Текст книги "Красное бикини и черные чулки"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 19

Чуть ли не весь следующий день мы с Жанкой проторчали в прокуратуре, чем вызвали приступ бешенства у Краснопольского, не поленившегося самолично позвонить Кошмарову, дабы проверить, не прогуливаем ли мы «по своему обыкновению» работу без всякой на то уважительной причины. Я как раз в кабинете у Кошмарова сидела, когда звонок раздался, Жанка же, дожидаясь своей очереди, томилась в коридоре, потому что гражданин начальник пожелал допрашивать нас с глазу на глаз. К чему бы, а? Ну не иначе новое дело шьет.

Так вот Кошмаров поднял трубку и сказал, сурово глядя на меня:

– Да-да, она у меня. И вторая тоже здесь. Мы очень мило беседуем. Не волнуйтесь, Юрий Константиныч.

Мило беседуем, видите ли! Да у меня от этой милой беседы уже мигрень разыгралась. Впрочем, справедливости ради замечу, что не только от нее. По крайней мере первые ее симптомы появились еще с утра пораньше, когда моя «десятка» категорически отказалась заводиться. Само собой, я сделала все, что полагается в таких случаях – постучала каблуком по колесам, заглянула под капот и даже проверила уровень масла, – мертвому припарка. Так что можете себе представить мое настроение. А тут еще Кошмаров своими доскональными каверзами душу выворачивает. И как только ему самому не надоест по двадцать раз одно и то же переспрашивать!

– Значит, вы утверждаете, что пистолет принесла с собой гражданка Ветлугина Ирина Анатольевна? – зудел он, пожирая взглядом разложенные на столе бумаги, а их было столько, сколько не в каждой конторе сыщется.

– Утверждаю, – бубнила я монотонно, под стать ему.

– А где он у нее находился, не припомните?

– В сумочке… – Я чуть не в полусне клюнула носом воздух и тут же вздрогнула, испугавшись, что начинаю терять бдительность. – То есть сумочки у нее не было. Кажется, она достала пистолет из кармана.

– Так кажется или точно? – оживился Кошмаров.

– Кажется, точно… – У меня уже было такое ощущение, что событие, которое мы с Кошмаровым так подробно обсмаковывали, произошло не вчера и даже не позавчера, а неделю, а то и год назад.

Часа через два такой «беседы» мы с грехом пополам добрались до потасовки в прихожей. Я уже с трудом ворочала языком, а Кошмаров знай свое:

– Где вы находились в момент выстрела?

В момент! Как вам это нравится? Можно подумать, кого-то убили, когда только обои в прихожей и пострадали. Все остальное в целости-сохранности, включая и Вице с Медузой горгоной, чтоб им пусто было.

Промучившись еще с полчаса, я таки довела эту здравую мысль до толоконного сознания следователя Кошмарова:

– Послушайте, но ведь ничего страшного не случилось. Все, слава богу, живы-здоровы.

На что следователь Кошмаров довольно туманно изрек:

– Все, да не все.

– Это как? – Я даже головой тряхнула, чтобы прогнать остатки дремоты.

– А так, что одного человека из этого пистолета все-таки убили, – объявил мне сенсационную новость Кошмаров и любовно поправил стопку бумаг на своем столе.

Я ничего не сказала, только открыла рот и подалась вперед. Воистину, шок – это по-нашему!

– Ну ладно, вы идите, – меж тем спокойно напутствовал меня Кошмаров, – на сегодняшний день мои вопросы к вам исчерпаны. И это… Подружку свою пригласите. Жанну Аркадьевну.

– Ага. – Я послушно встала и на деревянных ногах дошкандыбала до двери, взялась за ручку да так и застыла. – А кого же убили?

– Что? – Кошмаров чуть не с головой зарылся в свои драгоценные бумаги.

– Кого убили? – повторила я тверже. Думайте, что хотите, а я имела законное право знать, кто конкретно схлопотал пулю из пистолета, на котором полным-полно моих отпечатков.

Честь и хвала следователю Кошмарову, ибо на этот раз он не стал отделываться сомнительными ссылками на тайну следствия, что, однако, окончательной ясности не внесло. Вернее, внесло, но не сразу.

– Убили? Убили Сергея Михайловича Штанько.

Штанько, Штанько… Сергей Михайлович Штанько… Я в авральном порядке мобилизовала резервы собственной памяти и пришла к выводу, что это имя мне ровным счетом ничего не говорит.

– А кто это? – поинтересовалась я у Кошмарова, ни секундочки не кривя душой, что бы он там ни думал.

– Странно, что вы не знаете, – язвительно заметил Кошмаров, – при вашей-то осведомленности. Так вот, Сергей Михайлович Штанько – муж Людмилы Прокофьевны Штанько. А уж с ней-то вы хорошо знакомы, как я успел понять.

Ну вот, опять двадцать пять! Людмила Прокофьевна какая-то! Хотя… Да это он, наверное, Козу имеет в виду, как я сразу не сообразила! А муж Козы – личный водитель Вице, а также его бойфренд, а также… Всадник без головы с исторического снимка на фоне ковра с морскими коньками!

Кошмаров все еще смотрел на меня с каким-то хитрым, не предвещающим ничего хорошего прищуром, словно пытался разглядеть мою тайную, насквозь фальшивую суть, и я, я… Ну да, я растерялась, причем самым позорным образом. А кто бы на моем месте не растерялся, два шага вперед!

– Но я действительно его не знала. Я даже ни разу его не видела, – малодушно оправдывалась я, – если не считать той фотографии. На там он без головы был… То есть с головой, но не своей… Ну, вы же в курсе… Я и Ко… жену его до того не знала. И в квартире у нее, можно сказать, случайно оказалась. Ну почти случайно…

– Ну да, почти, – снисходительно согласился Кошмаров. – Только запомните на будущее, уважаемая Марина Владимировна, в таких делах ничего случайного не бывает. Все закономерное. А всякая самодеятельность очень и очень чревата.

А вот это уже выволочка, к тому же по всей форме. Дескать, не в свои сани не садись. Или всяк сверчок знай свой шесток. Или не лезь поперед батьки в пекло. Кому что больше нравится. А на мой вкус, так ни одна из этих формулировок не годится. По крайней мере в данном конкретном случае. Несогласная я рисковать своей шкурой и получать за это нахлобучку вместо благодарности.

А Кошмаров, словно назло мне, озарился казенной улыбочкой:

– Да вы идите, идите, Марина Владимировна. Сегодня у меня больше нет к вам вопросов. И… Жанну Аркадьевну позвать не забудьте.

Еще и пальцами небрежно так щелкнул, чем разъярил меня окончательно.

– Вот и славно, вот и хорошо. – Я отклеилась от двери и раскованной походкой вернулась на прежнее место. – У вас вопросов ко мне нет, а у меня к вам – предостаточно.

– Что-о? – Кошмаров чуть со стула не свалился.

А я нарочно достала из сумки ручку и старый замурзанный блокнот:

– Вопрос первый. Почему так случилось, что не вы, следователь прокуратуры, а мы с небезызвестной вам Жанной Аркадьевной додумались обойти магазины, в которых среди прочего торгуют и красным бельем? Вопрос второй. Почему…

К глубокому моему сожалению, второе «почему» потонуло в раскатистом, буквально нечеловеческом рыке. А как по-другому охарактеризовать те нечленораздельные звуки, которые произвел следователь Кошмаров.

– Гр-р… Бр-р… Др-р… Хр-р… Дык… Дык… Да как!.. Да что!.. Что вы себе позволяете?!

Ну нет, подумала я, хочешь не хочешь, а ты меня выслушаешь, и заорала так, что у самой уши заложило:

– А не надо, не надо меня пугать! Не надо! И крайней себя назначать я тоже не позволю! Если Вице и его горгона – неприкасаемые, то это ваши проблемы, а не мои! Не смейте обращаться со мной, как, как… Как со вспомогательным материалом!

Я остановилась на мгновение, чтобы хватануть воздуху, увидела разъяренную физиономию Кошмарова, зажмурилась от страха и понеслась дальше:

– Вы же знаете, кто убил этого, ну мужа секретарши Ветлугина! Да мадам Ветлугина его и укокошила из опасений за карьеру супруга. И к секретарше она затем же явилась – чтобы убрать лишнего свидетеля его грехопадения, к тому же промышляющего шантажом. Я вам больше скажу – она же, скорее всего, и Ольгу Пахомову порешила. И по той же причине. Ольга наверняка все про Ветлугина знала, потому что ездила с ним в Голландию в составе городской делегации по обмену передовым опытом.

У меня на языке уже вертелись комментарии по поводу привезенного из Голландии «передового опыта», но Кошмаров с досады, что ему так и не удалось меня переорать, самым бесцеремонным образом вытолкал меня за дверь. И все равно в душе я чувствовала себя победительницей. И в Жанкины объятия рухнула вся исполненная торжества.

– О-он бил тебя? – пролепетала Жанка дрожащим голосом. – Пытал, что ли?

– Ага, иголки под ногти загонял, – лучезарно улыбнулась я, – но я ему ни слова не сказала. – И подтолкнула ее к двери. – Ну иди, иди, он тебя ждет.

* * *

Теперь уже я маялась в коридоре в ожидании Жанки. Ну не могла я уйти, не узнав, чем все кончится. Жанка отсутствовала минут сорок – Кошмаров пытал ее не так долго, как меня, – но и за это время я успела все ногти до мяса обкусать. Уж не знаю, что бы я себе еще отгрызла, не явись Жанка. А она нарисовалась в дверном проеме кошмаровской пыточной неожиданно довольная и, не побоюсь этого слова, счастливая.

– Ты что? – спросила я ее громким шепотом.

– Маринка! Мариночка! – взвизгнула Жанка и бросилась мне на шею. – Он сказал, что… Сказал, что, возможно, он выпустит Порфирия! Завтра!

Да и хрен бы с ним, с этим Порфирием. Если на то пошло, он заботит меня гораздо меньше, чем Усама бен Ладен. Особенно после того, что я наслушалась в кабинете Кошмарова.

– Ну выпустит и выпустит. – Я с трудом увернулась от Жанкиных объятий и, вцепившись в рукав ее кацавейки, потащила к выходу. – Лучше скажи, о чем он тебя спрашивал?

– Да так, – неопределенно молвила Жанка, пребывающая в неге по случаю скорого свидания со своей морской свинкой, – о том о сем…

– Что значит «о том о сем»? – взорвалась я. – Ты где была, на допросе у следователя или на приеме у английской королевы?

– Ой, ну ты скажешь, – глупо хихикнула вся из себя разомлевшая Жанка. – Ну Кошмаров… Он спрашивал про фотографию, про Козу, про то, как нам пришло в голову, что она может иметь отношение к убийству…

– А с этого места подробно и по порядку. – Схватив Жанку за воротник, я слегка ее попридержала, а то бы она в своем счастливом трансе точно в стенку врезалась. – О каком убийстве речь?

– О Пахомихином, разумеется, о каком еще… Ну я ему все выложила. Как мы по магазинам ходили, как Людку-Козу там встретили и так далее. Да, он меня еще спрашивал, не видела ли я у тебя когда-нибудь пистолета. Вот придурок, откуда же у тебя пистолет? И еще про Людкиного голубенького муженька, мол, знаю ли, видела… Сказала, что пару раз лицезрела и особого удовольствия от этого не получила. Такой пупсик, такой симпампулечка, он мне всегда подозрительным казался. Так оно и вышло. А уж Вице-то, Вице, – затарахтела Жанка, – наездился по Голландиям, набрался передового опыта, как будто СПИДа нам мало! Эти голландцы, они же в таких делах самые отвязанные. У них там даже браки однополые разрешены. Не хватало только, чтобы и наши прогрессисты до такого додумались. Тогда уж точно замуж во веки вечные не выйдешь. И так мужиков мало, а тут и вовсе все между собой переженятся, а ты сиди и жди рыцаря в сверкающих доспехах, пока не облезешь. Или тоже это… перепрофилируйся с горя!

– Ну что ты несешь, Хвостова! – Я обливалась потом, буксируя разомлевшую Жанкину тушу к автобусной остановке. – При чем тут голландцы? Какое мне до них дело? Ты лучше скажи, он как-нибудь объяснил свое решение выпустить Порфирия? Ну в смысле он не сказал, что нашел настоящего преступника?

– Что-то не припомню! – беззаботно прощебетала Жанка. – Да мне, собственно, все равно. Главное, чтобы Порфирия выпустил.

А у меня вдруг на душе стало тревожно. Хорошо, если Кошмаров нашел более подходящую кандидатуру в лице Медузы горгоны. А если в моем? Конечно, я не убивала бойфренда Вице, и Кошмаров наверняка это знает, но пистолет в моих руках все-таки побывал… Так что если Кошмарову сильно захочется объявить меня маньячкой, формальный повод у него найдется.

Ах, с каким удовольствием он со мной расправится, могу себе представить. Особенно после того, что я ему наговорила в последний раз. Припомнит мне мою «самодеятельность». А между прочим, это я, а не он, рисковала своей молодой цветущей жизнью, чтобы пролить свет… Ну и так далее. Короче, ищи и обрящешь. На свою голову. Потом не жалуйся.

В автобусе, которым мы добирались до работы, мы с Жанкой и словом между собой не обмолвились. Думали о своем, о девичьем. Жанка мечтала о Порфирии, я ломала голову над тем, что «день грядущий мне готовит», хотя и так ясно было, что ничего хорошего. Паршиво, хоть реви. Не жизнь, а сплошная цепь неприятностей. А тут еще машина, как нарочно, сломалась. И «Мерседес» я опять-таки некстати стукнула, теперь на мне долг, а я продолжаю искать приключения на свою, ну, сами знаете, на что.

Даже срочный вызов на ковер к Краснопольскому не вывел меня из ступора. А пусть, уже все до кучи, безразлично подумала я. Жанка тоже не особенно тряслась, так ее окрыляло ожидание скорой встречи с Порфирием.

Оказалось, что Краснопольский и не собирался нас особенно распекать. Только посетовал на то, что мы так долго проторчали в прокуратуре, ну еще немного поворчал для видимости, пожаловался на проблемы с финансированием. Мы, понятное дело, покивали для порядку, дескать, полны сочувствия. А Краснопольский достал из стола мою «новую концепцию криминально-правовой передачи» и сделал умное лицо. Мы с Жанкой последовали его примеру. По мере возможности, разумеется.

– Ну что ж, – надул щеки Краснопольский, – ваша задумка мне понравилась. Интересно, свежо, оригинально.

Не слишком ли мягко он стелет? Я покосилась на Жанку, но ее блаженная физиономия ничего не выражала.

– Вы действительно так думаете? – осторожно уточнила я.

– Конечно, – без тени улыбки подтвердил Краснопольский. – И пора бы вам уже начинать. Сделайте несколько сюжетов, посмотрим, что получится. А пока мы пустим анонс, чтобы зритель был в курсе, что готовится такая передача. Ну, все понятно?

– Понятно. – Вовремя сообразив, что аудиенция окончена, мы с Жанкой поспешно ретировались. Пока Краснопольский не спохватился и не наговорил нам каких-нибудь гадостей. Как это бывает в девяноста девяти случаях из ста.

ГЛАВА 20

Возвращаясь с работы, я еще раз попробовала завести брошенную во дворе машину – ага, черта с два, после чего в преотвратнейшем настроении потащилась к себе домой. В подъезде, как всегда, царила темнотища и противно воняло кошками. На лестничной площадке третьего этажа я остановилась у маленького и вечно грязного окошка и стала рыться в сумке в поисках ключа от квартиры. А когда нашла, то тут же уронила и, чертыхаясь, принялась обшаривать пыльные ступеньки. И вдруг за спиной у меня мелькнула неясная тень, а потом чьи-то холодные пальцы сомкнулись на моей шее…

– А-а! – завопила я в отчаянии, нащупала в темноте что-то, смутно напоминающее человеческий нос, и что было сил за него дернула!

Нападавший заметно ослабил хватку и заорал еще громче, чем я, дурным, но очень знакомым голосом:

– Ты что, ошалела? Чуть нос не оторвала!

– Пронин, ты, что ли?

– Ну я, – донеслось до меня недовольное мычание.

– В следующий раз – оторву, – пообещала я. – И необязательно нос. За что схвачусь, то и оторву.

– Ну, расхорохорилась, – пробурчал Пронин, – уж и пошутить нельзя. Теперь нос небось распухнет, – пожаловался он. – А ты чего ищешь-то?

– Да ключ уронила…

– Этот, что ли? – протянул он мне ладонь, а я, присмотревшись, разглядела не только ключ, но и самого Пронина с пылающим во мраке, как факел, носом.

– Этот, этот… – Я от греха подальше спешно сунула ключ в карман. – А ты чего пришел? За бадминтоном? – Это мне опять пришли на память лыжные палки, которые срочно понадобились Пронину прошлым летом.

– Очень смешно! – Пронин осторожно дотронулся пальцем до кончика собственного носа, точно желая убедиться, что он не отвалился. – У меня к тебе серьезный разговор.

– А вот этого не надо, – я решительно пресекла пронинскую попытку возобновить наши изжившие себя отношения, – мы уже все обсудили. – И рванула от него вверх по лестнице.

– Да я не про то… – запыхтел за моей спиной Пронин. – Очень ты мне нужна… Тут ко мне тип один наведывался, из прокуратуры. Сильно интересовался твоей персоной…

– Кошмаров? – От неожиданности я так резко развернулась, что мы с Прониным сшиблись лбами. Аж искры из глаз посыпались.

– Ну вот, еще и шишка будет! – заохал Пронин. – Да я от тебя сегодня на костылях уйду!

– Ты мне лучше скажи, что за тип у тебя был? Кошмаров, да?

– Это че, фамилия такая? – удивился Пронин. – Серьезно? Ну тогда ко мне другой приходил, потому что Кошмарова бы я запомнил. А этот молодой такой, долговязый, в очочках. Удостоверение показывал… То ли Петров, то ли Сидоров… Ну, неважно, короче… Важно, что он про тебя расспрашивал…

– Подожди, не здесь. – Я сунула ключ в замочную скважину.

– Так вот. – Пронин снял в прихожей куртку и любовно-заботливо пригладил свои роскошные, до плеч, кудри перед зеркалом. – Этот Петров-Сидоров собрал на тебя, Мари, от-такущее досье. Про всех твоих возлюбленных и воздыхателей. И знаешь, между прочим, спрашивал, почему мы с тобой расстались. Дескать, такая красивая пара была…

– Врешь… – не поверила я.

– Только слегка преувеличиваю. – Пронин по-свойски расположился на диване, вытянул ноги и сложил на тощем животе руки.

– И когда это было? – Я пошла на кухню ставить чайник.

– А вчера, – крикнул мне вслед Пронин. – Заявился с утра пораньше, важность такую на себя напустил, ну прямо следствие ведут Знатоки…

Вчера утром… Значит, это было еще до того, как история с фотографией окончательно прояснилась…

– Эй, ты что там бормочешь? – В дверях кухни нарисовался Пронин. Не иначе колбасу унюхал.

– Есть хочешь? – спросила я.

– Угу, – скромно хмыкнул Пронин.

Я достала из холодильника колбасу и сыр, нарезала хлеб, заварила чай. И все это механически, как автомат, вся погруженная в безрадостные раздумья. Копает, копает под меня Кошмаров, ну вот провалиться мне на этом месте, копает!

– А знаешь, какие я из всего этого выводы сделал? – Пронин уже активно работал челюстями. – Какая-то сволочь на тебя настучала! Н-ну, все так преподнесла… Уж больно этот очкастый на твой моральный облик нажимал.

– А ты что? – Я как заведенная продолжала готовить бутерброды.

– А я говорю: нормальный у нее облик. Вполне современный. Называется «женщина в поиске». А он мне: и что же она ищет? Как что, отвечаю, себя, разумеется. Неужели не понятно?

– Так и сказал? – Я так увлеклась, что чуть палец себе ножом не оттяпала.

– Конечно, прямо так и сказал, – не моргнул глазом Пронин. – А этот из прокуратуры опять и так, знаешь, с подковыркой: а что, дескать, она себя потеряла? Что бы понимал, валенок!

– Ну спасибо тебе, Пронин. – Я вздохнула и подвинула к нему поближе тарелку с бутербродами.

– Да за что спасибо-то? – проурчал он, давясь колбасой. – Это мой гражданский долг! – Прожевал и напустил на себя озабоченности. – А вообще, Мари, мне очень даже не понравилось, что этот Петров-Сидоров в такую степь клонил… А, вот еще что, он все на ту историю сворачивал… Ну, когда вы с Пахомихой подрались, что ли… Про Дроздовского осведомлялся… Слушай, чего это они на тебя так взъелись?

– Да-а, Пронин, порадовал ты меня, – отхлебнула я остывшего чаю. – Передачки-то хоть будешь носить?

– Так далеко зашло? – Пронин замер с непрожеванным куском во рту.

– Ага, – кивнула я и включила телевизор. Решила посмотреть, что там кажут. Что-нибудь из суровой бразильской жизни, например. Чтобы хоть немного отвлечься. А в ящике с ходу возник Мажор! На фоне губернского «Белого дома». И сразу начал вещать. Причем с центрального канала, как выражается Жанка.

– …Криминализация в области принимает невиданные масштабы. – Полы моднющего Мажорова пальто развевались на студеном ветру, как праздничные стяги, сам Мажор заметно зарделся на морозце. – Что еще раз продемонстрировали последние события. А теперь в хронологическом порядке. Все началось двадцать первого января с ток-шоу «Разговор с тенью» городской телекомпании «Импульс», небольшой, но очень красноречивый отрывок которого вы сейчас увидите…

Поперхнувшись чаем, я заходилась в истерическом кашле, в то время как «по центральному каналу» «казали» мою обалделую физиономию и смутный силуэт Порфирия за полупрозрачной ширмой. Известный текст о красных гипюровых трусиках и прилагающемся к ним лифчике, ажурных черных чулках, белых лилиях и страстной любви в ореховом гробу с золотыми ручками тоже лился с голубого экрана без каких-либо сокращений и купюр.

А уже в следующем кадре вновь появился Мажор, многозначительно раздувающий свои пухлые, как у хомяка, щеки:

– …В ту же ночь в своей квартире при весьма странных обстоятельствах убита ведущая журналистка той же телекомпании Ольга Пахомова, известная своей принципиальностью и бескомпромиссностью.

Как водится, телезрителям тут же показали Пахомихин портрет, тот же самый, с ядовитой ухмылкой профуры, что и на могилке. После чего камера уже окончательно и бесповоротно сконцентрировалась на Мажоре, который еще минут пять вешал лапшу на уши доверчивым обывателям. Говорил он пространно и цветисто, но смысла в его речах было с гулькин нос. В такой-то губернии, дорогие телезрители, сплошной криминал, милиция бездействует, а я, такой молодой и красивый, один против мафии. Малоконкретно, но остросоциально.

За Мажором, само собой, пошла реклама, а я все сидела и, как последняя дебилка, таращилась в ящик. И напрочь забывший о бутербродах Пронин тоже. А потом зазвонил телефон. На проводе была Жанка.

– Нет, ты видела? Ты видела? – строчила она в трубку, как станковый пулемет. – Что вытворяет этот змееныш? Ведь ничего собой не представляет, нуль без палочки. Ты вспомни, вспомни, какой он у нас несчастный шарахался: «Марина Владимировна, не подскажете, Жанна Аркадьевна, не объясните…» А сейчас полюбуйтесь на этого петуха ободранного, хвост распушил и гоголем, гоголем… Ну с-с-скотина, с-с-скотина!

– Зато на центральном канале, – подлила я масла в огонь. Я была зла и на Мажора, и на Жанку, и на весь относительно белый свет.

– Да там только такие засранцы и работают! – прошипела Жанка. – Профессионализма ни на грош, зато апломбу на целый Голливуд. Маму родную за рейтинг заложат.

Ей-богу, странно было слышать такое от Жанки, некогда склонившей меня на сомнительную авантюру с подставой под тем предлогом, что «в Москве все так делают». А теперь она катила баллон на Мажора, этого резвого мальчика, решившего сделать громкое имя на нашем телевизионном проколе и Пахомихином убийстве. Однако же, если быть честными до конца, то Мажор тоже не виноват, что вестями с полей и ферм нынче не прославишься. Обывателю подавай кровавые разборки на первое, убийства с расчлененкой на второе и маниакальные извращения на третье. А на десерт, так уж и быть, немножечко порнушки.

Я положила трубку и печально воззрилась на Пронина:

– Ну, видишь, что творится?

– Да уж, хорошего мало, – посочувствовал он мне и тут же попросил горячего чаю.

Я поставила чайник на плиту, а Пронин подошел к окну и приник к стеклу:

– А чего это «Варвара» вся в снегу? Не ездишь, что ли?

– Да не заводится, зараза! – пожаловалась я.

– Ну так давай посмотрим, – предложил он.

И мы пошли во двор. Первым делом произвели раскопки.

– С кем ты так поцеловалась? – присвистнул Пронин, когда из-под снега показался прикрученный проволокой бампер.

– С «Мерседесом», – нехотя призналась я.

– Ну ты всегда была максималисткой, – нервно хохотнул Пронин и уселся за руль. Пару раз повернул ключ в замке зажигания и, не дождавшись в ответ даже чахоточного покашливания, авторитетно заявил: – Это стартер. – Затем полез под капот, совсем недолго там поковырялся, любовно приговаривая «Варвара-Варварушка», после чего машина с первой же попытки завелась. Чему я, впрочем, не очень удивилась, поскольку Пронин большой специалист по части дунуть-плюнуть, выкрасить да выбросить, да к тому же эту «десятку» я у его приятеля купила, не очень новую, но с «рекомендациями лучших собаководов».

А еще Пронин показал мне, за какие проводки дергать, если «Варвара» снова заупрямится, и намекнул, что не прочь завтра же утром удостовериться в ее безотказности и даже заночевать у меня ради этого, но я не оценила его рвения, хотя и предложила отвезти, куда пожелает. Пронин гордо отказался.

* * *

– Марина Владимировна, срочно к Юрию Константиновичу! – строго воззвала по телефону грудастая Нонна, не успела я появиться на работе. – Срочно! И Жанна Аркадьевна – тоже.

Ну вот, начинается! Поработаешь тут.

А уже через пять минут в кабинете у Краснопольского я переживала ситуацию под названием дежавю. Или – те же и Кошмаров. Ну точно такое я уже описывала буквально на третьей странице моего горестного повествования. Помните, тогда нас с Жанкой также вызвали к Краснопольскому на ковер. А у Краснопольского уже сидел Кошмаров, от которого мы узнали про убийство Пахомихи. Что было дальше, пересказывать не буду, чтобы не повторяться.

– Ну проходите, проходите скорей, а то сквозит, – поторопил нас Краснопольский, когда мы с Жанкой застыли в дверях с виноватыми физиономиями. Как грешники на Страшном суде.

Мы переглянулись и шагнули навстречу неизвестности, а со стороны Краснопольского последовала новая команда:

– Присаживайтесь, чего стоите, как неродные.

Мы присели и в точном соответствии с давно заведенной традицией привычно втянули головы в плечи. А Краснопольский широким жестом предоставил Кошмарову эксклюзивное право командовать парадом, которым тот немедленно воспользовался.

– Э-э… хм… – откашлялся Кошмаров и, как и в прошлый раз, заинтересовался манжетами рубашки, торчащими из рукавов кургузого пиджака. Между прочим, на своей собственной территории, в прокуратуре, такого за ним не водилось. Очень мне любопытно, почему? А, поняла, это на него так шикарный вид Краснопольского действует, наводит на сравнения, причем неутешительные. – Так вот, я должен с вами очень серьезно побеседовать. Только прежде договоримся, что все останется между нами. По крайней мере до завершения следствия. Ну так что, договоримся?

– Договори… – начала было Жанка, но, не дождавшись моей поддержки, стушевалась, осеклась на полуслове и двинула меня локтем в бок.

– Лично я ничего не обещаю. – Я слегка отодвинулась от Жанки, чтобы она мне ненароком синяков локтями не наставила.

Кошмарову мое заявление не понравилось, как, впрочем, и Краснопольскому. Что неудивительно. Ну какой нормальный начальник обрадуется, когда его подчиненные вольнодумство себе позволяют?

– Ну как хотите, – не предвещающим ничего хорошего тоном изрек Кошмаров. – В конце концов, вы как свидетели обязаны хранить тайну следствия, разглашение которой карается законом.

– Тогда в чем, собственно, проблема? – Я старалась не смотреть на пунцового от возмущения Краснопольского. – Если вы насчет закона переживаете, тогда будьте спокойны, мы с Жанной Аркадьевной его не преступим. Верно я говорю, Жанна Аркадьевна?

– Верно-верно, – пробормотала Жанка и активно заработала под столом ногами. Только зря старалась, потому что я находилась вне зоны их досягаемости.

– Очень рад, – через силу выдавил из себя Кошмаров. – А то, понимаешь, любят некоторые всякую отсебятину пороть. Органы правопорядка, видите ли, бездействуют…

– Это вы про Мажора, что ли? – заерзала на стуле Жанка. – В смысле про Самохвалова. Про его вчерашний репортаж? Так это просто погоня за дешевой сенсацией!

Ох и нравится мне это выражение, братцы-кролики! За дешевой сенсацией гоняться, значит, зазорно, а как насчет дорогой?

– Рад, что наши взгляды совпадают, – оценил Жанкино рвение Кошмаров, – надеюсь, так будет и впредь. Да-а, между прочим… Порфирьев, ну, этот ваш бедолага-художник сегодня утром отпущен под подписку о невыезде.

Конечно, Жанка после такого известия подпрыгнула от радости под потолок, а потом чуть ли не на шею к Кошмарову бросилась. А я сидела и помалкивала, терпеливо ждала, чем кончится эта вакханалия.

А кончилась она тем, что в кармане у Кошмарова зазвонил телефон.

– Да. Кошмаров. Слушаю… – прогнусавил он и вдруг как заорет: – Что? Где? На Левашовской? Судмедэксперт уже на месте? Срочно выезжаю!

Сделал страшное лицо и пулей вылетел в дверь.

– На Левашовской?! – вскричали мы с Жанкой ему вслед. А пребывающий доселе в прострации Краснопольский тряхнул своей уложенной волосок к волоску шевелюрой и грозно рыкнул:

– Ну хватит уже расслабляться! Работать! Работать!