Текст книги "Тайны "Бесстрашного""

Автор книги: Элизабет Лейрд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава 16

У мистера Эрскина водилось в обыкновении каждый день обходить с инспекцией то одну, то другую часть корабля, так что никто не удивился, когда на следующий день он заглянул к бомбардирам. Мальчики как раз ужинали за одним столом, а мистер Таус со своими подчиненными – за другим.

При появлении первого помощника капитана все торопливо повскакали, почтительно приветствуя его.

– Мистер Таус, капитан передает вам свое почтение и желал бы видеть вас после ужина. У него какие-то указания насчет завтрашних учебных стрельб.

– Есть, сэр! – с непроницаемым лицом отозвался мистер Таус.

Джон подавил желание ткнуть Кита под ребра.

– Ну а вы что уставились, бакланий выводок? – прикрикнул мистер Таус на мальчиков. – Садитесь доедайте вашу овсянку, покуда я не вывалил ее за борт акулам.

Скоро после этого он ушел, а когда вернулся, ужин уже давно закончился, а Джон с Томом, уставшие после долгого рабочего дня, зевали над игрой в шашки. Кит читал в уголке, Дейви неуклюжими пальцами пытался залатать прореху на куртке.

Мистер Таус остановился у стола.

– Том, – спросил он, – ты уже закончил вычисления, что я задал тебе вчера?

Том одним прыжком вскочил на ноги.

– Нет, сэр. Простите. Я… забыл, сэр.

– Забыл?

– Да, сэр, забыл.

Мистер Таус смел шашки с доски и грозно нахмурился.

– Если ты окажешься негодным к благородной науке, необходимой настоящему моряку, я буду вынужден отдать тебя в услужение какому-нибудь другому офицеру, как Ната Клейпола. Ничуть не сомневаюсь, Нат охотно поменяется с тобой местами.

Усыпанное веснушками лицо Тома побледнело. Бросившись к своему сундучку, он принялся лихорадочно там рыться. Джон наблюдал за ним, но, почувствовав легкий нажим на плечо, обернулся. Мистер Таус уже шел прочь от стола, однако из-под доски для шашек высовывался краешек хорошо знакомой мальчику книжицы. Джон украдкой вытащил ее и сунул за пазуху. Потом собрал шашки в коробку и отнес Тому.

– Лучше спрячь пока.

Том встревоженно глядел на вытащенные из сундучка листки.

– Математика! Для меня это темный лес, – с отвращением проговорил он. – Ну как только за всё это браться?

Он продемонстрировал другу грязный измятый листок, покрытый неразборчивыми каракулями.

– Да это совсем не сложно, – пожал плечами Джон. – Хочешь, помогу?

Он подошел к стопке ящиков с саблями и вытащил из-за них котомку. А потом вернулся к сундучку Кита и достал оттуда свои листки с вычислениями – в отличие от Томовых, они были чистенькими и аккуратными. Вынув из котомки письма матери и надежно спрятав их в сундук, он убрал листки с вычислениями, а с ними и книжицу в котомку, которую выложил на стол у всех на виду. Том не обратил на его манипуляции никакого внимания – он уже корпел над заданием.

– Смотри, – Джон склонился над столом, заглядывая на листок Тома. – Тебе надо вычислить угол наклона дула пушки и расстояние до цели. Понимаешь?

– Не-а, – помотал головой Том.

Джон терпеливо принялся объяснять снова, но внутренний голос его так и молил: «Ну приходи же, Нат! Приходи поскорей!»

Прошло около часа. Скоро зазвонит судовой колокол, а следом раздастся сигнал вешать гамаки. Джон уже почти потерял надежду на то, что Нат всё же объявится, когда Том постоянно отвлекавшийся от занятий, поднял голову и воскликнул:

– Хей, да это ж наш Крысик! Что на сей раз забыл, Крысья Морда?

Нат проскользнул за парусиновый занавес.

– Да просто так зашел, хоть ненамного убраться подальше от него, – начал он. И тут вдруг увидел котомку.

В глазах его вспыхнул огонек ликования, но Нат быстро подавил его.

Джон поднялся, нарочно повернулся спиной к столу и отправился к переборке, около которой всё еще сидел со своей книжкой Кит. Том с видимым облегчением сгреб листки и понес их к своему сундуку.

Уголком глаза Джон видел, как Нат нерешительно мнется на месте. На лице злополучного юнги боролись отчаянное желание и страх.

Давай же, мысленно понукал его Джон. Бери.

Но Нат не взял котомку. Несколько мгновений он стоял, теребя край рубахи, а потом нервно откашлялся.

– Это ведь та самая котомка, да, Джон? Которую так хочет заполучить мистер Хиггинс?

Его прямота застала Джона врасплох.

– Ну да. И что теперь?

– Джон, я тебя прошу, я тебя умоляю – позволь мне ее взять, – сбивчиво и горячо заговорил Нат. – Мистер Хиггинс, он мне днем и ночью только о ней и твердит. Ни минуты покоя не дает, вынь ему да положь эту котомку. Я бы мог сейчас просто украсть ее у тебя, но я не вор, что бы там кто ни говорил. Знал бы ты, каково мне приходится…

Он умолк, не в силах бороться со слезами.

Джон сделал вид, будто колеблется.

– Почему бы и правда не отдать ее ему, а, Джон? – раздался из темного угла голос Кита. – Ты же сам говорил, там нет ничего важного.

– Я тебе отплачу, честное слово! Не знаю как, но обязательно! Обещаю!

Джон пожал плечами:

– Да не так мне эта старая рухлядь и нужна. Вот только хотелось бы знать, что всё это значит. Чего она так сдалась мистеру Хиггинсу?

– Он думает, там что-то есть. – Худенькое личико Ната осветилось улыбкой – редкой для него гостьей. – Что-то такое, что позволит ему разбогатеть.

Джон рассмеялся:

– Да он совсем спятил. Будь там сокровища – что бы я делал на этом корабле?

– Он точно совсем ненормальный! Я ж вам только о том и толкую, – закивал Нат. Бочком проскользнув к столу, он жадно схватил котомку и прижал к груди. – Джон, ты и не представляешь, что это для меня значит! Я никогда этого не забуду. Ты спас мне жизнь.

И через миг он уже исчез.

Повернувшись, чтобы скрыть улыбку триумфа, Джон заметил, что мистер Таус наблюдает за ним. Главный бомбардир заговорщически подмигнул мальчику, встал и вышел.

Зазвонил колокол раздались свистки – и вся команда поспешила вешать гамаки.

– Мастерски проделано, Джон, – шепнул Кит с проказливой ухмылкой до ушей, когда они привязывали гамаки к балке. – Я и не знал, что ты так здорово умеешь притворяться.

– Ты не единственный, – начал было Джон, но тут с голосом у него произошло что-то странное – из горла вырвался глухой хрип. Такого с ним еще никогда не бывало.

«Начал ломаться, – подумал он со смесью гордости и смущения. – Голос у меня начал ломаться».

После долгих утомительных месяцев осады, на протяжении которых «Бесстрашный» крейсировал взад-вперед через устье Жиронды в любое ненастье, которое только обрушивали на корабль ветра Бискайского залива, лишь строгая флотская дисциплина, жесткое расписание дежурств, ежедневные работы да артиллерийские учения не позволяли огромному скопищу матросов взбунтоваться от скуки и однообразия.

Новости из дома, письма от родных и сводки о ходе войны приходили редко – когда появлялся британский фрегат с новостями и приказами от адмирала. Прежде Джон и Кит не очень-то обращали внимания на другие корабли, но теперь, после всех этих событий, то и дело смотрели на горизонт, высматривая мачту.

Они были вознаграждены менее чем через неделю после того, как Нат взял котомку. День выдался погожий и ясный, дул свежий ветер, и всю команду отправили на верхнюю палубу стирать одежду. Скоро на любом клочке свободного пространства стояли корыта, вокруг которых толпились моряки, а на снастях трепыхались сохнущие рубахи и штаны. Оторвав взгляд от смоляных пятен, которые он пытался отскрести от своей куртки, Джон увидел, что фрегат, вроде бы проплывавший мимо, на самом деле на всех парусах идет прямо к «Бесстрашному», разрезая носом пенистые волны. Джон замедлился, стараясь растянуть свое занятие как можно дольше, пока фрегат ложился в дрейф рядом с «Бесстрашным» и на воду спускали шлюпку, чтобы отвезти капитана фрегата на борт.

Мальчик исподтишка наблюдал, как тот, в красивейшей форме со сверкающими золотом эполетах и треуголке, поднялся на квартердек и исчез в каюте капитана Баннермана. Скоро он появился снова с кипой писем и бумаг под мышкой и через несколько минут уже плыл обратно на свой корабль.

А еще через пару минут, усердно склоняясь над корытом, Джон увидел, что рядом остановились два черных башмака с начищенными пряжками, от которых поднимались две ноги в белых чулках и щегольских бриджах. Подняв голову, мальчик уставился прямо в лицо мистеру Эрскину.

– Молодец, юнга. Продолжай стирать. Чистота во имя здоровья, как подобает славному моряку, а?

– Да, сэр.

Мистер Эрскин вроде бы собирался уже направиться дальше, но вдруг остановился и спросил:

– Интересуешься естественной историей, Джон?

– Не… не очень, сэр.

– А стоило бы. Вот, например, из повадок птиц можно узнать много всего важного. Быть может, ты замечал, что одна редкая… гм… необычная иностранная пташка уже некоторое время назад свила гнездышко на нашем корабле.

– Нет, я… о, да, сэр! Я знаю, о чем вы.

– Я заметил, что нынче она покинула нас и переселилась на фрегат, который только что нас навещал. Не сомневаюсь, когда она доберется до Лондона, то вызовет огромный интерес среди ученых.

Джон изо всех сил пытался не расхохотаться.

– В самом деле, сэр? Как… как примечательно.

Голос у него снова предательски сорвался, и Джон больше ничего не добавил.

– Вот именно. Весьма примечательно, – согласился мистер Эрскин, приятно улыбаясь. – Давай, Джон. Стирай дальше.

Хотя стоял еще только апрель, но ветер с юга уже веял сладкими ароматами, одежда быстро сохла на теплом весеннем солнышке. Натянув чистые штаны, Джон впервые обратил внимание на то, как они ему коротки.

– Сели, – огорченно пожаловался он Тому, который завязывал на шее еще влажный красный платок.

– Да это не штаны сели, а это ты вырос. Прям выше меня стал. Но только на самую-самую капельку, так что не задирай нос.

А ведь и правда, подумал Джон, проворно взбираясь по вантам, чтобы помочь взять риф.

В последние дни кораблем приходилось управлять куда более тщательно и точно, чем обычна. До сих пор «Бесстрашный» плавал примерно в миле от французского берега с его бесконечными гладкими и серебристыми песчаными пляжами. Но теперь капитан Баннерман рискнул подойти ближе, туда, где начинались коварные отмели и песчаные банки. Здесь требовалась неусыпная бдительность и очень умелое лавирование.

– И что только затеял старый Сэм? – однажды услышал Джон недовольное ворчание кого-то из моряков. – Того и гляди, посадит нас на мель, так что французам только и останется, что прийти и взять нас голыми руками.

– Заткни пасть! – рявкнул на ворчуна мистер Стэннард. – Капитан знает, что делает. Приливы с отливами, ветра, мели – всё это для него не тайна за семью печатями. Уж он-то видит глубже, чем дно стакана с грогом, а о тебе, приятель, такого не скажешь.

Мистер Стэннард казался раздражительнее, чем обычно, но, как уже заметил Джон, в эти дни вообще все были на взводе. Затянувшееся тоскливое задание по патрулированию берегов изнурило как офицеров, так и простых матросов. С каждым днем общее недовольство всё нарастало. Хорошая погода, которая, казалось бы, должна была всех развеселить, лишь усилила раздражение. Еще бы: томиться здесь, в этой тесной плавучей тюрьме, вместо того чтобы коротать длинные теплые вечера на родине, в обществе надевших легкие летние платья девушек.

Взрыв произошел через несколько дней. Матрос, которого отправили чистить отхожее место, обругал гардемарина и отказался повиноваться приказу. Весь экипаж подняли на палубу. Военные моряки, с надетыми на мушкеты штыками, выстроились по стойке «смирно», барабанщик выбивал торжественную и тревожную дробь. Провинившегося матроса раздели до пояса и привязали к решетке люка. А затем на глазах всего экипажа мистер Хиггинс сек его тростью, пока вся спина несчастного не покрылась сетью глубоких кровоточащих борозд. Хотя это была не первая порка, на которой присутствовал Джон, мальчик вздрагивал при каждом ударе. Ему казалось, его вот-вот вырвет. Ужасно хотелось отвернуться, но офицеры, расхаживающие среди экипажа, слушали, не ведет ли кто мятежные разговоры, и заставляли всех смотреть на экзекуцию. Джон покосился на стоящего рядом Кита. Тот был так бледен, что Джон испугался, не упадет ли он в обморок.

После порки все как-то притихли. В тот вечер на палубах не слышалось ни смеха, ни веселой болтовни – но и открытых жалоб больше не звучало.

После отбоя, уже лежа в гамаке, Джон понял, что не может уснуть. Перед мысленным взором его так и стояло жестокое удовольствие, написанное на лице мистера Хиггинса, и обмякшее тело несчастного матроса, который к тому моменту, как его отвязали, давно уже потерял сознание. Мальчика одолевала печаль. Впервые за много недель он вспомнил об отце. Где сейчас «Великолепный»? Там ли еще Патрик – а если да, то всё ли с ним хорошо? Увидятся ли они еще хоть когда-нибудь?

Так он ворочался в гамаке с боку на бок довольно долго, пока у него вдруг не свело живот и он не понял, что надо сходить в уборную. Отхожие места располагались на противоположном конце корабля – на носу. Джон вылез через ближайший люк на свежий воздух.

Луна уже взошла. Тучи, что медленно плыли по небу, на время разошлись, и холодный белый лунный свет залил море и пустынные пески близкого французского берега. Бросивший якорь «Бесстрашный» покачивался на волнах, опустив паруса, – одинокий корабль в безмолвном мире, где не двигалось ничего, кроме волн, лениво бегущих к пляжу. Лишь тихо шелестел бриз в снастях да гулко билась вода о деревянное днище.

Джон вздрогнул. В этом зрелище было что-то зловещее, какая-то скрытая, непонятная угроза. Он торопливо поспешил на нос. Скорее бы уже обратно, в гамак.

Но на обратном пути мальчик вдруг услышал странные звуки. Заглянув за одну из стоявших на палубе корабельных шлюпок, Джон увидел усевшихся в кружок матросов, что несли ночную вахту. Чтобы не уснуть на посту, они пели и разговаривали.

Луна снова спряталась, море уже не блестело, корабль погрузился во тьму, если не считать одиноко свисавшего со снастей фонаря. Джон пробирался назад почти ощупью, как вдруг заметил: на берегу напротив корабля полыхнула какая-то вспышка.

Джон нахмурился. В этой части побережья не было ни деревень, ни гаваней, ни портов. Кто мог бродить там по пустынным дюнам в столь поздний час?

Вспыхнуло, погасло. Вспыхнуло, погасло. Вспыхнуло, погасло.

Четко и регулярно.

Да это же сигнал, вдруг озарило Джона. Пульс у него участился. Кто-то подает «Бесстрашному» сигналы. Кого они пытаются вызвать?

Он глянул вдоль борта. В том месте, где от середины палубы поднимался вверх квартердек, тени были гуще. Джон вгляделся попристальнее. Неужели там кто-то стоит? Не понять. Но потом сгусток теней зашевелился, и Джон увидел ответную вспышку с корабля; как будто кто-то быстро поднимал и опускал створку потайного фонаря.

Джон чуть не задохнулся от потрясения.

– Наверняка это мистер Хиггинс, – выдохнул он. – Снова сигналит французам!

Мальчик уже собирался прокрасться вперед и посмотреть получше, как вдруг тяжелая рука легла ему на плечо, а вторая зажала рот.

– Тихо! – раздался над самым его ухом шепот. – Он не должен тебя увидеть.

Джон узнал голос мистера Эрскина, и сердце, бешено скакавшее в груди, забилось чуть медленнее.

– Возвращайся в постель, – велел ему первый помощник. – И никому ни слова о том, что ты видел сегодня ночью.

Глава 17

«Бесстрашный» отошел на тридцать пять миль к югу от устья Жиронды, широкой реки, на берегах которой лежит большой французский город Бордо. Тридцать пять миль – гораздо дальше, чем обычно. Но уже на следующее утро корабль, подгоняемый попутным ветром, на всех парусах несся обратно, чтобы возобновить блокаду.

Джона послали на полубак помочь мастеру по парусам, который сидел, скрестив ноги, на палубе, латая дырки в запасных парусах «Бесстрашного». Корабль неуклюже прыгал по волнам, борясь с коварными и переменчивыми течениями, еще более опасными на этом мелководье. Джон как раз протянул руку за новой ниткой, наслаждаясь теплом ласково пригревающего солнышка, как вдруг впередсмотрящий наверху закричал:

– Вижу корабль!

С квартердека прогремел зычный бас капитана Баннермана:

– Эй, там, наверху! Что за корабль?

– Прямой парус, сэр, – донесся ответ.

– Куда плывет?

– Курс в открытое море, сэр! Из устья реки.

– Прорыв! – воскликнул мастер по парусам. – Французский корабль пытается удрать! Так вот почему мы отошли так далеко в сторону! Выманивали врага туда, где сможем его настигнуть. Помяни мое слово, Сэм-Громобой с самого начала так и задумывал. Хитрый, ловкач. Теперь-то, ручаюсь, дойдет до настоящего дела.

Бросив парус, который он зашивал, мастер заторопился к борту, чтобы взглянуть на корабль собственными глазами. Джон кинулся за ним, но, как ни вглядывался в даль, не видел ничего, кроме ровной глади воды да ряби волн, посверкивающих на утреннем солнце.

– Еще слишком далеко, – заметил мастер по парусам, возвращаясь к работе. – Только сверху и видать. Ну да ничего, скоро еще насмотримся.

Известие о французском корабле, пытающемся прорвать блокаду, разнеслось по «Бесстрашному» со скоростью лесного пожара. Матросы из всех частей судна валом повалили на палубу и стояли, вглядываясь в даль и громко, возбужденно переговариваясь.

– Эй, на корме и на носу, потише! – рявкнул капитан Баннерман.

Поглядев вперед с полубака, Джон увидел на квартердеке квадратную, крепкую фигуру капитана. Он стоял, широко расставив ноги, упершись руками в бедра, словно бы вросший в палубу, и глядел на «воронье гнездо» впередсмотрящего. Группка офицеров рядом «обшаривала» подзорными трубами горизонт.

– Впередсмотрящий! Что видишь?

– Большой военный корабль, сэр! Держит курс на запад.

От следующей команды по спине у Джона пробежала дрожь, а сердце неистово забилось в груди.

– Свистать всех наверх! – гаркнул капитан Баннерман. – Очистить палубу для боя! Все по местам!

Зарокотал барабан. Пронзительно заголосили свистки.

«Это всё не взаправду, – думал Джон. – Это не настоящая битва. Просто учения, как раньше». Однако внезапно вспотевшие ладони и покалывание под кожей на голове убедительно свидетельствовали об ином.

«Бесстрашный», еще так недавно являвший собой картину безмятежного корабельного утра, мгновенно ожил и забурлил. Каждый из шестисот членов экипажа молча кинулся исполнять отведенную ему часть общей работы с быстротой и сноровкой, которую может породить лишь постоянная практика. Не прошло и нескольких секунд, как запасные паруса были скатаны и убраны, а Джон, мастер по парусам и его подручные, уже скрылись внизу.

Стрелой примчавшись в бомбардирское помещение, Джон обнаружил, что столы там уже подтянуты наверх, а все сундуки сброшены в трюм. Дейви собирал с полок на стене оловянные тарелки и складывал их в специальный ящик. Кит подтягивал наверх парусиновую занавеску, чтобы вся батарейная палуба превратилась в единое пространство, от носа до кормы. Том, приплясывая от возбуждения, помогал Джейбезу снимать ящики с мушкетами.

– Хорош прыгать, Том, – резко осадил его Джейбез. – Много от тебя будет толку родине и королю, коли ты выбьешься из сил еще до того, как начнется настоящее дело.

Но кроме этой реплики вокруг практически не слышалось никаких разговоров. Команда четко и уверенно готовила корабль для предстоящего боя, не нуждаясь в приказах. Батарейные палубы казались непривычно пустыми. На голых досках не осталось ничего, что загромождало их раньше – ни столов и скамей, ни личных вещей или животных. В самом дальнем конце, где по каждому борту лепились крохотные каюты офицеров, хлипкие перегородки были снесены, а одежда, книги, умывальники и прочие личные вещи офицеров убраны вниз.

Джону хватило одного взгляда, чтобы заметить все произошедшие перемены, а в следующий миг он уже взялся за свою часть работы: убрать в трюм парусиновые ширмы, из которых сооружалась каюта мистера Тауса.

– А как насчет Горацио, мистер Бартон? – встревоженно спросил Джейбеза Дейви, вернувшись. – Что, если он перепугается во время боя?

Джейбез испытующе посмотрел на него.

– Насчет Горацио не волнуйся, – ласково произнес он. – Господь дает, Господь берет. И если Горацио пришел час отдать перышки на украшения какой-нибудь знатной даме, то мы тут ничего не поделаем. Так что оставь его, Дейви, мой мальчик. Горацио повидал больше морских сражений, чем когда-нибудь увидим ты или я – и, даст Бог, переживет еще столько же.

– Гадалка мне предсказала, что я доживу до семидесяти лет и женюсь на красивой темноволосой леди, мистер Бартон. Как вы думаете, она правду говорила?

– Прям так и сказала? Ну тогда и подавно тебе тревожиться не о чем. Давай-ка беги и помоги мистеру Таусу распаковывать сабли. Да смотри, сам не порежься. Они страсть какие острые, все до единой.

– Джон! – позвал мистер Таус. – О чем задумался, что стоишь без дела? Быстрей отправляйся на палубу, отыщи боцмана, передай мое почтение и скажи, что сабли и мушкеты готовы.

– Есть, сэр! – ответил Джон, радуясь, что и ему нашлось занятие.

Зловещая пустота батарейной палубы внизу резко контрастировала с верхней палубой, где толпился народ и кипела работа. Благодаря искусному маневрированию «Бесстрашный» вырвался наконец с опасного мелководья близ берегов и теперь, поймав парусами ветер, несся в открытое море, взрезая волны. Дюжины моряков еще сновали по реям – «Бесстрашный» стрелой летел в погоню за врагом.

Рыская по палубе в поисках боцмана, Джон вдруг замер, впервые увидев вражеский корабль впереди: пока еще лишь крохотную точку на горизонте. Но даже с такого расстояния он различал – это великолепный боевой корабль, сильный противник, с которым нельзя не считаться.

– Скоро мы их нагоним? – спросил он у ближайшего матроса.

Тот пожал плечами:

– Часа через три-четыре. Капитан их играючи обставит. А ты первый раз в деле, да?

Джон кивнул.

– Ничего, справишься в лучшем виде. В бою думать некогда. Просто старайся быть героем, чтобы матушка могла гордиться тобой.

Джон снова кивнул. Что толку объяснять, что его мать давно умерла?

Отец, тот бы им гордился – если бы видел, что сын ведет себя достойно. Да если даже сын просто выйдет из боя живым – уже есть чему радоваться.

Сама идея о том, что и Патрик мог побывать в битве, вдруг рассмешила мальчика. При вечной своей рассеянности отец бы уронил мушкет и сам бы куда-нибудь свалился, а не то пришел бы в ажиотаж и стал бы приставать ко всем с цитатами из древних источников. Джон старательно гнал от себя мысль, что и «Великолепному» может довестись принять бой. Слишком уж о многом надо подумать, чтобы еще изводиться насчет отца.

В толпе показалась внушительная фигура боцмана. Джон бросился к нему навстречу.

– Главный бомбардир передает свое почтение. Сабли и мушкеты готовы к бою.

Он был вознагражден неразборчивым ворчанием и помчался обратно доложиться мистеру Таусу.

На то, чтобы раздать оружие морякам, ушли считанные минуты – ведь на учениях это отрабатывалось уже сотни раз.

– Что теперь, мистер Таус? – спросил Джон. Но вместо главного бомбардира откликнулся Джейбез:

– Идите к вашим пушечным расчетам, ребятки. Не бойтесь и будьте молодцами.

Но не успели мальчики разойтись, как прозвучал боцманский свисток и по кораблю разнеслась команда «Свистать всех наверх».

Джон с Китом бежали бок о бок.

– Джон, слушай, – начал Кит. Его черные глаза с почти болезненной серьезностью смотрели на друга. – Если со мной что-нибудь случится, если… Возьми мой сундучок и всё, что в нем есть. И не удивляйся тому, что там найдешь… Ты, наверное… ты подумаешь…

Он пытался подобрать слова, но не успел закончить фразу, как рядом с друзьями появился Нат.

– Нат, что с тобой? Заболел? – спросил Джон, заметив, что лицо у того болезненно-бледного оттенка.

– Просто боюсь. Боюсь до смерти, – честно ответил Нат.

Он и правда весь дрожал.

– Я тоже боюсь, – сказал Джон, радуясь возможности кому-то сознаться в своих страхах. И снова повернулся к Киту. – А если я из боя не выйду, передашь это моему отцу на «Великолепный»? Скажи ему… ох, даже не знаю, что… что я думал о нем всё время с тех пор, как мы расстались. Что-нибудь в этом духе.

Нат рядом с ними невесело рассмеялся.

– А вот про меня всем безразлично, жив я или мертв. По мне никто не заплачет. И послания мне оставлять некому.

Они как раз достигли открытой площадки перед квартердеком, где собрался сейчас весь экипаж. «Бесстрашный» то взлетал вверх, то опускался вниз, покачиваясь на тяжелых атлантических валах, опытная команда использовала все приемы и уловки, чтобы поймать ветер и выиграть гонку, а Джон не мог оторвать глаз от французского корабля впереди. Какое величественное, даже устрашающее зрелище! Хотя до французов оставалось еще около мили, расстояние это неуклонно сокращалось.

На квартердеке показался капитан Баннерман. Наступила гробовая тишина. Все глаза были выжидательно устремлены на него.

– Ребята! – начал он звучным, выразительным и властным голосом. – Нам предстоит бой. За эти долгие месяцы блокады вы проявили завидное терпение и усердие, теперь же испытанию подвергнется ваше мужество. Иные из вас уже закаленные, испытанные в сражениях воины. Иные еще не нюхали пороха. Но все вы должны помнить, ради чего мы с вами готовы отдать свои жизни. Корабль, который мы сейчас преследуем, принадлежит нашим врагам. Те, кто послал его в море, те, с кем вы сейчас будете сражаться, стремятся завоевать и покорить нашу великую нацию. Можем ли мы допустить, чтобы короля Георга скинули с трона, а Наполеон короновался в Вестминстере? Нет! Хотим ли мы, чтобы наши жены и дети были отданы на милость озверелой наполеоновской солдатни? Нет! А значит, мы будет драться. Драться как тигры! Вы – лучший экипаж, каким я только командовал, и я твердо знаю: все вы с честью исполните свой долг!

Толпа взорвалась бурей криков, задребезжали мушкеты – это выстроившиеся на квартердеке ряды военных моряков взяли на караул. А потом зарокотали барабаны, флейты затянули знакомый всем мотив, и шестьсот глоток дружно грянули «Боже, храни Короля».

Когда музыка затихла, все на корабле испытали странный подъем духа, радостную экзальтацию. Ощутил ее и Джон.

– Если лягушатники снесут мне ядром башку, завещаю тебе мою Нэнси, – сказал приятелю какой-то матрос совсем рядом с Джоном.

– Не, тогда уж мне будет не до баб и прочего вздора, – со смехом отозвался тот. – Буду пропивать денежки, что мы получим, когда возьмем этот лакомый кусочек.

Минуты текли одна за другой. Медленно, неуклонно «Бесстрашный» нагонял противника. Лучи невинного утреннего солнца заливали французский корабль, блестели на дулах множества пушек, которыми ощетинился массивный черный корпус. Вот Джон увидел, как паруса французов упали, и матросы засновали по вантам, сворачивая их.

– Знают, что от старины Сэма-Громобоя им не удрать, – промолвил какой-то голос в толпе. – Только поглядите. Они готовятся дать бой.

По свистку боцмана матросы «Бесстрашного» ринулись убирать нижние паруса и больше Джон уже ничего не видел, поскольку следующая же команда отправила всех вниз, занимать места при орудиях.

– Если мы уже не увидимся до тех пор, как всё начнется, удачи, – сказал Джон Киту. Горло у него сжалось. Мальчик хотел сказать еще что-нибудь, но не находил слов. Только теперь он вдруг осознал, как привязался к Киту, как дорожит его дружбой. Но где взять слова, чтобы всё это выразить?

– Тебе тоже удачи, – откликнулся Кит, откидывая волосы с лица. – И тебе, Нат. Знаешь, ты сильно ошибаешься. Мне очень даже небезразлично, останешься ты жив или умрешь. Так что, уж пожалуйста, не умирай.

Худенькое лицо Ната озарилось улыбкой.

– О, меня этим жанам-лягушатникам нипочем не убить, – заявил он с не слишком убедительной лихостью в голосе и скрылся внизу.

Джона охватило странное чувство нереальности – но в то же время он куда острее и отчетливее обычного осознавал всё, что происходило вокруг. Словно в первый раз он увидел, как играют на низком потолке батарейной палубы блики отраженного морем света. Почуял едкий запах пота шести сотен разгоряченных мужчин, уже занявших места возле орудий.

Мистер Стэннард проверял перед боем состояние гандшпута, шомполов и ядер. Расчет уже занял привычные места, как будто предстояло просто-напросто очередное учение. Привычность всего происходящего как-то успокаивала.

– Всё, что от вас требуется, ребята, это выполнять, что мы делали на учениях, слушать команды и не трусить под огнем, – сказал мистер Стэннард, обводя взглядом кольцо суровых лиц. – Если меня убьют, мое место займет номер второй.

На борту «Бесстрашного» воцарилось удивительное спокойствие. Не слышалось почти никаких разговоров, лишь тихо поскрипывали шпангоуты корабля, плывущего навстречу своему предназначению.

Кто-то раздавал самодельные тампоны, чтобы заткнуть уши от предстоящего оглушительного грохота пушек. Джон увидел, что губы нескольких человек безмолвно шевелятся, и догадался, что они молятся. Молодой матрос рядом с мальчиком нервно потирал руки круговыми движениями, как будто мыл их.

– Пороховая обезьяна! – внезапно прозвучал голос мистера Стэннарда. – Вниз за первым зарядом!

Джон молнией сорвался с места. От всех пушек уже вниз к пороховому погребу бежали такие же, как он, «обезьяны» – юнги и младшие военные моряки. Рука, высунувшаяся из дыры в шерстяном занавесе, вручила Джону смертоносный картузик, и мальчик с большим, чем обычно, тщанием припрятал его под полу куртки, а потом со всех ног кинулся обратно к пушке и осторожно опустил в ящик с солью.

Корабль качался с боку на бок, и Джон понимал, что это значит судно легло в дрейф.

«Должно быть, мы уже почти догнали француза, – с замиранием сердца подумал мальчик, – сейчас всё начнется».

Мистер Стэннард склонился над жерлом пушки, чтобы выглянуть в пушечный порт.

– Близко, мистер Стэннард? – нервно облизывая губы, спросил один из младших бомбардиров.

– Да. Я даже название прочел. « Courageux». Если не путаю, это означает «Отважный».

Кто-то наверху затянул песню, и мало-помалу ее подхватили все орудийные расчеты:

 
Французишки, нечего хвастать
И нечего нос задирать…
 

Однако скоро она оборвалась – командиры орудий по всей батарейной палубе начали отдавать приказания:

– Орудие по-боевому! Откатить! Поднять ствол! Зарядить! Забить ядро! Подсыпать запал! Целься! Готовьсь!

Подчиненные разом ринулись выполнять, а потом замерли в напряженной готовности. Джон весь обратился вслух.

Бум! Бабах!

Зловещая тишина внезапно пошатнулась и разлетелась вдребезги. В следующий миг раздался громкий скрежет, как будто по борту корабля скребут железным гвоздем. На батарейной палубе прозвучал душераздирающий вопль – это первое французское ядро, влетев в пушечный порт, унесло первые две жертвы.

– Спокойно, ребята, – промолвил мистер Стэннард. Его молодое лицо было сурово. – Готовьсь…

– Огонь! Огонь! Огонь!