Текст книги "Красное бикини и черные чулки"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 29

Я сидела, подперев голову руками, и перманентно накачивалась пустым, но крепким, как чифирь, чаем, а Жанка поминутно капала мне на мозги, вопрошая:

– Ты думаешь?

– Да думаю я, думаю…

На самом деле, эта головоломка явно была мне не по мозгам. Ну хорошо, лично мне ясно, что пустая кассета потому и пустая, что предназначалась лишь для передачи. То есть тому, кто мне ее подсунул, был важен сам факт. Мол, была такая кассета, свидетели тоже имеются. Да не какие-нибудь, а самые что ни на есть скандально известные.

Ага, значит, под меня копали, так получается? Ну нет, как-то это все несолидно, что ли… Теперь Мажор. Если следовать логике все того же организованного саспенса, то его внезапное исчезновение-похищение как раз с кассетой и связано. Пустой, пустой кассетой!

Вы как хотите, а мне сдается, что это инсценировка. К тому же не очень удачно разыгранная самим Мажором. Разумеется, с помощью соратников. Начнем с того, что они даже не удосужились что-либо на этой дурацкой кассете записать. А почему? А потому что Мажор прискакал, высунув язык, едва я вернулась с кладбища. Да и кладбищенский незнакомец мог знать о моем появлении на Гириной могилке только от кого-то из наших. От Вадика, к примеру, или от той же Жанки. Я ведь не делаю тайны из собственных передвижений, хотя, вероятно, и следовало бы.

И вообще, я такая легкомысленная и непоследовательная, неудивительно, что напасти и неприятности сами меня находят, причем без труда. Взять хотя бы последнее приключение по прозвищу Новейший. С ума сойти, я ведь до сих пор не знаю, как его зовут, а спросить его об этом как-то неудобно после вчерашнего. Давал же он мне тогда, ну когда мы с ним стукнулись на дороге, свою карточку. Куда я ее дела, ума не приложу? Может, Жанка вспомнит, тем более что она эту визитку чуть не облизала?

– Эй, Хвостова, – позвала я. – Помнишь, тот… гм-гм… человек из «Мерседеса» карточку нам дал?

– Ну дал, – подтвердила Жанка.

– А что в ней было написано, случайно не скажешь?

Жанка задумалась:

– Кирсанов… Владислав… Отчество запамятовала. Название фирмы – тоже. А что это ты вдруг?

– Так просто… – Я подлила себе чаю из чайника.

– Да? – Жанка пристально посмотрела на меня и потерла нос. Я заметила, что она всегда его трет, когда ее одолевают сомнения. – Ты это… Держалась бы от него подальше…

– А почему, собственно? – Дружеский Жанкин совет мне не понравился уже потому хотя бы, что сильно запоздал.

– Д-да темный он какой-то… – загадочно молвила Жанка. – Кто такой?.. Откуда взялся?.. Короче, не вызывает у меня доверия, не вызывает, и все тут!

– Значит, не вызывает… – Понятия не имею, откуда у меня появилось это странное чувство, будто Жанка чего-то не договаривает. Может, в конце концов я и разобралась бы в его природе, не ворвись к нам Нонна. Запыхавшаяся, с лихорадочным румянцем на щеках.

– Марина Владимировна! – вытаращила она на меня свои эмалевые глазки и схватилась за сердце. – Там… Вас… Вас разыскивают!..

– Уж не Интерпол ли? – схохмила я без особого вдохновения.

– Нет! – замотала головой Нонна. – Мне… В приемную… Звонил… Сам… – Она с трепетом произнесла громкую фамилию самого егозливого журналюги Центрального телевидения.

– Я… Ему… Ваш… Телефон… Дала…

– Ладно, Нонна, отдышись, – посоветовала я ей, попутно призадумываясь. А с чего это я понадобилась этому живчику? Этому любителю жареного? А чего тут гадать, из-за этого поганца Мажора! Двух мнений быть не может.

– Ой… Ой… – В страшном волнении Нонна колыхала своей монументальной грудью. – Он же… Он же будет вам звонить…

– Все будет хорошо! – заверила проникшаяся сочувствием к Нонне Жанна и даже стала ее обмахивать каким-то залежавшимся сценарием.

А на меня вдруг пахнуло этой гадостью… Этим клопомором с ароматом экзотических фруктов… Причем в такой концентрации, что я не выдержала и чихнула. Да так, что меня до мозгов пробрало. Апосля чего, в свою очередь, на меня нашло необыкновенное прояснение.

Прищурившись, я двинулась на Нонну:

– А скажи-ка мне, Нонночка, чем это ты так напарфюмилась?

– Туалетной водой. «Экзотика» называется, – пробормотала она.

– А при чем тут это? – вытянула физиономию Жанка.

– А при том, – довольно потерла я руки, – что сейчас будет шерше ля фам. Да еще какой шерше ля фам! Ну, Нонночка, рассказывай, где ты Мажора прячешь? Под кроватью? Или в гардеробе?

– Ка… Какого Мажора? – проблеяла Нонна и густо покраснела.

– Какого-какого! Петьку Самохвалова! – Я уже ни секунды не сомневалась в успехе своего дедуктивного опыта. Тут и подкорка моя расстаралась, обеспечила поток сознания следующего содержания: а что, Нонна – бабенка разведенная и, судя по симпатичным усикам над верхней губой, очень даже темпераментная и не старая, в прошлом году тридцать семь отмечали. Возраст, в котором многих женщин на подвиги тянет. По себе знаю.

– Ой! Ой! – снова запричитала Нонна и обеими руками схватилась за левую грудь, а на моем столе вовсю растрезвонился телефон. Я подняла трубку, немного подержала ее на весу и вернула на место.

– Ты что? – заорала на меня Жанка. – Это же, наверное, с Центрального телевидения!

– Ничего, перезвонят, если им так надо, – отмахнулась я от нее. – А мы их обрадуем, что с Мажором ничего не случилось. Что он жив-здоров, чего и другим желает. А исчезновение-покушение – всего лишь шутка, хотя и не очень удачная. Правильно я говорю, Нонночка?

А Нонна, вместо того чтобы ответить внятно, зашлась в истерических рыданиях, и нам с Жанкой пришлось вылить на нее не меньше литра воды, прежде чем она смогла выдавить из себя что-то более или менее членораздельное:

– Я… Я не хотела… Я не знала… Что так получится!.. Он… Он…

– Он тебя уговорил. – Мне пришлось ей суфлировать.

– Да, – Нонна сглотнула слезы, – он… Он уговорил… Сказал, это не страшно… Чтобы рейтинг поднять!

– Ну вот, еще один специалист по поднятию рейтингов! – хмыкнула я и покосилась на Жанку, а та, словно ей и невдомек, о чем речь, устремила свой взгляд куда-то в астрал.

А Нонна без устали била себя в пухлую, как перина, грудь:

– Я же не знала! Не знала, что все до Москвы дойдет!

– Да все понятно, понятно, что ты не знала. – Чтобы хоть как-то ее утешить, я погладила ее по сдобному плечу. – Скажи-ка ты лучше, где сейчас Мажор? Дома у тебя, да?

– Нет, на даче, в Рябиновке, – всхлипнула Нонна и склонила повинную голову.

– Так, а телефон там есть?

– Нет, – еле слышно пролепетала Нонна.

– Ну… А мобильный при нем?

– Так он же его отключил, – с трудом разобрала я сквозь всхлипывания.

– Тогда придется ехать, – развела я руками.

– Куда? – встрепенулась Жанка.

– В Рябиновку, куда же еще, – удовлетворила я ее любопытство.

– А работа?! А Краснопольский?! – Еще никогда в жизни Жанка не была так близка к апоплексическому удару.

– А я что, по-твоему, делаю? Как раз о работе и беспокоюсь. Сообрази, где сейчас кассета, отснятая на Гириной могилке? У Мажора! Так что мне либо опять на кладбище мотать за новым репортажем, либо к Мажору, в Рябиновку. Без разницы! – выпалила я на одном дыхании и перевела взгляд на Нонну: – Ну что, дорогая, спешу тебе сообщить, что за тобой такси до Рябиновки и мое алиби у Краснопольского.

Нонна открыла рот и тут же закрыла, а Жанка беспокойно заерзала на стуле:

– А что говорить, если с Центрального телевидения позвонят?

– Скажи, что Мажор передает им горячий привет из Рябиновки.

* * *

– Ну я так и знал! – Мажор саданул себя кулаком по валенку. – Свяжись с этими бабами! Мало, что замерз тут, как бобик…

– А ты бы печку затопил! Вон ведь печка! – Я обвела взглядом дачные хоромы Нонны. Вполне справный снаружи домик с мансардой и изнутри выглядел обжитым и ухоженным. Что неудивительно при Нонниной хозяйственности. Краснопольский и тот ценит ее за умение варить кофе и сервировать поднос. Один в ней недостаток – уж очень она падучая на экзотические запахи. А вот за пагубную страсть к молодым красавцам я бы ее судить не стала. Ибо, как говорится, а судьи – кто?

– Да пробовал я ее топить, чуть не задохнулся! – жаловался мне Мажор, зябко запахиваясь в свое стильное пальто, которое весьма пикантно гармонировало с валенками. – Она, наверное, испорченная какая-нибудь!

– Сам ты испорченный! – фыркнула я и уселась на табурет, заботливо накрытый маленькой подушечкой-сидушечкой, явно творением Нонниных рук. – Ты хоть знаешь, что натворил?

– А что такого? – дернул плечом этот поганец и закурил с выражением деланной невозмутимости. – Что случилось-то?

Мне не оставалось ничего другого, кроме как поразиться его беспримерной наглости:

– Как что? А то, что по телевизору только про тебя и талдычат, что в прокуратуре по факту твоего таинственного исчезновения дело завели?!

– Подумаешь, беда! – Мажор закинул ногу на ногу, помогая себе руками, как инвалид. Валенки ему, вишь ты, мешали. И понизил голос: – А кто еще, кроме вас, знает, что я тут? Ну и Нонки, само собой…

– Глубоко уважаемая тобой Жанна Аркадьевна! – не удержалась я от победной улыбки.

– У-о-ой… – сморщился Мажор. – Это плохо. Хотя… – Он бросил на меня пытливый взгляд из-под бровей. – Вы, я думаю, сможете с ней договориться. Чтобы помалкивала…

– А с какой такой радости, позволь тебя спросить? – Я тоже закинула ногу на ногу. – Какой мне с этого навар?

– Ну-у. – Мажор потер покрасневший от холода кончик носа и как-то странно посмотрел на меня. – Я ведь много на что могу сгодиться… И потом, вы же знаете, я всегда относился к вам не так, как к другим, по-особенному…

Это он что, заигрывает со мной, что ли? Мол, и тебя отоварю, почему нет?

– Эй, ты что, заигрываешь, придурок? – Руки у меня прямо так и чесались надавать ему по сусалам. – Со мной? Заигрываешь? Вот к-козел!

– Ну не хотите, не надо, – преспокойно утерся Мажор, – я же вас не заставляю, в конце-то концов. Одного не пойму, зачем столько пафоса?

Я уже приготовилась выслушать очередную нотацию на тему моего морального облика, однако Мажор заговорил о другом:

– Ну подумаешь, прокололся, с кем не бывает. Вы как будто таких штучек не практикуете! Разве не подстава была, ну, тот идиот, который про красные бикини и черные чулки распространялся? Вы хотели привлечь внимание к своей персоне, вы его привлекли. Почему же другим нельзя? Мне, например?

Ну и вляпалась же я с дурацкой Жанкиной затеей! Попробуй объясни теперь этому олуху, что подстава хотя и была, но совсем иного рода.

– А я, может, наилучшими соображениями руководствовался, – тем временем разглагольствовал Мажор. – Хотел, чтобы рука Москвы наконец дотянулась до нашей области и вмешалась в то, что здесь творится. Кругом коррупция, правоохранительные органы бездействуют… Да взять хотя бы Ольгино убийство! Они ведь никогда его не расследуют, никогда!

– Почему же? У них уже есть подозреваемый.

– Да слышал, слышал, – Мажор поежился, – нашли козла отпущения, какого-то городского сумасшедшего. Теперь сделают из него маньяка. А он тут ни при чем.

– А ты откуда знаешь? – Не то чтобы я так уж близко к сердцу приняла Мажоровы рассуждения, но его точка зрения показалась мне достаточно неожиданной.

– Ха! Еще бы мне не знать! – Мажора буквально распирало от сознания собственной значимости. – Я же был у нее в тот вечер и знаю, что она кого-то ждала. Но не шибздика же этого, в самом деле!

ГЛАВА 30

Уже через минуту Мажор пожалел о том, что проговорился, но было поздно, я насела на него и довольно плотно:

– Ну-ка, Петя, выкладывай мне все. Причем подробно и по порядку.

– Да что рассказывать. Ну был я у нее… Но я же не знал тогда, что ее убьют, а то бы и на порог не сунулся…

– Ну само собой, – поддакнула я. – Кому же охота быть свидетелем, а то и того хуже – подозреваемым. Потому-то ты, Петенька, и не побежал, задрав штаны, в прокуратуру. Зачем тебе лишний геморрой? Пусть другие отдуваются. К примеру, Марина Владимировна и Жанна Аркадьевна, эти провинциальные тетки с местечковым кругозором.

– Заметьте, я этого не говорил! – Петька поднял вверх указательный палец правой руки с заметной ученической мозолью от ручки. Небось круглый отличник был, воспитанный мальчик – надежда школы, а что получилось в результате? Типичный постсоветский выскочка! Впрочем, не он первый, не он последний. – Лично к вам, Марина Владимировна, я всегда с уважением относился, вы крепкий профессионал и многому меня научили.

Я чуть не прослезилась:

– Ну, спасибо на добром слове. Можешь же, когда захочешь, и язык вроде бы не отсох. Да ты проверь, проверь на всякий случай. Только сейчас не обо мне речь, а о твоем последнем посещении Пахомихи.

– Ой, опять вы об этом, – сразу загрустил Мажор, – и кто меня за язык тянул! Я ж уже сказал. Заехал я к ней в тот день часов около десяти вечера. Она была жива-здорова и даже в приподнятом настроении. Боюсь, вам будет это неприятно, но веселилась она из-за вашего ток-шоу. Ну, того самого… Вам сейчас опять будет неприятно, но она еще все время повторяла: никогда не забуду, какое у нее, то есть у вас, было глупое выражение лица.

Обидно, не обидно, но мое самолюбие получило очередной удар ниже пояса, хотя я и сама предполагала, что физиономия у меня тогда была, как бы сказать помягче… Сильно перекошенная. Я ведь по сей день видеозапись той злополучной передачи посмотреть так и не решилась. Из опасения заработать инфаркт.

– Ну ладно, ладно, – сказала я сухо. – С этим мы более или менее разобрались. Одного я не понимаю, за каким чертом ты к ней вообще в тот вечер заявился? В десять часов… Некоторые в это время уже спать укладываются.

– Да как вам сказать. – Мажор соскочил с табурета и запрыгал по комнате, пытаясь согреться. – Заглянул на огонек…

– А серьезно? – Я и сама уже начинала мерзнуть, но вида не подавала.

– У-ой! – Мажор широко зевнул, и изо рта у него повалил пар. – Черт! Как холодно! Я тут насквозь промерз! Может, где-нибудь в другом месте поговорим, чего мне тут окоченевать, раз затея все равно провалилась? И… Может, мы все-таки сговоримся? – Он снова стал торговаться, как на базаре. – Ну что вам за выгода от этой истории, а? А то бы сделали вид, что ничего не знаете, ничего не ведаете, а я бы вечером вышел к народу простуженный, в изорванной одежде и с подбитым глазом и сказал, что сбежал от похитителей, которые держали меня в темном подвале… Ложь, конечно, не спорю, но ведь безобиднейшая! Почти святая!

– Да-а! – выдохнула я с невольным восхищением. – Было поколение лириков, потом – физиков, а теперь, значит, циников. Далеко вы пойдете, ребята, ох далеко, если глотки друг дружке не перегрызете!

– Ну что вам стоит, Марина Владимировна?.. – как ни в чем не бывало канючил Мажор.

– Хорошо, по рукам, – кивнула я. – Но при одном условии: ты выкладываешь мне все, что знаешь о Пахомихе и о том, что было в тот вечер.

Мажор почесал за ухом:

– Заманчивое предложение. Только… Нельзя ли придать ему немного конструктивности? Давайте внесем в наш джентльменский договор еще один пункт: все это останется между нами. Используйте сведения, как хотите, но без ссылок на меня, лады?

– Лады! – усмехнулась я.

– Тогда поехали. – Мажор снова оседлал табурет. – Сначала: что я знаю о Пахомихе. Ну прежде всего, что она была предельно деловым человеком. Ничего не делала просто так. Никаких идей и принципов за ней сроду не водилось, да вы сами это знаете. Ну… У нас с ней было что-то вроде обоюдовыгодного сотрудничества. Короче, это она меня вывела на нужных людей, познакомила с кем надо, отрекомендовала…

– И ты пролез в собкоры! – подсказала я.

– Все-то вы знаете, Марина Владимировна! – расплылся в самодовольной ухмылке Мажор. – Даже скучно с вами! Так вот, Ольга имела такие связи, я бы даже сказал, рычаги давления… Мне кажется, если бы она захотела, так в два счета в Москве оказалась, но у нее какие-то другие планы были. Я тут как-то на досуге прикинул и пришел к выводу, что ее основной целью было манипулирование людьми, упоение собственной властью. Ну знаете, как у этих маньяков в дурацких книжках. Поймают они себе жертву и начинают, сначала руку отпилят, потом ногу…

Это Мажорово сравнение Пахомихи с маньяком сильно подействовало на меня.

– Ну, а тобой она как манипулировала? – поинтересовалась я.

– Мной? – Мажор осклабился. – Большею частию по основному назначению. Тоже была, знаете ли, охоча до упругого комиссарского тела. Но с меня-то не убудет. А вот кого-то из вышестоящего начальства она шантажировала, то ли из мэрии, то ли подымай повыше. За что, почему, не знаю, но факт остается фактом.

«Вице?» – чуть не заорала я, да вовремя прикусила язык.

– А уж на вас она зуб имела ну просто неимоверных размеров! До сих пор удивляюсь, по какой причине, – Мажор напустил на себя озабоченности. – Прямо ненависть какая-то, честное слово. Но вы ей, насколько я знаю, взаимностью отвечали? – Он подмигнул панибратски. – А в тот вечер она сама меня позвала, и как раз из-за вас. Позвонила на мобильник, срочно, говорит, приезжай, дело есть. Приезжаю: она вся из себя в пеньюаре, но настроена решительно. Спросила, видел ли я это ваше ток-шоу. Я сказал, что нет. Тогда она мне запись показала. Пока я смотрел, ухохатывалась, а потом велела помочь ей устроить из этой истории небольшую шумиху на каком-нибудь из центральных каналов. Необязательно на том, на котором я работаю, на любом. Есть же такие передачи, которые на скандалах специализируются.

– Да сколько угодно! – вырвалось у меня.

– Ну вот, – продрогший до костей Мажор стал громко хлопать валенком о валенок, – а потом она меня выставила… Я хотел остаться, у нее виски отличное было, а она: отваливай, сейчас, говорит, ко мне явится кролик…

– Кролик? – переспросила я. – Это в каком смысле?

– А кто ж ее знает? – застучал зубами Мажор. – Она вообще мастерица была прозвища придумывать… Ой, чувствую, пора отсюда сваливать, а то я скоро к этим валенкам примерзну, придется их потом ампутировать вместе с ногами!

– Да постой ты, не мельтеши! – прикрикнула я на него. – Я одного только не пойму, с чего ты взял, что это был не Па… то есть ну не тот, которого ты шибздиком назвал?

– Да потому что я его видел! Ну не в лицо, конечно, а в спину. В арке. Ну знаете, Ольга жила в таком доме сталинской постройки, с аркой. Как сейчас помню, я услышал шаги и обернулся. Вижу силуэт, высокий такой мужик, крепкий, а Ольга – в окне, на свету, с бокалом, ну прямо царица!

– Ага, Шамаханская, – пробормотала я и снова сосредоточилась на Мажоровом рассказе. – Но как ты узнал, что это тот, кого она ждала? На нем же не написано? Мало ли, может, кто-то другой. Да жилец из того же дома!

– Ну теоретически это возможно, – внял моим доводам Мажор, – но тут какая-то мистика. Глаза закрою и вижу: силуэт в арке и Ольгу в окне. – И тут же запричитал, как профессиональная плакальщица над гробом: – Ой, не могу! Ой, околею! Да холод же собачий! Ой, мои рученьки! Ой, мои ноженьки!

– Ну так выходи из подполья, или ты еще не созрел? – Я тоже медленно, но верно примерзала к табурету, несмотря на подушку-сидушку.

– Да созрел я, созрел… – прогнусавил Мажор. – Мне бы только это… Пару синяков… Может, поспособствуете, а, Марина Владимировна?

– Да я бы с удовольствием, только боюсь, силу не рассчитаю, сделаю тебя на всю жизнь инвалидом. Ты вон лучше сам… Стукнись башкой о косяк, фонари получатся – первый класс!

– Думаете? – тяжко вздохнул Мажор и, вы не поверите, на полном серьезе треснулся головой о дверной косяк, а потом еще и повторил с унылым бормотанием: – И чего только не сделаешь ради рейтинга?.. – После чего со стоном испросил у меня зеркало.

Я достала из сумки пудреницу, а Мажор полюбовался плодами своих трудов и саданулся о косяк еще разок. Для верности.

Я прониклась уважением к Мажорову мужеству и предложила в меру своих сил поспособствовать его дальнейшему преображению, для чего вызвалась почикать маникюрными ножницами элегантное Мажорово пальто.

– А вот этого не надо! – решительно запротестовал Мажор. – Зачем же портить дорогую вещь? У меня же все предусмотрено. – И припер откуда-то дорожную сумку с драными лохмотьями, не иначе с бомжа снятыми. Быстренько переоблачился и довольно похлопал себя по бокам. – Что, хорош? А вы пальто хотели портить!

И то верно, пальто – это вам не морда.

– Да, чуть не забыла, – я приготовила еще один сюрприз Мажору, – там меня такси ждет. Так вот, дорога за твой счет.

– О чем речь, Марина Владимировна! – И глазом не моргнул Мажор. Может, потому что с фингалами моргать не очень-то и сподручно. – У нас же с вами джентльменский договор!

Последнее замечание мне особенно понравилось, потому что прозвучало из уст «джентльмена до кончиков ногтей».

– А если я передумаю? – лукаво прищурилась я.

– Побойтесь бога, Марина Владимировна, – Мажор молитвенно сложил на груди руки. – Не заставляйте меня думать, будто на свете нет ничего святого!

* * *

Примерно через час я была уже на работе. С кассетой, отснятой накануне на Северном кладбище. Она была у Мажора дома, и, чтобы, не дай бог, снова чего не перепутать, я ее даже просмотрела на Мажоровом видаке, пока он обзванивал местные СМИ, взволнованно сообщая, с каким трудом он вырвался из лап неизвестных, но очень кровожадных бандитов.

Когда я посоветовала Жанке не слишком распространяться насчет Мажоровых проделок, она чуть с ума не сошла. Накинулась на меня, как бешеная, чуть в клочья не разорвала:

– Ты что? Ты сговорилась с этим пронырой? С ума сошла!

– Так нужно, – твердила я одно и то же, хотя сама не очень хорошо понимала, а почему, собственно. Ведь Мажор не сообщил мне ничего принципиально нового. Во-первых, что касается шантажа. Ясно, что речь идет о Вице. Пахомиха знала о его нетрадиционной ориентации. Во-вторых, о силуэте в арке. Тут вообще все очень зыбко. Даже если он и направлялся к Пахомихе, то не факт, что он ее убил. Если учесть, что Пакостник взял это злодейство на себя. Правда, сие лично мне неизвестно, а у Кошмарова хрен узнаешь. У него на все про все один ответ: тайна следствия.

Однако заноза в моей голове все же засела. И свербела, свербела… Я мысленно раскладывала версии, как пасьянс, и ни одна из них у меня не сходилась. Ну кто, к примеру, мне скажет, от кого были «подарки» под моей дверью? Вдруг Пакостник тут ни при чем? Тем более что и повод для сомнения имеется. Это последний случай с лилиями. Следы-то тогда привели к Порфирию, пребывающему в клофелиновой отключке. И если не Порфирий собственноручно стащил их с Гириной могилки, то некто, побывавший в тот день в его квартире. И угостивший нашего мариниста божественным нектаром из водки и клофелина.

Что ж, может, стоит все-таки попытать нашего Айвазовского, хотя шансов, сдается мне, практически никаких. Наверняка ведь ничего не помнит, пропил, барбос, и мозги, и память.

– Эй, Хвостова, – позвала я Жанку. – Твой Леонардо все еще в больнице прохлаждается?

– Да где там! – отозвалась она взволнованно. – Убег! Надоело, говорит. А у самого сердце больное! А что?

– А то, что не мешало бы с ним поговорить…

– О чем? – беспокойно задергалась Жанка. – Опять о всех этих ужасах? Мало, что ли, он пережил? Нет, ты уймешься когда-нибудь или нет? Пойми ты, поймали маньяка, поймали! Я сама чуть жизни не лишилась, а этого гада замордовала!

– Уверена, ты получишь за это медаль, – подсластила я пилюлю. – Но с Порфирием мне так и так нужно покалякать.

– А если я против? – набычилась Жанка.

– А если ты против, то говорить с ним будет Кошмаров, – пригрозила я ей.

Суровые меры возымели на Жанку нужное действие.

– Ну, доканывай его, доканывай, если тебе так хочется, – пробормотала Жанка и добавила не без злорадства: – Только как ты будешь до Новостройки добираться, сначала туда, а потом обратно, без машины-то?

А вот это действительно вопрос на засыпку. Хотя чисто теоретически, конечно, можно допилить до дому на автобусе, а там раскопать из-под снега «Варвару», потом завести ее путем дерганья за проводки… Как раз к завтрашнему утру и поспею на Новостройку. Придется разориться на такси или на левака, а их всегда немало ошивается внизу. Народу-то в Доме радио толчется будь здоров сколько.

Я подошла к окну, взглянула на стоянку и – надо же, какое совпадение – увидела знакомый «Мерседес» и Новейшего рядом с ним. Кажется, он раздумывал, подняться ли ему наверх или подождать, когда я спущусь.

– Все в порядке, – объявила я Жанке. – «Мерседес» урчит у подъезда.

– Ну да, – выглянула она из-за моего плеча, – я так и знала. Ты все-таки связалась с этим типом. Только учти, я с ним не поеду.

– А ты мне и не нужна, – преспокойно парировала я. – Мне Порфирий нужен. – И пошла одеваться.

– Ну нет, – засопела, спешно накидывая кацавейку, Жанка. – Я тебе его на растерзание не отдам!

С грустью приходится констатировать, что наши с Жанкой отношения заметно ухудшились с тех пор, как она открыла для себя Порфирия. Честное слово, открыла бы лучше мыло или шампунь какой – два в одном. Или что-нибудь с крылышками, на самый худой конец.