Текст книги "Возвращение из ночи"
Автор книги: Елена Свиридова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Плевать я хотел! Идем! Ты уж извини, лифта нет, придется пешком на пятый этаж!
Он распахнул дверь подъезда, пропуская девушку вперед.
В квартире шла обычная жизнь – кто-то мылся, кто-то ругался, кто-то готовил в кухне, наполняя все вокруг запахом чего-то горелого.
Ромка толкнул дверь в свою комнату, Маша прошмыгнула туда и вдруг замерла от изумления.
Посреди комнаты на полу лежал перед ней огромный, выразительный портрет молодой женщины, очень похожей на Юлю...
Маша так и впилась в него глазами.
– Да чего ты так уставилась? – обеспокоено спросил Ромка, перехватив ее взгляд.
Маша долго удивленно продолжала разглядывать портрет. Такое явное сходство не могло быть случайным!
– Ты ее знаешь? – спросила она, почувствовав, что случайно ухватилась за нить, ведущую к разгадке странных событий.
– Ничего я не знаю! – буркнул Ромка, не желая посвящать никого в свои душевные тайны. – Просто рисовал одну, ей не понравилось, отказалась брать портрет, вот я и притащил его домой! – Он поднял рисунок и сунул в большой планшет, стоявший в углу комнаты.
– А я, кажется, знаю ее, – сказала Маша.
– Что? – побледнев, спросил Ромка.
– Правда, я не совсем уверена... Дай посмотреть еще раз!
– Смотри! – закричал он, вытащил портрет, поставил на мольберт, зажег свет. – Смотри! Я все равно ее потерял...
– Я знаю, где она... – уверенно произнесла Маша. – Хочешь ее увидеть?
– Теперь я уже ничего не знаю, – грустно сказал Ромка. – Она здорова, с ней все в нормально?
– Ну... как тебе сказать... – замялась Маша.
– Что, она заболела? – спросил Ромка встревожено.
– Да нет... Чего ты так испугался? Все у нее на месте – руки, ноги, голова! Только она ничего не помнит. Даже имя свое...
– Ничего себе! – удивился Ромка. – А ты откуда это знаешь?
– Оттуда, что ее мой отец привез! Она с нами живет!
– И давно? – спросил Ромка растерянно.
– Несколько дней назад...
– А... как она выглядит?
– Вот так, как здесь и выглядит! – Маша показала рукой на портрет.
– А... отчего с ней это случилось? – спросил Ромка.
– Да что ты все выпытываешь? Я сама толком ничего не знаю. Поедем, сам увидишь!
– Хорошо. Только сначала приведем тебя в порядок. Ну-ка, снимай все, и в душ!
– Как? – растерялась Маша.
– Да так, вот моя рубашка. Будет тебе малость великовата, но ничего, рукава закатаешь.. Джинсы тоже подвернешь, подтянешь ремнем. – Он бросил одежду на диван, – раздевайся, не бойся, я выйду! А ты топай в ванну и не обращай внимания ни на кого! Да, чуть не забыл... – он вытащил из шкафа полотенце, протянул Маше, вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь...
– Послушай, я нормально выгляжу? – спросила Маша Ромку, выходя из ванной в его рубашке и джинсах.
– Как тебе сказать...
– Так и скажи! – потребовала Маша.
– Если честно, то конечно бывает и хуже. Я всякое видел. – Ромка оглядел ее в ярком свете солнечного утра. – А знаешь, тебе синяки даже идут!
– Ты что, издеваешься? – возмутилась Маша.
– Ничуть, – ответил Ромка, с улыбкой глядя на Машу. – Я только сейчас заметил, что ты очень красивая девчонка! Ну, а всякие там ссадины, царапины – дело временное. До свадьбы уж точно заживут!
– Какой еще свадьбы?!
– Просто так говорят. Шутка дурацкая. Ты уж прости, я вообще человек мрачный, шутить не очень умею.
– Ну, не сказала бы, что ты очень мрачный! По-моему, ты очень даже веселый парень, и нечего на себя наговаривать!
– Это я с тобой развеселился, – сказал Ромка.
– Да уж, со мной не соскучишься, – засмеялась Маша. – Ну ладно, мне надо позвонить. Где тут у вас телефон-автомат?
– Далеко, – сказал Ромка. – Тебе обязятельно звонить надо?
– Я должна сказать отцу, что со мной все в порядке... Ну, и предупредить, что немного подралась, а то он испугается...
– А Анна? Она... дома? – спросил Ромка.
– Она все время дома. Куда ей идти, если она ничего не помнит?
– Конечно, я не подумал, – Ромка внимательно посмотрел на Машу. – У тебя есть косметика?
– Нет, я вообще-то не крашусь.
– Плохо. Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.
– Что, очень страшная? – спросила Маша испуганно.
– Я же сказал – красивая! Просто надо тебя чуть-чуть подправить, чтобы никто ничего не заметил, – он достал какую-то коробочку, вытащил из нее пастельные карандаши, взял пучок ваты, толстую мягкую кисть. – Ты мне доверяешь? Я, все-таки, художник...
– Ладно, валяй, – сказала Маша.
– Тогда садись лицом к свету. Вот так... – Он положил на стол маленькое зеркальце, перевернул шершавой стороной вверх, натер на нем пастель, смешал с какой-то мазью.
– Надеюсь, Машу Распутину из меня не сделаешь? – усмехнулась девушка.
– Ну уж нет! Если только Машу Троекурову...
– А это кто такая?
– Да была одна красавица... Владимир Дубровский ее любил... – Ромка стал аккуратно наносить на Машино лицо натертую краску с помощью ваты и кисти.
– А! Так это из Пушкина! – произнесла девушка. – Тогда ладно!
– Все. Теперь не шевелись и молчи, а то грим не получится, – Ромка увлеченно работал, то и дело обходя девушку вокруг и оглядывая ее с разных сторон.
Она терпеливо молчала, хотя это и давалось ей с трудом.
– Ну, кажется, все, – Ромка последний раз взглянул на свое искусство и остался доволен. – Теперь порядок. На, смотри! – он протянул ей зеркальце.
– Ничего себе! – воскликнула Маша. – Я прямо как артистка! В жизни не красилась!
– По-моему, тебе идет. – Ромка пошарил в карманах, нашел телефонный жетон, протянул Маше. – Ты хотела позвонить... Теперь можно. Идем.
Они дошли до ближайшего автомата. Маша набрала номер, искоса глядя на Ромку.
– Сказать, что приеду не одна?
– Нет, лучше не надо... Я только провожу тебя, а зайду как-нибудь потом... – пробормотал он смущенно.
– Ну уж нет! Если бы не ты, то вообще неизвестно, что бы со мной было! А теперь я хоть на человека похожа! Вместе поедем, и все!
– Как хочешь, – сдался Ромка.
В трубке раздались длинные гудки. Маша вытащила жетон и набрала номер еще раз. Снова никто не подошел.
– Да что же это такое! – возмутилась Маша. – Спят что ли? Ладно, поедем так. На всякий случай ключи у меня есть. – Она взяла Ромку за руку и потащила к шоссе.
– Автобусы редко ходят, – сказал он. – Придется подождать.
– Какие автобусы? Поедем на такси! Не беспокойся, деньги у меня есть. – Маша подняла руку, пытаясь остановить машину, но та проехала мимо. Вообще шоссе было почти пустое, и Маша недовольно опустила руку.
– Интересно, узнает она меня или нет, – взволнованно сказал Ромка.
– Конечно узнает! – уверенно заявила Маша.
– Но ты же говоришь, она ничего не помнит!
– Какой же ты бестолковый! – Маша дружелюбно хлопнула Ромку по плечу. – У нее преходящая ретроградная амнезия!
– Что? – оторопело спросил Ромка.
– А то, что я сама это у отца в книжке читала! Она не все забыла, понимаешь?
– Это как? – удивился Ромка.
– Вот так! У нее из памяти какие-то куски жизни выпали, а какие-то остались. А про тебя она даже рассказывала, что друг у нее был, художник, только имя твое не вспомнила...
– Ничего себе! – произнес Ромка.
– Я уверена, как только она увидит тебя, к ней сразу память вернется! И отец, и дядя Джек говорят, что из амнезии можно вывести шоком.
– Господи, да я не хочу, чтобы у нее был шок! – испуганно сказал Ромка.
– Ну как тебе объяснить? – Маша, увидев очередную машину, снова замахала рукой, и машина притормозила на обочине. – Ладно, расскажу по дороге...
Взявшись за руки и перепрыгивая через еще непросохшие лужи они побежали к машине.
...Меня беспокоило, что Герман с каждым днем становился все более мрачным и замкнутым. Мы почти не виделись, он уезжал из дома даже по выходным. Я чувствовала, что с ним происходит что-то, но взяв однажды за правило не приставать с расспросами, молчала. Иногда мне начинало казаться, что он больше не любит меня, что его страсть ко мне может быть и не совсем прошла, но постепенно начала угасать. А что, если он увлекся другой женщиной? Если все его разговоры о делах – просто уловка, прекрытие, за которым скрывается новый роман? Но тогда почему он так мрачен, даже раздражителен? Возможно, ему мешает брак со мной... От этих мыслей на душе стало тоскливо и гадко, но я никак не могла от них отделаться, наоборот, все больше накручивала себя. К тому моменту, когда Герман появился в доме, я готова была уже начать выяснять отношения немедленно, затеять новую ссору, но его приветливый вид сразу изменил мои намерения.
– Анна, дорогая! – он протянул мне букет алых роз, обнял и поцеловал меня.
Мне показалось, что все стало, как прежде, я сразу забыла свою обиду и злость, мы провели вместе прекрасный вечер.
– Я так мало уделяю тебе внимания в последнее время. Но скоро все изменится. Я смогу больше времени проводить с тобой, – говорил он ласково. – Ты даже не представляешь, как я благодарен тебе...
– За что? – спросила я.
– За твое терпение, выдержку, за твое замечательное творчество, в общем – за все...
Мне показалось, что сейчас как раз подходящий момент, чтобы поговорить с ним о том, о чем давно хотелось.
– Знаешь, Герман, – сказала я, – лучшая благодарность для художника – это отзывы зрителей о его работах. Мне бы так хотелось, что бы кто-то еще увидел их, кроме нас с тобой!
Он молча поглядел на меня, и мне вдруг показалась, что мое высказывание ему чем-то не понравилось, возможно, задело его самолюбие.
– Я тебя обидела? – я схватила руками его голову и стала целовать его лицо, щеки, глаза.
– Нет, что ты! – Герман перехватил мои руки, и, притянув меня к себе, поцеловал в губы. В этот момент я думала, что счастье больше никогда нас не покинет.
– Знаешь, я сам думал об этом, – вдруг сказал Герман. – По-моему, пора устроить твою персональную выставку. Как ты относишься к такой идее?
– Об этом я могу только мечтать! – ответила я. – Неужели это возможно?
– Все в наших силах. А где бы ты хотела сделать выставку?
– Да где угодно! В каком-нибудь клубе, да хоть просто в квартире!
– А как насчет Дома Художника? – спросил Герман.
– Но там аренда помещений стоит огромных денег! – воскликнула я.
– Это не проблема, – спокойно сказал Герман. – Ты бы хотела этого?
– Господи! Ты еще спрашиваешь! Я, я не знаю... Это просто невероятно...
– Сколько времени тебе нужно на подготовку?
– Точно не знаю... Это большая работа... Нужно подобрать багет, заказать рамы, стекло, продумать экспозицию... Наверное, месяца два-три, не меньше...
– Хорошо. Планируем выставку на май. Согласна?
– Конечно. Но все это так дорого! Аренда, рамы, транспорт...
– Считай, что ты нашла спонсора. Можешь заказать ему все, что тебе необходимо. Составь список. Все будет куплено и доставлено.
– Ах, Герман! Как же я тебе благодарна!
– Я говорил, что умею ценить талант, – улыбнулся он.
– А можно мне самой посмотреть материал для рам? Ведь очень трудно не видя заказать именно то, что нужно...
– Когда ты хочешь поехать?
– В любое время.
– Хорошо. Виктор завтра заедет за тобой. О времени сообщу на пейджер.
– Буду ждать! – произнесла я с восторгом.
– Только об одном прошу тебя, – сказал Герман вдруг изменившимся тоном. – Не выставляй те портреты, которые ты написала после нашей помолвки.
– Но почему? Это целая серия! Разве они так плохи?
– Не в этом дело. Просто мои партнеры могут неправильно истолковать твои замыслы...
– Но... Я ведь рисовала как бы свое видение... Разве это обидно? И что тут плохого?
– Ничего плохого. Просто это моя просьба. Вот и все.
– А если хотя бы портрет Альберта, в память о нем? – спросила я.
– Ни в коем случае! – сказал Герман. – Думаю, у тебя и так достаточно работ.
Слова Германа прозвучали столь категорично, что я вынуждена была согласиться. Правда, я не могла понять, почему он так настаивает на этом, но, в конце концов, само его предложение организовать мою персональную выставку было настолько важно для меня, что стоило ли заводить спор из-за каких-то отдельных рисунков?
– Конечно, ты прав, – сказала я. – А ты не хочешь посмотреть мои новые работы? Ты ведь многого не видел.
– Непременно, думаю, мы сделаем это завтра... Надеюсь, я смогу освободиться пораньше, а сейчас я хочу только одного – немедленно оказаться рядом с тобой в постели! – Он встал, взял меня за руку и повел за собой вверх по лестнице...
Оказавшись в спальне, мы сразу бросились в постель и долго занимались любовью, забыв обо всем на свете. Потом просто лежали обнявшись, слушая звенящую тишину, окружавшую наш дом. Вдруг ее прервал тоскливый вой Парацельса. От этого звука у меня защемило сердце.
– Что с ним? – спросила я. – Почему он так воет?
– Наверное, просто Луна взошла, – Герман обнял меня, поцеловал.
Парацельс и правда скоро затих, внезапно возникшее чувство тревоги скоро развеялось, и я заснула, положив голову Герману на плечо...
Проснулась я ранним утром и с удивлением обнаружила Германа, спящего рядом со мной в моей постели. Он никогда так не делал раньше, всегда уходил к себе. Видимо, он почувствовал мой взгляд, мгновенно открыл глаза, потом крепко прижал меня к себе.
– Ах, Анна! С тобой я совсем теряю голову... – пробормотал он, лаская меня. – Как бы мне хотелось навсегда остаться здесь, с тобой, в твоей постели...
– Так останься! – сказала я, целуя его.
– Не искушай, – он поглядел на часы и вдруг мгновенно поднялся, накинул халат и вышел из комнаты.
Оставшись одна я по привычке включила телевизор и стала смотреть хронику...
После политических новостей я вдруг увидела на экране знакомое лицо. Это был тот самый журналист Юра, которого я впервые встретила на нашей помолвке с Германом. Он комментировал происшествие.
"Эта женщина была найдена сегодня утром в подъезде собственного дома, убитая выстрелом в затылок. Убийца скрылся. По факту преступления заведено уголовное дело... "
Марина, женщина с вампирьими губами, лежала на ступеньках лестницы в луже крови, запрокинув свою эффектную голову.
"Как мы уже сообщали, ее муж, директор крупной коммерческой фирмы, месяц назад погиб от взрыва собственной машины. Есть все основания предполагать, что это очередное заказное убийство, за которым стоят одни и те же люди. Но кто они? "
Я словно оцепенела, сидела, тупо уставясь на экран и не могла шевельнуться. Я почти ничего не видела перед собой – только это окровавленное лицо... Оно, как навязчивый призрак, все время возникало перед глазами. Вдруг мне стало нехорошо, я почувствовала приступ тошноты, закружилась голова... Совсем как тогда, когда мы возвращались с Германом из ресторана и он застрелил рокера... Нарастающий шум в ушах, холодная испарина на лице, руках, на всем теле... темнота.
Когда я очнулась, то увидела вдруг склонившееся надо мной незнакомое лицо. Мне показалось, что этот человек хочет меня убить. Я испугалась и закричала.
– Оставьте меня! Уходите!
– Ну, ну, не надо так, я ничего вам не сделаю, – сказал он спокойно и ласково, взял мою руку, стал щупать пульс.
Я заметила трубку, висящую у него на шее, рядом на столе небольшой открытый чемоданчик, полный всяких медикаментов. Значит, это врач... Откуда он взялся?
Вдруг я увидела Германа. Он испуганно смотрел на меня. Врач взял его под руку и вывел из комнаты.
Через несколько минут Герман вернулся, сел на край кровати. Его лицо было встревоженным и печальным.
– Ты опять смотрела телевизор? – спросил он.
– Да... – ответила я.
– Ты слишком впечатлительна, – вздохнул Герман. Доктор говорит, что тебя нельзя оставлять одну. Завтра он пришлет медсестру, которая будет наблюдать за тобой.
– Только этого не хватало... – сказала я.
– Но это необходимо, Анна! Я не могу бросить работу и все время проводить с тобой!
– Какую работу? – спросила я.
– Свой бизнес. Ты должна понимать, что он требует моего постоянного присутствия.
– Да... конечно. Что было со мной?
– У тебя нервное истощение. Доктор рекомендует на некоторое время постельный режим, будешь принимать лекарство. Потом мы отправим тебя в санаторий...
– Я хочу спать... – прошептала я и закрыла глаза. Мне не хотелось больше с ним говорить. Все было гадко, скверно, отвратительно. Не знаю, может быть, это и правда было нервное истощение, но я не могла больше видеть эти ужасные убийства... У меня в душе было неприятное предчувствие, что они еще не закончились, что впереди будет что-то еще, более страшное... В конце концов я заснула тяжелым сном.
...Через несколько дней я почувствовала себя лучше. Доктор еще раз навестил меня и сказал, что я уже не нуждаюсь в постоянной опеке. Медсестра, дежурившая в доме, еще появлялась, но теперь уже позже, а уходила раньше, значительно меньше досаждая мне своим навязчивым присутствием. Я же вела себя тихо, ни о чем не спорила с Германом, не задавала ему никаких вопросов, стараясь разобраться сама в том, что происходит. Конечно, я не располагала никакой информацией, кроме той, что получала из официальных источников, но очень надеялась на собственную интуицию, которая в конце концов поможет мне сбросить пелену с окружавших меня тайн.
Я лежала в постели и слушала радио, тайком принеся его в комнату. То, что я услышала, совсем не удивило меня, я словно ждала этого...
...Журналист Юра бесследно исчез. В последний раз его видели соседи два дня назад, когда он выходил из подъезда своего дома. Он направлялся на работу. Его ждали на телевидении, где он должен был подготовить свой следующий репортаж о расследовании таинственных убийств бизнесмена и его жены. Но в студии он так и не появился. Его разыскивали два дня, на третий обеспокоенные коллеги и родственники взломали дверь в квартиру, но там никого не оказалось. Возможно, журналист похищен преступниками с целью получить выкуп. Но пока поиски не привели ни к чему. Остается только ждать и надеяться, что Юра жив...
Прослушав это печальное сообщение, я не сомневалась, что его в живых уже нет. Ощущение депрессии и апатии сменялось чудовищной ясностью, все вставало на свои места. Теперь я была совершенно уверена, что цепь таинственных убийств и исчезновений будет продолжаться, пока не замкнется... Но на ком? Кто следующий? Может быть, все-таки, Герман?
Я вспомнила вдруг один из наших разговоров, которому не придала тогда особого значения. Не помню точно, с чего он начался, кажется, я строила догадки по поводу занятий Германа, конечно, в шутливой форме. Он подсмеивался над моими предположениями, заимствованными из фантастических романов и детективов. Наконец, я сказала.
– Ты – игрок, но ты играешь не в обычные азартные игры.
– Но я не могу играть в такие игры, в которых не знаю правил! – он посмотрел на меня с улыбкой.
– А разве так сложно понять правила? – удивилась я.
– Мне это просто не нужно, – ответил он серьезно. – Когда я не знаю правил, я устанавливаю их сам!
– А если кто-то не захочет играть по твоим правилам? – продолжала допытываться я.
– Ну, это уж как кому повезет... – он снова улыбнулся.
– А мне повезло? – спросила я напрямик, глядя ему в глаза.
Он ответил не сразу, и какая-то странная тень словно проскользнула в его взгляде. Потом взял мою руку, поднес к губам.
– Ты вообще вне игры, Анна. И не будем больше об этом... Я устал, хочу немного ласки и нежности... Ты не против?
Его голос прозвучал с такой убедительной теплотой, что я сразу сдалась и, усевшись к нему на колени, прошептала.
– Конечно нет...
Нам хорошо было вместе, но теперь наши отношения представились мне вдруг совсем по другому. Я чувствовала, что, не смотря на его слова, играю какую-то роль в его игре и непременно должна понять ее смысл! От этого зависит все! Либо я играю вместе с ним по установленным им правилам, либо – нет... А если нет, что тогда?
...Перед глазами вдруг возникла картинка, которая менялась ежесекундно.
...По темным коридорам вдоль изгибающихся стен идет Герман... Он движется как-то странно, словно некий персонаж в компьютерной игре... Перед ним возникают все новые повороты, за ними – тяжелые двери, которые открываются сами... Он проходит через них, исчезает, появляется снова, возвращается на прежнее место и продолжает свой странный путь, ведущий к неведомой мне цели. Вот возникает еще одна фигура, легкая и прозрачная, которая движется за ним по этим запутанным коридорам, словно его невидимая тень... Вдруг в этой светлой фигуре я узнаю себя... Мы вместе блуждаем в виртуальной реальности. Я продолжаю двигаться следом за Германом, но за одним из поворотов теряю его из виду, начинаю метаться от двери к двери, пытаясь найти его. Куда идти? Всюду – коридоры и двери, в конце концов я понимаю, что давно блуждаю по одному и тому же кругу... Это и есть лабиринт... Чтобы найти выход, надо понять, как я попала сюда... Но я не могу понять! Споткнувшись о что-то твердое, падаю, ничком лежу на земле... Потом медленно поднимаю голову. Вижу, как они идут, как проходят мимо, не заметив меня... Вероятно, они не могут меня увидеть, потому что мы в разных измерениях... У них странные, искаженные лица, но я начинаю их узнавать... Это Альберт, Марина, журналист Юра, шофер Виктор... А чуть дальше за их спинами Ромка, рядом с ним – моя мать, отец... Они ищут меня, я знаю.
– Где она?
– Мы ее найдем!
– Мы должны ее найти!
– Где она?
– Где она?
Они движутся по кругу, и круг сужается. Сзади появляются мотоциклисты и тоже медленно ведут свой мрачный хоровод.
Я лежу, прижавшись к земле. Я не хочу, чтобы они увидели меня. Но вдруг раздается крик.
– Вот она! Я вижу ее!
Это кричит Марина. Она первой меня заметила.
Все бросаются на ее крик. Она бежит впереди, медленно, словно преодолевая толщу воды...
– Не подходите!!! – отчаянно кричу я. Но мой голос не слышен, он раздается где-то внутри меня. – Не подходи...
Марина уже близко... Но вдруг раздается выстрел... Она вскрикивает, как раненый зверь, и медленно запрокидывается на спину. Вокруг растекается красное пятно... Остальные продолжают приближаться ко мне, сужая свой хоровод... Вот Юра вскрикнул, опрокинулся навзничь... Виктор замер с удивленным лицом, по которому течет кровь... Вскидывая руки, они падают один за другим...
А это я, сжав автомат, стреляю в них... Я хочу крикнуть, чтобы они уходили, и не могу. Стучу зубами о приклад и продолжаю стрелять. Они падают, один за другим. Это я, я убиваю их! Как часто бьется мое сердце... Как автомат... Каждый удар – выстрел...
Вспышка. Крик. Кровь...
Я вижу, как Ромка медленно приближается, на его лице радостная улыбка. Он протягивает ко мне руки...
– Нет!!! – сдавленно вырывается из моей груди. – Нет!!!...
А там, в конце коридора, стоит Герман, хохочет, и ударами ладоней отсчитывает каждый выстрел. Как он доволен мной!
Я вдруг понимаю – чтобы прекратить это убийство, чтобы спасти Ромку, моего ни в чем не повинного друга, надо уничтожить Германа! Это и есть тот самый заветный ключ, ведущий к выходу из лабиринта! Его смерть... Я медленно поворачиваю автомат, но чувствую страшную тяжесть. Автомат притягивает меня к земле, я не могу от нее оторваться, не могу убить его... Я слишком его люблю!...
А Герман продолжает хохотать, медленно приближаясь ко мне...
Вдруг все исчезло. Я снова оказалась в своей комнате, среди привычных знакомых вещей. Но сейчас все здесь показалось чужим, холодным, безжизненным. Мой сон... Сон ли это был или пророчество, посланное свыше?
Меня осенила страшная догадка. Это не Германа хотят убить, а он сам убивает неугодных ему людей! А я, сама того не зная, помогаю ему! Я стала соучастницей этих убийств! Я увидела это вдруг отчетливо и ясно, именно тогда...
Накинув халат, я выбежала из спальни. Где же эта проклятая медсестра? Кажется, слава богу, еще не пришла! В доме пусто. Я бросилась в мастерскую, у меня была одна единственная мысль – немедленно уничтожить все оставшиеся портреты! С какими ожесточением я рвала их, бросая обрывки на пол! Когда все было закончено, я схватила бумагу, кисть, чтобы нарисовать свой последний портрет – портрет Германа. Я смотрела на белый лист, пустой белый лист, к которому почему-то страшно было прикоснуться карандашом или кистью. Мне вдруг показалось, что вместо краски моя кисть окунается в кровь. Я увидела кровь на своих руках, которые держали кисть и поняла, что не смогу больше рисовать, вид белого листа, кистей, красок вызывал у меня ужас. Я опустилась на пол и зарыдала над обрывками своих уничтоженных работ. А когда подняла голову, то увидела Германа, который молча наблюдал за мной.
– Ты почему не в постели, Анна? – спросил он спокойно. Надо отдать должное, у него была потрясающая выдержка! – Доктор велел тебе лежать.
– Лежать?! – закричала я. – Ну уж нет! Я не могу так жить! Вокруг происходят убийства! Почему погибают те, кого я рисую?
– Это просто случайное совпадение, – сказал Герман. – Мне самому очень жаль, что так получилось. Пожалуйста, успокойся.
– Нет, я не успокоюсь, пока ты не объяснишь мне, почему гибнут люди, которых я рисовала? Я чувствую себя соучастницей этих убийств, вижу кровь на своих руках! Ты специально заставлял меня их рисовать, чтобы увидеть в них что-то, что не видел сам? А потом ты их убивал? Вот для чего тебе нужно было мое творчество! Ты использовал меня! Ты сделал мое творчество орудием убийства, а меня – убийцей!
Герман сказал чуть изменившимся тоном, в котором чувствовалось теперь легкое раздражение.
– Анна, ты ведь умная женщина! Но у тебя слишком разыгралась фантазия! Не преувеличивай, ничего страшного не произошло. Все это чушь, мистическая сказка! А я – вполне реальный живой человек, я занимаюсь вполне реальным земным бизнесом.
– Каким бизнесом? Убийством людей?! – закричала я.
– Ладно, я вижу, ты не в себе, – сказал Герман. – Отложим этот разговор...
Он вышел из мастерской, оставив меня одну. На этот раз он даже не попытался меня утешить, не просил прощения, а просто ушел, бросив меня один на один со всем этим кошмаром, который он создал моими руками! Как я ненавидела его в этот момент!
В доме наступила тишина. Я медленно спустилась в спальню, машинально разделась, натянула ночную сорочку и бессильно упала в постель. Казалось, рассудок покидает меня. Жизнь стала невыносимой. Но что я могла сделать? Все рушилось, катилось в бездну, и не за что уцепиться... У бездны скользкие края, ни выступа, ни кустика, остается только падать вниз...
Вдруг Герман вошел ко мне в комнату и сказал.
– Иди в машину.
– Зачем?
– Поедем покатаемся, тебе надо развеяться.
– Но я уже в постели! Я никуда не поеду!
– Поедешь! – он произнес это таким голосом, что я поняла – спорить бесполезно. Потом молча подал мне плащ. Я накинула его прямо поверх рубашки и пошла следом за ним вниз по лестнице.
Машина стояла у ворот. Герман уже сидел в ней, увидев меня, завел двигатель, распахнул дверь. Я молча села рядом с ним, кутаясь в плащ. Меня знобило, то ли от холода, то ли от нервного напряжения, а может быть от всего вместе. Ворота медленно раздвинулись, Герман рывком тронулся с места и выехал на дорогу.
Мы ехали молча. Вдруг я заметила, что за окном – совершенно незнакомые места. Мне стало страшно. А что, если он увезет меня куда-то и там убьет? Ведь я разгадала его замысел, разоблачила его! Теперь он хочет избавиться от меня! Зачем же я это сделала? Затем, что не умею хитрить?
– Куда мы едем? – спросила я, с трудом сдерживая дрожь.
– Хочу заехать к другу, тут неподалеку его дача, – холодно ответил Герман.
Я закричала.
– Останови машину! Я хочу выйти, сейчас же!
– Прекрати истерику! Это не поможет. – Усмехнулся Герман.
Я попыталась выскочить на ходу, но не смогла. Как глупо, я забыла о блокировке дверей изнутри!
Вскоре мы подъехали к какому-то деревянному забору, за которым возвышался силуэт большого дома. Вокруг было темно.
– Выходи, – сказал Герман, открыв дверь машины.
Я вышла в темноту.
– Идем. – Он крепко сжал мою руку и повел меня за собой.
Я почти ничего не видела. Мы вошли в калитку, я услышала негромкое, но грозное рычание.
– Молчать, Киллер! – приказал Герман.
Огромный пес, прогремев цепью, подошел к нему, сверкнул из мрака глазами, словно собака Баскервиллей.
Герман подвел меня к крыльцу дома, открыл ключом дверь.
– Входи.
Потом он взял Киллера за ошейник, усадил на крыльцо и произнес почти с той же интонацией.
– Охраняй!
Мы вошли в пустой дом, внутри пахло затхлостью и пылью. Под ногами скрипели рассохшиеся доски. Где-то наверху тоскливо и жутко завывал ветер. Герман нащупал рукой выключатель. Под потолком тускло загорелась грязная лампа без абажура, осветив серую паутину, бесконечными нитями сплетавшуюся под потолком. Казалось, в этом ужасном доме обитают привидения, затаившиеся за каждой дверью, каждым углом.
– Ты зачем привез меня сюда?! – испуганно спросила я.
– Думаю, нам какое-то время будет трудно вместе, – сказал Герман невозмутимо. – Ты поживешь здесь. Я оставлю тебя на несколько дней. Киллер будет охранять тебя. Отсюда ты никуда не денешься, поживешь, подумаешь.
– О чем мне думать?! Я верила, что ты и вправду тот человек, который может меня защитить! А ты, ты предал меня! Ты предал все, чем я жила, что я любила! А я любила тебя так, как никогда не любила никого! Вся моя душа принадлежала тебе безраздельно! Но теперь все кончено. Ты убил мою душу! Как можешь ты сам жить после этого?
– Ты удивляешь меня, дорогая, – Герман усмехнулся. – Ты – и вдруг желание смерти близкому человеку.
– Мы больше не близкие люди!
– Не горячись. Ты говоришь так от обиды, я понимаю, но разве совместимо то, что ты говоришь сейчас, с принципами всей твоей жизни? – он взял меня за руку, притянул к себе.
Я отшатнулась.
– И ты, ты говоришь о принципах?! Да у тебя их вообще никогда не было! Ты просто холодный, жестокий циник! Ты чудовище!
Герман молчал. На какое-то время наступила тишина, только ветер наверху, какие-то шорохи и скрипы нарушали ее. Потом он заговорил, и голос его теперь был тихим и печальным.
– Анна, ты должна понять, у меня не было выбора... Я предполагал, что когда-нибудь ты догадаешься... Кое в чем ты, конечно, права, но далеко не во всем... Поэтому я и предлагаю тебе спокойно поразмыслить обо всем в уединении... Через несколько дней я приеду за тобой и мы опять будем вместе, как раньше...
Его откровенное признание и тот грустный тон, которым он его произнес, вселило в меня одновременно и страх и надежду. Я решила использовать, как мне казалось тогда, свой последний шанс.
– А если я вообще не захочу тебя больше видеть? Почему ты не отпустишь меня совсем?
Он горько усмехнулся.
– Отпустить тебя совсем, сама понимаешь, я не могу... Но если тебе страшно, я могу сегодня остаться здесь...
– Нет! Уходи! Я больше не могу, не хочу быть с тобой!
Он поглядел на меня сквозь полумрак и вдруг жестко спросил.
– У тебя есть кто-то другой?
– Что... что ты говоришь? – произнесла я, запинаясь. Такого жестокого оскорбления я не ожидала от него даже сейчас.
