Текст книги "Господа Помпалинские"
Автор книги: Элиза Ожешко
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
– Господин граф, – почти одновременно с ним заговорил аббат, – был так любезен, что пригласил меня на это семейное торжество, чтобы из уст нашего дорогого Мстислава внять голосу святого града, который дойдет до нашей грешной земли.
Аббат говорил тихо, и его бархатный голос мягко оттенял громкий, грубый бас графа Августа, чьи слова графиня даже не удостоила внимания. Впрочем, ни для кого не было секретом, что графиня его не жалует. Грубость графа Августа претила этой утонченной, возвышенной натуре.
– Oh, oui! [125]125
О, да! (фр.)
[Закрыть]—с подавленным вздохом обратилась она к аббату. – Надеюсь, Мстислав привез нам благословение святого отца, которое для нас будет величайшим счастьем и радостью. Мстислав – удивительный юноша! Совсем молодой – и полный такого благородного рвения, такого упорства в добрых делах. Мне, как матери, позволительно гордиться таким сыном – сегодня бог мне простит этот грех нескромности, не правда ли, monsieur l’abbé? – шутливо закончила она с очаровательной улыбкой.
– Конечно, – легким кивком подтвердил аббат, улыбнувшись в ответ. – Вы вправе гордиться, воспитав такого сына.
– С божьей помощью… и вашей, – прошептала графиня.
– Ничто на земле не свершается без божьего благословения и помощи, – еще тише промолвил аббат, из скромности умалчивая о себе.
Во время этого разговора граф Святослав неподвижно сидел в кресле, не проронив ни слова. Только раз, когда графиня упомянула о грехе нескромности, по его губам скользнула чуть приметная улыбка. Зато графу Августу было явно не по себе. Похвалы в присутствии богатого и бездетного брата, расточаемые племяннику, неизвестно почему производили на него неприятное впечатление. Не выдержав, он наклонился к брату и сказал, насколько мог, тише:
– Жаль, что моего Вильгельма не было в Варшаве, когда заварилась вся эта неприятная история с титулом… Он сам поехал бы в Рим по праву старшинства…
Графиня услышала, и в глазах ее вспыхнул злой огонек.
– Насколько мне известно, Вильгельм сейчас при ятно проводит время в Хомбурге, – возразила она, бросив взгляд на графа Святослава.
Слова эти, сказанные самым любезным тоном, как отравленные стрелы, вонзились в отцовское сердце графа Августа.
– Вильгельм только проездом задержался в Хом– бурге… и сейчас же едет в Лондон по делам алексин– ской фабрики, – запинаясь, пробормотал граф Август и тоже посмотрел на старшего брата, словно проверяя, какое впечатление произвели на него слова графини. Но старший брат молчал, и лицо его по – прежнему было бесстрастно.
– Правда? – протянула графиня. – Это для меня новость! А я слышала, будто алексинская фабрика закрывается, потому что Вильгельм так и не прислал станков из за границы.
– Mais pardonnez, moi chere belle soeur… [126]126
Но простите, дорогая невестка… (фр.).
[Закрыть]– начал было граф Август, сильно покраснев.
– Permettez [127]127
Позвольте (фр.).
[Закрыть], – холодно и сухо перебил его граф Святослав. – Фабрика в Алексине уже закрыта. Вильгельм проиграл в Хомбурге деньги, которые ему дали на покупку станков.
При этом граф Святослав спокойным, равнодушным взглядом окинул брата, отчего тот побагровел до корней волос. Не столь искушенный в красноречии, как в гастрономии, археологии и спорте, он стал, попросту говоря, заикаться и с трудом выдавил из себя:
– Mais… mais… ça fait toujours mousser le nom… [128]128
Но… но… блеск имени нужно всегда поддерживать… (фр.).
[Закрыть]
Графиня торжествовала.
– Еще неизвестно, привезет ли Мстислав из Рима то, за чем мы его посылали, – продолжал граф Святослав, казалось, не обращая ни малейшего внимания на присутствующих.
– Дорогой брат! – воскликнул граф Август. – Как ты можешь сомневаться…
– Сомнение во всем стало моей второй натурой, – с усмешкой произнес хозяин дома.
– Однако позвольте заметить, граф, – тихо возразил аббат, – в Священном писании сказано: блажен, кто верует в царствие небесное…
– Или в глупые фантазии, – докончил граф Святослав с присущей ему невозмутимостью.
– Что касается титула, которого нас незаконно лишили, – сказал граф Август, – то я убежден, что святой отец исправит эту несправедливость, и тогда…
– Cher comte, – сладким голоском пропела графиня, – прежде времени судить о намерениях и решениях столь священной особы не пристало нам, простым смертным…
– Тем не менее, – снова вмешался в разговор хозяин дома, – вы, chère comtesse [129]129
дорогая графиня (фр.)
[Закрыть], видно, не сомневались в благоприятном исходе, если сочли возможным сообщить княгине Б., баронессе М. и многим другим, что нашей семье пожалован Римом графский титул.
Теперь в затруднительное положение попала графиня, уличенная в женской болтливости, а граф Август расправил плечи и, поглаживая бакенбарды, заметил с улыбкой:
– Графиня возлагает большие надежды на дипломатические способности сына…
– И не ошибается, – сказал граф Святослав, – Мстислав и в самом деле un jeune homme très capable [130]130
очень способный молодой человек (фр.).
[Закрыть]. Я уверен, что на месте Вильгельма он придумал бы какой нибудь дипломатический ход, чтобы достать машины для алексинской фабрики.
Победа опять осталась за графиней, а граф Август смутился и приуныл. Как видно, от графа Святослава зависели радость и огорчение, торжество и унижение этих двух людей, добивавшихся его благосклонности, а он получал удовольствие, играя на их чувствах.
Аббат прервал эту милую семейную беседу, заметив, что венский поезд уже прибыл и граф Мстислав с минуты на минуту предстанет перед родными.
– Жалко, что Павлик уехал с Цезарием в Литву, – заметил граф Август, – а то бы он встретил Мстислава…
– Pardon, cher comte, qui est ce que ça… [131]131
Простите, дорогой граф, кто, собственно, такой… (фр.)
[Закрыть]Павлик? – спросила графиня.
– Eh, bien! Paul, notre cousin [132]132
Ну, Поль, наш кузен (фр.).
[Закрыть]и ваш, chère comtesse, экс – паж и воспитанник.
Подпущенная графом Августом шпилька заставила графиню покраснеть. Как! Сказать, что у нее, словно у какой нибудь легкомысленной кокетки, был «паж»! Какая дерзость!
– Нехорошо получается, – продолжал младший брат, – такое важное событие, и никто из семьи не встречает Мстислава. Мне же неудобно встречать собственного племянника. Жаль, что Поля нет, хотя, с другой стороны, бедный наш Цезарий совсем бы пропал без него в деревне.
На слове «бедный» граф Август сделал ударение и вздохнул.
– Цезарий совсем еще ребенок, – отозвался граф Святослав.
– Pardon, cher frère [133]133
Простите, дорогой брат (фр.).
[Закрыть], – перебил его брат, – этому бедному ребенку уже двадцать три года.
– Некоторые люди до старости остаются детьми. Боюсь, что Цезарий относится к их числу.
– Mon Dieu! [134]134
Боже мой! (фр.)
[Закрыть]– вздохнула графиня. – Как бы я была счастлива, если бы Цезарий обладал хоть десятой долей того ума, воли и того… savoir vivre [135]135
уменья жить (фр.).
[Закрыть], которыми небо так щедро наделило Мстислава!
– Не ропщите, графиня, не ропщите, – тихо сказал аббат, – пути господни неисповедимы, и нам не дано знать, почему одного брата он наградил всеми дарами, а другому, не менее достойному, отказал в них… Душевные качества графа Цезария должны радовать любящую и благочестивую мать… У него ведь тоже доброе сердце.
– Hélas! [136]136
Увы! (фр.)
[Закрыть]– тихо вздохнула графиня, но, вместо того чтобы вступиться за младшего сына, о котором, понизив голос, с насмешливой улыбкой что то рассказывал брату граф Август, она погрузилась в созерцание альбома.
Замолчал вскоре и граф Август, видя, что самые его тонкие намеки и остроты наталкиваются, как на стальную броню, на ледяное равнодушие брата. Аббат смотрел в окно; графиня не поднимала глаз от альбома. В комнате воцарилась тишина – торжественная тишина перед важным событием. Но, прежде чем оно свершится и карета с любимцем и баловнем семьи – графом Мстиславом – подкатит к подъезду, мы, поскольку у нас нет оснований с таким же нетерпением ожидать его приезда, приоткроем завесу над недавним прошлым и посмотрим, зачем молодому графу понадобилось ездить в Рим.
Весь сыр – бор загорелся, как уже, наверное, смекнул догадливый читатель, из за графского титула. К превеликому нашему сожалению, с титулом произошло то же, что и с именем Помпалинских. Из за низкой зависти или преступной нерадивости все до одного летописцы, историки и геральдики предали его забвению. Точно так же и родословная или какие либо другие грамоты, подтверждающие право Помпалинских на графский титул, бесследно исчезли из за тайных интриг или непростительной беспечности предков.
Из частной переписки и других неофициальных документов явствовало, что еще отец трех ясновельможных братьев подписывался: граф Помпалинский. От отца титул унаследовали и сыновья. Реже и осторожней других и почти всегда только за границей называл себя графом старший брат Святослав. Ярослав и Август меньше себя сдерживали в этом отношении; однако и они, надо отдать им справедливость, знали меру. Что же до третьего поколения, то граф Мстислав, не утруждая себя изучением семейных архивов, просто решил, что титул так же ему причитается, как поместье с воздвигаемым там маленьким Ватиканом, и употреблял его направо и налево, ни минуты не сомневаясь в его законности. С его легкой руки графский титул из частных писем и с визитных карточек перекочевал даже на официальные бумаги. На первый раз это сошло благополучно, не привлекая ничьего внимания; сошло и на второй, и на десятый, но на двадцатый или двадцать первый произошел скандал. Официальный документ за подписью: «Мстислав Вацлав Кароль, граф Дон – Дон Челн – Пом– палинский» обрушил на молодого графа катастрофу в лице чиновника, который с безукоризненной вежливостью объяснил, что в вышеупомянутую подпись вкралась небольшая ошибочка, а именно, по мнению властей, одно слово из семи лишнее, и они, то есть власти, вынуждены настоятельно просить не прибавлять его впредь к своей фамилии. На этот раз за незаконное употребление титула придется только уплатить штраф; но вслучае несогласия грозит судебный процесс. «Я не сомневаюсь, – сладко пропел «приказный крючок», – что славный род Помпалинских при его заслугах, добро детелях и богатстве достоин графского титула. Но что поделаешь! Закон есть закон! С некоторых пор право ношения титула у нас строго проверяется. Необходима бумага! Только маленькая – премаленькая бумажка, – и все будет в порядке! Я уверен, я глубоко убежден, что ясновельможный пан без труда исходатайствует себе эту бумажку, и тогда…»
Тут граф Мстислав, который, полулежа в шезлонге, терпеливо слушал льстиво – витиеватую речь «крючка», приподнялся, потянул шнурок от звонка и сказал вошедшему лакею:
– Жорж, выстави этого господина за дверь!
Сидевший на краешке стула «приказный крючок».
вскочил как ужаленный, быстро положил на инкрустированный столик бумагу с большой серой печатью и, поклонившись два раза, без посторонней помощи покинул дворец. А молодой граф поднялся с шезлонга, схватил бумагу и скомкал ее; но, подумав, снова позвал лакея:
– Жорж, ступай и спроси, может ли дядя сейчас принять меня.
Вернувшись, Жорж доложил, что граф ждет его.
Не прошло и двух минут, как Мстислав уже был наверху, в кабинете дяди. По нервным жестам и негодующему лицу племянника хозяин дома сразу догадался, что произошла какая то неприятность. Но он не выказал ни любопытства, ни волнения.
– Qu’y a t il donc? [137]137
Ну, что такое? (фр.)
[Закрыть]– спокойно спросил он.
– Дорогой дядюшка, – начал Мстислав, задыхаясь и от волнения даже позабыв обратиться к нему по – французски. – Ужасная наглость! Прямое оскорбление!.. Мне жаль, но я должен тебя огорчить.
– Пустяки, – недовольно перебил дядюшка, – огорчай, только говори поскорей, в чем дело! Tous ces emportements me donnent horriblement sur les nerfs! [138]138
Все эти зосклицания ужасно действуют мне на нервы! (фр.)
[Закрыть]
– Lisez ceci, mon oncle [139]139
Прочтите это, дядюшка (фр.).
[Закрыть], – изрек Мстислав и театральным жестом протянул ему бумагу с печатью.
– Не люблю разбирать всякие каракули. Sois si bon [140]140
Будь так добр (фр.).
[Закрыть], скажи, что это такое…
Мстислав объяснил, и каково же было его удивление, когда он увидел, что рассказ ничуть не взволновал дядюшку. Неужели ничто – ни оскорбление, ни позор– не может вывести этого каменного человека из равновесия?
– Eh bien [141]141
Ну, хорошо (фр.).
[Закрыть], – отозвался граф Святослав, – не вижу, из за чего тут выходить из себя и огорчаться… et que puis je, moi, faire pour ton plaisir? [142]142
что я могу для тебя сделать? (фр.)
[Закрыть]– Я хочу знать, графы мы или нет? – еле сдерживая возмущение, спросил племянник.
Граф Святослав помешал золочеными щипцами в догоравшем камине и сказал:
– C'est selon [143]143
Смотря по обстоятельствам (фр.).
[Закрыть]. Для черни, для простонародья любой человек с нашим состоянием и положением в обществе – граф. С этой точки зрения мы, конечно, графы, и самые доподлинные, потому что у нас нет долгов и в двух поколениях не было мезальянсов. А вот с этой (он указал на казенную бумагу), с официальной… у нас титула нет и никогда не было.
Мстислав широко раскрытыми глазами уставился на дядюшку.
– Vous plaisantez, mon oncle! [144]144
Вы шутите, дядя! (фр.)
[Закрыть]
– Убедись сам!
– И вы говорите это так спокойно!
Всегда опущенные углы рта слегка приподнялись, и на губах зазмеилась чуть заметная усмешка.
– Мне не двадцать пять лет, mon enfant [145]145
мое дитя (фр.).
[Закрыть].
Ударение на словах mon enfant окончательно вывело Мстислава из себя.
– Je ne suis plus enfant! [146]146
Я уже не дитя! (фр.)
[Закрыть]– вспылил он. – От юности меня отделяет целая вечность, et que les sources des émotions se sont desséchées en moi [147]147
и родники, питающие мои чувства, давно иссякли (фр.).
[Закрыть]. И хотя меня мало трогает все, что происходит на этой скучной планете, мне не безразлично, когда оскорбляют меня или членов семьи, к которой я имею честь принадлежать. Сегодняшний случай – это дело рук демократов, это их подлые интриги, и больше ничего. Они рады подкопаться под нас, но мы, слава богу, еще крепко держимся. Эти штучки в интересах всего общества нельзя оставлять безнаказанными! Перестав почитать избранных, оно станет добычей уличных крикунов и санкюлотов. Наконец, это просто скандал. Shoking! [148]148
Скандал, неприличие! (англ.)
[Закрыть]Или ты думаешь, mon oncle, это удастся скрыть? Думаешь, это не разнесут по всем перекресткам? Да разве наши так называемые «прогрессивные» писаки упустят такой случай? Они состряпают целый ворох статей, комедий и романов, для которых демократическая пресса с радостью предоставит свои страницы… Мы слишком высоко стоим, чтобы это могло пройти незамеченным… а я… я слишком горд и не буду сидеть сложа руки и смотреть, как нас оскорбляют и выставляют на посмешище толпы!..
Он выкрикивал все это, бегая по комнате, размахивая руками, в порыве гнева позабыв о правилах хорошего тона. А старый граф наблюдал за ним с любопытством мудрого и опытного исследователя человеческих душ. Дав ему выговориться, старик невозмутимо сказал:
– Знаешь, Мстислав? Когда я вижу тебя таким возбужденным, мне всегда кажется, что ты сердишься потому, что находишь в этом удовольствие.
Озадаченный словами дяди, Мстислав остановился посреди кабинета и усмехнулся нехотя.
– Eh bien, c’est vrai, mon oncle! [149]149
Что ж, это правда, дядя! (фр.)
[Закрыть]– сказал он. – Откровенно говоря, я редко чувствую, что живу. А вот когда рассержусь, то испытываю нечто подобное. Этот несносный Жорж мне уже порядком надоел, пора его прогнать. Смирный, как овца, нем, как рыба. Уже три месяца служит у меня и ни разу не разозлил меня как следует. Но je vous assure, mon oncle [150]150
я вас уверяю, дядюшка (фр.).
[Закрыть], когда эта лиса в мундире с золотыми пуговицами сидела сегодня напротив меня и несла весь этот вздор про бумажку, штраф и тому подобное, я почувствовал, что tout de bon, hors de moi… [151]151
прямо таки выхожу из себя… (фр.).
[Закрыть]Вот и сейчас только представлю себе, какой будет скандал!.. Нет, этого нельзя так оставить, нужно действовать…
– Действуй, действуй, mon cher, – одобрил граф Святослав, – а если понадобятся деньги, мой карман к твоим услугам. И хоть я не обладаю твоим счастливым даром время от времени сердиться и таким образом чувствовать, что живу, дела нашей семьи мне тоже не безразличны. Больше того, я убежден, что нам во что бы то ни стало надо сохранить свое положение, ибо толь» ко оно может дать те мелкие, жалкие радости, которые доступны человеку на этом свете.
Дядины слова не обрадовали и не опечалили Мстислава. Он молча ходил по комнате, думая о чем то, и наконец, остановившись перед графом Святославом, сказал:
– Mon oncle, я завтра еду в Рим.
– Vas y, mon cher [152]152
Поезжай, дорогой (фр.).
[Закрыть]
– Год назад туда отправился Бондондоньский– простой шляхтич, vous savez, mais diablement riche [153]153
знаете, но чертовски богатый (фр.).
[Закрыть], a вернулся…
– Я знаю эту историю…
– Oui, mon oncle [154]154
Да, дядюшка (фр.).
[Закрыть]. A с нашими связями… К тому же мама десять лет назад была в Риме и оставила о себе хорошую память, поэтому я полагаю…
– Eh bien, vas à Rome [155]155
Ладно, поезжай в Рим (фр.).
[Закрыть]. A сейчас мне надо переодеться, сегодня у меня tu sais, un dîner d intimes [156]156
обед в узком кругу (фр.).
[Закрыть]. Князь Б. тоже будет. A propos [157]157
Кстати (фр.).
[Закрыть], как там проект твоей матери?
– Какой проект?
– Le projet de ton mariage avec la princesse Stéphanie В. [158]158
Проект твоей женитьбы на княжне Стефании Б. (фр.).
[Закрыть]
Лицо Мстислава передернуло нескрываемое отвращение.
Comment vous va t – elle? [159]159
Ну, как она тебе? (фр.).
[Закрыть]– допытывался дядя.
Страшна как ночь, – нехотя ответил Мстислав.
– Fi donc [160]160
Фу! (фр.)
[Закрыть], Мстислав! Ведь она княжна!
– А похожа на ведьму!
Mais vous avez des expressions… mon cher… [161]161
Однако ты выражаешься… дорогой… (фр.).
[Закрыть]или ты собираешься жениться на богине красоты? Не будь наивным! Богинь найдешь ты сколько угодно за деньги; но помни, что любое лакомство в конце концов приедается. Мы женимся не pour le plaisir de notre coeur [162]162
Для сердечной услады (фр.).
[Закрыть], как говаривали в старину чувствительные пастушки, а чтобы не приходилось в таких вот случаях ездить в Рим или, на худой конец, чтобы деньги были для такого путешествия.
Мстислав выслушал его с брезгливой гримасой, а потом сказал:
– Mon oncle, хоть мне и дороги интересы семьи, я не могу ради этого жертвовать своей свободой и надевать на себя ярмо неизбежных и тягостных обязанностей. Впрочем, не стоит загадывать; может быть, жизнь и вынудит меня к этому, но пока, oncle, я хочу следовать вашему примеру в надежде избежать – comme vous, mon oncle [163]163
как и вы, дядюшка (фр.).
[Закрыть], сладостных уз Гименея.
Сказав это небрежным тоном, так что нельзя было догадаться, говорит он всерьез или шутит, Мстислав отвесил низкий поклон и вышел из комнаты.
За совещанием с дядюшкой последовало другое, более долгое и доверительное – с матерью, а потом третье, самое длительное, с лучшим варшавским ювелиром. Но вот все позади: и материнские благословения, и наставления аббата о нравах и обычаях, этикете и церемониале папского двора, и вялое рукопожатие графа Святослава, и долгие лицемерные объятия графа Августа, – Мстислав сел в карету и укатил.
А через месяц после того памятного дня карета Мстислава (неизвестно, графа или даже князя) снова остановилась у подъезда.
– Voilà notre jeune comte qui arrive! [164]164
Вот он, приехал, наш юный граф! (фр.)
[Закрыть]– опять неестественно громко закричал глядевший в окно граф Август.
– Peut—être prince? [165]165
А может быть, князь? (фр.)
[Закрыть]– улыбнулся аббат.
Графиня, волнуясь, поднесла белую руку к шелковому корсажу, под которым часто билось сердце.
В прихожих, на лестницах, перед парадным подъездом поднялась суетня. Дворецкий, швейцар с галунами, лакеи – все услужливо кинулись навстречу молодому барину, А он далеко не так проворно и бодро вылез из кареты, как подобает человеку, который без колебаний предпринял столь далекое и, по – видимому, успешное путешествие. Худой и бледный молодой граф (или князь) казался утомленным даже не дорогой, а скучной необходимостью жить.
Его красивые миндалевидные глаза смотрели сонно; стройный и худощавый, он с таким трудом волочил ноги, как будто поднимался по крутой лестнице.
– Принимает сегодня мой дядя? – спросил он у графского камердинера, тоже вышедшего его встречать.
– Принимает и вместе с ясновельможной графиней ждет ясновельможного пана.
При виде сына ясновельможная графиня только пошевелилась в кресле, но даже не привстала. Знатной даме не к лицу кидаться сыну на шею, как бы ни был он дорог ей и сколько бы ни длилась разлука, да и благовоспитанный сын никогда не раскроет объятий навстречу даже самой лучшей из матерей. Графиня просто протянула сыну свою белую руку и тихо, томно сказала:
– Bonjour, шоп enfant [166]166
Здравствуй, дитя мое (фр-).
[Закрыть].
– Bonjour, maman [167]167
Здравствуй, мама (фр.).
[Закрыть], – ответил сын и прикоснулся губами к ее руке.
Так же сдержанно поздоровался с ним и граф Святослав; зато граф Август выразил свою радость более бурно и многословно. Аббат пожал юному путешественнику руку, сказав шутливо:
– Я, право, не знаю, как вас величать… prince ou comte? [168]168
князем или графом? (фр.).
[Закрыть]
Мстислав вместо ответа обернулся к раскрытой в соседнюю комнату двери и, увидев рыжую бороду Жоржа, позвал:
– George! Mon étui de Rome! Celui, que tu sais! [169]169
Жорж, мой футляр из Рима! Ты знаешь, какой! (фр.)
[Закрыть]
– Oui, monsieur le comte [170]170
Сейчас, господин граф (фр.).
[Закрыть], – прозвучало в ответ.
Граф Август, графиня Виктория и аббат переглянулись и, точно сговорившись, разочарованно прошептали:
– Comte!
Только граф Святослав невозмутимо помешивал золочеными щипцами в камине, словно ничто на свете его не интересовало.
– Ну, что твой Жорж – все так же спокоен и флегматичен? – спросил он.
– Немного изменился к лучшему. В Вене устроил мне бурную сцену из за какого то немецкого фрикасе; в Польше, дескать, такое и мыши грызть не станут. Я отчитал его хорошенько за эти гастрономические причуды, а он мне на каждое слово – десять в ответ. Наконец через четверть часа я вышел из себя – и на следующий день подарил ему что то из своего гардероба…
– Браво! – сказал граф Святослав. – Значит, в Вене ты неплохо провел время. А в Риме?
– Скука смертная… – ответил Мстислав, подавляя зевок. – В театры я не хожу, са m’embête; [171]171
они мне надоели (фр.).
[Закрыть]памятники и развалины мне все давно известны… В перерывах между визитами и деловыми свиданиями спал, как медведь в берлоге… И думал порой, что и вправду засну вечным сном…
– Ба! Совсем невесело! А на какого нибудь там метрдотеля или рассыльного ты не мог рассердиться?
– Oui da, mon oncle! [172]172
Да, конечно, дядя! (фр.)
[Закрыть]Но ведь я был на положении d’un comte polonais [173]173
польского графа (фр.).
[Закрыть], а вы сами знаете, что это значит. Бесконечная почтительность и услужливость на каждом шагу…
– А Жорж?
– 1! était assommant [174]174
Он был невыносим (фр.).
[Закрыть]со своей рабской покорностью…
– Au nom du ciel [175]175
Ради самого кеба (фр.).
[Закрыть], дорогие мои, неужели в такой важный момент нельзя поговорить о чем нибудь другом, кроме Жоржа и странного пристрастия Мстислава к скандалам и ссорам?
Это восклицание вырвалось у графа Августа, который с самого появления племянника сидел как на иголках. Ему не терпелось узнать, как решилось их дело в Риме, а тут все делают вид, будто это интересует их как прошлогодний снег.
В ответ на эту неуместную выходку Мстислав пожал плечами и махнул рукой, словно хотел сказать: «А стоит ли рассказывать о таких пустяках!» – а хозяин дома осуждающе посмотрел на брата, невозмутимо добавив:
– А что ты во всем этом находишь важного, дорогой граф? По – моему, ровно ничего не происходит:
il n’y a que des enfants et des gens de peu, qui se trémoussent et se mettent hors d’eux, pour des riens! [176]176
только дети да люди низкого звания суетятся и выходят из себя из за пустяков! (фр.)
[Закрыть]
Граф Святослав не скупился на подобные уроки своему до неприличия несдержанному и неотесанному брату. К счастью, вошел Жорж с серебряным подносом, на котором лежал бархатный с золотом футляр, и это избавило графа Августа от необходимости выдерживать ехидный взгляд графини, этой воплощенной добродетели.
Мстислав вынул из футляра большую исписанную бумагу и подал старшему дяде, а сам, словно изнемогая от скучной житейской прозы, опустился в кресло и, прикрыв рот батистовым платочком, широко зевнул. Г раф Святослав не спеша развернул бумагу и прочел по – итальянски: «Диплом о присвоении титула графов Папского государства достойному семейству Помпалинских из Польши, каковой титул закрепляется за всеми представителями рода по мужской линии, от самых старших, ныне здравствующих, до всех последующих, вплоть до его прекращения…»
– От самых старших, ныне здравствующих… – повторил граф Август, – Значит, и за мной тоже?
Его и без того веселые глаза заблестели от восторга. Он все время боялся, что этот эгоист ни о ком, кроме себя, не подумает.
На графиню услышанное произвело совсем другое впечатление. Она побледнела и тихо, скорбно простонала: «Графов!» Однако, быстро овладев собой, она молитвенно сложила белые руки и сказала с растроганной улыбкой:
– Спасибо святому отцу за высокую милость! Я в самонадеянности своей уповала на большее… но да будет воля того, кто мудрее нас и чьи приговоры непогрешимы… Я не хочу роптать…
– Вы говорите, как достойная христианка и благочестивая женщина, – прошептал аббат, и печальные глаза графини засияли от этих слов неподдельным счастьем.
Тем временем граф Август застегнул свой археологический мундир на все пуговицы. Это было верным знаком, что он сейчас разразится витиеватой речью. И в самом деле, он торжественно подошел к племяннику (тот уже заранее, при виде застегиваемых пуговиц, поднялся с ленивым вздохом), взял в пухлые ладони маленькую слабую, как у женщины, руку Мстислава и, многозначительно помолчав, начал:
– Cher neveu! [177]177
Дорогой племянник! (фр.)
[Закрыть]Я почитаю величайшим счастьем и… и… chose… [178]178
как это… (фр.).
[Закрыть]долгом от своего и от имени отсутствующего сына Вильгельма поздравить тебя и воздать должное твоей энергии… et de cet esprit vraiment chevaleresque [179]179
и истинно рыцарскому духу (фр.).
[Закрыть], с какими… с какими ты избавил нас от всех… от всех… chose… чертовских неприятностей, je voulais dire [180]180
я хочу сказать (фр.).
[Закрыть]от оскорбительных для нас хлопот о титуле… je voulais dire… oui… о титуле, который нам несправедливо запретили носить и который благодаря твоей энергии et ton esprit chevaleresque… вновь обретен в граде… chose… во святом граде, перед которым я, дорогой Мстислав, – заявляю об этом во всеуслышание, – благоговею malgré… malgré [181]181
вопреки (фр.).
[Закрыть]модному в наш пресловутый… chose… демократический век пренебрежительному отношению всяких парвеню и санкюлотов к священным реликвиям. Побывав там не раз, я просто полюбил этот город, приобретя – могу сказать это без ложной скромности – une vraie et approfondie connaissance [182]182
настоящие и глубокие познания (фр.).
[Закрыть]по части памятников старины, которыми… которыми он славится. Прими же, cher neveu, еще раз искреннюю благодарность, которую я приношу тебе лично и от имени своего отсутствующего сына Вильгельма, а также пожелания всяческих успехов и… и… chose… отличий, которые, несомненно, ждут такого энергичного, благородного и… chose… d’un esprit vraiment chevaleresque члена нашей семьи, к которой вместе с тобой, cher neveu, имеем честь принадлежать и мы с моим отсутствующим сыном Вильгельмом.
Во время этого спича Мстислав трижды зевнул, с трудом устояв от искушения вырвать у дядюшки руку и упасть в кресло, возле которого тот его застиг. Но благовоспитанность и привычка уважать старших в семье одержали верх, и, сделав героическое усилие, Мстислав уставился на языческого божка на пуговице археологического мундира и так, нем и недвижим, мужественно выстоял до конца.
Речь должна была завершиться объятием – порывом, вполне естественным для непосредственного и не умеющего владеть собой графа Августа. Но благодаря усилиям Мстислава дело ограничилось лишь взаимным троекратным целованием воздуха. Мстиславу вообще не терпелось поскорее покончить со всеми неизбежными в этот день церемониями, и он велел Жоржу принести tous les autres étuis de Rome [183]183
все остальные футляры из Рима (фр.).
[Закрыть].
У того, как видно, все было наготове, потому что он тут же принес на серебряном подносе три красивые коробочки, которые Мстислав и презентовал матери и двум дядям. В коробочке графини были агатовые четки, освященные самим папой римским; граф Август получил в подарок старинную медаль времен не то Траяна, не то Веспасиана, а граф Святослав статуэтку – настоящий маленький шедевр, извлеченный из пепла при раскопках Геркуланума и Помпеи.
Подарки, выбранные с таким знанием вкусов каждого, имели успех. Графиня Виктория с низким поклоном, будто придворная дама перед монархом, развернула четки и бережно, с благоговением прикоснулась к ним губами. Г раф Август и так и этак вертел медаль, рассматривая ее на свету и в тени, все пытаясь прочесть выбитую на ней надпись, и хотя важность, с какой он это проделывал, мало помогала ему, но по ней сразу можно было узнать если не знатока, то, во всяком случае, большого ценителя древностей. Даже дядя Святослав был рад подарку. Оглядев статуэтку со всех сторон, он поставил ее рядом с самыми лучшими образцами своей коллекции.
Аббат, не получивший подарка, радовался за своих ближних. С низким поклоном поцеловал он четки, помог графу Августу разобрать латинскую надпись на медали и с истинной скромностью эрудита, не любящего кичиться своими знаниями, поспорил даже слегка с графом Святославом о том, к какому времени следует отнести влияние древнегреческой культуры на римлян, а тем самым на Геркуланум и Помпею.
Покончив со всеми делами, Мстислав хотел было уже откланяться и предаться в тиши своих апартаментов долгожданному одиночеству. Графиня Виктория тоже встала, собираясь удалиться на свою половину и разобраться в уединении в радостных и печальных событиях дня. И графу Августу, который досыта налюбовался медалью, не терпелось вырваться поскорее из душной комнаты и, как всегда, проехаться перед обедом верхом для моциона. Но в эту минуту дверь неожиданно отворилась и чернобородый лакей доложил о приезде пана Павла Помпалинского.
Это имя вызвало у присутствующих – за исключением успевшего снова задремать Мстислава и безучастного ко всему графа Святослава – удивление и даже испуг.
– Paul! – воскликнула графиня. – Один! Et mon pauvre César? [184]184
Поль! А мой бедный Цезарь? (фр.)
[Закрыть]Что случилось?
– Павлик! – повторил граф Август, не веря своим ушам. – Как мог он оставить бедного Цезария одного в деревне? Est il possible? [185]185
Возможно ли это? (фр.)
[Закрыть]
– Видно, с бедным Цезарием что то неладно, – с сокрушением прошептал аббат.
По знаку хозяина камердинер удалился, и в кабинет вошел Павел Помпалинский.
Я уже предвижу недоумение, даже возмущение читателя: как это я посмела tout simplement [186]186
просто (фр.).
[Закрыть], без титула, герба и родового прозвания, представить нового члена почтенного семейства!
Но как это ни странно, нового героя нашего романа действительно не величают графом Дон – Дон Челн – Пом– палинским. Для близких он Поль или Павлик, а для посторонних «tout simplement» пан Павел.
Прискорбный факт этот объясняется весьма просто. Как на раскидистом вековом дубе, кроме больших, покрытых густою листвою ветвей, есть маленькие, скромные и чахлые веточки, так и на генеалогическом древе Помпалинских под главными, могучими и пышными ветвями разрослись бесчисленные боковые побеги, которые составляют всем известное удивительно плодовитое и чрезвычайно докучливое племя бедных родственников.
Увы! Кто из великих мира сего не имел, на свое несчастье, бедных родственников и не задавался тысячу раз одним и тем же вопросом: что делать с этим бесценным даром судьбы? Выставит за дверь или спря тать за печку? За дверь – пойдут пересуды да глупые насмешки; за печку – от глаз людских скроешь, да еды и одежды не наготовишься, а не ровен час – еще заглянет кто нибудь да увидит там голодного родича в отрепьях.
Люди по – разному поступают в подобных случаях, в зависимости от убеждений и характера. Павла Помпа– линского, который был листочком на одной из маленьких, боковых веточек генеалогического древа Помпалинских, его обласканные судьбой родственники не выставили за дверь, но если его существование и напоминало немного сидение за печкой, то на недостаток еды и одежды он пожаловаться не мог. Об этом говорили румяные щеки – верный признак сытости и здоровья, а также сюртук из тонкого, дорогого сукна, на котором поблескивала золотая цепочка от часов.