Текст книги "Закон - тайга"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)

– Мамка, мусора папку замели!

Ольга подойник из колен выпустила. Молоко вылилось на ноги.

– За что? – спросила пересохшим голосом.

– Забыли вякнуть. А папка не допер!

Лесоводиха вскочила, забыв о корове. Откинула ногой табуретку и мигом кинулась к дежурке. Кто-то попытался преградить ей дорогу, она откинула плечом и ворвалась. Четыре парня били Гориллу ногами. По печени, по почкам, в пах, со всей силы, озверело.

Лицо Гориллы почернело. Губы то ли разбиты, то пи искусаны в кровь. Порванная рубаха съехала с плеча. На нем кровь запеклась – содрана кожа, видно, ремнем досталось, пряжкой.

– Расколешься, падла!

– Все равно прикончим! Будешь знать, как наших гробить!

– Метель его гада, бандита! За нашего! Так его!

Врезались кирзовые сапоги в тело, ломали ребра.

– Оставьте! Отпустите! Не троньте! – вырывала Ольга Гришку из рук милиционеров. Но те будто оглохли и ослепли от злобы.

Один из них схватил Ольгу за шиворот, толкнул в дверь так, что баба головой дверь открыла и вывалилась наружу с диким воплем:

– Люди! Помогите! Убивают!

Этот крик услышал Плюгавый, верткий сявка, и тут же пулей влетел в барак фартовых. А через минуту разъяренные законники уже мчались к дежурке, схватив ножи, вырвав колья из заборов.

В дежурную они вломились, когда Горилла хрипел. Из уголков рта у него шла кровавая пена.

Милиционеров и это не остановило. Они били его, лежачего, ногами. В голову, по плечам, под дых…

Законники налетели сразу. Чья-то дубинка уложила ударом по голове самого прыткого милиционера. Второго кулаком вмяли в угол. Ударив его об стену, тут же вышибли зубы и меткими короткими ударами отбили печень, почки, разбили пах. Окровавленного, вышвырнули наружу под грязную брань.

Третьего вбили лицом в окно и, содрав с него одежду, драли ремнями, пока кожа не стала отрываться лохмотьями.

Последнего решили судить разборкой. Выслушали и, порвав ему рот от уха до уха, вставили нож, били кодлой. Каждый законник приложил к нему руки, ноги, голову. Когда милиционер пытался встать, его тут же брали «на сапоги».

Окровавленного Гориллу унесли в барак. Отдали на присмотр и уход сявок, которые, зная все средства, тут же отмыли от крови и грязи Гориллу, смазали ушибы и раны только им известными средствами. Проверив все переломы, перетянули их, вправили плечевой вывих, отпаивали Гориллу чифиром, который быстро усыпил Гришку.

А в это время из тайги вернулись в дежурную часть десяток милиционеров, оставивших около Дегтярева несколько своих ребят.

Увидев возле дежурной части толпу разъяренных законников, смекнули, что произошло, и взялись за оружие. Решили пригрозить, прогнать условников от дежурной части. Но поздно спохватились. Законники вошли в раж.

Злоба за злобу. Месть за месть.

– Мужики! Опомнитесь! – крикнул из-за спин пекарь, проходивший мимо.

Один из милиционеров попытался урезонить:

– Кончай, ребята! Кравцов едет! Он разберется. Чего вы лезете?

Его поддержали трое и отошли от своих успокоить законников. Но те уже нанюхались крови. Глаза навыкате, кулаки зудят. С языка ругань летела такая, что у селян уши горели. Всякое за жизнь слышать приходилось. Но такое – никогда…

Сошлись вплотную. Ненависть, копившаяся годами, злоба за каждый день, прожитый в Трудовом подневольно, рвались наружу.

Угрозы, оскорбления, вперемешку с матом, унизительные обещания, гнусные жесты – все смешалось в один ком, и развязка, самая плачевная, была бы неминуемой, если бы не сявка, следивший за дорогой. Скрипучим, пересохшим от напряжения голосом он крикнул:

– Кенты! Срывайся! Амба! Колымский дьявол хиляет!

Законников это известие охладило. Сбились в кучу. Уходить не собирались.

– Пусть не подымают хвосты мусора! Да не лажают нас перед дьяволом. Нам неча ссать. И за Гориллу еще вгоним легашам калганы в жопы вместо свистков! – грозили законники.

– Ничего! Не отделаетесь! Все, засранцы, под вышку пойдете, – потирали руки милиционеры, завидев запыленную машину прокуратуры, мчавшуюся в село.

– Еще и воняет, блядва! – слышались отголоски недавнего накала от фартовых. Но пускать в ход кулаки теперь не было смысла. Это понимали все.

Машина, резко затормозив, остановилась у дежурной части.

Игорь Павлович тут же подошел к собравшейся толпе.

– В чем дело? – спросил строго и добавил: – Почему милиция занимается не своим делом?

– Бунтуют фартовые, – ответил кто-то из милиционеров.

Кравцов глянул на него искоса.

– Значит, вы виноваты, – бросил коротко. Милиционеры опешили. – Займитесь делами. Что стоите? Двое со мною на место происшествия. Остальным – на работу, на дежурство.

– Тут Горилла смыться может, – подал неуверенный голос один из милиционеров.

– Он в бараках у фартовых.

– А зачем ему убегать? – вспыхнула Ольга и крикнула: – Чуть не убили человека! А за что? Не убивал он вашего Дегтярева!

– А топор чей? Иль сам по себе с дерева свалился? – не выдержал милиционер, стоявший к Кравцову ближе всех.

– Не знаю про топор, но Гришка не убивал! – настаивала Ольга.

– Вы жена Григория? – спросил ее Игорь Павлович.

– Да, жена! – ответила, вскинув голову.

– Возьмите мужа домой.

– Как возьму, если двигаться не может? Всего изувечили, изломали ваши изверги! Хуже зверей на человека набросились. Еле отняли его. И меня вышвырнули из дежурки, чтоб убивать не мешала. Набрали не людей, скотов! Недаром их легавыми зовут. Нет им другого имени!

– Потише, ты! – цыкнул кто-то из милиционеров на Ольгу.

Но та только вошла во вкус:

– Чего рот затыкаешь? Иль я неправду сказала? Палачи проклятые! Чтоб вас всех поубивали!

– Успокойтесь! Хватит базарить! Займитесь лучше мужем. В ваших руках он скорее поправится. Помогите женщине мужика в дом перенести. Займитесь делом! – обратился Кравцов к селянам. Увидев, что законники ушли в барак, сказал милиционерам: – В барак к фартовым идти не советую. Лучше отвезите тело участкового после осмотра места происшествия с поездом в Поронайск. Детей его уведомите. А к вечеру всем быть здесь на месте. Без исключения.

Вскоре запыленная машина остановилась на дороге. Кравцов пошел в тайгу следом за милиционером, который обнаружил труп участкового.

– Юрий, а как вы нашли Дегтярева? – поинтересовался Игорь Павлович.

– Знаете, вечером он собирался сходить к Трофимычу, леснику нашему. Обещал старику курева. Говорил, что скоро вернется. Вечером, мол, в один дом еще наведаться надо, А потому одна нога – там, другая – здесь, как он любил говорить. Я и ждал…

– А почему вы не сходили к старику? Неужели трудно было?

– Предлагал я. Тем более что свободен был от дежурства. Но не пустил. Сам пошел.

– А Трофимыч знал, что Дегтярев к нему придет? Ждал его? Время обговаривалось?

– Нет. Дегтярев не связал себя этим. Пообещал и все. А оттягивать не любил.

– Знал ли кто-нибудь, кроме вас, что участковый к старику пошел?

– Не знаю. Но даже из села дорогу видно. Далеко. Могли приметить. В такое время куда еще мог пойти? Только к деду. Это и дураку понятно.

– А с Гориллой какие были отношения у Семена? – спросил Кравцов.

– Документы ему уже подготовил. Паспорт и прочее. Короче – вольную. Вызвали в дежурку. А Гришка рассмеялся. На что, говорит, мне, гражданин начальник, ксивы теперь нужны? Я нынче не хочу на волю. Схомутала баба. Напрочь. Мне без нее воля не нужна. Тутошний я теперь. Местный! Семью имею. Дом и хозяйство. Даже вкалывать наловчился, как папа Карло. Одно плохо. Получаю, как Буратино, сявкам на смех. Моей зарплаты детям на конфеты не хватает. Не только что самому на портки. А Дегтярев посоветовал ему вальщиком леса пойти, сколотить свою бригаду. У них, мол, заработки хорошие.

– Согласился Гришка?

– Нет! Сказал: попробуй посади дерево да вырасти его! Потом я погляжу, как пилить его станешь. Это вроде как человека убить. Ну, Дегтярев плечами пожал – не могу, говорит, ничем тебе помочь.

– Других разговоров не вели?

– Я не слышал. Да и не скрывал Дегтярев своих отношений с людьми. Весь на виду жил. Как столб. Ни личной жизни, ни друзей не было.

– А к кому он вечером собирался? – вспомнил Кравцов.

Юрий замялся. Покраснел. Сделал вид, что не услышал. И

хотел перевести разговор на другую тему. Игорь Павлович повторил вопрос, но уже жестче, настойчивей.

– К Дарье. Банщице нашей. На чай. Она его пригласила.

– И на какое время было свидание назначено?

– Не свидание. Нравилась ему эта женщина. И кажется, серьезно.

– Та, у которой мужа убили? Из ссыльных? – уточнил Кравцов.

– Она, – подтвердил милиционер и показал рукой на куст жасмина: – Там Дегтярев. Мне с вами или здесь оставаться?

– Побудьте здесь, – ответил Кравцов и, заметив милиционеров, попросил их оставаться на своих местах. Тут же были двое понятых, из переселенцев.

Игорь Павлович подошел к покойному. Тот лежал лицом вниз, как и нашли его.

Сфотографировав, описав место происшествия, труп и топор, Кравцов предложил увезти покойного из тайги. Милиционеры быстро унесли в машину тело начальника.

И лишь Юрий, так и не поняв, можно ли уезжать или надо остаться, молча сидел на коряге, терпеливо наблюдая за Кравцовым.

Следователь прокуратуры расследует все дела об убийствах, но Кравцову поручались самые сложные. Это знали все. Одного не понял Юрий: зачем на столь явный и легкий случай, когда все налицо, приехал именно Кравцов?

Игорь Павлович переходил от дерева к дереву, нагибался к корням кустов и лез в них головой. Вот на дерево уставился. Чего он там не видел? Рябина. Таких тысячи по тайге. А тут на корточки присел. Измеряет что-то.

«Чудной какой-то», – решил милиционер. Ему порядком надоело следить за Кравцовым. Его манеру и методы раскрытия преступлений, говорили, невозможно предугадать.

Юрий достал папиросу, хотел закурить. Но Кравцов категорически запретил. И, подойдя почти вплотную, сказал шепотом:

– Кажется, опять попал на след.

– Чей? – не понял милиционер.

– Убийцы…

– Так чего его искать? Это ж Горилла! Стоило из-за него в ташу идти. Бери тепленького! Покуда законники не заны– чили…

– Ошибаешься. Не Горилла убил Семена. Дегтярев убит другим. Я его знаю, гада. Вот только где теперь искать? Хотя… Скорее за мной! – словно что-то вспомнил Игорь Павлович и быстро зашагал между деревьев и кустов, полез через пни и коряги. Милиционер едва успевал за ним.

– А кто этот убийца, если не Горилла?

– Старый знакомый! По нему уже не одну панихиду спеть пора. Все пули его заждались и поржавели. Негодяй редкостный. Да ты, вероятно, тоже наслышан о нем. Это – Сова! Я его покойничком считал. Благодарил Бога, что очистил землю от заразы! А он, недавно узнал, живехонек, мерзавец! Из психушки сбежал. Прикинулся сдвинутым и сиганул с четвертого этажа! И не разбился! Вот опять пакостничает! Да сколько мы с ним мучиться будем? – возмущался Кравцов громким шепотом. – Наверное, до Трофимыча добрался, негодяй. Леснику нынче с ним не справиться. Стар совсем.

– Да нет. Недавно видел его. Бодрый дедуля. Правда, на медведей уже не ходит, но рука у него твердая. С ружьем не расстается. В белку из мелкашки шутя попадет.

– Давно ты его видел? – перебил Кравцов.

– Три дня назад. В нашем магазине был, – ответил Юрий и спросил: – А почему вы думаете, что Сова – убийца?

– Этот гад по-особому работает. У него свой почерк. Когда он с Колымы ушел в бега, его овчарка нагнала. Ну и порвала, не без того. Оставила отметины на всю жизнь. С тех пор Сова свои следы табаком посыпает. Знает, сволочь, что псы не могут взять след, посыпанный табаком. Обоняние теряют навсегда. Трех овчарок он таким путем загубил. Какие псы были!

– А как вы узнали? По нюху?

– Около Дегтярева увидел. А Семен никогда в тайге не курил. Это я сразу приметил. Запомнилось доброе. Его примеру последовал. Дегтярев даже папирос не брал для себя, когда в лес шел. А тут… Под каждым кустом и деревом… табак! Если сам куришь, но задолго до тайги не сделал ни затяжки, запах табака издалека почувствуешь.

– Тогда ветра в поле ищем. Наши ребята курили здесь с самого утра.

– Но не махорку. Это точно. А Сова только ею пользуется. К тому же ваши гасили окурки, а табак не рассыпали под кустами. Хотя не только это оставил мне Сова. На топорище расписался. Когда кровь брызнула, остались следы четырехпалой ладони. А у Гориллы все пальцы на месте. Да и величина ладони не Гришкина. Маленькая по-обезьяньи.

– Так, может, сын Гориллы брался за топорище. Но испугался такое в дом нести. Он часто с фартовым в тайгу ходил. А пацану лет десять. Ладони тоже маленькие. Хотя все пальцы, по-моему, на месте, – неуверенно возразил сам себе Юрий.

– Но и не только это. В одном месте, там, где я слепок со следа взял, совпало описание обуви Совы, в какой он из психушки убежал.

– В тапочках, что ли? – недоверчиво усмехнулся милиционер.

– В ботинках…

– Так у нас в Трудовом вся пацанва в ботинках бегает. И в тайге. Не исключено, что и в том месте какой-нибудь наш пострел побывал.

– Юрий, возражать надо аргументированно. И вам наверняка известно, что обувь для подобных учреждений шьется особая, по спецзаказу, и имеет существенное отличие от той, какую выпускает ширпотреб для обычных граждан. А потому ваш пострел никак не мог оставить тех следов, о которых я говорю.

– Молчу! Сдаюсь! – устыдился милиционер, увидевший прямо перед собой тропинку, ведущую к леснику. До зимовья было недалеко.

– Теперь ни слова. Иди тихо. След в след. И будь внимателен. Нам никак нельзя спугнуть его. Считай, что мы на охоте. На зверя. За исход никто не может поручиться. Как знать, для кого она станет последней, – вспомнилась угроза Совы в адрес лесника еще на тонущей барже.

У Юрия по спине мороз пробежал. Вспомнились рассказы ребят-милиционеров о фартовых. «Закон -

тайга», который все уголовники соблюдали четко. Чего только не узнал! Случалось, ночами не спал, просыпался в ужасе от кошмарных видений.

– Да и к Трофимычу Дегтярев не пускал ребят. Говорил, что эти прогулки небезопасны для них. А почему – молчал. И ребята верили на слово, а теперь убедились… Прав был начальник. Жалел их, берег, но зачем собой рисковал? Непонятно…

– Одно, Юра, до меня не доходит, зачем Дегтярев носил деду курево, если тот сам три дня назад был в Трудовом? – поинтересовался Кравцов.

– Лежалый был табак. Старый. А дед свежий уважает, душистый, забористый. Продавщица и привезла. Махорку и «Золотое руно».

– Участковый что взял?

– Того и другого. На выбор.

– Постой, что за крик? – остановился Кравцов, удивленный.

Юрий затаил дыхание. Липкий страх сковал плечи.

Неподалеку слышался то ли вой, то ли рычание.

– Рысь кричит. С чего бы? До гона далеко. Он у них в январе начинается, в лютые морозы. С чего это заходится? – удивился Игорь Павлович.

– Кричит. Может, с голодухи?. Есть хочет?

– Рысь всегда выслеживает добычу молча. Порой долгими часами ее ждет. Даже дыхание сдержит, если надо. Чтоб не спугнуть. Ночь напролет у мышиной норы просидит. А свое не упустит.

– Значит, эта сыта?

– Кричат рыси лишь в свадьбы. Да когда ищут потерявшегося котенка. Зовут его. В другое время голоса не подадут, – говорил Кравцов уверенно.

– Да, уж с таким голосочком лучше бы помолчала, – бил озноб Юрия, замедлившего шаги.

Игорь Павлович, увидев это, сказал тихо:

– Не бойся, Юра. Осенью рыси сыты. Дичи много. Это зимой они опасны. Сейчас не то время, не нападет. Зверь не дурак. Рисковать не станет. Тем более голосом себя выдает.

– А чего тогда орет?

– За участок, свои владения скандалит с соплеменником. Прогоняет, наверное. Если голодная – в драку кинулась бы. А сытая – глотку дерет, голосом пугает. Предупреждает: мол, линяй подобру. Не то из клифта вытряхну, – рассмеялся Кравцов, поверив собственной шутке.

Игорь Павлович остановился перед полянкой, где среди елей и берез виднелось зимовье лесника. Вон баня, сарай, крытый под будку колодец.

Старик любил родниковую воду, но зимой родник замерзал. Вот и выкопал ему печник Кузьма колодец. А старик обшил его под небольшой сруб, чтобы теплее было, чтобы не заносило снегом, не промерзала бы вода.

Чем ближе к зимовью, тем отчетливее слышался голос рыси. Он был похож то на стон, то на хрип. От него волосы вставали дыбом.

– Вон она. На крыше колодца сидит, – заметил рысь Юрий и указал Кравцову.

– Совсем непонятно. На открытом месте. Всем видна. Почему на колодце сидит – ума не приложу. Может, с Трофимы– чем что случилось? – неуверенно предположил Кравцов и, пройдя несколько шагов, позвал: – Трофимыч! Трофимыч!

‘Минуту спустя дверь зимовья дрогнула, заскрипела. И старик вышел в исподнем.

– Трофимыч! – окликнул лесника Юрий. И дед, увидев гостей, засеменил с крыльца. Пошел навстречу улыбаясь.

Маленькая тень метнулась от колодца к старику. Дед не приметил ее, и никто не обратил внимания. Только рысь серой молнией сиганула с крыши колодца…

Никогда не охотятся рыси на полянах, на открытых местах. В лапах могучих елей прячутся. Оттуда, сверху, высматривают, поджидают свою добычу и, улучив момент, бросаются на нее внезапно, как молния.

В прыжке рыси опасны любому зверю. Это знает всякая живая тварь в тайге. На виду никто из серьезных зверей не охотится, не нагоняет добычу. Но эта…

Кравцов остановился как вкопанный. Растерялся. Да и было от чего.

Сильный, свирепый зверь – рысь. Но ее охоту никогда не доводилось видеть. В желтых глазах метался огонь злобы, который прятали рыси в таежной глуши. Кто из живых увидел этот огонь, для того тот день стал последним.

Никто ничего не успел сообразить и понять, что происходит.

Рысь в два прыжка настигла человека, бросившегося навстречу леснику. Не дав приблизиться, сбила с ног и тут же впилась в горло.

Коротко вскинулись ноги жертвы, словно хотели стряхнуть, сбить зверя с тела. Но не удалось.

Секунды… Ни человек, ни рысь не издали ни звука.

– Что ж ты сотворила, окаянная? – опомнился первым лесник и в ужасе смотрел на случившееся.

Рысь пила кровь прямо из горла человека. Она хлестала фонтаном. И зверь, припав к ней, не мог оторваться.

– Сгинь, душегубка! – серчал лесник, подходя ближе.

Рысь отскочила, словно хотела извиниться, вскрикнула коротко и метнулась в тайгу.

– Сова! – ахнул Кравцов, подойдя вплотную.

– Какой маленький! – удивился Юрий.

– Сгубила душу, каналья! – ругался лесник.

– Сколько раз он уходил от смерти. Сколько приговоров ему вынесено. Сколько людей убил. А сам так нелепо кончил. – Игорь Павлович вытащил из мертвой руки фартового нож Дегтярева. С ним участковый никогда не расставался. Лезвие было открыто и поставлено на замок. Такое не делается случайно. Значит, хотел Сова старика убить. Но рысь помешала, вступилась за хозяина. Опередила на секунды…

– Так и сдох фартовым, мокрушником, – невольно вырвалось у Юрия.

– Зверь зверя убил. Все закономерно. Как в «законе – тайга», – согласился Игорь Павлович.

– А я-то не мог уразуметь, с чего моя девчурка кричит? С самого вечера вчерашнего, ровно заводная. Не смолкала. И от колодца ни на шаг не отошла. Даже жрать не схотела. И ночью вопила. Видать, загнала его сюда нелегкая. А в хату пройти не смог, не допустила его подружка моя, – глянул старик на Сову.

– Он Дегтярева убил, – сказал милиционер.

– Чево? – не поверилось старику.

– Да, убил он участкового, – подтвердил Кравцов.

– Злыдень! Ирод проклятый! Лиходей! За что ж такого мужика со света убрал? Поганец!

– Ладно, Трофимыч, теперь уж поздно жалеть. К вам он шел. Курево нес. Именно этим табаком, Юра, следы свои Сова присыпал. От собак. И выдал себя. Теперь уж не сбежит, не спрячется. Беги в Трудовое за машиной. Сову тоже в Поро– найск надо увезти. Думаю, многие обрадуются. А я тебя в зимовье подожду, – предложил Кравцов.

Трофимыч стоял на крыльце, потерянно оглядывал тайгу, вершины деревьев.

– Чем расстроены? – спросил Кравцов, когда Юрий помчался бегом в Трудовое.

– Девчурка моя ушла. Теперь уж никогда в обрат не воротится. Я ее с детства пестовал. Хорошая подружка была. Ан нет ее нынче, – вытер выкатившуюся слезу старик.

– Вернется. Чего печалиться? Куда ей деваться, если в человечьем доме выросла?

– В тайгу ушла. Там ее дом. А меня забудет скоро. Разве окликнет когда-нибудь с елки. Но не придет.

– Это почему же так? – изумился Игорь Павлович.

– Да все оттого, что зверь завсегда свое звание помнит. И стыд… Выросшая с человеком не должна была порвать того, кто из моей, человековой, стаи. Но знать, без того не можно было. А убив, навовсе ушла. Ведь испила она крови человечьей. Нынче ее в дом впущать нельзя. Да и сама не воротится. С совести.

– С какой еще совести? Откуда она у рыси? – не верил Кравцов.

– У зверя стыда поболе, чем у иных людей. Сказать вот не дано. А чуют вину долго. Моя девчурка стыд имела. Бывало, нагадит в избе, не дождавшись меня, – терпежу не стало, и под койку… Оттуда не вылезет, покуда не прощу. Даже жрать не просила. Вздыхала только шибко, переживала, значит. Пузом не жила. Всегда ждала, покуда я натрескаюсь. Только после этого сама харчилась. То разве не от совести? Всякое слово понимала. А нам, людям, их уразуметь не дано. Потому как стыд забыли. Потеряли вместе с сердцем. И чистое не слышим уже, голос леса не доходит до разума. А от ближнего понимаем всего два слова – на и дай. Последнее уж понимать разучились. А звери чуют все. И моя понимала. Нынче не ворочу. А думал, до смерти с ней дружить станем.

– Соскучится и придет. Ведь сами говорите: зверь долго помнит доброе.

– Дай-то Бог, – вздохнул старик.

Вскоре к зимовью подъехала машина. Ребята-милиционеры погрузили в нее тело Совы.

Кравцов простился с лесником и сел в кабину. Старик махал рукой вслед. Белый-белый, старый, одинокий, он вытирал ладонью слезящиеся глаза. Когда-то теперь навестят его люди? Может, и заглянет кто-нибудь из них по случайности…

А может, и не стоит людям сворачивать на Трофимычеву тропу? Ни с добром, ни со злом… Может, повезет леснику выходить себе нового дружка? Чтоб навсегда, не разлучаясь, вместе быть… Пусть бы хоть в этот раз не разрушили эту дружбу люди. Хорошие иль плохие, они все чужие тайге…

Кравцов удивлялся: впервые за все годы его работы преступник был пойман и наказан одновременно.

Милиционеры, узнав об этом от Юрия, долго радовались.

– Видно, его кликуха ей не понравилась. Мол, зачем таежное имя присвоил себе фраер?

– Да нет, не потому. Наверное, решила рысь с фартовым силами помериться. Да только законов таежной трамбовки Сова не усек. Там чуть что – зубы в горло и отваливай…

– Ерунда! Не потерпела рысь другого. Что закон тайги, ее родной, природный, присвоили себе всякие гады. Вот и наказала за него. Уж как смогла…

В Трудовом машину ждали у перрона – поезд опаздывал с отправлением в Поронайск. Сову, чтобы не пугать людей, милиционеры в брезент завернули.

Никто из условников не захотел проститься с участковым. Только Дарья да поселенцы пришли проводить его.

Кравцов заканчивал допрос Гориллы. В примочках и вспухший от бинтов и ваты, тот уже ходил по дому и пусть через силу, но пытался шутить.

Как его топор оказался у Совы? Да кто знает. Он бросил топор там, где услышал голос сына, срочно позвавшего его домой. В каком часу? Да откуда знает? Часов на руке не имеет. Ни к чему они в его работе. В тайге от них одна морока. В лесу весь ориентир – на пузо. Жрать захотелось – значит, обедать пора. Темнеть стало – пора домой. Так всегда было. Нет, Сову не видел. Никого, кроме сына. Да, еще Дегтярев подходил. Пяток минут потрехали. О разном. Нет, не спорили. Не о чем стало спорить. И не до того. Работы много. В этом году клещей полно. Как никогда. Нужно почистить участки, перестой, сушняк вырубить, гнилье сжечь, опад сгрести. Мороки хватит. Дегтярев ему давно не враг. И хотя кентоваться не могли, звания разные, делить тоже было нечего. У каждого свои заботы. Всякого судьба по-своему крутит. Ему, Горилле, повезло. Не только жену, а и сына с дочкой подарила. Они ему – награда за все. Вроде как целый общак ему обломился. Теперь есть о ком думать и заботиться. Глядишь, и его в старости не бросят. Гришка разговорился. И, провожая гостя до калитки, хромая и морщась, сказал на прощание:

– Спасибо тебе, Кравцов, за ту минуту. Что поверил. Не под стражу – домой отпустил. Мог бы до выяснения обстоятельств приморить у мусоров. Для надежности. Чтоб не слинял. А ты – поверил… Значит, не забыл Колыму. Не истратил душу, какую вместе с нами отогревал у костерков на трассе… Я тоже это помню. А потому завязал с фартом! Хана! Был законник, да весь вышел! У меня нынче свой закон – в тайге. Он – весь об жизни, Кравцов! И не только моей. Слышишь, колымский дьявол? Как своего, как кента прошу! Кончай меня пасти!

Кравцов сел в машину. Уже темнело. Закончился еще один рабочий день. Пора возвращаться домой, в Поронайск. Ведь не бесконечны силы человеческие. А встречный поезд, прибывший в Трудовое, привез в село новые семьи переселенцев, новую партию условников…