Текст книги "Тайны "Бесстрашного""
Автор книги: Элизабет Лейрд
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Глава 29
За следующие несколько дней Джон не раз успел пожалеть о своей опрометчивости. Кит он почти не видел. Девочка постоянно уединялась с Бетси, обсуждая наряды. Они отмеряли шелк, рылись в пыльных старых ящиках с перьями, искусственными цветами, бусами и лентами, которые некогда принадлежали матери Катрин и которые Бетси умудрилась утаить от погромщиков.
Мадам де Монсегар, прикатившая из Бордо в новехоньком экипаже, удостоила тщательно накопленные Бетсины сокровища одним коротким взглядом и презрительно закатила глаза. Моды, объявила она, решительно переменились. Никто больше не носит такого унылого барахла. Жесткие разноцветные шелка ушли в историю. Белый муслин и тончайший атлас, отделанный крошечными жемчужинками, – вот и всё, что ныне позволено. Она предложила одеть Кит к балу в соответствующем стиле – целиком и полностью за свой счет. И прибавила, что ее сын, шевалье де Монсегар, недавно оставивший свой полк, будет весьма рад сопровождать мадемуазель де Жалиньяк на бал и заранее просит честь первого танца.
– О, про него-то я слыхала. Надутое ничтожество, охотник за богатым приданым, – проворчала, узнав об этом, Бетси. – Охотится за состоянием моей цыпочки – если она вообще его получит, свое состояние.
Уезжая, мадам Монсегар холодно оглядела Джона с головы до пят, заметив при этом, что в наши дни найти лакея стало необыкновенно трудно, поскольку почти все молодые люди поступили в победоносную армию императора. После чего заявила, что Кит должна послать за ливреей и париком, чтобы Джон надел их на бал.
– Американец, говорите? – осведомилась она у Кит, велев Джону повернуться и осматривая его, как коня на базаре. – Как правило, они слишком уж демократичны, хороших слуг из них не выходит. Но этот, полагаю, сойдет.
Она подобрала юбку, чуть брезгливо спускаясь по щербатым ступеням парадного крыльца.
– На то, чтобы привести имение в порядок, потребуется целое состояние, моя милочка. Почему бы вам просто не оставить эту развалюху как есть и не переехать ко мне в Бордо? Я бы в два счета подыскала вам очаровательного мужа.
Джон, в кои веки уловивший нить разговора, злобно топнул по тени удаляющейся светской львицы и побрел к конюшне, где Жан-Батист с невыразимой медлительностью отмывал стенки старинной кареты.
– Джем еще не вернулся? – на ломаном французском спросил мальчик.
Жан-Батист не стал утруждать себя ответом, и Джон больше не спрашивал. Джем исчез несколько дней назад – ускользнул из Жалиньяка, пока мосье Фуше наслаждался Бетсиными пирогами. Джон и не ждал, что контрабандист вернется. Мальчик день-деньской ел себя поедом, что упустил свой единственный шанс вырваться отсюда.
Он некоторое время помогал Жану-Батисту и, дав выход своим чувствам, так яростно надраивал желтые колеса кареты, что чуть не содрал краску вместе со слоями присохшей грязи.
– Trop fort! [28]28
Это слишком! (фр.).
[Закрыть]Не три так сильно! – пробурчал подошедший сзади Жан-Батист.
– Ну сам тогда и отчищай, – огрызнулся Джон, швыряя тряпку и выходя со двора.
Не зная, чем заняться, он прошел за калитку в высокой стене из красного кирпича, что окружала сад. Персики и абрикосы давно уже были собраны, но зато теперь поспевали яблоки. Еще несколько дней назад Джон и Кит вместе бы забрались на дерево. Ели бы яблоки, кидались друг в друга огрызками, поддразнивая друг друга и обмениваясь немыслимыми оскорблениями на моряцком жаргоне, пока вконец не ослабели бы от смеха.
А теперь Кит ускользала от него. Глядя на нее, он не видел и тени задорного мальчишки-юнги. Порой Джону уже не верилось, что тот Кит вообще когда-либо существовал.
– Мы были ровней. Товарищами по кораблю, – вслух пожаловался Джон осе, которая вилась над яблоком в его руке. – А кто я теперь? Ее глупый и жеманный лакей.
Мальчику претила сама мысль о том, чтобы обрядиться в причудливую ливрею, натянуть на собственную густую шевелюру тесный и жаркий парик и пресмыкаться перед женой и прихлебателями Бонапарта, смертельного врага Англии.
И в то же время Джон вынужден был признать: бал еще и страшил его. Что, если там его разоблачат? Если кто-нибудь догадается, что лакей мадемуазель де Жалиньяк на самом деле – шотландец, матрос английского военного флота, который сошел на берег в погоне за французскими шпионами? Что с ним тогда сделают? У Джона аж холодок по спине прокатился, когда он подумал об этом.
Но нет, никто не догадается. С какой бы стати? Да на лакеев вообще никто никогда не смотрит. Лакеи стоят себе в ряд, немые куклы. Вот на кого все будут смотреть, так это на Кит. Она такая хорошенькая – наверняка кавалеры буду перед ней просто ползать, бегать за ней и ее состоянием, как тот мерзкий сын мадам де Монсегар. «А я ничего не смогу сделать, не смогу им помешать!»
Джон согнал осу с яблока и яростно впился в него зубами.
– Джон! Джон! – в калитку вбежала Кит. – Я тебя всюду искала.
Он неохотно повернулся.
– Правда? И для чего?
Он знал, что вопрос прозвучал кислее некуда, но ничего не мог с собой поделать.
– Эта жуткая тетка, мадам Монсегар, такая зазнайка! И воображала! А как мерзко она на тебя смотрела!
– А, ты заметила?
– Ну разумеется, заметила.
Девочка подняла брови и скосила глаза на кончик носа, сделавшись до того похожей на мадам Монсегар, что Джон не выдержал и прыснул Кит ответила ему дружеской улыбкой.
– Послушай, Джон, тебе ведь вовсе не обязательно это делать – ну то есть изображать моего лакея. Я же вижу, тебе из-за этого не по себе. Во всяком случае, это опасно. Все остальные слуги будут французами. И наверняка начнут подозревать того, кто не говорит по-французски, даже если ты и прикинешься американцем. Я отлично справлюсь и сама. Ты даже не думай.
Однако он услышал в ее голосе неуверенность.
– Да мне плевать, что опасно. Я не боюсь. Ты ведь хочешь, чтобы я поехал с тобой. Тебе ведь будет спокойнее, если я буду рядом.
– О да! Просто знать, что рядом хоть кто-то, кому я могу доверять, настоящий друг, который… который понимает… и…
Рука Кит легла на рукав Джону. Он накрыл ее своей. Но едва ощутил тепло тонких пальчиков, по руке вверх у него словно огонь пробежал, и Джон поспешно отдернул ладонь.
– Я же сказал, что поеду. И не передумаю.
– Но всё равно, Джон, признай. Разве тебе не хотелось бы увидеть Жозефину? Лично? Мне вот хочется. Все говорят, она такая красивая, и веселая, и очаровательная.
Джон скорчил гримасу.
– Что мне за дело до наполеоновской женщины? И знаешь, что хуже всего? Мне придется раболепствовать перед ней и всеми ее лакеями, в то время как я должен сейчас быть в море, на борту «Бесстрашного» и вместе со всеми остальными нашими дырявить корабли ее муженька.
Кит потянулась за яблоком.
– Знаю. Сейчас ведь война и всё такое. Мне от всего этого тоже не по себе. Видел сегодня утром отряды, что шли мимо наших ворот к Бордо? Должно быть, возвращаются из Испании. Половина раненых, а все остальные в обносках. Как же глупо – сотни тысяч людей с обеих сторон идут убивать друг друга! А всё ради чего? Да ничего!
– Всё ради того, чтобы муж твоей распрекрасной Жозефины мог править всей Европой! Не хочу, чтобы он победным маршем шел по Хай-стрит в Эдинбурге. Я отправлюсь с тобой на этот расчудесный бал. Я исполню роль твоего лакея, но после этого, как ты понимаешь, я просто обязан вернуться на «Бесстрашный»!
Девочка кивнула:
– Я знаю. И пойду с тобой.
– Что? Но ты же не можешь!
– Должна. До моего дня рождения еще пять месяцев. До тех пор – даже если я заручусь расположением императрицы, даже если мосье Фуше умудрится вернуть мне мое наследство, я всё еще буду подвластна моему дяде. Он как законный опекун может делать со мной что угодно, а уж бабушка поможет ему всем, что только будет в ее силах.
– Он же не может силой выдать тебя замуж за твоего кузена. Никто тебя не может заставить.
Кит задрожала.
– Ты не знаешь моего дядю.
– Да и вообще, ты еще слишком молода для замужества.
– Ничего подобного. В прошлом году выдали замуж мою кузину, а она была значительно моложе меня. Так что до января для меня ничего не может измениться, Джон. Как справедливо заметил мосье Фуше, рано или поздно дядя с бабушкой узнают, что я в Бордо. И теперь, после того как я появлюсь на людях, это произойдет скорее рано, чем поздно. Разразится ужасный скандал, ведь они-то направо и налево твердили, будто я умерла. Да они со всех ног сюда прибегут, чтобы показать всем, как неописуемо рады, что я все-таки жива. Меня поймают. Единственная моя надежда – это снова сбежать и дождаться, пока мне исполнится четырнадцать.
Сердце у Джона так и взлетела.
– Ты снова станешь Китом! – воскликнул он.
– Я стану тем кем мне позволит стать капитан Баннерман. – Девочка выпятила грудь, выставила вперед подбородок, величественно нахмурилась и сделала вид, будто смотрит в подзорную трубу. – «Женщин на своем корабле я не потерплю», – прогудела она.
Джон засмеялся:
– Ну, если тебе удастся каким-то образом попасть на борт, вряд ли он вышвырнет тебя в море.
– Да, пожалуй. Только не капитан Баннерман. Хотя иные капитаны запросто могли бы.
Они вышли из сада и медленно побрели обратно к дому.
– Но как нам это сделать, Кит? Как нам вернуться в море?
– Не знаю. Я уже всю голову сломала, думала и думала. Но уж найдем способ. Что нам еще остается? Как только я встречусь с императрицей и заручусь ее поддержкой, мы снова свяжемся с Джемом. Если он подвезет нас туда, откуда уже будет виден «Бесстрашный», и оставит в маленькой лодочке, дальше уж мы и сами догребем. Представляешь, то-то все изумятся, увидев нас снова!
– Наверное, там все решили, что мы дезертировали, – уныло заметил Джон. – А ты же знаешь, какое за это положено наказание – повесят на нок-рее.
– Не мели чушь. Капитан с мистером Эрскином знают правду. И у нас есть для них ценная информация.
Они нашли Бетси на дворе. Нянюшка энергично работала ручкой заржавевшего насоса. Увидев Джона с Катрин, она выпрямилась и заправила выбившиеся из-под чепца каштановые кудри.
– Идите-ка сюда да помогите мне воды накачать, – сердито приказала она. – А не то я сейчас растаю, точно масло, и растекусь по булыжнику.
Глава 30
Джон смотрелся в зеркало, поворачивая голову то так, то эдак, чтобы разглядеть между трещин свое отражение. До чего же он сам себе не нравился в этом дурацком наряде. Парик, который Бетси щедро посыпала белой пудрой, делал мальчика старше и неузнаваемей. Он был сам на себя не похож.
Он отошел в угол комнаты. Там на кровати был разложен зеленый ливрейный фрак, обильно расшитый медными пуговицами. Со вздохом напялив ненавистную одежду, Джон застегнулся и всунул обтянутые чулками ноги в сверкающие черные туфли с пряжками. И ливрею, и туфли прислала всё та же мадам Монсегар.
Джон двинулся к двери. Туфли противно скрипели. На пороге он помедлил и еще раз оглядел комнату. За последние несколько недель она до неузнаваемости переменилась. С тех пор как по округе поползли слухи, что мадемуазель де Жалиньяк вовсе не умерла, а вернулась в родовое имение и собирается войти в наследство, у ворот начали один за другим появляться местные крестьяне.
Стремясь произвести хорошее впечатление на ту, что скоро сделается хозяйкой земли, на которой они живут, и искренне жалея девочку, столь жестоко лишившуюся обоих родителей, они возвращали всевозможное добро, которое много лет назад с той же охотой тащили из дома.
Каждый день Жан-Батист ковылял от ворот с очередным подношением – свернутым старым гобеленом под мышкой, огромным портретом в парадной раме на плече или резной дверцей комода в руках.
Все эти разрозненные вещицы теперь размещались как попало в пустых комнатах. Ту, что занимал Джон, теперь украшали три стула с инкрустацией, фарфоровый канделябр и маленький комодик с золочеными ручками.
При мысли о том, что вот сейчас ему предстоит покинуть дом и снова выйти в большой мир за тяжелыми ржавыми воротами, Джону стало как-то даже странно. Не по себе. Он не был там с тех самых пор, как старая крестьянка выволокла его, бесчувственного, из фургона и кинула на траву.
Джон спустился в пустынный вестибюль, вышел через парадную дверь. Жан-Батист уже ждал, восседая на кучерском сиденье кособокой старой кареты, запряженной двумя крепкими, но непородистыми лошадьми, одолженными на ближайшей ферме. Парик старика сбился набок, сюртук был застегнут неровно. Завидев Джона, Жан-Батист неуклюже спрятал бутылку, к которой то и дело прикладывался, и демонстративно подобрал поводья.
Джон одним прыжком взлетел на козлы, вытащил из-за сиденья бутылку и отшвырнул в кусты по другую сторону дороги.
– Да ты пьян, мерзкий ты старикашка! – выкрикнул он. – Возьми себя в руки! Ты не можешь ее подвести – только не сегодня!
Жан-Батист уставился на него водянистыми подслеповатыми глазками.
– J’ai peur [29]29
Мне страшно (фр.).
[Закрыть], – захныкал он. – Я уже так давно не правил каретой.
– Понимаю… ты волнуешься… Уже так давно… – без малейшего сострадания передразнил его Джон, поправляя старому кучеру парик и застегивая пуговицы правильно. – А теперь сядь ровно! Она идет.
Из парадной двери появилась Кит. Джон, спрыгнувший с козел, изо всех сил нахмурился, стараясь унять сердце, которое при виде девочки чуть не выпрыгнуло из груди. На Катрин было простое, но идеально сшитое платье – с высокой талией, из белого, плывущего муслина, поверх которого развивался второй слой из сияющего белого атласа. Пышные рукава и вырез платья были расшиты крохотными жемчужинками, а с плеч свисала шаль из тончайшего кремового шелка. Темные волосы были уложены на голове высокой короной роскошных кудрей. Так Катрин выглядела куда старше – и почти пугающе прекрасной.
– Ну как я выгляжу? – спросила она, поворачиваясь перед Джоном.
– Чудесно, – сорвавшимся голосом произнес он.
Кит развернулась слишком быстро, чуть не упала и выронила маленький, расшитый бусами ридикюль.
– Черт ррраздери! – проворчала она голосом Джейбеза Бартона.
Джон засмеялся, сразу почувствовал себя гораздо лучше и бросился поднимать ридикюль.
– Кит, перестань! Сегодня тебе положено быть настоящей леди.
Бетси распахнула дверь кареты и с сомневающимся видом пощупала подушки, с которых так и не сошли пятна.
– Залезайте-ка, мисс Катрин. Не то мадам Монсегар вас заждется. И ради всего святого – не откидывайтесь на спинку! Хотя ее чистили и мыли не знаю сколько раз, всё равно не поручусь, что эта старая рухлядь не запачкает вам платья.
Кит обвила руками шею нянюшки:
– Милая, милая Бетси, спасибо за всё! Ты же знаешь – я делаю это для тебя. Если мой замысел удастся, ты больше не будешь ни в чем нуждаться.
– Знаю, знаю. Ну, езжайте уже.
– Бетси, надеюсь ты сумеешь о себе позаботиться, пока нас не будет?
– Боже праведный, крошка моя, да вы же вернетесь завтра утром. Смотрите ведите себя благоразумно, не забывайте о хороших манерах, пейте не больше одного бокала шампанского, а подадут устрицы – не прикасайтесь. Я вот в прошлом году в Бордо их ела – мне, верно, попалась тухлая, так я чуть в могилу не отправилась.
Бетси запихнула воспитанницу в карету и закрыла дверь. Джон вскочил на запятки сзади, Жан-Батист щелкнул хлыстом, кони встряхнули гривами – и древний экипаж, немилосердно скрипя, покатил по аллее.
Закрывая ворота за каретой, Джон бросил еще один взгляд на поместье, где всё еще махала руками Бетси. И не мог отделаться от страннейшего чувства: будто и сам дом тоже прощается с ними.
У королевского дворца в центре Бордо ярко пылали факелы. Уже было довольно темно, и по плоским плитам мостовой плясали длинные неровные тени. Кареты медленной вереницей катили мимо массивных ворот, останавливаясь лишь на миг, чтобы высадить разряженных в пух и прах владельцев, и уступая место следующим.
Старую жалиньяковскую колымагу вместе с Жаном-Батистом оставили подле роскошной городской резиденции мадам де Монсегар. Экипаж самой мадам, хоть и небольшой, был новеньким и модным, а запряженные в него изящные гнедые пони выступали как на параде. Джон уже почти привык стоять на запятках. По крайней мере, в отличие от бедненькой Кит, он не был заперт внутри наедине с мадам де Монсегар, от чьей вкрадчиво-ледяной манеры обращения с девочкой у Джона аж мурашки ползли по спине.
Со своего места он мог смотреть поверх толпы, что собралась полюбоваться нарядными гостями. Подъезжая к величественному каменному зданию, мальчик постарался разглядеть его во всех подробностях: где открыты окна, нет ли боковых дверей – а вдруг придется срочно спасаться бегством.
Лакей мадам де Монсегар – рослый угрюмый парень по имени Робер – стоял рядом. С Джоном он практически и не разговаривал.
– Americain? [30]30
– Американец?
[Закрыть]– спросил он, когда они только-только вскарабкались на запятки.
– Ти parles francais? [32]32
– По-французски разговариваешь?
[Закрыть]
– Non [33]33
– Нет (фр.).
[Закрыть].
После этого они не обменялись и словом.
Наконец экипаж остановился перед парадным входом, и Джон с Робером соскочили с запяток. Робер распахнул дверцы со стороны, где сидела мадам Монсегар, и откинул подножку кареты. Джон сделал то же самое для Кит.
Когда он помогал ей выйти, она судорожно стиснула его руку.
– Волнуешься? – спросил он.
– Ужасно.
– Я тоже. Но всё будет хорошо. На море попадали в переделки и похлеще.
– Думаешь, я сама не знаю? Но как бы мне хотелось, чтобы ты мог пойти со мной внутрь!
– Мне тоже.
– Мадемуазель де Жалиньяк! – Мадам де Монсегар смотрела на них, возмущенно подняв брови.
– Pardon, madame [34]34
Простите, мадам (фр.).
[Закрыть].
Кит торопливо выпустила руку Джона.
Мадам де Монсегар бросила на Джона ядовитый неодобрительный взгляд.
– Viens, топ enfant [35]35
Идемте, дитя мое (фр.).
[Закрыть].Императрица Жозефина уже прибыла.
Джон смотрел, как Кит с мадам Монсегар заходят в широкую дверь и начинают подниматься по лестнице. Мальчику никогда еще не приходилось видеть столь ослепительно завораживающего зрелища, как два ряда стражников с копьями, в красочных мундирах и высоких киверах, стояли по обеим сторонам лестницы с обнаженными мечами в руках. Никогда не видел он и ничего подобного сверкающей тысячью огней огромной хрустальной люстре, ни потоку элегантно одетых, весело щебечущих красавиц, что тек по лестнице вверх, чтобы исчезнуть в раззолоченных салонах.
Разинув рот, Джон смотрел на всё это великолепие, покуда Робер не дернул его за рукав.
– Par ici [36]36
Сюда (фр.).
[Закрыть],– процедил он.
Вслед за Робером мальчик прошел через боковой вход в маленькую комнатку, битком набитую лакеями в самых разнообразных ливреях. Они радостно приветствовали друг друга, обменивались рукопожатиями и хлопали собратьев по профессии по плечу. Джон набрал в грудь побольше воздуха. Вот он, опасный момент. Мальчику совсем не хотелось, чтобы к нему принялись приставать с вопросами. Вообще не хотелось, чтобы на него обращали внимание.
Он встал у самой двери и при первой же возможности незаметно выскользнул наружу. Вечер был довольно прохладный. Джон уселся на каменную тумбу у стены, приготовившись к долгому и томительному ожиданию. Сверху доносилась музыка – оркестр играл веселые польки – и гул голосов, в котором время от времени выделялся чей-то громкий приветственный возглас или звонкий женский смех.
Медленно ползли минуты. Время от времени издалека доносился бой часов. Девять, четверть десятого, половина, без четверти десять, ровно.
Жена Наполеона там, наверху. Сейчас решается судьба Кит.
Мальчик привалился к стене, веки его отяжелели. Он не хотел сдаваться сну, но незаметно для себя задремал.
Разбудила его крепкая рука на плече. Робер тряс его:
– Твоя мадемуазель. Она тебя зовет.
– Кит? Кит зовет меня? – глупо повторил Джон. – Где она?
Робер показал наверх, на лестницу, пожал плечами и снова ушел к остальным лакеям.
Чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди, Джон подошел к парадному входу. Лестница была пуста – все гости уже приехали. Стражи почетного караула покинули свои места и теперь стояли, зевая, по двое, по трое. Когда мальчик вошел, они обернулись к нему, но, увидев, что это всего лишь еще один лакей, потеряли к нему интерес. Лакеи ведь весь вечер шныряют туда-сюда по всяким поручениям хозяев.
Джон заспешил вверх по лестнице, изо всех сил стараясь сдерживаться и не бежать, чтобы не привлекать к себе внимания. Почему Кит звала его? У нее какие-то неприятности? Ей нужна его помощь?
В дверях салона он остановился, почти ослепленный сиянием переливающихся огнями подвесных люстр. Сколько же здесь народу! Как разыскать Кит в этой толпе?
И тут внезапно она оказалась рядом с ним.
– Jean! Enfin! Ou etais-tu? [37]37
Жан! Наконец-то! Где ты? (фр).
[Закрыть]– громко и сердито проговорила она – для разряженной матроны рядом, которая улыбалась и одобрительно кивала ей. – Иди за мной, – тихонько прибавила она по-английски.
Идя впереди Джона, девочка свернула за угол и остановилась за колонной. Теперь их не было видно из зала.
– Что случилось? Ты ее видела? – встревоженно спросил Джон.
– Кого? А, императрицу. Да. Она была очень мила. Сказала, что заступится за меня. И можешь думать что хочешь, Джон. Она мне понравилась. Она мне поможет, я уверена.
– Тогда что произошло? В чем дело?
– Ты не поверишь. В одной из комнат, где подают кофе. Не в главном зале. Сперва я их не узнала, ведь той ночью почти и не разглядела, но потом услышала, как они разговаривают. По-английски, с шотландским акцентом.
– Постой, кого ты услышала? О ком ты говоришь? Ради бога, Кит…
– Мистер Крич и мистер Халкетт! Они здесь!
– Что? Не может быть! Ты уверена?
– Нет. Поэтому и послала за тобой. Подумала, ты бы мог притвориться прислуживающим слугой, который принес туда вино или еще что. Эти слуги ведь ходят в пудреных париках, совсем как твой. На тебя никто и внимания не обратит. Тебе всего и надо будет, что быстренько посмотреть – и всё. Этого же хватит, чтобы понять, они или не они. Только подумай, Джон, мы бы могли выяснить про их шпионские штучки еще что-нибудь. Мы ведь затем и сошли на берег, в конце-то концов.
Сердце у Джона так и стучало.
– Они меня увидят. Крич узнает меня, даже если Халкетт и не запомнил.
– Не узнает. На слуг никто и не смотрит. Да и вообще, в этой ливрее, когда волос не видно, а только парик, ты сам на себя не похож. И ты сильно вырос – в тебе уже, верно, почти шесть футов, а когда вы с ним встречались, ты был совсем маленьким и щупленьким. Не забывай, они не видели тебя почти два года. И не ждут увидеть здесь. Они считают, ты во многих милях отсюда.
Джон понимал – Кит совершенно права.
– Поднос. Мне нужен поднос с бокалами. Внесу вино в комнату, как будто просто хожу, обслуживаю гостей.
– Я об этом уже подумала. И даже приметила поднос, который один из слуг оставил в салоне, на специальном таком маленьком столике. Я тебе покажу. А комната для кофе – первая дверь налево. Они там.
Мимо них прошел какой-то мужчина в черном фраке. На груди у него сверкала медаль. Он учтиво поклонился Кит, и девочка ослепительно улыбнулась в ответ. А потом снова повернулась к Джону.
– Это граф де Сен-Вуар. Нас сегодня представили друг другу. Ты его не узнал? Это он был в рыбацкой хижине вместе с Халкеттом и Кричем. Наверное, он и есть их французское начальство.
Кит вздрогнула, по спине Джона тоже пробежал холодок при мысли, в каком опасном положении они окажутся, если случайно выдадут себя.
– Ладно, я пошел, – прошептал он. – Взгляну, вправду ли это они. Так где они, говоришь?
– Иди за мной, – сказала Кит и зашагала обратно в бальную залу.
Выпрямившись, словно аршин проглотил, и стараясь сделать как можно более безразличное лицо, Джон пробирался за ней через толпу. Никто на него и не глядел. Он был лишь прислугой, безымянной и неприметной, как дюжины прочих слуг и лакеев. Гости расступались, чтобы освободить ему проход, не удостаивая самого Джона ни единым взглядом.
– C’est Mlle de Jalignac, – слышал он шепот вокруг. – Qu’elle est charmante! [38]38
Это мадемуазель де Жалиньяк. Просто обворожительна (фр.).
[Закрыть]
На миг он заметил в просвете толпы какую-то даму, что грациозно возлежала на кушетке в окружении других дам всех в белом. Вот она повернула голову, и в волосах ее сверкнули драгоценные камни. Она снисходительно улыбалась склонившемуся над ее рукой военному в великолепном мундире.
Жозефина.
Кит остановилась, подождала, пока Джон поравняется с ней, быстрым кивком указала ему на поднос на столике у стены, а потом выразительно посмотрела на дверь в другом конце комнаты.
– Ah! Vous voila, mademoiselle! [39] 39
Ах! Вот и вы, мадемуазель! (фр.).
[Закрыть]– вскричал кто-то, и Джон увидел, что сквозь толпу, обливаясь потом, пробивается дородный молодой человек в военном мундире.
– Жуткий сынок мадам де Монсегар, – прошипела Кит сквозь стиснутые зубы, а через миг уже умчалась в объятиях молодого человека.
Взяв со столика поднос, Джон вдоль стены направился к указанной комнате. Однако сразу входить туда не стал, сперва заглянул. Там было темнее. В комнате стояло несколько карточных столов, за которыми сидели игроки, в воздухе висели клубы табачного дыма. Повсюду стояли группки беседующих людей, а слуги в напудренных париках сновали туда-сюда с подносами в руках.
Джон обвел комнату изучающим взглядом. И тут же увидел мистера Крича. При виде его острой и узкой физиономии и холодных глаз под тяжелыми веками у мальчика тут же сердце забилось чаще, а ладони стали скользкими от пота.
Мистер Крич был поглощен оживленной беседой с какими-то двумя другими людьми. Джон почти не сомневался в том, что один из них – мистер Халкетт. Но второй стоял спиной к нему. Нервно сглотнув и сжимая поднос так, что даже костяшки пальцев побелели, Джон подошел к занятой разговором троице поближе. Теперь до него даже доносился ненавистный скрипучий голос Крича, хотя слов было пока еще и не разобрать. Второй человек тоже что-то сказал. Да, Джон не ошибся. Этот сухой и четкий голос с явственным эдинбургским произношением несомненно принадлежал мистеру Халкетту.
И тут третий их собеседник повернул голову, чтобы ответить. На лицо его упал свет. Джон где угодно узнал бы этот обезображенный профиль – щеку в шрамах, оттянутый к глазу уголок рта – жуткий след старого ожога.
Это был первый помощник с «Бесстрашного», человек, которому Джон без колебаний доверил бы свою жизнь. Мистер Эрскин.
