Текст книги "Красное бикини и черные чулки"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 27

– Нет, мало мне маньяков, что ли? А тут, нате вам, еще и страсти какие-то шпионские. Может, выбросить эту кассету к чертовой бабушке? Вдруг это бомба замаскированная, вставишь ее в видак, а она как рванет? – бормотала я себе под нос, в сгущающихся сумерках лавируя среди могилок Северного кладбища.

Вадик встретил меня унылым дребезжанием:

– Ну наконец-то, а то я уже думал, ночевать здесь придется.

– А ты чего нудный такой, а? – Мне до чертиков надоело терпеть его зудение. – Хуже бабы. У Ольги, что ли, опыт перенял? – Я, конечно, в курсе, что про покойников, как говорится, или хорошо, или ничего, особенно вблизи их последнего пристанища, но ведь и покойник покойнику рознь, разве нет?

– А что тебе Ольга? – неожиданно попер на меня Вадик, которого я прежде всегда держала за добродушного милягу. – Чего вы все на нее взъелись? Такие смелые стали, теперь, когда она ответить не может!

Как я взбесилась, не передать словами. Остается только тихо радоваться, что я не за рулем была, поскольку в кои-то веки и по совершенно непостижимому стечению обстоятельств наш редакционный микроавтобус оказался на ходу.

– Так ты хочешь сказать, что я осмелела? Ты это хочешь сказать? Да я не знаю, кто такие «все», которые якобы взъелись, только я никогда не молчала. Я всегда говорила, что думаю! В том числе и Ольге твоей драгоценной!

– Ну да, после того как вы мужика не поделили, – ядовито усмехнулся Вадик. – Как же, помню. Вы ведь тогда еще, кажется, дружескими оплеухами обменялись?

– Ах ты, ах ты!.. Значит, это ты! – У меня было острое желание запустить ногти в обманчиво безобидную на первый невооруженный взгляд физиономию Вадика. Но, во-первых, они у меня еще не отросли после недавней потасовки с Жанкой, а во-вторых, стану я унижаться до драки с мужчиной! – Значит, это ты насплетничал на меня Кошмарову?!

И хотя до рукоприкладства дело не дошло, сидящий за рулем водила, имени которого я вам не назову при всем своем желании, ибо водители у нас меняются так же часто, как и помрежи, не на шутку обеспокоился:

– Эй! Вы там не очень! И это, заткнитесь-ка лучше, а то от дороги отвлекаете!

По его настоятельным просьбам мы угомонились, но остались в полной боевой готовности. Я только и ждала, когда мы наконец доедем, чтобы высказать Вадику все, что я о нем думаю. У Вадика, как выяснилось на месте, планы были совсем другие. Поскольку в своем стремлении уйти от прямого столкновения он продемонстрировал невиданную прыть. Я еще и дверцу открыть не успела, а он уже усвистал вместе с камерой. Правда, вскоре прислал к нам в кабинет отснятый материал, который успел перегнать на обычную кассету.

А теперь вообразите, с каким лицом я предстала перед порхающей от счастья Жанкой, которой, к слову сказать, неплохо было бы уже и спуститься с небес на землю.

– Чего это вы такие? – Жанка перестала мурлыкать, а еще точнее, безбожно перевирать мотивчик заезженного шлягера. – Сначала Вадик весь в мыле прискакал, кассету мне сунул, чтоб ты дома просмотрела. Когда только успел перегнать. Вон она на столе лежит. А теперь ты такая взъерошенная… Неужто поругались? Вот уж не поверю! Вадик – ангельская душа!

– Ага! – Я в запале швырнула на стол подсунутую мне на кладбище кассету, о которой я в процессе выяснения отношений с Вадиком успела позабыть. – Как раз эта ангельская душа и настучала про меня Кошмарову. Ну, про то, что мы с Пахомихой якобы из-за мужика сцепились!

– Да что ты! – огорчилась Жанка, умудрившись при этом остаться идиотски счастливой. – Чтобы Вадик?.. Никогда бы не подумала! Да зачем ему? И потом, про это же все знали. Не он бы сказал, так кто-нибудь другой…

– Ты, например, – услужливо подсказала я, – из самых лучших побуждений. Чтобы Айвазовского своего выгородить. Ну подумаешь, мелочи какие: лучшую подружку заложить.

– Нет, ну что ты завелась! – Жанка хотя и нахмурилась, убрать лучезарную улыбку так и не удосужилась. – Хватит уже лаяться, ведь все уже позади!

– Для мариниста твоего позади, а для меня только начинается. Ты что, не понимаешь, что мне устроят большую стирку на суде? Это я, а не Пакостник, буду сидеть на скамье подсудимых, и именно мои белые косточки будет перемывать следствие. Уже предвкушаю, какие вопросы на меня посыпятся: когда, с кем, сколько раз? А больше всех изгаляться будет Пакостников адвокат. Трясти моим бельем в прямом и переносном смысле. Этими красными трусами, которые мне велики на пять размеров!

Может, вы и не поверите, но последнее обстоятельство меня особенно удручало. Мне и зажмуриваться не надо, чтобы представить ужасную сцену: как красные трусы пятьдесят шестого размера, некогда подброшенные мне в коробке с розовой ленточкой, торжественно предстанут перед судом. Само собой, в качестве улики, но последнее уже не важно, ибо с этого дня и до веку в сознании широких масс они будут прочно и неразрывно связаны с моим именем! А что, неплохой ассоциативный ряд: красное бикини, черные чулки, ореховый гроб и Марина Соловьева!

– Тук-тук-тук… Можно войти?

Кого еще нелегкая принесла? Надо же, Мажор! С чего это он пожаловал? Тем паче что в последнее время его просто распирало от гордости. И вид у него какой-то… Как у народовольца-заговорщика с бомбой за пазухой.

– Марина Владимировна, а я к вам, – произнес свистящим шепотом этот молодой да ранний. – Вам должны были кое-что передать для меня…

* * *

– Вам… Вам должны были кое-что передать… – повторил Мажор и странно облизнулся. Губы у него были ярко-красные, как будто накрашенные. – Что-то очень важное…

– Ну, здравствуй, Петя, – вышла вперед Жанка, у которой, если мне не изменяет память, имелся большой зуб на Мажора. За то, что он раскритиковал нас «по центральному каналу».

– Здравствуйте, Жанна Аркадьевна, – поприветствовал ее Мажор.

– Надо же какой вежливый мальчик! – вкрадчиво сказала Жанка с такими вурдалачьими интонациями, что даже мне стало не по себе.

«Вежливый мальчик» заметно помрачнел.

– Ты что же это нас на всю Россию позоришь, сукин ты сын, сопляк?! – с ходу взяла верхнее «до» Жанка. – В знак благодарности, да? За то, что всему тебя научили?!

Мажор дрогнул и обратился в бегство, а я схватила со стола кладбищенскую кассету и понеслась за ним. А вслед мне полетело воинственное Жанкино напутствие Мажору:

– Радуйся, иуда, что у тебя хвост не вырос, а то бы я тебе его живо выщипала!

Мажор улепетывал так прытко, что догнала я его только в вестибюле, а потом еще долго не могла отдышаться.

– На тебе твое «что-то очень важное», – всучила я ему кассету с кладбища. – Мне наплевать, что там, но пусть твои соратники на будущее зарубят себе на носу: я не курьер и не почтальон Печкин. Усек?

– Усек, усек, – радостно закивал Мажор, выхватывая из моих рук кассету и обдавая меня каким-то невыносимо противным и одновременно знакомым запахом. От кого-то еще частенько разит точно таким же парфюмом. А впрочем, наплевать.

– Да, а Жанна Аркадьевна просила передать, что в следующий раз тебе хвост выщипает, – ехидно присовокупила я и величаво удалилась.

А вышеупомянутая Жанна Аркадьевна еще долго бесновалась и никак не могла успокоиться.

– Нет, но каков наглец! – кипятилась она. – И таких в собкоры берут, где у них глаза! Да пусть сначала сопли на губах оботрет!

– Сопли – на носу, – тихо подсказала я, – а на губах – молоко.

После чего досталось и мне:

– И ты тоже хороша. Разговариваешь с этим проходимцем как ни в чем не бывало! Гнать его нужно в три шеи, а не сюсюкать с ним!

Мне было чем ее урезонить:

– Ладно, что кому надо, это ты хорошо знаешь, а отснятое на кладбище небось еще не посмотрела.

– Сейчас посмотрю, – буркнула Жанка, однако же не двинулась с места.

Я уже собралась было повторить свою просьбу в более понятном Жанке приказном тоне, но мои планы смешал телефонный звонок.

На проводе был Краснопольский.

– Э-э-э… Марина Владимировна, я договорился насчет интервью с Кошмаровым… Вы… Э-э-э… Поезжайте к нему завтра с утра. Насчет оператора не беспокойтесь, я уже распорядился, – изрек он и отключился.

– Ну что? – Жанка застыла у меня над душой вопросительным знаком.

– Ты посмотрела или нет? – сорвалась я с цепи.

А эта бездельница в ответ постучала пальцем по циферблату наручных часов:

– Все, тю-тю, мой рабочий день окончен. В другой раз бы задержалась, а сегодня не могу, а то в больнице время посещения закончится.

– Чтоб ты провалилась, – ласково пожелала я Жанке, пока она напяливала свою кацавейку, и тут же последовала ее примеру, с тоской предвкушая безрадостную перспективу раскочегаривания инвалидки «Варвары».

И как в воду глядела, поскольку на эту процедуру у меня ушло около получаса, при том что дорога до дому заняла от силы пятнадцать минут. Нет, пора уже что-то делать с этой развалюхой, невесело решила я, припарковавшись во дворе. Захлопнула дверцу, повесила на плечо сумку и привычно направила свои стопы в сторону родного подъезда, когда за моей спиной кто-то вежливо кашлянул.

Я обернулась и при плохом уличном освещении разглядела Новейшего.

– Добрый вечер, – сказал он и подошел поближе.

– Добрый… – рассеянно кивнула я, соображая, к чему бы это явление народу и что оно собой знаменует. А вдруг как Новейший все-таки решил выставить мне счет за ремонт своего «мерина»?

– А я тут вас жду… – сообщил Новейший и замялся.

– Да? – удивилась я. – А я думала, вы просто мимо проходили…

Новейший засмеялся и выдал третью по счету фразу, поначалу поставившую меня в тупик:

– Хотел вас поужинать пригласить.

– Поужинать? А… А по какому поводу?

– А что? Без повода нельзя?

Я пожала плечами:

– Да почему же?.. Можно и без повода.

– Тогда поехали? – Новейший распахнул дверцу своего «мерса», возникшего из темноты по примеру знаменитого рояля в кустах.

– А поехали, – равнодушно согласилась я, даже не спросив, куда. Мало ли где можно поужинать. Можно в ресторане, можно дома, а можно и в вокзальном буфете, и в подъезде на подоконнике. Газетку расстелил – и порядок. А что, очень романтично, а главное – нетривиально.

Ну ладно, ладно, не пужайтесь раньше времени. До газетки дело не дошло. Наоборот, все было прилично до оскомины. Во всяком случае, до первой рюмки. Дорогой ресторан с громким названием «Атлантида» (между прочим, любимое заведение Дроздовского), официанты – сплошь клонированные Леонардо ди Каприо, меню – золотом по бархату, вина – из подвалов Синей Бороды, короче, имеете общее представление. Тем более что это не самое главное.

А самое главное – это как быстро меня развезло. Учитывая, что пить я не собиралась, да и настроение было не праздничное. Не говоря уже о том, что ужин, как вам известно, носил совершенно скоропостижный характер, а своего визави я знала лишь по прозвищу Новейший. На которое он, впрочем, не откликался. Тем более непонятно, с какой такой радости я начала ему плакаться в жилетку и жаловаться, отгадайте с трех раз на что! Слабо, да? А на то, что «никто меня не понимает»!

Что еще я ему наплела, теперь и не вспомнить. Может, даже пресловутую тайну следствия выложила. Единственное, что запало в душу, наша солидарность по вопросу о телевизионных ток-шоу. Представьте себе, и до них очередь дошла. Уже после того как я публично посыпала голову пеплом, зачем-то каясь Новейшему в тяжком грехе эпигонства. То бишь печально повествуя о нашем с Жанкой провальном проекте под названием «Разговор с тенью».

Новейший, кстати, отнесся к моему рассказу спокойно и даже с изрядной долей иронии. Сказал:

– И что? В Америке не такое бывает. Одного мужика, например, позвали на какое-то ток-шоу, чтобы он рассказал про любовные письма, которые много лет получал от неизвестной поклонницы. Ну, тот рассказал. А ему говорят: а сейчас мы вас познакомим с автором писем. После чего на сцену выходит… Мужик. Известной ориентации. У первого, конечно, чуть глаза не вывалились, но до конца телешоу он досидел. Неимоверным усилием воли. А назавтра два трупа. Сначала он убил своего поклонника, а потом себя.

– Что вы говорите? – От изумления я опрокинула на скатерть бокал красного вина из подвалов Синей Бороды. После чего на ум мне пришел Вице, этот крупный специалист по передовому голландскому опыту. У меня еще в связи с этим какая-то мысль глубокая мелькнула, но развить ее я так и не успела, потому что разговор свернул в другое русло.

Картина дальнейшего восстановлению не подлежит. Ну если только фрагментами. Фрагмент номер один: злое лицо Дроздовского (а он-то тут при чем?). Фрагмент номер два: громадная постель, накрытая атласным белым одеялом, и я в этой постели. Лежу и последними словами ругаю Вадика. И словно за кадром убаюкивающий рефрен в исполнении Новейшего:

– Никто… Никого… Не понимает… Никто… И никого…

ГЛАВА 28

От завтрака я отказалась. Хотела сказать «предусмотрительно», но после ужина язык не поворачивается. Да и со временем напряженка. С совершенно булыжной головой отхлебнула пару глотков крепкого кофе и попросила Новейшего подбросить меня к прокуратуре. Дескать, не будет ли он столь любезен, раз уж я так у него задержалась. До самого утра.

Новейший был любезен. Не только подбросил, но и вызвался подождать, когда я освобожусь. Я сдержанно его поблагодарила, но предпочла добираться до работы на студийном микроавтобусе, подкатившем к прокуратуре практически одновременно с нами.

– Тогда я заскочу вечером… – то ли спросил, то ли известил меня Новейший, по пояс высунувшись из «мерса».

– Ну да, конечно, – невнятно пробурчала я и потянула на себя тяжеленную дверь областной прокуратуры. Я спешила влететь в кабинет Кошмарова первой, лишь бы только нос к носу не сталкиваться с Вадиком. Глаза бы мои на него не глядели после вчерашнего. Кстати, и на Кошмарова – тоже. Как и на Жанку. И на Новейшего. И… На себя бы я тоже не смотрела. Чтобы под землю от стыда не провалиться. Мало мне всяких приключений, что ли, раз я пустилась во все тяжкие? И репутация опять же… Впрочем, вот уж о чем можно особенно не беспокоиться, ведь бочку дегтя медом не испортишь.

– А, это вы, – рассеянно молвил Кошмаров, завидев меня в дверях.

– Ну да, – кивнула я, подвигая к себе стул. – А вы разве не договаривались с Краснопольским насчет интервью?

– Почему же, договаривались, – подтвердил Кошмаров, – только…

Договорить ему не дал Вадик, ввалившийся в кабинет в обнимку с камерой.

– Здрасьте, – сказал Вадик и уставился на меня.

– Подождите, пожалуйста, за дверью, – смерила я его холодным взглядом, – мы вас позовем, когда будем готовы.

– Ну-ну, – фыркнул Вадик и ретировался в коридор.

– Вы хотели что-то сказать по поводу интервью? – обернулась я к Кошмарову.

– Ну да… – Мой подчеркнуто деловой тон произвел на него впечатление. – Хотелось бы обговорить, что и как…

– Ну что, – сложила я руки на столе замочком. – Хотите, я буду вам задавать вопросы, хотите – все в форме монолога. Скажите, что считаете нужным, и закруглимся. – Честно говоря, я чувствовала себя такой усталой, что мне было все равно.

– Лично я за монолог, – оживился Кошмаров.

Естественно, я согласилась. По мне, чем меньше я буду ворочать собственным языком, тем лучше.

Уже потом выяснилось, что Кошмаров успел заготовить речь страниц этак на десять убористым машинописным шрифтом через полтора интервала. Настоящий отчетный доклад, как и полагается, начинающийся с коронной фразы «за прошедший период». Да и желтизна бумаги наводила на кое-какие размышления.

– Нет, это не пойдет, – возобладало во мне чувство профессионального долга, хотя и через силу, – во-первых, у нас на все про все пять, ну максимум – семь минут. Во-вторых, желательно все-таки, чтобы речь шла о конкретных вещах, а не о направлениях развития.

– Но тут же как раз все конкретное, – попытался возразить Кошмаров, сотрясая воздух своими трухлявыми страницами. – Вот цифры! Показатели раскрываемости… Тенденции…

Тенденции! Нет, вы слышали? И это называется, что они с Краснопольским обо всем договорились.

Пришлось мне закатывать рукава и разгребать эти авгиевы конюшни. А куда деваться? Примерно через час у меня была большая мозоль на языке и полдесятка беззубых вопросов, которые мы с Кошмаровым с неимоверным трудом утрясли. В пылу полемики я даже изменила первоначальным планам и пару раз его подковырнула. Между прочим, поинтересовалась, какова участь Вице? Или дело, как всегда, ограничится оргвыводами? И где сейчас злодейка Вициха, имеющая плохую привычку разгуливать с пистолетом в кармане. Да еще палить из него в любовников мужа.

Кошмаров сразу омрачился челом и сурово напомнил мне про тайну следствия, обмолвившись, впрочем, что Ирэн Ветлугина в данный момент находится в психиатрической больнице. Что тут скажешь? Я так и знала, что этим все и кончится.

А потом был призван Вадик с камерой, и мы с грехом пополам записали это убогое интервью, от начала до конца состоящее из общих фраз типа «следствием проводятся следственные действия».

Я ему озабоченно:

– А что нового по делу Ольги Пахомовой?

А он мне проникновенно:

– Проведена определенная работа. Следствием очерчен круг подозреваемых… – И тэ дэ и тэ пэ…

– Но, насколько мне известно, кто-то уже задержан? – буквально тяну я его за язык.

И получаю в ответ супермногозначительное:

– Да, у нас уже есть некоторые наработки, но в интересах следствия большего я вам сообщить не могу.

Ах наработки! Нет, но как вам это понравится, после того как мы с Жанкой, можно сказать, собственноручно ему маньяка изловили! Предоставили в его распоряжение!

Ни шатко ни валко, а с этой карикатурой на интервью мы все-таки покончили. Вадик сразу выкатился за дверь, я намеревалась сделать то же самое, но Кошмаров меня остановил. Стал ломаться, как пряник: мол, желаю посмотреть, что получилось, прежде чем материал пойдет в эфир. Я уступила его домогательствам. А что, пусть приезжает и любуется на свои торчащие из пиджака грязные манжеты, раз ему так хочется.

– Свяжемся по телефону, – бросил напоследок Кошмаров и подхватил трубку зазвонившего на его столе телефона. – Да, Кошмаров. Что-что? Похищение?! Этого еще не хватало… Да знаю, я его знаю! Этот Самохвалов такие репортажи из области дает… Что, уже по телевидению про это было? По Центральному? – Кошмаров скрежетнул зубами, будто в бреду.

А я, до этого замедлившая шаг, вновь его ускорила, едва заслышав про пресловутое Центральное телевидение. А что, раз такое дело, то по ящику наверняка узнаешь побольше, чем от этого профессионального темнилы Кошмарова.

* * *

Жанка, как я и предполагала, пялилась в телевизор. И заорала, не успела я переступить порог:

– Передают, что Мажора похитили! Прикинь?

– А еще что передают? – Я сбросила со своего стола Жанкин картофельный мешок.

– Да чушь какую-то! Якобы он должен был позвонить в Москву и не позвонил, они вдруг забеспокоились… Короче, у кого-то был ключ от его квартиры, открыли – а там все перевернуто, а соседи говорят, что слышали шум борьбы и машина какая-то отъезжала… Да кому он нужен, этот сопляк!

– Действительно… – Я прикусила нижнюю губу и подумала: черт-те что какое-то получается. Похоже, я в очередное дерьмо вляпалась с этой поганой кассетой. Я-то к ней довольно легкомысленно отнеслась, ну, в общем, так же, как и к самому Мажору, а тут очередная заваруха намечается. Да чтоб вам всем провалиться!

– Да, а что было на той кассете? – оборвала ход моей безрадостной мысли Жанка.

– На какой? – Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, рассказывала ли я Жанке про таинственную встречу на кладбище. По всему выходило, что нет, не рассказывала…

– Ну на той, что мне Вадик вчера принес!

– Ах, на той. – Я перевела дух, перед тем как завестись. – Да репортаж с Гириной могилки. А ты что, так до сих пор и не посмотрела? Ну нет, я так больше не могу! Самолично потребую, чтобы Краснопольский уволил тебя за профнепригодность!

– А меня-то за что? – не осталась в долгу Жанка. – Это вас с Вадиком гнать надо, потому что кассета пустая!

– Как пустая? – Меня взяла оторопь.

– Да так, очень просто. Ничего на ней нет, ничегошеньки!

– Не может быть! Ты ничего не перепутала? – Хорошо, что поблизости оказался стул, а то бы я точно на пол села. Сюрприз так сюрприз! Я-то была уверена, что большая часть передачи у меня если и не в полной готовности, то по крайней мере в состоянии полуфабриката, а тут вдруг выясняется, что ничего подобного. Неужели же это Вадик подсунул мне такую свинью? Конечно, после вчерашнего меня уже ничем не удивить, но, с другой стороны, Вадик и себя заодно подставил, разве нет?

– Да ничего я не перепутала! Хочешь – проверь! – Жанка сунула кассету в видеомагнитофон.

Ну что ж, придется идти к Вадику – разбираться. И если он не уехал снимать городские новости, крупного выяснения отношений нам не избежать. Прихватить, что ли, Жанку в качестве арбитра?

– Ладно, пошли со мной, – попросила я Жанку.

– Куда еще? – насторожилась она. Наверное, испугалась, что я заманиваю ее на ковер к Краснопольскому.

– Да, к Вадику, всего лишь к Вадику, – успокоила я ее. – Хочу поставить этому ханже окончательный диагноз, а ты будешь мне ассистировать при вскрытии.

– Сестра – тампон? Сестра – пинцет? – понимающе хмыкнула Жанка и спровадила в рот очередную вриглю.

Вадик обнаружился на третьем этаже, в курилке возле буфета. Сидел на перевернутом ящике из-под стеклотары с сигаретой на отлете и меланхолично пощипывал свой модно недобритый подбородок.

– Спроси его про кассету, – пихнула я в бок Жанку.

– А ты что, не можешь?

– Спроси!

– Ах принципы-принципы… – прогнусавила Жанка и подплыла к Вадику. – Вадик, ты мне кассету вчера приносил?

– А что? – Вадик поднял на нее глаза, грустные-грустные, как у потерявшегося спаниеля.

– А то, что на ней ничего нет! – выпалила Жанка.

– Этого не может быть. – Вадик стряхнул пепел в поллитровую банку на полу. – Я проверил, там все было в порядке. Ты ничего не перепутала?

– Ну вот, опять я крайняя! – распалилась Жанка. – Кассета пустая, пойдем покажу!..

– Так, может, это другая кассета? – Вадик невозмутимо затянулся.

– Какая еще другая? Ты ее на стол положил? Скажи, на стол?

– Ну на стол, и что дальше? – Вадик смял сигарету о дно банки и проворчал раздраженно: – И покурить-то не дадут спокойно!

– Что дальше, что дальше? – продолжала наскакивать на него Жанка. – А то, что вы из меня козла отпущения хотите сделать!

– Не козла, а козу, – все так же меланхолично поправил ее Вадик, поднялся с ящика и потопал прочь.

Жанка было ринулась за ним, но я ее осадила:

– Стой, Хвостова, я, кажется, все поняла!

– Что ты еще поняла? – подпрыгнула Жанка.

– Это действительно не та кассета…

– Ну вот, я же сказала, что буду крайняя! – От обиды Жанка стала пунцовая, как помидор.

– Но ты тут ни при чем. – У меня возникло желание погладить ее по кудлатой голове, как маленькую девочку, которую ни за что поставили в угол. – Это я виновата. Я отдала эту кассету Мажору!

– Зачем?! – Прилившая к Жанкиному лицу краска начала выцветать буквально на глазах.

– Да не специально. Случайно. – Я со вздохом устроилась на освободившемся ящике из-под стеклотары. – Один тип на кладбище подсунул мне эту дурацкую кассету. Просил передать Мажору. То есть человеку, который за ней придет. Ну, оказалось, что это Мажор. Ну а когда он пришел, ты сразу собак на него спустила, а я впопыхах всучила ему не ту кассету…

– Ну я же сказала, что во всем виновата! – привычно заскулила Жанка и тут же осеклась: – Значит, пустая кассета предназначалась Мажору?

– Выходит! – Я взъерошила волосы, а взъерошить следовало бы мозги. – Только на кой черт организовывать такой саспенс при передаче совершенно пустой кассеты? На кладбище, в колумбарии… – А про себя подумала, ладно бы еще ее взрывчаткой начинили, так нет же. Жанка-то, слава богу, живая и очень даже упитанная.