюсь к дверям.
Когда вхожу в класс, мне улыбается подменявшая меня учительница. Я благодарю ее. Инглиш машет мне и спрашивает, придется ли мне пользоваться костылями до самого Рождества или я смогу отказаться от них раньше.
Стараясь сделать это как можно радостнее, я отвечаю:
– Надеюсь, что нет. Думаю, к тому времени я с ними расстанусь.
– Может быть, ко Дню благодарения? – спрашивает она.
– Да, думаю ко Дню благодарения. – Я натягиваю на лицо улыбку, хотя и не очень радостную.
Потом Инглиш подходит ко мне и протягивает листок.
– Что это?
– Я знаю, что сегодня вы ходили к врачу, и скорее всего, вам делали укол. Я ненавижу уколы, поэтому нарисовала вам рисунок, – выдает она.
Я разворачиваю листок и вижу маленькую девочку, стоящую между мужчиной и женщиной под разноцветной радугой. Мое сердце хочет запеть из-за маленькой девочки, которая стоит передо мной с милой улыбкой на лице.
Сев за свой стол, я протягиваю к ней руки и говорю:
– Такой чудесный рисунок заслуживает объятий. Обнимешь меня? Разочек?
Она оборачивает милые маленькие ручки вокруг моей шеи и крепко обнимает меня.
– Это лучший подарок, который я когда-либо получала после визита к врачу. Спасибо, что позаботилась обо мне.
– Пожалуйста. – Она убегает к своему стулу.
Остальные ученики смотрят на нас с удивлением, поэтому я разворачиваю листок и показываю всем.
– Инглиш боялась, что мне сегодня будут делать укол у врача, поэтому она нарисовала мне картинку.
На меня с ужасом смотрит весь класс.
– Но все в порядке, – быстро успокаиваю я их. – Укол не понадобился.
Мэдисон, девочка у которой не хватает двух передних зубов, выкрикивает:
– А мне постоянно делают два укола. – Она аллергик, поэтому ей обязательно нужно колоть лекарства.
– Мэдисон, почему бы тебе не рассказать об этом нам всем? – Она начинает рассказывать длинную историю своих визитов к врачу и как они калечат ее руки. На середине рассказа, я осознаю, какую ошибку совершила, поэтому решаю поторопить ее. Когда она заканчивает, я молюсь, чтобы ни у одного ребенка никогда не появилась аллергия. Вести ребенка к врачу, все равно что вытащить корову, наполовину завязшую в луже грязи.
Я быстро напоминаю детям, что несмотря на то, что уколы – это болезненная процедура, в итоге нам от них становится лучше. Никто из них на это не клюет. Легко сказать, как говорится. Оставшаяся часть дня проходит чуть легче.
Собирая свои вещи, чтобы отправиться домой, я натыкаюсь на рисунок Инглиш. Трудно отрицать, что мое сердце начинает таять каждый раз, когда я думаю об этом прекрасном ребенке. А потом мои мысли перескакивают к ее отцу. Если честно, не знаю, что и думать о нем. Его предложение насчет починки моей машины оказалось действительно милым, но потом я столкнулась с его решительным, раздражающим нравом, который заставлял скрежетать зубами. Как этот мужчина смог воспитать такого очаровательного ребенка?
Моя машина готова, и Сьюзен предлагает подвезти меня. Слава богу, работа Джо обходится лишь в двести долларов. Мне не придется работать сверхурочно, чтобы заплатить за машину, и здорово снова оказаться за рулем.
Тем же вечером мы с Мишель размышляем над тем, как должен выглядеть мой костюм мумии. Мы замотаем эластичные бинты поверх туалетной бумаги, и я смогу пользоваться туалетом. Надеюсь, за целый день все это не развалится на части.
– Тебе будет нужно только надеть майку и шорты подо все это и захватить на всякий случай еще туалетной бумаги, – подкидывает она мне идею.
– Ну, наверно, да, это сработает.
Мы проверяем наши запасы, и я решаю купить необходимое для костюма в четверг.
– Ты сможешь помочь мне обернуться утром? – спрашиваю я.
Она соглашается, но мы решаем на всякий случай встать пораньше.
В конце концов, я не уверена, что не буду выглядеть, как испорченный кусок туалетной бумаги или как мумия, попавшая в беду. Мы обе смеемся над этими вариантами. Поэтому я покупаю большой запас туалетной бумаги, обычных и эластичных бинтов. Просто на всякий случай.
Выйдя за дверь, я слышу, как Мишель продолжает смеяться. Я до сих пор не уверена, насколько идея с моим костюмом верная.
Глава 17
Бек
– Ты уже спрашивал ее?
– Нет, пап, не спрашивал. И не начинай. Я сходил проветриться, как вы и просили. А нет, небольшая поправочка: вы с мамой не просили, а просто нудели у меня над ухом, пока я наконец не сдался. – Я уже сыт по горло этим разговором и хочу поскорее свалить, чего никак не мог сделать, потому что родители должны посидеть с Инглиш, пока я буду занят на сьемках.
– Да, и посмотри, что произошло. Рядом с тобой теперь прекрасная женщина.
– Все не так. Я протянул ей руку помощи, когда она ей понадобилась. И с чего ты взял, что она прекрасная? Ты ее даже не видел.
– Так говорит твоя мать. И я привык считать, что у нее хороший вкус. – Он не упускает шанса покрасоваться.
Застонав, я говорю:
– Оставь это, пап.
– Ты ведь тоже считаешь ее хорошенькой, верно?
– Господи.
– Так что?
– Ладно, хорошо. Она хорошенькая.
– Хмм. Тогда пригласи ее на ужин. Ты ведь знаешь, что сказал Джон. Я не пытаюсь надавить на тебя.
Посмотрев на него, я произношу:
– Тогда к чему весь этот разговор? Слушай, мне уже пора ехать. – Я выскакиваю из дома, захлопнув дверь громче, чем следовало. Уверен, когда вернусь, получу за это, но сейчас я не хочу думать о том, что он сказал. Просто не сейчас.
Глава 18
Шеридан
Войдя в класс, никто из моих учеников не может понять, что у меня за костюм. Когда я объясняю им, они отвечают, что не знают, кто такая мумия. Учителя же продолжают смеяться и подшучивать надо мной. Даже Сьюзен не может оставаться серьезной. Одна из учительниц оделась в костюм Тинкер Белл, а я же выгляжу, как будто меня достали из помойки. Идея так вырядиться оказывается полной катастрофой.
Из-за школьной вечеринки, которая начиналась в два часа, уроки заканчиваются раньше. Были приглашены и родители учащихся, но почти все отказались. Я сильно удивляюсь, когда вижу Бека.
Инглиш одета в костюм Эльзы из «Холодного сердца», что очень соответствует вечеринке, да и костюм просто потрясающий. Ей даже уложили волосы.
Бек бросает взгляд в мою сторону, и приподнимает брови. Он осматривает меня с ног до головы, и я ожидаю саркастический комментарий. Но слышу лишь:
– Мумия, да?
– Папочка, мисс Монро выглядит очень смешно, правда?
– Правда.
Скривив рот, я киваю в качестве благодарности.
– Мисс Монро, вам нужно было попросить моего папу сделать костюм. Он их очень хорошо делает.
До того, как я успеваю оставить по этому поводу дерзкий комментарий, всех учителей просят собраться для группового фото. О боже. Я обмотана в туалетную бумагу и мое единственное желание – это сорвать ее с себя. К сожалению, сделать этого я не могу, потому что под «костюмом» на мне лишь шортики и майка. В общем, идея полностью провальна.
Подойдя к группе, я пытаюсь затесаться назад, но нет. Сьюзен просит меня встать в первом ряду, аргументируя это тем, что мой костюм запомнят еще надолго.
Мне нужно выпить – и не тот пунш, который подают здесь.
– Выглядишь напряженной. – И снова Бек. Уверена, мне придется выслушать еще не одно его поддразнивание.
– Мы можем обойтись без саркастических высказываний?
Он неуверенно кивает, и я понимаю, что у меня сейчас из ушей пар повалит. Бек поджимает губы, изо всех стараясь не засмеяться.
– Ладно. Вперед. Можешь смеяться. Все и так уже поржали.
– Ты должна согласиться, что это чертовски забавно. – А потом он начинает гоготать, и все тут же оборачиваются на нас.
Я продолжала молчать. Решив дать ему возможность выпустить это из себя, я просто стою и смотрю на него. Наконец он произносит:
– Давай же, Печенька. Пойдём, раздобудем чего-нибудь сладенького.
– Печенька? – Это еще откуда взялось?
– Хмм. Я просто не могу выкинуть из головы то печенье, которое ты принесла на ужин. – Пока мы идем к столу, он придерживает меня за локоть, что не остается незамеченным остальными.
У стола для угощений он спрашивает:
– Что из этого твой наркотик? «Сникерсы» или «Поцелуйчики»?
– «Поцелуйчики», конечно, – говорю я, не подумав, практически пропустив момент того, как он уставился на меня. Но потом я замечаю, каким взглядом он смотрит на меня, и не могу унять возникший трепет. Или возбуждение. Ну почему он настолько горяч? И почему настолько чертовски сексуален? Быстро добавляю:
– Правда мой выбор был бы другим, будь здесь батончики с арахисовой пастой в шоколаде.
Он шаркает ногой по полу и хмурит брови:
– Завтра Инглиш будет у моих родителей. У них традиция ходить по соседям за угощениями. Тебя не заинтересует ужин в моей компании? – Но до того, как я успеваю ответить, он поднимает кусочек висящей туалетной бумаги и засовывает его с краю моего топика. От прикосновения его пальцев к моей коже по позвоночнику проходит легкое покалывание.
– Я, ух, мг, да, конечно. – Ужин? Только мы вдвоем? Вот черт! Он так удивил меня, что я и не знаю, что сказать.
Засунув руки в свои потертые джинсы, он осматривает зал и вновь переводит взгляд на меня. Прочищает горло и говорит:
– Ладно. Хорошо. Тогда я заеду за тобой в семь часов?
– Да, отлично.
– Шеридан, я думаю, ты должна знать, что полностью завоевала сердце Инглиш. Она не перестает говорить о тебе.
На моем лице расплывается счастливая улыбка. Это заявление заставляет меня расслабиться, хотя я и не представляла, насколько была напряжена.
– Правда?
– Правда. Если ты ее чему-то учишь, то она запомнит это, если ей нравится учитель. Не знаю, как другие дети, но Инглиш так устроена. Но если ей не нравится преподаватель, ты не убедишь ее и в том, что солнце встает каждый день.
– Ты знал, что она нарисовала мне рисунок, когда узнала, что я пойду ко врачу?
– Нет, она не говорила об этом.
Я хихикаю и рассказываю ему про укол.
– Оо, она их терпеть не может.
Потом я рассказываю про сам рисунок.
– Хм. Интересно, должно быть, ты ей действительно очень нравишься. Никогда не видел, чтобы она вела себя так до этого.
– Невероятно.
Выражение его лица становится грустным, а глаза будто заволакивает пелена. Он стоит и смотрит на свою дочь, в то время как я вижу мужчину, испытывающего агонию. И понятия не имею почему.
– Инглиш больна? – Это первая мысль, которая приходит мне в голову, после того как я узнаю, что она боится уколов.
– Что? Нет! Почему ты так решила?
– Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто ты так смотрел на нее. На долю секунды я даже испугалась.
Мгновение его поза кажется расслабленной, а потом Бек выпрямляется, расправив плечи, и дарит мне широкую улыбку. Хоть мысленно он и не здесь сейчас, широкая улыбка этого мужчины показывает мне потенциал того, что скрывается за этим взглядом. Он сногсшибательный, и если прямо сейчас Бек дотронется до моей груди, то я рухну прямо на месте.
– Мне стоит пообщаться с остальными детьми и их родителями. Увидимся завтра вечером. – Может, он расскажет больше за ужином.
– Да, до завтра, – произносит он, погруженный в собственные мысли.
Оставшуюся часть вечера мы практически не общаемся, но он наблюдает за тем, как Инглиш играет и общается с другими детьми. У них в семье на самом деле что-то происходит, и мне очень хочется помочь ему, но я не могу. Может, завтра.
Глава 19
Шеридан
– Не могу поверить, что ты динамишь вечеринку в честь Хэллоуина ради ужина.
– Не говори ерунды. Ты бы сама поступила также. К тому же, идея вырядиться мумией была полной катастрофой. К концу дня у меня сзади болтались обрывки туалетной бумаги, как множество крысиных хвостиков. Это было ужасно, надо мной никогда в жизни так много не смеялись.
Мишель чуть сильнее сжимает мое плечо.
– Эй. Осторожнее. – Я слегка пошатываюсь.
– Упс. Извини. Я прям душу отведу, когда ты от него избавишься. Твой костюм чертовски раздражает.
Я прибью ее.
– Правда? С чего это вдруг?
– Ладно. Ты меня подловила, костюм мне не нравится, но я хочу, чтобы ты пришла на вечеринку Оливера.
– А вот мне тусоваться там на костылях в этом жутком костюме и цедить коктейльчики нифига не весело будет. Уж поверь.
Она показывает мне язык, но соглашается.
– Что ж, по крайней мере, у тебя свидание с горячим парнем.
– Твоя правда. Я лишь надеюсь, что он будет разговаривать.
И меня тут же накрывает паника, что надеть. Мишель будто бы читает мои мысли.
– Мне нравятся твои черные штаны и белый свитер.
– Думаешь?
– Ага, – говорит она, испарившись в своей комнате, видимо, чтобы самой начать готовиться.
Мишель уезжает около половины седьмого, выряженная, как Тряпичная Энни.
– Где ты взяла этот костюм? – спрашиваю я.
– Оливер. Он сегодня в роли Энди2.
– Нет, вы что, серьезно?
– Он настоял.
Я морщусь, глядя на ее внешний вид, будто унюхала что-то неприятное.
– Ну не нааааадо, – канючит она.
– Из всех моих знакомых, ты последняя, кто бы вот так оделся.
Выражение ее лица резко меняется.
– Что, все настолько плохо?
– Как последняя деревенщина, но я все равно тебя люблю. Повеселись.
– Теперь мне захотелось вырядиться, как Эльвира или в кого-то похожего на нее. И этот парик ужасно чешется.
И только ради веселья я спрашиваю:
– Ты хоть знаешь, кто носил его до тебя? Надеюсь, у него не было вшей.
Она сдергивает парик с головы и начинает орать как ненормальная:
– Фууууу! Это отвратительно. А вдруг они и вправду у них были?
– Я просто издеваюсь. Надень эту чертову штуку и убирайся отсюда.
Она смотрит на меня щенячьими глазами и спрашивает:
– Правда?
– Господи, ну конечно правда. А теперь иди, иначе твой Оли-Энди начнет волноваться, что ты замутила со Спанч-Бобом.
– Ну ты и засранка. Повеселись.
Ровно в семь в дверь раздается звонок. Бек стоит у порога крыльца. И он… Вау. На нем темные джинсы и чёрная рубашка на пуговицах с засученными рукавами. Сегодня теплый вечер, поэтому он без куртки. Я хватаю свою сумочку, перекидываю ее через плечо, беру костыли и открываю дверь. Он наклоняется и касается моей щеки губами. Эти костыли становятся моими новыми лучшими друзьями. Я чертовски уверена, что, если бы они сейчас меня не держали, – я бы уже рухнула на пол.
– Замечательно выглядишь. Гораздо лучше, чем в наряде мумии. – Уголки его губ приподнимаются в улыбке.
Ох, и как же хорошо он пахнет. Будто только что вернулся с пляжа. Будет ли это странно, если я зароюсь носом у его шеи и понюхаю? Да, пожалуй, будет. Прекрати, Шеридан. Он настолько идеальный, что мне хочется просто стоять там и глазеть на него. Ну, или прикоснуться к нему, чтобы почувствовать, что он и правда настоящий.
– Готова?
– Ага. – Весь мой обширный словарный запас будто вылетел из головы. Я иду за ним к машине, и он терпеливо помогает мне усесться. Вау, этот мужчина, должно быть, выпил пилюлю вести-себя-хорошо-с-Шеридан.
– Я подумал, что мы можем пойти в мое любимое место. У них разнообразная кухня, но специализируются они на копченостях: свинина, говядина, курица. Надеюсь, ты не вегетарианка.
– Вовсе нет. Я безумно люблю мясо. Просто стараюсь по возможности есть здоровую пищу. Ну, я уже говорила тебе об этом.
– Верно. Я помню, ты упоминала об этом на нашем ужине. – Посмеивается он. – Не считая конфет на Хэллоуине. «Поцелуйчики».
– Как же можно пройти мимо «Поцелуйчиков», верно?
Он пристально смотрит на меня.
– Это ты мне скажи. – А это еще откуда взялось? Я чувствую, как у меня начинают потеть ладошки.
От его глубокого голоса мне вдруг хочется поцелуя, и вовсе не шоколадного. Сегодня Бек выглядит гораздо раскованное, поэтому я интересуюсь:
– Вы с Инглиш хорошо провели день?
– На самом деле, да. У меня сегодня было несколько сьемок в центре города, и я взял ее с собой.
– И чем именно ты занимаешься?
– Я фотограф.
– Да, я в курсе. Инглиш говорила, что у вас есть очень большая камера.
Он смеется.
– Она действительно так сказала?
– Угу.
– У меня есть вся фотоаппаратура. Для коммерческих съемок, но также и для съемок на природе, в основном для живописных снимков. Фотографии для журналов о путешествиях, отдыхе на природе, в общем, все, что можно увидеть в National Geographic. Я много путешествую, даже слишком.
– Ого. И как ты оказался в этой профессии?
– Чистое везение. Фотография была моим хобби, и когда я учился в Технологическом институте Джорджии, у них была вакансия на работу с частичной занятостью. После нескольких проявленных фотографий, все пошло по накатанной. Все закончилось тем, что я бросил учебу из-за дочери и получил степень в этой области. Но мой бизнес пошел в гору, поэтому я не жалуюсь. Сейчас я довольно востребован и из-за этого голова идет кругом.
– Ты когда-нибудь фотографируешь людей?
– Иногда. Ты хочешь, чтобы я сфотографировал тебя?
– Господи, нет! Мне просто стало любопытно, фотографировал ли ты кого-нибудь из знаменитостей?
Заезжая на парковочную стоянку, он сказал:
– Я бы с удовольствием пофотографировал тебя. Инглиш любит это дело, но она неуправляема. Она меняет позы каждую секунду. Моя дочь сошла бы с ума от восторга, если бы ты пришла на фотосессию. Я уже слышу, как она говорит тебе, что делать. «Прислонитесь сюда. Оближите губы. Поверните голову. Опустите подбородок.» Будет весело.
Мы заходим в ресторан, и администратор провожает нас за наш столик, который оказывается кабинкой в дальней части помещения. Раздав нам по меню, она уходит. Совсем скоро нам приносят наши напитки и закуски.
– Быстро, однако.
Он ухмыляется.
– Я приходил сюда много раз вместе с Инглиш. Думаю, они узнали меня.
Ну, конечно, узнали. Как можно не заметить такой высокий привлекательный экспонат, идущий с очаровательной дочкой?
– Еще бы. Итак, скажи мне, с Инглиш все хорошо? Я довольно настойчива.
Изгиб его рта свидетельствует о том, что он недоволен.
– Сейчас с Инглиш все в порядке.
– Что это значит?
Он закусывает верхнюю губу, взвешивая варианты ответов.
– Если тебе станет легче, я обещаю, что никто не узнает о нашем разговоре.
Он пробует что-то из закусок и сглатывает.
– Дело касается биологической матери Инглиш.
– Ох. – Его ответ шокирует меня, потому что это последнее, чего я ожидала услышать.
– Мне было девятнадцать, когда родилась Инглиш. Ее оставили на крыльце нашего дома в коробке с бумагами об опеке и письмом. До того дня я и не догадывался о ее существовании. И сейчас, спустя столько лет, ее мать хочет увидеться с ней, но я против.
Мое молчание затягивается, отчего он произносит:
– Ты можешь закрыть рот, Шеридан.
Покачав головой, я говорю:
– Боже, прости.
– Все в порядке. Ты ведь не ожидала такого. Инглиш не знает правды. Она лишь в курсе, что ее маме пришлось уехать, но это все. У меня бы никогда не хватило сил рассказать ей, что кто-то не захотел такую прекрасную малышку.
– А она объяснила, почему так поступила? – спрашиваю я, находясь в полном недоумении.
– Она лишь сказала, что это выше ее сил. Если честно, я плохо помню ту ночь. Я был пьян после вечеринки, чем не слишком горжусь, но, черт, я бы никогда не променял Инглиш ни на что в этом мире. Самое странное во всем этом то, что после того, как нам ее подбросили, один из друзей отца, который работал адвокатом, раздобыл информацию на семью матери Инглиш. Очень обеспеченную семью из Мэкона. В колледже она постоянно зависала на вечеринках. Алкоголь и наркотики – это все, что мне удалось вспомнить о ней.
– Может, ее выгнали из дома. Некоторые семьи до сих пор заботятся о своей репутации. Это смешно, но как еще можно объяснить подобное?
– Твоя правда, но я беспокоюсь из-за всего этого и собираюсь еще раз навести о ней справки.
– Мудро. – Я бы тоже сильно психанула, если бы кто-то захотел видеться с моим ребенком спустя столько времени.
– Я также консультируюсь с адвокатом, – сказал он.
– Если я могу чем-то помочь, ты только скажи.
– Спасибо. Инглиш понятия не имеет, что происходит. Я волнуюсь, что будет, если она увидится с этой женщиной.
– Возможно, ты рано беспокоишься. Может, если у нее проснулись материнские инстинкты, это не так и плохо.
– Надеюсь, так и будет, но что-то внутри подсказывает мне, что это не так просто.
Я касаюсь его руки.
– Все потому, что ты хочешь защитить Инглиш от любой беды. Ты же ее отец.
Тут появляется наша официантка с едой, после чего мы приступаем к ужину. Вдруг мне в голову приходит мысль:
– Бек, она вам каким-нибудь образом угрожала? Мать Инглиш?
Он опускает вилку.
– Я не разговаривал с ней. Она прислала письмо, и каждый согласился со мной, что это не дружелюбное письмо вроде «О, привет, я бы хотела, что ты разрешил мне увидеться со своим ребенком.»
– Ой-ой.
– Ага, она сказала, что дает мне время до Дня благодарения, и если до этого дня она не увидится с Инглиш, то прибегнет к закону. Мой адвокат посоветовал не отвечать ей, что я и делаю. Все наши догадки сводятся к тому, что ей нужны деньги.
А что, если женщина просто совершила серьезную ошибку и поняла это только сейчас? Я пытаюсь аккуратно объяснить это ему.
– Возможно, то, что я сейчас скажу, будет нелегко услышать или принять, но как женщина я не могу представить, каково это – выносить ребенка, а потом просто отдать его. Вероятно, это разрывало ее на части. Поэтому, возможно, – лишь возможно, – она повзрослела и поняла, что же натворила, и теперь хочет загладить вину.
Он смотрит на меня, прищурившись.
– Ну, это первая мысль, которую озвучил мой адвокат. Но я буду драться за нее изо всех сил. После долгих изысканий всплыли вещи, которые до чертиков меня пугают. Что, если даже после того, как мы выяснили, что она прошла курс реабилитации, ей все также нужны деньги на наркотики? Она принимала их в колледже, и видимо, все зашло слишком далеко, раз ей потребовалась помощь. Я рад, что у нее оказалось достаточно мозгов, чтобы попросить о помощи. Но один вопрос не дает мне покоя: что, если она опять принимает их? Именно это нас и тревожит. Я не хочу, чтобы мой ребенок находился в такой обстановке.
– Если все так и есть, не будет ли это препятствием для нее, чтобы получить опеку?
– Необязательно. Суду нужны будут доказательства, что она снова принимает наркотики, и если мы их не предъявим, то мы в полном дерьме.
Моей пытливой натуре хочется расспросить еще о многом, но я воздерживаюсь. Я не могу перестать чувствовать симпатию по отношению к матери. Что, если бы я оказалась на ее месте? Мои родители никогда не выкинули бы меня на улицу, но в колледже я еле-еле заботилась о себе.
– Когда я училась в колледже, у меня практически не было денег. Ела всего раз или два в день. Если бы я забеременела, не представляю, что бы сделала.
Он щурит глаза, и его голос становится похожим на рычание:
– Шеридан, я рассказал тебе это не для того, чтобы ты посочувствовала матери Инглиш. Я рассказал это, чтобы ты поняла, в каком затруднительном положении я нахожусь. Ее биологическая мать никогда не находилась в той ситуации, в какой была ты. Она состояла в сестринском сообществе, ходила в престижный университет, и родилась она в богатой семье. Деньги для них не были проблемой. Возможно, ее семья не захотела марать свое имя из-за незамужней матери-одиночки или беременной девчонки без отца – я не знаю наверняка. Так или иначе, но шесть лет назад моя дочь оказалась в коробке у крыльца дома. И я ничего не слышал об этой женщине все эти годы. До сегодняшнего дня. И мне кажется это дико странным.
– Прости. Мне не стоило так говорить. Это не мое дело.
Он откидывается на спинку стула, трет глаза и вздыхает:
– Просто сама мысль о том, что Инглиш куда-то уезжает и то, что я не буду знать, как с ней там обращаются…
– Я понимаю, о чем ты. – Мне бы тоже стало дурно от такого. Но Инглиш не моя дочь, поэтому мне не стоит начинать представлять себе, что бы я почувствовала на его месте.
Внезапно он выпрямляет спину и резко произносит:
– Вероятно, мне не стоило рассказывать тебе. – Он тянется к своему напитку и делает долгий глоток.
– Иногда помогает, если выговориться человеку со стороны.
В тусклом освещении ресторана, его глаза теряют свой зеленоватый оттенок. Теперь они темные, как ночное небо, пока он продолжает сидеть и сверлить меня взглядом. Будто оценивает. Почему он всегда так пристально смотрит?
Я опускаю голову и сосредоточиваюсь на своей тарелке с едой, съев еще кусочек. Подняв голову, я вижу, что он все так же пристально смотрит на меня.
– На что смотришь?
– На тебя.
– Я вижу. Но почему? – У меня что, между зубами застрял кусочек еды? Провожу языком по зубам, но ничего не чувствую. Он же не перестает пялиться на меня.
В течение нескольких минут наши глаза не отрываясь смотрят друга на друга, после чего он прерывает зрительный контакт и продолжает есть.
По дороге домой Бек рассказывает мне, что уезжает в понедельник в Северную Канаду. Он целую неделю будет снимать полярных медведей.
– Что? Полярных медведей?
– Да.
Если бы я могла схватить его за шею и придушить, так бы сделала. Это же серьезно, а он сказал лишь «Да».
– Ты можешь наконец-то рассказать поподробнее?
– Что именно?
– Каково это снимать полярных медведей? Это опасно? Тебе когда-нибудь было страшно? Ты в первый раз снимаешь их? Ты попадал когда-нибудь в ситуации, когда твоя жизнь висела на волоске? Там, вероятно, зверски холодно? Что ты наденешь? Как доберешься туда?
– Ты хочешь, чтобы я ответил на все эти вопросы? – спрашивает он с кислой миной.
– Черт, да.
– Что ж, я буду лежать на снегу, в безопасном месте, далеко от проторенной дорожки, и ждать. Это может быть опасно, но у меня достаточно хорошие зум-линзы. Нет, это не первый раз. У меня будет гид, который отвезет меня туда. За мной никто раньше не гнался. Мы приедем, разместимся и будем ждать. Гид точно знает их поведение, если они начнут приближаться, потому что изучал их передвижения не одну неделю, а может, и месяц. И да, там холодно. Я буду находиться вблизи полярного круга, но у меня для этого есть нужное оборудование. Я прилечу в маленький городок, где меня подберет гид.
– Это так здорово.
Мой энтузиазм лопается, как мыльный пузырь, когда он равнодушно произносит:
– Это моя работа. К такому очень быстро привыкаешь.
Я жую верхнюю губу и произношу:
– Да, но ты не можешь отрицать, что это познавательно.
– Я бы лучше научил чему-нибудь своего ребенка, нежели фотографировал полярных медведей.
– В твоих словах есть смысл, но представь, что возможно однажды ты научишь ее фотографировать, и она поедет на съемки вместе с тобой.
Мы подъезжаем к моему дому, и он выпрыгивает из машины, чтобы помочь мне.
– Я отлично провела время, – говорю я, хватая свои костыли.
