Текст книги "Красное бикини и черные чулки"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 21

Я, сложившись пополам, копалась под капотом, Жанка топталась рядом и нервно почесывалась.

– А Краснопольский? – ныла она.

– Видишь, его тачки нет? – Изо всей дури дергала я за проводки, указанные мне Прониным. – Уехал он куда-то!

– А вернется, что тогда?

– А про Левашовскую ты слышала? – Оставив капот открытым, я ринулась за руль, повернула ключ, «Варвара» подала голос, но тут же заглохла. – По моей команде подергаешь там проводки! – велела я Жанке, высунувшись из двери.

– А током не шарахнет? – поджала она хвост.

– Не шарахнет, – заверила я ее, с трудом сдерживая желание добавить, что некоторым будет только полезно получить небольшой разряд. Может, мозги на место встанут.

Не поверите, но с Жанкиной помощью машина завелась с пол-оборота. Первый случай в моей жизни, когда от этой растрепы хоть какая-то польза. Обычно больше вреда. На то она, видно, и дружба, чтобы терпеть возле себя того, кого по всем законам логики следовало бы гнать поганым веником. А про любовь я вообще молчу. И за примером далеко ходить не надо. Взять все ту же Жанку с ее несравненным маринистом.

– Теперь руки бензином воняют, – пожаловалась Жанка, загружаясь в машину.

– Бензином это что, – зыркнула я на нее, трогая свою калеку с места. – А как насчет крови?

– Ты что? Ты что? – всполошилась Жанка.

– А про Левашовскую слышала или уши у тебя заложило? – Я вовсю давила на газ. – А про стриптизерку Маню не забыла?

– Ну и что? – протянула басом Жанка. – А мы тут при чем?

– А при том, что с головой у Мани и так было нехорошо, а после нашей передачи и того хуже стало! Дальше… Кошмаров, между прочим, интересовался по телефону, прибыл ли на Левашовскую судмедэксперт. А судмедэкспертов на трупы вызывают. На трупы!

– Да с чего ты взяла, что это именно Маня? – уперлась Жанка, а глазки-то у самой забегали. – Левашовская улица длинная, на ней полно домов. А сколько там алкашей! Какой-нибудь заснул в сугробе по пьяни – вот тебе и труп.

– А спасти его никто и не спас, – продолжила я Жанкину мысль. – Не было у него, видать, поклонницы таланта.

Только я намекнула на Порфирия, так Жанка сразу вся напряглась и полезла в свой картофельный мешок за мобильником. До самой Левашовской держала его возле уха, но ответа так и не дождалась. То ли выпущенный из СИЗО Порфирий еще не успел до дому добраться, то ли побежал на радостях бутылку покупать.

– Ну смотри, смотри, у того же дома – народ! – вскричала я и резко нажала на тормоза. Машина на льду пошла юзом и чуть не врезалась в фонарный столб, ну буквально в нескольких сантиметрах остановилась.

– Ну, сейчас бы точно два трупа было! – Жанка повернула ко мне перекошенную от страха физиономию.

Что касается меня, то я даже испугаться не успела, сразу выскочила из машины и уставилась на окна, за которыми в прошлый раз Маня демонстрировала свои прелести. Сейчас они были задернуты, а кучковавшиеся во дворе зеваки даже на них и не смотрели. Зато что-то живо обсуждали.

Я со всех ног кинулась к стоящей с краю благообразной старушке и выдохнула на бегу:

– Что случилось?

– Да девку тут убили, – с готовностью отозвалась старушка. – Срамная была, голяком выставлялась. Вот и довыставлялась.

– Это Маня, – сказала я и тихо рухнула в сугроб.

– Маня, Маня, – кивнула старушка и поджала губы.

– Это Маня, – повторила я специально для подоспевшей Жанки, после чего она растянулась рядом со мной, поскользнувшись.

– Это точно? – поморщилась она, потирая филейные части, и вдруг заметила того самого пацана, который давал ей разъяснения в тот вечер, когда Маня еще живая и здоровая (ну, если не брать во внимание ее голову) маячила в окне. – Эй ты, что тут у вас стряслось?

– Маню, – малец обхватил ладонями собственное горло и красноречиво высунул язык, – Маню прикончили. – И радостно сообщил: – Маньяк, говорят.

– Ладно, иди Гарри Поттера читай, – спровадила его Жанка и погрузилась в глубокую задумчивость. Я хорошо знала, какие мысли омрачают ее чело. Не по Мане она скорбела, а об участи Порфирия переживала. Прикидывала, каким боком может ему прийтись безвременная Манина кончина.

– Ну вот, теперь мы в дерьме по самые уши, – подвела я печальный итог.

– Так уж и по уши, – слабо возразила Жанка и стала шарить вокруг себя, дотянулась до отлетевшей в сторону сумки, снова схватилась за мобильник и ну вызванивать Порфирия.

– Может, его еще и не выпустили, – предположила я, – мало ли что Кошмаров сказал. Там небось прежде целый ворох бумаг оформить надо. Контора-то пишет.

– Хорошо, если так, – мечтательно закатила глаза Жанка и, постанывая, поднялась с колен. – А то опять все на него свалят.

Жанка зрела в корень, а потому мне трудно было с ней не согласиться. А через минуту в голове моей созрело единственно правильное при подобных обстоятельствах решение:

– Ладно, поедем к твоему Порфирию, проверим. Может, он просто дрыхнет и не слышит звонка?

– Поедем, поедем!.. – горячо подхватила Жанка и запрыгала на одной ножке от возбуждения.

– Только если машина заведется, – слегка охладила я ее пыл.

– Пусть только не заведется! – Жанка чуть ли не по локоть закатала рукава своей кацавейки. – Покажи-ка мне еще разок, за что там дергать…

– Ага, дерни за веревочку, дверь и откроется. – Расквашенный нос несчастной «Варвары» вызвал у меня острый приступ жалости к себе. – Подожди, может, так заведется?

«Варвара» прониклась ко мне сочувствием и завелась. Со второй попытки.

* * *

Порфирия дома не было. Открывшая дверь его квартиры своим ключом Жанка обнюхала все углы, зачем-то заглянула в диван и развела руками:

– Непохоже, чтобы он здесь появлялся.

Что касается меня, то я вообще не имела сколь-нибудь определенного мнения на сей счет по той причине, что Порфирьева берлога сильно напоминала стоянку первобытного человека. А их возраст, как известно, определяется археологами и достаточно приблизительно, плюс-минус пять веков.

– Может, у соседей спросить? – пожала я плечами.

– Да какие тут соседи, – с досадой отмахнулась Жанка, – сплошные алкаши!

Ну да, а Порфирий-то у нас «прынц» крови, как я забыла.

– Ничего, сейчас все выясним, – пообещала я Жанке и двинулась вниз, во двор, прямиком к синей жестяной палатке с лапидарной вывеской «У Зои», в окошке которой обнаружился усатый парубок с рыжим чубом.

– А где Зоя? – спросила я у него, сама не знаю зачем.

– Какая еще Зоя? – уставился на меня парубок не то чтобы очень дружелюбно.

Оставив в стороне риторические вопросы, я приступила к делу:

– Знаешь художника из этого дома? Ну, его еще все Порфирием зовут.

– Да кто ж его не знает, – хмыкнул парень и тут же насторожился: – А что такое?

– Не появлялся он здесь сегодня? А то жена его ищет, – кивнула я на Жанку.

– Вот эта? Его жена? – Парубок воззрился на зардевшуюся Жанку и взлохматил свой рыжий чуб. – Да околачивался здесь с утра, бутылку выклянчивал. В долг. Только я таким не подаю.

Кровь отлила от Жанкиного лица. «Был, с утра», – пошевелила она губами.

– Ну и куда он мог подеваться? – осведомилась я у нее.

– Без понятия, – помотала она головой, а потом тихо спросила саму себя: – А может, на Краюхе?

И мы понеслись на Краюху, благо «Варвара» демонстрировала исключительную покладистость и снова завелась без каких-либо ухищрений с нашей стороны.

Да, надо же вас просветить насчет местечка, в которое мы направились, хотя бы телеграфным стилем. Так вот, к вашему сведению, Краюха – это пятачок в районе улицы Крайней, на котором собираются наши местные мазилки вроде Порфирия с корыстной целью впарить какому-нибудь растяпе свои сомнительные шедевры. Вернисаж, одним словом. Уж не знаю, много ли они таким образом зарабатывают, но морды у них всегда красные, а над Краюхой висит густой смог от перегара.

И в этот раз все было как всегда. Ну, по части красных рож и алкогольного смога. Вот только Порфирия мы так и не нашли, хотя и исходили Краюху вдоль и поперек. Поскольку покупателей было раз, два и обчелся, мы с Жанкой пользовались особенной популярностью у художников. Они нас без малого на куски не порвали, зазывая полюбоваться своими творениями. А видели бы вы, как потускнели их одухотворенные физиономии, когда выяснилось, что мы всего-навсего ищем Порфирия.

– Не было сегодня, – прошамкал беззубый живописец в латаном тулупе. – И вообще он на этой неделе не появлялся.

Жанка пригорюнилась и смахнула варежкой набежавшую слезу, а я посмотрела вдаль, на смрадно дымящие трубы городской ТЭЦ, и подумала, что Порфириево дело – труба. Заметет его Кошмаров. Как пить дать заметет.

На обратном пути по многочисленным Жанкиным просьбам мы снова заехали к Порфирию. Жанка опять обнюхала углы его квартиры, заглянула в диван и на антресоли, после чего мы, совершенно понурые, вернулись на службу к самому концу рабочего дня. Но быстро воспряли духом, когда узнали, что Краснопольский на совещании у губернатора и вряд ли появится раньше завтрашнего утра.

– Хоть тут повезло, – вздохнула Жанка и бедной родственницей умостилась на стуле. Поводила ручкой по листу бумаги и подняла на меня несчастные глаза. – Марин, может, мы еще раз к нему съездим?

– К Порфирию, что ли? Мы же только оттуда!

– Ну, Мариночка, ну, пожалуйста, – заскулила Жанка, – ну мы должны его хотя бы предупредить, прежде чем к нему Кошмаров заявится…

– А Краснопольский, которого ты так боишься? – напомнила я Жанке. – У нас же работы непочатый край! И потом, твоего Порфирия с собаками не сыщешь… Где его носит, спрашивается? Ведь как нарочно! Как он теперь от Маниного трупа отвертится?

– Да не он это, не он! – То ли от слез, то ли по причине банального насморка у Жанки заложило нос, и теперь она трубила, как слониха.

– А доказательства? – встала я на позиции следователя Кошмарова.

– Да какие, к черту, доказательства! – Жанка закачалась на стуле из стороны в сторону, как при зубной боли. – Я просто знаю, что он на такое не способен!

– Ну это очень убедительное алиби, – скептически отозвалась я, хотя в глубине души была солидарна с Жанкой. Порфирий, конечно, пьянь несусветная и сильно усложняет Жанкину жизнь, а заодно и мою, но впечатления городского сумасшедшего не производит. На кой, спрашивается, черт ему убивать какую-то Маню, когда он и так под подозрением? И к тому же только что выпущен из СИЗО под подписку о невыезде? Да распоследний маньяк бы как-нибудь смикитил, что сам себе могилу роет.

– Да ладно тебе, кончай реветь, – я сунула Жанке носовой платок, – так и быть, съездим мы к твоему Порфирию еще раз, только прежде ко мне ненадолго заскочим. Поесть, переодеться…

– Ага, конечно, заскочим. – Жанка перестала хныкать.

Потом мы быстро собрались и отчалили, а по дороге остановились возле гастронома и купили две пиццы, чтобы по-быстрому приготовить их в духовке.

Пока я переодевалась, Жанка орудовала на кухне, так что уже через четверть часа мы бодро перекусывали. И уже собирались закругляться, когда нашу скромную трапезу прервал резкий звонок в дверь.

Тяжко вздохнув, я вылезла из-за стола и поплелась в прихожую. Жанка, дожевывая на ходу пиццу, потащилась за мной. Она же первой осведомилась: «Кто там?» – «Откройте, пожалуйста», – попросился подозрительно вежливый мужской голос. Жанка глянула в глазок и стремительно распахнула дверь, даже не удосужившись испросить на то моего хозяйского разрешения.

Тусклая лампочка с пыльного потолка лестничной площадки скупо осветила высокую фигуру в длинном пальто. Фигура переминалась с ноги на ногу и сжимала в руках хрустящий целлофановый куль. В ноздри мне ударил сладковато-приторный запах. Так и хочется сказать тления. Я невольно отступила назад и зажала рот ладонью, чтобы не заорать от ужаса: из целлофана нагло и беспардонно торчали белые лилии!

ГЛАВА 22

Эти белые лилии так меня ошарашили, что я не сразу сообразила, что тип, который их принес, мне смутно знаком. И вел он себя как-то странно для маньяка. Во-первых, поздоровался. Во-вторых, извинился за внезапное вторжение. Одного только и не хватало, чтобы, руководствуясь гуманными соображениями, он взял на себя повышенные обязательства задушить меня быстро и безболезненно. По высшему разряду.

Не поверите, но у него хватило наглости с улыбкой протянуть мне свой жуткий букет:

– Кажется, это вам.

И скромно застыть в дверях с совершенно невинным и как бы даже смущенным видом.

После такой преамбулы я совершенно лишилась дара речи, а Жанка, судя по всему, намеревавшаяся заорать дурным голосом, вместо этого громко закашлялась и неожиданно стала синеть.

– Что это с ней? – обеспокоился смутно знакомый мне маньяк.

Я только клацнула зубами, как компостер, и издала невнятное мычание. А Жанка все синела и синела, ну точно море на картинах ее возлюбленного неудачника, и уже начала оседать на пол.

Пока я соображала, что бы это значило, проявивший невиданную прыть маньяк отбросил в сторону лилии и буквально в последнюю секунду подхватил уже готовую грохнуться навзничь Жанку. Да она подавилась пиццей, дошло наконец до меня, после чего я, не теряя ни минуты, принялась изо всех сил колошматить Жанку по спине.

Жанка слегка порозовела лишь после того, как я об нее отбила обе ладони, открыла глаза, сделала судорожный вздох и томно уставилась на сжимающего ее в своих объятиях маньяка. Я тоже пригляделась к нему повнимательнее и вспомнила. Да это же хозяин того самого «Мерседеса», которому я бампер раскурочила! Явился, значит, по мою душу. Сейчас начнет требовать возмещения ущерба, а я по сию пору не удосужилась раздобыть денег. Совсем замоталась. Ну ладно, как бы там ни было, а он имеет право на сатисфакцию, вот только при чем тут белые лилии, мне все еще невдомек.

– Надо бы ее куда-нибудь положить. – Маньяк из «Мерседеса», похоже, притомился держать обмякшую Жанку, что, впрочем, неудивительно при ее-то статях.

– Там диван, – я махнула рукой в направлении комнаты.

Тогда он поднатужился, как бурлак на Волге, и поволок Жанку к дивану. Вперед ногами, потому что развернуть ее в тесной прихожей, не разворотив при этом стен, было технически невозможно. Я шла сзади и на всякий случай поддерживала Жанкину голову. Вдруг как не донесет, уронит. Однако владелец «Мерседеса» оказался на редкость крепким парнем и доставил Жанку к месту назначения в целости и сохранности. Положил на диван и только после этого перевел дух.

– Может, ей «Скорую» вызвать?

Я присела на диван рядом с Жанкой, которая к этому моменту выглядела вполне прилично, и переадресовала этот вопрос ей.

Жанка слабым голосом отказалась. А я хотела было посоветовать ей в другой раз не болтать с набитым ртом, но сдержалась. Чтобы не задевать ее самолюбия в присутствии посторонних.

Теперь, когда Жанкиной жизни уже ничто не угрожало, можно было и с типом из «Мерседеса» разобраться. Что я и сделала.

– Ну хорошо, допустим, вам надоело ждать! – завелась я с пол-оборота. – Допустим, у вас лопнуло терпение! Но лилии-то при чем?

– Что? – Этот субчик захлопал подозрительно честными глазами. – Я не понимаю…

– А что тут понимать? – подбоченилась я. – Зачем вы притащили мне этот надгробный венок?

– Я? Притащил? – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Да ничего я не тащил! Цветы лежали на лестничной площадке, прямо под вашей дверью. Я всего лишь их поднял. И передал по назначению. То есть я так думал, что по назначению, а теперь уже и не знаю…

– Он думал… – пробурчала я. – А нечего думать! И передавать всякую гадость не надо. Вас что, мама в детстве не учила ничего не поднимать с полу?

Тип из «Мерседеса» так растерялся, что даже заикаться стал:

– Да что… Что я такого сделал? Ведь все так и было, как я говорю. Я приехал сказать, чтобы вы не беспокоились, что я заменил этот чертов бампер… А эти цветы… Я их даже не сразу увидел в полумраке. И… И наступил на них, кажется. Слышу, хрустит что-то. Наклонился – лилии. Ну и поднял, чтобы не растоптать.

– Так… Красное исподнее уже было, черные чулки тоже, теперь вот, нате вам, белые лилии… – загибала я пальцы, глядя на Жанку. – Что же, мне в следующий раз ореховый гроб под дверь поставят?

А Жанка, как будто и не умирала каких-нибудь пять минут назад, молниеносно подхватилась с дивана:

– Это не Порфирий! Голову даю на отсечение: он тут ни при чем!

– А кто? – Меня уже трясло от Жанкиной повернутости на этом жалком пачкуне. – Может, ты мне все-таки скажешь, кто?

– А ты! Ты!.. – Жанка была уже не синяя, а красная, как злополучное гипюровое бикини, подброшенное к моим дверям первым номером. – Ты совсем как Кошмаров! Только и мечтаешь Порфирия засадить! Ну что он тебе сделал, скажи, пожалуйста? Ведь безобиднейший человек, сроду муху пальцем не тронул! Что ты к нему привязалась, а? А хочешь, я скажу, в чем дело? – Жанка вскочила с дивана и пошла на меня, повиливая задницей. – У тебя сейчас сексуальный простой. А раз ты без мужика, то и я должна быть одна-одинешенька. Вот поэтому Порфирий тебе как кость в горле!

– Дура! – припечатала я Жанку. – Дубина стоеросовая! – И малодушно поискала сочувствия у невольного зачинщика всей этой смуты – типа из «Мерседеса»: – Нет, но что она плетет? Что она такое плетет?

Тип из «Мерседеса» только беспомощно развел руками и бестолково заморгал.

Моргать ему, кстати говоря, пришлось еще довольно долго. Пока мы с Жанкой бегали по комнате и надрывали глотки, тщетно стараясь переорать друг друга. При этом Жанкина ария сводилась к восхвалению забулдыги-мариниста, а моя – к обратно противоположному. Жанка так разорялась, что охрипла первой и к концу дискуссии надсадно сипела. Я тоже выдохлась и посчитала за лучшее заключить непродолжительное перемирие. Правда, какое-то время мы еще метали друг в дружку испепеляющие взгляды, а присутствующий при этой дуэли тип из «Мерседеса» только растерянно озирался и выглядел полным болваном.

– Собирайся, поехали, – скомандовала я после передышки.

– Куда? – набычилась Жанка.

– Куда ты просила, к Порфирию. Или ты уже передумала?

У меня были подозрения, что после случившегося Жанка дезавуирует свою прежнюю просьбу, но она, ни слова не говоря, натянула на себя ондатровую кацавейку, нахлобучила берет и застыла в прихожей в позе оскорбленной добродетели.

И «Варвара» туда же, забастовала. Так и не завелась, сколько я ни дергала за проводки.

Я злобно посмотрела на Жанку. Вообще-то я не очень верю во всякие там мистические штучки, но в тот момент у нее были явные неполадки с так называемой энергетикой. В связи с чем у меня возникли серьезные опасения насчет Варвариной электропроводки. Как бы она окончательно не вышла из строя.

– Что, не заводится? – участливо осведомился за моей спиной тип из «Мерседеса», которого мы с Жанкой чуть не затоптали на лестнице, когда неслись вниз, попутно переругиваясь. Оказывается, он еще не уехал. – Могу подвезти, если надо.

Я огляделась и увидела протараненный мной «Мерседес». А он, надо признать, выглядел как новенький. В отличие от моей «десятки», между прочим.

– Пожалуйста, – услужливо распахнул лаковую дверцу этот необъяснимо любезный субъект, уж не помню, как его звать-величать. Не маньяком же, раз лилии не его. И для «нового русского» какой-то он не такой. Мало того, что не вытряс из меня душу из-за своего сивого «мерина», так еще и явился сообщить, чтобы я не беспокоилась по пустякам, если не врет, конечно. В «старые», знамодело, его тоже не запишешь, поскольку те не рассекают российские хляби на навороченных иномарках. Может, он новейший, а? Тем более что наиболее оголтелые апологеты всеобщей капитализации рубахи на себе рвут, доказывая, что придут-де и такие, сплошь меценаты да благотворители. Мол, наши нынешние жлобы в них переродятся после того, как умаются воровать. Осталось только немного подождать, когда они нас обдерут окончательно, а уж потом непременно облагодетельствуют. Дайте только срок.

Про визитную карточку, которую этот нувориш всучил мне после нашего памятного посещения автосервиса, я вспомнила, уже устроившись на кожаном сиденье. Куда я ее дела? Еще и Жанка тогда мне, кажется, зачитывала, что там было написано, но я все пропустила мимо ушей.

– Итак, куда едем? – осведомился Новейший.

– На Новостройку, – недовольно пробурчала Жанка, отвернулась к окну и больше за всю дорогу слова не сказала. Как же, как же, я посмела оскорбить подозрениями ее запойную святыню.

Дальше командовала я. Говорила, куда поворачивать, подсказывала, где лучше притормозить, чтобы в темноте не оторвать новый бампер на какой-нибудь особо выдающейся колдобине. Новейший был паинькой и во всем слушался меня. В результате до места мы добрались без потерь, что само по себе неплохо, учитывая из рук вон хреновое состояние уездных дорог.

– Может, вам нужна помощь? – поинтересовался Новейший, когда мы с Жанкой вывались из его роскошного авто!

– Сами обойдемся, – прошамкала Жанка в воротник своей кацавейки.

– Тогда, если хотите, я вас подожду, – тут же вызвался он.

Я несколько удивилась, но жеманиться не стала. А как еще мне из этой дыры потом выбираться прикажете? Автобуса не дождешься, такси не поймаешь.

– Тоже мне – рыцарь без страха и упрека, – фыркнула Жанка уже в подъезде вонючей Порфирьевой пятиэтажки.

– Что-то ты не очень возражала, когда он тебя на руках таскал, – не преминула я освежить девичью Жанкину память.

Жанка не нашла веских возражений, только зашмыгала носом.

* * *

Берлога Порфирия по-прежнему напоминала стоянку первобытного человека. Только на этот раз первобытный человек был на месте. Валялся на продавленном диване и мерно похрапывал, распространяя по комнате спиртосодержащие миазмы. А вокруг грязные носки валялись вперемешку с засохшими тюбиками краски, вдоль стен громоздились бессмертные творения мастера в подрамниках и без оных, а на хромоногом столе у окна красовался натюрморт из пустой водочной бутылки, банки из-под кильки и зачерствевшей буханки хлеба.

– А что, – подмигнула я Жанке. – Очень даже подходящая жилплощадь для того, чтобы свить уютное воронье гнездышко!

Она же, недовольно поморщившись, бросилась к Порфирию и начала хлестать его по щекам, совсем как я ее, когда она подавилась.

– Порфирий, проснись! – приговаривала эта идиотка. – Проснись, Порфирий!

Пьяный в стельку Порфирий, само собой, и бровью не повел. С тем же успехом она могла бы и покойника будить.

Я от нечего делать расхаживала по грязной берлоге уездного Айвазовского и рассеянно разглядывала натыканные во всех углах шедевры, которые отличались редкостным однообразием. Повсюду морские волны с пенными гребешками, явно срисованные с речки Вонючки. Уж лучше б он голую Жанку малевал. Или какие-нибудь лиловые абстракции с глазами на коленках. Потому что пейзажи и всякий там прочий реализм сейчас и даром никому не нужны.

Хорошо, что Шишкин не дожил до наших дней, а то бы его обсмеяли за медведей. А «Утро в сосновом лесу» обозвали примитивным лубком. Ну кто же так рисует, что и фантазии разгуляться негде? Нет чтобы как-нибудь аллегорически, со скрытым подтекстом, с зашифрованными фаллическими символами и прочими штучками-дрючками. Впрочем, еще и неизвестно, как все с Шишкиным в конечном итоге-то обернется. Лично я зуб не дам за то, что однажды не сыщется какой-нибудь деятель и не объявит: дескать, Шишкин он хоть и сосенки рисовал, а подразумевал сами знаете что. О чем не говорят, о чем не пишут в школе.

Но Порфирий опять-таки даже и не Шишкин, не говоря уже о Малевиче, и его мазню уж точно никто не станет рассматривать с лупой, чтобы разглядеть в пенных волнах фрейдистские мотивы. А ведь можно, было бы желание. Главное – дело это не пыльное и ответственности никакой. Поскольку на любое возражение всегда имеется достойный ответ: а вот трактовка у меня такая, и все тут. Да-а, не ту я себе стезю выбрала, ох не ту. Но ничего, вот попрет меня Краснопольский с телевидения, сразу переквалифицируюсь.

Или вот еще отличная работенка – политология. Сидишь себе в тепле и предсказываешь, кто на следующих выборах победит. Вроде экстрасенса, но посолиднее. Что, думаете, не прибыльно? А чего ж их тогда, этих политологов, как собак нерезаных, и все гладкие, ровно коты на мясокомбинате? Не верите, включите вечером телевизор и…

Впрочем, боюсь, что в обозримом будущем мне не удастся довести свою глубокую мысль до логического завершения по причине в высшей степени уважительной и даже, не побоюсь этого слова, экстраординарной. Жанка, которая до сего момента без устали трясла спящего Порфирия, вдруг закатила глаза и издала душераздирающий вопль:

– Да он же мертвый!