Текст книги "Тайны подводного Каспия"

Автор книги: Элизабет Тюдор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Утром, как и было условлено, после окончания процедуры за Оннесом явился "М-47". Он ознакомил новоприбывшего с местом проживания и отдал программу, по которой ученому предстояло работать.

Не теряя времени, Оннес приступил к исполнению своих обязанностей. Изучение этого водного пространства было поручено только лишь ему. Остальные сотрудники Галактического Научного Центра Шатры были разбросаны по различным уголкам Земли, где имелись подобные базы.

Способ изучения у суликийцев был своеобразным и, пожалуй, оригинальным. Для того, чтобы исследовать какой-либо из живых организмов, ученый перевоплощался в этот объект и вел свойственный ему образ жизни. Изведанное на протяжении дня регистрировалось ученым в "докладчике", находившемся на базе. Таким образом собирались данные о существах, населяющих планету.

Первыми в списке изучаемых животных у Оннеса были водные млекопитающие – тюлени. Ученый переправился посредством нумажа в переходную кабину станции и, войдя в образ, вышел в водные просторы моря. Первый месяц оказался наиболее плодотворным и он смог получить много ценной информации.

На следующий месяц произошло нечто неожиданное...

Было раннее утро, когда, следуя за подопытным, научный работник, принявший вид тюленя, вышел на берег моря.

Прототип тюленя проковылял на каменистый берег и лег на влажную землю. Исследователь последовал его примеру и также прилег на берегу. Вдруг до его слуха донесся тонкий и мелодичный голос. Оннес поднялся с места и, не выходя из образа, проследовал к обладательнице этого нежного голоска. Соблюдая осторожность, он остановился на значительном расстоянии от молодой девушки, сидевшей на одном из прибрежных валунов. Устремив взор на горизонт, она следила за просыпающимся солнцем и тихо напевала песню:

В далеком краю,

У моря стою,

И скорбную песню

Я вам пропою

О том, как задумала

Рок обхитрить,

У неба с землею

О главном спросить.

Спросила у звезд я:

Где дом мой родной?

И звезды мне дали

Ответ свой немой.

Спросила у моря:

Где край мой родной?

А море ответило

Шумной волной.

Спросила у ветра:

Вернусь ли домой?

И ветер ответ дал

Гонимой листвой.

Спросила я землю:

Далек ли мой путь?

Ответа ее

Я не поняла суть.

Спросила у Солнца:

Где любимый отец?

В ответ оно дало

Лучистый венец.

Спросила Луну я:

Где милая мать?

Луна же решила

В ответ промолчать.

В чужом я краю

У моря стою,

Тоскливую песню

Я спела свою

О том, как задумала

Рок обхитрить,

У неба с землею

О доме спросить*.

______________ * Стихотворение Элизабет Тюдор "В далеком краю".

Исполнительница просто очаровала Оннеса, и он рискнул приблизиться к ней. Сделав несколько неуклюжих шагов, он подошел к девушке на более близкое расстояние, чем это позволял устав Галактического Научного Центра. Входить в контакт с высшими по разуму живыми существами планеты ученым воспрещалось. Однако никакие правила не могли воспрепятствовать ему воспользоваться случаем и разглядеть вблизи столь необыкновенно красивое юное создание.

Девушка была так поглощена мыслями, что не заметила приближающегося к ней тюленя. Любопытство, охватившее ученого, завладело им настолько, что он осмелился слишком близко подступить к местной поселянке. Но присутствие его было обнаружено. Правда, не юной особой, а рыбаками, причалившими к берегу.

Девушка изумилась, когда заметила бегущих к ней рыбаков с гарпунами, и только потом она увидела подле себя морское животное. Но она не испугалась и не закричала, а спокойно осталась сидеть на своем месте. Бросила взгляд на приближающихся агрессивных рыбаков и с тревогой обратилась к животному: Уходи в море.... Беги, пока тебя не поймали....

Однако тюлень по-прежнему стоял перед ней. – Тебя же убьют! Убегай! Не стой!

Оннес, осознав опасность, поспешил к морю. Нырнул в воду и, приложив немного усилий, отплыл далеко от берега. Угроза миновала, но ему так не хотелось покидать берег и ту особу, что пленила взор своей красотой. Он не знал, повстречает ли ее еще когда-нибудь, но надеялся, что их встреча была не последней. В тот день исследователь сделал для себя открытие: люди убивали тюленей – и отчего-то боялись их. Оннес решил в будущем соблюдать осторожность, выходя на берег в этом облике.

Девушка, которую он встретил на берегу, вернулась в город, в дом приютившего ее священнослужителя Феридуна, сына Митрадата.

Как уже понял читатель, молодая особа, повстречавшаяся ученому с далекой планеты, была Зуммуриада. После того зловещего утра, когда при необычных обстоятельствах погиб Партукку, она не воротилась в дом верховного жреца Мазареса.

Феридун после выздоровления Зуммуриады написал письмо своему учителю. В послании он спрашивал о здоровье Мазареса и его семьи и рассказывал о некоторых событиях, произошедших в Атеши-Багуане, ни слова не упомянув о пребывании Зуммуриады в его доме. Дастур подозревал, что в недуге Зуммуриады был виновен верховный жрец, однако открыто заявить о своем предположении или, не дай бог, в чем-нибудь обвинить почтенного учителя он не мог. Мазарес был слишком могущественным человеком в своем племени, и кроме этого, он являлся главой всех священнослужителей культа Великого Змея.

Феридун, несмотря на свое высокое звание дастура, все так же принадлежал к древнему культу и был одним из наиболее отличившихся учеников верховного жреца. Тем не менее, даже это почетное звание не давало ему права противоречить Мазаресу. Поэтому в свое письмо он вложил столько такта и предельной осторожности, что учитель ничего не заподозрил.

Но вопреки его ожиданиям письмо учителя не оказалось откровенным. В своем послании тот не упомянул об исчезновении Зуммуриады, и дастуру стало ясно, что подозрения его были не беспочвенными.

"Это Мазарес чем-то напоил девушку, и она впала в такое тяжелое состояние, – думал Феридун. – Но чего он добивался этим своим поступком?"

Ответ на его думы поступил к нему через несколько недель после получения письма. Один из жителей племени, прибыв в Атеши-Багуан и встретившись с Феридуном, поведал о трагической смерти младшего сына верховного жреца. Эта новость поразила дастура. Теперь ему стало ясно, чем была напоена Зуммуриада. Оставались лишь непонятными два обстоятельства: смерть юного Партукку и внезапное исчезновение девушки из поселения. Объяснить что-либо толком Зуммуриада не могла, так как ничего не помнила, а спросить у кого-нибудь другого было небезопасно.

Дастур принял решение до поры до времени не оповещать Мазареса о пребывании его воспитанницы в Атеши-Багуане. Своим домашним Феридун ничего не объяснил. Сказал лишь, что Зуммуриаду послал к ним сам верховный жрец, дабы уберечь от какой-то опасности. Он строго-настрого запретил своим детям говорить кому-нибудь из соседей об истинной личности Зуммуриады, а при настойчивых вопросах представлять ее как двоюродную сестру, приехавшую к ним погостить. Сколь долго будет длиться пребывание Зуммуриады в его доме, он не знал. Да и посоветоваться с кем-либо из своих друзей-единоверцев тоже не мог, так как боялся навлечь на себя гнев учителя и служителей своей истинной веры. Учитывая все эти обстоятельства, Феридун решил хранить молчание, и поступил очень даже благоразумно, так как Мазарес, предположив, что гибель его любимого сына наступила от рук воспитанницы, разыскивал ее, чтобы расквитаться.

Со дня появления Зуммуриады в доме дастура прошло шесть лет. Она выросла, похорошела и стала прекрасной юной девой. За прошедшие годы она не позабыла знания, полученные от верховного жреца. Совсем наоборот, благодаря Феридуну обогатила свои познания. Новый попечитель поражался ее способностям и дарованию.

И он был не единственным, кто боготворил прелестную девушку. Старший сын Феридуна был ее обожателем, готовым отважиться на любой безумный поступок, чтобы привлечь к себе ее внимание и завоевать признательность. О большем благе молодой человек и не мечтал. Сперва Бахрам заботился о ней как о своей младшей сестре, но с годами сердце его наполнилось более глубокими чувствами к Зуммуриаде. Он был на три года старше погибшего Партукку и в отличие от него, более воинственным и доблестным, и уступал ему лишь только красотой черт лица. Высокий, жилистый и крепкий Бахрам имел темную от загара кожу, смолистые волосы и черные, горящие как угольки живые глаза, выдающиеся скулы и твердый подбородок с редкой бородкой. Он являл образец мужества и отваги, оправдывая свое имя, данное в честь бога победы Бахрама. В этом молодом человеке, от природы кротком и внимательном к своим ближним, наличествовал источник неиссякаемой энергии. Вместо того, чтобы обучаться, как младшие братья, учению магов, он отдал предпочтение учению меча, копья и лука, иными словами, решил стать воином и увековечить свое имя великими подвигами.

Конечно же, отец не одобрял его пристрастия, утверждая, что знания магов намного сильнее любого оружия. Но молодой, горячий кровью Бахрам был слишком тверд в своих намерениях. Для удовлетворения собственного устремления он поступил на службу в гарнизон города-крепости Хунсар, располагавшийся близ его родного города. Но служба у Нэрэмана, сына Туси, показалась ему уж слишком скучной. Бахрам жаждал большего: сразиться с полчищем врагов, преодолевать немыслимые расстояния в походах, возглавлять отряд смельчаков и вести их на какое-нибудь опасное задание, и наконец, достигнув определенного возраста, с достоинством пасть на поле боя, как и полагалось отважному воину.

Все его амбиции были великолепны, но только для человека, посвятившего всю свою жизнь военному поприщу, и уж никак не для семьянина, который, выходя на поле рати, задумывался об участи своих детей и жен после его смерти. Нет! Бахрам желал стать не просто непобедимым. Он хотел совершить то, что другим людям было бы не под силу. Он не стремился к власти и богатству, а лишь вожделел достигнуть таких высот, каких еще не достигал никто из его предков.

После непродолжительной службы в крепости Хунсар Бахрам решил испытать судьбу и поступить во служение сатрапу Мидии – Атропату. Там открывались ему большие возможности и перспектива достигнуть желаемого служебного положения.

Несмотря на его намерения, он был очень привязан к Зуммуриаде. Он любил ее всем сердцем и желал ответных чувств от нее. Бахрам понимал, что из-за его устремлений в жизни она никогда не будет с ним счастлива. И тем не менее, отважное сердце его не подчинялось доводам трезвого разума. После долгой борьбы разума с сердцем обладатель пылких чувств принял необычное решение: признаться избраннице сердца в любви и в тот же день, независимо от ее ответных чувств, покинуть родной город.

Молодой человек не мог сделать этого признания девушке под крышей дома его отца. Это могло показаться ей домогательством, поэтому, сообразуясь с этикой поведения, влюбленный избрал местом свидания побережье, где очень часто Зуммуриада прогуливалась по утрам. Он не знал, и не мог даже себе представить, с кем там встречалась его любимая.

Оставаясь верной заведенному обычаю, Зуммуриада каждое утро виделась со своим старым другом С-тиром. Даже после переезда ее в город-крепость он все также навещал свою племянницу. Но свидания их стали редкими, то ли из-за многолюдности береговой линии, то ли по причине частых отлучек С-тира из тех краев, относительно которых Зуммуриада была не в курсе. Ей казалось, что он преднамеренно избегал с ней встреч, и причиной тому стали уж слишком настойчивые ее расспросы о своих родителях. Мазарес никогда не скрывал, что она не его дочь, однако и о ее родителях он также не упоминал. Девушка предполагала, что единственным хранителем этой тайны был С-тир, названный ею Фираваном, что на языке местного населения значило благоденственный, который получил свое прозвище из-за умения всегда поднять ей настроение. Несмотря на ее просьбы С-тир не собирался раскрывать тайну рождения племянницы.

"Зачем отягчать ее положение? – думал пришелец с Баалука. – Она все равно больше никогда не увидит родителей. И самое лучшее для нее – это не знать ни о чем".

Таково было решение сына Э-тора, о судьбе которого мы поведаем позже.

Вернемся, однако ж, к тому мартовскому дню, когда Бахрам решил открыть свои чувства Зуммуриаде. Поднявшись до восхода солнца, он направился на побережье. В тот день С-тир не пришел туда, и девушка прогуливалась у моря одна.

Разувшись, она ходила по влажному песку, стараясь не соприкасаться с легкими пенистыми волнами, которые, накатывая на илистый берег, так и норовили коснуться ее обнаженных ног. Край утреннего светила окрасил горизонт в пурпурные тона, и легкие облака вместе с водной гладью переняли этот дивный природный цвет.

Белая одежда Зуммуриады окрасилась в яркие тона предрассветного солнца. Легкий морской бриз развевал золотисто-оранжевые пряди волос, выбившиеся из толстых кос.

Прогуливаясь по берегу и задумчиво наблюдая за игрой волн, она не заметила приближения Бахрама. Его появление встревожило девушку. – Что-то случилось дома? – с тревогой спросила она. – Нет-нет, все в порядке, успокоил ее молодой человек. – Я искал тебя, чтобы поговорить... – О чем же?

Смелость внезапно покинула воздыхателя и он, придя в замешательство, опустил глаза. Храбрый в любом предприятии Бахрам оробел, когда дело дошло до сердечного признания. Он отвел взгляд от любимой и обратил его к золотисто-красному светилу, оставляющему светлые блики на водной глади. Ну, и о чем же ты хотел поговорить? – спросила Зуммуриада.

Поклонник уже раскаялся в своем решении открыть свои чувства.

"Уж лучше бы все осталось по-прежнему в тайне", – с досадой подумал он и, охнув, взглянул на любимую.

Девушка, пристально посмотрев на него, улыбнулась самой нежной улыбкой, которая всегда очаровывала воздыхателя. – Я пришел, чтобы сказать... сказать, что я уезжаю, – голос Бахрама дрогнул от волнения, переполнявшего его. – И куда же ты собрался?

Вопрос возлюбленной взбодрил молодого человека, и он ощутил прилив храбрости. – Я решил поступить на службу к сатрапу Мидии и еду в Хагматану... – Он умолк, ожидая реакции Зуммуриады, но та молчала. Ремесло, избранное мной, опасное и ненадежное, и я хотел попрощаться с тобой. – Это можно было сделать и дома, – заметила она. – Но дома я не смог бы сказать тебе, что я... мне очень хотелось бы надеяться, что ты будешь думать обо мне... – Ну, конечно же, буду. Ты мой старший брат и мне должно думать о твоем благополучии, – мягко сказала она. – Только как о брате? уязвленным тоном спросил молодой человек.

Он с надеждой ждал, что его возлюбленная сама догадается и ответит на его чувства, и главное – они будут такими же, как у него. Но, не дождавшись ответа, он рискнул сам открыться ей. – Зуммуриада, я хотел сказать тебе, что нежные чувства, которые я испытываю к тебе...

Но девушка не дала ему досказать. Приложила пальцы к его губам и прошептала: – Не надо, Бахрам, не надо....

Молодой поклонник был сокрушен ее требованием. Они долго стояли, безмолвно глядя друг другу в глаза. И если в одном из сердец пылало чувство любви, то в другом царила лишь нежная привязанность.

Только теперь Бахрам понял, что в сердце любимой нет места для любви к нему. Это открытие ранило его сердце, но он не посмел бы упрекнуть ее в жестокости. Пусть он никогда не услышит от нее волшебного слова – люблю, пусть душа его замерла от невыносимой муки и надежды превратились в несбыточные иллюзии, пусть в сердце его, обожженном любовью, навеки поселится одиночество – он больше не думал о себе. Для него счастье осталось в прошлом... – Ты ничего не хочешь мне больше сказать? – подавленно спросил он. – Разве что прощай. – И это все? – Я надеюсь, что ты найдешь свою судьбу или быть может, она сама отыщет тебя.

Бахрам тяжело вздохнул. – Я тоже... желаю тебе счастья.... Пусть каждому из нас достанется лучшая награда в этой жизни.... Я надеюсь... надеюсь, мы больше никогда не встретимся.... Прощай!

Бахрам резко повернулся и торопливо зашагал в противоположном направлении. Затем отчего-то остановился, оглянулся и в последний раз взглянул на свою возлюбленную. Она смотрела ему вслед. Прекрасный стан ее ласкали лучи рассветного солнца, морской бриз развевал косы и белый наряд. Она выглядела величественной и чарующе грациозной. Именно такой и запомнилась ему Зуммуриада на всю его оставшуюся жизнь.

Г л а в а 15

ПРИШЕЛЬЦЫ ИЗ БУДУЩЕГО

Не зная многого, но много знать спеша,

Наш мозг усердствует. И чувствует душа.

Своим научным знаньем в силах кто-то

Твое незнанье выправить в два счета!

Но то, чего не чувствуешь ты сам,

То не под силу всем научным

чудесам. "Я говорю – ты говоришь".

Бахтияр Вагабзаде

Полагаю, читатель достаточно узнал о двух великих державах минувших тысячелетий и о внеземных цивилизациях. Теперь же, когда обстановка стала вам ясна, пора бы вернуть на сцену персонажей, с которых началось данное повествование.

Мы оставили исследователей в день археологических раскопок в районе "Гыз галасы" в Баку. Проникнув в подземелье и обнаружив в потайной комнате странный сундук, научные работники стали жертвами обстоятельств.

После потери сознания исследователи очнулись не скоро, а по пробуждении обнаружили себя в полутемной и душной комнате с каменными стенами и глиняным полом.

В помещении кроме них также находились еще трое мужчин. – Как они попали сюда? – возмущенно вскричал низкорослый незнакомец. – Кто посмел впустить их сюда? – Не знаем, честное слово, не знаем, господин, – трепеща от страха, в один голос оправдывались двое других мужчин. – Когда мы запирали дверь этой комнаты, их тут не было. Мы понятия не имеем, как они очутились здесь. – Наверное, это проделки Анхра-Манью, – предположил один из стражников. – Точно, – подтвердил другой. – Это его рук дело. – Замолчите! повысил голос седобородый мужчина, который являлся хозяином здоровенных охранников. – Если провинились, не стоит свою вину взваливать на другого, хоть и на Злого Духа. Пошлите кого-нибудь к эрбаду, пусть спросит его совета. – Отдав распоряжение, хозяин покинул комнату. Следом за ним вышли и охранники. – Где это мы, Джафар? – шепотом спросил Чемберлен.

Тот с подозрением осмотрелся и пожал плечами. – Понятия не имею. Последнее, что я помню, это то, как мы нашли комнату в подземелье и... Туннель... комната... Сундук! – выстроились в памяти авестолога последние события. – Там что-то было внутри... и этот едкий, головокружительный дым... – Все это и я помню. Но откуда взялись эти люди, причудливо одетые в древние платья и говорящие на вымершем языке? – Может, это какая-то шутка? предположил англичанин. – Не думаю, что кто-то осмелился так подшутить над нами, – заметил Новрузов.

Тут инженер-оператор Пасколони застонал, постепенно приходя в себя. Он не скоро осознал положение, в которое они попали. Ему все казалось, что товарищи разыгрывают его. – Единственный метод все прояснить – это выбраться отсюда, – взяв, как и прежде, на себя роль руководителя, сказал профессор археологии.

Он поднялся с соломенного настила и осторожно подошел к деревянной двери. Легонько подтолкнул ее, но преграда не отступила. – Нас здесь заперли, – с досадой констатировал он. – Что будем делать? – тревожно посмотрел Гвидо на своих спутников. – Если не можем выйти через дверь, придется использовать окно. – Новрузов прошел к оконному проему, завешанному тонким ковром. Отодвинул его в сторону – и яркий солнечный свет ворвался в полутемное помещение. Окно выходило на узкую улочку. Напротив находилось одноэтажное строение, наподобие того, в котором они пребывали. – Здесь невысоко! – воскликнул археолог. За дверью послышались голоса. – Живей! Они будут здесь с минуты на минуту.

Он первым спрыгнул из окна. За ним последовал Чемберлен, но третьему беглецу не повезло. Вошедшие в комнату стражники, обнаружив их побег, схватили Пасколони и, оттащив от окна, от души надавали ему тумаков. Скорее, Алек! Беги! Надо позвать на помощь! Вызвать полицию! – крикнул другу Джафар и ринулся прочь от этого места.

Александр побежал следом, но выпрыгнувший из окна мужчина не дал ему далеко уйти. Бросился на Чемберлена сзади и свалил его с ног. Прижал к земле своим тяжелым телом и лишил подвижности. Из окна выпрыгнул еще один охранник, чтобы задержать третьего беглеца, но того уж след простыл.

Выбежав на широкую улицу, Джафар очутился среди одноэтажных построек из сырцовых кирпичей. По пыльной улице ходили люди, одетые в просторные платья, сходные с теми, что носили тысячелетия назад.

Новрузов в замешательстве замер, не зная, что ему предпринять. Из задумчивого состояния его вывели крики стражников, преследовавших его. Реальная опасность вернула активность профессору. Он побежал куда глаза глядели, лишь бы оторваться от преследователей. Прохожие, завидев Джафара, шарахались в сторону, напуганные и изумленные его необычным и ярким нарядом.

Добежав до конца улицы, Новрузов выбрался на обширную территорию, обнесенную высокой каменной стеной с полукруглыми башнями-контрфорсами, находящимися на небольших расстояниях друг от друга. Главными строениями этого обширного участка были две громадные восьмиэтажные башни, построенные из камня с массивным контрфорсом. На верхней площадке округлых в плане башен из семи каменных тумб высоко взметалось в воздух пламя. Вид этих башен и короны семиглавых огней были столь знакомы профессору, что тот пришел в трепет от увиденного. – Этого не может быть! – ошеломленный панорамой, прошептал он.

В следующий миг Новрузов почувствовал, как нечто твердое с силой обрушилось на его голову сзади. Видимость в его глазах расплылась, свет огней померк, и все погрузилось во мрак... – Джафар... Джафар... ты меня слышишь? – послышался чей-то знакомый голос из темноты.

Новрузов зашевелился и охнул от болезненного ощущения в голове. Приоткрыл веки и в полумраке с трудом различил черты лица Чемберлена. Дрожащий луч света, падающий от масляной лампы, освещал маленькое душное помещение. Откуда-то сблизи доносились незнакомые мужские голоса, о чем-то оживленно спорившие. Гвидо сидел на полу, прислонившись к стене, жалобно хныкал и что-то бормотал себе под нос. Ему больше всех досталось от грубых стражников. Желая вырваться на свободу, он сопротивлялся, за что был основательно побит. Лицо его побагровело от синяков, и на потрескавшихся губах остались следы запекшейся крови. – Что эти негодяи с ним сделали? увидев состояние оператора, озабоченно обратился профессор к товарищу. – То же, что делают с непокорными пленниками.

Новрузов устремил на незнакомцев негодующий взор и, при виде их одеяний, отчего-то вздрогнул. В памяти его всплыла панорама местности, увиденной им при побеге. – Алек, ты распознал язык, на котором они говорят? – незаметно кивнув в сторону мужчин, тихо спросил археолог.

Чемберлен прислушался и удивленно приподнял бровь. – Что-то очень схожее между эламским и мидийским... Касситский*?! Но возможно ли это? Именно этого ответа я больше всего и боялся, – огорченно вздохнул руководитель археологической группы. – Не знаю, как дать этому объяснение... но дело наше, кажется, труба... – Что значит, труба? – не понял собеседник. – Понятия не имею, как все это произошло... и до сих пор сомневаюсь, произошло ли это вообще... или же мое воображение сыграло надо мной злую шутку.... – Говори яснее, Джафар! Я готов услышать самое невероятное. – Кажется... этот твой сундучок отправил нас в дальнее-предальнее путешествие... – Куда? – В прошлое... – В какое еще прошлое? Брось шутить, Джафар. Сейчас у нас не то положение, чтобы... – Ты думаешь, я сам не знаю, в каком мы положении? – повысил тот голос. Незнакомцы бросили на них грозный взгляд. И это заставило пленников замолчать.

______________ * Касситский язык близок к эламскому. Касситы – племя, родственное каспиям и коссеям, обитавшим на территории Абшеронского полуострова.

Мужчины возобновили свой разговор, и Джафар шепотом обратился к товарищу: – Когда я смог оторваться от преследователей, то добрался до широкой площади, где возвышались два восьмиэтажных храма наподобие нашей "Девичьей башни".

Чемберлен изумленно вытаращил глаза. – И что же? – А то, что проход в эту потайную комнату подземелья, видно, не зря был выложен камнями. Скорее, это сделали для того, чтобы воспрепятствовать входу туда таких пытливых людей, как мы... – Джафар резко умолк, завидев приближение чужаков.

Один из них, грубо пнув ногой Чемберлена в бок, велел ему и остальным подняться. Двое исследователей встали и помогли полубессознательному итальянцу подняться на ноги. Надзиратель сделал жест, повелевающий невольникам следовать за ним. Шествие замыкали два стражника с копьями в руках.

Они прошли несколько полупустых и мрачных на вид помещений и достигли просторной комнаты с деревянными столбами, поддерживающими сводчатую крышу. Посередине помещения на полу горел огонь, огражденный камнями. У дальней стены, на небольшом возвышении в удобном деревянном кресле, обложенном мягкими подушечками, восседал седобородый человек с суровым лицом, следствием то ли его солидного возраста, то ли трудной жизни. Он сделал жест, и провожатый приблизился к возвышению. Невольники остались стоять на месте, так как эрбад, а это был он, не разговаривал с незнакомцами на более близком расстоянии, чем три ярда, дабы не нарушить своей ритуальной чистоты.

Старик, насупив свои мохнатые брови, долго и безмолвно разглядывал чужаков. – Они сказали, кто такие? – хриплым голосом спросил он у стоящего рядом единоверца. – Мы их ни о чем не спрашивали, уважаемый Сьяваршан. Ждали вашего прихода. – А с этим что случилось? – кивнув на стоящего посередине молодого итальянца, поинтересовался тот. – Они пытались убежать, вот мои люди и поубавили их прыть. – Правильно сделали, – одобрительно кивнул эрбад. – Представляете, что творилось бы сейчас в городе, окажись эти нечестивцы там? – И что же нам делать с ними? – озадаченно спросил хозяин дома.

Сьяваршан задумчиво погладил редкую, но длинную бороду. – Сперва следует выяснить их личность и только потом вынести приговор.

Речь старика была в какой-то мере понятна ученым, и они многозначительно переглянулись, услышав слово "приговор". – Кто вы? И с какой целью пробрались в дом этого праведного человека? – Наше появление здесь чистая случайность, – проговорил Новрузов на знакомом ему эламском языке, знавший о том, что это был один из ведущих языков на территории Персидской империи. – Только не говори ему правды, – не разжимая губ, прошептал предусмотрительный англичанин. – Мы паломники... из дальних земель... пришли повидать святые земли... помолиться и попросить Великого Ахура-Мазду даровать нам мир и плодородие....

Сьяваршан удивленно переглянулся с мужчиной, стоящим подле него. – И откуда же вы прибыли? – поинтересовался эрбад также на эламском. – О-о! С самого края земли... Вы наверняка не слышали об этих краях... – простодушно говорил Новрузов, чтобы расположить к себе священнослужителя. – Но сколь бы он ни был далеким, у нас знают и любят великого богослова Заратуштру.... А главное... – И они тоже? – перебил его старик. – Кто? Они? – взглянул профессор на своих спутников. – Да-да, они тоже последователи Заратуштры. Они также почитают Ахура-Мазду, Митру, Ардви-Суру, всех бессмертных святых и всех язата*.

______________ * Язата – добрые и благие божества (авест.).

Сьяваршан прищурился, над чем-то задумавшись. – Если так, покажите тогда ваши стахр пайсанхи и авйанханы *.

______________ * Стахр пайсанха – нательная рубашка, расписанная звездами. Авйанхана – пояс из определенного количества нитей. То же, что и судра и кусти.

Новрузов озадаченно умолк, и выход из положения пришел первым на ум авестологу. – О почитаемый людьми и благословенный бессмертными, эрбад! Да будет вам известно, что по дороге в эту священную долину на нас напали разбойники-кочевники. Они обобрали нас до последней нитки, забрали даже нашу одежду, и взамен наших богатых одеяний оставили нам это причудливое тряпье, – жалобно проговорил Чемберлен, взывая к чувству сострадания старика. – Нас жестоко побили и мы лишились сознания, а когда очнулись, то обнаружили себя тут, под стражей у недоброжелательного человека, который отнесся к нам как к врагам человечества. А мы-то всего-навсего жертвы бандитов, посягнувших на жизнь и имущество паломников. Все наше добро было расхищено, все богатые дары храму украдены, а сами мы попали в такое затруднительное положение.

Александр умолк, ожидая реакции священнослужителя на свои слова. – Не знаю, говорят ли правду твои уста и достойны ли вы моего покровительства, но казнить вас я не позволю.

Пришельцы из будущего облегченно вздохнули. – Но и вернуть вам свободу я также не могу, – с хмурым лицом добавил эрбад. – Для начала мне надо испытать вас, а уж потом, если вы покажете примерное поведение, я, может быть, и верну вам свободу. А пока, – обратился он к хозяину дома, определите их работать к скотоводам...

Г л а в а 16

ГИЕРОДУЛЫ

Рабство – это покорность души, слабой и низменной. Цицерон

Пришельцы из будущего, сумев при помощи острого ума обмануть эрбада Сьяваршана, спасли себе жизнь, но участь их оказалась нелегкой.

Неизвестно, каким способом испытывал старик чужеземцев, но их определили в помощники к скотоводам в качестве гиеродулов, храмовых рабов, находящихся в подчинении главы духовенства.

С восходом солнца они вместе со своими хозяевами выгоняли скот на пастбища и, проработав весь день, только с наступлением сумерек возвращались домой. Их поселили вместе, что представлялось Новрузову наилучшим обстоятельством в их положении. Им предоставили пастушью одежду, а также символы зороастрийской веры. Профессор археологии и доктор авестологии, являясь работниками научной среды, не противились исполнять ритуальные обряды зороастрийцев. Но Пасколони, молодой и неопытный итальянец, занятый в области техники, изъявлял свое недовольство по поводу этих обрядов. Он не желал надевать судру и кусти и выполнять ежедневные пятикратные молитвы, показанные ему авестологом. – Святая Мадонна меня наказать, – по настоянию товарищей взяв в руки кусти, жалобно прохныкал он. – Ничего с тобой не сделает Мадонна, – долее не вынеся причитаний Гвидо, обозлился на него авестолог. – А вот надзиратели наши, если усомнятся в тебе, преподадут хороший урок. – Вам легко давать рацею, Чемберлен. Вы мормон*, последователь Янга, а я придерживаюсь веры своих предков. – Ну, так и придерживайся ее. Наверняка в свое время предки твои были язычниками и огнепоклонниками, и не исключено, что они поклонялись огню, также как и ты нынче гнешь спину перед этим очагом.