Текст книги "Красное бикини и черные чулки"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 5

Честно признаюсь, я не хотела идти на похороны Пахомихи. Это Жанка меня уговорила. Дескать, мое отсутствие будет выглядеть как вызов и даст повод к лишним пересудам. Хоть я и считала, что вызовом будет как раз мое присутствие, поскольку все знают, что мы с Пахомихой друг дружку на дух не выносили, в конце концов согласилась. Впрочем, я собиралась ограничиться только гражданской панихидой, тем паче что проходила она в конференц-зале Дома радио, а на кладбище не ехать, но мои планы смешала все та же Жанка.

Ну, во-первых, сама она на панихиду и не пришла. Я чуть шею не вывернула, высматривая ее, а она заявилась в самый последний момент, когда уже гроб на улицу выносили. Какая-то красная, распаренная, будто из бани, расхристанная и с размазанными глазами.

– Ты где была? – притиснулась я к ней, с трудом пробившись сквозь ряды зевак, явившихся поглазеть на усопшую Пахомиху.

Но Жанка так и не успела ничего мне толком объяснить, потому что к нам подлетела грудастая Нонна, всучила тяжеленный венок с черной лентой «от коллектива» и тут же скрылась в толпе. Пришлось нам волочь его до автобуса, возле которого, как выяснилось, нас поджидал очередной распорядитель – незнакомая молодайка в большой лисьей шапке.

– Так, – сказала она деловито и поправила свой то и дело налезающий на глаза малахай, – это будет ваш венок. Вы теперь за него отвечаете.

Мы с Жанкой растерянно переглянулись, а молодайка спрыгнула с подножки и усвистала в неизвестном направлении.

После такого строгого предупреждения Жанка решительно воспротивилась моему намерению улизнуть:

– Ты что, хочешь всю ответственность на меня свалить?

А тут еще, как нарочно, пока мы с Жанкой пререкались, в автобус народу битком набилось, и все с венками, так что к выходу мне пришлось бы по головам выбираться. Короче, смыться мне не удалось.

До самого кладбища я и словом с Жанкой не обмолвилась, хотя, уж поверьте, мне было, что ей сказать. Жанка, улавливая исходящие от меня отрицательные флюиды, тоже рта не раскрывала, сидела вся из себя печальная и придерживала рукой венок, перегородивший пол-автобуса.

Северное кладбище старинное и привилегированное, чуть не в центре города, но ехали мы долго и медленно, буквально ползли, так что я чуть не заснула. А все потому, что впереди шел катафалк, а покойников, как известно, с ветерком не катают. И вообще процессия получилась длинная, одних автобусов полтора десятка, а еще целая кавалькада легковушек, среди которых на повороте я безошибочно угадала серебристый джип Краснопольского. В результате, когда колонна наконец остановилась, наш автобус оказался чуть ли не в километре от кладбищенских ворот, и нам с Жанкой пришлось волоком тащить венок по сугробам.

А неподалеку от свежевырытой могилки нас уже поджидала недовольная молодайка в лисьем малахае:

– Ну наконец-то! Куда вы пропали?

– Отдай ей венок, пусть сама таскает, – проворчала я Жанке на ухо.

Но пока эта дура чухалась, лисий малахай успел раствориться в толпе скорбящих.

– Это что еще за командирша? – спросила я пробегавшую мимо Нонну.

– Родственница, – тихо потупилась та, – жена бывшего Олиного мужа.

Понятно. А вон тот верзила возле гроба с нарочито траурной физиономией, наверное, как раз и есть тот самый бывший муж.

Я закрыла глаза и попыталась представить собственные похороны в контексте вновь открывшихся обстоятельств. Ведь у меня одних официальных мужей трое было, а сколько гражданских! И если им всем, не дай бог, вздумается распоряжаться на моих поминках, мордобоя не миновать.

Стоп. А у Пахомихи, по сообщениям сарафанного радио, еще и любовник имелся. Якобы высокопоставленный. Ну тот, кто ей задницу прикрывал, когда она в своих репортажах что-нибудь перевирала, а случалось такое нередко.

– Эй, – шепнула я Жанке, – как ты думаешь, а тот, что то ли из мэрии, то ли из областной администрации, тоже здесь?

– Здесь, не здесь, без понятия. Но он не из администрации, а из мэрии.

– Откуда знаешь? – Я прикрыла рот ладонью, потому что на нас уже стали оглядываться и шикать, как в театре.

– Да потому что она в Голландию ездила в составе делегации от мэрии, – проскрипела мне в ухо Жанка. – Якобы за передовым муниципальным опытом. Только вряд ли они оттуда чего путного привезли, акромя СПИДа… Ой, посмотри, кто там, возле елки! Мажор! С камерой!

Я посмотрела. Точно, Мажор. В дорогой дубленке, но без шапки. А рядом оператор с камерой снимает похороны. Значит, жди репортажа на Центральном телевидении. Сегодня вечером или завтра утром. Шустрый мальчик, ничего не скажешь, а ведь еще чуть больше года назад был у меня на побегушках, бестолково хлопал ресницами и тушевался по поводу и без повода. До сих пор не пойму, как и с чьей помощью он пролез в собкоры по области, но факт остается фактом: вчерашний практикант и неумеха Петя Самохвалов по прозвищу Мажор ныне удостаивает нас с Жанкой только небрежным кивком головы. И то через раз.

Мероприятие между тем подходило к логическому концу. Мы с Жанкой кое-как пристроили к месту свой неподъемный венок. Начали прощаться. Коротко и суховато выступил Краснопольский. А может, и не суховато, просто я была настроена услышать знаменитое «нелепая смерть вырвала из наших рядов…», но так и не услышала. Последнее «прости» произнесли родственники в лице долговязого бывшего мужа и его новой жены в лисьем малахае. После чего над кладбищем повисла тишина, внезапно и беспардонно нарушенная веселым мотивчиком из Жанкиного картофельного мешка. Вот раззява, не догадалась выключить свой мобильник!

Все, конечно, как по команде, уставились на нас с Жанкой, а эта солоха вместо того, чтобы смутиться и покраснеть, преспокойно достала трубку и приложила ее к уху. Мурлыкнула «але» и… расцвела. Я ее под локоть толкаю, а она себе улыбается. Счастливая такая, будто миллион в лохотрон выиграла.

– Хвостова, ты на кладбище, веди себя прилично, – напомнила я ей.

Жанка спохватилась, сунула мобильник в свой картофельный мешок и ну головой вертеть по сторонам. Потом долго, сощурившись, внимательно разглядывала какую-то березку. Я тоже присмотрелась и кого бы вы думали увидела? А следователя Кошмарова! Он стоял поодаль, сунув руки в карманы старой залоснившейся на швах дубленки. Насупленный и недвижный, как надгробие.

Признаться, сначала я удивилась, а потом вспомнила, что в детективах следователи всегда ходят на похороны жертв преступления в надежде по каким-то им одним ведомым признакам вычислить убийцу в толпе провожающих в последний путь. Да, но как же тогда Порфирий? Он ведь сейчас в СИЗО, и, как я поняла, в прокуратуре на него серьезные виды. Может, Кошмаров подозревает, что у мариниста имелся сообщник? Или сообщники? А еще вернее, сообщницы? В чьем лице, наверное, уточнять не стоит, и так понятно.

Я хотела поделиться посетившими меня безрадостными мыслями с Жанкой, но почему-то не узрела ее поблизости. Вот ведь только что здесь была, и вдруг нет. Куда подевалась? Я незаметно отошла в сторонку, памятуя, что большое видится на расстоянии. Бесполезно – Жанка как сквозь землю провалилась.

У меня еще, правда, оставалась надежда обнаружить ее за кладбищенской оградой, у автобусов, но и она не оправдалась. Озадаченная, я вернулась на работу в компании Нонны, которая всю дорогу рассказывала мне, в каком сложном материальном положении в данный момент находится наша телекомпания. Я особенно не следила за ходом ее рассуждений, но какой-то намек уловила. Может, я и ошибаюсь, но мне отчего-то показалось, что наши коммерческие трудности она связывала с безвременной кончиной незабвенной телезвезды губернского масштаба.

* * *

В тот день на работе Жанка так и не появилась. И не она одна. Многие отправились на поминки, устроенные в каком-то кафе. Я немного поболтала с помощником режиссера Ниночкой, которая не ходила на похороны, и тоже слиняла домой. Хотела позвонить Жанке, но после ужина меня сразу заклонило в здоровый сон. Я с удовольствием плюхнулась в кровать и с головой накрылась одеялом.

А утром мне позвонил следователь Кошмаров и пригласил заехать в прокуратуру для разговора.

– Хорошо, – прошамкала я полным зубной пасты ртом, сильно заинтригованная таким поворотом событий. С чего это я ему так срочно понадобилась? Опять будет насчет Порфирия пытать? Так это не ко мне, а к Жанке.

Да, кстати, может, он и ее вызвал. Я попробовала связаться со своим «задрипанным павлиньим хвостом», но мне это не удалось. Жанкин домашний телефон упорно молчал, а мобильный она, как всегда, отключила из экономии. Оставался шанс выловить ее по рабочему, но не раньше половины десятого, а сейчас только восемь сорок.

Я дочистила зубы, наскоро перекусила, оделась и подкрасилась. Ровно настолько, чтобы не выглядеть бледной немочью, но в то же время и не резать глаз следователю Кошмарову. Машину, как всегда, заваленную снегом, чистить не стала, ну надоело уже, честное слово. Освободила только лобовое стекло, а на крыше оставила сугроб. Пусть следователь Кошмаров оценит мое рвение.

Но он его не оценил. То обстоятельство, что я возникла в его кабинете через какие-то полчаса после звонка, не произвело на этого дуболома ни малейшего впечатления. Он и посмотрел-то на меня мельком, только затем, чтобы убедиться, что это я, а не кто-нибудь еще.

– Вы меня вызвали, и я тут как тут, – намеренно подчеркнула я и положила перчатки на стол перед собой. Потом расстегнула пальто и закинула ногу на ногу. Следователь Кошмаров и бровью не повел. Долго ковырялся в каких-то бумажках и наконец разразился:

– Я бы хотел обсудить ваши отношения с потерпевшей Ольгой Пахомовой. Кажется, вы не очень ладили.

– А при чем тут… – Честно говоря, я растерялась. Потому что никак не ожидала ничего подобного. Я ведь была уверена, что он опять заговорит о Порфирии и о передаче.

– А что, вам неприятен этот вопрос? – сразу впился он в меня, как клещ.

– Почему неприятен? Совсем он мне не неприятен! Скорее непонятен!

– Я могу повторить. – Подумайте, какой въедливый!

– Да нет уж, не надо. – Мне вдруг страшно захотелось закурить. – У вас тут курят?

Получив утвердительный ответ (было бы странно, если бы он оказался отрицательным, учитывая, какую газовую атаку следователь Кошмаров устроил при первой нашей памятной встрече в кабинете у Краснопольского), я достала из сумки сигареты и щелкнула зажигалкой:

– Не знаю, кто вас просветил по этой части, но отношения с потерпевшей у нас были преотвратные. Мы друг друга терпеть не могли. Что вас еще интересует?

– Меня интересует, почему? – Следователь Кошмаров взялся за меня основательно. Уж не знаю, с чьей подачи.

– Почему?! – Странный вопрос! Почему две женщины ненавидят друг друга? По-моему, это ежу понятно, но следователь Кошмаров не еж. К сожалению.

– Ну да, в чем причина ваших разногласий?

– О господи! – Я окинула тоскливым взглядом кабинет следователя Кошмарова. Обстановочка там, надо заметить, была преунылая. – Причина наших разногласий – сугубо профессиональная. Ей почему-то казалось, что я затмеваю ее на экране. Вот и все. Как говорится, ничего личного.

– Ну а поподробнее. Я слышал, у вас даже драка однажды случилась… – Следователь Кошмаров продолжал демонстрировать поразительную осведомленность. Причем не сулящую мне ничего хорошего.

– Драка? – Я поняла, что стремительно теряю очки. – Ну уж прямо и драка. Так, небольшая размолвка. Опять же на сугубо профессиональной почве…

– Да? – Кошмаров как-то странно посмотрел на меня. – А у меня несколько иная информация из других источников. Что-то насчет мужчины по фамилии Дроздовский.

Нет, ну что за народ? Уже настучали. Кто, интересно? Грудастая Нонна или сплетницы из бухгалтерии? Да уж, дорого бы я дала, чтобы узнать, какими такими «источниками» пользовался Кошмаров. Хотя не так уж это и важно на самом деле. Разве кому-то докажешь, что все было совсем не так, как им хотелось бы.

Наверное, со стороны кому-то и могло показаться, что Пахомиха отбила у меня Дроздовского, ну, того, кто был перед Прониным. В действительности же я сама дала ему отставку, после чего он попытался вызвать у меня ревность, завязав с ней скоропалительный роман. Дроздовский демонстративно встречал ее на машине у Дома радио, дарил немыслимой величины букеты, а по ночам названивал мне и клялся в вечной любви. Спустя два месяца, убедившись наконец в моей непреклонности, Пахомиху он бросил, но нервы ночными звонками мне еще потрепал.

А теперь, оказывается, я должна объясняться по этому поводу со следователем прокуратуры.

– Не верьте, не верьте вы этим источникам. Дроздовский тут ни при чем. Она… Гм-гм, потерпевшая увела у меня оператора…

– Переманила, вы хотели сказать? – вкрадчивым тоном уточнил следователь Кошмаров.

– Если бы! – Воспоминание о той давней истории меня взволновало. – Если бы переманила, это бы еще куда ни шло. В конце концов, в творческих коллективах такая… м-м-м… конкуренция дело обычное. Но в интересующем вас случае все было по-другому. Так сказать, волевым решением. Поскольку потерпевшая, как вы ее называете, всегда имела большое влияние на наше начальство в лице небезызвестного вам господина Краснопольского, то мой оператор был прикреплен к ней приказом…

– И тогда вы дали ей пощечину… – услужливо подсказал следователь Кошмаров со скабрезной улыбочкой на корявой казенной физиономии.

– Дала, – подтвердила я глухо, как из могилы. Видит бог, я не желала выносить из нашей телеизбы все эти нечистоты, хотя бы ради того, чтобы не загрязнять окружающую среду, но обстоятельства заставили.

– А потом ваше недостойное поведение рассматривали на общем собрании, и коллектив взял вас на поруки… – Следователь Кошмаров с чувством глубокого удовлетворения перечислял главные вехи моего «большого пути».

А как же, взял. Пожурил и взял. Такой уж у нас коллектив добренький, берет на поруки всякое отребье вроде меня.

– Ну что ж, все более или менее понятно – Следователь Кошмаров подсунул мне какую-то бумажку. – Пожалуйста, внимательно прочитайте и распишитесь.

– Это что, протокол? – повертела я в руках ручку.

– Протокол, – спокойно подтвердил следователь Кошмаров и вдруг зыркнул на меня исподлобья. – А в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое января этого года вы где были?

– В ночь с пят… Это в ночь убийства, что ли? – Я даже охрипла от такой наглости.

– Именно. – Следователь Кошмаров клюнул носом воздух.

– В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое я была в своей постели. К сожалению, одна. Но если бы знала, что мне понадобится алиби, непременно кого-нибудь затащила бы к себе под одеяло, – отчеканила я, с отвращением глядя Кошмарову в переносицу.

– Зря вы так нервничаете, – не одобрил моего поведения следователь Кошмаров, – ведь это всего лишь формальность. Я просто выполняю свою работу, а обеспечивают ее другие. И вы в том числе. И ваша коллега Жанна Аркадьевна…

– А она при чем? – Что-то мне не понравилось в его змеиной интонации.

– А она была у меня. По собственной инициативе. – Следователь Кошмаров делал ударение не то чтобы на каждом слове, а буквально на каждой букве. – Много чего интересного наговорила, и в основном для того, чтобы освободить из застенков вашего маньяка. Так вот у него в отличие от вас алиби есть. Поскольку ночь он, как выяснилось, провел не в одиночестве…

Окончание речи следователя Кошмарова потонуло в нарастающем гуле. Это мерно звонили погребальные колокола по нашей с Жанкой бескорыстной дружбе.

ГЛАВА 6

– Вриглю хочешь? – Жанка испуганно моргала, медленно пятясь к стене.

Я замотала головой и сжала в карманах пальто кулаки. Но Жанку спас ворвавшийся в дверь Краснопольский.

– Что, некоторые считают, что уже и на работу ходить не надо? – рявкнул он, бешеным взглядом сверля во мне дырки.

– Я была в прокуратуре, – нарочито сдержанно ответствовала я, многозначительно посматривая в Жанкину сторону.

– Это еще зачем? – Краснопольский слегка сбавил обороты.

– Следователь Кошмаров вызывал. Снимал с меня показания.

– Но они же вроде бы уже арестовали этого… Как его там… Порфирьева?

– Ну и что? – Я швырнула на стол сумку и расстегнула пальто. – Сначала арестовали, а потом выпустили. У него алиби. – Я внимательно изучала напряженную спину отвернувшейся Жанки.

– Ну вот. – Краснопольского заметно перекосило. – Теперь не дадут работать. Будут сюда таскаться, нервировать коллектив, а ведь мы и так выбиты из колеи этой трагедией… Хотя, конечно, прокуратуре видней… Раз у него алиби… Но, с другой стороны, следствие ведь на этом не закончится…

– Да вы не беспокойтесь, Юрий Константинович, у них уже есть новый подозреваемый и очень перспективный, – заверила я любимого шефа. Хотя, как вы сами понимаете, предназначалось это известие специально для моей вероломной подружки.

– Это кто же еще? – само собой, поинтересовался Краснопольский.

– Говорят, тайна следствия, – напустила я туману. Не могла же я сказать, что это я.

– Знаете что, Марина Владимировна, – снова окрысился Краснопольский, – вы вот эти свои штучки бросьте. А то я вас знаю, будете тут на пару небылицы распространять. Хватит уже. И так никто не работает, все только и делают, что шушукаются по углам.

Нет, вы только на него посмотрите! Ведь сам же спрашивал!

Краснопольский хлопнул дверью, оставив нас с Жанкой наедине. Но у меня уже пропало настроение убивать ее.

– Ну ты и стерва. – Это все, что я ей сказала. Подождала, что она ответит, но, так и не дождавшись, прибавила: – Жалко, что я тебе не составила компанию в постели у твоего Порфирия, сейчас бы по крайней мере и у меня алиби было.

– Обиделась? – наконец догадалась Жанка. – Но я же всего лишь по справедливости… Что, это честно, когда невиновного человека в убийстве обвиняют?!

– По справедливости, значит? – Я чуть не прослезилась от умиления. – Лучше скажи, когда ты додумалась до этого своего алиби? Вчера, что ли? Потому-то и на похороны опоздала? – До меня вдруг дошло, с чего это она вчера вся такая взмыленная на панихиду заявилась и почему следователь Кошмаров скоропостижно возник среди могилок.

– Ну да, – Жанка потупилась, – это я вчера утром в прокуратуру приходила. Ну… И все рассказала. Про то, что Порфирий физически не мог убить Пахомиху, поскольку был сильно пьяный. А кроме того, я сама у него ночевала…

– Ночевала, – кивнула я. – Это когда ж ты успела, если я сама тебя домой отвезла, после того как мы твоего драгоценного мариниста в прихожей бросили?

Жанка старательно избегала смотреть мне в глаза:

– Да я потом вернулась… Подумала, как он там лежит на полу? Из-под двери сквозит…

– Ах сердобольная ты наша! – восхищенно всплеснула я руками. – Проявила заботу о ближнем! – И пообещала зловещим тоном: – Это тебе зачтется. На том свете.

Жанка сразу захныкала:

– Но что же?.. Что же я должна была? Бросить его на произвол судьбы, так, по-твоему?

– Конечно, – я положила руку на сердце, – разве можно не порадеть человеку, у которого твои коленки пользуются повышенным спросом еще с ранней юности?

– Ну вот, ты всегда так. – Жанка утерлась рукавом своей безразмерной трикотажной кофты. – Можно подумать, Порфирий твой личный враг. И я тоже. Взяла и наплевала в душу ни за что ни про что. Может, мои коленки и не такие замечательные, как твои, но вкусы у всех, слава богу, разные.

Ну все, пора кончать эту дискуссию о коленках, а то мы так далеко зайдем!

– Ладно, замяли, – буркнула я и сделала вид, будто что-то ищу в сумке.

Жанка походила вокруг меня кругами и приземлилась на стул рядом.

– Не сердись. Я хотела тебе еще вчера про это рассказать, но не получилось. Сначала на похоронах неудобно было, потом Порфирий мне позвонил, сказал, что его выпускают…

– …И ты понеслась его встречать, – продолжила я за нее. – Обхаживать пострадавшего…

– Но он ведь на самом деле пострадал, – примирительно заметила Жанка, – и не знаю, как ты, а я чувствую в этом свою вину.

– Ну, ты прямо декабристка! – восхитилась я Жанкиной самоотверженностью. – Только меня-то зачем топить?

– Это ты про что?

– Про то, что следователь Кошмаров всерьез рассматривает мою кандидатуру на роль Пахомихиной убийцы. Кто-то напел ему про наши с ней сложные и неоднозначные взаимоотношения, а также про Дроздовского. Кто бы это мог быть, а, как ты думаешь?

– Ты что? Думаешь, я? Да с чего… – Жанка вскочила со стула. – Это он, это Кошмаров тебе такого наплел? Сукин сын! Да вот те крест! – Жанка неумело перекрестила свою широкую, как прилавок, грудную клетку. – Я ему ничего такого не говорила! Я только рассказала про Порфирия, и все!

– Ну не ты, так не ты, – поморщилась я. – И без тебя доброжелатели найдутся. В конце концов, моя знаменитая пощечина на общем собрании обсуждалась. И коллектив взял меня на поруки.

– Но какие сволочи! Какие сволочи! – заскворчала Жанка. – У нас же не люди, а потомственные сексоты. Как будто не знают, из-за чего сыр-бор разгорелся. Ведь Пахомиха нам тогда такую передачу развалила. Просто из зависти! Ты хоть объяснила Кошмарову, из-за чего вы тогда с этой профурой сцепились? Из-за того, что она нашу предыдущую передачу под корень срубила. Ты сказала ему?

– Это уже детали, – отмахнулась я.

– Ну разумеется, как же я забыла! – фыркнула Жанка и прогундосила: – «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца».

– Какая тебе хвала! – Я забегала из угла в угол. – Ты хоть понимаешь, что Кошмаров на меня глаз положил! В том смысле, что я теперь следующая после спасенного тобой Порфирия. Этому дуболому опять не надо никого искать, поскольку я очень кстати под руку подвернулась. Дескать, кокнула я Шамаханскую царицу на почве личных неприязненных отношений. Мужика не поделили!

– Да кто ж в такое поверит! – Жанка забегала вслед за мной. – Что за идиотизм, честное слово! Да мы… Да мы общественность поднимем… мы, мы… Мы выступим в прямом эфире и…

– Хватит, уже выступили. – Я вернулась на свое законное рабочее место и придвинула к себе тупые тексты, которые Краснопольский прислал мне на этот раз. – Садись лучше, работай.

Жанка послушно угомонилась. Склонилась над своим столом, только время от времени бросала в мою сторону виноватые взгляды. А я размашисто черкала распечатки с компьютера и пыталась понять, что она нашла в этом задрипанном маринисте, который ни разу в жизни моря не видал, кроме как по телевизору. Даже если он и не маньяк, то все равно алкоголик, бездельник и наверняка импотент. По крайней мере история с Жанкиными коленками наводит на такую нерадостную мысль. В конце концов, изрядно поломав голову, я с трудом нашла единственное сколько-нибудь приемлемое объяснение феномену странной Жанкиной привязанности к этому забулдыге. Помяните мое слово, с жиру она бесится, с жиру.

Так мы доработали до вечера. Жанка вздыхала, я шуршала бумагами. Телефон подозрительно молчал, как будто нас уже не было на свете. Только в половине шестого вдруг раззвонился. Жанка схватила трубку, послушала и стала корчить непонятные рожи.

– Да, да, – тарахтела она, все более округляя глаза, – я записала ваши данные, записала.

А потом, уже положив трубку, заохала:

– Да, жалко, что Краснопольский запретил «Разговор с тенью». Тут такие сюжеты подворачиваются. Прикинь, одна баба уже второй раз звонит. Хочет исповедаться за ширмой. Знаешь, на какую тему? Говорит, что ейный супружник уж очень однообразно любовью занимается. Уже десять лет одни и те же позы. Вот она и хочет ему свое «фэ» выразить.

Не скажу, чтобы я сильно удивилась, но на всякий случай поинтересовалось:

– А не проще ей взять да и выразить это «фэ» прямо в постели?

– Говорит, что стесняется, – жеманно захихикала Жанка.

Ну что тут скажешь. Остается радоваться, что Краснопольский прикрыл нашу лавочку, иначе родная область точно побила бы все рекорды по количеству маньяков на душу населения.

Собственно, на этой оптимистичной ноте мы с Жанкой и расстались. Чуя за собой вину, она даже вызвалась переночевать у меня, но я отказалась, сославшись на то, что этой ночью алиби мне не понадобится. Жанка не расстроилась, скорее даже обрадовалась. Наверное, настропалила лыжи к своему пьянице-маринисту. Уж лучше бы собачку завела, честное слово!

Я, конечно, не поленилась по-дружески предупредить ее:

– А не рискуешь ли ты, Хвостова? А ну как твой Айвазовский все же маньяком окажется на поверку?

Жанка натужно засмеялась и заковыляла к автобусу. Ну точно, на Новостройку собралась. Иначе бы попросила, чтобы я ее подбросила.

* * *

Уж не знаю, каково было Жанке в объятиях ее разлюбезного забулдыги, а я всю ночь словно на раскаленных камнях каталась. В голову лезла всякая дребедень, а когда я наконец заснула – буквально под утро, – и вовсе кошмар привиделся. Будто мы с Жанкой новую передачу затеяли. Вернее, телеигру. Что касается ее условий, то тут у меня полный провал, зато я прекрасно запомнила главный приз – сувенирный гроб, расписанный под хохлому.

Жанка во сне так и сказала: «Победитель получит сувенирный гроб ручной работы». И добавила: «С сюрпризом». Открыла крышку, а из-под нее мелодия полилась, как из музыкальной шкатулки. И знаете какая? Хабанера из оперы Бизе «Кармен». Ну, про то, что у любви, как у пташки, крылья. А Жанка под эту самую хабанеру еще и в пляс пустилась, а я смотрю на нее и глазам не верю, потому что из одежды на ней только красное бикини и черные чулки!

После таких сновидений я сразу под холодный душ полезла, чтобы снять один стресс с помощью другого. Не помогло. На душе было все так же тревожно и муторно, в висках стучали никелированные молоточки: «Не к добру все это, не к добру!» В довершение всего я с немалым удивлением поймала себя на нервическом высвистывании и ритмичном выстукивании пяткой небезызвестной хабанеры. А потому один-единственный короткий звонок в дверь произвел на меня впечатление пушечного залпа.

Я вылезла из-под душа и, вздрагивая от каждого шороха, подкралась к двери. Заглянула в глазок – никого. Постояла в натекшей с меня луже и тихонечко повернула «собачку» замка. Высунула нос, но ничего опасного не заметила. И уже собралась снова захлопнуть дверь, когда увидела на полу коробку. Белую коробку, перевязанную розовой атласной ленточкой весьма легкомысленного вида.

Признаться, первой моей мыслью было немедленно вызвать саперов. Но коробка была брошена впопыхах, а потому легкомысленная ленточка развязалась, а крышка немного задралась. Поэтому мне не составило труда еще чуть-чуть сдвинуть ее в сторону большим пальцем правой ноги.

В коробке под тонким слоем нежной оберточной бумаги угадывалось нечто ярко-красное, точнее, алое. Чтобы получше рассмотреть, что там, я присела над ней на корточки и… И чуть не заорала от объявшего меня первобытного ужаса. В коробке лежало кроваво-красное гипюровое бикини!