Текст книги "Возвращение из ночи"
Автор книги: Елена Свиридова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
– Ты хочешь от нее избавиться? – Митя пристально поглядел на друга.
– Сам уже не знаю... Она хорошенькая, умненькая, да что врать – она мне нравится!
– Это ясно, – буркнул Митя, и вдруг спросил. – Вопрос в том, какие планы у тебя в отношении этой девушки?
– Какие могут быть планы! – Белов встал, прошел по комнате. – Знаешь, я хочу как-нибудь свозить ее на то место, где подобрал. Может быть, это послужит толчком, поможет оживить ее память.
– Психологические эксперименты – не по моей части, – сказал Митя.
– Я, пожалуй, заеду к Джеку, посоветуюсь, – вздохнул Белов.
– Ясно, – усмехнулся Митя. – А кстати, где ты ее подобрал?
– Давай карту.
Дмитрий положил на стол атлас, Белов перелистнул несколько страниц, и, наконец, нашел нужно место.
– Вот здесь.
– Интересно... – протянул Дмитрий.
– Что именно?
– Так, есть кое-какие соображения... Знаешь, ты подожди пока, занимайся с ней своим психоанализом, сколько хочешь, но не предпринимай больше ничего, пока я не наведу справки. Не надо никакого телевидения, понял?
– Понял, – ответил Белов. – Ладно, поеду, а то она там одна...
– Подожди. У меня к тебе вопрос... уже на другую тему.
– Валяй.
– Если не хочешь – можешь не отвечать, это твое право.
– Да что там у тебя, говори! – Белов с любопытством посмотрел на друга.
– Это касается твоей жены. Ты окончательно с ней расстался? – спросил Дмитрий.
Белов хотел было пошутить, но увидев странное выражение лица своего друга, принял серьезный вид и сказал.
– Думаю, да, хотя, как ты знаешь, браки совершаются на небесах и только там известен их окончательный исход. У тебя серьезно? – спросил Белов напрямик.
– К сожалению, я вообще слишком серьезен, – мрачно ответил Дмитрий.
– Ты совершенно свободен в своих намерениях и действиях, поступай, как знаешь, в любом случае мужская дружба превыше всего! – произнес Белов с пафосом.
– Но я ведь должен был тебя спросить...
– Мне ты ничего не должен, Митя! Все, я пошел, дама ждет!
– Машка по тебе скучает, – сказал Дмитрий.
– Я тоже скучаю, не то слово! – Белов протянул руку, Дмитрий молча пожал ее.
...На мрачной городской улице, среди каменных домов, возвышался изящный цветок на тонком стебле, одетый в металлический панцирь. Сквозь лепестки проглядывало человеческое лицо, листья-руки тянулись к чему-то неведомому, невидимому.
– Разве я такая? – с удивлением спросила Маша.
– Конечно, – улыбнулась Юля. – Просто не все это видят.
– Ничего себе! – Чем больше Маша вглядывалась в этот цветок, тем больше он казался ей похожим на собственное отражение. – Ага, поняла! – усмехнулась она и произнесла с нарочитым пафосом. – Под грубой оболочкой скрывалось нежное сердце и хрупкая душа! Так?
– А зачем тебе грубая оболочка? – удивилась Юля.
– Это необходимо! У меня цель, понимаешь? Я должна уметь все! Драться, стрелять, машину водить. Я хочу стать настоящим суперагентом. Конечно, никто об этом не знает. Ты представляешь, какой цирк, родители в детстве заставляли меня балетом заниматься...
– А меня – музыкой, – прошептала Юля.
– Музыкой – куда ни шло, а балет такая гадость! В общем, я под видом этих танцев стала ходить на каратэ. Три года уже хожу.
– Тайком от родителей?
– А что остается делать? Разве им объяснишь, что не нужны мне их тупые танцы, их дурацкий инъяз! Я знаю, чего хочу, и добьюсь! А будут мешать – нарисую зверя, который родителей жрет!
– Это кто родителей жрет? – весело спросил Белов, обнимая дочь. – Привет, Мария!
– Ой, папа, я не заметила, как ты вошел! Послушай, а можно, я поживу у тебя? А, пап? – Маша умоляюще поглядела на него.
– Можно, если мама не против, – не задумываясь ответил он. Неожиданное появление дочери его очень обрадовало. Ему не хотелось оставаться с таинственной Юлей один на один, присутствие Маши как нельзя лучше решало эту проблему.
– Мама против, – ответила Маша честно, – она уезжает в командировку и хочет упечь меня к тетке. Но к тетке я ни за что не поеду! Вот я и пришла к тебе, ты ведь меня не выгонишь?
– Думаю, мы это уладим. Правда, тесновато будет...
– Ничего, разместимся! Я не буду мешать!
– Позвони матери и скажи, что ты у меня.
– Пап, ты сам позвони, у тебя лучше получится! – взмолилась Маша.
– Позвоню, позвоню... – проворчал Белов и вдруг заметил листок, исчерченный карандашом. Он взял его в руки, поглядел на Юлю.
– Твоя работа?
– Моя...
– А ты здорово рисуешь! – сказал Белов с удивлением и восхищением.
– Тебе правда нравится? – смутилась Юля.
– Да, правда, – ответил он, обрадовавшись, что нашелся хоть какой-то ключ к ее подсознанию, и решил действовать сразу. – А теперь закрой глаза и представь что-нибудь такое, что было у тебя в прежней жизни, до встречи со мной. Потом нарисуй так, как ты это представила.
– Ну вот, началось тестирование! – воскликнула Маша. – Я пошла, мне к репетитору надо! А ты не забудь маме позвонить, ладно, пап?
– Не забуду, – сказал Белов, с интересом наблюдая за Юлей.
Девушка сидела молча, словно в забытьи. Потом вдруг быстро начала водить фломастером по листу.
Несколько коротких движений, вот появились черные прямоугольники на белом фоне.
Белов глядел через плечо девушки, странная картина рождалась у него на глазах. Стена, белая стена, в ней – двери, за которыми черная пустота. Много дверей, пустота за ними кажется объемной, глубокой, бесконечной. Маленькая белая фигурка появляется в одном из проемов, она словно движется, метущаяся, прозрачная, невесомая, словно переходит из одной двери в другую. В черном прямоугольнике возникает белая точка, в другом – чуть ярче, снова – едва заметная...
...Я смотрю сквозь черные дыры в клавиатуре. Мои руки бессильно упали на клавиши, издав отвратительный звук.
Сзади подходит мама и говорит сердито.
– Что ты играешь?!
Она, она называет меня по имени! Но как же она меня называет? Почему я не помню свое имя? У меня ведь было имя, всегда было, это теперь его нет... Ну и пусть, для того, чтобы видеть, не нужно имя. А видеть я, кажется, не разучилась! Как в детстве, сквозь клавиши пианино, сквозь маски, называемые человеческими лицами. Но тогда я рисовала, рисовала все это, что вижу, внутри, под оболочкой предметов, растений, людей... Самое главное – не разучилась ли я рисовать? Если не разучилась, значит я – это я. И пусть я буду Юля, раз он так меня назвал, мне нравится это имя, мне нравится моя жизнь в этом доме, мне нравится Леонид Белов... Я люблю, люблю его, я не могу без него жить! Зачем он заставляет меня вспоминать, что было раньше! Неясные образы, блуждающие в темноте... Куда ведут эти двери? Что за ними – потусторонний мир, ад, или мое прошлое?
Я вздрагиваю. Черные двери в пустоту закрываются передо мной. Но где-то должен быть ключ от этих дверей!..
Белов с интересом разглядывал рисунок. Он будоражил душу, вызывал множество ассоциаций, в нем было явно что-то магическое. Белов вдруг понял, что отчетливо видит на рисунке клавиатуру рояля. Темные прямоугольники – это черные клавиши, точки света – это разные ноты, это звуки...
– Я вижу рояль, на котором кто-то невидимый играет прекрасную музыку, – сказал он тихо. – Но часть этой музыки поглощает пустота, и остаются странные звуки, они не складываются в гармонию. Эта музыка – как твоя память, в которой соединились свет и темнота. Но в темноте тоже есть свет, до которого надо добраться.
– Ты правда это увидел? – взволнованно спросила Юля.
– Конечно. А как ты сама это понимаешь? – с интересом спросил Белов.
– Это лабиринт... – прошептала Юля. – Я была там... Но почему я оказалась на улице?
– Ты заблудилась в ночи, – произнес он задумчиво, внимательно вглядываясь в странный рисунок. – Лабиринт – это ночь, в которой ты заблудилась.
Она молча кивнула.
– Всюду темно, ты идешь в темноте, наощупь, натыкаешься на стены, но вот появился проход, ты сворачиваешь туда, снова темно, но где-то далеко впереди виден слабый свет. Он мерцает, указывая тебе путь, это твоя путеводная звезда... Иногда ты теряешь ее из виду, но снова находишь и проходишь еще часть пути. Я правильно понял? – спросил Белов.
– Да... Но ведь из лабиринта нет выхода, там только бродишь, и бродишь до бесконечности, и так может продолжаться всю жизнь... Помоги мне найти дорогу! – Юля положила голову ему на плечо.
– Я держу в руках компас и знаю, в какой стороне света твоя звезда... Ничего не бойся. Мы вместе пойдем по этому лабиринту и в конце концов найдем выход...
Как же глупо, как же нелепо, почему я все забыла? – думала Юля, вглядываясь в чистый лист бумаги и покусывая кончик карандаша. – Как было хорошо, еще тогда, до лабиринта, кажется, это было мое детство, оно было настоящее, у меня были мама и папа, я ходила в школу, у меня были длинные светлые волосы, и мама каждое утро завязывала мне бант... Помню прекрасно всю мою жизнь, до того лабиринта, и родителей, которых я любила, и которые любили меня... Потом они разошлись... Почему все люди расходятся? Наверное, потому что они попадают в лабиринт, как попала я, и не могут выйти оттуда вместе? А сможем ли выйти оттуда вместе – я и человек, которого я люблю? Зачем он будоражит мою память? Но если я вспомню, все может измениться...
...Это лицо, оно внезапно появилось перед Юлей из темноты...
Линии словно сами ложились на белый лист...
Глаза – чуть прикрытые, с опухшими веками, тонкий нос с горбинкой, рот, слегка искривленный в ироничной гримасе. Темные короткие волосы обрамляют лицо мужчины. Из-под густых бровей через затемненные очки серые глаза смотрят тяжелым взглядом.
– Кто это? – спросил Белов, неожиданно войдя в комнату.
Юля вздрогнула, повернулась к нему.
– Я... я не знаю.
– Но ты, наверное, знаешь этого человека, если так точно его нарисовала?
– Может быть... У меня само получилось. Наверное, я где-то его видела. Он... ни на кого не похож, из тех, кого знаешь ты?
– Нет. Я никогда его не встречал. Но это – очень точный портрет. Тебе удалось передать характер. Если ты его нарисовала, значит, у тебя в жизни было с ним связано что-то. Этот человек внезапно всплыл в твоем подсознании. Скажи, что ты чувствовала, когда рисовала портрет?
Юля задумалась.
– Как будто... кто-то водил моей рукой...
– Это понятно, – сказал Белов, садясь рядом с ней. – Может быть, что-то еще? – он положил руку ей на плечо. – Он тебе нравится?
– Не знаю... Нет! – вдруг разволновалась Юля.
– Интересно, почему... – Белов провел пальцем по листку, – давай постараемся описать его. Хочешь сама попробовать?
– Боюсь, у меня ничего не получится, ведь я не психолог! – Юле так хотелось избежать сейчас этого мучительного для нее разговора.
– Я тебе помогу, – Белов снова обнял ее, – как ты думаешь, это – хороший человек?
– Не знаю...
– Погляди внимательно, о чем говорят его глаза, как ты думаешь?
– Наверное, он сердится... – сказала девушка неуверенно.
– Прекрасно. А как ты думаешь, на кого он сердится?
– Я не знаю...
– Может быть, он вообще сердитый человек?
– Не просто сердитый... Какой-то другой...
– Какой?
Юля замолчала.
– Он честный?
– Может быть...
– Умный?
– Да.
– Справедливый?
– Не всегда.
– Искренний? Давай дальше.
– Не могу. Я устала. – Она уронила на руки голову и спрятала лицо в ладонях.
– Знаешь, что мне вдруг пришло в голову? – сказал Белов. – А если тебя кто-то ищет? Вот он, например? – Белов показал на портрет.
– Меня никто не найдет, кроме тебя!
– Ты в этом уверена? Почему?
– Мне... нравишься только ты! – девушка прижалась к нему и уткнулась головой в плечо.
Белов обнял ее.
– Но ты ведь умная девочка, ты сама понимаешь, что так не бывает. Человек вдруг взял и исчез. Ты могла попасть под машину, что ты и сделала. Ты это помнишь?
– Нет! – сказала Юля упрямо. – Я ничего не помню! Моя жизнь началась в твоей машине, и я больше ничего, ничего не хочу знать!
– А мне показалось, ты вспомнила что-то...
– Нет! Я ничего не помню, ничего! Ничего не хочу помнить! – Юля была готова разрыдаться.
– Хорошо. Мы к этому еще вернемся, а сейчас успокойся, пожалуйста. У нас с тобой вся жизнь впереди! – он посмотрел на часы, – ну-ка, пошли спать!
Белов поднял Юлю и на руках, как маленького ребенка, понес в постель. Она обвила его шею руками, прильнула губами к его губам и уже через минуту заснула, расслабленно уронив голову ему на грудь. Он неторопливо раздел ее, укрыл одеялом, она что-то невнятное пробормотала во сне.
Белов взял сигареты, телефон, вышел на кухню, но почему-то никому звонить не хотелось. Он положил телефонную трубку, задумался с сигаретой в руках.
Вот уже третий день таинственная незнакомка продолжала жить у него в квартире под именем Юли. Правда, за это время она умудрилась навести в квартире порядок, перемыла всю грязную посуду, скапливавшуюся неделями, но вела она себя по-прежнему странно. То в приливе энергии хваталась за что-то, то вдруг садилась и задумчиво глядела в пространство, то молча слонялась по квартире, от стенки к стенке, словно дикое животное, запертое в клетку, то болтала всякую чепуху... Белов беседовал с ней, пытаясь испытанными приемами пробудить ее подсознание в надежде, что что-то из ее прошлого всплывет на поверхность и будет за что ухватиться. Она охотно разговаривала с ним, отвечала на его вопросы, но говорила при этом такие нелепости, которые еще больше запутывали и без того непонятную ситуацию. Иногда она подсмеивалась над собой, а порой вдруг замолкала внезапно, погружаясь в свой собственный загадочный мир. К тому же Юля очень быстро уставала от этих бесед и засыпала на половине фразы или слова. Иногда она вскрикивала во сне, Белов обнимал ее, прижимал к себе, она успокаивалась, но не просыпалась. Вот и сейчас, еще и восьми нет, а она опять спит! Вообще она какая-то заторможенная, что вполне может быть последствием пережитого шока. Но эта заторможенность начисто исчезает, когда она оказываются рядом с ним в постели, или когда рисует свои странные картинки...
Белов понял, что все его попытки выяснить ее настоящее имя, узнать ее адрес, телефон совершенно бесплодны. Надо было что-то предпринимать, сколько могло так продолжаться? И хватит ныть и жевать сопли по этому поводу! Он решительно взял трубку и набрал номер.
– Алло! Это пара-изотерический центр "Аум-гербалайф"? – произнес он в нос, специально изменив голос. – Нет, я не ошибся! Попросите к телефону господина Джека Потрошителя, если он, конечно, не занят сейчас выпотрашиванием чьих-то мозгов! Что? Именно этим он сейчас и занят? Я подожду...
– Потрошитель слушает! – прогудел Джек в трубке. – Есть заказ?
– На сто баксов, – прогнусавил Белов.
– По дешевке не мочу, даже для друзей! – гоготнул Джек.
– Ладно. Время есть?
– Для тебя, Ленька, найду.
– Слушай, я подскачу. Идет? Надо посоветоваться. Понимаешь, не знаю, что делать... Она все спит, и спит, и спит!..
В оздоровительном центре шла очередная съемка. Джек с отвращением смотрел на монитор. Там пышная дамочка в черном платье, покрытом блестящей чешуей, вздымала пухлые руки в золотых кольцах и браслетах и говорила томным голосом:
– Если вы внезапно заболели, или любящий муж оставил вас и ушел к другой, возможно, вы подверглись магическому воздействию ваших завистников и врагов. Они обратились к черному колдуну, который наслал на вас порчу. Вы попали в полосу неприятностей, и если срочно не принять меры, эта полоса может привести вас к гибели. Но есть средство избежать беды! Возьмите в руку небольшой металлический предмет, какой-нибудь любимый талисман, украшение, кулон, и не выпускайте его из своей руки до конца нашего сеанса. Сейчас мы зарядим этот предмет положительной энергией, и он будет охранять вас от порчи и сглаза! Итак! Я обращаюсь к металлу! Я заклинаю тебя, металл, от полной луны до полной луны...
Белов вошел в студию и сел рядом с Джеком.
– Видеть ее не могу! – прошипел Джек. – Неужели кто-то всерьез этот бред слушает?
– Еще как слушает! – усмехнулся Белов. – А ты что такой мрачный?.
– Тошнит меня от всего этого, – проворчал Джек. – Знаешь, почему бабы идут в ведьмы?
– Да кто их знает... – неуверенно сказал Белов.
– Оттого, что их никто не трахает! Нормальной бабе надо, чтобы мужик ее трахал, и все у нее в порядке. А эти! Посмотри, какой у них голодный взгляд! Либидо так и прет наружу! Ущербные, закомплексованные! Но гордые. Не хотят меня мужики – пойду в колдуньи! Околдую, приворожу, а потом встану в позу и не дам! Я не женщина, я сверхчеловек. Пытаются сублимировать свою похоть, и такой энергетический мусор вокруг сеют, что жить невозможно!
– Ну, ты суров, Джек!
– Но справедлив. Да ты посмотри, послушай только!
– Если ваш магический предмет недостаточно зарядился через экран, я сделаю это для вас лично, – продолжала брюнетка на экране. – Приходите, мы вам поможем! Только в нашем центре вас примут опытные ворожеи и прорицательницы, магистры белой магии, квалифицированные астрологи и психологи. Мы составим ваш гороскоп, проведем диагностику вашей кармы, очистим и скорректируем ваше биополе... Жанет всегда с вами!
– Наверное, ты прав, – сказал Белов. – Но скажи, если бабы идут в ведьмы от сексуальной неудовлетворенности, но уж мужики-то зачем? Все импотенты, что ли?
– С мужиками все просто. Им бабки нужны. Но стыдно обманывать людей. Ах, мы провидцы, мы выше вас, лучше вас! Мы видим ваше прошлое и будущее, блин, а вы доверьтесь нам и бабки валите! А если что и не сбудется – не наша вина, высшие силы изменили вашу судьбу, вместо космических пар занялись косметическими препаратами! Аум, гербалайф, как ты выражаешься! Все в одной куче... Язычество дремучее... Перед Богом стыдно! Но больше я в этом не участвую. И вообще ухожу из Центра к чертовой матери!
– Не поминай в суе, – тихо сказал Белов.
– Ладно, хуже не будет, – произнес Джек с горечью.
– Чем будешь заниматься? – спросил Белов Джека.
– Не знаю, посмотрим. Во всяком случае, не массовым отуплением с экрана в угоду потребителю!
– Но ты же никогда не проводил сеансы гипноза по телевизору!
– С телевизором – без телевизора, гипноз – это тоже зомбирование, даже без телевизора, а потому – величайший грех!
– Но ведь люди сами к тебе приходили, ты их не заставлял.
– Это и скверно! Человек должен сам решать свои проблемы, мы ему только мешаем, и бабки за это гребем.
– Но кому-то помогает, – сказал Белов.
– Никому это не помогает! К нам парень один ходил, чего с ним только ни делали! А вчера выбросился из окна!
– Вернись в клинику. Ты талантливый психиатр, – сказал Белов.
– Был. Пока не занялся этой чертовщиной. Пять лет обманывал людей, спекулировал на человеческих слабостях! Вместо того, чтобы медицину развивать, опустились в пещерный век! Расплодились, как нечисть! Отстреливать нас надо, причем серебряными пулями! Только вот стрелков хороших не видно! Попробую начать все сначала. Параноики, алкоголики, наркоманы – все лучше! Может, с ними займусь гипнозом, только без всякой корысти...
– Послушай, Джек, а ты можешь мне помочь, как психиатр?
– Тебе? – удивился Джек.
– Ну, с этой девчонкой. Надо бы ее всерьез обследовать.
– А зачем тебе это? – спросил Джек, уставившись на Белова. – Все спит, и спит? Да пусть себе спит!
– Что-то с ней странное, право. Похоже, у нее и вправду амнезия. Она уже третий день живет у меня, но так ведь не может вечно продолжаться.
– Врешь ты все, – сказал Джек напрямик. – Сам себе врешь.
– С чего ты взял? – удивился Белов.
– С того, Ленька, что ты втюрился, а признаваться в этом не хочешь. И она в тебя втюрилась, только она, в отличие от тебя, не пытается бороться с собой и скрывать свои чувства. А ты, ей богу, такой бабник и такой рационалист! Как это в тебе уживается?
– Вообще-то, ты, наверное, прав, – сказал Белов задумчиво. – Здорово ты меня расколол.
– Сам же говоришь – я хороший психиатр! А вот ты – хреновый психолог. Зачем тебе ее мучать? Она, кстати, очень опасный тип – роковая магическая женщина. Я сразу это понял, как только ее увидел. Правда, она сама этого не знает, но тем хуже для тебя. Такие начинают с тела, а потом душу крадут. Причем совершенно бессознательно. Никакого расчета.
– И что же мне теперь делать?
– А сам не знаешь? – удивился Джек. – Живи себе с ней и радуйся, что судьба тебе послала эту женщину. А не хочешь, отдай ее мне. Я о такой, может быть, всю жизнь мечтал.
– Ну уж нет! – возмутился Белов.
– Да я пошутил, собственник хренов! – усмехнулся Джек. – Я чужих женщин не отбираю, если только для опытов! Ладно. Вообще-то я уже не принимаю, но до конца недели еще буду в Центре. Привози ее... в пятницу, да, в пятницу, часам к одиннадцати.
– Привезу.
– А ты не держи ее взаперти. Вытащи из дома, отвези в кино, в кабак. Хочешь, в выходные на дачу рванем, пикник устроим. Ты ее обязательно с собой возьми.
– Я подумаю, – сказал Белов.
А Юля и правда спала, но во сне ей казалось, что все это происходит с ней наяву...
...Тишина... Полумрак... В коридоре раздаются чьи-то невидимые шаги, затихают, и снова, как замедленное тиканье часов, звучат в тишине...
Тише – тише, спать ложитесь...
Кто-то ходит, тихо шепчет,
Кто же это?..
Тихо в доме, свет погас,
Тихо в комнате соседней...
Только кто же так, в передней?...
Крепче спите, до рассвета...
Только кто там?
Нет ответа...
Или просто показалось?
Или кто-нибудь из нас?...
...В комнате, освещенной слабым призрачным светом, кто-то лежит на полу в нелепой позе и неподвижным взглядом смотрит в пустоту... Бледное лицо, растрепанные волосы... Боже, ведь это я, или не я? Я смотрю на себя со стороны, я вижу сама себя... В коридоре раздаются негромкие размеренные шаги, они то приближаются, то совсем затихают, замирают у самой двери... Дверь приоткрыта, я хочу встать, запереть ее, но не могу... Непреодолимая тяжесть сковывает тело... Я не могу подняться, не могу шевельнуть рукой, словно что-то придавило меня к полу... Темный коридор, бледный серовато-коричневый свет... Покачиваются пустые серые стены, а между ними продолжают звучать шаги... Или это не шаги, а звук воды, падающей из крана? Кап – кап – кап... Редкие капли равномерно ударяют об умывальник...
...Тише – тише... Тихо в доме.
Потеплей тебя укроет
Одеяло шерстяное...
Подожди! Который час?!
Я не знаю... За стеною
Все равно шаги шуршат
Словно ходики стенные...
А часы остановились...
Сколько лет тому назад?
Объясни мне, что случилось?
Или просто ты спросила
У меня, который час?
Тихо в доме, тихо в доме,
Никого нет за стеною...
Что же так тревожит нас?
Что же... так... тревожит... нас...
На окне покачиваются шторы, словно ветер их колышет... Сквозь шторы постепенно вырисовывается темный силуэт, будто гигантского роста человеческая фигура прячется за занавеской... Я вижу, как встаю с пола, вдруг отделившись от него. и иду к окну. Протягиваю руку, пытаясь отдернуть занавеску, рука путается в скользкой материи. С трудом ухватив ускользающую штору, рву ее на себя, но за ней – другая, третья, и все четче, все ближе силуэт человека, стоящего по ту сторону... Вдруг занавеска падает, за окном – беспросветная темнота, а из темноты смотрит огромное расплывчатое хохочущее лицо... Оскаленные зубы, желтые пустые глаза... Сильные цепкие руки, испачканные кровью, хватают меня и тащат к себе... Я пытаюсь вырваться, и не могу, и вот я уже в темном коридоре, из которого не видно выхода... Страшный человек крепко держит меня и ведет за собой в пустоту...
Белов вошел в квартиру и услышал Юлин крик. Он бросился в комнату и увидел, как она катается по полу, запутавшись в сорванной с окна занавеске. Это было похоже на эпилептический припадок.
– Юля! Юля! – Белов склонился над ней, разжал ее руки, сжимавшие измятую ткань, поднял с пола и, прижимая к себе, понес в постель. Она сразу обмякла, открыла глаза и испуганным взглядом посмотрела на него.
– Юля! – повторил Белов. – Это я, Леонид. Ты меня узнаешь?
Она прижалась к нему и заплакала.
– Ну, хватит сырость разводить, – сказал он, ласково гладя ее по голове. – Все в порядке...
– Что со мной было?
– Ничего особенного, – соврал он. – Ты, видно, испугалась чего-то. Помнишь, что тебя так испугало?
– Он тащил меня в лабиринт... – пробормотала Юля.
– Кто?
– Не знаю. У него... почти не было лица... Он как будто не человек.
– Тебе это просто привиделось, – спокойно сказал Белов. – Никого здесь не было.
– Ты не видел! Они приходят за мной! А ты, ты хочешь, чтобы они меня забрали, ты совсем не любишь меня! – Она зарыдала, уткнувшись в подушку.
– Не бойся, никто больше не придет. И одну я тебя не оставлю.
– Правда? – спросила она, всхлипывая.
– Конечно, правда. Одевайся, – сказал Белов, протягивая Юле джинсы и куртку, – поедем кататься.
– Зачем? – спросила Юля испуганно.
– Я надеюсь, наша поездка поможет тебе что-нибудь вспомнить.
Через несколько минут Юля стояла перед ним в машиных джинсах и куртке. Она снова выглядела совсем девчонкой. Белов на какое-то мгновение залюбовался ей, потом взял за руку и повел к двери.
– Пошли. Только не нервничай, пожалуйста, все будет хорошо, я уверен.
Во дворе Юля растерянно огляделась. Все было непривычно, странно. Она в первый раз вышла за пределы квартиры, которая за последние дни стала ее домом, ее миром.
Белов медленно выехал со двора. Юля прильнула к окну машины, с удивлением разглядывая прохожих на улице, вывески магазинов.
...Ослепительный свет. Залитые закатным солнцем дома, оранжевое пламя отражается в стеклах... Яркие рекламы – белые, желтые, фиолетовые буквы... Синие, зеленые, красные автомобили гудят среди шумных улиц...
Смутные, туманные образы возникали перед ней, все это было и знакомым и незнакомым, странный, чужой и в то же время манящий мир окружал ее.
– Ты училась в музыкальной школе? – спросил Белов.
– Да, кажется... Мать заставляла меня заниматься музыкой... Я обожаю слушать музыку и ненавижу играть. Это не мое, я рано поняла это.
– А что твое?
– Мое – линии, объем, цвет, и человеческая душа... Я бросила музыку. Дома были скандалы. Я сбежала, жила у подруг, потом в какой-то общаге, похожей на барак. Там было холодно, сыро.
– Можешь подробнее описать эту общагу?
– Не знаю. У меня перед глазами картинка этого дома только изнутри. Коридор, тусклая лампочка, грязная общая кухня... Больше ничего не помню.
– Хорошо, мы просто поедем кататься по городу. А ты смотри в окно. Может быть, увидишь что-то знакомое.
– А если не увижу? – заупрямилась Юля.
– Ты, все-таки, постарайся... А послезавтра поедем к Джеку.
– Зачем?
– Он поговорит с тобой, поможет тебе что-нибудь вспомнить.
– А ты? Ты не можешь?
– Конечно, и я могу. Но он, возможно, сделает это лучше. Он не только мой хороший друг, он еще и отличный врач, и умеет такие штуки, какие я не умею. А сейчас мы с тобой поедем кататься по городу. В общем, хватит тебе сидеть взаперти.
– Хорошо, я буду делать так, как ты скажешь, – покорно согласилась Юля, замолчала и впала вдруг в совершенную апатию.
На Арбате, кутаясь в старую поношенную куртку, перед мольбертом стоял молодой длинноволосый художник. Выражение его лица было задумчиво и печально. Перед ним, картинно склонив хорошенькую головку, позировала миловидная девушка. Она улыбалась, радостно ожидая, когда он закончит ее портрет.
Художник водил карандашом по листу, глядя на свою натуру странным, невидящим взглядом. Как не пытался он сосредоточиться, перед ним всплывало совсем другое лицо – красивое, нежное, загадочное, с открытым взглядом больших ясных глаз, зовущих в свой особый неземной мир.
– Можно взглянуть? – с любопытством спросила позирующая натура.
Художник вздрогнул, с трудом пришел в себя и, не успел он ответить, как девушка подбежала к нему и с невероятным удивлением стала разглядывать рисунок.
– Но... это совсем на меня не похоже! – воскликнула она разочарованно. – Я не хочу такой портрет!
– Извините меня, ради бога... Я отвлекся... – пробормотал он, оправдываясь. – Я сейчас все исправлю!
– У меня нет времени ждать, пока вы тут отвлекаетесь! – возмутилась заказчица. – Вы тут – не единственный!
– Умоляю, всего пять минут! – он сорвал лист с мольберта, бросил на землю, наколол чистый и быстро и уверенно стал рисовать заново. – Вот увидите, все будет отлично!
– Ну уж ладно, – неохотно согласилась девица. – Но не больше пяти минут!
– Все. Готово. Если что-то не нравится, я подправлю, – обратился к ней художник.
Она посмотрела и на этот раз явно осталась довольна.
– Ну, как?
– Пожалуй, теперь получилось, – ответила она холодно, стараясь скрыть охвативший ее восторг. – Этот я возьму.
На портрете она была очень хороша, лучше чем в реальности, и в то же время сходство было совершенно очевидным.
Художник снял рисунок, протянул ей, сунул в карман деньги, ощущая противную дрожь в руках. Закурил. С брошенного портрета на него глядела прекрасная женщина, нареченная Юлей.
– Господи, где ты?.. – прошептал художник. – Что с тобой... Куда ты исчезла, почему не приходишь, не подаешь о себе вестей столько времени? Я надеюсь, ты счастлива, все у тебя хорошо... Но если что-то случилось... Где тебя искать? Как тебе помочь? Отзовись, Анна!.. Умоляю, отзовись...
Он наклонился, подобрал брошенный портрет, аккуратно уложил в планшет. Сложил этюдник, перекинул через плечо и медленно побрел по Арбату в сторону метро.
– Ромка, ты завтра будешь? – крикнул ему вдогонку бородатый хипарь в просмоленных джинсах и холщовой куртке.
– Не знаю... – оглянулся художник. – Как фишка ляжет... – и побрел дальше, разглядывая тупые носы своих старых башмаков.
Белов ехал по каким-то переулкам, стоял у светофоров, сворачивал во дворы и снова выезжал на шумные улицы. Юля смотрела в окно, Белов искоса наблюдал за ней и видел, что выражение ее лица то и дело менялось. Наконец они оказались на бульварном кольце, миновали Никитские ворота, через тоннель выехали к ресторану Прага.
– Можешь остановиться? – вдруг сказала Юля.
– Конечно. Ты хочешь пройти пешком?
– Да!
Они медленно шли пешком по Арбату. Вокруг пестрели вывески магазинов, вдоль улицы торговали всем на свете – матрешками, шалями, сувенирами, горячими сосисками, булочками, конфетами. Несколько художников рисовали портреты прохожих. Юля остановилась, как зачарованная глядя на них. Она заглядывала в их лица, но это были совсем незнакомые лица. Художники тоже глядели на нее, один подошел к ней и предложил.
– Давайте, я вас нарисую.
– Нет, не надо... – прошептала Юля.
– Хотите, я нарисую вас бесплатно! Мне так понравилось ваше лицо! – уговаривал художник.
Юля попятилась, схватила Белова за руку, у нее вдруг началась нервная дрожь.
– Не могу, увези меня отсюда!
– Вам придется нарисовать ее в другой раз, – сказал Белов огорченному художнику и повел Юлю к машине.
Она молча села, откинулась на сиденье и закрыла глаза...