Текст книги "Возвращение из ночи"

Автор книги: Елена Свиридова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– А я испугалась за тебя!

– За меня? Да что ты, дорогая моя! – Он обнял меня, погладил по волосам, поцеловал. – Обычная разборка, ничего особенного. Как видишь, все закончилось мирно.

– Я боялась, что все поубивают друг друга, я так не хотела этого...

– Знаю, – сказал Герман. – Я сделал все это ради тебя, чтобы не травмировать твою чувствительную душу. Никаких перестрелок, все живы, все на своих местах. Надеюсь, на этот раз ты довольна?

– Спасибо... – прошептала я.

– Но какое грандиозное шоу! – воскликнул Герман.

– Да, такого я не видела никогда в жизни! Только в кино!

– Ладно, пойдем спать, – он взял меня за руку и медленно повел за собой к двери. – Ты не против?

– Нет, не против, только не знаю, смогу ли я заснуть...

– Хочешь, я расскажу тебе сказку?

– А ты умеешь? – удивилась я.

– Никогда не пробовал, – Герман улыбнулся, и только сейчас я заметила, что у него очень утомленный вид.

– Может быть, отложим сказку до следующего раза, если ты устал? – предложила я.

– Я не знаю, когда будет другой раз... – тихо произнес он.

Эта фраза прозвучала как-то странно и загадочно, и меня снова охватило беспокойство. И еще я подумала – вдруг он решил, наконец, рассказать мне что-то о себе! Сама я никогда не приставала к нему с расспросами, поняв раз и навсегда, что я только испорчу отношения с ним. Сейчас, возможно, мне выпадал шанс услышать что-то интересное...

– Герман, я готова слушать тебя хоть целые сутки! – воскликнула я.

– Тогда ложись в постель и жди. Я скоро... – он довел меня до двери моей спальни и, поцеловав мне руку, исчез в лабиринте...

Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как он поцеловал мне руку у двери в спальню... Возможно, он просто заснул от усталости, так и не зайдя ко мне?

Я встала, заглянула в его спальню, но там было пусто. На несмятой постели лежала записка. Четким, уверенным почерком было написано: "Анна, я люблю тебя!". Больше ничего.

Я взяла записку, вернулась к себе в комнату, села на постель и стала вглядываться в написанные Германом слова, словно в них был еще какой-то особый, тайный смысл. Внезапно мне пришло в голову, что его любовь ко мне – это и есть та самая сказка, которую он хотел мне рассказать! Или, может быть, он собирался поведать мне историю о заколдаванном принце, который должен скрывать от всех свое прошлое, пока не женится на прекрасной, доброй и бедной девушке?... С этой бредовой мыслью я заснула...

...Утром я получила на пейджере сообщение от Германа: "Виктор приедет за тобой к двум часам. Целую. Люблю. Жду".

Неужели, действительно, он решил жениться на мне прямо сегодня? Я не была в этом уверена, но на всякий случай приготовила светлое платье, которое мне особенно шло и очень нравилось Герману, повертелась перед зеркалом в поисках подходящего стиля прически, надела подаренное Германом кольцо, положила в сумочку паспорт и, ожидая новых невероятных приключений, без пяти два спустилась вниз.

Пройдя через сад я увидела у ворот белый мерседес, который использовался в особо важных случаях, рядом с ним прогуливался Виктор. На этот раз он был в строгом костюме, в рубашке с галстуком, и от его облика исходила торжественная монументальность. Я подумала, что возможно и вправду стану сегодня замужней дамой, это развеселило меня и я крикнула бодрым голосом.

– Привет!

– Добрый день, Анна, – ответил он вежливо. – Ты готова?

– Как видишь! – Я засмеялась, кружась в своем нарядном платье. Кольцо сверкало на пальце, отражая солнечные блики. Я протянула руку, показывая его Виктору. – Посмотри, какое красивое!

– Да, – произнес он со сдержанным пафосом, – это подарок, достойный тебя!

Я улыбнулась. Виктор, всегда такой молчаливый, исполнительный, впервые за все время нашего знакомства произнес фразу, не предусмотренную регламентом! Возможно, он был совсем не глуп. Мне вдруг захотелось расшевелить его, разговорить, и когда он почтительно распахнул передо мной заднюю дверцу машины, я заявила капризным тоном.

– Я хочу сесть вперед!

– Это твое право, Анна, – он обошел машину, таким же отработанным жестом открыл переднюю дверь. – Просто сзади безопаснее.

– Я думаю, с тобой везде безопасно, – сказала я весело, усаживаясь на переднее сиденье.

Возможно, мой игривый тон, мое странное поведение немного шокировали его. Он не привык превышать свои полномочия, единственной вольностью, которая ему дозволялась, было обращение ко мне на ты. Этим Герман как бы старался подчеркнуть мою молодость и свою демократичность.

Вдруг я почувствовала на себе взгляд Виктора, это длилось какое-то мгновение, но я успела заметить, как изменилось его непроницаемое лицо, в глазах промелькнули растерянность, смущение, кажется, он хотел сказать что-то, но промолчал.

За те несколько раз, что он отвозил меня куда-то, он не позволил себе не только лишнего слова или жеста, но даже прямого взгляда, всегда говорил, опустив глаза. Я не придавала этому никакого значения, а сейчас вдруг почувствовала едва уловимую скрытую нежность... Интересно, а он догадался, что я это заметила? Впрочем, это не имеет никакого значения, просто интересно, как вдруг в какие-то доли секунды раскрывается человек.

Внезапно, впервые за все время нашего знакомства, я увидела в нем совсем другого человека, у которого, наверное, есть свой внутренний мир, скрытый за оболочкой молчаливого пунктуального робота, никогда не переходящего через границы, однажды очерченные его хозяином. Какой он на самом деле, этот верный, преданный, немногословный человек? Очень скрытный? Наверное, ему есть, что скрывать... Неужели я ему не безразлична? Если это так, он прекрасно владеет собой. Я мысленно стала рисовать его портрет...

Все мои дальнейшие попытки разговорить его в дороге не привели ни к чему. Он снова ушел в свой металлический панцирь какого-то зеленоватого цвета, а взгляд не выражал больше ничего, словно я сидела рядом с манекеном или статуей. Правда, я успела отметить для себя, в тот момент, когда ожили внезапно его глаза, что он довольно молод и недурен собой... В общем. когда мы подъехали к зданию ЗАГСа, его портрет, созданный в моем воображении, был уже готов, осталось только перенести его на бумагу.

Выйдя из машины, Виктор почтительно подал мне руку, а Герман с огромным букетом роз уже шел мне навстречу. Ах, как он был хорош в этом новом серебристом костюме, с этим роскошным букетом, с ослепительной улыбкой!

Я протянула ему руку с кольцом, он поцеловал ее, потом вдруг спросил обеспокоенным голосом.

– Анна, ты хорошо себя чувствуешь?

– Прекрасно! А что?

– Ты никогда не ездила спереди. Я подумал, может быть, тебя стало укачивать?

– Нет, просто мне хотелось смотреть в окно на дорогу, видеть, что впереди, запоминать...

– А потом рисовать свои картинки?

– Конечно. А ты испугался, что меня укачивает, тошнит, не дай бог? – Я засмеялась, – не бойся, я не беременна.

– Почему ты думаешь, что я должен бояться этого? – Герман как-то странно посмотрел на меня.

– Просто потому, что ты мужчина, а все мужчины этого боятся!

– У тебя сегодня странное настроение, – сказал Герман сухо.

– Ничего странного! Мне весело, я счастлива!

– Ну хорошо, идем.

Он подал мне руку, повел по ступенькам вверх, распахнул дверь, и мы вошли в просторное фойе. Всюду были цветы – в вазах, корзинах, в чьих-то руках, а из зала доносились звуки торжественной музыки...

...Очнулась Анна от телефонного звонка. С трудом придя в себя, не зная, сколько она пролежала так, уткнувшись в подушку и заново проживая собственную жизнь, подняла трубку.

– Алло!

После недолгой паузы женский голос произнес.

– Мне нужен Леонид... Я не ошиблась номером?

– Вы не ошиблись, но его сейчас нет, – ответила Анна, растерянно оглядывая комнату.

– А когда он будет?

– Не знаю... – отозвалась Анна.

– Интересно, – произнесла женщина, – а с кем я говорю?

Анна молчала.

– Так кто же вы? – настаивала женщина.

– Я... я... – голос Анны сорвался, она чуть не уронила трубку.

– Что ж, видно вы не хотите себя называть, – женщина странно усмехнулась. – Но уж будьте так любезны, передайте Леониду, что звонила Ирина.

– Я передам... – прошептала Анна.

– Кстати, как вам мое платье? Надеюсь, подошло?

Анна не успела больше ничего сказать. В трубке раздались короткие гудки. Они звучали назойливо, громко. Анна нашла, наконец, нужную кнопку, заткнула телефон. Поглядела в окно. Там, в слабых сумерках, проезжали редкие машины с включенными фарами. Возможно, был поздний вечер, или, наоборот очень раннее утро. Никаких часов в доме она не нашла, кроме старого будильника, который давно стоял. Да пожалуй, сейчас время уже не имело значения. Кажется, за один день или ночь она заново прожила несколько месяцев своей прежней жизни. И это был не сон, она уже не сомневалась теперь, что все это произошло с ней на самом деле. Но что же было дальше? Что случилось потом? Этот дурацкий телефонный звонок оборвал живую нить воспоминаний, вернул ее из прошлого в настоящее, но теперь она уже ни в чем не была уверена. Если все, что она вспомнила сейчас, было в действительности, то где Герман, почему они расстались, почему она оказалась в этой квартире с совершенно другим человеком? И был ли этот человек на самом деле, или вся ее странная история с Леонидом Беловым – всего лишь игра собственного воспаленного воображения? Но тогда почему, почему она здесь? Ведь это – его квартира! А женщина, которая звонила несколько минут назад – кто она, его любовница или жена? Платье... Господи, он привез это платье, взяв его у другой женщины! А где он сам? Может быть, поехал к ней, или к другой... Как все глупо, нелепо, отвратительно! И эта дурацкая амнезия, отчего же она случилась? Все перемешалось, перепуталось, правда, я многое успела вспомнить... Нет, теперь надо вспомнить все, я должна пройти по этому лабиринту до конца, найти заветную дверь и подобрать к ней ключ! Господи, на чем я остановилась?

...Герман ведет меня туда, где звучит торжественная музыка... Нам говорят какие-то слова... Он надевает мне на палец обручальное кольцо... Кольцо, но где же кольцо? На моей руке было обручальное кольцо! Я его потеряла? Когда и где?

...Уютный, красивый зал... Тихая, приятная музыка... Длинный банкетный стол... Где это? В нашем доме? Нет, место совсем другое... Вокруг – знакомые лица... Это те же люди, которые были на нашей помолвке, в основном – деловые партнеры Германа. Кажется, я с ними знакома достаточно близко, хотя толком не знаю, чем они занимаются. Я до сих пор не знаю даже, чем занимается сам Герман, но, в конце концов, какое это имеет значение? Важно, что он любит меня, что я стала его женой и безумно счастлива...

Его друзья и партнеры поздравляют нас, произносят торжественные тосты...

...После свадьбы мы уехали на Канарские острова. Две недели на огромной вилле, на берегу моря, среди экзотических деревьев и цветов... Моя сказка продолжалась, и теперь я была уже почти уверена, что она не кончится никогда. Но однажды кто-то позвонил Герману из Москвы. Герман ушел с трубкой в соседнюю комнату, долго говорил по телефону, вернулся с озабоченным лицом и сказал.

– К сожалению, мне срочно надо вернуться! Я закажу билеты на завтра.

– Что-нибудь случилось? – огорченно спросила я.

– Ничего особенного, просто дела требуют моего присутствия.

Я не стала приставать к нему с дальнейшими расспросами, так как знала, что это бесполезно. Он все равно ничего мне не расскажет, к этому я уже привыкла. Но известие о нашем возвращении, конечно, огорчило меня. Мы собирались пробыть здесь не меньше месяца!

Я молча стала укладывать чемодан. Герман подошел ко мне, обнял, поцеловал и сказал, стараясь придать своему голосу веселую интонацию.

– Не расстраивайся, Анна, мы еще приедем сюда!

– Да, наверное... Ведь у нас с тобой вся жизнь впереди... – сказала я, поглядев на него. – Правда?

– Конечно, – ответил он, повернувшись к окну и думая о чем-то своем. Надо сказать, что вид у него был совсем не веселый.

Тогда я не придала этому особого значения, но позже не раз вспоминала этот странный телефонный звонок, изменившееся лицо Германа, на которое словно упала незримая тень.

На другой день мы вернулись в Москву. После южного солнца и лазурного моря было неприятно окунуться в промозглую и сырую московскую осень. Виктор встретил нас в аэропорту на темно-сером "Мерседесе", заменившим привычное "Вольво". Когда мы проезжали через центр, Герман что-то тихо сказал Виктору, тот остановил машину.

– Возможно, сегодня я вернусь поздно, не жди меня к ужину, – Герман поцеловал мне руку и вышел.

Всю оставшуюся дорогу мы с Виктором ехали молча. Он ни разу не повернул голову в мою сторону, не произнес ни слова, словно между нами и не было никогда более теплых, почти дружеских отношений. Возможно, он раскаялся в однажды допущенной слабости и теперь старался исправить ошибку, снова превратившись в исполнительный робот.

Примерно через час я была уже в нашем загородном особняке. Виктор отнес в дом чемоданы, почтительно попрощался со мной и уехал.

Так и не дождавшись Германа, я заснула довольно быстро. Внезапные сборы, переезды, перелет немного утомили меня. Кажется, тогда мне приснился какой-то дурацкий сон, где я сама была действующим лицом компьютерной игры. Я бродила по каким-то извивающимся коридорам, проходила через разноцветные двери, блуждала по странным, заброшенным комнатам... Везде было пусто, но какое-то тревожное ощущение подстерегающей меня опасности все возрастало... В конце концов, я окончательно заблудилась, метаясь от двери к двери... И вдруг, за одной из них открылся длинный тоннель, в конце которого слабо мерцал свет. Я шагнула туда, оттолкнулась ногами от серого бетона и полетела... Сначала совсем низко, чуть не касаясь ногами пола, потом постепенно стала набирать и летела теперь почти под самым потолком. Свет был все ближе, все ярче, я двигалась ему навстречу, кажется, там была улица, люди, машины, деревья... Вот, уже совсем близко, конец тоннеля, я рванулась туда и ударилась головой в стену...

Проснулась я с головной болью, словно ударилась обо что-то не во сне, а наяву. Германа в доме не было. Наверное он, как обычно, уехал очень рано. Или вообще не приезжал? Постель аккуратно застелена, никакой записки... Такое было впервые за все время нашей совместной жизни, это немного встревожило меня. Я вернулась в свою спальню, долго валялась в постели, читала какую-то книгу, потом спустилась вниз и включила телевизор, чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей и скверного состояния. Несколько раз переключила каналы, везде была какая-то ерунда. Тогда я решила посмотреть новости, уж не помню сейчас, по какой программе... В это время как раз шла криминальная хроника. Вдруг перед глазами появилась искореженная взрывом машина, рядом с ней лежал труп человека... Когда его лицо показали более крупным планом, я с ужасом узнала в нем Альберта, мужа Марины. Это зрелище настолько потрясло меня, что я пропустила мимо ушей почти всю информацию, которую говорил диктор. Только последняя фраза, ставшая типичной в подобных репортажах, донеслась до моего сознания: "Следственные органы предполагают, что это заказное убийство, совершенное в результате выяснения отношений между преступными группировками".

Я знала этого человека, даже нарисовала по просьбе Германа его портрет. Конечно, этот Альберт был не слишком приятным человеком и, вполне возможно, он имел отношение к каким-то преступным делам, но как бы там ни было, его страшная гибель оставила в моей душе тягостное ощущение. И не только потому, что мне было жаль этого человека. Внезапно, наверное впервые за все эти месяцы, я почувствовала страх за Германа. Если убивают его партнеров, то когда-нибудь могут убить и его! Конечно, я надеялась, что то, чем занимается он, не имеет отношения к криминалу. Но ведь я ничего не знаю о нем, кроме того, что он умен, образован, выдержан, обаятелен и богат. О его делах мне совершенно ничего не известно! Господи, если с ним что-нибудь случится, я этого просто не вынесу! Я его безумно люблю, хочу прожить с ним долгую счастливую жизнь! Хоть бы он был осторожен, хоть бы с ним ничего не случилось!

Весь день я не находила себе места, слонялась по дому, заходила в мастерскую, брала в руки то карандаш, то кисть, но от волнения ничего толком нарисовать не могла. Я смотрела в окно, за которым давно наступила темнота, ждала Германа и молила Бога, чтобы он скорее вернулся. Мой пейджер упорно молчал.

Вечером, когда он наконец вернулся, я бросилась к нему, прижалась головой к его груди, словно мы не виделись целую вечность.

– Что с тобой, Анна? Ты чем-то взволнована? – спросил он удивленно, словно у меня не могло быть никакого повода для волнения.

– Я смотрела хронику... утром... Это так ужасно! Ты знаешь? – сбивчиво произнесла я.

– Да, мне очень жаль Альберта, – ответил Герман спокойно. – Но почему ты так разволновалась?

– Я испугалась за тебя... – прошептала я. – Он был твой приятель, партнер... Если с ним такое случилось... Ведь я ничего, ничего о тебе не знаю!

– Ты знаешь обо мне самое главное, – Герман улыбнулся, – я люблю тебя! И поэтому со мной никогда ничего не случится! В этом ты можешь быть уверена.

– Господи, я хочу, чтобы это было действительно так! – я обняла его, спрятала голову у него на груди.

Он усадил меня к себе на колени и сказал.

– Так и будет.

Какое-то время мы молча сидели так, прижавшись друг к другу, а потом прямо в гостинной, на диване стали заниматься любовью. Это придавало особую остроту ощущениям, словно мы тайные любовники, а не муж и жена.

Весь следующий день я рисовала, как одержимая. Я делала эскизы к давно задуманной картине, которую хотела назвать "Лабиринт". Это слово стало для меня очень много значащим символом. Лабиринт – это человеческая судьба, это сложный путь людей друг к другу через непреодолимые препятствия... это моя безумная фантазия, моя невероятная встреча с Германом, наши странные и совсем не однозначные отношения. В общем, это все.

Что касается наших отношений, в них действительно была определенная странность. Наша жизнь протекала как бы вообще вне быта, и поэтому ее трудно было назвать семейной. Каждый из нас жил своей особой жизнью, совершенно независящей от другого. Моей особой жизнью было мое творчество, фантазии, сны, и как бы Герман ни старался, он все равно не смог бы проникнуть до конца в этот мой мир. В свою очередь, он проводил большую часть времени в каких-то недоступных мне деловых сферах, и вообще не считал нужным посвящать меня даже частично в эту сторону своей жизни. Но когда мы оказывались вместе, мы буквально не могли оторваться друг от друга. Все держалась на сильном взаимном влечении, причем нас обоих страшно тянуло друг к другу не только физически, но и на каком-то ином, более сложном уровне. Это было магнетическое притяжение, существовавшее помимо нашей воли, нашего сознания. В наших отношениях соединялись свобода выбора и рок... Не знаю, можно ли это назвать любовью, да и вообще не берусь судить о том, что такое любовь. Знаю другое... Наша близость, секс, общение порождали во мне вдохновение, стимулировали мое творчество.

Герман и я должны были стать центральными фигурами задуманной картины. Кроме нас в ней я предполагала разместить еще много различных персонажей, и тех, с кем приходилось встречаться в нынешней моей жизни, и тех, кто остался в прошлом. Где-то на окраине лабиринта бродил Ромка, который, наверное, отчаялся когда-либо меня увидеть... Моя мать, которую я не видела уже несколько лет... Виктор, словно высеченный из камня... Марина в трауре, красное с черным... Где-то неподалеку в потемках блуждает душа ее убитого мужа Альберта... Парацельс, он же Анубис, человек с головой собаки или – собака с телом человека...

Работать было трудно, возможно, я задумала слишком грандиозное, сложное и многоплановое полотно, но отступаться я не собиралась. Мне казалось, что только дописав ее до конца я смогу понять, как соотносятся в мире люди, природа, любовь, секс, бог, магия, космос, душа, фантазия, сны и множество других вещей, которые не имеют названия...

Работа над картиной настолько увлекла меня, что я почти ничего не замечала вокруг. Герман возвращался домой поздно, усталый, нервный, и, не смотря на его сдержанность, это невозможно было не заметить. Я старалась успокоить его, в выходные мы иногда вдвоем уезжали в лес, оставляя на дороге машину бродили по заснеженным полянам. Я показывала ему деревья, похожие на сгорбленных великанов, кусты, напоминающие сплетенные человеческие руки, в общем, отвлекала его от утомительных дел и неприятных мыслей, пытаясь хоть немного вовлечь в свой собственный мир. Он охотно слушал меня, но с каждым днем становился все более мрачным и замкнутым. Мое беспокойство росло, но каждый раз, когда я говорила, что ему необходимо отдохнуть, сменить обстановку, он отмахивался, вымученно шутил, и все возвращалось на круги своя.

По утрам, оставаясь в доме одна, я почти каждый день смотрела телевизионные новости, и всякий раз, не обнаружив в криминальной хронике кого-либо из знакомых, облегченно вздыхала. В то же время я тайно надеялась когда-нибудь увидеть на экране Германа, ведь он, безусловно, был очень влиятельным и богатым человеком. Но он никогда, даже мельком, не показывался на экране, по радио ни разу не сказали о нем ни слова, в газетах не писали... Видимо, такова была его политика, стратегия – оставаться в тени и при этом управлять делами, людьми, над которыми, вероятно, он обладал достаточной властью. Но по каким-то своим соображениям он не желал демонстрировать публично эту свою власть... Что ж, это его дело, а мне пора заниматься своим.

Работала я по много часов подряд почти не выходя из мастерской. За несколько месяцев я сделала столько рисунков, эскизов, картин, сколько мне не удавалось за всю мою прежнюю жизнь. Мне казалось, что за последнее время я вышла в своем профессиональном мастерстве на достаточно высокий уровень и все чаще у меня стало возникать желание кому-нибудь показать свои работы. Конечно, в первую очередь я думала о Ромке, но как встретиться с ним? Конечно, его почти всегда можно найти на Арбате, но пригласить его сюда наверняка не разрешит Герман... А вдруг он теперь не бывает там, а рисует где-то в другом месте? Может быть, в его жизни тоже что-то изменилось, а я ничего об этом не знаю... Как тогда я его найду? От этой мысли мне стало немного грустно, мы ведь были близкими друзьями...

Ромка в эту ночь не мог заснуть. Он сидел на полу в своей маленькой комнатушке на окраине города и смотрел на портрет Анны. С тех пор, как она исчезла из его жизни, прошло уже больше года... Мог ли он представить в тот роковой апрелский день, что видит ее в последний раз?.. В первые дни после того, как ее увел с Арбата таинственный незнакомец, Ромка злился, страдал от обиды и ревности. Но время шло, а Анна не появлялась. Тогда он забеспокоился не на шутку и стал разыскивать ее. Куда он только ни обращался – в бюро несчастных случаев, в больницы, морги, и каждый раз ждал ответа с волнением и страхом. Но Анны не было нигде. Однажды он решился даже пойти в милицию, но там его страстную исповедь никто всерьез не воспринял. Заявление о розыске мог подать только близкой родственник. А кто он был Анне? В сущности, никто... Да и знал он о ней не так уж много. Родители ее давно разошлись, мать жила где-то в другом городе. Милиционер резонно предположил, что она к своей матери и уехала, а потому искать ее никто не станет. Ромка, конечно, не знал адреса ее матери, не знал даже толком названия города, где она живет... В общем, выглядел он перед стражами порядка довольно глупо, и пришлось ему уйти ни с чем. В добавок его еще и обругали, что отнимает время у милиции на всякую ерунду.

Конечно, Анна могла бы и сама дать знать о себе, но она почему-то этого не сделала. Не сумела или не захотела? Этого он не знал. Конечно, если бы у него был телефон, она, наверное, позвонила бы... Но телефона в квартире на окраине города, где он снимал комнату, не было вообще, и никого из жильцов, кроме Ромки, это совсем не волновало...

Он с тоской глядел на портрет, перед ним стояла открытая бутылка "Ив Роше". Он принципиально не употреблял крепких напитков, считая это уделом падших алкашей. Но на душе было так хреново, что очень хотелось надраться. Он отпивал шампанское прямо из горлышка, произнося про себя, что хитрые французы здорово делают дешевую синтетику. Пусть это не настоящее шампанское, зато есть и вкус, и аромат. С каждым глотком понемногу спадало напряжение, правда, настроение не становилось лучше, боль в душе не проходила, но зато можно было отпустить тормоза. Сейчас, когда он был совершенно один, когда не надо было ни перед кем делать вид, что все, мол, отлично, он позволил себе ощутить свою боль в полной мере.

– Твое здоровье, Анна! – произнес он с пафосом, поднимая бутылку, отпивая очередной глоток и ставя ее снова на пол рядом с портретом. – Я верю, ты жива, ты не можешь умереть, твой талант и красота бессмертны. Но где бы ты ни была, ты должна знать, что я восхищаюсь тобой, я люблю тебя, моя жизнь без тебя просто невыносима. Ты всегда верила в меня, ты тоже верила в мой талант, ты говорила, что я добьюсь успеха. Пока, как видишь, я ничего не добился. Все также стою на улице в холод и зной, под дождем, градом или палящем солнцем. Я неплохо зарабатываю, но что мне с того? Я не могу потратить эти деньги на дорогой подарок тебе... О Господи! Без тебя все стало бессмысленно! Может быть, ты теперь другая? Но я продолжаю любить тот удивительный образ, который навсегда останется в моей памяти, в моем сердце!

Продолжая произносить свой патетический монолог, он вдруг рассмеялся. Каким напыщенным идиотом он мог бы показаться сейчас со стороны! Ах, Анна, прости дурака! Прости своего верного, преданного друга за слабость и глупость! Знаю, ты простишь! Там, в своем запредельном, недосягаемом мире, где только ты одна видишь истинную суть вещей, ты не станешь сердиться на своего Ромку.

Он сделал еще один глоток и обнаружил, что бутылка пуста. Что ж, может оно и к лучшему! Завтра с утра немного поболит голова, таблетка аспирина, и снова за работу.

За стеной орали соседи. То ли в кухне, то ли в ванной громко лилась вода. Что-то тяжелое шарахнуло в стену. В общем, как всегда, ничего нового. Вся его жизнь, уже достаточно давно, походила на бесконечный бег с препятствиями на длинную дистанцию, бежать становилось все труднее, преодолевать препятствия все мучительнее, но повернуть назад или свернуть с дороги было просто невозможно. Он подумал, что почти все живут точно так же, при этом постоянно ноют, считая себя в этом мире самыми несчастными и обездоленными, но это было слабым утешением. Ощущение постоянной неудовлетворенности своей жизнью и самим собой с каждым годом, с каждым днем становилось все сильнее. Он чувствовал, что живет как бы не настоящей, а какой-то искусственной жизнью, похожей на репетицию театрального спектакля, он ждал, что, наконец, репетиция закончится и он, в ярком свете прожекторов, выйдет на сцену и сыграет главную роль своей жизни... Но репетиция затягивалась, словно удавка на шее, а премьеру все не назначали.

– Какого черта, в конце концов! Хватит сидеть в заднице! – громко крикнул он в распахнутое окно, бросил в темноту пустую бутылку от шампанского и твердо решил, что немедленно, сейчас же все должно измениться. – Сегодня произойдет чудо. Я чувствую это!

Он накинул плащ, вышел из дома и отправился бродить по пустынным дворам, вышел по тропе через парк к холмистому берегу реки... Он просто шел и шел наугад, и в конце концов ноги сами привели его к тем местам, где он когда-то гулял с Анной.

Вот и детская площадка во дворе шестнадцатиэтажного дома, в новом районе над рекой, вблизи от кольцевой дороги. Вокруг посажены деревья, листья на них еще не распустились. Земля вытоптана вокруг, только кое-где торчат клочки прошлогодней травы.

Сухие, безжизненные ветки деревьев... Темные, корявые контуры, тонкие ветки, сучки превращаются вдруг в скрюченные пальцы, словно это засохшая человеческая рука.

В тишине – равномерный скрип и постукивание ... Медленно качаются пустые качели... Вращается неторопливо одинокая покосившаяся карусель... Темнеет на фоне неба шатер из металлических трубок... И в этой пустоте раздаются радостные детские голоса, смех... Что это, глюки?! Шампанское ударило в голову! Тут нет никого! Или это ангелы спустились на землю, чтобы затеять свою веселую игру?.. В пустоте...

Вот здесь, всего год назад, Анна держала в руках молодую ветку с набухшими почками, они раскрывались у нее на глазах... Анна, Анна!..

Вдруг Ромка увидел одинокую фигуру, сидящую на краю песочницы. Маленькая, хрупкая, она уронила голову на руки и неподвижно застыла, словно скорбная статуя. Издалека ему казалось, что это Анна. У Ромки дрогнуло сердце. Что это, опять глюк? Он зажмурил глаза, снова открыл. Фигура не исчезла. Он бросился к ней.

Незнакомая девушка, растрепанная, в разорванной одежде, испачканной грязью, отчаянно плакала, ничего не замечая вокруг. Вблизи она была совсем не похожа на Анну.

Ромка осторожно положил ей руку на плечо и спросил участливо.

– Что с тобой?

– Да пошел ты! – огрызнулась она, пряча лицо.

Ромка убрал руку, но продолжал стоять рядом. Вдруг она подняла голову и, снова увидев его, закричала.

– Что стоишь?! Иди отсюда!

Господи, ну и видок был у нее! Все лицо в ссадинах и кровоподтеках, огромный синяк под глазом...

– Кто тебя так? – тихо спросил Ромка, испытывая невыносимую жалость.

– Сама! – ответила Маша со злостью, встала и зашагала прочь.

Ромка быстро догнал ее.

– Погоди! Да куда ты пойдешь такая?

Маша резко обернулась.

– Какая? Ну?

– Умыться тебе надо, одежду почистить. Я живу рядом. Ванна, горячая вода, и прочее там... Пойдем. Шампанское я, правда, выпил... Кофе тебе сварю.

– Ты что, "Зеленый"? – спросила она с ехидством.

– Какой?! – удивился Ромка.

– Ну, из общества по спасению бездомных животных!

– Нет, я не зеленый, не голубой, просто художник... – ответил Ромка. – А ты, может быть, и бездомная, но не животное!

– А если я человека убила?! А ты меня в дом ведешь!

– Ну, пусть ты даже убийца, меня тебе убивать не к чему, – рассудительно произнес Ромка, – а вообще-то не велика потеря...

Маша остановилась, поглядела в упор на своего незваного спутника.

– Дурак!

– Не спорю, – засмеялся Ромка, – вот мы уже и пришли. Видишь, это мой дом.

– А ты один живешь?

– С соседями.

– А что соседи скажут?