Текст книги "Триумф"
Автор книги: Елена Веснина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
– Ты же знала, к кому обращалась.
Борюсик тоже прочитал статью в городской газете: «Похоже, вся афера с передачей одной из крупнейших фирм, нашей области в руки неграмотной базарной девчонки – дело рук Никитина. Он широко известен в светских кругах как ловелас и бонвиван. Видимо, Доминике Никитиной надоело делать вид, что она ничего не знает о любовных похождениях своего мужа. И вот случайность! Она попадает в автомобильную катастрофу. Кто устроил госпоже Никитиной каникулы на больничной койке, не известно. Известно только то, что, будучи в больнице, госпожа Никитина, неожиданно для себя и для всех, потеряла кресло генерального директора и акции крупнейшей компании нашего региона. Есть о чем задуматься, не правда ли?»
Борис потер лоб. «Среди людей, близких к руководству компании, бытует мнение, что это именно Никитин, зная все пружины и механизмы своего бизнеса, намеренно обвел жену, лежащую в больнице, вокруг пальца. И усадил на трон некогда процветающего бизнеса Маргариту Калашникову по прозвищу Ритка-Автомат».
Амалия читала ту же газету: «Став владелицей крупного капитала, Маргарита Калашникова перестала нуждаться в услугах своего любовника Сергея Никитина. Предприимчивая девица быстро понизила в должности бывшего покровителя и даже отобрала у него… его собственный кабинет.
Итак, сладкая парочка рассталась со скандалом. А вскоре после этого на госпожу Калашникову была совершена серия покушений. Журналисты нашей газеты пытались узнать у правоохранительных органов о результатах расследования этих громких преступлений. Но стражи закона не спешат комментировать происшедшее. Нам остается только догадываться, кому была выгодна смерть прекрасной Маргариты».
– Гут. Зер гут, – Амалия склонилась над селектором. – Юлия, зайди ко мне.
Амалия довольно кивнула на газету:
– Ну что, Юлия? Похоже, должно сработать. Пусть злые языки полощут грязное белье семейства Никитиных. Вместо того чтобы ставить палки в колеса нашей компании.
– Я молодец? Где расписаться в ведомости?
Амалия так посмотрела на Юльку своим фирменным жестким взглядом, что та тут же повернулась по-солдатски и вышла из кабинета.
Ритка сидела около постели Виктории Павловны, обе были взволнованы.
– Наташка, какая ты красавица стала, – причитала Виктория Павловна. – Я уже и не надеялась тебя увидеть…
– Я часто вспоминала все, – понурилась Ритка. – И наш детдом, и тебя, и маму Аню. Говорят: детдомовские – несчастные. А я давно поняла, что то время было самым счастливым в моей жизни.
– Что ж ты, дочка, хоть позвонила бы, – заглянула ей в глаза Виктория Павловна.
Ритка закусила губу:
– Я не могла.
– А я решила, что ты на меня обиделась за что-то. – Ритка прижалась к руке Виктории лицом. Та погладила ее по голове. – Девочка моя, как ты живешь? Счастлива ли?
– Мама, я хочу тебе все рассказать.
Когда она закончила рассказ, Виктория Павловна неожиданно широко улыбнулась:
– Ах если бы ты все это рассказала мне раньше. Почему ты не пришла ко мне, я бы тебе помогла.
– Я боялась тебя расстроить. А ты что-то знаешь об этом? – удивилась Ритка.
– Конечно, знаю. Ко мне приезжала Никитина.
– Доминика? Это она, моя сестра по крови.
– Она хотела узнать о тебе, о твоем детстве, юности… Я и занялась розысками. Обратилась к знакомому милиционеру, и вот что обнаружилось.
Ритка занервничала:
– Погоди, дай я успокоюсь. Я же только из больницы, и с головой у меня… проблемы. Теперь можешь говорить.
Борюсик отбросил газету и побежал скупать весь тираж в киоск. Отошел с ворохом газет, начал прикидывать, куда их положить. Открыл багажник, свалил туда.
К машине Борюсика, припаркованной около больницы, подъехала машина Толика. Толик, в темных очках и бейсболке, внимательно наблюдал за Борюсиком.
Из больницы выскочила Ритка, помчалась к Борюсику. Тот раскрыл объятья, а она закричала:
– Ты себе не представляешь! Я – свободна! Я – свободна! Люди, вы слышите, я – свободна! Мне Пална такое рассказала… Погнали на рынок, я хочу завалить ее палату цветами!
Машина Борюсика отъехала, Толик последовал за ней.
– Здравствуйте. Извините, что отрываем вас от дел. Нам нужно еще раз представиться? – поздоровалась Доминика со следователем Петровым.
– Не утруждайтесь, я вас помню. Особенно этого молодого человека.
– Я тоже вас не забыл, – ответил Артем.
– Олег Иванович, Виктория Павловна сказала, что вы делали запрос в соседний район по поводу…
– Да, делал. И даже получил ответ, – не стал дожидаться вопроса тот.
– Мы можем попросить вас ознакомить нас с делом? – спросила Доминика, и Петров покачал головой:
– Нет. Такой поступок называется разглашением служебной информации. Я не знаю, в каких целях вы хотите использовать полученные сведения.
– В целях предотвращения нового преступления, – нашелся Артем.
– Молодой человек, предотвращение преступлений – наша работа. Расскажите мне, что вы знаете о готовящемся злодеянии. И мы примем меры, – возмутился Петров.
– Олег Иванович, если эту информацию не дадите нам вы, нам придется обратиться к Виктории Павловне, – вмешалась Доминика. – Она нам все расскажет. Вопрос в том, хорошо ли беспокоить ее сейчас в больнице.
– Ладно. Вот, читайте, – сдался Петров и протянул Доминике листок.
Она пробежала его глазами:
– Ах вот чего так боялась Ритка.
– Вы имеете в виду Наталью Косареву? – поправил ее Петров. – И правильно боялась. С такого крючка нелегко спрыгнуть.
– Теперь все ясно, Ритка действовала по указке, боясь разоблачения. Я представляю себе тот кошмар, в котором она все время жила. Но Ритка – молодец. Нашла в себе силы и выплыла из этой мутной воды. Она мне все больше начинает нравиться… Приехала сюда, не зная, что у нас в руках – ее спасение.
– Олег Иванович, извините, а можно сделать ксерокопию этого документа? – попросил Артем, и Петров протянул ему копию:
– Берите.
– Олег Иванович, спасибо вам! Вы сейчас спасли хорошего человека. И нам помогли. Если бы вы знали, как важна эта информация, – искренне радовалась Доминика.
Толик отметил, что к детдому подъехали Борюсик с Риткой, потом прикатили на байке Артем и Доминика. Толик по мобильному доложил:
– Это я. Основные прибыли. Да. Да. Только что. Понял. Понял. Не спущу глаз.
– Что так смотришь, начальник? Как будто и не рад меня видеть, – нагло осведомилась Косарева на очередном допросе.
Петров уныло смотрел на нее:
– А чему радоваться, Косарева? Если я все служебное время только с вами беседовать буду – остальные уголовники с ума сойдут от избытка свободы. У меня на них просто времени не хватит.
– У тебя, Олег Иваныч, уголовников много, а я у себя одна. Мне нужно в первую очередь о себе, любимой, подумать, – подмигнула Косарева.
Петров подчеркнуто безразлично заметил:
– А зачем вам думать? Вы свое дело сделали, теперь о вас государство подумает, в лице самого гуманного суда на свете. И если вам, Косарева, мое мнение интересно, то присядете вы капитально. Лет так на 10–12. За цинично спланированную и хладнокровно осуществленную попытку убийства гражданки Строговой.
– Что-то тон у тебя переменился, гражданин начальник, – напряглась Косарева.
– А вы мне, гражданка Косарева, не тыкайте – палец сломаете. Я с вами коз не пас. И не подельник я вам, не Крокодил какой-нибудь, а начальник отдела уголовного розыска.
– Извините, гражданин уголовный начальник. Откуда же мне, глупой бабе, было знать, что вы такой гордый – учту на будущее… Только скажите, Олег Иваныч, чем же вас мой аффект не устраивает? – смиренно осведомилась Надежда.
– Косарева, вы сюда торговаться пришли? – возмутился Петров.
Надежда вздохнула:
– И рада бы, да не тот случай. Скажу откровенно: за свободу не поскуплюсь. И могу себе это позволить.
– А я вот – не могу. Взяток не беру принципиально. Даже не знаю почему. Аллергия у меня на эти зеленые бумажки, что ли? Иногда бывает до слез обидно… Но организм у меня взяток не принимает.
– Можно и не зелеными. К тому же я тут в одном журнале прочитала, что современная медицина в борьбе с аллергиями больших успехов достигла.
– Кстати о медицине. Я тут, Надежда Федоровна, тоже кое-чего почитал относительно вашего аффекта. Не желаете ознакомиться? Чтоб между нами впредь недомолвок не было? Я туг ознакомился с материалами, поговорил со специалистами… И вот к каким интересным выводам пришел. Все события, связанные с гражданином Пашаевым, – ну, я о страстной любви и прочих серенадах – происходили достаточно давно. В последнее время вы, Косарева, довольно долго отсутствовали, так сказать, в родных пенатах. Грелись где-то на ютах. И должны были там капитально поправить свою нервную систему.
– А какое отношение мои юга имеют к моему аффекту? – хмуро поинтересовалась Косарева.
– А такое, что аффект, по научному определению, это состояние сильного, но кратковременного нервного возбуждения. А у вас было достаточно времени, чтобы свои нервы расшатанные подлечить.
– Я их и успокоила. А соперницу увидела – снова разнервничалась… Да вы меня никак на понт берете, гражданин начальничек? Пошутить надумали? – Косарева завелась. – Так я вас попрошу, от всего сердца – на соплюхах-первоходках подходцы свои ментовские испытывайте. Вы свой пиджачок с погонами на белый халат еще не променяли, чтоб диагнозы мне ставить!
Петров смотрел на нее с улыбкой:
– Тут ведь вот еще какая незадача, Надежда Федоровна. В деле у нас нож фигурирует. И не простой, а особенный. Нож-крокодил. Который гражданин Топорков опознал как свой, сделанный на зоне по заказу. Вот этот нож и то обстоятельство, что ты вызвала его владельца Крокодила в детдом именно к часу убийства, – железно свидетельствуют против всякого аффекта. Хоть в порыве страсти, хоть в порыве ревности, хоть в любом другом порыве. А свидетельствует это обстоятельство о хладнокровном, хорошо обдуманном и детально спланированном преступлении. Совершенном в светлом уме и твердой памяти. Как тебе такой вывод?
Косарева стояла на своем:
– А никак, гражданин начальник. Я сейчас просто в глухую несознанку упаду и полюбуюсь – насколько твоей замечательной фантазии хватит, когда ты материалы в суд готовить будешь.
– Кстати, на ноже отпечатков пальцев Строговой нет. А ты говорила, что она пыталась повернуть нож против тебя, – напомнил Петров.
– Так ведь и моих пальчиков, Олег Иваныч, там нет. Если ты заключение экспертизы внимательно читал, – сузила глаза Косарева.
Петрова это не обескуражило:
– А вот тут-то и заключается самое интересное, Надежда Федоровна. Выходит, вы были в перчатке. Хорош аффект получается – внезапное помутнение рассудка, которое не помешало надеть перчаточки, чтобы кровью не замараться.
Косарева смотрела на него с ненавистью.
Петров поднял трубку телефона:.
– Дежурный? Конвоира ко мне в кабинет. Одна ложь тянет за собой другую – это древняя мудрость, гражданка Косарева. А все вместе они тянут вас на нары. Всерьез и надолго.
Лёля, перешагивая через игрушки, вдруг сама подошла к Ритке. Та присела перед малышкой. Следом за девочкой подошла воспитательница, обрадовалась, узнав Ритку:
– Наташка, ты? Приехала все-таки.
– Приехала.
– За сестрами? – обрадовалась воспитательница еще больше. – То-то тебя Лёлька сразу признала, а ведь никогда в жизни и не видела. Ну поговорите-поговорите.
Воспитательница вернулась в игровую и закрыла за собой двери. Оттуда сразу послышался рев.
– Это моя Катюша, – заволновалась Лёля.
Воспитательница вывела и Катюшу:
– А вот и вторая. Они друг без друга жить не могут.
– Ты кто? – спросила Лёля у Ритки.
– Я твоя сестра, – объяснила та.
– Вот моя сестра. Ее зовут Катюша, – показала Лёля. Ритка кивнула:
– Все правильно. А я еще одна ваша сестра. И меня зовут Ритка.
– Такая большая? Как тетя. – Лёля повернулась к Борюсику. – А тебя как зовут?
Борюсик смешался:
– Меня? Борюсик. То есть – дядя Боря.
Лёля внимательно посмотрела на него и протянула руку:
– Очень приятно. А меня зовут Лёля. Когда я вырасту, то буду Ольгой. А ее зовут Катюша. Когда она вырастет, то так и останется Катюшей.
Борюсик осторожно пожал маленькую ручку:
– Мне тоже очень приятно.
– У меня есть мишка. Он похож на тебя. Если хочешь, я его назову Борюсик.
– Хочу, – кивнул Борюсик, что-то у него подозрительно защипало в носу.
– Ну вот и познакомились. Я вас по всему свету искала. И даже не знала, что вы здесь живете, у Палны. Но теперь я вас нашла и никуда не отпущу. Пойдете ко мне жить?
– Если ты хорошая – пойдем, – согласилась Лёля.
– Она очень хорошая, – заверил ее Борюсик.
Ритка распрямилась, взяла детей за руки и посмотрела Борюсику в глаза:
– Вот, Борис. Не хочу, чтоб это выглядело как в кино, но настало время выбирать.
– Мне выбирать? Но ведь это – твои сестры, ты и решай, – удивился он.
– А у меня без вариантов. Я сама с пеленок в детдоме, никому такой судьбы не пожелаю. И в чужую семью своих девочек ни за что не отдам. Они – моя семья. А ты решай… Принимаешь ли ты нас всех?
Борюсик ошеломленно молчал. Повисла пауза, которую Ритка истолковала по-своему. Она повернулась и направилась с детьми в кабинет Анны Вадимовны. Лёлька обернулась к Борюсику:
– Борюсик, а ты?
Борюсик сорвался с места, бросился за ними. Подхватив Лёлю и Катюшу под мышки, потащил их в кабинет, изображая самолет и отчаянно рыча:
– У-у-у. Частный лайнер «Борюсик» с двумя принцессами на борту запрашивает разрешения на посадку.
Девочки счастливо заверещали.
Борюсик локтем открыл дверь кабинета:
– Аэропорт сказочной страны посадку разрешает. Добро пожаловать.
Ритка, задержавшись в коридоре, всхлипнула, вытерла набежавшие на глаза слезы.
– Высота сто… пятьдесят… ноль. У-у-у-у, оп-па, посадка произведена успешно. – Борюсик сбросил девочек на диван.
– Осторожнее. А то твоя посадка больше на десантирование без парашюта смахивает, – испугалась Ритка.
– Рит, ну как все прошло? Мы тебе раньше сказать хотели, но Анна Вадимовна нас остановила.
Ждали, пока вы не встретитесь с детьми, – кинулась к сестре Доминика.
– Ника, я так счастлива! Я хочу их забрать прямо сейчас, навсегда и бесповоротно. Но ведь не отдадут сразу? – сообразила Ритка.
– Конечно, не отдадут. Сначала тебе придется пройти все бумажные формальности. Я как адвокат… – начал Артем.
Доминика обняла и поцеловала его:
– Ну все, завелся канцелярская душа. Остынь, мы все знаем, какой ты умный.
– Если это комплимент, разрешите отблагодарить вас невинным юридическим поцелуем.
Доминика повернулась к Ритке:
– Ритка, я хочу тебе сообщить… Даже не знаю, как сказать… Ритка, тебе больше нечего бояться! Мы были у Петрова, и он сказал…
– А я уже знаю! Уже все знаю! Мне Пална рассказала. Сестры по крови с визгом бросились друг к другу и, обнявшись, начали кружиться по комнате, потом, обессилев, рухнули на диван.
– Что за дикие крики? Вы весь детдом переполошили, – спросила недовольная Анна Вадимовна.
Доминика перевела дыхание:
– Уважаемая Анна Вадимовна, мы с сестрой приносим вам по этому поводу свои глубочайшие извинения.
– У нас с сестрой есть оправдание. Мы так давно не слышали хороших новостей, что от первой же впали в истерику. То есть в эту, как ее – эйфорию, – поддержала се Ритка.
– Дайте я угадаю. Вы, Доминика, были в милиции у Петрова? А ты, Наташка, была в больнице у Палны?
– Ответ правильный! И мы вручаем нашему зрителю суперприз – моющий пылесос с функцией встроенной кофеварки! – пропела Ритка, а Доминика захлопала и засвистела, изображая аплодисменты в студии.
Анна Вадимовна рассмеялась:
– Да вы еще девчонки совсем. Эх, с удовольствием покричала бы вместе с вами, да возраст не позволяет. И люди не поймут.
Ритка взахлеб рассказывала:
– Представляете, я как увидела девчонок, сразу поняла – мои. Лёлька на меня страшно похожа, правда?… Анна Вадимовна, а скоро мне их отдадут?
– Трудно сказать, я этим никогда не занималась. Вот Пална выйдет – все у нее и узнаешь.
– Может, это и хорошо, что не сразу. Мне подготовиться нужно. Квартиру побольше снять…
Доминика удивилась:
– Разве ты не будешь жить у Борюсика?
– Тесновато там, а девочкам простор нужен. Ничего, я Борюсика уговорю. Да на работу еще надо будет устроиться. Я на рынок не вернусь. Засмеют. Нужно что-то поприличнее найти. О! Пойду в фельдшерскую школу – буду потом в клинике Борюсику помогать. Я еще в детстве врачом стать хотела.
– Прости, я не поняла, куда ты собралась идти? – переспросила шокированная Доминика.
Ритка терпеливо повторила:
– В фельдшерскую школу. Скорей всего. Я еще не до конца решила. Может, в фотомодели подамся. В общем, где платят больше. Я не из тех женщин, которые сидят на шее у мужчины. И потом, нас теперь трое – мы на шее одного Борюсика при всем желании не поместимся.
– Ритка, опомнись: какие фельдшера, какие модели? Ты же – владелица «СуперНики»! – напомнила Доминика.
Ритка нахмурилась:
– Я все помню, Ника, не беспокойся. И при каких обстоятельствах я стала владелицей – тоже хорошо помню.
– Крах дела моей жизни, – пригорюнилась Доминика. – Пока я лежала в больнице после аварии, компанию у меня просто украли. Махинации на бирже, прямой подлог….. Да что теперь говорить…
Доминика замолчала: у нее резко ухудшилось настроение, она отошла к окну. Анна Вадимовна изумленно смотрела на Доминику и Ритку.
Ритка вздохнула:
– Да, мама Аня, все это сделала я. Только – не все и не я. То есть на меня давили плохие люди. И теперь, когда мне нечего бояться, я возвращаю все настоящей хозяйке, Доминике. И акции, и кресло, и офис.
Анна Вадимовна встала:
– Та-а-ак, пожалуй, я слишком стара для всех этих сложностей. Пойду к девочкам. Думаю, вам найдется, о чем поговорить.
Доминика отошла от окна, взяла Ритку за руку:
– Ритка, о судьбе компании и о наших с тобой делах давай поговорим позже – в более спокойной обстановке. А сейчас, когда жизнь Палны вне опасности, мы должны выяснить все о роли Косаревой и Крокодила в этой некрасивой истории.
– Вот номер-то будет, если выяснится, что Крокодилище – мой папа! – охнула Ритка. – Слушай, Крокодила Виктором зовут. А я – Викторовна!
Ритка сначала остолбенела от своей догадки, а потом впала в истерику. Она вскинула руки и прошлась в импровизированном танце:
– Асса! Была Ритка – девчоночка классная, а стала Ритка – Крокодиловна опасная. Асса!.. Жила Ритка, горя не знала, пока ее родные папа с мамой не сдали… Ай, жги, жги, зажигай! Чавела!
Ритка сделала круг и, обессилев, упала на диван.
Николай Николаевич с Сергеем приехали к Петрову. НикНик собирался что-то сказать, но Сергей, оттеснив его, подошел прямо к столу:
– Товарищ подполковник. Или – господин подполковник – не знаю, как вам больше нравится. Хочу сказать сразу, чтобы между нами не было дурацких недомолвок: любой труд по возвращению моих денег будет оплачен. В разумных, но весьма достаточных пределах.
Петров взвился:
– Да что за день сегодня такой? Взятки просто наперебой суют. Становится даже немного жалко, что я такой принципиальный. Будем считать, что вы этого не говорили, а я этого не слышал.
– Он пошутил, – быстро вмешался НикНик.
Сергей возразил:
– Шутить я и не думал. Я в отличие от некоторых – не клоун и вполне способен отвечать за свои слова
Петров устало кивнул гостям на стулья:
– Присаживайтесь. Давайте разбираться. Я все проанализировал и пришел к выводу, что доказать вину Косаревой в хищении денег на данный момент практически не представляется возможным.
– Аналитик хренов! А фотографии? – взбесился Сергей. Петров пожал плечами:
– То, что она танцевала с вами в ресторане, известно и без фото. Это подтверждают свидетельские показания посетителей, официантов ресторана. Но что из того?
– Как что? После ресторана мы поехали ко мне домой, деньги испарились. У меня есть банковский документ, подтверждающий, что я их получил до встречи с ней. А после они исчезли, – заявил Сергей.
Петров вздохнул:
– Мне уже надоело повторять избитую истину: после не значит вследствие.
– Интересно у вас получается. Преступница есть, жертва есть, а денег нету. А где же справедливость? – вскричал Сергей.
– Успокойтесь. Справедливость есть. Ваша Косарева попалась на другом преступлении – гораздо более серьезном. И стопроцентно понесет наказание. Доказательная база у нас сильная, отвертеться ей не удастся.
– Что? База? Отвертеться?… – Сергей даже на месте подскочил. – Да плевал я на вашу базу с высоты птичьего полета! И на Косареву эту вашу со всеми ее увертками. Меня вообще не интересует, за что и как ее накажут. Меня интересуют мои деньги!
Петров резко его перебил:
– Молчать и слушать. Вы, пострадавший, мне ужасно надоели. Более того – вы мне ужасно несимпатичны. Я бы вас с удовольствием выбросил в окно, но, к сожалению, не имею такого права. Поэтому я забуду ваш оскорбительный тон и даже дам один полезный совет. Если Косарева промышляла в городе клофелином, то должны найтись и другие пострадавшие.
– Я навел справки – заявлений не поступало, – встрял Николай Николаевич.
Петров кивнул:
– Правильно, и поступать не могло. Обычно клофелинщицы делают компрометирующие снимки своих жертв. Чтобы потом, в случае чего, шантажировать. Эти фотографии они хранят достаточно долго. А поскольку взяли мы Косареву внезапно, она вряд ли могла замести следы. Организуйте срочный обыск у нее на городской квартире, а я позабочусь о «малине» в Радужном.
Сергей повернулся к Николаю Николаевичу:
– Ты слышал, бездарь, как следует работать? Шевелись, нам срочно в город. А вам спасибо, товарищ Петров, огромное спасибо. И еще у меня к вам будет личная просьба.
– Пока не за что, – буркнул тот. – Слушаю вашу личную просьбу.
– Если вы припрете эту гадину к стенке, я не буду требовать ее расстрела на месте. Я ведь не злой. Пусть только деньги отдаст, и я тут же заберу заявление. Не было ресторана, клофелина не было, и меня не было, лоха последнего, который на это все попался. Скажете ей, а? Петров, сделай это, прошу тебя. Я не забуду. Не берешь взяток – и отлично. Я тебе вместо взятки машину подарю. Хорошую. «Жигули». Да?
Сергей с Николаем Николаевичем вышли, но прежде чем закрыть дверь, Сергей еще раз просунул в кабинет голову и с заговорщицким лицом подмигнул. Петров, оставшись один, еще несколько секунд смотрел на дверь и вдруг разразился смехом:
– Нет, они меня с ума когда-нибудь сведут, эти коммерсанты. «Жигули!» Был бы «мерс» предложен, я бы еще подумал. И может быть, поступился бы принципами.
– Доченька, это я. Как ты там? – позвонил Юрий Владимирович Диане.
– Стандартно – лучше всех. Говори, как у вас с мамой. Не случилось очередное роковое недоразумение? Мама не застала тебя в спальне в момент осуществления искусственного дыхания очередной беременной блондинке?
– Беременная красотка мне, к счастью, не попадалась. Но тут каждую минуту происходит такое, что впору переписывать финал моего синопсиса… О, проклятье! – Юрий Владимирович запнулся. – Извини, я только что вспомнил, что синопсис уже не мой. Знаешь, я всегда был равнодушен к деньгам и абсолютно в этом согласен с Омаром Хайямом: «Горсть мусора получит тот, кто кошелек мой украдет». Но этот мерзавец Игорь украл что-то большее – часть меня самого. И что самое страшное – я никогда уже не смогу доказать, что он – вор.
Диана весело сказала:
– Знаешь, папуля, а тебе ничего и не придется доказывать. Меня вдруг посетила гениальная идея. Ты больше не будешь поднимать этот вопрос в издательстве. Ты просто напишешь первую главу и отнесешь ее Петру Алексеевичу.
– Не совсем понимаю ход твоей мысли, – переспросил Юрий Владимирович.
– Все очень просто, папуля. Я читала опусы этого Игоря. Графоман такой, что пробы ставить некуда. Твоя же проза сама за себя скажет. Издателю одного взгляда будет достаточно, чтобы понять, кто вор!
Юрий Владимирович обрадовался:
– Так что же получается? Горсть мусора получит тот, кто мой синопсис украдет? Дианочка, ты – гений. Ты вернула мне жизнь одной фразой.
– Ну-ну, пап, не преувеличивай. Я всего лишь дочь гения, – скромно ответила Диана.
Толик торопливо набрал номер:
– Это я. Крокодила повязали… Хату обыскивали – сам видел. Чуть не попалился… Понял… Понял.
Отключив телефон, он рванул с места. Доехав до здания милиции, припарковался сбоку, не особенно светясь. Из здания выбежал милиционер, подошел к Толику, дружески пожал руку и что-то быстро сказал.
Толик, проводив милиционера глазами, снова позвонил:
– Это я. Узнал, у меня кум в ментах служит… Нет, не проболтается. Ему невыгодно. Взяли нашу Косареву. Толком непонятно по какому делу. Но она у них… Гости все еще тут. В детдоме… Что-о-о? Повторите, не понял… Как это всех?… Это… это уже совсем другие деньги. При всем уважении… Мне же когти рвать придется. И возможно, навсегда… Деньги и документы должны быть в порядке. При всем уважении… Не пугаю, а предупреждаю.
Ольга Алексеевна просматривала тексты к передаче.
– Ольга Алексеевна, мы все разобрали, кроме ваших кассет. Они в шкафу. А вот одна неподписанная. Лежала без коробки на стопке эфирных кассет, – подбежал к ней ассистент.
– Неподписанная? Без коробки? Не может быть!
– Вот и я думаю, это на вас вообще непохоже.
– Спасибо, Сашенька, оставь ее здесь. Я посмотрю и подпишу.
Заглянул Михаил.
– Здравствуйте. Это ничего, что я вас отвлекаю? – спросил он.
– Что вы, Миша… Ой, извините за фамильярность.
– Зачем извиняться? Я Миша и есть…
– Тогда я – Оля, без отчества. А на брудершафт мы с вами позже выпьем, правда же?
– Обязательно. Я пришел, чтобы рассказать… Так вышло, что вы для меня сейчас самый знакомый человек, если можно так выразиться.
– Поверьте, Миша, вы для меня тоже. Как вы съездили? Вам в детдоме не сказали, что для того, чтобы вам отдали деток, нужно снова жениться?
Михаил намека не понял:
– Да нет… Произошло что-то неправдоподобное.
Михаил рассказал о том, что девочки уже в другой семье.
– Я вот что подумал. Детям нужен один отец. Борис Михалыч – хороший человек. С ним им будет надежно. Не надо мне путаться у них под ногами. Я когда увидел, как Борис Михалыч отнесся к этим девочкам… К моим девочкам… Я сразу все понял.
– Я одного не пойму: раз ему разрешают их удочерить, значит, Борис Михалыч женился?
Михаил растерялся:
– Не знаю. Да им и удочерять не надо. Они же сестры…
– Кто сестры? Как сестры? – изумилась Ольга несказанно.
– Его жена, в смысле, Маргарита, и мои девочки. Лёлька и Катюша.
– А где же, позвольте спросить, эта Маргарита была раньше? Почему ее сестры жили в детдоме и ее это ни капли не беспокоило?
– Ольга Алексевна, там какая-то драматическая история. Она только сейчас узнала, что у нее есть сестры…
– Вот это да! – воскликнула Ольга Алексеевна. – Какие сюжеты подбрасывает жизнь! А можно я вас всех приглашу на мое ток-шоу? И назову его… «Сестры по крови».
Доминика и Ритка все решали, что сделать, чтобы вывести на чистую воду Косареву. Доминика, как всегда, мыслила логично.
– Допустим, тебе дадут очную ставку с Косаревой. Но очная – не значит с глазу на глаз. Ты не сможешь ее припугнуть своими разоблачениями, а она ничего тебе не сможет при посторонних рассказать, даже если решится с тобой пооткровенничать.
– Тогда ты пойдешь в милицию и возбудишь новое уголовное дело, – предложила Ритка.
– Какое?
– Ясно какое. Об афере с твоей фирмой.
Доминика подумала:
– Во-первых, у меня нет доказательств. А во-вторых, я этого не сделаю, потому что не собираюсь тебя подставлять. Ты купила два пакета акций…
– Три, – поправила Ритка.
– Но по двум – моим и моего отца – может обнаружиться состав преступления… Нам еще не хватало, чтобы тебя сейчас по моим стопам пустили – в дурку, в тюрьму… Если уж с кем-то разбираться официально, так это с Сергеем. Он совершил подлог, и это мы можем доказать.
Ритка решительно поднялась:
– А знаешь что? Поехали со мной. Я знаю, где живет Крокодил. Там, на месте и разберемся.
Милиционер принес Петрову пакет.
– Здравия желаю. Вот, – сказал он. – Это, гражданин начальник, наш улов. У Топоркова изъяли женскую сумку…
Петров развернул пакет, достал пачку фотографий и стал их рассматривать.
– Да уж, – хмыкнул он. – Эта клофелинщица всех своих клиентов, значит, фотографировала на память.
– А вы еще на обороте посмотрите, – посоветовал милиционер.
Петров посмотрел и еще больше обрадовался:
– Ого-го! Тут как в бухгалтерии. И имена, и адреса, а вот тут даже номер телефона… Всех, кого обобрала по клофелинному делу, собрала, значит, в картотеку. Ай да Косарева, ай да молодец!
Они пожали друг другу руки, милиционер вышел. Петров внимательно рассматривал фотографии клиентов Косаревой.
– Вот это да! – ахнул он. – И бегать никуда не надо. Может, предложить ей стать нашим сотрудником на полставки? Сама будет воровать, сама же себя и искать… А жизнь-то налаживается.
Крокодил не ждал таких важных гостей. У него даже в горле запершило:
– Наташка…
– Меня теперь зовут Ритка. И с этим фактом тебе придется смириться.
Крокодил помолчал немного и спросил, указывая на Доминику:
– А это кто?
– Меня зовут Доминика Никитина.
– Она хозяйка фирмы «СуперНика». Слышал про такую? – спросила Ритка.
– Нет. Откуда? У вас там своя жизнь, у нас своя, – равнодушно бросил Крокодил. – Мне тебя и угостить нечем, Наташка…
– А ты меня уже угостил. По жизни, – горько заметила Ритка. – Что ты по этому поводу думаешь, а, Крокодил, то есть это, Виктор Мефодьевич?
Крокодил тяжело вздохнул.
Доминика продолжала:
– Разговор у нас серьезный. За правдивые ответы мы вам можем хорошо заплатить. Гораздо больше, чем ваш заказчик.
Крокодил удивленно уставился на Доминику:
– Наташка, скажи ей! Что за чушь она несет? Она что, пьяная?
– Отвечай, Крокодилыч. Ты номер моего мобильника знаешь? – спросила Ритка.
– Да откуда? Пытался, правда, выяснить. Но Васька, этот твой, не дал.
– Зачем пытался выяснить? – не унималась Ритка.
– Стыдно мне стало. Это все Надька. И тебе, и мне жизнь переломала. Хотел тебя в больнице проведать…
– А откуда вы узнали, что Ритка в больнице? – насторожилась Доминика.
– Она что, из милиции? – всполошился Крокодил.
– Ты отвечай, а не вопросы спрашивай.
– Да Василий же мне и сказал, – признался Крокодил.
– Так что же ты, крокодильская твоя душа, ничего мне не сообщил! – Возмущенно воскликнула Ритка.
– О чем? – не понял Крокодил.
– Да о том, что вашу мокруху с меня сняли. И что я могу вынуть голову из песка! – кричала Ритка.
– Я к тебе в больницу пойти хотел. А ты в отключке была. Я, признаться, даже всплакнул по дороге, – расчувствовался крокодил.
Но Доминику волновало другое:
– Виктор Мефодьевич, я вас в последний раз спрашиваю. Вам Косарева отдавала распоряжения по «СуперНике»?
– Да нет же. Что она ко мне пристала! Наташка, веришь, я совсем другой стал… Я не пью… Я к дочкам своим хожу, в детдом… Ты знаешь, что у тебя сестры есть?