Текст книги "Дикая стая"
Автор книги: Эльмира Нетесова
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Нетесова Эльмира
Дикая стая
Глава 1.
СУКИН СЫН
Ох, и поломали головы в райотделе милиции Усть-Большерецка, узнав, что в их район направляют на поселение Гошу Корнеева на целых пять лет.
– Кому моча в голову стукнула, что решили подбросить нам этого сукиного сына? Все равно, что самого черта за пазуху сунут! Да разве мыслимо такого недоноска сюда направить? Он половину жизни в зонах провел. От Мурманска до нашей Камчатки! Даже в Магадане отбывал! Поверишь, с Курил сбежал, с самого Итурупа! Теперь к нам подкинут этого козла! С ним сам черт не сладит, – нервничал начальник милиции Станислав Рогачев, делясь своими соображениями с заместителем Петром Бойко.
– А ты откуда знаешь этого Гошу? Кто он вообще? – прищурился Петр хитровато.
– Он в Тиличиках отбывал и смылся оттуда в бега. Сумел в самолет забраться.
– Как? Без документов? – подавился Бойко дымом сигареты.
– Самолет грузовым был. Вот и прикинулся грузчиком. Помог с десяток мешков забросить и сам за ними спрятался. Ребята-пилоты и не глянули. В Петропавловск спешили вернуться к вечеру. Гоше это на руку. Представь такую удачу. Из зоны враз на волю! Да еще в Питер! Сыщи его там! Но фортуна подвела: пока грузились, летели, испортилась погода, и экипажу приказали сделать посадку у нас. В Тиличикской зоне уже хватились и смекнули все. Поиски в зоне и поселке ничего не дали. Вот тут и позвонили в аэропорт, потом по всем райотделам. Ну, летчикам назвали причину посадки погоду, но едва они приземлились, мы тут как тут, навстречу им с распахнутым «воронком». Пилоты, увидев такой радушный прием, из своей машины на ходу чуть не выскочили, понесли на нас. Ну, мы их успокоили, мол, не вы нам нужны. И вместе вошли в самолет, оставив внизу на всякий случай возле машины двух оперативников. Тиличикский начальник зоны предупредил, что Гоша непредсказуем и, как каждый сукин сын, может оказаться вооруженным.
– Вот это да! Ни хрена себе! – невольно вырвалось у Бойко.
– Короче, вошли в самолет, весь груз перевернули, а Гоши нет нигде. Уже хотели сообщить в Тиличики, что на борту пусто. Да тут пилота по малой нужде прижало. Он – в сортир, а там закрыто. Причем изнутри. Сколько ни дергали ручку, не открывалась дверь. Тогда поняли, что там Гоша окопался. Стали требовать открыть двери. А он всех послал, мол, не открою, и все на том. Везите в Питер. Больше он с нами не желал разговаривать. Уж как его уговаривали, отмалчивался. Ну, здесь пилоту невмоготу терпеть стало. Отошел он на шаг, да как подскочил к двери, надавил плечом, она так и распахнулась настежь. Мы Гошу за грудки выволокли из туалета. Заломили ему клешни так, что взвыл гнус, и выкинули из самолета прямо в «воронок». Пинками вбили гада. Ох, и материл он нас. Так кучеряво никто не брызгал на милицию, как тот недоносок.
– Давно это было? – перебил Бойко.
– Лет пять назад.
– А что, кроме Гоши, никто не пытался бежать из Тиличиков?
– Сколько хочешь! На судах, лодках, даже на нартах, оленьих упряжках, но никто не додумался бежать на самолете. Гоша был первым.
– Куда бы он делся в Петропавловске? Там его без документов вмиг схватил бы пограничный патруль. Быстро выбили б из него, кто он такой и откуда взялся?
– Не переоценивай. Гоша, конечно, не бежал вслепую. Где-то его ждали. Понятно, не с пустыми руками. У них повсюду есть свои корефаны, тем более в Питере, – вздохнул Рогачев.
– А кто он есть этот Гоша?
– Вор и фартует давно. Из-за него, знаешь, сколько наших мужиков выкинули с работы? А скольких понизили в звании? А главное – убивал Корнеев наших ребят. Да что там базарить! Вот получим его уголовное дело, там – обо всем. Начальник Тиличикской зоны сам себе не верит от счастья, что избавился от Гоши и теперь доработает до пенсии. Мне советовал не спускать глаз с козла! – сморщился Рогачев.
– Куда ж его устроим? Ведь и жилье, и работу ему теперь подай. А что он умеет? – поскреб в задумчивости затылок Петр и добавил, – надо глянуть на него. Может, что-то слепим? Ну, коли не получится, отправим обратно в зону. Он это тоже должен понять.
А через три дня Гошу Корнеева доставил из Тили– чик в Усть-Большерецк почтовый самолет.
Скинув мешки с газетами и журналами, письма и посылки, командир экипажа спрыгнул вниз, подошел к Рогачеву.
– Стас, забери к себе отморозка. Привезли какого-то идиота. Велели его тебе с рук на руки передать. Для чего он, ума не приложу. Вот его бумаги. Забирай вместе с ним, – махнул штурману.
Тот оглянулся и пропустил к двери серого мужика с красным лицом, седыми волосами. Он запахивал телогрейку, но холодный ветер снова раздувал, шарил за пазухой. Человек глянул вперед, увидел милицию, встречавшую его, и с тоской оглянулся на самолет.
– Иди, не мешкай! Нам вылетать пора! – услышал слова штурмана и сошел по трапу прямо к двоим оперативникам, терпеливо ожидавшим внизу.
Гоша встал напротив, покорно опустил голову, ждал, когда ему нацепят браслетки, но ни у кого не увидев наручников, опустил руки в карманы, влез в машину, отметив молча, что и здесь нет решеток.
Конечно, Гоша приметил, его прибытие поперек горла милиции. Да и ему менты – не в радость, но как бы там ни было, приходится терпеть друг друга. На сколько хватит этого терпения, не знал никто.
Гоша смотрел на дорогу из аэропорта, ведущую в поселок, и все думал, куда его отвезут менты: в милицию или сразу в какую-нибудь хибару, где предстоит прожить пять лет полуволн, а потом… Но до этого «потом» сколько придется промучиться? А может, повезет? Гоша увидел реку, и шальная мысль о побеге снова обожгла душу. Человек глянул на встречавших его ментов, они тихо переговаривались о чем-то своем.
Вскоре машина затормозила у здания милиции.
– Выходи! – открыл дверцу перед Корнеевым оперативник и побрел следом за Гошей. Тот шел спотыкаясь.
– Давайте его ко мне, поговорим, а уж потом отвезете определяться, – предложил Рогачев, пропустив Гошу вперед.
Недавний зэк неуверенно переступил порог кабинета, огляделся по сторонам.
– Давайте сюда, – указал Станислав на стул напротив. – Вы имеете представление о поселении? – спросил Гошу.
Тот отрицательно качнул головой.
– Что умеете делать?
– Фартовать, – ответил, не сморгнув.
– Я спрашиваю о рабочих профессиях. Ну, куда мне вас приткнуть, чтоб сами себе на жизнь зарабатывали? – спросил Рогачев.
– А черт меня знает. Я много чего умею, но о том лучше смолчу. Вы меня отпустите – без куска хлеба не останусь. Еще и вам навар принесу.
– Вот уж и не знал, что кормильца получили. Надо ж как повезло! – рассмеялся Рогачев и сказал, посерьезнев: – С прошлым завязать придется. Навсегда. Здесь никто не ворует друг у друга. С самого начала так повелось. Даже дома не закрывают. Если украдете, а в поселке все друг друга знают, подозревать будут только Вас, больше некого. И если мы не успеем, убьют за воровство. Если живым отнимем – в зону вернем. Заранее давайте договоримся: вдруг не сможете сдержаться от воровства, скажите сразу. Тогда первым же рейсом возвращаем в Тиличики, чтобы время не тянуть. Завтра два рейса ожидаем, на любом отправлю Вас.
– Самому добровольно на зону вернуться? Или я похож на отморозка? – удивился Гоша.
– Тогда выбора нет, придется забыть о воровстве!
– А как дышать? Вот я должен где-то жить, что– то жрать. Где «бабки» возьму на все? – уставился Гоша на Рогачева.
– Насчет жилья и еды все устроим. Жить станете в комнате, вернее, в квартире. Конечно, не ахти что, но на первый случай сгодится. Посмотрим, как себя проявите, а уж потом определимся окончательно. Договорились?
– О чем? Вы меня определите, а уж потом спрашивайте! – прислушался к урчавшему животу. Оно и не мудрено, ведь завтракал в зоне в семь утра. Теперь уж на вторую половину дня давно перевалило, а в кабинете начальника милиции жратвой и не пахло, лишь пепельница с окурками на столе.
– Вы получили в зоне расчет? – спросил Рогачев.
– Да разве то «бабки»? Пыль единая. С таким наваром ни в кабак, ни к бабам не нарисуешься!
– О кабаках забыть придется. Нет у нас в поселке ресторанов. Ни одного. Единственная на всех столовая. Дело в том, что одиночек у нас мало, да и те предпочитают готовить дома. Семейным и вовсе не до ресторанов. Все работают, копейка каждому дается трудно. Пропивать никто не хочет.
– А если готовить не умею, как быть?
– Научитесь. Невелика мудрость, – успокоил Рогачев поселенца. Сказал, что Гоша до весны будет работать водовозом. Помимо оклада, в частном секторе станет получать за подвоз воды наличными. Пусть небольшие деньги, но на еду хватит. Весной, когда вода пойдет по трубам во все дома, Гоше предложат другую работу. Ну, а пока надо прижиться, оглядеться. Трех дней хватит на все и про все, а дальше надо выходить на работу.
– А где моя хаза? – спросил поселенец.
Уже через полчаса Гоша сидел в своей квартире. Другой человек, может быть, обиделся бы, но не Гоша. Когда оперативник подвел его к бараку, разделенному на три квартиры, Корнеев вмиг ожил:
– Знать, ни один дышать стану, – вошел в дверь, указанную оперативником, и оказался в коридоре.
Тут и дрова сложены аккуратно, и дверь в квартиру оббита войлоком. Открыл ее, шагнул в прихожую, служившую и кухней. Небольшая она, но здесь разместились печка и лавка для ведер с водой, умывальник и стол, шкафчик для посуды.
Гоша прошел в комнату. Старая железная кровать с жидким матрацем и подушкой накрыта выцветшим ватным одеялом. Рядом одинокая табуретка, стол у окна, на стене несколько вешалок мотались на гвоздях. Зато на подоконнике кружки и стаканы, пепельница и чайник.
– Ну, что? Огляделся? – послышался от двери голос оперативника.
– А где хозяйка? – озирался Гоша.
– Чего? Ты уже про бабу вспомнил?
– Я и не забывал об них! – озорно сверкнул глазами новый поселенец.
– Только с зоны соскочил, не жравший, а уже про бабу спрашивает. Ты хоть в себя приди! Не то забудешь, что с нею делать надо, – усмехнулся оперативник, протянув Гоше сумку. В ней лежала жареная рыба, с десяток вареных картошек, пачка чая, кулек сахара, буханка хлеба. – Этого тебе на сегодня хватит. Завтра что-нибудь придумаем. Пошли, покажу тебе, где воду брать, ну, и туалет заодно.
Кстати, там дрова твои, мы с ребятами вчера привезли. Уже готовые, только перенести их нужно в коридор, пока снегом не занесло.
Гоша вместе с оперативником вышел за порог. Тот показал ему колодец и добавил:
– Если на мозоли никому давить не будешь, спокойно станешь жить. Людишки наши, поселковые, все на материк смотрят. Только в этом году больше тридцати семей уехало, вернулись в свои родные места: кто – на Украину, кто – в Белоруссию. Ну, а мы всюду дома. Мне еще до пенсии восемь лет тут служить. Глядишь, и ты через годок получишь хорошую квартиру с отоплением, водой, туалетом.
– А на хрена она мне? – изумился Гоша.
– Жить будешь по-человечески.
– Мне на пять лет и эта сгодится. Зачем голову лишними заботами грузить?
– Э-э, не скажи, Гоша! Человек свое надумает, а судьба ему другое подставит. Так часто случалось здесь, на Северах. И ты заранее не загадывай! Никто не может свою судьбу наперед узнать, – загадочно улыбнулся оперативник Владимир.
Гоше о многом хотелось расспросить человека, но тот глянул на часы, заспешил уйти, оставив поселенца один на один с самим собой.
Человек не спеша вернулся в свою квартиру. Затопил печку, поставил чайник и решил умыться. Только снял рубашку, услышал шаги за стенкой, понял: кто-то из соседей вернулся с работы.
Вскоре Гоша услышал кошачье мяуканье и женский голос:
– Муська, отвяжись! Я сама еще ни хрена не жрала. Успеешь налопаться, потерпи.
Вскоре за стенкой послышался звон тарелок, ложек. Вот баба села к столу, отодвинув стул.
И Гоша сказал:
– Мадам, может, нам стоит познакомиться?
Он тут же услышал, как упала на пол, коротко звякнув, ложка или вилка, а испуганный женский голос спросил:
– Ты кто? Где ты? Откуда взялся, черт тебя подери?
– Я – сосед! Совсем рядом живу, за стенкой.
– Фу-у, а я думала, что нечистый объявился у меня! Ну, разве можно так пугать людей? – упрекнула соседка.
– Я не со зла! Только вот вздумал познакомиться, все ж рядом жить станем, бок о бок. Не грех бы друг дружку по имени звать, – подбирал приличные слова Гоша.
В ответ услышал:
– А Вас как зовут?
– Меня? Гнида! – выпалил лагерную кликуху, ставшую за долгие годы роднее имени, но, вспомнив, что он не на зоне и не с зэком базарит, тут же сказал имя, – Гошей зовут, Георгий, значит. А Вас как?
– Марина, – сказала тихо, неуверенно.
– Красивое имя! – нашелся сосед.
– А Вы кто? Откуда приехали к нам?
– Из Тиличик, – ответил, не подумав.
– Так путина давно закончилась.
– Я – не рыбак! Из зоны вышел, сюда на поселение определили.
– О, Господи! Только этого нам не хватало, – донеслось испуганное. Соседка замолчала. Ее больше ничего не интересовало. На Гошины вопросы она больше не отвечала, а вскоре и вовсе куда-то ушла, оборвав короткое знакомство.
«Ну, и хрен с тобой!» – подумал Гоша вслед ей. И только сел к столу поужинать, услышал шумок с другой стороны. Поселенец уже не хотел знакомиться, он жадно ел рыбу. Тут же пожалел, что быстро она закончилась. Зато чая в избытке, пей, сколько хочешь. Гоша растягивал удовольствие и слушал, как сосед с другой стороны готовит себе ужин.
Поселенец сразу понял, что этот сосед – пожилой мужик, холостяк, работает где-то на чистой должности, любит выпить. Тот и впрямь тяжело шаркал ногами по полу, это и выдало его возраст. Сам с собою разговаривал, – такое случается лишь от долгого одиночества. Вернувшись домой, он немного поработал на печатающей машинке, отпивая по глотку из бутылки. Потом он что-то ел из консервных банок, а к ночи, когда за окном совсем стемнело, запел. Поначалу тихо и невнятно, а потом, совсем согревшись, забылся и запел про «Ванино-порт», любимую песню всех зэков Севера.
Гоша, не выдержав, стал подпевать вначале еле слышно, потом в полный голос.
Вскоре сосед умолк и спросил самого себя:
– И кто тут завелся? Ведь я один, но точно слышал другого. Кто-то подвыл. Нет, не померещилось! Вот хренатень! Рядом никого, а скулили вдвоем. Ладно, только подтянул, не потребовал сто граммов! Во, будет хохма: с чертом на брудершафт пить стану! Не-е, пора завязывать, коли глюки начались, – отодвинул бутылку, но не выдержал, – эту прикончу и завяжу! Эй ты, подпевала, вылезай! Давай бухнем!
– Сейчас, – отозвался Гоша за стеной.
– Чего? Так ты и вправду здесь? Не примерещился? – протрезвел сосед.
– Ты двери мне открой. Я тут, за стенкой. В соседстве приморился, – проскулил Гоша, которого припекло одиночество.
– Входи! – открыл сосед дверь нараспашку и, протянув широкую крепкую ладонь, представился коротко, – Игорь!
– А я не только тебя наполохал, но и ту соседку, что слева живет, с другого бока. Она, как узнала, откуда я здесь взялся, мигом с хаты убежала со страха. До сих пор не возникает, – хохотнул Гоша, добавив,– сюда меня прямо с зоны на отдельном самолете доставили. Вот так-то! Двое мусоров шестерили всю дорогу, чтоб ничего не приключилось. Ссали, что соскочу с высоты, не дождавшись приземления. Но хрен им в зубы, подлым легавым! Такие как я раз в тыщу лет в свет появляются. Не резон раньше времени гробиться. Оно и вывалиться было некуда: внизу снег, тундра и колотун волчий, – а я кайф уважаю, – умолк Гоша, увидев бутылку на столе.
– Ну, меня ты не достал. Подумал поначалу, будто радио заработало, но вспомнил вовремя, что эту песню там не включат. Про соседство не подумал, твоя комната давно пустовала. А вот соседка у тебя – говно. Я с нею даже не здороваюсь. Она – замужняя, дитя имеет. Ох, и горластый, ночами напролет орет. Я раньше в твоей квартире жил, из-за ребенка сбежал сюда. Спать не давал. Раньше та Маринка вместе с мужем в райкоме комсомола работала. Там они познакомились. Теперь их в отдел соцобеспечения перекинули. Короче, им не хуже и нынче, но как были говном, так и остались такими. Будь путевыми, им давно нормальную квартиру дали бы. Да они и здесь со всеми перегрызлись. Скандальные сволочи, сколько соседей выжили! И ты не выдержишь!
– Мне деваться некуда. Разве только обратно в зону? Но кому охота? – отмахнулся поселенец, глянув на бутылку водки, стоявшую на столе.
– А ты сюда, как понимаю, на поселение? Надолго ли? – спросил Игорь.
– На пять лет. Уже и работу подобрали. Для начала водовозом, на лето обещали другую «пахоту» сыскать.
– Значит, ассенизатором, – хмыкнул Игорь Бондарев. – Из своих никого не уговорили. Хоть и зарплата там хорошая, а в поселке полно безработных, на это место у тебя не будет конкурентов.
– И меня не сфалуют! Я – не лидер, чтоб за всеми говно чистить!
– Ты тоже из гордых? Тогда валяй в зону! Нынче любому делу рады, лишь бы оно оплачивалось.
– А почему в говночисты не идут?
– Алкашей посылали из вытрезвителя. Те пару сортиров почистят, им заплатят. Они как наберутся, из туалетов на носилках вытаскивали менты. Оно и понятно, там без водки нельзя, задохнуться можно насмерть. Потому платят хорошо, что для здоровья работа вредная. Пока зима стоит – терпеть можно, зато летом спасения нет. Вот и отлавливают первого провинившегося. После такого алкаши не то про водку, о квасе забывают, – нарезал хлеб Бондарев и, положив его на стол, предложил, – давай выпьем, Гоша, чтоб не застрять нам в чужом гальюне. А свой мы как-нибудь почистим по очереди. Ведь сами пользуемся. Теперь и ты подключишься.
– А те наши соседи чистят за собой? – спросил Гоша.
– То как же? И меня заставили, хотя я им не пользуюсь неделями. Ну, да все равно достали! – налил в стаканы по половине и, взяв свой, предложил: – За знакомство!
После второй дозы на душе потеплело. Языки развязались. Мужики стали доверчивее и вскоре узнали друг о друге всю подноготную.
– Я ж с чего в эту дыру загремел, конечно, не с добра. Ведь юрист, в Магаданской госбезопасности работал. Еще в те времена! Тогда все по приказу было. Это теперь дозволено спорить. Мы о том и не мечтали. За любую мелочь могли поставить к стенке и размазать молча. Как моего друга шлепнули. Знаешь, за что? На параде первомайском шел в общей колонне и не доглядел, как портрет вождя, который он нес, повернуло ветром обратной стороной, лицом к Кольке. Так он и пронес его мимо трибун. Посчитали это глумлением над вождем, назвали мужика шпионом и диверсантом. А он был простым сантехником при институте. Когда я попытался вступиться, сказали, что поставят рядом, если еще рот открою. А подыхать не хотелось, замолчал. Все ждал Кольку, думал,бойдется, выпустят. Напрасно, мой друг не вышел, – затих Бондарев.
– Так ты из-за него сюда возник? – не понял Гоша.
– Да тут он ни при чем. Стал я, как и все, выполнять приказы молча. А через годы, когда одного вождя сменил другой, нас, молчавших, помели из органов подчистую. Всех до единого. Многих с лишением званий и наград. Никого не интересовало, как они нам давались. Почему так мало из моих коллег дожили до пенсии? Да все оттого, что одних убрали молча, другие тихо скончались сами, а все потому, что не может человек долго жить в разладе с самим собой. Нам приказывали, кого арестовать, кого сунуть на зону в Мангышлак, кого запихнуть в психушку. Я ведь не о сталинских временах, о Брежневе говорю. При нем Колымские зоны не пустовали. Да и те времена прошли. Трижды меня понижали в звании. Я все терпел, ждал пенсии, чтоб с путевой уйти на отдых. Но опять поменялся вождь, и тогда нас тряхнули капитально. Какой-то борзой журналист написал громадную статью, где разгромил госбезопасность и назвал по именам всех, кто, как он сказал, виновны в гибели людей. Многих! Меня не обошел. Первыми после той писанины уехали сын с женой. Они стали началом. Потом друзья и знакомые отвернулись. Им было стыдно общаться, они закрыли передо мной двери. Я чувствовал себя волком среди людей, лишним в человечьей стае. Но это было не все. На меня начались гонения. Увольнение с работы уже не удивило, но и в другое место не брали. А у меня, как назло, никаких сбережений.
– Как же ты продышал? – перебил Гоша.
– Устроился в артель золотоискателей. Там моя биография никого не интересовала. Но вся беда в том, что эта артель работала только летом. Зимой живи, как хочешь. Ну, когда вернулся в город, моя квартира оказалась занятой чужими людьми. Я обращался в прокуратуру, в милицию, а мне ответили, что осе годы я жил в ведомственной квартире, а теперь дом относится к муниципалитету. Те искали меня все пето, не найдя, вселили семью военнослужащего. Мои вещи и мебель хранятся на складе милиции. Так вот и остался бездомным. Хорошо, что встретил своего коллегу, из уцелевших. Он вовремя сориентировался и уехал на Камчатку по моему совету. Я ему еще тогда блестящую характеристику дал. Она очень помогла в тот момент. Взял он меня с собой. Я уже во все тяжкие ударился, спиваться начал. Он за шкирняк из пропасти вытащил. Отмыл, подкормил, успокоил и привез в Петропавловск. Привел к своему другу, тот в авторитете был у местных. Вот и устроили в райсовет. Должность не громкая, зарплата не кучерявая, но как-то тяну. Теперь сам связями обзавелся, обещают меня взять на рыбокомбинат в поселок Октябрьский, юристом. Даже жилье дадут приличное. Главное, выждать, когда их юрист уйдет на пенсию. Тому три месяца осталось. Я сразу на его место. Сам понимаешь, там зарплата втрое выше нынешней.
– А баба согласится?
– Нет у меня жены. С первой развелся, второй не обзавелся, – вздохнул человек.
– Как же обходишься? – удивился Гоша.
– Ну, бабы есть, не без них, но временные. Когда в командировки посылают, отмечаюсь у них. А здесь никого нет. Не хочу рисковать. Бабье тут гнусное, горластое. Чуть в гости пришел, норовят охомутать. Каждая стерва не ниже королевы себя держит. А глянешь повнимательней, такая же дешевка, как и другие. Все ищут шею покрепче, на которую с ногами взобраться можно. Да еще под юбку норовят загнать. Чуть от нее в сторону – кипеж поднимают на весь поселок. Грозят наездом ментов.
– Вот это ни хрена себе! – трезвел Гоша.
– Помни: и тебя к рукам прибрать постараются. Водовоз и ассенизатор – самые денежные мужики.
У них навар всяк день, без задержек. Потому берегись облавы, Гошка! Поймают за самые! И пока не распишешься, не отпустят! – хохотал сосед.
– Меня не поймают! – усмехнулся поселенец.
– Значит, тебе повезет! Но выхода нет, когда прижмет мужичье, что будешь делать?
– На зоне передышал, как-нибудь и здесь перебьюсь. Пять лет, а потом на материк уеду. Найду себе там из своих, я ведь без особых запросов, – отмахнулся Корнеев.
– Ты за что сидел?
– За фарт.
– Воровал?!
– Ну, да! И что с того?
– Здесь завяжи с этим. Уроют мигом. Народец крутой. У нас года два назад появились «гастролеры» с материка. Кажется, из Ростова. Дня три они здесь погуляли, пока их не прижучили в гостинице. Менты бзднуть не успели, как местные разнесли фартовых в клочья, устроили самосуд. Ну, и найди убийц! Толпа собралась больше сотни человек. Каждый приложился. А кто убил, так и не нашли. Ни сажать, ни судить некого. Зато спокойно стало. Видно, слух дошел до материка – наши получили выговоры за то, что прозевали самосуд. На том все и закончилось. Ну, еще одна баба, та из приезжих, новенькая, стянула в магазине колготки. Ее на другой день с «волчьим билетом» на материк выкинули, вспомнил Игорь Павлович.
– Круто, – грустно согласился Гоша. – Что ж это за фартовые возникли, которые закон нарушили? Почему местных фраеров трясли? Иль нет тут банков, магазинов? Зачем на пыль позарились?
Бондарев хохотал, согнувшись пополам:
– Гоша! Ну, уморил, сукин сын! У нас в поселковых магазинах нет золота и мехов. Ты зайди в любой. На весь поселок три магазина, товар – глянуть не на что. Здесь живут либо временщики, кто каждую копейку копит для материка, либо те, кому уехать некуда, нигде не нужны, короче, алкаши. Как понимаешь, ни те, ни другие не делают дорогих покупок. И берут в магазинах только необходимое и жратву. Деньги держат на вкладах.
– А кого трясли фартовые? – изумился Гоша.
– К двоим охотникам влезли, оружие поперли. У Николая Притыкина забрали восемь соболей. Они еще невыделанными оказались. Ну, еще лису. С десяток горностаев. У Хабаровой с десяток норок, несколько песцов и пару куниц. Те в это время были на охоте. Баба Николая, понятное дело, не хватилась. У детей внуков досматривала. А у Хабаровой и вовсе никого в доме не было. Все внуки – в науке. Фартовые воспользовались. Влезли к главврачу. Там не поживились особо, денег не нашли. Да и откуда у нынешних докторов «бабки»? Если хлеб купит, чай без сахара пьет. Вот и сперли у него единственное кольцо, которое после смерти жены не носил. Он тоже не хватился за ненадобностью.
– Фу, говноеды, крохоборы, шпана! Какие из них фартовые? Нет бы банк тряхнули! – возмутился Георгий.
– Во! На нем и засыпались! Решили, что с наскоку возьмут, но просчитались. Там два деда и поныне сторожат. Гадом буду, они еще с Суворовым в поход ходили. Короче, нагрянули они, решив сначала оглушить дедов. Ну, и стали подкрадываться к банку, подумав, что деды кипеж не поднимут. Обчистить казну и смыться ночью в Октябрьский. Оттуда судном в Питер.
– Откуда знаешь, если их толпа разнесла? Или в деле с ними был? – прищурился Гоша.
– Милиция лодочника разыскала, которого воры наняли. Он и сказал, что согласился подбросить в Октябрьский, а там с судном помочь, узнать, какое туда пойдет.
– Ну, и как же их «плесень» накрыла? – перебил Гоша.
– Сунулись они к окну. Там темно, стариков не видно и не слышно. Тихо, как в могиле. Ну, решили через чердак, благо, лестница у стены лежала. Влезли, опустились в коридор, и тут на них собаки выскочили, следом старики. Двое сообразили и мигом на лестницу, а третьего достали. Но он, гад, вывернулся, успел по лестнице удрать. А собаки следом! Шум, гам подняли. Тут люди повыскакивали, проснувшись невзначай. Поймали их не сразу, только когда развиднелось. Все мужики из домов выскочили. Тут и охотники вернулись на выходные, в баньке решили попариться. Обнаружив пропажу, хотели утром у соседей спросить, не видали ль, кто к их домам подходил. Короче, попытали фартовых всей толпой, запинали вконец. Потом, слышал, что банковские деды особо расстарались. Да и охотники достали не слабо. Только главврач не тронул. Он даже с постели не встал. Ему кольцо на работу принесли и отдали.
– А за что размазали? – удивился Гоша.
– За то, что воры! Тут, в Усть-Большерецке, хватает судимых. Они отстроили поселки и установили свои законы: за воровство – смерть. И ту бабу за колготки убили б. Спасло то, что у нее трехлетняя дочь была. Вцепилась в мать руками и ногами, не оторвать. А на ребенка у кого рука поднимется? Так вот и спасла мамку детской любовью своей, удержала в жизни. Где-то в другом месте приживутся, но воровать баба уже не станет. До конца будет помнить, как едва не поплатилась жизнью за соблазн, – умолк Игорь.
– Да, на мелком попалась. А ведь все с того родится. Получилось удачно в первый раз, дальше само собой поехало. Остановиться тяжко. Если однажды нажрался пряников, хлеба уже не хочется. Да и жизнь в фарте другая, не такая, как у фраеров. Они дышат как падлы. День ко дню до получки. Которой ни на что не хватает. Фартовые за один миг могут обеспечить себя до конца жизни.
– Она у них короткая, – усмехнулся Игорь и добавил, – такую обеспечить немудро…
– Верно. А знаешь почему? Не умеют вовремя остановиться, потому горят! А если бы знали меру, дольше жили б, – признал Гоша.
– Вот и завяжи вовремя. Здесь иначе нельзя, – подытожил Бондарев.
Нет, не удалось поселенцу отдыхать три дня. За ним уже на следующий день пришел человек из коммунхоза и убедил Корнеева выйти нынче на работу.
Георгий не стал спорить. Привез воду в больницу и детский сад, в пекарню и в магазин, в милицию и на почту, а потом до глубокой ночи обслуживал частников. Возил воду в дома и квартиры, не забыл и себя. Прежний хозяин держал в запасе две порожние бочки. Вот только второй соседке воду не привез. Та не просила, сам не набивался с помощью.
К ночи, возвращаясь домой, зашел на пекарню, попросил дать хлеба. Ему вынесли три буханки, горячие, румяные. Пекариха сказала, что каждый день будет давать хлеб Гоше бесплатно, ведь без водовоза пекарня беспомощна.
Вернувшись домой, посчитал, сколько сегодня заработал.
«Пусть не густо, но на жратву хватило б», – подумал довольно и решил на завтра отовариться харчами, а нынче перебиться на хлебе.
Съев почти буханку, лег спать, не раздеваясь. Устал, вымотался за день и уснул мигом. Он не слышал, как стучал ему в стену Игорь, звал пообщаться, пропустить по сто грамм. Бондарев понял, что намучился поселенец за день и теперь не до выпивки, вырубился человек, едва добравшись до койки.
Гошу не разбудил даже оголтелый, громкий крик ребенка за стеной. Он орал так, что даже глуховатый Бондарев затыкал уши и ругался:
– Черт бы вас побрал таких родителей. Высрали недоноска и успокоить не могут. А соседям хоть удавись, никакого отдыха.
– Давай, дочка. Кричи громче! Тоже мне сосед сыскался! Мне воды не привез, а как ребенка искупать? Иль у поселенцев нет мозгов, поморозило их? – ворчала Маринка, хмурясь.
Рано утром она решила сходить к Гоше и попросить привезти ей воду, но соседа уже не было. Он ушел на работу раньше, чем проснулись соседи.
Дни шли, похожие один на другой как близнецы. Но Север непредсказуем, затишье зимой всегда бывает коротким. Так и теперь, пурга подкралась внезапно, среди ночи, взвыла в трубе голодной волчицей, дыхнула в окно морозной глоткой и поскакала по крышам, срывая с них куски железа и рубероида.
Вскоре захлопали двери и ставни, послышался собачий визг. Какую-то псину сорвало ветром от конуры и понесло без спроса в глухую ночь.
У кого-то белье с веревки сорвало и волокло по улицам поселка, раскидывая исподнее и постельное на чужие балконы, в подъезды. В такую непогодь сидеть бы дома, ведь пурга лишь набирала силу. Что будет утром? Вряд ли кто насмелится высунуть нос, но надо накормить коня. Кто знает, сколько дней продержится пурга. Людям непросто переждать ее, скотине тоже нелегко.
Выглянул в окно Гоша, понял, что через час-другой и вовсе не выйти наружу. Натянул телогрейку на плечи и потрусил к конюшне короткими перебежками, прячась за дома, хватаясь за столбы при сильных порывах ветра.
Гоша и не знал, что его увидел из окна милиции дежурный оперативник и, удивленно вытаращившись, сказал в пустоту кабинета:
– А у этого сукина сына не все отморожено, если про скотину беспокоится. Ишь, как торопится! Хотя, если конь сдохнет, поселенцу за него и отвечать своим карманом. Вот и шустрит, деваться некуда…