Текст книги "В условиях обмана (СИ)"
Автор книги: Элиза Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Смотрю я сейчас на нее под этим новым углом и не могу отделаться от мысли, что мы могли бы быть ближе, отбрось я это все. Я должен попытаться.
Вика меняет положение головы, положив ее на свои руки. Я дергаюсь, так как чуть ли не попадаюсь ей на глаза. Так, разве я не для этого здесь?
Я делаю пару шагов навстречу Вике. Слышно, как Никита запирает дверь, отчего девушка оборачивается, не понимая, что происходит. Еще больше не понимает, когда видит меня. Вика вздрагивает и замирает на месте, шокировано распахнув глаза и приоткрыв рот. Я обеспокоенно рассматриваю ее.
Здравствуй, я скучал.
29. Оставлять в прошлом
– Здравствуй, – говорю я наконец-то вслух, прерывая наш безмолвный контакт глазами.
Вика сдвигает брови, сжимая кулаки. Ее лицо каждым сантиметром кричит, что она не рада меня видеть. А чего я ожидал?
– Чего тебе? – В ее голосе дрожь и одновременно твердость. – А впрочем, мне плевать, – недовольно выдыхает и обходит меня, уходя к двери.
Так и знал, что захочет уйти. Она дергает дверь, но она не открывается, потому что закрыто. И на этот раз, куда бы ты не пыталась ее дергать, она не поддастся. Вика начинает нервничать, но потом со злости ударяет дверь ногой, упираясь в нее руками.
– Вика, давай поговорим.
Она глубоко вздыхает и обращает свое внимание на меня. Гнев и разочарование в глазах. Прикусывает губу и медленно подходит, сверля взглядом. Стараюсь оставаться спокойным, чтобы не поддаваться ее настроению, и выходит, наверное, слабо, потому что внутри все сжимается от собственного дебилизма и невозможности смотреть на нее такую.
Хочу что-нибудь сказать, но получаю нехилую пощечину, хлопок от которой сотрясает воздух. Спокойно, я это заслужил. Потираю ушибленное место, видя, как девушка удивляется своей смелости, кинув растерянный взгляд на свою ладонь.
– Вик, я, – начинаю я, но она хмурится и повторяет удар уже по второй щеке. Говорят же, не подставляй другую сторону! Слегка морщусь от неприятного жжения.
– Ты конченный мудила, открой эту чертову дверь! Сейчас же! – Крайний раз видел этот яростный взгляд, когда она подумала, что я с кем-то спал. Я слегка приподнимаю один уголок губ от мысли, что она злится, когда я ей не безразличен. – Что ты лыбишься? Дверь открой, козел! – Вика толкает меня в грудь со всей своей возможной силой, и я делаю шаг назад, убирая полуулыбку.
– Вик, я лишь хочу поговорить, – негромко говорю я.
– А я нет! Я не хочу, – сжимает она руки в кулаки. – Видишь, как просто? Как просто быть честным и сказать «нет»! А ты, – она снова толкает, но я хватаю ее за руки. – Отпусти, мудак! – Делает упор на левую ногу и пытается выдернуть руки.
– Вик, пожалуйста, выслушай, – я притягиваю ее к себе, пытаясь сохранить самообладание, потому что ее недовольство очень сильно бушует.
– Знаешь, я беру свои слова обратно, – я приподнимаю бровь. Не отпускать? – Все-таки я считаю тебя мудаком и гребаным извращенцем, а теперь отпусти меня.
Вика делает еще одну попытку освободиться от хватки, и я отпускаю ее со смешанным чувством горечи, потому что, действительно, мудак!
Девушка гладит свое запястье и отворачивается. Медленно идет в противоположную сторону от меня и садится на скамейку, хватаясь за голову. Она хотела бы, чтобы я честно сказал «нет», но я не хочу говорить это. Не теперь.
Я подхожу сзади и присаживаюсь рядом только спиной к виду, что открывается с крыши. Кладу руку на плечо Вики, она его одергивает и тихо просит убрать. Лишь опускаю руку на предплечье. Я не вижу ее лица, но по ее вздрагиваниям понимаю, что она плачет. Нет, не надо, прошу. Я пододвигаюсь ближе, крепко обнимая ее и утыкаясь ей в плечо.
– Прости, – говорю я очень тихо только для нее.
Вика всхлипывает, разрывая мне сердце. Я уже и забыл, что хотел сказать на самом деле. Одного «прости» будет ой как недостаточно. И я даже не знаю, для кого именно это будет недостаточно.
Только сейчас ощущаю, как на самом деле мне не хватало Вики. И это для меня невероятно странное чувство. Это не какое-то сверхмощное желание, которое преследует каждую секунду. Мне хочется просто знать, что с ней все в порядке, видеть ее радостное лицо, слышать ее смех (пускай, даже с недоверчивым взглядом), так мне гораздо спокойнее. Особенно, когда видишь абсолютно противоположное, например, как сейчас.
– Я тебя ненавижу, – очень грустно шепчет Вика, и меня всего прямо передергивает. – Я ведь даже ничего не просила, ничего, – срывается она и всплакивает. Не надо, прошу тебя. Я прислоняюсь лбом к ее голове.
– А должна, слышишь? Ты достойна гораздо большего, ты можешь требовать все что угодно. Другие взаимоотношения тебе не нужны, – особенно выделяю слово «другие».
– Могу я сама решить, что мне нужно? – Произносит она с ноткой злости.
– Тебе нужны отношения, адекватные отношения, – но она мотает головой, все еще закрывая лицо ладонями.
– Мне нужен ты. По крайней мере, был нужен.
Приехали, остановка – верхняя мудатская. Я себя чувствую слишком виноватым, и одновременно с этим непонятно: нужен ли я ей сейчас, потому что она нужна мне. Почему это так сложно произнести вслух?
– Поверь, если я не говорю тебе то же самое, это не значит, что это не так, – отстраняюсь я, поправляя ей волосы. Вика поворачивает голову в мою сторону, и меня прошибает током от ее заплаканного лица.
– Тогда почему ты ушел? – Слегка мотает она головой, сдвигая брови. – Я не понимаю, это так сложно просто быть рядом? Это ведь единственное, что я просила, – что она несет? Она в своем уме?
– Знаешь, как это называется? Свободные отношения, или отношения без обязательств.
– С каких пор ты против отношений без обязательств? – резко выдыхает она.
– С каких пор ты за? – Хмурюсь я. – Вика, это неправильно, – она округляет глаза. У нее должно быть по-другому, с моей стороны было бы очень эгоистично согласиться с ней на это.
– А правильно, когда парень испаряется из твоей не то, чтобы спальни, из жизни, не сказав ни слова?
– Я хотел оградить тебя от тех разочарований и той боли, которые точно были бы, если бы я остался.
– И решил сделать больно по-другому? Просто снимая с себя всю ответственность и сбегая, как ты это обычно делаешь.
Я не знал, что сказать. Ушел и в итоге сделал только хуже, причем не только ей, но и себе. Я думал, что таким образом я буду честным с ней, а на самом деле скрыл всю правду.
– Ты даже не объяснил, ничего не сказал, – по ее щеке катятся слезы, одна за другой. – Я думала, ты единственный, кто не врет мне, – я смотрю ей прямо в глаза, и все в животе скручивается от неприятного ощущения. – Но ты даже не удосужился сказать мне правду прямо в лицо.
Именно, я не смог и даже не подумал об этом. В голове было только одно: уходи, не бери трубку, не отвечай на ее звонки, некогда объяснять, заводи мотор и выключи телефон, лишь бы не сорваться и не взять трубку. Уезжай, уезжай.
Вика опускает взгляд в пол. Я возвращаю ее взор снова на себя, приподнимая за подбородок и смахивая ее слезы.
– Сейчас ты делаешь лишь больнее, – всхлипывает она. В ее глазах не осталось ни упрека, только тянущаяся печаль.
– Прости, – я пытался ее забыть, но чем больше пытался, тем меньше получалось.
– Я верю, что тебе жаль, – ведет плечом после недолгой задумчивости как-то равнодушно и обессиленно. – Но есть ли в этом смысл?
– Прекрати, – хмурюсь я.
Вика снова обрывает контакт глаз. Я абсолютно без понятия, что еще добавить. Проблема известна, цель ясна, средства есть, но нет методики. Как этими средствами воспользоваться?
Самым тупым способом было бы признание. Признание в том, что я не знаю, что сказать.
– Я сама виновата, – вдруг произносит Вика, и я резко фокусируюсь на ней, ожидая объяснений. – Я знала, на что иду, это не было секретом. Тебе не следовало приходить, нам вообще не стоит видеться.
– Хочешь, чтобы я ушел? – Еще в нашу крайнюю встречу она бы ни за что так не сказала.
Девушка не выдает никакой реакции, и через некоторое время кивает. Но я ей не верю.
– Скажи мне это в глаза, – добавляю я.
Вика недоверчиво и в растерянности поворачивает голову ко мне. Да даже если она скажет, я не уйду так просто.
– Прежде выслушай меня, – не стал я дожидаться ее ответа. Как-то не хочется знать правду прямо сейчас. – А потом, – я достаю ключ из кармана ветровки – запасной ключ от двери на крышу, – можешь сама уйти, если захочешь, – беру ее руку и зажимаю в ней ключ.
Сначала я должен попытаться хоть как-то объясниться, а дальше будь что будет. Понимаю, что должен быть предельно честен перед самим собой. И если уж честно, я тупо испугался, поэтому ушел. Чего именно, сам не понял, да и сейчас могу руководствоваться только догадками.
И опять же с чего начать свою речь? Вика уже смирилась с тем, что ей придется выслушать меня и не спешит открывать дверь, хотя ключи уже у нее. Кажется, мы повторяем наше знакомство и историю с ключами с точностью наоборот. Девушка смотрит, иногда глубоко вздыхая с содроганием и всхлипывая.
– Ты мне нравишься. Правда, нравишься, – рискую начать я. – Несмотря на все противоречия, этот факт для меня уже ясен и очевиден. Но я абсолютно не знаю, как тебе объяснить, почему все произошло именно так. Это было, как в состоянии аффекта. С уверенностью могу сказать только, что за все время, что я живу в этом городе, такое впервые.
– Что «такое»? – Спрашивает Вика, и я поднимаю на нее взгляд: она сосредоточенно слушает. Большим пальцем я вытираю мокрые следы под ее глазами.
– Такое… – (что «такое»-то?) – В общем, ты такая искренняя и понимающая. Всегда о чем-то волнуешься. И твой интерес ко всему и особенно ко мне я всегда считал странным, потому что всем обычно нет дела, и меня это устраивало. Близко никто не подходил, да и мне незачем было подходить. Не в буквальном смысле.
– Но Никита же твой друг, – говорит она.
– Да, как видишь, хватит одной руки, чтобы посчитать моих друзей, – киваю и ухмыляюсь я. – Мы с Никитой хорошо знаем друг друга, но нельзя сказать, что мы очень близки. Или что готовы на все, если кому-то понадобится помощь. Мне кажется, каждый сам по себе.
– Ты вообще к себе никого не подпускаешь, – пожимает плечом Вика. – В чем твоя проблема? – Я застываю на несколько секунд, приоткрыв рот. В чем моя проблема?
– Нет никаких проблем. Единственное, что меня беспокоит, – это ты, потому что я не хочу терять тебя. И прекрасно понимаю, что я не готов и никак не вписываюсь в твое окружение, – она смотрит, не понимая, приподнимая одну бровь. – В смысле, что…
– Серьезно, Саш? – Хмурится девушка, явно удивившись. – Мое окружение? Почему ты никак не поймешь, что если вокруг меня много людей с толстыми кошельками, то это еще ничего не значит?
– Я это давно понял, – одна из причин, почему она мне нравится.
– Тогда почему? Почему ты все еще считаешь, что для меня имеет значение: есть у тебя деньги или нет?
– Я этого не говорил, и я так не считаю. Я считаю лишь, что есть наверняка претенденты получше, а ты почему-то общаешься с тем, кто снимает квартиру в дешевом районе и платит за нее под самый конец месяца.
– Помимо этого этот человек еще и идиот, – усмехается она без улыбки и поправляет волосы. – Потому что я лучше бы каждый месяц платила за съемную квартиру на окраине города, чем фальшиво улыбалась на камеру вместе с такими же фальшивыми претендентами.
И все равно Вика не понимает, что мне нет места в ее мире, частью которого она является. Даже если она этого не хочет, ей нужно это принять. Сложно получить такой статус и не нуждаться в деньгах, гораздо легче свалиться на дно. Но разве эта игра стоит свеч? За собой тащить ее, на низшую ступень было бы неправильно, а в круг обеспеченных людей мне никогда не вписаться, как минимум, потому что душа привыкла к простоте.
Вика опускает взгляд и уходит в себя. По ней видно, что она что-то обдумывает. С ее лица не сходит грусть. Неужели ее это так задело?
– Эй, Вик, – отвлекаю я девушку от неправильных мыслей. – Я ни в коем случае не думаю, что ты избалованная или фальшивая, или что-то в этом роде. Просто, – вздыхаю я, – наверное, я просто пытаюсь отговорить тебя от этой затеи.
– Может, ты это себя, а не меня уговариваешь? – Уверенно спрашивает она.
– Что? – Теряюсь я, прищуриваясь.
– Мне кажется, ты лишь приводишь дополнительный довод, чтобы придумать причину, почему это не может случиться, – Вика сильнее поворачивает корпус в мою сторону, а я все еще не догоняю. – Но она гораздо очевидней.
Теперь я точно не врубаюсь. Сильнее сдвигаю брови к переносице, взглядом требуя объяснить, к чему она клонит. О какой причине идет речь и о причине чего?
– Я знаю, что тебя тормозит, – продолжает Вика, и грусть в ее глазах меняется, будто на азарт. – Я догадываюсь, с чем ты не хочешь столкнуться. Но ты не думаешь, что некоторые вещи лучше оставлять в прошлом, не позволяя им влиять на твое настоящее? Например, неудачные отношения.
Меня словно встряхивают эти слова. Они прошибают до мозга костей, парализуя все тело.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – я чувствую, что вру, но я должен понять, что в ее голове.
– Саш, – она кладет руку мне на колено, посылая импульс тока по ноге. Смотрю на Вику, которая внимательно всматривается в мое лицо. – Я знаю, чем закончились твои отношения, серьезные и долгие, с бывшей девушкой.
И тут в горле пересохло. Откуда? Нет, зачем ей вообще надо знать это, может, она мухлюет? Озноб пробегает по телу, и я непроизвольно сглатываю.
– И что с того? – Единственное, что я способен сейчас произнести.
– Ты говорил, что для тебя важна верность, но ее ты не увидел, и столкнулся с предательством, – это вызывает мою усмешку.
– Мне уже все равно на бывшую, на ее предательство, – начинаю я медленно злиться. – Я живу дальше.
– Нет, ты не живешь дальше, – с уверенностью говорит Вика, и мои брови резко поднимаются вверх. – Ты…
– Мне уже все равно, ясно? – решительно я обрываю Вику и спустя секунды непрерывного контакта наших глаз встаю, отходя к краю крыши.
Мне незачем помнить свою бывшую. Она сделала то, чего я ожидал тогда меньше всего: изменила мне с моим лучшим другом. Я был готов на руках ее носить, я был готов ради нее на все. И что она сказала напоследок после всего? Она сказала: «Извини, но я думала, ты догадаешься». Сука, почти три года, три года потрачены впустую и ради кого?
Это была одна из причин, по которой я переехал в другой город. Я больше не мог там находиться. Она уничтожила все мое доверие и все мои надежды, так люди не поступают. Так не должны поступать те, кто, казалось, проверен временем и к кому испытываешь доверие.
И что же, по версии всезнающей и всевидящей Вики, она до сих пор в моей голове? Да как бы ни так, я стер ее из памяти, стер навсегда. Почему у Вики такая вредная привычка лезть туда, куда не просят, и давать свои психологические объяснения. Да и какой в этом смысл? Все давно кончено и забыто, все в прошлом. Пусть там и остается.
30. Моя история
И почему Вике так захотелось вспомнить это сейчас? Эти воспоминания никак не помогают, только тяжелее стало на душе. Вид на город немного успокаивает, забирая лишь малую часть раздражения.
– Саш, – девушка неожиданно подходит со спины и кладет руку мне на плечо, пока я стою у края, скрестив руки на груди.
Оборачиваюсь к ней, раздраженный ее предыдущими словами. Она молчит, ее брови сведены, губы поджаты. Убираю руки в карманы. Я дал ей ключ, как она хотела, можно теперь осуществить мое желание и не продолжать затронутую тему?
Вика подходит еще ближе и кладет голову мне на грудь, обнимая меня. Глубоко вздыхаю, потому что не чувствую удовлетворения от того, что так долго ждал. Ее положительная обратная связь выглядит как жалость, а я не хочу, чтобы она жалела меня. Но я не могу и обижаться на нее за это, поэтому я обнимаю в ответ. Напряжение медленно уходит.
– Ты же понимаешь, что я не отстану, – говорит Вика. Я надеялся, но, к сожалению, не удивлен.
– Я здесь не для того, чтобы…
– Я знаю, но теперь послушаешь меня ты. Именно послушаешь, а не пропустишь мимо ушей, – она поднимает голову и серьезно смотрит мне в глаза. – Понял? – Убираю от нее руки.
– Слушай, – но она подносит к моим губам палец.
– Тс! – Глубоко вздыхаю, понимая, что ее упрямство сильнее моих просьб.
Эту девушку и танком не остановить. Она поочередно хватает меня за руки, не отрывая взгляда.
– Тебе было тяжело, – начинает она, гладя своими большими пальцами костяшки моих рук. – Я понимаю, но чем больше ты пытаешься забыть все и выкинуть это из головы, тем больше ты вязнешь в этом болоте. Я имею в виду, что, может, ты и скрыл ото всех эту рану, надеешься, что все само пройдет. Но ты не можешь вечно избегать близости из-за неудачи прошлого.
– Может, это мой осознанный выбор. С чего бы вдруг из-за кого-то там я бы менял свои убеждения?
– Но у вас были нормальные отношения.
– Совсем нет, – мой отрицательный ответ заставляет ее задуматься. Вика отпускает мои руки, пока я наблюдаю за ней, зная, что будет еще попытка.
– В любом случае нельзя отрицать влияние близкого тебе человека. А она была для тебя таковой, я ни за что не поверю, что это не так, – тут Вика права, и мне бы очень хотелось соврать во второй раз, но я не стану.
– Допустим, но сейчас это не имеет смысла, – ухмыляюсь я. В глазах девушки появляется понимание и спокойствие.
– Зато тогда это повлияло на твой якобы осознанный выбор. Ты был обижен. Все было разрушено, и ты испугался, что это может случиться снова, если вдруг…
– Ничего я не испугался, что за бред? – Хмурюсь я.
– Боже, какой же ты упрямец, – вздыхает Вика. И это я упрямец?
– У меня были отношения, девушка мне изменила, я начал новую жизнь. К чему сейчас этот пересказ моего прошлого?
– Короче, забей, – она набирает воздуха и резко выдыхает, прислоняя ладонь ко лбу. – Просто я не понимаю, что ты делаешь здесь с этим осознанным выбором. Ты выбрал побег, что и следовало от тебя ожидать, но зачем тогда возвращаться, если ты снова его выберешь?
Взгляд Вики становится грустным, а меня внутри разрывает на части. Разговор о моей бывшей был явно ни к чему, он привел нас только в тупик. И прямо сейчас он только поставил меня перед новым выбором и перепутьем дорог, где очень высокое напряжение.
Я сглатываю, напрягая челюсть. Тишина начинает давить еще сильнее, и я смотрю в глаза Вики, пытаясь отыскать ответ. Я уже было хотел подтвердить ее слова, сказать, что не смогу ей дать ничего хорошего, что лучше не мучить ее собой, ведь у меня нет твердой уверенности ни в чем.
Тут меня словно ударяют по затылку, расширяя обзор на все, что я вижу. Вика – девушка, которая в очередной раз идет мне навстречу, а я, идиот, не способен этого заметить, так как зациклился на себе и своих способностях. Даже сейчас она стоит с ключом в руках и не спешит уходить. Даже сейчас после моего безмолвного ухода она готова меня выслушать, несмотря на все, что я сделал. Даже сейчас, когда я не даю ей быстрого и четкого ответа, она готова ждать. И если я хочу, чтобы она была счастлива, тогда почему бы мне не постараться? Почему бы мне не сделать новый осознанный выбор?
– Мне правда жаль, что я причинил тебе боль, – говорю я, и ее брови содрогаются. – И это было бы легкомысленно с моей стороны обещать, что я больше никогда не сделаю тебе больно. Но, знаешь, я беру свои слова обратно, – Вика удивляется. Мне становится все тяжелее говорить, поэтому я беру ее за руку. – Черт возьми, мне плевать на твое окружение и плевать, что я в него не вписываюсь, потому что мне важно, чтобы у тебя все было хорошо, а не у них. И, Вик, я хочу быть причастным к этому, к тому, чтобы у тебя все было хорошо, и я буду стараться ради этого. Я… – я заминаюсь, потому что очень тяжело признаться в своих намерениях до конца.
Вика вздыхает и поднимается на носочках, сильнее сжимая мои руки, и целует в губы. Я немного шокирован, хотя она легко может сделать что угодно, даже если минут десять назад она была готова убить меня.
– Я забыл, что хотел сказать, – усмехаюсь я, видя ее скромную улыбку.
– Ты хотел сказать, для чего ты здесь.
Я крепко обхватываю Вику за талию, притягивая ее голову себе на грудь и целуя девушку в висок. Некоторое время мы стоим неподвижно. Атмосфера вокруг уже гораздо легче, несмотря на то, что мне становится не по себе от нахлынувших воспоминаний прошлых отношений. Мне действительно становится страшно.
– Прости, что затронула тему о твоей бывшей, – словно услышав мои мысли, говорит Вика.
– Пустяки, – морщусь я. – Тебе не за что извиняться.
– Я не святая, Саш, – (кому, как не мне, знать об этом).
– Может, в чем-то ты и права, – Вика отстраняется от моей груди и непонимающе смотрит. – Ничего хорошего я не получил от тех отношений, – не знаю, зачем я вдруг решил продолжить эту тему. Я успеваю пожалеть об этом.
– Поверь, эта сучка уже не раз пожалела об этом, – ухмыляется она, и я издаю удивленный смешок. Внутренне я благодарен Вике, что она не стала развивать это дальше.
Кажется, все налаживается, мы расслабились. Вика спокойно улыбается, и я не могу оторваться от ее глаз, пока она проводит пальцами по моей нижней челюсти.
– А ты не должен быть сейчас на работе? – Спрашивает девушка.
– Нет.
– Ты в отпуске?
– Типа того, – пожимаю плечами я.
Беру Вику за руку, которую аккуратно убираю со своей шеи, и веду обратно к скамейке. Мы присаживаемся, и я не отпускаю ее, нежно поглаживая костяшки ее пальцев. Вика кладет сверху вторую руку, отчего я поднимаю на нее свой взгляд. Она смотрит с теплотой, но все равно в этой теплоте я вижу грусть, странную и непрекращающуюся грусть.
– Знаю, Вик, я дурак. Я не надеюсь, что ты простишь меня, – (во всяком случае, так быстро). – Но ты нужна мне, – она поджимает губы так, что тоска в ее глазах выходит наружу.
– И что дальше, Саш? Я имею в виду, к чему это все идет? – Я уже задавался этим вопросом, и мне хотелось бы верить, что дальше будет только лучше. – Теперь мне нужны, черт, мне нужны гарантии, как бы это слово не звучало.
– Я понимаю, – говорю я без всякого раздражения и с полной уверенностью. – Пожалуйста, доверься мне. Знаю, это непросто, но я очень постараюсь не быть идиотом, чтобы ты не стала снова думать, что я извращенец, который готов на все ради секса.
– Не говори так, ты лучше выглядишь в моих глазах, чем ты думаешь, – она усмехается, приподняв уголки губ. Я вздыхаю, поправляя ей волосы.
– Ты не представляешь, насколько ты прекрасна в моих, – проговариваю я немного тише.
Вика притягивает меня за шею к себе, наклоняется, обнимая и кладя голову мне на плечо. Поглаживаю ее по спине, положив другую руку ей на бедро, и вдыхаю запах с ее шеи, который опьяняет меня. В сердце неприятно колит от понимания того, что я мог все это потерять из-за собственных страхов.
Она всегда была добра ко мне, бесспорно. Я был интересен ей, в первую очередь, как человек со своим опытом и жизненной историей. И я вообще понятия не имею, чем я такое заслужил.
Каждый раз, когда Вика плакала и расстраивалась, я все больше привязывался к ней. В первый раз я не понял себя, когда разозлился на Тимура за то, что он откровенно лапал ее. Да, на тот момент я мог подумать, что мне не нравится, что он может себе это позволить, а я нет (дал слово как-никак). Сейчас смотрится эта ситуация немного с другим подтекстом, неизвестно присутствующим ли тогда на самом деле (или пребывающим в спящем режиме).
Кульминацией стал ее поцелуй в лифте. Меня словно все это время держали вверх ногами и тут наконец-то перевернули. Наверное, именно тогда мое подсознание подчеркнуло, что Вика – девушка, готовая стоять на своем, не жалея ни ключей, ни мою психику, ни себя (в любую погоду и даже почти без одежды), легко оставляет после встречи с собой необъяснимое волнение и внутреннее возбуждение. И мелким шрифтом в самом низу к этой подписи: заставляет всеми фибрами души стремиться к ней.
Может быть, поэтому-то я и поцеловал ее во время ее рассказа о детях из детских домов. Тогда, конечно, я думал, что все от несправедливости: почему она может меня целовать, когда ей вздумается, а я нет? Но я четко осознал всю трагичность происходящего. Что бы ты ни думал, как бы ты не формулировал свои мысли и не расшифровывал значения своих действий, подсознанию виднее.
– Почему ты не пришел раньше? – Тихо всхлипывает Вика, и я замечаю, что она снова вздрагивает.
Я прижимаю ее сильнее к себе, поцеловав в плечо. Тугодум я, у которого не было смелости признаться самому себе в том, что она мне небезразлична.
– Прости, – произношу я, отчего зажмуриваюсь. – Давай начнем все сначала?
Девушка на мгновение затихает и отстраняется, не размыкая объятий. Вытираю ей слезы в который раз, а лучше мне вообще бы не приходилось этого делать. Не очень верится, что это слезы счастья, потому что в ее мокрых глазах я радости не нахожу.
– Меня Саша зовут, – осторожно улыбаюсь я, наблюдая за реакцией Вики. – А тебя?
– Как-то не очень знакомиться с таким лицом, – она издает смешок, шмыгая носом и потирая глаза руками.
– Хорошее лицо, очень даже милое, – она усмехается, а я улыбаюсь как дурак, потому что дождался ее смеха, пускай короткого и перебиваемого дрожью из-за недавних слез.
– Можно я дам ответ завтра?
– Конечно.
Я киваю, а сам думаю: «Почему завтра? Она будет целые сутки взвешивать все за и против?» Хотя чего я жалуюсь, мне потребовалось около полутора недель (вместе с пинком под зад от Никиты), чтобы сообразить, как мне ее не хватает. Я готов подождать какие-то сутки.
– Ну и мы все-таки первый раз встретились, тебе полезно будет знать, что я живу, может, и скромно, но не жалуюсь, – продолжаю я наше третье по счету знакомство. – Машина есть, квартира есть, работа есть. И я холост.
– Дурак, – смеется она и упирается руками в скамейку, не прекращая улыбаться. А мне становится действительно хорошо, именно ради ее улыбки я и говорю такую чушь.
Мне легко общаться с девушками, но если копнуть поглубже, то можно столкнуться с нюансами. Поверхностные отношения, знакомства, секс – да, пожалуйста; здесь многого не нужно. Этого опыта у меня навалом. А дальше я уже давно перестал заходить и много раз всем говорил: никакой близости, адьос, малышка.
Серьезные отношения у меня были дважды: первая школьная любовь и типа первая осознанная любовь. «Типа», потому что не могу сказать, что это была любовь, скорее, просто очень сильная влюбленность.
Если говорить о женской половине семьи, то она невелика. Тем более, когда я покинул родной город, теперь с ними не пересекаюсь вообще, только с бабушкой. Теть или сестер у меня нет, а те, что есть либо слишком далекие родственники по семейному древу, либо давно уехали в другие крупные города, подальше отсюда.
Мать – это вообще отдельная история. Наши отношения похожи на небольшую лодку, которая в открытом океане, где постоянно штормит. У нас трудные отношения, построенные на непонимании. Мы будто отгорожены друг от друга стеной, поэтому, когда разговариваем и пытаемся что-то донести, наши слова не долетают и рикошетят об эту стену. Было бы странно обвинить во всем этом мать, но в этой ситуации я абсолютно не имею представления, что творится в ее голове и почему она так поступает.
Все, что я чувствую со стороны матери – это какие-то негативные эмоции. Честно говоря, мне вообще кажется, что ее любимый сын – это Миша. Словно после смерти отца я перестал быть ей нужным, возможно, потому что мы с Мишей не являемся полнокровными братьями. У нас разные отцы, и иногда мать смотрит на меня абсолютно по-другому. Не знаю, как объяснить это чувство. Она сразу отворачивается, а мне становится неуютно, но я подозреваю, почему это так, что бы она мне не говорила.
Мое детство было прекрасным, если бы не начавшиеся ссоры между родителями, продолжавшиеся около года, было бы идеальным. И если бы не смерть отца. Когда мой отец умер, в семье произошел конкретный сбой. Нас с Мишей отправили к моей бабушке, а мать куда-то исчезла. Мы виделись с ней только на похоронах. Она была бледной, потерянной, словно неживой. Держалась за нас, но никак не делала ничего больше (не обнимала, например). Я думал, что раз и Миша стоит без возражений, то и я не должен. Уже тогда я знал, что мой отец – не его отец. И мне хотелось быть мужчиной, чтобы мама чувствовала мою поддержку, хотя самого разрывало изнутри и так хотелось разрыдаться в маминых руках.
Тот день я запомнил навсегда. Мать ушла, даже не попрощавшись. Я знал, что ей тяжело и хотел идти за ней, но мне не дали. Меня утащили другие родственники, а мне оставалось только лицезреть, как мать провожает меня пустым взглядом, не пытаясь забрать меня. Я обиделся на всех.
Так мы и продолжали жить у бабушки. Я тайно ходил с братом к нашему дому, но там всегда было закрыто, и никто не открывал. Мать пришла к нам только через месяц после похорон. Этого момента я ждал дольше всех, поэтому сбежал с уроков домой (моим домом на тот момент стал дом бабушки), упав в объятия к матери. Тем не менее, я чувствовал только какой-то барьер от нее и странный холод. Она разговаривала и смотрела на меня, но в ней что-то изменилось. Нашу семейную идиллию с отцом или без было уже не вернуть.
Мама начала изредка навещать нас с братом и бабушкой, но не забирала. Это был самый ужасный год моего детства, который сопровождался вечным ожиданием матери и разочарованием. Я отдалялся от нее и уже не радовался ее приходу. Думал, хуже быть не может. В школе я стал задираться, получая много замечаний.
Когда мне было уже десять, мать объявила: «Я возвращаюсь к своему бывшему мужу, и вы, дети мои, переезжаете со мной». Мне было все равно, хотя в душе поселилась надежда на воссоединение семьи. Но бывшего, ставшего настоящим, мужа, по совместительству отца Миши, я сразу невзлюбил. Особенно когда у меня начался переходный возраст, года через два.
Все это время я видел, что мать не счастлива. Пытался ее подбодрить, но она лишь натянуто улыбалась и говорила, чтобы я ей не мешал. И тут все изменилось, когда я начал ссориться с отчимом. Скандалы на весь дом, его бесполезные попытки наказать меня за неодобрительное поведение (это не останавливало меня ничуть).
Единственным вариантом было загрузить себя по полной, чтобы реже бывать дома, но и это не помогло. Все равно что-нибудь было разбито (ваза, посуда, телефон). Я хотел защитить свою маму, потому что замечал, как отчим с ней обращается. И я часто напоминал ему, что если бы мой отец был жив, его бы тут не было. Ему это очень не нравилось.
Что касается Миши, он всегда был спокоен, уравновешен и держал дистанцию. Хотя откровенно признался мне, что лучше бы они не сходились: «От них больше негатива, чем позитива. Но ты, Саш, перестань так заводиться, лучше не станет». А я не мог не заводиться.